ТРИ МУДРЕЦА В ОДНОМ ТАЗУ
ПОШЛИ АКУЛАМ НА АЗУ…
И ВСЁ ЖЕ, МУДРЫЙ ЗМЕЙ, НЕ ДАРОМ
МЫ ОТДАЕМ МИРЫ КОШМАРАМ !
Очередной день начался с завтрака всё в той же неохватной столовой. На этот раз им прислуживал мрачный, тощий, раскосый слуга с косичкой.
- Как спалось в наших покоях? – спросил Тинк, раскуривая трубку после крепчайшего кофе.
- Тебе снилась матушка или жена? – спросил Кок, лакомясь яблочным пирогом.
- Мне думается, это не самый интересный предмет для разговора.
- Отнюдь, – возразил Игл. – Нам интересно всё. И сны тоже, ибо сны в наших покоях снятся вещие. Каждый сон – это информация не только о госте, но и его Мире, и о том, что окружало, окружает и будет окружать его. Но если наш гость не желает делиться, не станем настаивать.
- Кроме снов, каким образом вы получаете сведения?
- По-разному. Мы торгуем с парой-тройкой изолированных соседних Миров, имеющих мощную защиту, по отработанным каналам. Кроме того, мы слушаем пространство. Для этого в замке есть специальная комната. Она сквозная. Там собираются воздушные потоки. Они несут в Трианон знания со всех Миров и со всех веток, как реально действующие, так и вероятностные. Расшифровка – сложный процесс, требующий порою жизни…
- На крыльях этих знаний может явиться Изнанка, - сказал Дин. – Не спасёт мощная защита, не защитят волки.
- На крыльях знаний прилетают только знания. Их расшифровка – серьёзный труд.
- Значит, вы знаете всё?
- Почти всё – мы не настолько самонадеянны, чтобы знать всё, Дин Ди из Леоллы.
- И что же вы знаете обо мне? Вы можете предсказать мне судьбу?
- Боюсь, что это не принесёт тебе радости.
- Предсказания редко когда приносят радость. Ради них приходится проходить сквозь огонь, воду и медные трубы. Но я готов.
Игл вытянул руку – стол пришёл в движение. Блюда, чашки, вазы поползли вдаль от них к левому концу, а справа, будто по транспортёрной ленте, к ним двигались пачка тетрадей, кипа книг, коробочки с костями и восковыми палочками, стопка плоских металлических фигурок, зеркальца разных форм, колоды карт и мощный, закрученный канделябр с оплывшими свечами.
- Вы по-прежнему гадаете на столь примитивных, ненадёжных и отживших предметах?
- Простых и отживших – возможно. Зато эти предметы надёжно аккумулируют энергию, мода не властна над ними. Я презираю и недолюбливаю те концессии, что пользуются, согласно новейшей моде, электронными Оракулами. Смешное и опасное поветрие – доверять искусственным импульсам и математическим расчётам, а не живому току Времени. Желаете проверить, насколько я прав?
- Пожалуй, это любопытно, - улыбнулся Дин. – Но как я определю, правда это - или ложь?
- Не определите – прочувствуете. Ну-с, что бы вы желали загадать или узнать для начала?
- Пожалуй, я не прочь узнать подробнее о некоторых древних Мирах. Положим, я хочу разыскать в них одну особу… - задумчиво сказал Дин.
- Прекрасно. Давайте поищем. С какого предмета начнём?
- Пожалуй, вот с этого. Экзотичное действо. Надеюсь, скучно не будет, - и Дин указал на колоду карт.
Колода мгновенно приблизилась к нему, сама, не дожидаясь, когда Игл возьмёт её в руки, наплыла, увеличиваясь в размерах, и Дин отшатнулся невольно.
- Дин, гадание уже началось, - услышал он будто сквозь сон, и комната с замком стремительно начали отдаляться…
Нет, это Дин стремглав, неудержимо отдалялся от Трианона, пропарывал стены Замка и разноцветные небеса, пока не оказался где-то далеко-далеко, на необъятном каменистом поле. Диковинное это поле было словно расчерчено на геометрические фигуры, но только их заполняли гладкие, ровные островки травы: травяные треугольники, травяные квадраты, травяные ромбы и круги, кольца и эллипсы, многоугольники и подковы. И посреди каждого островка безлико блестело небольшое, вертикально стоящее двустороннее зеркало, диагональю не более 50 сантиметров. Странные карты!
Ветер гулял по полю, гнал облака, овевал лицо и сушил губы, зеркала постанывали и гудели, а трава оставалась недвижной. Дин осторожно сделал шаг, другой, третий, стараясь ступать по камням, а не по траве, которая казалась ему замершей в преддверии каких-то неведомых свершений. Каждый шаг извлекал из камня не удар и не шорох подошвы, но звон, словно тронули струну.
Так он двигался, и витиеватая мелодия сопровождала его движение. Куда он шёл, зачем – он не знал и не ведал. Полю не было конца и края, однообразному небу со стремительно летящими облаками – тоже. Зеркала не отображали в себе ничего, кроме травы и неба – Дин заглянул в одно из них, и не увидел даже своего отражения.
Дин шагал и шагал, бездумно вдыхая крепкий травяной дух. Он забыл, что делает здесь, и как сюда попал. Здесь не было целей, направлений и информационных потоков. Пусто. Даже трава казалась неживой. Ему захотелось лечь, свернуться калачиком на тёплом камне и смотреть на ровный гипнотический полёт сероватых завитушек по выцветшему, бледно-голубому небу. Лечь… уснуть… видеть сны…
Голова вмиг отяжелела, глаза начали слипаться. Дин споткнулся раз, другой, упал на четвереньки, затуманенный взгляд скользнул по поверхности ближайшего зеркала – и вдруг сердце содрогнулось глухо и замерло. Он увидел, как зеркальная гладь подёрнулась рябью, потом разгладилась, и в ней отразились смутные, зыблющиеся фигуры-тени, серые, словно сумеречный туман, который танцует у самой поверхности тусклой земли. Отразился Мир, бескровный, будто подёрнутый пеплом. Мир сгоревших надежд, умерших желаний, рассыпавшихся в прах стремлений…
И этот Мир медленно надвигался на него, грозясь поглотить, как только сон сморит путешественника по Безвременью.
Нет, только не сон! Сон во сне! Из него не выйти, от него не очнуться, его не отбросить, не смахнуть. Станешь вечным странником, блуждающей серой тенью без мыслей и чувств, без цвета и жизни – только не это! Страшнее Изнанки нет ничего!
Дин преодолел зов зеркала и заставил себя встать.
- Неужели? – насмешливо спросил его внутренний голос. – Неужели Изнанка тебе не мила? С каких это пор? Ведь ты влюблён, не много не мало, в саму Верховную Владетельницу её, ты гонишься за ней по пятам, увлекаемый к краю Миров, ты мечтаешь ею овладеть, ты сгораешь от желания пронзить её плоть – так неужели ты не понимаешь, что это возможно только в её Империи?
- Да, я влюблён в Теру, но мне не мила её Империя, без цвета и вкуса, без запаха и света, без чувств и переживаний…
- Ха-ха-ха! – засмеялся тот же голос, и Дин понял, что разговаривает не с самим собой, а с неким существом, скрытым в Пространстве и пока что себя не обозначившим.
– Во-первых, ты заблуждаешься насчёт Изнанки. Разве может быть бесцветным и безвкусным Мир, вобравший в себя такое количество разнообразнейших и ярчайших Миров, такое количество людей и живых существ?
- Изнанка убила их, прежде чем завладеть душами, - возразил Дин. – Они мертвы, они потеряли себя.
- Они не потеряли себя, а приобрели новую жизнь. Они такие же, какими и были. Но в другой оболочке. Во-вторых, если твоё зрение неспособно наслаждаться Изнанкой, что мешает тебе её трансформировать, вернуть цвета и голоса? Впрочем, как можно рассуждать о том, чего не видел и не прочувствовал? Загляни в другое зеркало – и ты поймёшь, о чём я толкую.
- Стоит ли тебе доверять – ведь ты даже не показался мне!
- Мне незачем показываться. Ты уже во мне. Не бойся, дерзай! Попробуй увидеть цвет! Услышать музыку!
- Я - боюсь?.. Ты ошибаешься, Невидимый!
Дин встряхнулся, провёл ладонями по лицу и прошёл к следующему зеркалу. Склонился, приблизил лицо.
Зеркало мгновенно подалось ему навстречу, и Дин не успел отпрянуть, его затянуло вовнутрь…
…Он мягко и мерно покачивался на бархатном сиденье, цокот лошадиных копыт был подобен изысканному ритмическому аккомпанементу, но всё это, вместе взятое, не одурманивало и не убаюкивало, а возбуждало и вызывало нетерпение: скорей, скорей, скорей! Он уже жалел, что не вскочил на лошадь и не помчался, сломя голову, а согласился прибыть чинно, как положено знатному вельможе. Вельможе? Дин усмехнулся. В этом есть своя прелесть – из бездомного самозванца превратиться в аристократа.
Великолепный город проплывал мимо сквозь цветные мозаичные стёкла, меняя очертания, оттенки и выражение. То это был надменный зелёный господин, то яростный красный дракон, то пронзительно-голубая поднебесная птица, то рыже-золотой осенний ландшафт…
Городскому бульвару не было конца. Городской бульвар тянулся ровной горизонталью, рвался безудержной стрелой – туда, где стоял Дворец.
Громоздкий, но пышный экипаж поскрипывал рессорами, колебался и приговаривал что-то назидательное. Скорей, скорей, скорей!
Дворец надвинулся разом – переплетение мозаик, каменного кружева, скульптур, фресок, широких окон, арочных перекрытий и галерей, куполов и причудливых многоугольных башен.
В Дворцовом Парке гремела музыка, разряженные дамы и кавалеры вальсировали – взлетали пышные юбки, шелестели воланы и кружево, позвякивали цепочки и ножны.
Перед экипажем распахнулись ворота, и стражи в высоких головных уборах, с галунами и позументами, отдавая честь, щёлкнули каблуками. Их мечи у бедра покачивались, шпоры торчали воинственно. Дверцу почтительно отворили, и Дин, стараясь выглядеть чопорно и скучно, сошёл в парк. Роскошное вальсирующее общество на миг замерло, с любопытством оглядываясь – кто же это посмел опоздать, что за новое лицо в фаворитах у юной принцессы? Дин шёл, улыбаясь, щедро раздавая приветствия, мимо бархата и шелков, кружев и безмерного количества сверкающих драгоценностей, но ещё не видел главного сокровища.
И вот к Дину выбежала она. Нет, вылетела птицей. Выпорхнула лёгкой бабочкой, не скрывая радости и гордости, смеясь и взмахивая руками, прекрасная юная женщина. Дин знал – её имя Виола, и он – её тайный возлюбленный из Южной Державы, лже-барон Дино Ди, и сегодня впервые они вместе публично, напоказ, чтобы больше не было домыслов и толков.
Пламенный поцелуй, и вот они закружились, понеслись по ровной дворцовой лужайке, не чувствуя под собою ног, не видя никого, кроме друг друга.
Но что это за мужчина схватился за ножны? Ага, кажется, им не суждено беззаботно веселиться. Пары испуганно расступились. Принц Фалернский, брат принцессы Виолы, высокий, угрюмый и худой, пылая гневом, жестом руки приказал оркестру умолкнуть и направился к ним через всю поляну широким, уверенным шагом.
- Кто приказал его пропустить? – прошипел он сквозь зубы, но так, что это расслышали все.
- Я приказала его пропустить, Сальваторе, - произнесла Виола как можно мягче.
- Ты совершила ошибку, и я намерен её исправить. Сеньор, извольте покинуть бал!
– он сказал это тихо и спокойно, но пламя ненависти прорывалось обжигающими искрами.
- Сальваторе, прошу тебя, не испытывай моё терпение, оставь нас, - приказала принцесса, побледнев от негодования.
- Я разговариваю не с тобой, - возразил принц. – И приказывать буду я. Виола, отойди от этого человека, и я так был чрезмерно терпим. Я не ожидал, что ему достанет наглости явиться на твой бал. Да будет тебе известно, что он не барон. Он – разбойник, изгнанник, бунтарь, он вне закона, и его наглость беспрецедентна.
- Ты ошибаешься, - Виола побледнела. – Дино высокороден, в нём течёт королевская кровь. И сегодня он явился с открытым лицом.
- Его лицо немногого стоит. Ты говоришь, в нём текла королевская кровь? Текла, Виола, и вся вытекла. Теперь он бездомный, безродный самозванец! С ним поступили справедливо.
- Монсеньор, ни одна регалия не может украсить или принизить человека. Моё человеческое звание остаётся таковым. Прошу вас, не унижайте свою сестру.
- Ты, проходимец, бастард, ты смеешь открывать рот? – Сальваторе побагровел от ярости и выхватил меч. – Я уничтожу тебя собственной рукой!
- Если вам так угодно, – пожал плечами Дино и тоже выхватил свой именной клинок. Завязался поединок. А Виолу плотным кольцом окружили фрейлины, оттеснив подальше от круга. Мужчины оба были в гневе, пылали желанием доказать свою праведность и право на жизнь в этом Мире, право на трон и любовь принцессы, на чьих плечах покоились Гармония и Сила Мира.
Клинки звенели и высекали искры, резкие вскрики вылетали из разгорячённых глоток. Азарт битвы захватил всех, даже прекрасную Виолу. Она, сверкая очами, молилась за победу возлюбленного и одновременно страшилась потерять брата.
А тем временем вкруг уже собиралась личная охрана из гвардии принца, готовая по первому знаку прекратить поединок, схватить пришельца и бросить в каземат до суда. И вот Сальваторе выбил меч из рук противника.
Но не подал знака. Он собрался самолично проткнуть врага, опозорившего его сестру. И Виола бросилась на помощь возлюбленному.
Она прорвалась сквозь руки придворных дам, подхватила выбитый меч и метнулась к Дино, чтобы передать ему оружие. И в это мгновение взлетел клинок Сальваторе.
Дино не успел помешать ему или оттолкнуть Виолу. Сальваторе в запале и слепой ярости задел мечом собственную сестру, и зарычал от ужаса, и выронил меч.
Виола вскрикнула и побледнела. Хлынула кровь. Клинок задел её лишь слегка, рассёк предплечье, но с этой кровью из Мира начала уходить Сила. Виола бессильно упала на руки Дино. Потом её фигура потеряла объём, стала плоская, точно вырезанная из картона, замигала, завибрировала – и начала рассыпаться в пыль и прах. А следом принялись ссыхаться, сморщиваться и рассыпаться все прочие фигуры. Затем пепельная рябь пошла по зелёной траве, сверкающему дворцу, словно всё вокруг съедала серая ржа.
Мир исчезал. Дин, задыхаясь от недостатка воздуха, нащупал глазами в Пространстве зеркало – окровавленный меч принца Сальваторе, который отразил ту же траву, только живую и трепещущую, и нырнул в него.
Короткий, но оглушительный полёт, и Мир изменился.
Дин оказался на тропе, почти у самого подножия невысокого, долгого, пологого холма. Вокруг подножия были разбросаны камни разнообразнейших форм и оттенков. Многие валуны и глыбы напоминали очертаниями грубо вырубленных животных – или то была просто иллюзия, естественное и наивное творение Природы?
А на холме стоял маленький Храм. Не возвышался, не красовался, не кичился собой, но со спокойным, величавым достоинством дожидался своего посетителя. Храм был прост, но прекрасен. Ему не было нужды доказывать своё превосходство. Оно было бесспорным, ибо Храм хранил, заключал в себе одну из ипостасей Иномирья.
Вокруг Храма благоденствовала зелёная, пышная, напитанная влагой и солнцем, трава. Травы и цветы – высокие и низкие, яркие и бледные, прекрасные и забавные – они все цвели и качались ласково и благодушно, благоухали - и сами наслаждались своим ароматом.
Дин засмеялся. И пошёл по тропе вверх, к маленькому Храму. Цветы тянулись к нему и кивали благосклонно. Каждый хотелось приласкать, к каждому - прильнуть губами. Дин шёл и шёл по нескончаемому подъёму, Храм не отдалялся, но и не приближался, словно Дин перебирал ногами на одном месте. Эта дорога была бесконечна, и страннику предстояло пройти несколько спиралей, прежде чем Храм дозволял проникнуть в него. Кровь прекрасной Виолы давно обсохла на рубашке, а её поцелуй выветрился с губ и из памяти. Теперь его звал Храм, в котором ожидали Жрицы Безвременья и сама Царица-Хранительница, прекрасная не меньше, чем предыдущая возлюбленная. Ожидала Дверь в другой Мир.
Он легко перепрыгнул через кипящий ров, внезапно возникший на пути. Затем точно так же перелетел через расщелину, на дне которой вздымались острые пики и обломки скал. Все преодолённые препятствия тут же исчезали из Мира, словно их и не бывало: все они представляли собою лишь иллюзию.
Дин посмеивался: и это – все препятствия? Какая чепуха! Он шёл по каменным изваяниям, беспечно попирал их ногами – и они уходили в землю или рассыпались в песок и пыль. Точно так же, дурачась, он наступил, не перешагивая, на «каменную змею».
Он не обратил внимания, что Каменная Змея блеснула глазами. Затем, за его спиной, шевельнулась, вновь замерла – и начала сантиметр за сантиметром разворачиваться. Дин шагал, а Каменная Змея медленно, очень медленно оживала: ей некуда было спешить.
Дин шёл, напряжённо вглядываясь в Храм. Вот открылась резная дверь. Показалась Чёрная Жрица в набедренной повязке из цветов, следом – Белая Жрица в сиреневом прозрачном покрывале. Они увидели странника, замахали ему руками. Дин ощутил исходящие от них Силу, Любовь и Призыв – они так давно скучали без гостей.
Значит, скоро его поход закончится.
Дин ускорил шаг, затем побежал, не совладав с нетерпением. Горящие рвы, бушующие воды морей, ледяные смерчи и раскалённые пески, рычащие тигры и уродливые, свирепые людоеды – всё это казалось ему игрушечным и несерьёзным. Но его нетерпение и беспечность оказались роковыми.
…Когда Дин услышал шорох за своей спиной, было уже поздно: Каменная Змея открыла свою каменную пасть, похожую на пещеру, полную сталактитов и сталагмитов, и эта пасть росла, становилась непомерно огромной. Дин рубанул мечом, меч высек фейерверк искр. Меч отскочил от каменного зуба, но Змея сделала выпад и заглотнула его. Меч исчез в ненасытной глотке, а зубы вмиг заблистали серебристым металлическим блеском. Таким ярким, словно зеркало. Теперь Дин бежал от пасти, а Змея пожирала всё, что попадалось ей на пути. Деревья, пригорки, озёра, скалы, поля, и с каждым глотком Мир уменьшался, приближался Храм, а Змея росла.
Последний рывок, Дин не добежал до вершины, споткнулся, упал и покатился кубарем с крутого склона, прямо в раззявленный рот. И безмятежный цветущий Мир с дивным Храмом исчез в ненасытной пасти серой Змеи.
А Дин перешёл в новую параллель.
Очередной Мир, по которому он шёл, не был ни серым, ни монотонным, ни скучным. Он был поистине страшным. Его испещряли чёрные проплешины с горячими или остывшими углями, словно кто-то с маниакальным упорством разжигал гигантские костры каждую сотню метров. На небе вместо облаков полыхали зарницы – рыжие и багряные сполохи пульсировали и метались, будто небо тоже подожгли, и совсем недавно.
В остальном, это была планета как планета. Планета, на которой царила осень. Холмы и овражки с ручьями, окружёнными юной порослью кустарника, каменистые взгорки и рощицы – тоже очень молодые деревца, тонкие, трогательно беззащитные, тянущие ветви к безоблачному небу, сухая трава - всё это было либо охристого, либо пурпурового, либо золотистого и медного оттенков. Великолепная оргия тёплых тонов! Пир для глаза! Дин невольно залюбовался жёлтыми, алыми, багряными, оранжевыми и терракотовыми переходами и переливами.
Осень… Осень ли? Дин расстегнул куртку – ему стало жарко. Воздух был горяч – пожалуй, жарковато для осени. Вот он спустился в лощинку, пересёк мелкий и ленивый ручей с чистой, но тепловатой водой – не мудрено в такой жаркий день! Выбрался наверх и огляделся. Неподалёку от него стояли два сухих дерева – внизу их точно кто-то подпалил, и они постепенно засыхали.
И вдруг его внимание привлекло странное явление. Он увидел, как из-за дальней рощи вынырнул светлячок не светлячок – но светящаяся фигурка. Она двигалась по направлению к Дину. Фигурка не передвигалась плавно и ровно, но подпрыгивала и приплясывала, словно язычок пламени.
Когда фигура приблизилась на расстояние ста шагов, Дин увидел, что это мужчина, не касающийся ногами земли, а плывущий над ней неровными, нервными рывками.
Огненно-рыжие волосы развевались сами по себе, по смуглому лоснящемуся, атлетическому телу пробегали огненные змейки.
Странный человек подплыл ещё ближе – и Дина обдало жаром. Потому что и волосы, и пальцы, и трепещущие шаровары его были из огня. Из огня были жаркие очи его, из огня был язык, то и дело облизывающий ярко-красные губы.
Увидев сухие деревья, Человек-Огонь ухнул, вскрикнул пронзительно и громко захохотал. В его глазах вспыхнула безумная радость. Он бормотал что-то вроде: «Ух ты, порезвимся! Ух ты, здорово! Эх, красота! Ой-ёй-ёй, какое блаженство!» Он пустился в дикий пляс, подпрыгивая, вращаясь и надолго зависая в воздухе.
И только затем он увидел пришельца. Человек-огонь застыл в причудливой позе, легко сохраняя невероятное, невозможное равновесие, при этом его ступни оторвались от земли, которая дымилась и тлела под ними. В глазах отразилось изумление и недоверие.
Мужчина вытянул вперёд руку – она удлинилась почти на метр – чтобы потрогать пришельца, словно сомневался, реален ли тот. Он не дотронулся до куртки Дина, но на ней – в том месте, куда хотел прикоснуться смуглый палец, - моментально образовалась прожженная дырка. Дин отшатнулся: его ожгло жаром, кончики ресниц и бровей опалило.
- Осторожней, приятель, я – не сухое дерево, гореть буду долго и некрасиво, – попытался пошутить он. – Так-то ты принимаешь гостей?
Огонь усмехнулся, принимая шутку, погрозил Дину пальцем.
- Неплохо ты здесь развлекаешься, - продолжил гость. – Завидую. Твой Мир хорошо защищён тобою же самим. Каково твоё хозяйство? Где дом? Чем ты питаешься здесь?
- Мой дом – окрест, - хозяин повёл трепещущими руками вокруг себя, подпрыгнул и несколько раз крутанулся волчком. Взметнулись язычки пламени. - Пищи маловато, - сморщился Огненный хозяин. – И любви. Деревья растут слишком медленно. Я еле таскаю ноги.
- Наверное, ты слишком пламенно их любишь и слишком быстро их поглощаешь, - предположил Дин.
- Ммм… я был очень голоден, очень-очень голоден, - признался Огонь. – Здесь было много пищи и любви. Я был молод и неразборчив. Поглощал всё подряд, сырым и свежим. Брр, противно вспомнить! Я не мог удержаться. Теперь я стал умнее. Я готовлю себе изысканное блюдо. Я опаляю нижнюю часть тела и жду, когда оно засохнет. И тогда – пирую!
Огонь завертелся волчком, рассыпая веера искр. Искры летели в Дина, он ловил их ладонями – не бог весть какое приобретение, но пригодится.
– В некоторых Мирах существуют деревья быстрорастущие, - сказал он. - Неплохо бы установить с ними контакты и раздобыть семена или саженцы.
- Ты сможешь это сделать? Ты знаком с этими Мирами? – заинтересовался Огонь и отодвинулся от побагровевшего Дина, с которого пот уже катился в три ручья.
- Возможно, я мог бы тебе помочь. Но для этого я должен знать, как выйти из твоего Мира и как в него вернуться.
- Пожалуй, я тебе покажу выход. – Человек с сожалением поглядел на сухие деревья, облизнулся, причмокнул и покатился прочь, приплясывая и припрыгивая, с огромной скоростью, продолжая непрерывно жаловаться на голод и слабость.
Дин бежал следом по опалённой, однообразной равнине, стараясь не ступать на дорожку из золы, разлетающуюся от каждого шага. В горле першило от сухости, во рту стоял вкус гари, в носу – запах дыма, на зубах скрипел пепел.
Ага, вот он, Выход из Огненного Мира! Дин ощутил его своим шестым чувством, своим третьим Оком. Хозяин вновь застыл в неестественной позе, на кончиках пальцев левой ноги, вскинув правое колено и откинувшись назад.
- Поклянись, что не обманешь, что принесёшь семена! Мой Мир богат энергией! Я мог бы быть полезен!
Хозяин на миг завис в воздухе, плавно опустился и сделал нетерпеливый шаг вперёд, чтобы обозначить проход. Но что это тускло блеснуло под его ногой? Дин услышал, как хрустнул осколок зеркала.
И тут же Зеркало вспыхнуло, взметнулся столб огня, на миг слившись с Хозяином. Равновесие и Гармония были нарушены.
Серое, пульсирующее Нечто прорвалось, надвинулось из Ничего, вернее – из останков дальнего кострища, из самой его сердцевины, из кучи золы, внезапно и неотвратимо.
Жаркий, огненный Мир начал свёртываться, засасываться в золу, земля под ногами Дина превратилась в самодвижущуюся дорожку, устремлённую к одной точке. Взметнулся вихрь. Огонь обернулся, в его светящихся глазах отразился смертельный ужас.
- Что это? – глухо прошипел он. – Пришелец, ты обманул меня? Ты принёс Смерть?
Он хотел схватить Дина горящими пальцами, но земля вздыбилась под ними. Огонь закувыркался в воздухе. Тело Огненного Хозяина засветилось нестерпимым, зеркальным блеском, и Дин, вновь судорожно пытавшийся во взбунтовавшемся пространстве нащупать взглядом Дверь, интуитивно понял, что его спасение – в этом зеркальном коконе.
В последний момент, задыхаясь и обжигая глотку раскалённым воздухом, Дин нырнул в зеркало. И вовремя – Мир сзади него сворачивался бешеной спиралью и утекал куда-то в пепельный квадрат, тоже утрачивая цвет и насыщаясь серым…
… И опять Дин перескочил в новый Мир.
Теперь он стоял на городском тротуаре, на улице старой застройки, с домами невысокими, но крепкими, мощными, самоуверенными и респектабельными. Перед ним пролетали машины, легковые и грузовые, сзади пестрела и сияла широкая витрина магазина модной одежды, впереди, по другую сторону улицы, тянулось приземистое трёхэтажное здание с колоннами и аркой. На арке переливалась разноцветными буквами неоновая вывеска «Олимпия» - это был старый центральный кинотеатр, архаичный снаружи и комфортабельный и уютный внутри. Здесь, у кинотеатра, Дин – или доктор Дмитриев - назначил свидание своей любимой девушке Ирине.
Строго говоря, Ирина была его пациенткой, она страдала от депрессии и приступов невротической амнезии, не слишком частых и не слишком долгих, но могущих стать опасными для её жизни. Ирина словно бы переставала на считанные минуты существовать в нелюбимом «Здесь и Сейчас», переносясь в Мир вымышленный. Виктор Георгиевич Дмитриев лечил её – и влюбился. Его любовь смогла сделать то, чего не смогли другие врачи и лекарства. Ирина выздоровела: вернулась в реальность.
После выписки из больницы прошёл месяц. Рецидивов не наблюдалось, но Виктор продолжал наблюдение по своей воле, мало-помалу ослабляя контроль.
Ещё вчера они гуляли по скверам до поздней ночи, как двое, познавшие первую влюблённость, целовались и не желали расставаться. Прощаясь, Ирина встала на цыпочки и шепнула ему в ухо: «Знаешь, я хочу тебя…» - и это наполнило Дмитриева радостным предвкушением грядущей близости.
Сегодня Виктор устроил ей испытание на полную самостоятельность. Они условились встретиться у дверей кинотеатра, в кармане Виктора лежали два билета на старый, добрый музыкальный фильм «Двое в старом городе», билеты на последний ряд, где можно устроиться удобно, обнявшись и обмениваясь поцелуями под замечательную ретро-музыку.
Он увидел Ирину сразу, и тотчас глухой, смутный страх закрался в душу. Он рано праздновал победу, самоуверенность его подвела. Ирина стояла неподвижно, на самом краю тротуара, не решаясь ступить на линию перехода или отступить назад.
Виктора ошеломили её глаза. Пустые, потерянные, беззащитные, беспредельно одинокие, обращённые внутрь себя. Виктора поразили её движения – заторможенные, неуверенные. Вот она развернулась и сделала несколько шагов прочь…
- Ирина! – закричал Виктор. – Я здесь! Жди меня! Ирина! Я пришёл! Я здесь!
Он отчаянно замахал руками, пытаясь привлечь её внимание и посылая мысленные импульсы. Увы, его гипнотические способности на таком расстоянии были бесполезны. Он наткнулся на глухую, невидящую пелену.
«Чёрт, чёрт! Я кретин! Прости меня, милая! Я возомнил себя богом, но оказался идиотом!»
Девушка неспешно обернулась на крик, серая пелена немного рассеялась. Ирина напряжёно вглядывалась, пытаясь преодолеть мелькание машин, и лишь балансировала на грани узнавания, в смутном пятнышке дежавю. Улыбнулась слабо, вздохнула…
И доктор Дмитриев поспешно рванулся к потерявшейся девушке, которая обрадованно шагнула на мостовую, словно не замечая несущихся машин. Она двинулась к нему.
- Стой, Ирина, стой! Не двигайся! – отчаянно закричал Виктор. – Я иду к тебе!
Грузовоз вынырнул из соседней улицы и понёсся стремительно по направлению к светофору, стремясь быстрее проскочить на зелёный свет. Словно в замедленной киносъёмке, Виктор видел, как тот летит, натужно ревя, и его скорость была сопоставима с его тяжестью. Виктор понимал, что гигантскому рефрижератору не затормозить так быстро, как бы хотелось водителю…
Дмитриеву казалось, что его время движется слишком неспешно, он не успевал к девушке, которая с широко раскрытыми глазами плавно шла, нет, плыла наперерез гудящим машинам ему навстречу.
Всё произошло в те неисчислимо малые доли мгновения, которые поддаются осознанию, но не поддаются корректированию. Он успел увидеть сверкнувшую на солнце зеркальным блеском табличку с логотипом изготовителя, он успел осознать, что ни он, ни Ирина не успеют избежать столкновения.
Рёв и визг тормозов ударили по ушам. Взметнулась каштановая волна волос и рука с чёрной сумочкой. Ирину страшным ударом отбросило назад, на тротуар, а Дмитриев влетел под самые гигантские колёса. И перед тем, как чудовищный удар обрушился на него, он успел войти в сияющую табличку взглядом.
И снова спасительное зеркало выручило его, затянуло в себя. Затянуло, чтобы выбросить в новом старом Мире, Мире, которого также уже не существовало.
Прекрасные каменистые холмы, волнистая линия горизонта с каёмкой голубых гор, бескрайнее небо и – величественный Замок на ближайшем холме, зубчатая стена, местами разрушенная и заплетённая диким виноградом.
- Мама, я ухожу сегодня, и не говори мне, что не время, - так говорит девушка в кожаном комбинезоне, увешанная оружием. В её руках – шлем, и он ждёт, когда соприкоснётся с её гордой головкой, чтобы скрыть перетянутую драгоценной фамильной заколкой копну густых чёрных волос, так презирающих строгий порядок парадных причёсок.
Дин слышит её голос от подножия холма, через расстояние, потому что в его ухе – переговорная клипса, подаренная Терренсой, и он не расстаётся с ней, чтобы не разлучаться с невестой. Всё услышанное тут же предстаёт перед ним цепочкой эпизодов.
- Мужское платье не к лицу девушке твоего сословия, - тихо, но с достоинством говорит Сирико, её мать, поправляя прядь в высокой, сложной причёске. На ней – длинное бархатное платье с символическими вышивками, фамильные драгоценности – всё, что осталось от былого великолепия. – Девушки не сражаются. Что тебе в соседнем Мире?
- Не время думать о приличиях. Наш Мир не в меньшей опасности, мама, я чувствую, что должна идти сражаться, что это – моё дело. Рыцарь Диниди идёт мне навстречу, мы соединимся у Барне-лоо, затем поспешим к Перекрёстку.
- Так это он уводит тебя? – вспыхнула Сирико. - Диниди? Этот колдун, этот отступник, покинувший кров и полуслепого отца ради сомнительных приключений в Мирах?
- Не ради приключений, мама, а ради обучения премудростям жизни. Да и в приключениях и любви к новизне что предосудительного?
- Он околдовал тебя, не иначе! – упрямо повторила Сирико. - Ты – такая же сумасбродка! Никогда не слушалась старших.
Терренса рассмеялась.
- Меня может увести лишь собственное желание и стремление, мама. Не ты ли учила меня быть самостоятельной?
- Дочка, я буду молиться за победу и за твою жизнь. Я прокляну рыцаря Диниди, если он не обережёт тебя! Ты – всё, что осталось у меня, всё, что осталось от семейства Ру-ди.
- Прости, мама, и прощай!
Терренса поцеловала мать, надела шлем и сбежала по лестницам вниз, к выходу из Замка. Там, во дворе, её ждали четверо верных слуг – весь её отряд, любимые кузены: всё, что осталось от когда-то многочисленного, знатного семейства, ныне обедневшего. Они сели на своих коней-киборгов и поскакали к Перекрёстку Миров.
…Дин, или Диниди, оставив свой отряд в разрушенном посёлке, поспешил навстречу Терренсе, чтобы встретить её так, как подобает жениху.
Вот клубы пыли, взбитые механическими существами на плато, возвестили о прибытии Терренсы Ру-ди. Завидев его, Терренса послала свой крохотный отряд по дороге вперёд, а сама поскакала напрямик, к возлюбленному. У них было в запасе немного времени, совсем немного – для себя…
Они скакали бок о бок, не произнося ни слова, до тех пор, пока не показалась каменная дозорная башня Барне-лоо подле давным-давно заброшенного завода по производству чипов для животных. Они не стали заходить внутрь, а расположились на маленькой лужайке, вблизи чахлых изогнутых деревцев.
Конь-киборг расправил крылья, образовав над ними навес, с другого бока в нём открылась дверка, и под ноги хозяевам легло пластиковое походное покрывало.
Терренса поспешно сбрасывала с себя оружие, военную одежду, и Диниди задохнулся от восхищения, глядя на её белую кожу, высокую грудь, гибкий стан, крепкие мышцы. Она была прекрасна так, как могла быть прекрасна только жительница Ру, одного из самых древних Миров Иномирья...
Страстный последний поцелуй – и они свернули краткий бивуак. Терренса вновь превратилась в юношу-воина, закованного в броню сверхпрочной металлизированной ткани и увешанного оружием – стальным говорящим мечом Краита и сметающим всё живое лучевиком Нанка, уникальным лучевиком из Мира Ламот, за который род Ру-ди отдал технологии своих кибернетических лошадей.
И они отправились в путь. Меч Краита пел им печальную и суровую песнь войны, подбадривал и вдохновлял на бой.
Со всех сторон, по всем дорогам к ним присоединялись отряды отдельных рыцарей и войска окрестных Владетелей, но такая война была не под силу раздробленному феодальному Миру. Мир Ру, застывший в своих аристократических амбициях, не сумел
сплотиться вовремя, чтобы отбить врага от самых границ, от Перекрёстка. И вот теперь волны чужой бойни долетели до них сквозь Пространство. Через несколько десятков километров ускоренного движения они приблизились к месту сражения, которое теперь сильно сместилось от Тоннеля вглубь Мира.
…Они потеряли и отряд Терренсы, и часть небольшого войска Диниди, не дойдя до Перекрёстка. Скверна из Чёрного Тоннеля уже успела перевалить через ряд пологих холмов Ванидии. Подходы к полю были усеяны полуобгоревшими трупами тех, кто пытался сразиться с нечистью – ордами дикарей-пиратов, орков, периодически налетавшими на Мир Ру, подобно гигантской волне цунами, сметающей всё живое.
Тяжело пришлось южному Правителю Роси-Ру, принявшему на себя новый удар. Его мощное и необъятное войско только теперь дождалось подпитки, но эти многочисленные ручейки, влившиеся теперь в бушующее море, уже не могли повернуть волны вспять. На поле брани метались молнии и валы огня, люди горели заживо, сгорали и выходили из строя верные кони, а над полем пульсировала чёрная воронка-Тоннель, Пульсар. И он продолжал время от времени выплёвывать из себя сотни неудержимых клонов-орков, уродливых и неуклюжих, с допотопными мечами, но неукротимых и в сверхпрочных доспехах. Мечи сметали огнём десятки орков, а на их место тут же становились новые.
Диниди и Терренса влились в бойню. Меч Терренсы сам находил уязвимое место противника и разил, издавая торжествующий вопль, легко парировал самые изощрённые и сокрушительные удары, бросался на помощь Колдуну Диниди, едва не выскакивая из рук от рвения. Он вошёл в раж и без устали водил рукой Терренсы, которая, казалось, не ведала усталости.
Но скоро Диниди понял, что для победы необходимо уничтожить Тоннель с Оком, иначе всем им лежать на поле мёртвыми. Тогда он сосредоточился и попытался прозондировать воронку. Да, её силы ограничены, она родила слишком много воинов. А если попробовать лишить её подпитки?
- Терренса, мне нужно не менее десяти человек с лучевыми мечами, не боящихся расстаться с жизнью мгновенно – мне нужна энергия. Собери воинов, мы отходим за холм.
Терренса лишь кивнула в ответ и коротко отдала приказ. Меч вздохнул и приготовился к новой работе.
… Диниди сконцентрировался, забирая энергию у людей и направляя её в воронку разрушительным импульсом. Часть Пространства вспыхнула ослепительно, почернела, выгорая, но в её глубине продолжился бесконечный Чёрный Тоннель. А в самом его конце высветилась открытая Дверь. А за ней… За ней, на самом дне воронки, вновь сквозило фосфорическое Око, продолжающее рождать воинов.
Люди выстояли, они лежали обессиленные вокруг них, но были живы. А энергия из мечей потекла в чёрную дыру. Меч Терренсы застонал. Диниди почувствовал чужой Мир, хотя не хотел чувствовать. Увидел – хотя меньше всего хотел видеть. Алчный, скупой Мир. Вампир. Захватчик.
Ни единой энергетической зацепки. Глухо. Диниди напрасно пытался найти Силу, хоть немного скачать её для подпитки оружия. Замысел был неплох - воспользоваться чужой Силой – и сломить её. Но замысел оказался неосуществим. Оставалось отдать себя – если Миру возлюбленной Терренсы требуется его жизнь, Диниди готов её отдать.
- Держись, Терренса! Держись!
Адское напряжение, казалось, вот-вот принесёт плоды, Око затрепетало в корчах, рассыпая снопы искр, нет, не искр – своих горящих воинов. Вот-вот Энергия потечёт вспять, возрождая к жизни оружие воинов Ру. Но тут из воронки вырвалось щупальце - клуб чёрного вихревого дыма. Он обвил уничтожающий луч Диниди и ворвался в их маленький отряд, подхватил подругу колдуна, обнял самого Диниди смертельной хваткой.
Напрасно Диниди отбивался своим мечом, пытался пережечь чёрный жгут ослабевшим лучевиком - чёрный вихрь уже сломал девушку и засосал внутрь воронки, следующая очередь была его, а собственная Сила Диниди-воина быстро иссякала.
Новый зазеркальный Мир, чуждый и безжизненный, без воздуха и чувства, закружил его, вовлёк в спиральный поток. Дин попытался вскрикнуть – но грудь сдавила страшная тяжесть, он начал задыхаться и – потерял сознание…
… Очнулся Дин в Трианоне, в комнате с мудрецами. Сидящий в том же самом кресле, из которого отбыл, с плывущей головой пьяного. Мудрецы сочувственно смотрели на него, но не произносили ни слова и не тревожили расспросами, пока Дин окончательно не пришёл в себя.
Покуда Дин блуждал в Мире зазеркальном, утро стремительно сменилось вечером. Вторым вечером на Трианоне. Дин вернулся в свою уединённую комнату разбитым, неудовлетворённым и полным чувства вины. Он жаждал ласки и утех, чтобы стряхнуть с себя потрясение, тяжёлое настроение и сонную одурь, рождённую гаданием. Чтобы забыться в любви.
И пылкая Магдалина вновь пришла к нему, чтобы радовать и отдавать себя безвозмездно, не требуя наград. Пришла с терпким вином, арбагонским шоколадом, нашпигованным орехом, и медовыми трианонскими грушами. Конечно же, хандра рассеялась, они не спали друг подле друга. А утром, на рассвете, она ускользнула: обширное домашнее хозяйство Трианона требовало неустанных хлопот.