1.
Настя тянула за руку упирающегося Васю, в другой несла сумку с продуктами. Надо было побыстрее попасть домой, скоро должны были прийти домашние: Наташа из музыкальной школы, Леша из кружка роботехники и муж из университета. Как всегда, придут голодные, их надо кормить, а дома, кроме пачки пельменей был только початый майонез. Поэтому Настя загодя сбегала в магазин, набрала сумку продуктов, потом забрала Васеньку из детского сада, и теперь с переменным успехом пыталась уговорить его идти быстрее. Васеньке очень хотелось остаться во дворе на детской площадке с такими же как он детсадовскими. Поэтому он всячески упирался, зная, что, пока не вернутся брат и сестра, дома будет скукотища. Мама запрется на кухне, изобретая необыкновенный ужин из обыкновенной сумки с продуктами. Канючить нечто наподобие: «Ма, оставь меня во дворе», - Вася считал не мужским поступком. Ему было уже шесть лет, скоро в школу, надо было блюсти реноме. Поэтому он выбрал стратегию «непротивления злу насилием», которую часто упоминал отец, разбирая детские конфликты сыновей. Вася не понимал, что это такое. Но его главный семейный авторитет (конечно, после родителей!) – сестра Наташа полностью поддерживала принцип, растолковывая его на примерах. Главное, что он вынес из этого (пока!): надо мыть руки перед едой и чистить зубы перед сном. Это он делал с удовольствием, потому что можно было поплескаться вволю, утоляя жажду развлечений.
Настя тянула, Вася упирался и одновременно глазел по сторонам, в безуспешных поисках чего-то нового. За весь день в детском саду ничего интересного не произошло. Разве, что в игровой комнате появилась новая игра, но она оказалась мальчишески не интересной, и они отдали ее девчонкам, проявив рыцарское благородство. А сами стали собирать из кубиков крепость, чтобы потом, перед обедом с грохотом ее разрушить. Получалась двойная польза – удовлетворялся зуд творчества, типичный для их возраста, и, тоже типичный, инстинкт разрушения. В поисках нового Вася поднял глаза, надеясь на березе увидеть павлина, попугая или, на худой конец, обезьяну. И тут он обомлел, по небу на высоте восьмого-девятого этажа шел человек. То, что это именно такая высота Вася представлял хорошо. Они жили на восьмом, а его лучший друг и вечный соперник Гарька – на девятом. Они часто стояли у окна, считая пролетающих ворон. Первый увидевший новую, прибавлял себе очко. У кого оказывалось больше, тот побеждал. Но тут была не ворона, а настоящий человек, в джинсах и голубой рубахе. Обувь Вася не рассмотрел, потому что сразу же завопил: «Мама, человек в небе!».
Настя, не отвлекаясь от основного занятия, - тянуть чадо, недовольно проворчала: «Хватит придумывать небылицы». Но тем не менее посмотрела в направлении, куда показывал не совсем чистый палец сына. После этого произошло сразу несколько событий. Во-первых, она выпустила руку сына. Во-вторых, остановилась. В-третьих, выронила сумку, подумав, что этот человек сейчас упадет, но не подумав, как он туда попал. Действительно, над ними совсем недалеко, по небу шел человек. Именно шел, как ходят самые обыкновенные люди по самому обыкновенному тротуару. Он даже повернулся и посмотрел на них, но, похоже не придал встрече никакого значения. Было похоже, что он не считал свое передвижение чем-то особенным, и поэтому встрече с прохожими не уделял внимания. Человек шел довольно быстро и вскоре скрылся за крышей близлежащего дома.
Оба начали тереть глаза. Но видение не повторилось. Вася очнулся первым: «Мама, это кто?». Настя подхватила сумку в одну руку, Васю в другую и быстрее обычного устремилась домой. Там она, в профилактических целях выпила рюмку коньяку, а Васе, по той же причине, дала две шипучих таблетки витамина С.
Потом сказала: «Вася, нам лучше никому не говорить, что мы видели».
- Почему? - недовольно буркнул Вася. Он уже предвкушал свою победу над Гарькой, который только и может, что ворон считать. В последний раз Гарька насчитал ворон на две больше, и Вася не забыл своего поражения.
- Потому, что это, наверное, секретный военный эксперимент, а военные тайны выдавать нельзя, - произнесла мать, удивляясь, как может взрослый человек сморозить такую глупость. Потом удивление прошло, по телевизору глупости морозили еще круче.
- Хорошо! – согласился Вася.
- Ты обещаешь?
- Да! – уверенно сказал Вася, одновременно скрестив два пальца левой руки. Это был знак того, что говорящий освобождался от обещаний. Ему Васю в детском саду научила Розочка. Розочка знала толк в таких штуках. Она с гордостью говорила, что ее бабушка – цыганка, и может заколдовать кого угодно, превратив его, например, в деревяшку. И даже однажды принесла в детский сад деревянную расписную ложку, сказав, что в ложку бабушка превратила соседскую собаку, которая громко лаяла по ночам, мешая спать. На ложке, действительно, был изображен сказочный песик, и все дети подготовительной группы поверили Розочкиному рассказу.
Сама Настя несколько лукавила, потому что собиралась обсудить явление с Максимом – своим мужем, доцентом местного университете, знания которого выходили далеко за пределы преподаваемых им дисциплин. Но, наверное, она хотела уберечь сына от насмешек сверстников. Событие было не ординарное и требовало осмысления прежде, чем стать достоянием общественности.
Несколько успокоившись после второй рюмки коньяка, Настя начала ваять ужин.
Когда Васенька вошел в свою комнату, то обомлел. Посередине комнаты была проложена железная дорога с изгибами, горками, туннелями, станциями, светофорами и растительностью по краям. По ней шустро бегали два поезда: товарный с пятью вагонами и пассажирский с тремя. Причем окна пассажирского поезда светились, и за ними угадывались пассажиры. Вбежав в кухню, Вася закричал: «Мама, мама, спасибо!» - полагая, что железную дорогу купили ему в подарок родители. Но, увидев ее, Настя была поражена не меньше Васеньки. Решили ждать папу, который всё всегда объяснял.
2.
На открытой веранде кафе на улице Ленина (бывшей Болховской), превращенной в пешеходную зону, и очень популярной у молодежи города, сидел молодой человек лет тридцати с небольшим и с любопытством рассматривал окружение. Молодой человек ничем не выделялся из праздно шатающейся толпы, одет был в джинсы, голубую рубаху, на ногах – кроссовки. Его немного выделяла небольшая бородка. Окружение было, главным образом, безбородое. Глаза смотрели пытливо. Казалось, что его интересовали не только окружающие предметы и внешность людей, но он старался узреть за ними глубину.
Напротив веранды на небольшом возвышении располагалась нечто задернутое брезентом с надписью «Кинотеатр Победа». Скорее всего за брезентом проходили реставрационные работы. Выделялась экспозиция картин рядом с кинотеатром, однако, не привлекавшая внимания местной публики. Скорее всего, была рассчитана на туристов. Справедливости ради следует отметить в ней явное отсутствие шедевров.
Налево улица уходила вверх, была заполнена людьми, и особенными достопримечательностями не обладала. Правда там, на самом верху холма, куда вела улица, стоял памятник. Угадывался плотный мужчина с протянутой рукой. Молодой человек лишь скользнул взглядом по изваянию, не проявив интереса. Судя по всему, он слабо представлял советский период истории страны. Иначе он обязательно обратил бы внимание кому был этот памятник. Но что делать! Нынешняя молодежь слабо знает классиков революционного движения и ранних лет истории Советского Союза.
Направо улица спускалась вниз к реке, через которую был переброшен длинный, широкий мост. Он сохранил свои отличительные черты послевоенной архитектуры, когда строили на века, и очень украшал город. Вдали, как бы паря над городом, поднимались золотые купола собора Михаила Архангела. Сейчас, в вечернем закате, своим блеском они создавали иллюзию, что парят в вышине. Если в летний солнечный день стоять посередине бывшей Болховской, то с ее высоты собор открывался во всей красе, производя сильное впечатление на приезжих. А их в городе, по определенным причинам, всегда было много. Все интересовались историей этого собора, и мало верили экскурсоводу, утверждавшего, что полвека назад в храме был хлебозавод. Такая красота, и вдруг – хлебозавод. Правда, добавляли экскурсоводы, хлеб на заводе пекли необыкновенный, и он был достопримечательностью города. В хлебных магазинах не залеживался.
К молодому человеку подошла официантка с вопросом: «Что вы хотите заказать?». Официантка выглядела изыскано, впрочем, как и все официантки этого заведения. Молодой человек попросил бокал Фалернского вина, чем заметно смутил девушку. Пообещав узнать, завезли ли этот сорт, она исчезла. Через минуту к молодому человеку подошел официант, по уверенным манерам которого было ясно, что он привык поддерживать реноме заведения.
- Вы полагаете, что сегодняшний вечер следует провести с Фалернским? - спросил он.
- Я, как-то, привык к нему, но готов последовать вашему совету, - ответил молодой человек.
- Вы предпочтёте отечественное или импортное? – поинтересовался официант.
Чуть улыбнувшись, молодой человек ответил: «Отечество, когда-то обошлось со мной не самым лучшим образом. Давайте импортное».
Спустя минуту перед ним стоял бокал белого вина из бутылки, которую бармен заведения припрятал два года назад, вернувшись из Италии. Он берег её для самого почетного гостя. Как убедил официант бармена поделиться его сокровищем, было непонятно. Тот и слышать о такой милости не хотел даже, когда заведение посетил сам губернатор. Конечно, инкогнито. Но его сразу узнали, в том числе, по большой группе сопровождающих. Это была очередная «вылазка в народ», которые губернатор устраивал два раза в год, сопровождавшиеся панегириками в местных СМИ. Губернатору дали пива за счет заведения, а сопровождающим – пива на выбор, но за собственный счет. Сопровождающие были явно обескуражены. Впрочем, это не оригинально. Они уже были обижены самой жизнью, и повышали самооценку, сдувая пыль с высокопоставленного пиджака. Одновременно убеждая себя, что не каждому такое доверят.
Молодой человек, отпив глоток и оценив вино, продолжил наблюдение. Было заметно, что его привлекают люди, а не архитектурные особенности пешеходной зоны. Хотя и тут было на что обратить внимание. Он провожал взглядом каждую мало-мальски примечательную личность. И когда человек ему нравился, на лице появлялась слабая улыбка, как от едва возникшей, но хорошей мысли. Так мы улыбаемся, стоя перед глубоко запавшей в душу картиной, и не отрываясь, долго смотрим на нее. Потом очнувшись, переходим к другой, и улыбка исчезает, потому что увиденное не согласуется с прежним ощущением.
Неожиданно появился официант.
- Вы, наверное, приезжий? – спросил он.
- Да, вы угадали.
- Иностранец?
- В некотором роде, - улыбнулся молодой человек.
- Понравилось вино?
- Оно превосходно. Я уверен, что таких бутылок в Италии наперечет.
— Это длинная, почти криминальная история, - попытался внести загадочность официант.
- Да уж, Петру было непросто ее раздобыть.
Официанту пришлось присесть. Бармена, который без всякого насилия налил из заветной бутылки бокал вина, звали Петр.
Молодой человек улыбался, не пытаясь скрыть своей насмешки.
- Вы, вы … знакомы с Петром? – выдавил из себя официант.
- Почти. На входе в кафе доска, на которой написано: «Наш бармен Петр сделает вам лучший коктейль в городе». А дальше обычная дедукция, как говаривал Шерлок Холмс.
Официант облегченно вздохнул. Он не любил правоохранительные органы, которые все и обо всех знали. Но этот парень своим открытым взглядом и естественными манерами не производил впечатления принадлежности к ним. Официант, хотя и страдал приступами мизантропии и к людям относился с большой настороженностью, вдруг захотелось подружиться с ним. Ему захотелось поделиться с незнакомцем самым сокровенным, отрыть ему, что ему безумно нравится официантка Любочка, из-за которой он вот уже год страдает в официантах, хотя закончил машиностроительный колледж и курсы повышения квалификации и мог бы … . Да что там говорить! И он махнул рукой.
И тут в его голове сама-собой возникла мысль: «Но ведь ты ей тоже нравишься. Предложи проводить ее после работы. Она не откажется». Это для бедного влюбленного было слишком. Мало того, что сидящий перед ним парень обладал необычными дедуктивными способностями. Тут еще в его присутствии в голову лезли мысли, про которые никто, никогда не узнает. Скорее, от отчаяния, чем в приливе смелости, официант на подгибающихся ногах подошел к Любочке, которая в это время выходила на веранду с подносом пива и пролепетал: «Можно я провожу тебя после работы?».
Что тут случилось, описать трудно. В хрониках заведения, которые, впрочем, никто не вел, но мог бы вести, могла бы появиться запись о том, как Любочка уронила поднос с дюжиной бокалов пива, раздался страшный грохот, посетители за столиками вздрогнули от неожиданности, а особо нервные девицы вскочили и стали отряхиваться, пытаясь стряхнуть несуществующие капли пива. Одним словом, это был самый запоминающийся вечер в кафе.
Более запомнился лишь вечер, когда в кафе били проезжего картежного шулера, который выиграл в «очко» полдюжины пива и фирменную закуску, а потом, расслабившись, рассказал обыгранным им юнцам, как он это сделал. Рассказ был убедительный, а шулерские приемы столь очевидные, что у юнцов не на шутку разыгралась обида и они не сдержали своих благородных порывов. Но это было в прошлом, а сейчас Любочка стояла на веранде, из глаз ее текли слезы, шум в кафе стих, не превратившись в скандал, все успокоились. А заказавшие пиво его получили. И все завершилось, как в фильмах про любовь со счастливым концом.
Молодой человек с бокалом вина сидел один, по-прежнему легко улыбаясь. В глазах светилась доброта ко всем и каждому, на кого опускался его взгляд. Ему нравилось происходившее перед ним.
И тут над городом поплыл еле слышный колокольный звон. Звон раздавался из местного монастыря с самой высокой в городе колокольни. Поэтому звон его колоколов, особенно вечером в тихую погоду, как сейчас, обнимал всю бывшую Болховскую улицу и прилежащие окрестности. Казалось, что в это время памятник наверху бывшей Болховской признавал неверность своего тезиса: «Религия есть опиум народа».
В тот вечер в кафе случилось еще несколько событий, так и не получивших объяснения. Во-первых, официант, принесший бокал вина, отказался брать плату. Во-вторых, бармен обнаружил в своем шкафчике с элитными винами две странные, запыленные бутылки необычной формы с древними этикетками. Вчера, да что там вчера, еще сегодня их не было. Если бы он их увидел, то обязательно вытер с них пыль. Но они стояли, вызывающе пыльные, всем видом подчеркивая, что не обязательно ехать в Италию за необыкновенным вином. Оно может и само, при определенных обстоятельствах, оказаться в заветном шкафчике.
3.
А молодой человек вышел с веранды и пошел вверх, с любопытством поглядывая по сторонам. Так он дошел до самого верха бывшей Болховской и тут ему на глаза попался памятник солидного мужчины, расположившегося на самом верху улицы. Памятник не выделялся своими художественными достоинствами, но очень гармонировал с окружением. Казалось, мужчина на постаменте вышел из массивного здания позади, в котором угадывалось казенное учреждение, и своей массивностью соответствовавшее солидности изваяния. Похоже было, что он взобрался на постамент, чтобы сказать нечто очень важное не только для себя, но и для проходящих мимо, но так и застыл с протянутой рукой, поразившись никчемности своей мысли перед открывающимся перед ним видом с парящими над городом куполами.
Направо располагалась гостиница. Молодой человек вошел в ее просторный холл и подошел к конторке администратора.
- Мог бы я остановиться в вашей гостинице? -поинтересовался он.
- Давайте паспорт и заполняйте форму гостя, - дежурно, скороговоркой произнесла администратор.
- Простите великодушно. Но у меня нет документов, - как-то растерянно произнес молодой человек.
- Как так? У каждого человека должен быть паспорт. Что же это за человек без документа. Это непорядок. Я не могу вас заселить,
- Вы знаете, в моей истории уже было нечто подобное. Когда я сорок дней, без крова провел в пустыне, - очень дружелюбно произнес молодой человек.
- Вы, наверное, геолог. Искали что-нибудь?
- В некотором роде.
- Ну и как, нашли.
- Да, нашел.
Тон администратора потеплел, в глазах появилось слабое подобие симпатии. На откровенную симпатию администратор была не способна. Должность не позволяла. Да и детство было трудное.
- Так вы командированный. Будете что-нибудь искать в наших краях. Ладно, так и быть, заселяйтесь. Возьму грех на душу.
- Вы знаете, мне нужен номер с кабинетом, предстоит много работы.
- Трехкомнатный люкс на втором этаже, номер 208, - совсем по-дружески, как хорошему знакомому, дружбу с которым она ценила, - произнесла администратор. И протянула ему ключ. Теперь, пожалуй, впервые за долгое время, она почувствовала настоящую симпатию. А может быть даже и больше! Женщина она была давно разведенная, молодо выглядящая. Кто знает женские сердца!
- Спасибо, - улыбнувшись, произнес молодой человек. Он взял ключ, изящно поклонился, и удалился, оставив после себя светлое чувство в душе администратора. И слово-то какое-то казенное – администратор. Нет, теперь она вновь превратилась в Людмилу Васильевну, а скорее даже – в Людочку, за которой еще в 9-м классе бегал первый красавец и умница 26-й школы Володька.
Спустя полчаса в гостинице возник странный, но сильный переполох, который никак не освещался в местных СМИ, но запомнился надолго всем ее работникам. Дело в том, что в гостинице несколько номеров облюбовали местные проститутки, превратив их в увеселительные заведения. Конечно же, род занятий постоялиц не был тайной для служивых, но девицы вели себя тихо, считали себя индивидуальными предпринимателями или даже самозанятыми (это уж по вкусу). А их клиенты были, в том числе, из местной знати. Поэтому, да и вообще по доброте душевной, выселять их никто не собирался.
И вдруг все, как одна, эти девицы с низкой социальной ответственностью, срочно собрали свои пожитки и в течение часа поспешно выселились. Делали это они серьезно, совершенно не улыбаясь, даже когда прощались с администратором. Хотя все ее хорошо знали и, более того, регулярно дарили ей разные безделушки, которыми их щедро снабжали мужчины из казенного заведения, расположенного позади памятника Вождю. Была даже какая-то отрешенность в их взглядах. Будто бы вдруг они прониклись какой-то важной мыслью, не дававшей им покоя. Большинство из них подобрали дорогие лимузины. Переполох был большой, еще и потому, что гостиница лишалась самых дорогих своих постояльцев. Девицы занимали весьма дорогие номера.
На этом странности не закончились. На следующий день все бывшие постоялицы пошли устраиваться на работу. Оказалось, что большинство из них имели вполне нормальные специальности, а две даже были стоматологами с незаконченным высшим образованием. И все в тот же день были приняты, впрочем, с испытательным сроком.
А гостиница? Она недолго горевало по дамам легкого поведения, превратившихся во вполне нормальных работниц. Вскоре те же номера и с той же целью заняли чернокожие студентки местного университета, носившего имя классика литературы. Они приехали из дружеских стран Черного Континента и не хотели возвращаться в свои бунгало после окончания ВУЗа. А из общежития их вежливо, но настойчиво выселяли в силу успешного окончания ими курса наук.
4.
В тот же вечер, но позже, молодой человек посетил Богоявленский Кафедральный собор, где стоял справа, несколько вдалеке от немногих прихожан. Спустя час после его прихода, совершенно неожиданно храм наполнился светом, и откуда-то сверху зазвучал детский хор, хотя никаких детей в храме не было по причине позднего часа. Бывшие там прихожане и присутствующий здесь же священник, вначале замерли. А потом все, как один начали креститься и шептать: «Благослови, Господи!». Произошедшее было чудом, о котором уже на следующий день говорил весь город. Даже в оппозиционной газетке «Городская среда», издаваемой на средства известного предпринимателя, которую нельзя было читать регулярно из-за опасения напрочь испортить печень, было отмечено это явление. Оно было подано, как несомненный знак того, что местная администрация дождалась кары небесной за безудержное воровство, и что голосовать за мэра на следующих выборах может только богохульник. Более того, в знак признания чуда, владелец газеты обязуется покрасить ограду храма и посадить памятное дерево на аллее старинного парка, раскинувшегося позади.
Следующие три выпуска оппозиционного листка были посвящены этому, разместив фотографии обещанного действа. Затем банку из-под краски, кисть и лопату с торжеством перенесли в местный краеведческий музей, откуда местное телевидение провело дивный репортаж. Правда, в качестве экспонатов эти важные для города предметы не фигурировали. Директор музея был с большим чувством юмора и, проведя полноценную рекламную кампанию во время телерепортажа, быстренько унес их в запасник.
Надо сказать, что объемы запасника музея намного превышали объемы его экспонатов так, как любой мало-мальски значимый местный чиновник старался отметить свое пребывание на высоком посту помещением в краеведческий музей чего-нибудь существенного с его точки зрения. Там были даже портреты патриархов КПСС и КПРФ, в разные времена, стремительными болидами прочертившие местный небосклон и оставив неизгладимый след в памяти горожан. При редких посещениях города патриархи обязательно приходили в музей и долго стояли перед своими портретами, которые ради таких событий извлекали из запасников и протирали влажной тряпкой. Патриархов было много, и однажды случился казус, - портреты перепутали. И вместо правильного портрета повесили совсем другой, да к тому же субъекта, впавшего в полнейший маразм из-за публично высказанных сомнений в верности марксизма-ленинизма. Скандал был необыкновенный и дошел до Москвы. Но директор музея был человеком умным, и результат оказался самый благоприятный. Музей получил внеплановые инвестиции на ремонт и расширение запасников. С краеведческим музеем всегда так получалось, его директор выкручивался из самых паскудных ситуаций.
Нечаянно узнав про это, директор Эрмитажа, не обладавший таким качеством, предложил ему переехать в Питер, где готов был назначить его заместителем по безопасности от глобального идиотизма. Но наш директор не захотел менять свой уютный домик на берегу реки на шумную столицу. Он любил свой город, любил его жителей, не всегда отвечающих требованиям морали и нравственности, иногда глуповатых, зачастую вороватых. Но он прощал эти грешки, не совсем логично оправдывая их выдержками из Ветхого Завета. Как он говаривал, с тех пор человек не изменился и предпосылок к этому не просматривалось.
5.
Любаша – студентка худграфа местного университета имени классика Российской литературы, как ею было заведено в последнее время, допоздна засиделась в университетской мастерской. Она давно выполнила задание преподавателя и теперь писала что-то свое. Погрузившись в занятие, не замечала, что в мастерской была только она и профессор живописи, который тоже любил это вечернее время, когда шумные студенты разбегались, и можно было работать, в тишине и покое воплощая свои замыслы.
Любаша писала картину, которую она назвала «Ангел пролетел», хотя на ней не было ничего, что напоминало ангела. На картине был луг от края до края, но глядя на него, в голову приходило мысль: «Это райское место». Такой выразительности она добивалась самыми скромными средствами. Но именно эта скромность позволяла увидеть на ее полотнах солнце в туманный день, или ангела, который никогда не забирался в эту провинциальную даль. Любаша готовила картину для выставки студенческих работ, и очень волновалась, что не успеет. Но сегодня она поняла, что больше не притронется к картине, все что хотела, она выразила.
Сегодняшний вечер был удачен и для Александра Валентиновича – профессора, руководителя мастерской, в которой числилась Любаша. Наконец-то он справился со своей задумкой. Давно и безуспешно он пытался закончить полотно «Мост в деревне», где был деревянный мост, на нем мальчик с удочкой и собака у его ног. Он рисовал свое детство, но никак не мог добиться той выразительности, которую явственно ощущал в предутреннюю пору, когда лежал без сна, представляя, как закончит картину. И вдруг, именно сегодня он увидел все так, как видел в детстве, и за десять минут завершил работу. Поняв это, он начал вытирать кисти, не отрывая взгляда от картины. Необыкновенное чувство удовлетворения, которое давно не посещало его, охватило Александра Валентиновича. Он даже хмыкнул от удовольствия, но потом спохватился, увидев, что в мастерской он не один. В дальнем углу работала Любаша.
Тихо, чтобы Любаша не обратила внимания, он открыл преподавательский шкафчик, достал заветную бутылку коньяка, налил рюмку, и уже хотел выпить, возблагодарив Господа за дарованную ему сегодня удачу, как вдруг внутренний голос произнес: «И ей налей! Похоже, и у нее сегодня праздник». Несколько удивленный тому, что внутренний голос толкает на не совсем моральный поступок, подумал, что праздник вдвоем – это лучше, чем в одиночестве. Поить студенток коньяком, да еще вечером в университетской мастерской было против строгих правил Александра Валентиновича, хотя слухи о подобных событиях циркулировали на худграфе. Естественно, с другими не столь моральными педагогами. Что-то подтолкнуло Александра Валентиновича, и он налил вторую рюмку. Потом тихо приблизился сзади к Любаше, которая неподвижно сидела перед своей картиной. Любаша сидела к нему спиной, и не реагировала на его приближение. Увидев картину, Александр Валентинович обомлел.
- Люба, вы талант! Вы больше, чем талан! Вы – ангел, - тихо произнес он. Любаша обернулась, без удивления увидела протянутую рюмку коньяка, взяла ее, и произнесла: «Это, в том числе, и ваша заслуга!». Потом, как-то обыденно, чокнулась с ним, и они выпили. Это произошло настолько естественно, что Александр Валентинович, первое время был немного удивлен. Вообще-то со студентками вот так наедине, в мастерской коньяк он пил первый раз в жизни. Но что случилось, то случилось.
Любаша немного закашлялась, коньяк она пила первый раз в жизни и не знала как к нему относиться. Конечно, в общежитии универа они с подругами часто, быть может чаще, чем хотелось бы, пили вино. Но это были сладкие грузинские вина, которые они покупали неподалеку. Однако, коньяк был десятилетней выдержки (Александр Валентинович знал толк в коньяках) и его приятное послевкусие вернуло Любашу в нормальное состояние.
Немного возбужденная, чувствуя, что ее картина произвела впечатление на первого зрителя, она спросила: «Вы сотворили очередной шедевр? Я угадала?».
- Не знаю, не знаю. Но то, что сделал, мне нравится. Посмотрите. Ваше мнение мне очень важно.
Оба, уже с пустыми рюмками, стояли перед деревенским мостом, под которым виднелась среднерусская река, мальчишкой в коротких не по росту штанах, собакой у его ног и заливающим все, ослепительным солнцем. От восхищения глаза Любаши округлились. Ее восхищение было настолько искренним, что Александр Валентинович понял, что он попал! И попал именно туда, куда метил. Это было не случайное попадание, которые бывают по прихоти судьбы. Оно было выстрадано, когда талант достигает той верхней точки, достигнуть которую дано не всем.
На глазах обоих вдруг навернулись слезы, которые можно было унять только еще одной рюмкой коньяка. А потом они долго говорили о многом, что заполняло их жизни. Пересказывать не будем, хотя беседа была чрезвычайно интересная даже для постороннего, не имеющего отношения к худграфу. Так могут говорить только два человека, которые вдруг явственно ощутили веяние Духа Божьего. Как ощутили его Апостолы в Пятидесятницу (по-нашему, Святая Троица), когда Дух Божий снизошел на них.
Вернувшись к себе в общежитие, Любаша поразила подруг запахом коньяка и лицом, выражающим неземные чувства. Ее соседки по комнате были опытные во всех отношениях, поэтому ни о чем не спрашивая, отвели ее в душ, как следует потерли мочалкой и уложили спать. Александр Валентинович в большой задумчивости вызвал такси, указал неправильный адрес и, после ряда приключений, все-таки попал домой.
Здесь его приветствовал внук, задав вопрос, когда же наконец он сдержит свое обещание, и они отравятся на рыбалку. Ему недавно подарили дорогую удочку, которую надо было испытать на протекающей в ста метрах от дома реке. Дед сказал, что хоть сейчас. Но произнес это странно. Его любимая жена сразу же поняла, что состояние мужа свидетельствует о том, что он создал нечто необычное, что не сможет оценить средний интеллект, и уложила его спать. Тем более, что к необычному виду добавился запах конька. Следовательно, решила она, создан шедевр, который потребовал всех жизненных сил. Поэтому муж требует отдохновения. Нельзя сказать, что Мариночка (так звали жену) привыкла к тому, что муж регулярно создавал шедевры. Но когда он в прострации возвращался домой, это был явный признак того, что из-под его кисти появилось нечто не ординарное.
Но оставим Любочку и Александра Валентиновича. Каждому из них снился странный сон. Во сне им явился молодой человек в джинсах, голубой рубахе и кроссовках и, как ныне говорят, дико извиняясь, сказал, что созданные ими шедевры он на время изымает (слово-то какое казенное – изымает!) для своего кабинета. Но исключительно на время! Картины нужны для важной встречи, и он их обязательно вернет. Странно, но оба не возражали. Только Александр Валентинович, как человек основательный и практический попросил, чтобы его картину вывесили в красивой раме. Он даже сообщил адрес багетной мастерской, где обычно заказывал рамы. Александр Валентинович выставлялся часто и понимал значение красивого обрамления.
Любочка не обратила никакого внимания на просьбу молодого человека, хотя обратила внимание на самого молодого человека. Было в нем нечто необыкновенное, чего нельзя было встретить среди студентов университета. Какая-то врожденная интеллигентность.
Ее товарищи по университету тоже ходили в джинсах, изредка в голубых рубахах, чаще в кедах, нежели в кроссовках. Но манеры, ох уж эти манеры провинциальной художественной элиты! Если на бывшей Болховской вы встречали подвыпившего, бородатого молодого человека, одежда которого покрыта разноцветными пятнами, то это был студент или выпускник худграфа, почитавший себя гением. И пока только случай не свел его с моделью, которую он превратит в провинциальную Монну Лизу. А что Монна Лиза была столичной штучкой? Нет, конечно.
Но модели, которых можно было превратить в Монну Лизу, ни одному выпускнику худграфа не встречались. Поэтому упомянутые субъекты в прежние времена пробивались плакатами «Пятилетку за три года», «Правильной дорогой идете, товарищи», потом «Даешь перестройку и ускорение», затем «Демократия и конституция». Закончилось это картинами на вольные темы: русалка (естественно, обнаженная) в объятиях вурдалака, юная и нагая Баба Яга на помеле, и русалка со среднерусской возвышенности на кавказском нудистском пляже. Русалки и Баба Яга уходили влет. Поэтому выпускники стали изредка появляться в чистой одежде и новых кроссовках. А некоторые пересели на авто европейских марок. Но Монна Лиза художников игнорировала.
Когда на следующий день утром Любочка и Александр Валентинович пришли в университет, первым делом они поспешили в мастерскую, где на подрамниках оставили свои картины. Картин не было. Они повернулись навстречу друг другу и поняли, что видели один и тот же сон, одного и того же молодого человека в джинсах, синей рубахе и кроссовках.
- Хорошо, что я попросил его поместить картину в раму, - совершенно по-жлобски вдруг подумал Александр Валентинович. Потом устыдился и подумал, что не сможет воссоздать все, что сделал накануне. У Любочки были более светлые мысли: «Это моя первая персональная выставка. Хорошо, что ее увидят. Может быть, она понравится». Не разговаривая друг с другом, они раскланялись. Но осталось теплое чувство о вчерашнем вечере, о вершине, на которой они оказались вдвоем. Похоже, что это чувство сохранится у них на всю жизнь.
«Спасибо!» - ни к селу ни к городу вдруг возникла одна и та же мысль у обоих. Кто и кого благодарил было непонятно. Поэтому оба, несколько смущенные, направились к выходу. И тут опять случился казус. Любаша, как студентка, хотела пропустить вперед преподавателя. Александр Валентинович, как мужчина галантный, намеревался пропустить вперед даму, дабы полюбоваться ее профилем сзади. И они начали проявлять свою воспитанность, пока в дверь не ввалился бородатый художник с устойчивым запахом утреннего пива. Тут уж, забыв про воспитание и галантность, оба ринулись вон из мастерской. И понятно, что в дверях возникла давка преподавателя и студентки, из которой победительницей вышла студентка. Она вышла из мастерской после преподавателя.
6.
Утром на работу в упоминавшееся массивное здание позади памятника Вождю, которое с самого начала было предназначено исключительно для высшего чиновничества и потребного для их деятельности офисного планктона, начали собираться работники. Очень ответственные, полуответственные и секретарши. Ответственные приезжали на персональных машинах, которые вызывали страх и трепет у постовых ГАИ. Полуответственные заходили в широкую дверь на своих двоих, оставив свои тоже не слабые авто на стоянке. Но секретарши, как правило, блондинки с длинными ногами и призывным взглядом, выпархивали из дорогих авто, демонстрируя вначале бесконечной длины стройные ноги, затем мини, а потом все прелести верхней половины тела. Излишне говорить, что последние вполне гармонировали с ногами и с маркой авто. Бросив в глубину авто: «Заедешь, как обычно», они скрывались за массивной дверью. Стоящие на входе охранники низко склонялись перед ответственными работниками, едва замечали полуответственных, и пожирали глазами прелести секретарш. Тут с ними следует согласиться, посмотреть было на что, и не только анфас, но и в профиль.
Одним из самых ответственных работников, пожалуй, самым ответственным во всей этой толпе, был Владимир Игоревич. Его ответственность полностью подтверждала его секретарша Изольда Карловна, сопровождавшая Владимира Игоревича на разных постах уже второй десяток лет. Владимир Игоревич не променял бы Изольду Карловну ни на какое длинноногое чудо, хотя такие возможности представлялись часто. Изольда Карловна была не только грамотна, культурна и исполнительна. У нее был необыкновенный дар предсказания. Так за неделю до известных всему городу событий, она предсказала, что Светлана Петровна – начальник департамента образования области, уедет в Европу и не вернется. Более того, она примет благородную испанскую фамилию – Родригес-Сиерра. Поэтому, когда Следственный Комитет нагрянул в город с единственной целью, отвезти Светлану Петровну в Москву потому, что она проходила по делу государственной важности, им пришлось лицезреть лишь пустовавший уже неделю кабинет. Или совсем недавний случай с начальником Департамента Строительства. Тот тоже исчез, и никто не знал куда. Лишь Изольда Карловна шепнула боссу про одного известного городского предпринимателя, его дачу, доставшуюся ему за бесценок, и его дружеские отношения с начальником департамента.
Такой человек нужен был Владимиру Игоревичу по одной, но очень важной причине, которая характеризовала его полностью. Вовочка по жизни был великим путаником. В детском саду он путал свою уже пустую тарелку с полной тарелкой Машеньки. Когда воспитательница делала ему замечание, Вовочка, потупив глазки, говорил: «Марьванна, я перепутал». Ну что тут будешь делать! Перепутал мальчуган, и все. И Марьванна, отобрав у Вовочки Машенькину тарелку, давала ему добавки.
Путать в свою пользу его научили дома. Мама всегда говорила, что ничего страшного нет, если ты, Вовочка, что-то перепутаешь. Но так, чтобы у тебя от этого чего-то прибавилось. Такая путаница вполне нормальная и допустимая. Путать в обратную сторону, когда нечто достается другим, а тебе ничего – признак глупости. Вовочка был послушным мальчиком и усвоил это хорошо.
В школе Вовочка регулярно путал свою тетрадочку хронического троечника с тетрадочкой соседки Лидочки – хронической отличницы. Путал тетрадки по математике, когда списывал у Лидочки домашку и контрольные, по русскому языку, когда косил глазом в соседскую тетрадь на диктантах. Вовочка путал не только свои и Лидочкины тетрадки. Его острый глаз побывал в тетрадках всех отличников и хорошистов. Когда его уличали в том, что он списал у другого вместе с его ошибками, Вовочка, потупив глазки, оправдывался: «Я перепутал». И этот понурый вид, и нелепое «Перепутал» не могло не вызвать жалости. Вовочку прощали и это было индульгенцией на будущие грешки. Путаник с годами креп, как и крепла его уверенность в могущество мантры «Перепутал».
Окончив школу, Вовочка понял, что крайне важно иметь документ о профобразовании, лучше высшем. И, всеми правдами и неправдами, он поступил в ВУЗ, с целью добыть себе диплом. Какая там будет указана специальность его не интересовало. То ли он станет животноводом, то ли агрономом, - не важно. Основная цель – конкретные корочки.
В институте Вовочка не особенно напрягался с занятиями. Но вот общественной деятельностью он занимался серьезно, прекрасно понимая, что агрономов и животноводов несть числа, а общественные деятели – наперечет и все на виду. Это с одной стороны. А с другой, что может перепутать агроном или животновод. Ну разве что просо с турнепсом, или быка с мерином. В результате такой путаницы ему ничего не достанется, кроме нагоняя от начальства. А вот общественный деятель, обличенный властью, может многое перепутать с конкретной выгодой для себя. Например, финансовые потоки. Так, чтобы в результате чуть-чуть утяжелился его карман. Пусть самую малость. Для начала Вовочка соглашался и на это.
И Вовочка начал делать карьеру «общественника», забыв поля с турнепсом и корма для животных. Не торопясь, он карабкаться по административной лестнице, делая все основательно, так как понимал, что базис должен быть крепким. Тогда и здание не развалится от дуновения ветра. Да что там дуновения! Урагана! Как видим, он мыслил стратегически, что выдавало в нем прирожденного стратега.
Сколько же на Руси таких не состоявшихся агрономов и животноводов, которые избрали стезю стратегов собственных карманов! И терпит ведь Русь!
Но вернемся к Вовочке. Со временем он достиг положения, когда путаница материальных и финансовых потоков стала привычкой. Он уже не отделял свой карман от государственного. Ну разве что государственный побольше, а свой – поменьше! Это, конечно, крайне обидно и несправедливо. Но такова жизнь! Ведь рядом с Вовочкой плечом к плечу стояли такие же стратеги. Им тоже должно что-то достаться. И Вовочка мирился с такой несправедливостью. Он умело путал направление материальных и финансовых потоков только одним своим телефонным звонком. И все очень хорошо понимали прелесть таких взаимоотношений. Никакой ответственности и все, что ты хочешь — вот оно. Нужно только произнести магическое: «Перепутал».
Последней путаницей Вовочки (хронологически, но не последней в жизни, так как Вовочка – вечен, как Вечный Жид) стала путаница улиц. Дорожники, вместо того чтобы положить асфальт на одной улице, где в грязи утонули три легковушки, и бесследно исчез трактор, пытавшийся их извлечь, положили его на совсем другой. Эта улица была ничем не примечательна, кроме одного. Там жила Вовочкина теща, которую он безмерно любил и старался угодить во всем.
Дело дошло до верхов. Верхи погрозили перстом и произнесли короткое: «Ай-ай-ай! Ну ты придумай что-нибудь». Вовочка не подал в отставку, не стал каяться, признавая факт злоупотребления властью. Потупив взор, он лишь произнес: «Перепутал». И удивительное дело! Сработало! Верхи подхватили: «Вот видите! Перепутали ведь!». И всё, проблема закрыта.
Абсурд, нонсенс, чепуха, белиберда! Но на Руси работает. Помните унтер-офицерскую вдову. Так она себя действительно высекла. Вот и следы на ее круглой попке. Есть следы, следовательно, сама!
Испереживавшегося по поводу этого мелкого во всех отношениях инцидента Владимира Игоревича успокоила Изольда Карловна. Её внутренний голос сказал, что политическая обстановка в стране и в мире не та, чтобы устраивать из этого показательную порку. И в мягких тонах донесла это до босса. Босс отблагодарил ее. Придя утром на свое рабочее место, Изольда Карловна обнаружила на своем столе шикарную хрустальную вазу с необыкновенным букетом.
Все секретарши завистливо смотрели на это чудо. Хотя сама Изольда Карловна была против такой помпезности. Она опасалась, что от подарков пропадет ее дар пророчества. Остальные секретарши так не считали и на следующий день на их столах тоже красовались хрустальные вазы с букетами. В конце концов это стало нормой. Отсутствие на рабочем месте Изольдушки букета, было признаком затишья местной прокуратуры. А если букеты расцветали, то значит прокуратура, вопреки всем договоренностям, скорее по указке свыше, пошла в наступление. Тем самым, букеты были выразителями тревожности ответственных и полуответственных чиновников. Чем больше тревожность, тем шикарнее букеты. Это как жертва за уже совершенные или еще не совершенные, но предстоящие грехи. Что поделаешь! На Руси принято: греши и кайся!
Впрочем, Изольда Карловна, подтвердив свой дар пророчества на паре мелких дел, успокоилась, и принимала букеты вполне равнодушно, и не только от босса. Желавших узнать свою судьбу в этом казенном здании было превеликое множество.
7.
Внук забрался на колени деда, когда тот читал толстенную книгу, и потребовал: «Дед, расскажи, как все было раньше, когда не было компьютеров и мобильников. Наверное, страшно скучно было?». Дед улыбнулся: «Скучно мне никогда не было. Всегда были книги, школьные друзья, товарищи во дворе».
- А что было самое интересное?
- В разное время по-разному.
- Ну тогда, когда тебе было столько же лет, сколько мне сейчас?
Дед улыбнулся, вспомнив что-то очень приятное. И начал повествование.
- В моей жизни дядя Вася олицетворяет целую эпоху, которую зовут детство. Он был директором местного Кукольного театра, - места, посещение которого для каждого ребенка было незабываемым событием. Кукольный театр располагался в старом здании на Посадской улице, которое уцелело во время войны. В представлении ребенка он был неотъемлемой частью культурно-образовательного оазиса, сосредоточенного в этом месте. Напротив располагался Драматический театр к задней части которого прилепилось двухэтажное здание. В нем при царе располагалась гимназия, а во времена моей юности – ремесленное училище. Налево был кинотеатр Октябрь, тоже в уцелевшем от войны здании. Направо – моя родная 26-я школа. Здесь я учился в начальных классах. Потом на месте школы построили кинотеатр, вместо старого Октября. Его тоже назвали Октябрь. Так в памяти старожилов и остались два Октября: старый и новый.
- Я жил неподалеку от этого оазиса и часто его посещал. Каждое воскресенье – обязательно, по будням – с разрешения родителей при условии выполненных домашних заданий. Но дядя Вася и его театр остались в памяти, как олицетворение чего-то совершенно необычного, что можно сравнить только со сказкой. Это и была сказка, потому что каждый спектакль в кукольном театре был сказочным. Не знаю, кто делал куклы, но в моей детской душе они запечатлелись как произведения искусства. До сих пор перед глазами стоит джин, выскакивающий из бутылки в спектакле «Лампа Алладина». Он был высок – под самый потолок зрительного зала, его подсвечивали красным, одежды развивались в разные стороны, и для моей детской души это было большим испытанием. Помню после этого спектакля я еще долгое время проверял под кроватью нет ли там этого страшного джина. Который, впрочем, был достаточно добрый. Но доброта его поступков никак не вязалась с диковатой внешностью. Моя детская душа была потрясена.
- Дядя Вася любил нас – детей, приходящих к нему на спектакли. По прошествии многих лет, я понял, что и кукольный театр был для него выражением любви к детям. Этот человек пережил трудное военное время и вынес оттуда, что самое важное для человека есть Любовь. И всю свою жизнь он посвятил этому чувству.
- Всегда в окружении детей, с которыми он вел бесконечные взрослые разговоры. Ведь любовь неотделима от уважения к маленькому люду, который не доставал ему даже до пояса. Дети толкались вокруг, пытаясь прикоснуться, взять за руку, сделать так, чтобы дядя Вася обратил на них внимание. Эта любовь была взаимной, она обогащала всех. И каждый уносил ее частицу домой.
- Впрочем, дядя Вася увозил эту частицу на своем старом москвиче, всегда стоявшим перед театром, когда там были спектакли. После спектакля дядя Вася никогда не уезжал сразу. Был заведенный ритуал, когда в его машину набивалось несметное количество детей, и он катал нас по Комсомольской улице. Счастье от этого было ничуть не меньше того, которое я испытывал, когда выходил из темного зала на свет со слегка кружащейся головой. Так мы – дети той поры приобщались к культуре усилиями великого подвижника – дяди Васи.
- Сейчас напротив здания бывшей гимназии выстроены в ряд много бюстов ее учеников, которые оставили после себя память в России. В своем большинстве, для нынешнего обывателя с его культурным и образовательным уровнем они представляют собой нечто абстрактное, как параграф в школьном учебнике истории. Выучил, ответил и забыл. Однако, напротив, на другой стороне Посадской улицы располагается нерукотворный монумент, который воздвигнут в моей душе в память о человеке, который олицетворял Любовь к детям. И сделал мою душу лучше и чище. Это монумент дяде Васе.
И дед произнес, но уже не вслух, а про себя: «Господь мой! Сколько же таких нерукотворных памятников осталось в городе в память о незабываемых учителях, артистах, библиотекаршах, руководителях кружков и секций. Они формировали мою душу, мое отношение к жизни, Родине. И каждому из них прими, Господи, мою искреннюю благодарность!».
Внук был ошарашен серьезностью и поэтому проникновенностью рассказа. Он ожидал нечто иное. Например, как дед копался в развалинах зданий, оставшихся после войны, и находил там оружие, патроны и военную амуницию. Этих историй у деда было множество. Но то, что внук услышал сегодня, пришлось ему по душе. Настолько, что он ни разу не перебил деда.
Тут их позвали ужинать и лучшие друзья: дед и внук, рука в руке пошли на кухню.
8.
В холле гостиницы в этот день было многолюдно. Здесь собрались участники Международного Симпозиума по наследию И.С. Тургенева. Тут и там соперничающие школы сталкивались в яростных спорах. Спор научных школ напоминает битву. Ни одна не признает своего окончательного поражения. Может только строго указать, что в каком-то частном вопросе ее неверно истолковали. Но капитуляция позиции, да еще, где – на Симпозиуме! Никогда! Лучше почетная смерть!
Солидные мужчины, молодящиеся научные и околонаучные дамы, даже молоденькие аспиранты и аспирантки не жалели красноречия, отстаивая свои взгляды. Диспуты велись круглосуточно. Начинались в зале заседаний Симпозиума и продолжались всюду, где встречались хотя бы двое из разных научных школ. Симпозиум приветствовал один из самых высокопоставленных чиновников города, тем самым наделив его высоким статусом.
Чиновника в городе не любили. Всем было интересно, когда же его посадят. Это было не только интересно, этого с нетерпением ждали. Ходили слухи, заключались пари, о сроках спорили до мордобоя. Но он не унывал, так как барометр Изольды Карловны на ближайшие полгода устойчиво показывал штиль. На открытии Симпозиума очень аргументированно объяснил, что наследию местных писателей, а также пляжному волейболу необходимо уделять самое пристальное внимание. Первое врачует душу, а второе – тело. Душа присутствует здесь, в этом прекрасном зале, а фрагменты тела видны в окно. Термин «фрагменты тела» всех напугал, некоторых наиболее чувствительных это потрясло почти до обморока. Все разом повернулись к большому окну и увидели площадку для пляжного волейбола на центральной площади города перед тем самым памятником с плотным мужчиной.
Проходя мимо, участники Симпозиума (некоторые из которых прибыли из самого Парижа) были в недоумении по поводу кучи песка и натянутой над ними сетки. К слову, Лондон и Вашингтон проигнорировали Симпозиум по причине острой русофобии. Теперь участники поняли глубочайший замысел администрации города! Куча песка символизировала единение души и тела. Душа пребывала в прохладном зале, а тело должно было на жаре швырять через сетку мяч. Участники Симпозиума, подивившись мудрости властей, решили, что это правильно. В здоровом теле - здоровый дух! На какое-то время это единение мнений даже снизило накал страстей среди дискутирующих, что было отмечено грандиозной выпивкой в ресторане при гостинице.
Машенька – официантка из ресторана сладко спала в своей девичьей кроватке. Вчера она так набегалась, обслуживая гостей Международного Симпозиума, что не услышала будильника. Будильник пропел свою мелодию раз, второй, третий. Потом пригорюнился и замолк. Маша спала, хотя именно она должна была сегодня открывать двери ресторана перед гостями гостиницы.
И вдруг в ее девичьем сознании вначале забрезжила, а потом все отчетливее начала пробуждаться мысль, которую вчера внушил ей администратор ресторана. «Учти, Марья. Если этих - он указал в зал – не накормить, то жди беды. Ты же знаешь какое у нас международное положение!». Вот вчера Машенька и крутилась как волчок. К концу вечера ноги просто отваливались. Симпозиум международный, поэтому вначале участники пили и ели по международным стандартам. Ну а потом к месту пришелся и портвейн, который администратор прятал в подсобке от надзорных органов. Сам он его никогда не пробовал и друзей не угощал. Но тут такое событие – Международный Симпозиум! И поэтому, когда закончились марочные и ординарные вина, в ход пошел заветный напиток.
В это утро участники Симпозиума с помятыми лицами собрались на завтрак в холле гостиницы. Ресторан не подавал признаков жизни. Машенька – спала. Дверь в ресторан – заперта. Вновь завязались споры между научными школами. Но велись они не доброжелательно. Просматривалась какая-то необъяснимая, острая вражда, которой раньше не было. Возможно, это объяснялось тем, что все были голодны и испытывали острую жажду. Согласитесь, что, привыкнув к изысканным винам, завершать вечер местным портвейном, это диссонанс.
И никто не запомнил, когда вдруг все стали разговаривать на повышенных тонах. А одна молоденькая аспирантка, утирая кулаком слезы, схватила за лацканы пиджака своего научного руководителя и закричала ему в лицо: «Я тебя заставлю платить алименты!». Стоящая рядом жена профессора с тихим стоном сползла на пол в обмороке. Все бросились спасать потерпевшую, началась давка научных сотрудников из разных регионов Европы. Которая, очень естественно переросла в самую обычную драку. Вы ведь знаете, чтобы началась настоящая русская драка нужен самый ничтожный повод. А здесь поводов было не счесть: международное похмелье, голод и отсутствие элементарного бокала пива для поправки. Ну разве этого мало!
А Машенька спала.
Тут на лестнице, ведущей в холл, появился вчерашний молодой человек, медленно спускающийся вниз. Увидев литераторов, занятых непотребством, да еще в присутствии обморочной женщины, его брови поползли вверх. Судя по всему, молодой человек самой своей внешностью испускал флюиды миротворства. Потому что оппоненты вдруг осознали, что их неадекватное поведение определяется лишь потусторонними силами, которые никак не совместимы с исследованием творчества классика русской литературы. И драка тотчас прекратилась. Всем стало даже немного стыдно, ну самую малость. Хотя разногласия не исчезли, но перекочевали в более мирные кулуарные споры.
Наконец, появилась запыхавшаяся и долгожданная Маша. Двери ресторана открылись, все уселись за столы и жаждущие получили по заветному бокалу холодного пива.
Молодой человек тоже устроился в одиночестве за столик, попросив дежурную яичницу и чаю. Он по-прежнему очень внимательно наблюдал за окружавшими его и значительно подобревшими литераторами. Нельзя сказать, что он выражал откровенные знаки симпатии, но и антипатии в его взгляде не было. Ему было интересно наблюдать за этими людьми. Казалось, он старался понять, что же внутри каждого из них. Кроме того, что они принадлежали к когорте литераторов. Однако, вскоре осознал, что никаких новых, интересных сведений от этого наблюдения не почерпнет. Ну люди, как люди. Особенно после второго бокала пива и плотного завтрака.
Маша, наверное, чувствую вину за произошедшее, о чем ей рассказала повариха Фариза, совершенно бесплатно наделила молодого человека пирожным, которое тот с аппетитом съел.
9.
Нюра была горничной второго этажа гостиницы, где располагались самые дорогие номера. Сегодняшним утром занятым оставался только один трехкомнатный люкс. Его занимал молодой человек, ничем не выделявшийся. Он не был артистом, бизнесменом или командировочным с Севера. Нюра повидала их немало и легко могла отличить артиста от бизнесмена, а бизнесмена от командировочного. Обычно в люксе с утра был стойкий запах перегара, везде валялись бутылки из-под дорогих вин и коньяков, на креслах и даже на полу валялась вперемешку мужская и женская одежда, а ее владельцы вповалку лежали на всем, на чем можно было прикорнуть. Девушки всегда были местные из номеров третьего этажа, который так и назывался девичьим. Нюра лишь заглядывала в номер, если он не был заперт, убеждалась в его противопожарной безопасности и шла дальше.
Но сегодняшним утром все было необычно. Ключ от номера был у администратора, которая почему-то настойчиво попросила получше прибрать номер, как она сказала «геолога». Нюра даже удивилась этой просьбе. Она была девушка деревенская и к своим обязанностям горничной относилась серьезно. Свою работу она любила, а форму горничной обожала. До переезда в город, который произошел, как считала Нюра, по счастливому стечению обстоятельств, Нюра работала птичницей, и ее тогдашний халат кардинально отличался от теперешней формы. Несмотря на то, что Нюра регулярно его стирала, он был удручающе серого цвета с въевшимися пятнами птичьего помета. Но даже и в этом халате она выделялась своей здоровой, деревенской красотой. Эта деревенская красота и привела ее в гостиницу, где ее с удовольствием определили в горничные. Нюра прижилась, вопреки сложившейся традиции, согласно которой горничные больше двух-трех месяцев не задерживались. Некоторые увольнялись сами, стремительно соблазнив выгодного постояльца и выйдя за него замуж, большинство увольняли за нарушение нравственных устоев. Нарушать нравственные устои дозволялось только жиличкам с третьего этажа, которые за это хорошо одаривали персонал.
Авторитет Нюры у служивых гостиницы, включая управляющего, поднялся не небывалую высоту после того, как однажды она повредила челюсть борзому столичному бизнесмену, который похлопал ее по замечательно красивой попке. Нюра уже не помнила, чем она заехала нахалу в физиономию, скорее всего своим шанцевым инструментом. Бизнесмен, схватившись за лицо, срочно отправился в травмопункт, а Нюра, вся в слезах, стала просить прощения у Бога и желать пострадавшему скорейшего выздоровления. Дело в том, что Нюра была набожна, переняв это от своей матери, а та переняла от своей. Словом, все в Нюриной семье, жившие сейчас и те, которые жили когда-то, были искренне верующими и иначе свою жизнь не представляли.
История закончилась благополучно. Бизнесмен, хоть и был пьян, но оказался порядочным. Правда прощения не просил, но и скандала не закатывал. Он вышел из этой ситуации чисто по-предпринимательски. Так как отрывал рот с трудом, то тут же на третьем этаже нанял секретаршу, которой во время переговоров писал записки, а она их озвучивала. Сам же, с перевязанной челюстью, скромно сидел за столом, объясняя всем, что у него наследственный флюс, отягощенный аллергией на пыльцу местной флоры. Секретарша оказалась с юмором и, исходя из эгоистических помыслов, прозрачными намеками давала понять, что аллергия, в том числе, и на плохой коньяк. А хорошего коньяка в ресторан при гостинице не завезли.
Вторая сторона переговоров тут же понимала намеки и, видя перед собой тяжелые последствия аллергии, доставала коньяк из собственных погребов. И переговоры продолжались в теплой непринужденной обстановке. Результатами все стороны были чрезвычайно довольны. Правда к вечеру после четвертых или пятых переговоров бизнесмена вместе с секретаршей с трудом загрузили в такси, и они благополучно, с помощью крепкого таксиста добрались до кровати. Естественно, самой широкой из двух возможных.
Во время крепкого сна повязка с лица бизнесмена спала, и на следующий день, сопровождаемый секретаршей, он укатил в Калугу для заключения сделки на местной птицефабрике. Дальнейшая судьба парочки теряется где-то в пригородах то ли Мадрида, то ли Лиссабона. Так что Нюрин шанцевый инструмент произвел далеко идущие последствия европейского уровня.
Но сейчас Нюра открыла номер, не ожидая встретить там никого. И действительно номер был пуст. Однако, это не был тот самый номер, который она хорошо знала. Вместо перегара в номере пахло чем-то неуловимо знакомым. Так пахло в их деревенской церкви, но здесь - гораздо слабее. Это было не первое удивительное впечатление Нюры.
Оглянувшись по сторонам, от удивления она присела на стул. На стенах висели картины. Их отродясь в номере не было. Однажды, на настоянию управляющего, повесили полную копию картины «Иван Грозный убивает своего сына». Ее, по знакомству, заказали какому-то шабашнику – выпускнику худграфа. Так буквально через три дня после того, как картина появилась, в номере поселился плохо воспитанный бизнесмен, устроивший полноценный банкет по поводу покупки местного пивного завода. На банкете были все свободные девицы с третьего этажа. И где-то в середине банкета они все ревмя ревели, глядя с любовью на сына и с ненавистью на царя. В качестве отмщения самая впечатлительная запустила бутылкой шампанского в царя. Понятно, что после этого остановить коллектив было невозможно. Картина превратилась в хлам, художник-шабашник не получил нового заказа, стены остались голыми.
Теперь же стены украшали картины. И хотя Нюра не была ценителем живописи, она не могла отвести глаз от них. Все три комнаты завешены шедеврами. Такого количества хороших картин даже в местной художественной галерее не было. Нюра переходила от картины к картине. Большинство картин были на религиозно-философские темы. Некоторые были больше, другие – меньше. Но все были подобраны с большим изяществом. Здесь же висели полотна, написанные Александром Валентиновичем и Любой. У Нюры возникло чувство, которое она испытывала всякий раз в Богоявленском Соборе, стоя перед иконостасом.
И этот запах и картины отчаянно контрастировали с обычным состоянием номера, вообще со всей гостиницей с ее постояльцами. Даже с Нюриной формой, украшением которой были белые наколка и передник. Нюра села на стул, уткнулась в руки и заплакала, как может плакать деревенская девушка, оценившая безвозвратность потери чего-то очень важного: колечка с бирюзой – подарка бабушки, так и не сбывшейся мечты, да мало ли поводов поплакать. Но сегодняшние слезы были не горькие, а какие-то светлые, каждая выкатившаяся из серых глаз слезинка явно приносила облегчение. Выплакавшись, Нюра взяла тряпку и начала вытирать несуществующую пыль. В номере был идеальный порядок. Поэтому она совершала манипуляции с тряпкой только по устоявшейся привычке.
К картинам она боялась даже притронуться, так они ее поражали. Перед картиной с мостом она долго стояла. Картина напомнила мост в ее деревне, а мальчик на нем – сына соседки. Такой замечательный мальчуган, часто приходил к Нюре и приносил ее коту рыбешку. Поэтому кот его обожал. Сейчас кот жил с Нюрой, но кормился консервами. Сейчас лето, каникулы. В это время сын всегда помогал отцу – фермеру, у которого работа не прекращалась круглый год. Это был работящий мужчина. Он засевал большую часть бывших колхозных полей, да еще снабжал всю деревню свежей рыбой из большого пруда, в котором разводил карпов. Вся деревня уважала его, и бабы завидовали его жене, которой достался работящий мужик. Другие деревенские мужики тоже были работящими, но не такими.
Потом Нюрины мысли перешли на ее собственную личную жизнь. Ей тоже хотелось иметь семью, троих детей. Обязательно троих! Чтобы муж приходил с работы усталый, пропахший полем или чем-нибудь еще, своим родным. Она бы его кормила и рассказывала, какие отметки принесли дети из школы, хвалила маленькую за то, что у нее начали расти зубки. Это все так явственно встало перед Нюриным взором, что она глубоко вздохнула. И тут она почувствовала, что она в комнате не одна. Обернувшись, увидела, что у двери стоит молодой человек. Видно было, что он стоит уже какое-то время, не решаясь оторвать Нюру от созерцания картин.
- Извините, я пришла убраться. Тут никого не было. А убирать-то нечего. У вас такой порядок! – лепетала смущенная Нюра.
- Вам понравились картины? – спросил вошедший.
- Очень. Особенно эта с мостом. И рама у нее какая-то особенная.
- Напомнила деревню? – спросил молодой человек.
- Да, очень. А откуда вы узнали, что я из деревни? – удивилась Нюра.
— Это совсем не трудно. Вы очень искренни во всем, что делаете. Городские ведут себя не так.
Это признание совсем смутила Нюру. Она подхватила свою тележку с нехитрым инструментарием и направилась к двери.
Молодой человек проводил ее легкой улыбкой. Когда дверь за ней закрылась, Нюру охватила легкость и светлые мысли начали тесниться в ее головке. Наконец мысли успокоились и осталась только одна: «Скоро я выйду замуж».
И потом, кто-то посторонний, но очень близкий, у нее внутри произнес: «Скоро, очень скоро. Ты заслужила награды от Господа».
И Нюра, напевая любимую мелодию, покатила свою тележку по коридору к кладовке, где хранила свои принадлежности.
Спустившись вниз, она подошла к стойке администратора. Людмила Васильевна, взглянув на нее, произнесла: «Нюрочка, что-то произошло? Ты сияешь, как блин с маслом!» Людмила Васильевна, после истории с челюстью бизнесмена, опекала Нюру, не давая ее в обиду.
- Нет, Людмила Васильевна. Только скажите, когда это в 208 номер привезли и развесили столько картин?
- Картины? – недоуменно воскликнула администратор.
Скажи Нюра, что в 208-м номере столько пустых бутылок, что нужно вызвать грузовик, чтобы их вывезти, она бы не удивилась. Или что Нюра обнаружила там много спящих вповалку посторонних, которым, очевидно, не место в гостинице, то это тоже не вызвало бы удивления. Но картины и 208 номер были несовместимы! Поэтому острый ум Людмилы Васильевны сразу почувствовал приближение беды. После того, как бывшая начальница Департамента Образования удрала в Испанию и вынуждено сменила благозвучную во всех отношениях фамилию Иванова на Родригес-Сиерра, Людмила Васильевна стала весьма чувствительна ко всему необычному. Дело в том, что Людмила Васильевна и Светлана Петровна были одноклассницы и подруги неразлейвода. Света делилась с Людой не только женскими секретами, но и намекала на некоторые, достаточно спорные с точки зрения закона делишки.
Вначале они были скромные и тянули на административное порицание. Впрочем, что в провинции, да еще в сфере образования можно присвоить. Разве что ластики или тетрадки в клеточку. Но остатки морали и нравственности потихоньку исчезали, и Светлана Петровна развернулась пошире. Потом она подключила Игорька - начальника Департамента Строительства и тонкими намеками посвятила в махинации Самого, обещая хорошие откаты, в случае благосклонности. Взглянув на Изольду Карловну, и уловив знак: «Не возражаю», Владимир Игоревич одобрил. Со временем команда разрослась за счет департаментов общественного транспорта и коммунального хозяйства. Жители города сразу же почувствовали, что в бюджете возникла еще одна дыра. Но за счет ежедневной пропаганды, заверений в прессе и на телевидении, что светлое будущее рядом, удавалось создавать благостную картину полного согласия городского начальства и народонаселения. Только печатный орган оппозиционного депутата раскрывал всю подноготную махинаций с указанием дат, сроков, действующих лиц. Его читали, восхищались смелостью публикаций, но так как в нем ничего конкретного не предлагалось, то его, чаще по частям, спускали в унитаз.
Опершись о стойку, подперев голову рукой, Людмила Васильевна начала анализировать события. Первое: она заселила геолога безо всяких документов, да еще и в люкс. Это было вопиющим нарушением, но она его совершила, да еще добровольно. Потом все девушки с низкой социальной ответственностью покинули гостеприимный кров, под которым они чувствовали себя очень комфортно. Да что там комфортно. Это было единственное в городе место, в котором городская администрация, в том числе, могла уединиться, не рискуя быть схваченной за лацканы пиджаков недругами или женами. Недругам в гостиницу не пройти, о приближении жен во-время извещали. А теперь в люксе картины. Вначале неясно, а потом отчетливее вырисовывался целостный образ: геолог, девицы, картины. Было над чем поразмышлять.
10.
Привыкшая к быстрым действиям, когда требовали события, Людмила Васильевна поднялась на второй этаж и постучала в дверь люкса. Нельзя сказать, что она была недовольна, но и спокойной ее назвать было нельзя. Дверь открыл знакомый молодой человек с дружелюбной улыбкой.
- Рад вас видеть, Людмила Васильевна. Чем могу служить? – произнес он отступая в сторону и приглашая её войти. Людмила Васильевна сразу же увидела, что все стены были завешены картинами, которые висели не так, как в художественной галерее неподалеку. Очень плотно, между ними не оставалось свободного пространства.
- Откуда у вас столько картин? Еще вчера здесь ничего не было.
— Дали друзья. На время, конечно. Видите ли, в последнее время не могу без этого. Привык, знаете ли.
- Но тут их столько. Как же вы их разместили так быстро? Их же надо вешать, для этого сверлить дырки, забивать крючки.
- Ну что вы! Они просто висят, каждая там, где ей удобно. Соседей они выбирают сами. Посмотрите сами.
Молодой человек отошел в сторону, давая Людмиле Васильевне подойти к стене. Что она и сделала. После этого сняла первую попавшуюся небольшую картину и обомлела. Картина не висела ни на каком крючке. Она просто была прислонена к стене и держалась, как примагниченная. Она прислонила картину к стене. Та послушно повисла. Людмила Васильевна, оторопело взяла вторую картину побольше. С ней было тоже самое.
- Так вы не геолог, а какой-нибудь физик, открывающий новые природные явления?
- Не стану возражать, действительно, естествоиспытанию я не чужд. Чашку кофе?
- Знаете, не откажусь. Мне это крайне интересно. Может быть, вы расскажете о себе что-нибудь.
Они сели в кресла рядом с низким столиком и в очередной раз Людмила Васильевна поразилась контрасту между обычным состоянием люкса и нынешним. Этот столик, наверное, уже забыл, когда на нем стояли чашки с кофе, кофейник и остальные принадлежности вместо традиционных вин, коньяков и шампанского.
Они беседовали. Людмила Васильевна вынесла основное. Приезжий был издалека, и не принадлежал к правоохранительным органам. Последнее было важно. После бегства подруги, Людмила Васильевна опасалась, как бы ее не начали вызывать компетентные органы. Всем была известна их дружба.
Молодой человек оказался интересным собеседником, знания его, особенно по истории и географии, были обширны. Он рассказывал так живо, как будто наблюдал исторические события воочию. Одним словом, очаровал Людмилу Васильевну, и когда она собралась уйти, то напрочь забыла свой первоначальный негатив из-за отсутствия у постояльца документа и выставки картин в номере. Прощаясь, у двери, Людмила Васильевна вдруг явственно услышала: «В фамилии Родригес заключена опасность». Сказать этого никто не мог. В номере они были вдвоем, и молодой человек приветливо улыбался, провожая ее.
Никто в целом мире не знал, что фамилия Родригес связана со Светланой. Именно от неё исходила опасность, а Родригес – это уже вторично. В дверях, Людмила Васильевна, захотев блеснуть своей фигурой, приняла выгодную для себя позу. Но после реплики, произнесенной непонятно кем, она стушевалась и поскорее выскользнула из номера.
11.
Медленно она спустилась в холл, прошла за стойку администратора. И тут увидела на столе почтовый конверт, явно заграничный. Ее сердце рухнуло, письмо было из Испании. Людмила Васильевна дрожащими руками вскрыла конверт, достала письмо и начала читать. Письмо было длинным, написано хорошо знакомым почерком и повествовало о житейских делах. Чем дальше читала письмо Людмила Васильевна, тем больше успокаивалась. Возникла даже мысль: «Пронесёт». Но на последней странице была приписка, из-за которой, как она поняла, и были написаны три предыдущие ничего не значащие страницы. В приписке Светлана сообщала, что в спешке забыла свою бижутерию, которая ей дорога как подарок мужа. И если Людочка ее найдет и привезет в Испанию, то Светочка будет ей очень признательна. И признательность эта будет не сравнимой со всем, что она дарила любимой подруге. Всю дополнительную информация Светочка перешлет Людочке на мобильник.
Людмила Васильевна откинулась на спинку стула. Какую бижутерию Светлана просила привезти в Испанию, она догадывалась. Отмечая свою последнюю аферу, после третьего бокала шампанского, Света намекнула, что теперь она самый богатый человек в городе. В детали она не вдавалась, а выспрашивать чего-либо у подруг было не принято. Людмила только произнесла: «Будь осторожнее». Они много лет дружили, и Людмила Васильевна говорила это искренне. Через несколько дней Светланы в городе уже не было.
А еще через неделю за ней прикатили служивые из Следственного Комитета. Тщетно. Подруга уже была в Испании и все ее семейство носило фамилию Родригес-Сиерра. Задача Следственного Комитета оказалась неразрешимой. Они только выяснили, что Светлана Петровна вылетела из Шереметьево в Голландию, где следы ее затерялись. Из Голландии она никуда не улетала. Во всяком случае, так получалось по документам.
- Не пронесло, - подумала Людмила Васильевна. Обращаться в правоохранительные органы ей не приходило на ум. Никаких деталей, кроме тех, которые приводились в оппозиционном листке, издаваемом местным бизнесменом, Людмила Васильевна не знала. Прекрасно понимая, что органы так просто ее не отпустят, ведь она была на расстоянии вытянутой руки от главной преступницы. Поэтому она и мысли не допускала поделиться с ними, да и с кем-либо еще своими догадками.
Задумавшись, Людмила Васильевна не заметила, как к стойке подошел новый посетитель. Она оторвала взгляд от письма, посмотрела в его сторону и оторопела. Перед ней стоял бывший начальник Департамента Строительства, которого Светлана запросто звала Игорек и который часто присутствовал на их посиделках по поводу завершенных дел. Игорёк был глуп, как тетерев, но обладал весьма представительной внешностью. Поэтому его с удовольствием снимало местное телевидение. Например, на фоне строящейся школы, которая по проекту была не хуже столичной, а на деле представляла собой сарай, подпираемый со всех сторон.
Но телевидение выбирало такой ракурс, что сарай представлялся высоткой со статуей рабочего и колхозницы наверху, изучающих учебник высшей математики. После таких репортажей все родители города хотели отдать своих чад в эту школу, но были разочарованы, когда им сообщали, что по плану школу уже сдали, но фактически она будет введена в строй лишь после того, как их дети нарожают своих детей. Причина была проста – в школу не завезли письменные и другие принадлежности. В том числе и рояль, который подарил школе местный меценат, привезший рояль из Германии.
Рояль в город привезли, но он осел у одного очень ответственного чиновника - бывшего сантехника, имеющего непосредственное отношение к Департаменту Коммунального Хозяйства. И на нем барабанила его дочь – ученица третьего класса музыкальной школы. Барабанила громко, но это никому не мешало, вокруг дома чиновника была ухоженная роща, располагающаяся на ухоженной площадке в десять гектар. Мецената судьба рояля уже не волновала. Во-первых, потому что он не допускал мысли, что рояль не попадет по назначению. Во-вторых, местное телевидение уже сняло тематический репортаж на тему – Городу быть Музыкальной столицей России. В-третьих, меценат переключился на новую модную тему – Искусственный Интеллект в помощь каждому школьнику. Эту тему для меценатства он избрал после посещения одной из школ, где побывал на уроке математики в восьмом классе. В школе меценат был хроническим троечником, но то, что он увидел на уроке математики, его поразило. Не будем раскрывать детали, скажем только, что директор школы, присутствующий на том же уроке, начал нервно ерзать на стуле после первых десяти минут, а на пятнадцатой минуте просто истерически разрыдался, и был увезен скорой помощью в местную психушку. Психика не выдержала! И он больше никогда не возвращался к административной деятельности в образовательных учреждениях. Меценат понял, что только мощный Искусственный Интеллект, соединенный с чахлым интеллектом школьников, сможет спасти Отечество, придерживающееся традиционных консервативных ценностей, но пренебрегающее интеллектуальным развитием школьников.
Игорь стоял, дружески улыбаясь, но на стойке красовались два его огромных кулака, а за спиной виден амбал. Таких в народе называют шкаф.
- Получила письмо от Светки? – спросил бывший начальник департамента.
- Только что прочитала.
- Что она там написала по поводу бижутерии?
- Пишет, что забыла ее в городе.
- Не написала, где она лежит? – внешне дружелюбно, но чуть нахмурившись, спросил Игорь.
- Обещала прислать позже на телефон.
— Вот коза, - вдруг сорвался Игорь. – Вместо того, чтобы толком объяснить, где и как, она устраивает непонятно что. Мне эта бижутерия нужна, чтобы ноги унести. А она! Сидит там в своей Европе, греет зад на солнце и ни о чем не думает.
Потом спохватившись: «Прости, сорвался!».
Добавил, уже дружелюбно: «Ты у нас умная и понимаешь, что бижутерия принадлежит не только Светке. Там и моя доля и Володькина. Поэтому ее надо найти обязательно. Иначе … .». Что там будет иначе Людмиле Васильевне слушать было совсем не интересно. У нее и так дрожали ноги от страха. Боялась произнести хоть слово, у нее перехватило горло. Она поняла, что из важного свидетеля она становилась соучастником. Пусть и не по своей воле, это, конечно, зачтется. Но все-таки, ей совсем не хотелось, чтобы суд засчитывал ее чистосердечное признание в качестве смягчающего обстоятельства. С другой стороны, этот Игорек со своими здоровенными кулаками. Тоже не пряник. А амбал сзади. Тот вообще явный уголовник.
Выручил постоялец из люкса. Он спускался по лестнице, как всегда дружелюбно улыбаясь. При его виде, Игорек несколько стушевался, бросил: «Я еще заскочу. Пойду куплю сигарет», - и вместе с амбалом ушел. Постоялец подошел к стойке, положил на нее ключ от номера и, увидев расстроенную Людмилу Васильевну, сказал: «Отчаиваться не надо. Отчаяние – большой грех». После этого поклонился и вышел из гостиницы.
В этот день Игорек так и не появился. Спала Людмила Васильевна отвратительно. Хотя заснула быстро, но во сне ее преследовали кошмары. На следующий день ей не надо было идти на работу, была не ее смена. Она занялась домашними делами. Ближе к середине дня, трямкнул мобильник, пришла СМСка. Номер был незнакомый. Людмила Васильевна открыла и прочитала. Было написано: «Мы там собирали малину».
Людмила Васильевна сразу поняла, что Света начала передавать ей инструкцию, как найти «бижутерию». Она ответили: «Помню». Это было в прошлом году, когда они на даче у Светиной матери собирали малину. Мать почти круглый год безвыездно жила на даче. Очень любила, когда приезжали дочь и Людочка. Угощала их, в том числе наливками и настойками, которые перепадали ей от сына – брата Светланы. Он был мужчина основательный, вел свой бизнес, и снабжал мать всем необходимым, и даже сверх того. Они всегда оставались там ночевать, полночи проводя в беседах. Так что дачу она знала хорошо.
- Интересно, где там эта бижутерия? – подумала Людмила Васильевна, поливая разросшийся кактус. Возникло сомнение: «А мне это надо?». Но его заглушила мысль: «Во-первых, Светке надо помочь. Она там, небось, бедствует. В стране, где быков убивают напоказ. Во-вторых, и мне что-нибудь перепадет. Светка меню любит и не оставит на бобах. Да и Игорь уж очень страшный. Он меня запросто заставит искать эту бижутерию».
В этот день сообщений больше не было.
12.
В субботу, как было заведено в хорошую погоду, Настя вывела всю семью в город – лакомиться мороженым. На трамвае, который все любили за солидность и отсутствие суеты они доехали до пешеходного моста на бывшую Болховскую. В качестве исключения и за хорошее поведение Васеньке разрешили взять самокат.
Самое вкусное мороженое в городе готовили в маленьком кафе, расположенным неподалеку в переулке. Народу в кафе пока не было, оно наполнялось шумной молодежью к вечеру. Тогда было не протолкнуться. Но сейчас они сели у окна и разговаривали все вместе, так как тема была очень захватывающая. Обсуждали, во-первых, человека, который шел по небу, во-вторых, появление в комнате Васи и Алеши необыкновенной железной дороги. По поводу последней справились, но даже на Ozon таких моделей не было. Железные дороги были, но таких – нет. Попробовали найти заводское клеймо, но тоже не обнаружили. После этого отец сказал: «Пусть это будет подарком, который Дед Мороз нес на Новый Год, но немного припоздал. Чудо, вот и все!». На этом порешили, и принялись за мороженое.
По ходу пиршества Наташа сказала, что у них будет концерт в преддверии Троицы, где их ансамбль исполняет духовные произведения С. Рахманинова. Настя строго сказала, что в этот вечер все должны отложить свои дела. За это после концерта она угостит их царским ужином. Семья повеселела. Если мама обещала царский ужин, то он будет действительно царским.
После кафе, как было заведено, вначале по бывшей Болховской, а потом по бульвару, мимо памятника Вождю они проследовали в парк. Парк был еще одним любимым местом семьи. Настя вспоминала свое детство, которое она провела в регулярных походах в парк с родителями. Наташа любила открытую веранду, где иногда выступал ансамбль духовной музыки. Васеньке нравилась железная дорога, карусели, качели и он проводил там все время. А Алеша с отцом устраивались неподалеку в аллее на скамейке и либо читали, либо резались в шахматы. Тут им никто не мешал до тех пор, пока они все, проголодавшись, не собирались домой.
Сегодня было также хорошо, как и всегда. Солнышко сияло, с веранды лилась тихая, немного грустная музыка. Вдали раздавался шум детворы. Была полная гармония. Пару часов спустя, все, немного уставшие и проголодавшиеся, собрались и пошли домой. Решили пойти пешком до трамвая. Тем более, что идти было легко, под горку. Васенька катил на своем самокате, ловко объезжая встречных. Настя волновалась и периодически останавливала его, когда было слишком много народа. Так они почто подошли к мосту и тут Вася совсем обогнал их, и самокат стал резко набирать скорость. Похоже было, что мальчик растерялся или очень испугался. Самокат разгонялся все быстрее, проскакивая мимо редких в этом месте прохожих. И тут, либо под колесо попал камень, либо Вася неудачно повернул руль, но самокат начал заваливаться на бок. Вася выпустил руль. Падение на такой скорости было не просто опасным, оно было чревато большой травмой. Все оцепенели, ожидая самого худшего. Наташа в ужасе закрыла лицо руками. Настя побледнела и издала какой-то нечеловеческий крик. Потом, совершенно явственно, возникла отчаянная мысль: «Господи, спаси!». Она не произнесла этого вслух, но просьба была глубокой и искренней.
И вдруг ниоткуда, на пути падающего Васи появился молодой человек – постоялец гостиницы. Он протянул к нему руки, и Вася оказался в его объятиях. Ему сразу стало как-то тепло и уютно, как котенку, который зимой улегся на батарею центрального отопления. Настя прислонилась к стене, из глаз ее ручьями текли слезы. Наташа, Алеша и отец бросились к Васе. Когда добежали, он стоял уже на ногах, молодой человек держал его за руку. Все благодарили его. Только один Вася смотрел на него с большим удивлением. Вдруг он произнес: «А как вы смогли забраться так высоко?».
- Подрастешь, узнаешь, - ответил он, погладил Васю по голове, поклонился и ушел. Когда на ватных ногах подошла Настя, очнувшаяся от своего полуобморочного состояния, он был уже далеко. Настя хотела броситься за ним, чтобы высказать искреннюю благодарность, но ее схватил за руку Вася.
- Мама, это он был в небе, - произнес он.
Настя опешила. Столько чудес за такое короткое время для нее было слишком. Потом вдруг оформилась мысль: «Это чудо сотворил Бог в ответ на мою мольбу». Она с новым, неизведанным ранее чувством посмотрела на Васю. И увидела, что он уже не тот сын, которого она водила в детский сад, забирала домой, читала ему книжки с картинками. На нем покоился отсвет Божьей Благодати, которую она видела на иконах. Она взяла его за руку и до самого дома не выпускала ее. Вася и не думал вырываться, чтобы почувствовать себя взрослым и свободным. Идя между Наташей и мамой, он соединял в единое целое произошедшие события: человека в небе, железную дорогу, того же человека на мосту, необыкновенное чувство душевной теплоты и спокойствия, которые шли от него. Осознать все это для Васи было невозможно в силу недостатка житейского опыта. Но он глубоко это прочувствовал, а чувства говорили ему: «Чудеса случаются, если только очень захотеть».
13.
В этот вечер Нюра была ночной дежурной, как было заведено в гостинице. Обычно на ночь в гостинице оставались дежурить администратор, горничная и сантехник. Нюра сидела в комнате у администратора, где они с Тамарой – сменщицей Людмилы Васильевны пили чай с сушками. Нюра, как деревенская жительница, обожала чай с сушками. К нему она пристрастилась длинными зимними вечерами, коротая их с матерью и бабушкой. Все шло, как всегда, постояльцы разбрелись по номерам, и только в ресторане все еще раздавался шум. Там приезжий бизнесмен отмечал удачное завершение сделки по покупке чего-то, то ли пивного завода, то ли кондитерской фабрики, то ли трамвайного парка. Но шум был весьма приличный, потому что бизнесмена поддержали участники Тургеневского симпозиума. Встретились бизнес и литература, образовав бушующее море эмоций. Это, как все понимали, затянется надолго. Выяснение что важнее дело, мысль или чувство, в российском обществе никогда не заканчивалось быстро, а уж тем более без мордобоя. До мордобоя еще не дошло, поэтому продолжение виделось длинным.
В комнату заглянул Николай – дежурный слесарь, обязанность которого была избавить гостиницу от различных технических форсмажоров. Николай был мужчина крепкий, поэтому охранник, в своей каморку смотревший футбольную передачу из Лондона, был спокоен и за форсмажоры, связанные с подгулявшими гостями. Николай обычно проводил время в своей комнате с инструментами, что-то мастеря. Но сейчас, обеспокоенный поздним шумом в ресторане, пришел в холл, чтобы исключить неожиданности.
Тамара сразу же предложила ему чаю. Но Николай отказался и намеревался уже идти к себе, как из ресторана выползли два субъекта в очень крепком подпитии. Один был из команды бизнеса, другой – литературы. Им не хватило дам для веселого препровождения времени, и они решили пригласить Тамару и Нюру, чтобы решить женский вопрос. Началось с самых невинных комплиментов, потом приглашений. Последние становились все более настойчивыми.
Оба претендента явно не посещали курсов хороших манер. Действительно бизнесмена выперли после девятого класса, литератор закончил Сорбонну и понятие о традиционных культурных ценностях имел весьма слабое. Вообще-то, выходец из Сорбонны мало интересовался женщинами, храня верность своему другу, с которым они намеревались создать однополую семью, столь модную в местных литературных кругах. Он уже сделал свой доклад на Симпозиуме, в котором излагал последние сведения о том, что классик был скрытый гомосексуалист. А Полина Виардо была трансгендером, что почти было установлено первоисточниками, хранившимися в сгоревшем архиве.
Сейчас литератор сопровождал русского знакомца, который своей статью напоминал его друга, оставленного в Париже, и которому предназначалась высокая честь разделить ложе с представителем Пятой Республики. Какой же абориген откажется от такой чести. Русский бизнесмен не подозревал о своей счастливой участи. Есть основание полагать, что, узнавши, он мгновенно протрезвел бы и … встретил бы утро в кутузке. Ничего удивительного, отечественные правоохранительные органы имеют слабость к иностранцам и из двух зол для наказания всегда выбирают отечественное, как наиболее сильное. Наверное, судят по себе.
Бизнесмен ясно выражался русским языком, что нечего бабам кочевряжиться, когда их приглашают два таких джентльмена. Это он произносил вполне искренне, но речь была невнятная, и сопровождалась вульгаризмами. Из тех, которыми перемешана речь люмпенов, старающимися повысить свою самооценку.
Николай, уже почти удалившийся в свою мастерскую, остановился, опасаясь за девушек. Повернувшись, увидел двух активных, весьма пьяных мужчин, и медленно направился к ним. Те же, не обращая на него внимания, были всецело поглощены несвязным внушением превосходства представителей бизнеса и иностранной державы над русскими простушками. Выражение этого превосходства уже вплотную приблизилось к фазе хватания за талию. Николай был скромен и лишь кашлянул, обозначая свое присутствие. Мельком обернувшись, представитель бизнеса попытался оттолкнуть его, но тотчас пожалел об этом. Почему-то он оказался на полу, хотя Николай и не делал резких движений. Возможно, что пострадавший просто поскользнулся.
Парижанин, ввязавшийся в эту историю лишь за компанию, округлил глаза. Во Франции так быстро это не делалось. Обычно, вначале оппоненты препираются на чистом французском языке, потом появляется полицейский, который и прекращает не состоявшуюся потасовку. Каждая из противных сторон уходит, унося в сердце чувство глубокого удовлетворения от того, что не посрамила своей чести. Но, тем не менее, сейчас честь Европы явно страдала, потому что она была не только родиной футбола, но и родиной бокса. И каждая не состоявшаяся, но потенциально возможная драка, была пощечиной этой прародине. В этой дикой, по мнению европейского исследователя творчества Тургенева, стране все происходило с точностью до наоборот. Тут чтили боксерские традиции, проявляя их везде, в самых неожиданных местах и формах.
Бизнесмен ворочался на полу, отчаянно матерясь. Николай – человек гуманный, помогал ему. Тоже одна из русских традиций – помоги страждущему. Бизнесмен поднялся и стоял покачиваясь, все еще ничего не понимая. И тут из дверей ресторана вывалилась толпа, которую спровоцировал французский литератор, ворвавшийся туда и вместо того, чтобы завопить: «Наших бьют!», он начал повторять то же на чистейшем европейском языке. Предки литератора были эмигранты первой волны, почитатели, Толстого, Достоевского и Тургенева и поэтому литератор знал русский в совершенстве. Почему он перешел на такой же безукоризненный французский в русском ресторане, не было отражено ни в милицейском протоколе, ни в материалах Симпозиума. Однако, все участники банкета поняли, что произошло нечто из ряда вон выходящее, и надо по-быстрому сматываться. Это могло быть наводнение, пожар или землетрясение. О пострадавшем никто не вспомнил. В дверях возникла давка, кому же хочется погибнуть под водой, или задохнуться в дыму пожара. Слабые были затоптаны, сильные торжествовали. Французский литератор ощутил чувство полнейшего сексуального удовлетворения потому, что оказался под мужским телом с выдающимися формами.
Давка закончилась, все поднялись, потирая ушибы. Женщины оправляли платья, частично порванные. Мужчины уже совсем не обращали на них внимания, спасая свои шкуры. Перед ними была дверь гостиницы, куда все и устремились. Дверь была заперта и отбросила всю толпу в холл, как будто выстрелила из катапульты.
Дежурные наблюдали все с любопытством. Такая ситуация была в диковинку. Бывали схватки между посетителями, но обычно они велись в пределах классических правил бокса и заканчивались в первом раунде. Охранник давал команду: «Брейк!» и оппоненты расходились, чувствуя удовлетворенность от выдуманной победы. Но тут, вначале абориген и иностранец с неприличными предложениями, потом заступничество Николая, ну а потом перепуганная чем-то толпа, которая металась между стойкой администратора и запертыми входными дверями.
Толпа же, поняв, что спасения нет, так как их всех замуровали, должна была разрядить свои страхи. И увидев Николая, который спокойно стоял в своей фирменной спецовке, поспешила к нему с невнятно произносимыми вопросами. Но так как невнятность усугублялась большим множеством возгласов: «Где горит?», и «Где пожарные?», а также «Не утонем ли мы?», произносимых всеми одновременно, то Николай стоял лишь иронично улыбаясь, не приходя на помощь. Тут литеротор-француз, как потомок плантаторов, рабовладельцев и колонизаторов, на чистом русском языке, который мог знать только потомок первой волны эмиграции, наконец-то, произнес ожидаемое: «Наших бьют!».
И все встало на свои места. Сразу же был определен виновник, и гнев толпы направился на него. Николаю пришлось туго! Вначале он полагал, что толпа образумится. Но её женская часть, увидев его крепкую фигуру и твердый взгляд и, сравнив со своим маловыразительным окружением, обиделась за окружение и попробовала повысить его самооценку унизив Николая. Раздались возгласы: «Да он еще смеется над нами!». И Николаю пришлось прибегнуть к тем приемам, которыми в изобилии научила его улица, начиная с детского возраста. Как известно, улица учит основательно. И первый натиск толпы был легко отбит. Но, предводимая литератором-французом, как оказалось, с задатками Наполеона, она ринулась на второй штурм.
За стойкой Тамара и Нюра замерли в ожидании поражения Николая. В их ушах зазвучали сирены Скорой помощи и полиции, возникли слова: «Диагноз и протокол». Одним словом, так хорошо начатое дежурство неминуемо должно было завершиться чем-то паскудным. Но все завершилось неожиданно. Из своей комнаты вышел охранник, оторвавшийся наконец от футбольной трансляции, и засвистел в милицейский свисток. Свирепо вращая своим рабочим инструментом – резиновой дубинкой, он бросился в толпу и начал награждать участников свалки чувствительными ударами по всем мягким местам. Толпа вмиг отрезвела, французский литератор сник, и на чистейшем французском произнес: «Это Ватерлоо!».
Поняв, что ловить нечего, толпа вернулась в ресторан, где все с удовольствием показывали друг другу приобретенные ссадины и с еще большим удовольствием пили за храбрость русского воинства. Литератор-француз, пытавшийся на классическом русском объяснить, что если бы они послушались его – правнука русского генерала, то они одержали бы блистательную победу. Но его никто не слушал, а одна крепко подвыпившая бабенка даже пыталась повиснуть ему на шею, выражая, тем самым, свое восхищение его полководческим талантом. Но литератор пренебрег ею, храня верность своему другу, с которым собирался создать однополую семью. Бабенка не обиделась. Она привыкла, что иностранцы ею пренебрегают.
14.
А в холле гостиницы Нюра и Тамара хлопотали вокруг Николая, смачивая его ссадины перекисью. Как объяснила Тамара, во избежание заражения. Однако, все было проще. Обе проявляли свой женский инстинкт. Николай, вначале сопротивлялся. Потом понял, что это бесполезно и отдался полностью им, позволив вылить на себя целый пузырек перекиси. В точности так же он не сопротивлялся, когда девушки предложили ему чай с сушками. Положение обязывало. Герой был обречен получить свою награду. И он ее получал с истинно геройским смирением.
Во время второй чашки чая Николай упомянул, что в его Знаменке часто приходилось вступать в подобные сражения. Услышав про Знаменку, Нюра удивилась. Она была из соседней деревни, но Николая не знала. Что, впрочем, было очень естественно. В школе она была лучшей ученицей, и все время проводила за учебниками. А после школы сразу пошла работать, помогала матери в птичнике. Николай тоже учился в той же школе, но на пять лет старше. Однако, нашлись общие знакомые, и они разговорились.
В разговоре о родных местах Николай, обычно невозмутимо спокойный, оживлялся. Рассказывал про работу в мастерских, где он возвращал к жизни сельхозинвентарь. Вспоминали о событиях местного значения, которые не могли быть забыты в силу их значимости для всей округи. Например, как трактор без тракториста уехал в деревенский пруд и там застрял, попыхивая своей выхлопной трубой пока не заглох. Там он и стоял весь день, пока с полей не вернулись механизаторы и не вызволили его. Николай хорошо помнил этот эпизод, именно он цеплял крюк, чтобы вытащить утопленника. Как он попал в город, Николай не рассказывал, а Нюра не лезла с расспросами.
Потом вспомнили монастырь рядом с деревней, который после революции был превращен в сельскохозяйственную коммуну и поэтому не был разрушен. Когда организовали колхоз, в монастыре организовали пункт приёма зерна. А вход в храм на территории монастыря просто заколотили, чтобы ребятишки не лазили на колокольню. Монастырь, конечно, никогда не реставрировали, но и не особенно разрушали. Благодаря этому он сохранился и его сумрачные кельи привлекали ребятишек своей таинственностью. Однажды приезжали археологи и пытались наладить раскопки на территории монастыря и за его оградой. Но поковырявшись немного, уехали. Как стало известно, из-за нехватки финансирования. Попросту – деньги сперли еще там, в верхах. Время наступило такое.
Монастырь имел славную и долгую историю. Его посещали члены царских фамилий поклониться чудотворной иконе, хранительнице монастыря. Сразу после гражданской войны, монастырь ликвидировали, монахов сослали. Храм и кельи разграбили, почти все иконы увезли в неизвестном направлении. Большая часть из них впоследствии была обнаружена за границей в каталогах аукционов и художественных музеев. Однако, большая часть наиболее ценных, в том числе чудотворная, бесследно пропали, так как монахи в самую последнюю ночь перед погромом, по какому-то наитию, их спрятали. На допросах никто не признался куда спрятали иконы, что еще более усугубило их наказание. Все монахи и сам настоятель пропали бесследно. Что, по тем временам, было неудивительно. Со временем таинственная история с иконами, да и сама история монастыря забылась.
В воспоминаниях они провели все дежурство, вспоминая разные истории. Тамара ушла в свою комнатку и свернувшись калачиком на кресле, сладко спала. Им никто не мешал и обоим было хорошо. И потому что вспоминали общее, дорогое для них прошлое, и потому что внезапно стали ближе друг другу, хотя проработали больше года в одной гостинице. Банкет в ресторане давно завершился, в холле было тихо.
Утром пришли сменщики. Тамару сменила Людмила Васильевна, а Нюра сдала свой пост старшей горничной. Тамара, Нюра и Николай вышли вместе. За Тамарой приехал муж, и она уехала. Нюра и Николай пошли вниз по бывшей Болховской. Народу на улице было мало, все спешили на работу, вдали в лучах солнца блестел купол собора. Оживленная прежде беседа почему-то сникла, и они шли молча. Вдруг над городом поплыл колокольный звон. Звонили в монастыре. Нюра остановилась, повернулась в его сторону и три раза перекрестилась, что-то прошептав.
Перешли мост и попали в оживленный центр города. Нюра должна была ехать на автобусе, Николай жил поблизости. Но когда подошли к остановке, то оба поняли, что не хотят расставаться. Под предлогом того, что ее автобуса нет, Нюра предложила пройти одну остановку. На что Николай быстро согласился. Наверное, быстрее, чем ожидалось, выдав свое желание не расставаться. Поэтому они прошли сначала одну остановку, потом другую. Потом сели на лавку в сквере. Молчали, говорили не значащие слова. Оба испытывали внезапно свалившуюся на них неловкость.
Нюра спохватилась первой: «Все-таки, мне пора домой!».
На остановке автобуса Николай мягко пожал протянутую Нюрой руку, и они расстались. Каждый унес в себе зарождающееся чувство, и желание, чтобы сутки отдыха прошли быстрее, и они вновь встретились на работе. Назначить свидание вечером Николаю не хватило смелости, что несколько разочаровало Нюру. Она уже прикидывала какое платье смогла бы надеть. Хотя Нюрин гардероб был скромен, но каждая вещь из него была достойна принцессы. Конечно же, если бы принцесса была здоровой деревенской девушкой из Российской глубинки.
Спустя неделю их знакомства, которое крепло с каждым рабочим днем, проведенным вместе, случилось вполне ожидаемое. Николай пригласил ее вечером пройтись по бывшей Болховской и парку. Последний был достопримечательностью города, в нем прогуливались как классики русской литературы, так и обычные литераторы. По странному стечению обстоятельств парк располагался напротив тюрьмы, тоже достопримечательности города. В ней часто сиживали революционеры наравне с разбойниками и душегубами. Вначале при царе, а потом и без царя, когда одни революционеры начали сажать других. Сейчас там сиживало мелкое жулье, крупняк пренебрегал местным колоритом и предпочитал отсиживать свои срока в Москве. Независимо от такого соседства, парк пользовался большой популярностью у жителей.
Когда Нюра и Николай сидели в кафе в нижнем углу парка, оба одновременно почувствовали, что жизнь внезапно изменилась и это надо признать именно сейчас. Поэтому, когда Николай взял Нюру за руку, та не отняла ее, а только посмотрела на него открытым взглядом, соглашаясь на все его предложения, еще не высказанные, но вполне ожидаемые. После этого вечера они приходили в гостиницу и уходили вместе, чем вызвали большой переполох среди обслуги. Это не удивительно. Николай был видный парень и каждой хотелось получить толику его внимания. Однако, все внимание досталось Нюре.
15.
В среду Людмила Васильевна отправилась на дачу к Лилиане Евгеньевне – матери Светланы, чтобы провести, в некотором смысле, рекогносцировку на местности. Дачный поселок был сразу за рекой. В него вел подвесной мост. Пройдя по парку, Людмила Васильевна подошла к мосту. Парк располагался на высоком берегу, с него поселок просматривался полностью. Дальше, за ним располагался лес. Она любила это место. В школьные годы, и потом в институте, она проводила каникулы на пляже, бывшем в этом месте. Теперь река заросла по берегам ивами, пляж исчез за ними. Стало живописнее от склонившихся к воде деревьев, но той радости от встречи с рекой, которую она испытывала раньше, уже не было. Остановившись на мосту, Людмила Васильевна вспомнила лодочные прогулки, когда был не этот высокий бетонный мост, а низенький, деревянный. И надо было сильно наклоняться, чтобы не зацепиться за него, когда проплываешь под ним на лодке. Все это почему-то всегда смешило тогда, а сейчас казалось очень трогательным.
Людмила Васильевна перешла на другой берег. Прошла немного по дороге, а потом свернула в переулок. Дача была третьей от угла. За высоким забором была видна крыша двухэтажного дома. Сам забор не был виден из-за густой растительности. Он полностью скрывался за тремя ярусами кустов и деревьев.
Не успела Людмила Васильевна позвонить, как замок щелкнул и калитка открылась – камера видеонаблюдения располагалась непосредственно над калиткой. Поэтому в доме было хорошо видно, кто пришел. Из динамика раздался голос Лилианы Евгеньевны: «Людочка, здравствуй! Как я рада тебя видеть». Дом стоял почти посередине большого участка. Несколько фруктовых деревьев были разбросаны в художественном беспорядке. Но его главной достопримечательностью были цветы, которые росли повсюду и представляли собой хорошо продуманную цветовую гамму. Цветы были страстью матери Светланы. Дачу Светлана построила сравнительно недавно, выкупив несколько соседских участков за весьма приличное вознаграждение. Мать постоянно жила здесь, полностью посвятив себя цветам. Она приглашала ландшафтных архитекторов и цветоводов, чтобы сделать из участка цветочную картину. И это ей удалось, участок был хорош с начала весны до поздней осени, сменяя лишь цветовую гамму.
Но гостью сейчас интересовали не цветы, хотя в прежние времена она с удовольствием обходила цветник, любуясь рукотворной красотой и наслаждаясь цветочными ароматами. Лилиана Евгеньевна, возраст которой никак нельзя было угадать по ее виду, очень энергично проводила цветочные экскурсии, рассказывая, каких трудов ей стоило достать те или иные диковинные растения. Раньше она была учителем истории, и, отдавая дань своей прежней профессии, демонстрировала свои цветочные достижения, рассказывая происхождение редких цветов. Обычно меньше часа такие экскурсии не занимали. Но в этот раз хозяйка, обычно оживленная, казалась озабоченной, скорее даже подавленной. Поэтому экскурсия заняла не более четверти часа. После этого, на веранде уселись пить чай.
- Рассказывай Людочка, как ты поживаешь, - начала Лилиана Евгеньевна. Потом улыбнувшись: «Замуж еще не собралась?». И не дав Людмиле Васильевне ответить, продолжила: «Мне Светочка прислала какое-то странное письмо. Обычно мы переписываемся по электронке, а тут настоящее письмо, в конверте, с марками. Да еще такое странное. Не случилось ли чего?».
- На волнуйтесь, я тоже получила от нее письмо. Но ничего странного в нем не увидела, - ответила гостья, - а почему вам письмо показалось странным?
Как хорошая учительница, хозяйка начала излагать все подробно.
- Вначале все как обычно, про дом, семью. Живут они хорошо, дом на побережье. Правда не пишет в каком месте. Все здоровы. Но потом странная приписка. Там про тебя, Людочка. Она зачем-то просит меня показать тебе нашу дачу, как будто ты у меня в гостях впервые. И почему-то особо упоминает подвал. В нем я храню запасы, чтобы реже бегать в магазин. Ты же знаешь, в нашем дачном магазине ничего приличного не купишь. А бегать в город за реку мне не хочется, не могу оторваться от книг.
Надо сказать, что чтение было еще одной страстью Лилианы Евгеньевны. Она доставала книги повсюду. А познакомившись с Интернетом, начала скачивать их на планшет. Говорила, что ее книжные запасы вполне сравнимы с запасами Ленинской библиотеки. Но, если по цветнику она водила каждого гостя, то в свою библиотеку не приглашала никого. Все книжные шкафы, которых в доме было множество, были заперты, и при посторонних не открывались. Книг из них никому не давала, оправдывая это тем, что ключи куда-то запропастились и открыть книжный шкаф никак нельзя. Людочка хорошо знала эту особенность Светиной матери, и они часто подсмеивались над этой ее чертой. Во всем остальном хозяйка была вполне нормальной, могла хорошо угостить гостей и занять их интересной беседой.
Когда случайно у нее в гостях оказался профессор Московской Консерватории, то он очаровался ее знанием и пониманием старинной европейской музыки. Сам он специализировался на попсе, справедливо считая, что нынешних меломанов скорее увлечешь легкостью содержания и поверхностью форм. Что, в конечном итоге, выливается в широкую популярность и обилие денежных знаков. Последнее более всего привлекало профессора. Хотя в душе он обожал духовную музыку Перголези, и дома ни одного диска с попсой не держал.
- Ну так вот, - подумала я, - зачем это Людочке наш подвал. Подвал, как подвал. Правда в последнее время, когда я уезжала на неделю к племяннице, Светочка затеяла там какую-то перестройку. Но что она там сделала, я так и не поняла. Света сказала, что это косметическая перестройка, что-то там ей не понравилось. В результате там появился новый шкаф, наверное, для особых вкусностей. В последнее время дочь стала ценителем сыров и вин, чего за ней прежде не наблюдалось. Но сейчас шкаф пуст. Я больше ценю духовную пищу. Но если она сказала показать, то давай спустимся и я все покажу. Может быть, ты мне прояснишь, в чем там дело и какое значение для тебя имеет мой подвал.
После этого они еще немного поболтали. Людмила Петровна рассказала про Симпозиум, посвященный И.С. Тургеневу. Что на него съехалась пол-Европы, его приветствовал мэр, и телевидение самым благожелательным образом освещало событие. Рассказала и о приключениях участников Симпозиума в гостиничном ресторане.
В городе иностранцев любили по веской причине: они оставляли в нем свои доллары, до которых горожане были охочи. Иностранцы оставляли их везде: в кафе и ресторанах, сувенирных лавках, книжных магазинах и художественных салонах. И если в книжных магазинах иностранцы десятками покупали альбомы с копиями мировых шедевров, то в художественных салонах им с удовольствием впаривали полотна выпускников местного худграфа. Подобные альбомы в самой Европе стоили баснословно, а произведения местных художников вообще были бесценны. Ну, где в Европе вы найдете такой реализм, как на их полотнах. Обнаженная и юная Баба Яга на помеле над Среднерусской Возвышенностью, или юная русалка под плакучей ивой на фоне полуразвалившейся церковки.
Лилиану Евгеньевну рассмешил рассказ Людочки, особенно еще и потому, что она любила И.С. Тургенева. В ее книжных шкафах нашлось место нескольким его полным собраниям, выпущенным в разные годы. Было даже дореволюционное, книги в бархатных переплетах и с иллюстрациями знаменитых художников.
После чая, отправились осматривать подвал, как приказала дочь. Подвал был огромный. Он располагался под всем домом, и был отделан не хуже, чем комнаты. В него вела винтовая деревянная лестница, сделанная одним из лучших краснодеревщиков города. В ряд располагались три холодильника, в которых Света в свое время хранила диковинные сыры и другие деликатесы. Сейчас холодильники пустовали. Дальше располагались полки для винных бутылок. Часть бутылок осталась. Лилиана Евгеньевна брала из этих запасов, когда случались гости. Остальные полки, по большей части, пустовали. Так что подвал своей пустотой производил впечатление некоторой отрешенности и даже заброшенности. Хозяйка подвела гостью к шкафу, стоявшему в самом конце подвала и выделявшемуся своей массивностью и не современной конструкцией. Он был сделан из дуба, чередовались стеклянные вставки и широкие дверцы. На низких тоже дубовых массивных ножках. Шкаф оставлял очень сильное впечатление своей монументальностью и изяществом резьбы. Казалось, был перенесен из средневекового замка.
- Возможно, что Светлана хотела превратить в подвал в нечто подобие старинной столовой, - пришла мысль Людмиле Васильевне. Она подумала, что та бижутерия, о которой говорилось в письме, находится в этом шкафу. Восхищаясь его красотой, она по очереди открывала дверцы, заглядывала внутрь, но шкаф был пуст. На его полках даже пыли не было, так хорошо были подогнаны его детали. Стало очевидно, что без следующей подсказки найти тайник не удастся. Почему-то гостье захотелось разгадать эту задачу. «Но, всему свое время», - подумала она.
Взяв с полки бутылку вина, обе дамы перешли в столовую, где хозяйка устроила роскошный ужин по поводу визита подруги дочери. Они болтали до середины ночи, а на следующее утро Людмила Васильевна возвратилась в город.
16.
Когда она пришла в гостиницу на дежурство, откуда-то появился Игорек со своими здоровенными кулачищами и амбалом за спиной.
- Что-нибудь узнала? – спросил он первым делом.
- Была на даче у Светланы, - ответила она, - ничего полезного не нашла.
- А может быть это вовсе и не там? – прохрипел Игорек.
- Может быть. Откуда мне знать. В письме к матери Света, почему-то упоминает подвал. Может быть это намек. Не знаю. Я осмотрела его, но ничего интересного там не нашла.
После того, как Людмила Васильевна упомянула про подвал, ей показалось, что глаза Игорька напряглись как-то по-звериному. Она пожалела о своей откровенности.
- Ну ладно. Подождем еще. Только не вздумай дурить.
- Не грози. И без тебя неспокойно.
В это время к стойке подошел постоялец из 208-го номера. Геолог, как продолжала именовать его Людмила Васильевна. Как всегда приветливо улыбаясь, поприветствовал ее, положил ключ на стойку. Потом посмотрел, как бы оценивая, на Игорька и амбала за его спиной. Ничего не произнеся, вышел из гостиницы.
— Это кто? – прохрипел Игорек, - Чего он так на нас смотрел. Он не из органов?
- Нет, скорее всего - физик или геолог.
- Странно, у меня прямо мурашки по спине, когда он на меня глянул.
— Это фобии. Их надо преодолевать.
Игорек не знал, что такое фобии. Но успокоился. Физиков и геологов он не боялся. Он опасался правоохранительные органы. Прежде, чем по протекции важного чина занять кресло начальника департамента, он длительное время пребывал в исправительном заведении, где естественно, не исправился. Но приобрел полезные связи в криминальном мире, хотя высокого положения в нем не достиг. Подводила непроходимая тупость, которая позволила ему справиться с должностью начальника департамента, но не позволяла продвинуться в криминальном мире. В нем не любили тупых! Так и остался на начальнике департамента.
Игорек с амбалом вышли из гостиницы. Игорек чувствовал беспокойство, которое он связывал со встречей с тем парнем в гостинице.
- Ты заметил, какой номер был на ключе? - спросил он амбала.
- Нет, а что?
- Уж очень мне не понравился этот мужик. Как-то не по-нашенски он выглядел. Надо бы проверить.
- Чего проверить? – тупо поинтересовался амбал, который мечтал сейчас только о кружке холодного пива. Он еще не отошел после вчерашней встречи с корешами.
- Номер надо проверить, дебил! Инструмент при тебе?
- Всегда! – сострил амбал.
- Пойдем в гостиницу.
Развернувшись, подошли к дверям гостиницы. Затем, когда администратор отвлеклась по своим делам, быстро прошли холл, и поднялись на второй этаж. У номера 208 амбал достал отмычку и, мгновение спустя, дверь открылась. В гостинице не меняли замков уже лет десять. Так что для опытного домушника они проблем не составляли. Оба быстро вошли. Амбал остался у двери на стреме, а Игорек прошел в номер.
Его поразило обилие картин. Он сразу понял, - парень не из органов. В этом номере ему часто приходилось бывать на вечеринках с корешами. Картин он не помнил. А гостиница не так сильно любила своих постояльцев, чтобы за здорово живешь украсить картинами пусть даже люкс. Но парень был из этого номера. Это все не согласовывалось со словами Людмилы, что он то-ли геолог, то-ли физик.
- Цирк с конями на выезде, - мелькнула мысль. Но исследовать номер надо было. Он подошел к столу. На нем ничего не было. Открыл шкаф, там было пусто. Также Игорь не обнаружил ни чемодана, ни дорожной сумки. Все это было непохоже на командированного. Пусть даже физика или геолога. Тем более, что парень был одет вполне прилично. В его одежде была заметна определенная элегантность.
- Должны же быть у него хотя бы запасные трусы, - в сердцах подумал Игорь. Но трусов найти не удалось!
Разочарованный поиском, Игорь подошел к картинам, взял первую попавшуюся. Каково же было его удивление, когда он обнаружил, что картина не висела на крюке. Она вообще не висела, а была просто прислонена к стене. Остолбенело Игорь смотрел на нее, снимая и вешая ее несколько раз. Приложил к стене, она повисла. Взял в руки, и она снималась безо всякого усилия.
- Хорошо бы пощупать этого физика, - подумал, - Что за чудеса он устраивает тут на стенах.
Он посмотрел на картину. Ничего особенного. Человек в странной одежде, рядом лев, позади какие-то пальмы.
- И картины какие-то не нашенские, - подумалось. Впрочем, почти все картины для Игоря были не нашенскими. Знанием живописи он не страдал.
Игорь взглянул на картину еще раз. И тут кудри его встали дыбом. Он увидел, что лев стал вертеть головой, как бы отгоняя мух. А человек рядом с ним – поглаживать его, успокаивая. Потом лев начал увеличиваться в размерах. Вот он уже не помещался в рамке. Потом выпрыгнул из рамки и встал перед Игорем, задрав голову и с интересом рассматривая его. Он быстро увеличивался пока не достиг размера взрослого льва. Таких львов еще ребенком Игорек видел в заезжем цирке, куда его водила любящая мама.
В комнату заглянул амбал, которому надоело стоять на стреме и очень хотелось побыстрее смотаться из номера. Увидев льва, амбал ойкнул и, бросив кореша на произвол судьбы, рванул из номера. А лев, широко зевнув, улегся у ног Игоря, глядя на него исподлобья. Игорь начал потихоньку двигаться задом к двери. Лев не реагировал, просто провожая его взглядом. Дойдя до двери, Игорь мгновенно ее открыл и вихрем промчался по коридору к лестнице. Перед входом в гостиницу, явно не в себе, стоял амбал.
Оба не смогли произнести ни слова, пока не опрокинули по бокалу пива на ближайшей открытой веранде кафе. Но и после этого, беседа была немногословной. Вызвав такси, Игорь уехал в свое прибежище – дачу друга, уступившего ее в силу сложившихся обстоятельств. Здесь он крепко напился, чтобы привести в норму расстроенные мозги. Вышедший из картины лев говорил о многом. «Возьму свою долю и завяжу», - была его последняя мысль. После чего он провалился в кошмарный сон. Во сне ему явилась мама, повязывая ему пионерский галстук перед тем, как проводить в школу. Но в школу Игорек приходил уже без галстука, он прятал его в карман. Его кореша делали так же. Согласитесь, что прогуливание уроков несовместимо с пионерским галстуком.
17.
Из гостиницы молодой человек в джинсах и голубой рубахе оправился прямиком к солидному зданию, стоявшему позади памятника плотному мужчине с протянутой рукой. Когда он вошел через главный вход, его остановил полицейский репликой: «Предъявите пропуск».
В этом здании еще со времен коммунистической идеологии блюли строгий пропускной режим. В нем в одно время обитали партийные лидеры, которые хорошо устроились и тогда, и потом, когда страна отрыгнула коммунистическую идеологию, а новой не приняла. Да и весь дом на вершине холма за спиной Вождя, производил впечатление непотопляемого корабля, который шел за своим капитаном, указывавшему путь протянутой рукой.
Но странно! Вождь, который признавал религию лишь как опиум, сейчас рукой указывал на храм, сиявший куполами у подножия холма. Проходя мимо памятника, молодой человек улыбнулся, как будто встретил знакомого, с которым немало дискутировал на важные темы.
Пропуска у молодого человека, конечно, не было. Но он оказался и ненужным, так как полицейский к собственному удивлению, произнес: «Извините, как же я Вас не узнал. Конечно, проходите». Молодой человек прошел и поднялся на второй этаж, где в одной из приемных восседала Изольда Карловна. Он открыл дверь и вошел. Изольда Карловна сидела за большим столом, на котором стояло несколько телефонных аппаратов. На приставном столике рядом стояли различные устройства, типичные для такого рода приемных: факс, ксерокс, принтер и еще что-то, нам неведомое.
«Вам назначено?» - спросила было Изольда Карловна. Но, увидев молодого человека, осеклась. Молодой человек сел на стул в точности напротив Изольды Карловны. Какое-то время они смотрели друг на друга: она с нескрываемой злостью, он с жалостью.
- Ты все-таки появился здесь? И что ты этим хочешь показать? – изрекла Изольда Карловна.
- Хочу всё увидеть своими глазами. В том числе твой новый облик.
- Что же ты узрел? Что-то новое за последнюю пару тысяч лет?
- Увидел людей с их страданиями, радостями, ожиданиями.
Если бы кто-нибудь вошел в приемную, то он поразился повисшей гнетущей тишине. Казалось, что приемная отделилась от казенного здания и очутилась где-то в космосе. Ни один звук не проникал через стены и плотно закрытую массивную дверь. Но собеседникам не нужны были слова, они прекрасно понимали друг друга без них. Их диалог длился не одно тысячелетие, и они легко читали мысли друг друга.
- Человек не изменился, особенно в этом городе. Он, как и прежде, глуп, труслив и вороват, - произнесла Изольда Карловна. Или тот другой, который принял ее облик.
- Ты не прав. Человек меняется, он растет.
- Ну ты идеалист! Впрочем, что он меняется, это верно! Раньше он крал мешок картошки с колхозного поля, и за это получал пятнадцать лет лагерей. Сейчас он крадет миллион, его именуют олигархом и надевают лавровый венок.
- В первом случае человек крал от безысходности и слабости, в другом - по недомыслию, полагая что в этом смысл жизни. Его собственной жизни, он так ее видит. Он полагает, что жизнь у него одна, и она вся здесь. Человеку всегда было трудно подняться над житейскими проблемами. И нельзя осуждать его за это. Вспомни Моисея! Человеку надо показывать путь.
- Конечно, водить по пустыне сорок лет, это подвиг, да еще какой! Только ты мог позволить подобную глупость, - расхохоталась Изольда Карловна.
- Но ведь результат налицо. Они получили то, что искали.
- Не смеши! Какой результат? Что от этого меньше горя и страданий? Может быть, больше манны? Или потекли молочные реки с кисельными берегами? Признайся, что человек, исходно ветхий, так и остался там же в ветхости. Лишь его мерзкие качества окончательно оформились. Золотой телец не исчез. И никогда не исчезнет.
- Но человек ищет. И тот, кто ищет, обретает. Стучите и обрящете!
- Опять неверно! Поиск предполагает самостоятельные поступки. Но человек уже давно не ищет. Он лишь идет путем, который ему укажут. А путь указывают далеко не праведники. Скорее, даже наоборот – путь указывает тот, кто не осознает его гиблости, и в своем неведении выдает желаемое за реальность. И при этом громче всех об этом кричит. Вспомни основные философии. Куда они привели?
- Но философия – и есть поиск истины.
- Какая наивность! Человечество в течение последних нескольких тысяч лет только и занято умозрительными построениями, называя это философией. Но, в лучшем случае, топчется на месте. В реальности, каждая последующая философия отрицает предыдущую, все движется по кругу. Это пустые умствования, деградация. И это сущность человека – не искать, но идти. Ты таким его создал, не поощрив, а наказав за единственно самостоятельный поступок и выгнав из Рая. Остальное - предсказуемо. Это борьба за пропитание. И она все более ожесточается, потому что человек по природе глуп и жаден. И получив желаемое, требует еще. А желаемого на всех не хватает, оно крайне ограничено. Поэтому его отнимают у слабых и доверчивых. Последнее хуже первого. Слабость может превратиться в силу, но доверчивость - неискоренима.
- Ты не видишь главного. Борьба за пропитание подразумевает постоянное нравственное усилие. В этом залог совершенствования.
— Это ты не понимаешь сущности человека. Он, в первую очередь, ленив. И получив внешнее благополучие, предпочитает вообще не напрягаться, а предаваться безделью. Да и материальное благополучие все хотят достигнуть чужими руками. Посуди сам! Развитые страны достигли материального благополучия. И тотчас развитие превратилось в нравственную деградацию. Вкусив раз, они уже никогда не откажутся от благополучия. Но это никак не влечет столь любимого тобой духовного совершенства. Материальное благополучие и, так называемое, духовное совершенство взаимно исключающие.
Дверь отворилась и в приемную вошел Владимир Игоревич. В последнее время, после исчезновения Светланы Петровны и Игоря, он был необыкновенно взволнован и часто вопросительно поглядывал на Изольду Карловну. Но она была спокойна и сигналов бедствия не издавала. Однако, на всякий случай, у Владимира Игоревича в гараже был припрятан тревожный чемоданчик с самым необходимым для житья на новом месте, в том числе с загранпаспортом. Он полностью доверял Изольде Карловне, но, одновременно водил дружбу с областным прокурором.
В приемной была лишь одна Изольда Карловна, перебиравшая на столе какие-то бумаги. Владимир Игоревич обратил внимание, что Изольдушка (как он называл ее про себя) сегодня была спокойнее, чем обычно. Приняв это за добрый знак, он прошел в свой кабинет, взяв по пути папку с предназначенными на подпись бумагами.
Как только дверь в кабинет закрылась, на стуле перед Изольдой Карловной вновь возник молодой человек в джинсах и синей рубахе. Их разговор продолжился, но, как и ожидалось, не привел к какому-либо соглашению. Впрочем, не удивительно.
18.
Рано утром Людмиле Васильевне позвонила Лилиана Евгеньевна и взволнованно сказала: «Людочка, если можешь, приезжай. Происходит что-то непонятное. Я очень опасаюсь». У Людмилы Васильевны возникло нехорошее предчувствие, поэтому она на следующий день с утра поспешили на дачу. Калитка открылась даже до того, как она позвонила. Судя по всему, ее ждали. Что еще больше взволновало. Но перед домом ее никто не встретил, она поднялась на крыльцо и потянула на себя дверь. Дверь открылась легко. Людмила Васильевна вошла в столовую на первом этаже. Здесь в кресле качалке сидела Лилиана Евгеньевна, накрытая пледом и с книгой в руках. В комнате пахло валерьянкой и еще какими-то лекарствами. Но не это удивило Людмилу Васильевну. Лилиана Евгеньевна часто хворала, поэтому лекарства были неотъемлемой частью её жизни. Поразило ее то, что на коленях Лилиана Евгеньевна держала старинную Библию. Как убедилась Людмила Васильевна, она была развернута на Новом Завете.
Они никогда не говорили на богословские темы. Не избегали, но их общение касалось более земных тем. А тут Библия!
- Ах, Людочка, как хорошо, что ты пришла. Я вторую ночь не могу заснуть, не понимаю, что происходит. Даже вот Новый Завет не помогает. Я его так люблю, особенно Иоанна.
- Давайте по порядку, - произнесла гостья, усаживаясь напротив.
И как это принято у учителей со стажем, Лилиана Евгеньевна рассказала, что ее так взволновало. Обычно она ложилась спать рано, устав от цветочных дел и чтения. Но позапрошлой ночью ее разбудил какой-то странный шум из подвала. Как будто кто-то стучал в стенку. Естественно, она испугалась, но не пошла в подвал, а лежала с открытыми глазами до утра. Когда рассвело, для храбрости взяв швабру, она отперла входную дверь и спустилась во двор. Дверь в подвал никогда не запиралась, но она всегда была закрыта. А сейчас была распахнула настежь. И что более всего поразило ее так это то, что в подвале горел свет. Скромная учительская зарплата приучила Лилиану Евгеньевну быть экономной. Поэтому она всегда гасила свет, выходя из комнаты. А тут такое расточительство – свет в подвале горел всю ночь.
Взяв швабру как древний воин копье, она спустилась вниз и заглянула вниз. Хотя помещение и было пусто, но по мелким деталям Лилиана Евгеньевна поняла, что в подвале был кто-то посторонний. Не проходя внутрь, она выключила свет, плотно прикрыла дверь и поднялась по ступенькам. И тут еще один факт поразил ее. Ее гордость - прекрасные, посыпанные желтым песком дорожки перед самым домом имели громадные отпечатки мужской обуви. Не смотря на страшное возмущение увиденным беспорядком, ей сразу же припомнились сказки про великанов, сапоги-скороходы и дядьку Черномора, который в ее представлении тоже был великаном. Потом дошло, что следы чужие! И после осознания этого, на нее напал страх. Спустя некоторое время, когда она смогла связно мыслить и говорить, позвонила Людочке. После этого, села в кресло-качалку, взяла библию и начала читать Новый Завет. Как она сказала, это ее всегда успокаивает. Но заснуть она так и не смогла.
Людмила Васильевна, уверив ее, что все страхи – лишь иллюзия, спустилась в подвал, включила свет и начала его методично осматривать. Она поняла, что Игорек, не доверяя ей, взял дело поиска «бижутерии» в свои руки. Пришла мысль: «Интересно, он что-нибудь нашел?».
Вернувшись в столовую, Людмила Васильевна, предложила вызвать полицию, т.к. здесь налицо был факт проникновения на участок. Хозяйка, удивившись, как такая здравая мысль сразу не пришла ей в голову, позвонила другу юности – Василию, который был полковником милиции в отставке, но до сих пор преподавал в Высшей Школе Милиции. Не успели они выпить по второй чашке чаю, как перед воротами дачи раздался вой сирены, потом лай собак, после чего послышался звонок от входной двери. На участок скромно вошли три полицейских в форме, и двое в штатском. При них были две овчарки, которые вели себя весьма интеллигентно, на клумбы не прыгали, по дорожкам ходили аккуратно, лаять не лаяли. Узнав, что место преступления – это подвал, полицейские быстро принялись за дело, не спрашивая больше ни о чем. Две овчарки в сопровождении полицейских в форме отправилась в подвал, как объяснили женщинам, чтобы накрыть злоумышленников по горячим следам. В подвале злоумышленников обнаружено не было, что было и задокументировано. На призывное: «Ищи», сказанное строгим голосом, обе собаки почему-то широко зевнув, улеглись на теплые посыпанные песком дорожки, и положили морды на лапы. Ясно, что искать они никого не собирались. От такой собачьей наглости полицейские в форме, крайне удивились, и начали обмениваться странными репликами, которые обычному человеку, не посвященному в тонкости кинологии, не понять. Таких вольностей служебные собаки раньше не позволяли. Полицейские ловили воров, бандитов, разбойников и прочих антисоциальных элементов, и всегда их четвероногие друзья исполняли свой долг выше всяких похвал. А тут – такой казус. Да еще в деле, о котором попросил сам Василий Петрович Анненков – гроза всех уголовников города и его окрестностей, простирающихся до самой Москвы. Но псы, которые тоже признавали авторитет В.П., не хотели идти в подвал.
Двое в штатском и один в форме, сняли показания с потерпевшей, сфотографировали гигантские следы на дорожке, глубокомысленно переглянулись, и уехали. Звук полицейской сирены пропал вдали.
После этого разговор между двумя женщинами еще продолжался, но без особого энтузиазма. Хозяйка упросила Людочку остаться ночевать или забрать ее отсюда, потому что ей одной было страшно. Людочка, конечно, осталась и полночи они болтали о том о сем. Главным образом, что это за фамилия такая Ридригес-Сиерра, на которую Светлана переменила свою благозвучную Иванова. Под утро, когда хозяйка сладко посапывала в своей кроватке, гостья спустилась вниз в подвал и подошла к шкафу. Открыла дверцы, с удивлением обнаружила несколько пустых бутылок, явно недавно выпитых. Поняла, что здесь кто-то был. Удивилась, почему собаки не смогли взять след. Вернее, не захотели, что они демонстрировали всем своим видом, вытянувшись во всю длину на дорожке. Легонько постучала по всем стенкам. Звук везде был одинаковый – глухой. Поняла, что нужно ждать еще одной подсказки от подруги.
Утром гостья уехала рано, надо было на службу. Хозяйка упросила ее приехать, как только та освободится. Людмила Васильевна поняла, что, скорее всего, придется переселиться на дачу, если она хочет выполнить просьбу подруги.
20.
Конечно же, Игорек не доверял Людмиле, хотя Светка всегда говорила о ней, как о надежном человеке. Отсидка научила его не верить никому, тем более новому человеку. А Людка была новой в их деле. И Игорек решил проверить все сам, полагая, что сможет найти тайник и без подсказок. Он несколько раз был на даче и знал ее расположение. Поэтому, когда совсем стемнело, они с амбалом быстро открыли калитку и проскользнули в подвал. Амбал остался у двери в дом, получив приказ, при появлении хозяйки нейтрализовать ее ударом резиновой дубинки. Сам Игорь спустился вниз по винтовой лестнице и начал обследование. Заглянув в холодильники и не обнаружив там ничего, обследовал полки с вином. Они понравились больше, чем пустые холодильники. Найдя бутылку с винтовой пробкой, открутил, приложился хорошим глотком. Это был домашний напиток, прилично крепкий. Конечно, не Наполеон, но тоже вполне ничего. Как настоящий кореш, отнес ее амбалу на пробу. Амбал оценил, приложился раз, потом другой. Чтобы не было скучно на посту, оставил бутылку.
Сам спустился в подвал. Начал простукивать стены. Везде звук был глухой. «Хорошо, однако, строили. Крепко», - подумал, - «Не то, что в моем департаменте». Взял еще одну бутылку, открутил пробку. В ней тоже было вполне добротное пойло. С бутылкой в руке, начал простукивать внутренние стенки шкафа. Пришла мысль: «Зачем Светке такой громадный шкаф?». Но зная, что она никогда ничего не делала без причины, смекнул, что скорее всего разгадка кроется здесь.
Напрягать мозги Игоря не научили ни школа, ни жизнь. Поэтому рассуждать он не стал, а попытался просто разобрать шкаф и осмотреть что там за ним. Инструмента в руках не было, поэтому постарался оторвать дверцу. Но шкаф делал мастер, и это не удалось. Для подкрепления умственной деятельности, сделал глоток из бутылки. Подошел к другой дверце, убедился, что дубовые дверцы ничуть не слабее нынешних сейфовых. Решил, что надо вернуться с инструментом. Увлекшись, выпил всю бутылку. Поэтому пошел еще за одной, пустую поставил в шкаф. Проверил амбала. Тот сидел на ступеньках, потягивая из горла. Дал ему еще одну бутылку, чтобы занять делом. Сам спустился и еще раз подошел к шкафу.
Решил обследовать пол под шкафом. Для этого захотел сдвинуть его. Но как ни напрягался, а сдвинуть шкаф не удалось. Позвал амбала, но и вдвоем - никак. Мужики они были крепкие, на лесоповале одни из самых крепких. А тут какой-то шкаф вдвоем не передвинуть. Это и выпитое вино раззадорило, и они начали пыхтеть, пытаясь хотя бы оторвать шкаф от пола. Бесполезно. Шкаф как будто врос в пол. Как это часто бывает начали обвинять друг друга в том, что другой не туда тянет. Надо делать вот так, а не эдак! В споре не заметили, как выпили еще по одной бутылке.
И вдруг произошло непонятное, шкаф вдруг сам начал двигаться. Вначале легонько, как дерево от легкого ветра. Потом все сильнее. Наконец ожил и превратился в живое дерево. А так как шкаф был дубовый, то и превратился он в зеленый дуб, ветви которого росли в разные стороны, но главным образом так, что вязали руки и ноги искателей приключений. Было впечатление, что их конечности вдруг тоже превратились в дубовые ветви, и из пальцев росли дубовые листья. Оба вмиг протрезвели, Игорь прохрипел: «Сматываемся». Они начали выкарабкиваться из дубовых зарослей, что оказалось не легки делом. Но выбрались, растянувшись одновременно на полу. Затем на четвереньках добрались до винтовой лестницы из подвала, поднялись по ней, и шатаясь, поддерживая друг друга рванули к калитке. Начало уже светать, ночь прошла и с каждой минутой становилось светлее. Очутившись снаружи, обнаружили, что из их одежды прорастают ветви с молодыми дубовыми листьями.
Шатаясь, двинулись к мосту, обламывая по дороге дубовые сучья. Когда оказались на мосту, уже совсем рассвело. Одинокий рыбак с удивлением увидел двух в хлам пьяных мужиков, которые почему-то обрывали друг на друге одежду. «Наверное, гомики!» - подумал он, отворачиваясь к удочкам.
22.
Когда Людмила Васильевна пришла, чтобы сменить Тамару за стойкой администратора, та поведала странную историю. После чего Людмила Васильевна, накапав в чашку изрядную дозу валерьянки, дала ее выпить сменщице. Потом усадила ее в кресло и вызвала такси. Бережно проводив до машины, строго приказала водителю позвонить после того, как доставит пассажирку.
А поведала Тамара следующее. Накануне, поздно вечером, когда все постояльцы угомонились, и даже в ресторане была тишина, произошли события, никак не укладывающиеся даже в бурную жизнь гостиницы. Открылась входная дверь, и через холл степенно проследовала череда не здешних старцев, одетых одинаково и весьма необычно. На каждом было некое подобие рясы с капюшоном, которые прикрывали верхнюю часть лица. Из-под капюшонов выглядывали лишь блестящие глаза и бороды. Про глаза ничего сказать было нельзя. Глаза, как глаза. Но бороды были явно не здешние. Все старцы были подпоясаны веревками, концы которых свисали достаточно низко.
На нижней ступеньке лестницы, которая вела на второй этаж, их встретил постоялец люкса и объяснил охраннику, что у них намечено совещание по вопросу, имеющему касательство, в том числе, и к судьбе города. Когда охранник услышал о судьбе города, то, как патриот, не стал препятствовать процессии пройти на второй этаж. Дверь в 208-й номер закрылась. Однако, когда Тамара, по собственной инициативе, пошла предложить участникам совещания чай или кофе, то случилось необъяснимое, она не смогла найти 208-й номер. Были 207-й и 209-й, а 208-го не было. Он просто исчез, на его месте была немного облупленная стена, что говорило о том, что в гостинице на втором этаже давно не проводили ремонта. Отметив этот нонсенс, Тамара поспешила в администраторскую и, застав там Нюру, попросила ее сходить на второй этаж в 208-й номер и предложить гостям чаю или кофе. Нюра вернулась и сказала, что гости с удовольствием выпьют кофе. Поэтому она пойдет в ресторан и закажет там три кофейника. Заодно захватит две дюжины чашек, надеясь, что этого хватит.
Тамара рухнула в кресло, накапала себе валерьянки, зачем-то положила таблетку валидола под язык и пролепетала: «Хорошо, Нюрочка, сделай, как ты решила». После этого некоторое время сидела в прострации.
Нюрочка вернулась с улыбкой во все лицо и большим букетом роз. «Тамара, это для тебя из 208-го номера!» - радостно сообщила она.
- Ты точно уверена, что из 208-го? – пролепетала Тамара.
- Мне передал тот самый молодой человек – постоялец из 208-го.
- А что там происходило? – полюбопытствовала Тамара.
- Там было столько солидных гостей, все сидели в креслах вокруг большого стола, а молодой человек посередине.
- Как они были одеты?
- Обычно, но очень солидно. Такие костюмы в нашем городе встречаются редко. Да и то на приезжих.
- Они не были в рясах?
- Какие рясы? – у Нюры округлились глаза, - Нет в вечерних костюмах, пиджаки, белые рубашки, галстуки. Прямо, как депутаты Государственной Думы. Только выглядели умнее.
-Нюрочка, ты свободна, - пролепетала Тамара.
Еще одна странность случилась ночью, когда Тамара в полузабытьи, закрыв глаза, лежала в своем удобном кресле. Так она делала каждую ночь своего дежурства, чтобы утром не чувствовать себя слишком уставшей. Нюра упорхнула в каморку к Николаю, где они обычно проводили ночные дежурства, когда не случалось ничего необычного.
Вдруг, чувство сильной тревоги охватило Тамару, и она распахнула глаза. Весь холл заполнялся летающими существами необычного вида. Они напоминали лесных и водяных демонов, как их изображали в сказках. Там были и черные коты совершенно фантастических размеров. Демоны летали по всему холлу. Было такое впечатление, что стены для них проницаемы и не представляют собой никакой преграды. Да что там стены, они безо всякого труда проникали сквозь друг друга. Толпа нечисти летала абсолютно неупорядоченно, издавая шум крыльями и нечеловеческими возгласами. Лишь с трудом можно было разобрать постоянно повторяющийся призыв: «Явись, явись!». Шум становился все сильнее, и когда он стал непереносимым, через закрытую дверь на помеле влетела Баба Яга. Горящие глаза, развевающиеся черные волосы, какие-то лохмотья, едва прикрывающие тело, и это помело производили сильное впечатление. При ее появлении шум достиг невозможного для человеческого уха уровня. Потом вдруг внезапно стих и раздался хор голосов, прокричавших: «Веди нас!». Баба Яга вытянула руку вперед и громко завизжала: «Дети мои, за мной!». После этого бросилась вперед, пытаясь пролететь вдоль лестницы на второй этаж.
Про себя Тамара отметила, что Баба Яга очень похожа на Изольду Карловну – секретаря Владимира Игоревича, одного из самых ответственных чиновников города. Вот и недавно они в составе представительной делегации посетили Симпозиум, посвященный классику русской литературы. Почему-то Тамару сходство Бабы Яги и Изольды Карловны совсем не удивило. Наверное потому, что про Владимира Игоревича в городе давно ходили самые разные слухи, один другого скандальнее.
Но видно Бабу Ягу на втором этаже не ждали. И более того, она там была нежеланной гостьей. Потому что помело ударилось о невидимую преграду и Бабу Ягу отбросило назад. Но ее подхватила толпа нечисти и все они вновь ринулись на приступ второго этажа. Эффект был тот же, невидимая преграда отбросила и это многочисленное воинство. Но через входную дверь воинство постоянно пополнялось такими же и даже еще более страшными тварями. Вся толпа давила на эту преграду, но она не поддавалась. И тут первый раз пропел петух.
Этим Тамара была удивлена до крайности. Даже больше, чем наблюдаемой до этого схватке нечистой силы с чем-то могущественным. Петух в гостинице – это нарушение всяких эпидемиологических норм. Узнай об этом в соответствующем органе, да еще в разгар птичьего гриппа в недружественных странах Запада, гостиницу тотчас прикрыли бы на неопределенный срок. А может быть даже навсегда, если бы не удалось набрать денег на взятку.
После первого крика напор нечисти сник. Некоторые, наверное, наиболее слабые здоровьем, начали просто превращаться в пыль и труху и падать на пол.
После второго, нечисть бросилась через стены прочь. Сама Изольда Карловна, поникшая, на своем помеле еле плелась за ними.
Третий крик застал лишь пустой холл. Но когда Нюра утром, сияя от радости, вернулась к Тамаре, она была страшно удивлена.
- Кто тут топтался? – был первый ее вопрос. Действительно, мусора в холле было необычайно много. Гораздо больше, чем оставляли после себя участники Симпозиума, которые все-таки старались вытирать ноги перед тем, как войти в гостиницу. Одно слово: «Европа». Особо не пытаясь получить ответ на свой вопрос, Нюра, как работящая деревенская девушка, взяла швабру и вымела весь мусор. Последнего набралось два мусорных пакета, чем был поставлен абсолютный рекорд за все время существования гостиницы.
Поведанные Тамарой странности на этом не кончились. Последняя состояла в том, что никто из 208-го номера не уходил ни ночью, ни утром. Но когда Тамара рано утром пошла узнать не появился ли 208-й номер вновь, она нашла его на обычном месте, на ручке висела бирка «Не беспокоить». Это успокоило ее, теперь она не сомневалась, что все эти вечерние приключения ей приснились.
Людмила Васильевна посмотрела на часы. Было 10 часов, началась ее смена и поэтому она сама решила прояснить ситуацию. Поднявшись на второй этаж, подошла к 208-му номеру, дверь в который отворилась, и молодой человек вышел из него. Людмила Васильевна смутилась и сделал вид, что шла по делам, а тут оказалась случайно. Но, похоже, что молодой человек обо всем догадывался. Он учтиво поклонился и спросил: «Не соблаговолит ли она, принять его приглашение на чашку утреннего кофе в местном ресторане. Что будет уместно, учитывая ее достаточно утомительное возвращение в город».
Принимать приглашение в ресторан от постояльцев было категорически не в правилах обслуживающего персонала. Но у бедной Людмилы Васильевны голова уже пошла кругом. Потому, что молодой человек, очевидно, догадался, что она шла в его номер, откуда-то узнал, что она вернулась с дачи, и все случившиеся события для него не были в диковинку. Через три минуты они сидели за уютным столиком в ресторане, и Машенька старалась угостить их по высшему разряду.
Если спросить почему она это делала, она ответила бы с определенностью, что Людмила Васильевна была ее хорошей знакомой, гости заказали кофе, а не пиво, как участники Симпозиума, да и молодой человек, хотя и выглядел несколько странно, производил впечатление весьма пристойное.
Еще одно странное событие было отмечено в этот день. Изольда Карловна, которая никогда не болела, сказавшись больной, вызвала врача и взяла больничный на неделю. Врач, глянув на нее, хотел сразу же положить в больницу, чтобы избежать тяжких последствий загадочного недуга, поразившего секретаря очень ответственного чиновника. Но Изольда Карловна сказала, что ее заболевание имеет не физический, а психосоматический характер, поэтому ей надо просто отлежаться и прийти в себя. Врач с готовностью подхватила: «Да, в городе полнейший бардак. Все воруют, особенно чиновники. И нет на них Сталина!». После чего, Изольду Карловну еще больше скрутило, и она вежливо, но настойчиво выставила врача за дверь.
О чем беседовала Людмила Васильевна с молодым человеком, навсегда останется тайной. Но этот день она провела в большой задумчивости. Была погружена в свои мысли настолько, что пару раз выдала постояльцам ключи не от их номеров, чего с ней никогда не случалось. Старшая горничная, женщина простая и давно живущая без мужика, даже поинтересовалась, не влюбилась ли Людмила в нового постояльца. А что, мужик он справный, правда моложе ее. Но в жизни всякое бывает. На что Людмила Васильевна лишь грустно улыбнулась и ничего не ответила.
23.
В тот же день состоялась встреча Людмилы Васильевны с Игорем. Нельзя сказать, что она была радостная. Людмила Васильевна была задумчива, а Игорек – несколько растерянный, что контрастировало с его обычным уверенным видом человека, познавшего все и поэтому уверенного в себе.
- Зачем ты поперся на дачу? – задала вопрос Людмила Васильевна, как только он подошел к ее стойке.
- Кто тебе это сказал, - Игорек отпрянул, - Не был я там.
- Врать не хорошо, разве тебя не учили этому? – резко ответила она, - Про это чуть ли не весь город знает. А твои следы сорок пятого размера уже изучает полиция.
- Ты знаешь, что там произошло! Это не дача, а пристанище нечистой силы.
- Кто бы говорил! Ты сам не ангел. К тому же, зачем ты полез в 208-й номер. Хотел нажить на свою голову приключений. Впрочем, будет ли ей от этого хуже, вопрос риторический.
Не понимая смысла слова риторический, но испугавшись и несколько отпрянув от стойки, Игорь промямлил: «Так ты и об этом знаешь?».
- У меня должность такая – все знать, - с удовольствием еще раз поддела Игорька Людмила.
Игорек никогда не чувствовал себя таким обескураженным. Вначале лев с картины, который вполне мог его сожрать, потом шкаф, превратившийся в дуб, наконец, Людмила, которая знала обо всем. Похоже, что за ним кто-то пристально следил. Но кто, и как он это делал? Полиция не могла, квалификация не та. Амбал, хоть и дурак, но соучастник. И не в его интересах трепать языком, можно схлопотать срок. Значит, Людмила. Но тогда зачем она раскрыла карты.
Игорь чувствовал, что мозги закипали. Так было прежде, на контрольных по математике, когда он безуспешно пытался решить хотя бы одну задачу. После контрольных ощущал себя потерянным и сторонился одноклассников, обсуждавших, как лихо они справились с заданием. Ему нечего было сказать.
Подумав, что было нелегким делом, пришел к единственному выводу, на который был способен – Людка хочет выставить его из дела, забрать всю «бижутерию» и свалить. Представив, что придется отвечать перед остальными участниками шайки за проваленное дело, Игорек почувствовал слабость в ногах. Светка далеко, Людка смотается, все стрелки братва переведет на него. А среди них были такие, которые могли по щелчку пальца отправить его в очень далекое путешествие пасти северных оленей. Или даже двигать отечественную экономику на урановых рудниках. Игорек не был лично знаком с этим контингентом, с ними поддерживала личные связи Светка. Но иногда в подпитии, она показывала на импозантных мужчин в телевизоре, у которых брали интервью журналисты, и произносила: «Какая невинная мордашка! Если бы знал, какой он на самом деле жмот и козел». Правда не поясняла своей реплики. Игорек, хоть и был туп, понимал, что Светка накоротке водит знакомство с этим жмотом и козлом, и имеет от этого неплохой профит.
Сейчас даже мелькнула мысль, пойти в полицию и признаться. Но представив, как прокурор, выгораживая своего друга – Володьку, впаяет ему по полной программе, прогнал ее как совершенно крамольную.
- Что ты еще знаешь? – задал он вопрос.
- Знаю, что ты накосячил. Поэтому надо срочно уехать из города и не появляться здесь пару недель. За это время я поправлю дела и, быть может, найду «бижутерию».
Игорек никак не предполагал, что окажется в таком безнадежном положении. Поэтому спорить не стал: «Через неделю буду здесь. И не вздумай дурить!»
Собеседница лишь с усмешкой глянула на него: «Сиди тихо у Джигита». Это было слишком. То, что он жил на даче, принадлежавшей Джигиту, знали только он сам и Джигит. Даже амбал – соучастник последних дел, этого не знал. Откуда это узнала Людка. Тут Игорек осознал, что чем дольше он будет вести беседу со всеведущей администратором, тем больше жизненных разочарований будет у него сегодня. А того, что случилось уже, было более, чем достаточно. Сжав до боли кулаки, резко повернулся и вышел.
Нужно было поговорить с амбалом. Не мог ли он где-то трепануть языком. Но дома амбала не было, а сердобольные старушки – божьи одуванчики, с готовностью рассказали, что Витьку (амбала) забрали в психушку сегодня утром. И когда его вели под руки два здоровенных медбрата, он не упирался, а только кричал, чтобы из-под какого-то дуба прогнали свиней и писателей. И те и другие опасны для его растущего организма.
Какой дуб, какие свиньи и писатели Витька не пояснял. Поэтому они никак не могут сообщить это такому солидному и порядочному гостю, как Игорь. За представительный вид, они принимали Игоря за работника правоохранительных органов, которого прикрепили к Витьке для перевоспитания после последней отсидки. И всегда жаловались ему на поведение соседа, особенно после того, как Витек стал сожительствовать с Люськой – продавщицей из местного ларька. Нравственность божьих одуванчиков не могла вынести того, что в люськином ларьке не было диетических продуктов, столь полезных в их возрасте, а круглосуточно продавались грузинские вина в бутылках с замысловатыми наклейками. Там даже была Хванчкара – любимое вино И.В. Сталина. Скинувшись на 8-е Марта они, по наивности всех граждан, проживших долгое время в социалистическом отечестве, купили на семерых бутылку Хванчкары. После чего всем пришлось промывать желудки, чтобы спасти от неминуемой гибели. Даже микроскопической дозы этого прекрасного когда-то вина оказалось достаточной, чтобы сделать божьих одуванчиков абсолютными трезвенниками до конца жизни. Скучковавшись в одной больничной палате для желудочных больных, они еще раз пришли к выводу, что Советской Власти нет, а грузинское вино раньше было гораздо лучше. Для закрепления этих тезисов они скинулись еще раз, на этот раз на поллитра Столичной и распили ее за скудным больничным ужином. На следующий день лечащий врач был крайне удивлен, как быстро поправились его пациентки, к которым он даже не успел привязаться. И их выписали из больнички.
Случая с Хванчкарой божьи одуванчики не простили ни Люське, с ее вечно удивленными голубыми глазами, точеной фигуркой и в модном прикиде, ни Витьке, не имеющему к истории отношения, но попавшемуся под горячую руку. Игорь уже знал эту историю, но дал рассказать ее еще раз, усиленно размышляя. Его интересовали, во-первых, что это за свиньи под дубом, и во-вторых, что за писатели такие впрыгнули в Витькину башку. Сказать, что он не прочитал ни одной книги за свою беспокойную жизнь, значило безмерно преувеличить его интеллектуальные порывы.
24.
Опять позвонила мать Светланы и в подробностях сообщила, что приходил следователь, который вел дело о ночном визите. Долго осматривал подвал, открыл и понюхал несколько бутылок на полках. Она налила ему для дегустации из трех, наиболее заинтересовавших его. Чему следователь был рад, высоко оценив напитки. Даже сравнил с десятилетним армянским коньком, который дарили начальнику на юбилей. И долго с ней разговаривал по этому поводу, выспрашивая рецепт «божественного напитка». Напитки матери поставлял сын Олег, который был известным городским бизнесменом. Но одновременно жизнелюбом, меценатом, охотником и рыболовом. Следователь был немного знаком с Олегом и подумал, что надо выспросить его о рецепте. Уже, находясь под влиянием трех дегустационных порций, решил, что может быть, хватит гоняться за городским отребьем, и не лучше ли радовать народонаселение города и окраин отечественным напитком, который по качеству превосходит шустовский коньяк. Для чего открыть собственную винокурню, как когда-то его дальний предок и стать уважаемым человеком в городе. Но зная нравы административной верхушки города, отбросил эту мысль. Подумал: «Задавит, этот удав точно задавит». Кого он имел в виду, оставим на его совести. Ему лучше знать. Как никак, более двадцати лет прослужил в правоохранительных органах города.
Потом они сидели в столовой, пили чай и вели содержательную беседу по поводу странностей произошедшего. Во-первых, после генетического анализа следов, оставленных преступниками, было установлено, что в подвале были двое, хорошо известных полиции субъектов. Один, бывший высокопоставленный чиновник, уже длительное время находился в бегах. Подозревали, что он уже за границу. Второй был рядом, он находился в городском психоневрологическом диспансере с острейшим воспалением мозга. И врачи опасались не только за его разум, но и за саму жизнь. Разговаривать с ним, тем более снимать показания, настрого запретили. Но сами с профессиональной гордостью поведали, что пациент представляет большой интерес для мировой психиатрии.
Но вопрос – почему ему такая честь, пояснили, что он ощущает себя пышно зеленеющим дубом, на котором в изобилии растут желуди. Как отметил светило психиатрии, наблюдавший пациента, аналогичное отклонение в мировой литературе описано, хотя и не упоминалось удалось ли вернуть к нормальной жизни таких больных. Но «наш пациент», как с гордостью стали называть его врачи диспансера, далеко опередил мировые аналоги. Дело в том, что он убедительно просил медперсонал отогнать от него свиней, которые бродят под дубом (то есть под ним), в поисках желудей, и могут подрыть его (то есть дуба) корни. А ему не хочется умирать в свои неполные двести лет. Тем более что к нему зачастила лесная лань, которая трется о ствол, доставляя тем самым громадное экологическое наслаждение.
Более того, в приступе откровенности, пациент поведал, что именно под ним И.С. Тургенев задумал свое бессмертное произведение «Муму». А сейчас он (т.е. дуб) находится под охраной Юнеско, как объект культурного наследия мирового значения. И ему постоянно надоедают местные писатели, которые, как лань, потираясь о его ствол, пытаются вызвать вдохновение для сочинения на местные и глобальные темы. Но таланты уже не те! Измельчали литературные таланты, некогда расцветающие на местной почве. И поэтому после общения с дубом и, как водится, сфотографировавшись под ним, местная литературная и окололитературная общественность пила горькую в местном шалмане, делясь своими литературными планами. Хорошее дело обычно заканчивалось дракой.
Как отметил светила, такой диагноз нигде и никогда описан не был, и сейчас он готовит научную статью в авторитетный журнал Ланцет, где собирается представить на обозрение мировому сообществу очередное Российское достижение. Теперь-то мировая общественность раскроет глаза и признает, что и по части психических отклонений, а не только в космосе, наша страна впереди всей планеты.
После такой содержательной лекции, следователь поспешил на дачу, чтобы все выяснить на месте. Вариантов было два: либо на даче водится потусторонняя сила, которая вора-рецидивиста враз свела до уровня дуба, у которого свиньи подрывают корень, либо вор-рецидивист приложился к настойке с галлюциногеном. Проводя следственный эксперимент, следователь самолично отведал содержимое трех бутылок, и убедился, что осталась только одна версия – наличие потусторонних сил.
Он долго гонял чаи с хозяйкой, и убедился, что на чародейку или ворожею она не похожа. К этому выводу следователь пришел после увлекательного обсуждения творчества американского писателя Фолкнера, которого он почитал американским Достоевским. Лилиана Евгеньевна разделяла его взгляды и поэтому беседа была продолжительной и интересной. Но следствие зашло в тупик.
После пересказа беседы со следователем, мать Светы вдруг с тревогой в голосе произнесла, что от дочери пришло странное сообщение: «В книжном шкафу». Это ее так взволновало, что она места себе не находит. Не случилось ли что-нибудь с дочерью в этой Европе? Поэтому она просит Людочку приехать при первой возможности.
25.
В этот, свободный от дежурства вечер, Нюра и Николай бродили по любимому месту их прогулок – набережной реки. Перед этим они были на концерте в Богоявленском соборе, где ансамбль «Лик» - гордость города, исполнял духовные песнопения. Молчаливые и немного подавленные чувством, охватившим их после концерта, они медленно брели по набережной. В окнах на другом берегу реки начали зажигаться огни.
- Мне хочется вернуться в деревню, - вдруг произнесла Нюра, - Я люблю ее. Там мне легко дышится, не то, что в городе. Да и жизнь там иная.
- Странно, но у меня сейчас были те же мысли, - Николай посмотрел на нее, - Ты прочитала их.
- Мне бабушка рассказывала, что в нашем храме были необыкновенные колокола, звук которых плыл над всей округой. В тихую погоду его слышно было за десять километров. Нигде таких колоколов не было.
- Сейчас в Знаменке открылась церковь, там служит молодой священник. Так он на колокольню повесил газовые баллоны и звонит в них. Дает звонить и жителям, кто может забраться на колокольню.
— Вот видишь, если в деревню вернулась вера, то жизнь наладится. Мы обязательно найдем там себе место. Мне иногда кажется, что в нашей стране жизнь возрождается там, где восстанавливаются храмы. Ты знаешь, в храме, где мы были только что, еще несколько лет назад был кукольный театр. А в самом большом храме города – хлебозавод. А теперь сами эти места стали другими, в них появилась жизнь. Мне иногда кажется, что на них снизошла Божья Благодать и все начало расцветать. Посмотри, каким стал парк вокруг нашего храма. Как оазис в пустыне, который всегда возникает в том месте, где вода. И здесь вера – это вода, которая орошает души. И души расцветают.
Нюра примолкла, сама удивившись тому, что сказала. Она глубоко верила в Бога, но, из-за своей стеснительности, никогда раньше так долго и проникновенно не говорила о вере. Теперь же, после концерта, как будто словесные путы спали, и ей хотелось поведать близкому человеку о своих чувствах и мыслях.
- Насчет деревни надо подумать, - в задумчивости произнес Николай. Он ничего не делал, не обдумав предварительно. Сейчас он хотел только одного, чтобы быть с Нюрой, обзавестись семьей, работать для нее, воспитывать детей. До сегодняшнего вечера в его воображении это всё вырисовывалось, но здесь, в городе. Мысль вернуться в деревню и жить там, возникла сейчас после посещения храма. И она упала на подготовленную почву, сразу дав побеги. Николай всегда был работящим, мог не только слесарить, но выполнять любую полевую работу. Обладал цепким умом, быстро все схватывал. Перспектива завести с Нюрой свое хозяйство, фермерствовать, казалась ему не только привлекательной, но единственно верной. Трудностей он не боялся. Более того, он хотел, чтобы они были. Преодолевая их, он покажет Нюре, как ее любит.
Они любили друг друга, но не торопили события. И сейчас перспектива зажить новой жизнью в родной Знаменке, стала путеводной идеей. Все сразу встало на свои места. Именно там, в деревенском храме, они повенчаются, и Николай на руках внесет жену в их собственный дом.
Оба тихо шли по набережной. Нюра держала Николая под руку, и они переживали одно и то же видение, одновременно посетившего их. Нюра видела себя в белом подвенечном платье на руках Николая и на пороге своего дома. А Николай – как он переступает порог дома, внося в него жену. Дальше они не загадывали, но знали, что их жизнь может быть только счастливой.
На обратном пути, когда они проходили мимо храма, Нюра попросила Николая подождать у источника в ограде, а сама вошла в храм, встала на колени у иконы, трижды перекрестилась и возблагодарила Бога за то, что он благословляет ее на воплощение мечты.
Обоим в эту ночь снились немного странные сны. Нюра видела себя в монастыре в окружении большого количества детей. А Николай что-то прилаживал на колокольне храма. Откуда столько детей, думала Нюра. Я не смогу их поднять. Но дети были вполне себе розовощекие и веселые, и Нюра успокоилась. А Николай думал, что перемена образа жизни потребует от него усилий, чтобы содержать семью. И это его радовало, так как усилия его будут для собственной семьи.
На следующее утро, когда Нюра и Николай, как было уже заведено, вместе пришли на работу, они не обсуждали свое решение. Но оба понимали, что их жизнь уже изменилась и теперь потечет в новом направлении.
26.
Прошло несколько дней. Чтобы успокоить хозяйку, Людмила Васильевна совсем переселилась на дачу. Вечерами, коротая время за чаем или за рюмкой наливки, они часто обсуждали череду таинственных событий. Особенно обсуждали последнее послание Светланы. Хотя гостья понимала его скрытый смысл, но не спешила делиться с хозяйкой.
- Ты очень изменилась за последнее время, - однажды сказала Лилина Евгеньевна, - Признайся, у тебя что-то произошло.
После некоторой паузы, ответила: «Действительно, что-то происходит. Пока не могу разобраться. Но, определенно, стали появляться мысли, которых у себя не замечала. И еще, мне хочется сходить в церковь».
Мать Светы удивленно поставила чашку на стол. Ответила: «Мне это, до некоторой степени, знакомо. Я всю жизнь провела с книгами, пытаясь в них найти ответы на главные житейские вопросы. Но ответы давали другие люди, они были выражением их личного опыта, их собственными интерпретациями. При всем преклонении перед интеллектом и мастерством классиков литературы, я не принимала их как бесспорных выразителей истин. У меня своя жизнь. И мне нужен ответ, подсказанный ею. Тогда я смогу сформулировать собственную истину. Это начало получаться лишь в последнее время.
Я открыла Новый Завет и по мере его изучения, не чтения, а именно изучения, главные, экзистенциальные мысли начали проясняться и упорядочиваться. Не скажу, что вдруг они превратились в кристально чистые и ясные. Нет, сомнения остались. Но теперь они не повод к разочарованию, а потребовали включения собственного интеллекта и эмоций для поиска ответов, основываясь на житейском опыте. Раньше я читала Новый Завет. Именно читала, как читала Толстого, Достоевского, Чехова. А сейчас изучаю, открывая в каждом стихе глубинный смысл. Я не ожидала, что это занятие превратится в род семиотики, когда в одной фразе открывается несколько смыслов. И все они направлены на постижение собственной духовной жизни. Это удивительно!
Немного помолчали. Потом мать Светы продолжила.
- То, что произошло с нами, наверное, называется духовным прозрением. Жаль только, что в нашей компании нет Светланы. Она в последнее время превратилась в упертую материалистку. Даже чтение, к которому я ее приучала с детства, забросила. В ее комнате стоят запертые книжные шкафы с прекрасными книгами. Я их собирала всю жизнь. Так Света их уже несколько лет не открывала. И представляешь, у меня нет ключей от этих шкафов. А в них такие прекрасные книги. Не ломать же дверцы.
Усмехнулась: «Так что культурное наследие нескольких эпох цивилизации мне недоступно».
Помолчав, добавила: «Надеюсь, что сейчас ей хорошо. Пусть в самом примитивном, житейском смысле. Очень боюсь за внука. Такой замечательный мальчик - смышленый, ласковый, добрый.
Лилиана Евгеньевна расчувствовалась, глаза наполнились слезами.
- Давайте укладываться спать, - предложила гостья.
В это время на ее смартфон пришло сообщение: «Ключи у Фаберже».
Подумалось: «Да, интересное завершение духовных исканий».
Но последние части пазла сложились во вполне конкретную картину. В комнате Светланы на туалетном столике стояла шкатулка – копия яйца Фаберже. Она была богато украшена золотом и изумрудами, и, наверняка, стоила баснословно. К Светлане она пришла загадочными путями, про которые она не распространялась, отговариваясь, что это не ее тайна. Людмила даже решила, что это был результат одной из её афер на ниве образования. В результате Российское образование стало беднее на стоимость этого сокровища.
Людмила Васильевна подумала: «Совсем, как в сказке. Но там-то все заканчивается хорошо. А в этой сказке она превращается из просто свидетеля дела, к которому полиция проявляет внимание, в соучастницу. Однако, мыслей отказаться от начатого не было. Сомнения исчезли, их заменило желание довести все до конца, даже не смотря на очевидную опасность предприятия. С одной стороны полиция, с другой – Игорь.
Некое внутреннее чувство, что в конце все должно разрешиться лучшим образом, охватило ее. Оно возникло после утреннего кофе с постояльцем из 208-го номера. Тогда он ей ничего не сказал по существу, кроме того, что Игорь – опасный тип, который зачем-то забрался к нему в номер. Судя по всему, он что-то ищет, но создается впечатление, сам не знает что.
Как он узнал о посещении номера Игорем Людмила Васильевна не расспрашивала. Внутренний голос подсказывал ей, что этот молодой человек знает гораздо больше, чем говорит. Она ощущала к нему какое-те необъяснимое доверие. Казалось бы, совсем незнакомый человек, а доверие как с старому другу, который проверен в житейских передрягах. Или как доверие женщины к мужчине, которому она отдает себя, не сомневаясь в том, что её любят и защитят. Оно было совершенно не объяснимое. Но так хотелось рассказать ему все произошедшее за последнее время. Однако, она сдержалась и не стала говорить всего, что знала. Во-первых, он был все-таки, посторонний человек, во-вторых, тайна была не ее.
Хозяйка дачи выпила снотворного и быстро заснула. Гостья, как только услышала ее ровное дыхание, тихо выбралась из кровати и поднялась на второй этаж в комнату Светланы. Все было, как всегда, когда они приезжали вместе. Мать мечтала, что Светлана приедет с внуком хотя бы в гости, поэтому ничего в комнате не трогала. Только иногда протирала пыль. Плотно закрыла дверь, включила свет и подошла к туалетному столику, который располагался перед большим трюмо.
Хозяйка комнаты любили сидеть здесь, наводя красоту. Как она говорила: «Чтобы не обабиться». Раньше, когда она жила гораздо скромнее, они с матерью любили возиться на своем небольшом участке, гордились урожаем. Но по мере того, как Светлана приобретала все большее влияние, как официальное, так и криминальное, она стала совсем по-другому смотреть на дачу. Теперь это было местом проведения закрытых совещаний, на которых присутствовали лишь самые посвященные. Какие вопросы решались, никто, конечно, не знал. В соответствии со статусом гостей и кругом решаемых задач, Светлана преобразовала место. Теперь, участок был приличной площади, обнесен забором, а ближе к его середине стоял двухэтажный дом удивительной архитектуры.
Взяла в руки шкатулку, нажала едва заметную кнопку. Верхняя половина яйца с тихой мелодией откинулась. Внутри лежала связка ключей, очень похоже, что от книжных шкафов. И еще один небольшой, но весьма удивительной формы. Мелькнула мысль: «Вот он, Золотой Ключик».
Все ключи сунула в карман халата, поставила шкатулку на место и вернулась на первый этаж. Для дальнейшего нужен был план. Почти всю ночь пролежала без сна, намечая его. Не давала покоя мысль: «Так что главное? Подвал или книжные шкафы?» Заснула только под утро.
После завтрака отослала подруге послание: «Фаберже поделился».
Этот день она провела на даче, помогая хозяйке. Впрочем, помогать было нечему. Хозяйка, немного повозившись с цветами и нарезав большой букет, уселась на тахте, поставила перед собой чашку и чайник, обложилась книгами и погрузилась в чтение. Она всегда предоставляла своим гостям полную свободу, что им очень нравилось. Каждый занимался своими делами, читал, сидя в беседке, гонял чаи, или смотрел видео. Людмила Васильевна сказала, что немного приберет в доме, на что получила полное согласие. Хозяйка, хотя и поддерживала порядок в доме, но не страдала избыточной тягой к чистоте, убираясь по мере необходимости. Все свободное время уделяла цветам и книгам.
Теперь, предоставленная сама себе, Людмила могла спокойно осмотреть книжные шкафы в комнате Светланы. Она поднялась на второй этаж, вошла в комнату и подобрала ключ к первому шкафу. Все книжные шкафы в комнате были ручной работы, и очень объемные. Там помещалась целая библиотека хорошо подобранных произведений.
Лилиана Евгеньевна пыталась привить дочери любовь к художественному слову, но судя по прошедшему, в Светлане сказались гены ее отца. Он был военный, но никто не видел его в форме. Однако, это легко угадывалось по его выправке и то, что в разговорах по телефону, он, как и положено военным, четко говорил: «Есть. Будет сделано». Да иногда у них собирались его друзья, некоторые из которых были в форме, правда разных родов войск. Но чувствовалось, что они принадлежали к одному роду войск. Конечно, жена знала, где он служил, однако всем своим коллегам говорила, что муж служит по хозяйственной части. В семье дела отца не обсуждались.
Иногда он пропадал на некоторое время и возвращался с необычными подарками явно не отечественного происхождения. Часто загорелый, как моряк после кругосветного плавания, иногда похудевший и осунувшийся. В одно из таких возвращений он и привез копию яйца Фаберже. На расспросы откуда такая красота, ответил шутя: «Король подарил». Строго приказал сувенир из дома не выносить, друзьям не показывать. На косметическом столике яйцо появилось только после того, как он не вернулся из последней командировки. Все, в том числе и жена думали, что он погиб. Эту ее мысль подтвердили и Комитете. Там ей уклончиво сказали, что связи с ним нет, и в ближайшее время навряд ли восстановится. Поэтому рассчитывать на скорое возвращение не приходится. Если что прояснится, то ей сразу же сообщат. Но лучше на это не рассчитывать. Лилиана Евгеньевна так и не поняла, жив ее муж или погиб. Первое время ей выплачивали какие-то деньги, потом, после развала СССР, они перестали приходить. Лилиана Евгеньевна убедила себя, что муж ее погиб где-то далеко там. Где там она даже не могла представить, на Юге, Востоке, Западе? Но только не на Севере, все Севера принадлежали России. Правда однажды, когда она ездила по туристической путевке в Финляндии и плыла на пароме, мужчина за соседним столиком ресторана вдруг показался ей очень знакомым. Она вглядывалась в него, но эти усы с бородой, длинные волосы и затемненные очки никак не могли принадлежать ее мужу. Тот был всегда гладко выбрит, не носил очков, и иногда, ради форса, как он говорил курил трубку. Шутил, что так он напоминает себе Шерлока Холмса, которого он любил и перед талантами которого преклонялся. И вот этот мужчина, если представить его с трубкой, напомнил ее мужа, даже не смотря на длинные волосы, бороду и усы. В этот день случилось еще одно необъяснимое происшествие. В каюте, где жила Лилиана Евгеньевна с подругой – учительницей из её же школы, на столике, который стоял между кроватями, появилась электронная рамка с фотографиями. Фотографии меняли друг друга через равные промежутки времени и содержали пейзажи. Это были, в основном, экваториальные леса, океанские теплые пляжи, экзотические животные в пампасах и прериях, и многое еще. Людей на фотографиях не было. Они с приятельницей долго смотрели пейзажи, не понимая откуда появилась рамка. Внутренний голос подсказал Лилиане Евгеньевне, что мужчина в ресторане и рамка с фотографиями связаны. Но серьезно об этом думать она не стала. Как она объяснила себе: «Возраст уже не тот, чтобы тешить себя несбыточными иллюзиями». И она окончательно решила, что мужа у нее больше нет. И в ее жизни остались только книги, потом к ним прибавился ее цветник.
И вот теперь копия Фаберже прятала тайну, за которой в город приезжали малозаметные люди из Следственного Комитета. Наверное, они были бы крайне удивлены, увидев яйцо на столике провинциальной дачи. В соответствии с каталогами мировых аукционов, оно принадлежало шаху одного небольшого эмирата. Но шах никогда не заявлял о его пропаже и не продавал на аукционе.
Людмила Васильевна не стала философствовать о превратностях судьбы и начала перебирать книги. По очереди вытаскивала их из шкафа, любовалась переплетами, иллюстрациями, легонько протирала и ставила на место. Нельзя сказать, что она была большой любительницей книг, но вытаскивая, перелистывая и ставя их на место, узнавала многие, которые брала у подруги в школе и потом в институте. Вспомнились первые впечатления от романов, приключений, которыми зачитывалась в детстве и юности. Внимательно перебрав весь шкаф, ничего похожего на тайник с «бижутерией» не обнаружила. Подумав, решила прекратить поиски и подождать следующего сигнала от подруги.
Этим вечером она уехала домой. Назавтра было ее дежурство.
27.
Во время дежурства, к ней зашла немного грустная Нюра. «Нюра, почему ты грустная? Что случилось?» - спросила Людмила Васильевна, - «Не поссорилась ли с Николаем?».
- Что вы, Людмила Васильевна. Как можно. Николай такой замечательный. Поссориться с ним невозможно.
- Тогда почему ты грустишь?
- Мне не хочется расставаться с вами, - подумав, произнесла Нюра.
- Ты, что уходишь от нас?
- Мы с Николаем хотим вернуться в Знаменку. Решили вчера.
- Этот так неожиданно. И почему? Тебя здесь все любят! Что-то произошло? —удивленно спросила Людмила Васильевна.
- Мы были на концерте «Лика» в нашем храме. Это так поразило нас, что мы, не сговариваясь, пришли к этой мысли: «Надо вернуться в Знаменку». Да и Николая тянет к земле. Я это вижу, хотя он не говорит. А меня тянет назад, наверное, еще и потому, что в Знаменке заработал храм, куда ходила все мои предки. И я хочу участвовать в его возрождении потому, что не может народ без веры. Посмотрите, здесь в городе, сплошное безверие и что получается.
- Ты так уверена в своих силах, что не боишься принять на себя такую ношу? Ведь это не просто – возрождать веру.
- Мне что-то подсказывает, что мое место там, в этом храме. Я почти вижу себя в нем. И своих детей.
Обе не заметили, что неподалеку стоит жилец из 208-го номера и внимательно слушает. Когда в их разговоре возникла пауза, он подошел к ним. Сказал: «Простите, но я стал невольным свидетелем вашего разговора. Нюра, у вас очень похвальное желание, и что-то подсказывает мне, что храм возродится. И обязательно с вашим участием. Это будет самый красивый храм в области».
- Чтобы сделать храм, нужно много денег. А сейчас деревня бедна, - произнесла Нюра. - Там сейчас даже колоколов нет. Так батюшка повесил газовые баллоны и звонит в них.
- Вот видите, он призывает народ к вере. И искренний призыв не останется безответным. Помните: «Просите, и дано будет вам; ищите, и найдете; стучите, и отворят вам, ибо всякий просящий получает, и ищущий находит, и стучащему отворят».
- Для физика или геолога у вас очень разносторонние познания, - пошутила Людмила Васильевна.
Молодой человек с улыбкой произнес: «Апостол Павел изрек: «О, бездна богатства и премудрости и ведения Божия! Как непостижимы судьбы Его и неисследимы пути Его!» Как знать, как знать Людмила Васильевна, что написано в наших книгах судеб». После этого поклонился и покинул их.
- Какой удивительный человек! Я испытываю к нему необъяснимое доверие, - произнесла Нюра, провожая его взглядом.
После этого они долго обсуждали планируемую перемену судьбы Нюры. Нюра рассказала о монастыре в Знаменке, о пропавших иконах, которые по преданию были спрятаны местными крестьянами, накануне того дня, когда большевики разорили монастырь и угнали монахов в неизвестном направлении. Куда они сгинули, никто не знал. Иконы возвращать было некуда, и потомки местных жителей либо увезли их с собой при переселении в новые места, когда деревня начала вырождаться, либо продали разным собирателям древностей, которые с удовольствием покупали их. Так исчезла и чудотворная икона, с обретением которой связывают само существование местного монастыря.
Когда монастырь процветал, то поклониться к иконе приезжали из различных краев. Часто к ней приезжали даже члены царской семьи. По преданию, настоятель, когда передавал эту икону местной крестьянке, просил всенепременно сберечь ее. Потому что, если икона пропадет, то монастырь не восстановится никогда. Но когда она восстанет, то монастырь возродится и прославится.
Правда это или нет, почему настоятель выбрал именно эту крестьянку, никто не знал. Жила она одиноко, на краю деревни, поднимала не совсем нормального сына, с местными почти не общалась. Об иконе никогда не говорила. После ее смерти, сына, чтобы он не пропал, устроили санитаром в деревенском медпункте. Он был безотказным, с любовью ухаживал за больными, на деревне его любили. Во время войны ушел с Красной армией тоже санитаром. В деревню не вернулся. Никто не знал, погиб он или просто осел в другом месте. Изба, в которой они жили, развалилась.
Сравнительно недавно в деревне была экспедиция из Академии Наук. Устроили раскопки рядом со стенами монастыря. Но покопавшись, уехали. Однако, молодые участники экспедиции, главным образом, студенты исторического факультета, в свободное от раскопок время, с интересом исследовали заброшенные избы, в которых уже несколько десятков лет никто не жил. В некоторых избах находили старую деревенскую утварь, которую с готовностью выложили возле стен монастыря на импровизированной выставке. Но икон на ней не было. Скорее всего, даже если их находили, не хотели показывать свое неуважение к вере. Все-таки интеллигенты. Когда уезжали в город, находками нагрузили целый фургончик, чтобы отвести экспонаты в краеведческий музей.
Людмила Васильевна с интересом услышала рассказ. Подумала: «Как мелко выглядят все ее потуги найти «бижутерию» по сравнению с замыслами Нюры создания семьи, восстановления храма, веры».
28.
Следующим утром Людмила Васильевна была на даче. Новых сигналов из Европы не приходило. Хозяйка опять уселась на тахту, обложившись книгами и поставив на столике перед собой чайник, а гостья отправилась в комнату Светы, чтобы исследовать оставшиеся книжные шкафы. Тщательно их осмотрев, ничего похожего на тайник или шкатулку с сокровищами, не обнаружила. Спустилась вниз, села напротив хозяйки, налила себе чаю и начала размышлять. Хозяйка погрузилась в чтение, они друг другу не мешали.
Раздался звонок от входной двери. Людмила Васильевна открыла. Перед ней стоял мужчина, внешний вид которого не оставлял сомнения, что он из органов. Представился: «Семен Владленович, следователь по делу Лилианы Евгеньевны,». Людмила Васильевна хотела представиться, но следователь ее остановил: «Я знаю вас, Людмила Васильевна».
- Откуда, - удивилась та.
- Пройдем в беседку, я хочу с вами побеседовать. Но вначале надо представиться хозяйке.
Он поздоровался с хозяйкой, перекинулся парой любезностей. Потом спустился и они уселись в беседке.
- О чем же мы с вами будем беседовать? – попыталась перехватить инициативу Людмила Васильевна.
- О вашей подруге, - ответил следователь.
- Но я давно ее не видела, она куда-то уехала.
- Не лукавьте. Вы, ее лучшая подруга, единственная, которой она полностью доверяет. Поэтому прекрасно знаете, где она. Она уехала в Европу, правда ее новой фамилии я не знаю. Этим сейчас занимается Интерпол. Расспрашивать вас не буду, чтобы не ставить в неловкое положение.
Помолчав, добавил: «Я немного приоткрою карты. После того, как я занялся этим делом о посещении дачи местным жульем, стало понятно, что они не просто так побывали здесь. Они что-то искали. Немного покопавшись, обнаружил связь между Игорем – одним из посетителей дачи, вы его наверняка знаете, и Светланой Петровной. Коллеги из Следственного Комитета прислали мне материалы по делу Светланы Петровны, которое выходит далеко за границы нашей области. Более того, за пределы страны. Понятно, что я не могу всего рассказать, но с таким масштабным делом сталкиваюсь в первый раз. С моей точки зрения, это жемчужина, а не следственное дело. Жаль только, что довести до суда не удастся. Слишком много высокопоставленных лиц в нем замешаны. В том числе и в нашем городе».
- Но какова моя роль сейчас? – задала вопрос Людмила Васильевна, почувствовав холодок в душе. Следователь очень близко подобрался к тайне Светланы. И к тому пределу, после которого она сама превращалась из свидетеля в соучастника.
- Как вы думаете, что искал здесь Игорь, - ответил следователь.
- Спросите у него, - резко ответила собеседница. Гораздо резче, чем могла позволить себе, если бы не была заинтересованным лицом. Тем самым, демонстрировала свое неравнодушное отношение к вопросам собеседника.
- Извините, если я вас задел, совсем не хотел этого. У него спросить не удастся, он скрывается. И помогает ему в этом кто-то в городе. Рано или поздно мы его найдем, но боюсь, поздно. Он получит то, что ищет, и удерет в Европу. А этого не хотелось бы. По данным Следственного Комитета украденное этой преступной группой у нашего государства сравнимо с годовым доходом небольшой страны, не самой отсталой. Известно, что вывести это за границу не удалось, все главари шайки сбежали. При этом очень внезапно. Кто-то их предупредил. Тоже загадка – кто? Дело находится на контроле очень высокого уровня, там утечек не бывает. А сейчас все нити оборваны, единственная зацепка – Игорь. Его ищут, но безуспешно.
Людмила Васильевна похолодела. Ведь Игорь должен прийти к ней в гостиницу. Если его схватят рядом с ее рабочим местом, то из гостиницы, скорее всего, выведут вместе. И сидеть они будут в соседних камерах. Но если сейчас все рассказать, то будет еще хуже. Во-первых, Светлана ей доверилась. Может быть не до конца. Но доверилась! Кроме того, сказав, что «бижутерия» на даче, она подведет Лилиану Евгеньевну. Легко представить, что станет с цветником, когда начнут искать везде. Наконец, сообщники Игоря, которые останутся на свободе. Она вспомнила амбала и ее передернуло. Да, проблемы везде.
Они еще поговорили, но ничего утешительного для себя Людмила Васильевна не услышала. Пообещав следователю сообщить все, что узнает, она проводила его. Надо было что-то предпринять. Расстроенная, она села с чашкой чая напротив хозяйки и задумалась. Та, заметив, что гостья чем-то расстроена, не пыталась ее развлечь, предоставив событиям идти своим чередом. Рассеяно, отхлебывая из чашки чай, Людмила Васильевна вытащила из кармана маленький ключик, который она нашла в яйце, и начала вертеть его в руках.
Хозяйка удивленно вскинула глаза: «Люда, откуда у тебя этот ключ? Я его уже несколько лет не могу найти».
Гостья сразу сообразила, что совершила оплошность. Надо было выкручиваться. «Нашла за трюмо, когда протирала пыль», - соврала она.
- Странно, я там тоже все просмотрела. Вот ведь как бывает, одному человеку предмет может явиться помимо его желания, а другой будет смотреть в то же место и ничего не увидит.
- Это какой-то особенный ключ?
- Это ключ от моего рабочего секретера, который достался мне от предков по материнской линии. За ним работал еще мой дед, который был редактором местной газеты. У него печатались все писатели города. И не только.
Людмила Васильевна осторожно спросила: «А где сейчас секретер?»
- Знаешь, хотела выбросить, да рука не поднялась. Отправила его на чердак пылиться. Я сама очень любила за ним работать. Раньше, когда не было Интернета, писала письма. И еще, в нем хранятся письма от мужа, когда он ездил в командировки. Они мне очень дороги. Хотела отдать марки с них внуку, но случилась такая незадача – они уехали. До сих пор не понимаю, что должно было случится, чтобы вот так в одночасье подняться, бросить все и уехать. Да не куда-нибудь, а в Европу.
- Теперь-то он спустится вниз, ведь заслужил, - перевела разговор на другую тему Людмила Васильевна.
- Пойдем посмотрим, как он себя чувствует.
Они поднялись на третий этаж, который был не жилой и поэтому получил название чердак. Секретер стоял в углу, накрытый какой-то дерюгой. Сняв ее, предстал во всей красе: был сделан из карельской березы и богато инкрустированный. Это было прекрасное творение человеческих рук,
- У него есть одна тайна. Если не открыть вот этот замочек, сбоку, то секретер не откроется, - произнесла хозяйка, вставляя ключ в малозаметное отверстие сбоку. Повернула ключ и раздалась древняя мелодия. Когда мелодия стихла, внутри что-то щелкнуло. «Теперь можно открывать», - сказала она и потянула ручку на себя. Дверца легко откинулась, превратившись в хороший стол. Его поверхность, хотя и блестела лаком, но было видно, что стол был рабочий и за ним много работали.
Но не стол привлек внимание женщин. Они были поражены другим: в глубине секретера, прислоненная к задней стене, стояла большая икона в очень богатом окладе.
- Этого тут никогда не было, - вымолвила хозяйка.
- Откуда-то она появилась? – сказала Людмила Васильевна.
Секретер закрыли, в молчании спустились вниз. Сели напротив друг друга. Первой начала Лилиана Евгеньевна: «Когда-то Светлана говорила, что в Знаменке работала историческая экспедиция Академии Наук, проводившая раскопки в ограде бывшего монастыря. И будто бы экспедиция привезла много экспонатов для местного краеведческого музея, которые были отправлены в запасники для инвентаризации и изучения. Ее департамент в то время курировал раскопки в области. Ты же знаешь, что Светлана не пропустит мимо ничего, что представляет какую-нибудь ценность. Вполне вероятно, она присвоили эту икону. Ведь по документам никаких икон в качестве результата экспедиции не было.
- Очень похоже, что это так. Но что же с ней делать. Судя по окладу, это не обычная икона. Кому она принадлежит сейчас? Кто ее хозяин? – начала размышлять гостья. – Но вот какая мысль пришла мне сейчас. Если эта икона несколько лет была сокрыта от людских глаз, и явилась нам с вами, то это неспроста. Промысел Божий никогда не бывает случаен.
- Ты знаешь, подобная мысль пришла и мне. Это продолжение наших с тобой размышлений о духовном искании. Может быть, это знак поощрения.
Людмила Васильевна усмехнулась про себя. Если бы мать Светы узнала в связи с какими обстоятельствами и зачем я ходила протирать пыль в комнате дочери, это было бы для нее большим потрясением.
- Нет, ей ничего не должно быть известно, - твердо решила Людмила Васильевна. Ее надо сберечь от этого.
При первой возможности она посетила краеведческий музей, который занимал весь третий этаж здания, которое именовалось в народе Торговыми рядами. Музей располагал очень богатой коллекцией различных экспонатов. Но посетительнице хотелось поговорить с кем-нибудь, кто занимался религиозными экспонатами. И тут ей несказанно повезло. Относительно недавно образованный Религиозный отдел возглавлял энтузиаст, который знал все религиозные достопримечательности области. Они проговорили с Людмилой Васильевной более двух часов. Но когда речь зашла об иконах, которые имелись или имеются в храмах или у частных лиц, то он посоветовал обратиться к отцу Серафиму – священнику Богоявленского Собора, который знает об этом все. Более того, он сам проводил гостью в Собор и представил отцу Серафиму.
Стоило той произнести: Знаменка, раскопки, монастырь, как отец Серафим рассказал ей славную историю Знаменского монастыря, его бесславный конец, мученическую судьбу его обитателей и загадочную историю с иконами из монастырского храма. У рассказчика были очень проникновенные глаза, которые говорили, что он читает в душах гораздо больше, чем люди скрывали это внешне или прятали за словами. Потом отец Серафим сходил куда-то и принес большой альбом, в котором были изображены иконы из монастыря. Но только те, про которые было достоверно известно, что они действительно в нем были. Под фотографиями были подписи. Некоторые были обретены и указано место их пребывания. Но под большинством было приписано – Утеряна. Рядом с некоторыми были помещены статьи, в которых говорилось о происхождении иконы, ее история. Альбом был достаточно толстым, и они внимательно рассматривали каждую фотографию, слушая пространные пояснения хозяина.
Вдруг что-то пронзило Людмилу Васильевну, она вздрогнула. На левой странице разворота альбома была икона из секретера. Под ней надпись: Утеряна. На правой стороне – пространная статья, содержащая все сведения об иконе. Икона была чудотворная и с момента ее обретения монастырем стала его символом. К ней приходили и приезжали страждущие со всей Российской Империи.
Уловив внезапную перемену в гостье, отец Серафим внимательно посмотрел на нее. Спрашивать ничего не стал. Просто рассказал замечательную историю иконы и предание, согласно которому монастырь будет возрожден, когда икона будет обретена. Икону должен найти и вернуть человек по Промыслу Божьему. Только после этого монастырь начнет возрождаться. Потом добавил, что нашедший дальнейшую свою судьбу свяжет с монастырем, и будет почитаем в нем. Дальше Людмила Васильевна не слушала. Возвращаясь вместе с музейным работником из храма, молчала, погруженная в свои мысли. Распрощались. Людмила Васильевна должна была ехать на дачу. После всех треволнений Лилиана Евгеньевна наотрез отказывалась жить одна.
Они долго сидели в гостиной, мать Светы слушала историю монастыря и найденной иконы. После длительного обсуждения решили, что Света не знала о необычных свойствах иконы и о предании, что монастырь возродится только с ее обретением.
Людмила Васильевна вспомнила разговор с Нюрой. Та ей говорила, что в Знаменке заработал храм, восстанавливаемый немногочисленной паствой под руководством молодого батюшки. Обсудили эту новость. Решили, что правильно будет передать икону храму. Но гостья наотрез отказалась от этого варианта. На недоуменный вопрос хозяйки: «Люда, почему?», ответила: «Вы многого не знаете». Попросту боялась за себя. Этот смышленый следователь построит умозаключения в нужном направлении и придет к выводу, что Игорь искал не икону. Во-первых, в силу его откровенного безбожия, во-вторых, вывезти он ее не смог бы, наконец, продать – тоже из-за отсутствия ценителей в его окружении. Последнее поголовно любило современные денежные знаки, представленные в любой конвертируемой валюте. Но тогда ход событий однозначно приведет следователя к заключению, что Людмилу Васильевну следует использовать в качестве ищейки. И она найдет следующую часть похищенного, в которой заинтересованы правоохранительные органы. Поэтому, заключила про себя гостья, следует поскорее найти все оставшееся, переправить Свете и забыть все, как кошмарный сон. А икону решили передать монастырю через Нюру, не посвящая ее в детали. После того, как она сформулировала это, к ней пришел беспокойный сон.
Однако, утром задача не казалась такой простой. Непонятно было, что же имела в виду Света под «бижутерией» и где это все запрятано. Пришла уже совсем дикая мысль: «А если это слитки с золотом, зарытые в цветнике?». Представив себя с лопатой в поисках клада, Людмила Васильевна усмехнулась. Но усмешка получилась кислой.
30.
В треволнениях, подогреваемых встречами со следователем, прошла неделя. Новых сведений из Испании, которые как-то помогли в поисках, не приходило. Зашел Игорь, но Людмила Васильевна не сказала ничего, напугав его до смерти сообщением, что его отпечатки пальцев были обнаружены по всему подвалу. Про икону, естественно, промолчала. Когда Игорь представил, что придется рвать когти пустым, его физиономия вытянулась. И тут в холл спустился гость из 208-го номера. Физиономия жулика перекосилась до степени, которую можно увидеть только в очереди перед кабинетом стоматолога. И он стремительно выскочил из гостиницы. Молодой человек подошел к стойке, как всегда, с приветливой улыбкой. Отдав ключ, сказал: «К сожалению, мы скоро расстанемся. Мои дела завершаются». Потом, помолчав, добавил: «Похоже, что и у вас все движется к развязке». Понимая, что гость знает гораздо больше обычного постояльца, Людмила Васильевна не стала спрашивать, какие ее дела должны вскоре завершиться. Подмывало спросить, как они завершатся, благополучно или не очень.
В случае благополучного исхода Людмила Васильевна представляла себя в купальнике на испанском побережье Средиземного моря. И темпераментные испанцы вьются вокруг нее, восхищаясь неземной красотой русской гостьи. А что? Она женщина свободная, и может позволить увлечения, завершавшиеся легким флиртом. На большее она не рассчитывала, все-таки возраст сказывался. Да и выдуманные ухажеры не знали русского и для них было едино: «Угостили бы даму шампанским» и «Пошел в жопу, козел!». Про другой исход она старалась не думать. Это, в определенной степени, подтверждалось приветливым взглядом следователя, когда они общались по самым разнообразным аспектам запутанного дела.
За это время Нюра с Николаем определенно решили после Троицы уехать в Знаменку и обвенчаться в местной церкви. В один из выходных Николай поехал в Знаменку навестить родной дом, не обитаемый с тех пор, как он уехал в город. Он изредка наведывался в него, чтобы поддерживать в приличном состоянии. Хотел его продать, поэтому старался не запускать. Иногда сам, иногда нанимая шабашников, поддерживал дом и усадьбу в порядке. Убедившись, что у них с Нюрой крыша над головой будет, Николай увиделся с батюшкой монастырского храма, и договорился о венчании. Обещал помочь с восстановлением храма и монастырских построек. Так как Николай был на все руки мастер, то его обещание было для храма ценно. Мастеров, которые могли бы вести кладку или выполнять другие строительные работы, в деревне не осталось. Все мужики, в основном, были механизаторами, и к строительству отношения не имели.
Батюшка посетовал, что иконы, которые настоятель монастыря раздал прихожанам перед арестом его обитателей, по большей части, пропали. В том числе чудотворная, которая была символом монастыря. А без нее, по преданию, монастырь не возродится.
Эта фраза о том, что для восстановления монастыря надо найти чудотворную икону, запала Николаю. Он рассказал об этом Нюре, которая припомнила все деревенские предания о спрятанных иконах. Но эти воспоминания не смогли навести их на реальный след пропавшей реликвии.
Нюра и Николай перед Троицей решили отвезти свои вещи в Знаменку, чтобы сразу после отправиться на венчание, а потом в дом, где они начнут семейную жизнь. Вещей набралось на небольшой фургон. Работники гостиницы тоже дарили им подарки, кто на новоселье, кто на свадьбу. Подарков набралось много, поэтому фургон должен был отправиться в деревню от гостиницы. Постоялец 208-го номера подарил Нюре икону, вынеся ее из гостиницы. При этом произошло знаменательное событие, которое потом нашло отражение в сводках городского метеобюро, как очень редкое погодное явление. Когда Нюра принимала икону, вдруг, на совершенно безоблачном небе прогремел гром и над административным зданием напротив гостиницы сверкнула молния. После чего, постоялец из 208-го очень строго посмотрел в его сторону. Некоторые очевидцы, задравшие головы, чтобы оценить возможность дождя, потом рассказывали, что в это время из распахнутого окна кабинета на втором этаже вылетела Баба Яга на традиционном средстве передвижения – помеле, и, оставляя след, как от реактивного самолета, скрылась за деревьями городского парка. Городские газеты, в том числе и оппозиционный листок, эти сведения не комментировали. Только в местной газете, в разделе о найме работников появилось объявление о вакансии секретаря с большим опытом и стажем работы. Как потом сплетничали длинноногие секретарши большого административного здания, это было связано с увольнением по собственному желанию Изольды Карловны. Изольда Карловна после этого нигде не объявлялась.
Когда в фургон погрузили все, и он был готов отъехать, к гостинице на большом внедорожнике подъехала Людмила Васильевна. Из него с трудом извлекли заполненный под завязку, большущий чемодан. Шофер и Николай, изрядно напрягшись, погрузили его в фургон. Нюра бросилась благодарить гостью, которая, выглядела на удивление серьезной. Отведя Нюру в сторону, она сказала: «Нюра, обещай, что чемодан вы распакуете только после венчания». Нюра крайне удивилась, однако, соглашаясь, кивнула. Хотела броситься ей на шею, но в это время к ним, спокойно улыбаясь, подошел постоялец 208-го номера. Он был краток: «Поздравляю вас». Обе женщины приняли это на свой счет. Для Нюры было очевидно, что ее поздравляют с будущим венчанием, а у Людмилы Васильевны были свои основания принять это поздравление на свой счет.
31.
Наконец, из Испании пришло долгожданное сообщение: «У 1001 ночи есть продолжение». Людмила Васильевна, как женщина смышленая, сразу поняла, о чем идет речь. В книжных шкафах было несколько изданий этой книги, но самое замечательное было еще дореволюционным, в богатом переплете, прекрасно иллюстрированное.
Так как она практически переселилась к Лилиана Евгеньевне, то ей не составило труда, когда хозяйка заснула открыть книжный шкаф и достать эту книгу. Просмотрев, Людмила Васильевна среди ее страниц ничего не обнаружила, но обратила внимания, что сзади обложка была немного попорчена. Казалось, что кто-то эту обложку надрезал. Она аккуратно поддела ножом отошедший переплет, и из щели достала лист бумаги, на котором мелким шрифтом был напечатан какой-то текст. Текст представлял собой набор латинских букв вперемешку с цифрами. Обычному человеку он ничего не говорил.
- Наверное, шифр, - подумала Людмила Васильевна. Потом поставила книгу на место и, положив листок к себе в сумку, пошла спать.
На следующее утро, на дачу пришел Семен Владленович, который в последнее время зачастил. Людмила Васильевна даже начала беспокоиться, уж не хочет ли он приударит за ней. Но пока явных признаков этого в виде вздохов, сопровождаемых закатыванием глаз, букетов или приглашений в театр не было. И она успокоилась.
На этот раз его физиономия явно выражала удовольствие на столько, на сколько может испытывать удовольствие следователь, распутывающий сложное дело, которое, вполне вероятно, приведет к досрочному повышению в звании или даже переводу в вышестоящую структуру. Явно было, что Семен Владленович что-то знает, но пока предпочитает молчать. Он был вполне порядочный человек, что было несколько неожиданно, учитывая профиль его деятельности. И Людмила Васильевна не ждала от него подвоха, решив дождаться естественного разрешения ситуации. Хотя несколько тревожилась, учитывая, что в ее сумочке лежала самая настоящая улика. Отдав ее следователю, она предаст Светлану, если скроет, то станет соучастницей. Ни того ни другого ей не хотелось в силу собственной порядочности. Та же порядочность, не позволяла даже подумать, что злосчастный листок можно уничтожить.
Втроем пили чай и болтали о разных пустяках. Очень естественно разговор зашел о книгах. Эта была любимая тема хозяйки, а гость был начитан и знаком с последними новинками, главным образом, отечественной литературы. Хотя, предпочитал российскую классику. М.Е. Салтыков-Щедрин был его любимый писатель, конечно, после Ф.М. Достоевского. Он часто говорил, что слова Салтыкова-Щедрина о России – пророческие, и это очень помогает ему в профессиональной деятельности, давая уверенность, что не останется без работы до ухода на пенсию. Потом вдруг, Семен Владленович, вставил в разговор термин «восточная классика», прозвучавший диссонансом ко всему предыдущему разговору, который, как ни крути, касался возвышенных литературных тем. У Людмилы Васильевны упало сердце. Ей показалось, что гость дает понять, что он знает нечто и ему хочется, чтобы присутствующие поняли это. Хотя обсуждать эту тему время пока не наступило.
Спустя некоторое время Лилиана Евгеньевна ушла в сад, заниматься розами. Сказала, что надо подрезать, а то она их совсем забросила. Оставшись без общительной хозяйки, Семен Владленович и Людмила Васильевна, как-то сникли, больше молчали. Людмила Васильевна сидела как на иголках, не желая продолжать беседу, т.к. еще не решила, как поступить со злополучной бумагой в сумочке. О чем думал Владлен Семенович, знал только он один. Выдавать свои знания в полном объему, судя по всему, он не намеревался. А может быть, он совсем ничего не знал, а только делал вид всезнающего следователя. Тем не менее, решил приоткрыть карты, хотя это и не приветствовалось в его профессии. Людмила Васильевна производила впечатление, на содействие которой можно рассчитывать. Кроме того, он не хотел, чтобы с хозяйкой и ее гостьей что-то случилось, а зная Игоря, который был сейчас главным подозреваемым, вполне это допускал.
Достаточно неожиданно Семен Владленович сказал, что хочет довести до Людмилы Васильевны информацию, которую не следует передавать третьим лицам, и которая составляет служебную тайну. Эта информация касается ее подруги и не совсем обычная. Поэтому, если она не возражает, он начнет.
Хотя гостья очень не хотела принимать участие в этих тайнах с продолжениями, ей уже хватало собственных переживаний, она кивнула.
Семен Владленович сказал, что его коллеги из Следственного Комитета обнаружили следы похищенных средств в Швейцарских банках. И сейчас, участники преступного сообщества, которые находятся в России, пытаются понять, где спрятаны номера счетов, на которых размещены похищенное. Вполне вероятно, что Светлана Петровна посвящена в эту тайну. И теперь ему стала понятна роль Игоря в этом деле. Его подставили и пустили по ложному следу, чтобы прикрыть основное направление поиска. Судя по всему, Игорь в подвале искал какие-то сокровища, в виде чемодана с валютой или слитков золота. В результате засветился и теперь вынужден скрываться. Похоже, что его специально выключили из игры потому, что участники преступной группы опасаются, как бы он, в силу непроходимой глупости, не навел органы на след. Однако, от этого дело не проясняется. Номера счетов, по конспиративным соображениям, были представлены в единственном экземпляре и переданы на хранение кому-то из рядовых членов. Хранить их в Москве, у лиц, занимающих высокие посты, было крайне рискованно. А в провинции, например, у кого-то на даче или дома было относительно безопасно. Кто заподозрит в листке бумаги с непонятным шифром ключ к сокровищам в Швейцарском банке. И этот листок хорошо бы найти, пока до него не добрались участники шайки. В других местах его тоже ищут, но чутье ему подсказывает, что Светлана Петровна, в силу своей должности, позволяющей иметь обширный круг общения, в том числе в разных регионах, могла претендовать на роль смотрящего за похищенным. Именно поэтому ей удалось так быстро уехать за границу и скрыться там под другой фамилией. Это ей помогли сделать очень профессиональные люди с большим опытом проведения таких операций. Поэтому обнаружить ее невозможно. Но, можно предположить, что Светлана Петровна не захотела брать с собой компрометирующую улику и оставила ее в городе.
Если бы следователь, который был, конечно же умным, но очарованным двумя интеллигентными женщинами, заподозрил, что эта бумага лежит в сумочке Людмилы Васильевны, то, наверняка, подал бы в отставку. Или того хуже, попросил понизить в звании и должности и сослать постовым на Чукотку. Но он этого не заподозрил, и Чукотка осталась без нового постового. Впрочем, там, на просторах тундры нет необходимости регулировать движения оленьих и собачьих упряжек.
После того, как Людмила Васильевна выслушала рассказ и поняла, что ее не подозревают, подозрения относительно Светланы носят неопределенный характер, она немного воспрянула духом. И памятуя, что надо что-то делать с бумагой в ее сумочке, она начала свою игру.
- А что будет в случае, если вы обнаружите эти номера счетов - спросила она.
- Наверное, их передадут в Министерство Иностранных Дел, чтобы вытребовать средства назад, как государственную собственность.
- Интересно, сколько там?
- Я полагаю очень много. Там сосредоточены средства, которые расхищались разными группировками в течение нескольких лет, и несколько лет аккумулировались за границей.
- То, что вы рассказали, очень напоминает детектив.
- Думаю, что со временем, когда будет позволительно раскрыть все имена, кто-нибудь, приближенный к власти, позволит снять такой фильм. И он будет не менее популярный, чем «Семнадцать мгновений весны». Но сейчас дело не завершено и мне хочется предостеречь вас и Лилиану Евгеньевну от различного рода опрометчивых поступков.
- Например, - напряглась Людмила Васильевна.
- Например, выполнять просьбы Светланы Петровны, если они последуют. Даже самые, казалось бы, невинные. Я прошу это не для того, чтобы помочь следствию. Я вообще не хочу втягивать вас в это дело даже в роли свидетелей. Вы не отвечаете за других. Но эта преступная группировка обладает очень большой властью и средствами. Поэтому я опасаюсь за вас. То, как они вывели Игоря из игры, показывает, что там профессионалы, и они держат руку на пульсе происходящего.
- А нет ли иного способа вернуть эти деньги в Россию? – спросила Людмила Васильевна, - И потратить на благотворительные цели или возрождение храмов, монастырей.
- Те, кто их похитил, будут крепко против. Ведь они считают, что это их деньги. И будут всячески стараться, чтобы они осели в их кошельках. При этом, если для этого потребуются новые преступления, они спокойно пойдут на это.
- После того, что я услышала, мне становится страшно.
- Пока вам нечего волноваться. Ваша роль в расследовании никак не афишируется, и вы с Лилианой Евгеньевной нигде не упоминаетесь. Да и полковник Анненков курирует это дело. Кроме того, коллеги покойного мужа Лилианы Евгеньевны постоянно интересуются. А они люди компетентные и служат в ведомстве, от которого вообще нет тайн. Я до сих пор не могу понять, откуда они узнали подробности дела. Но очень прошу вас, этот разговор должен остаться между нами. Не рассказывайте ничего даже хозяйке. Когда надо и, если надо, она об этом узнает. Я и так рассказал вам больше того, на что имел право.
Людмила Васильевна задумалась. И если раньше, после завершения дела, она иначе, как на побережье Средиземного моря в окружении темпераментных испанцев, себя не видела, то сейчас отгоняла от себя картину тюремной камеры с нарами и сокамерницами-уголовницами.
Пришла хозяйка и разрядила тишину, поставив в середину стола громадный букет роз в хрустальной вазе. Все начали восхищаться, после чего гость, сославшись на дела, вежливо откланялся.
Оставшийся день и вечер прошел больше в молчании. Обе не мешали друг другу в мыслях и переживаниях.
32.
После посещения психдиспансера, в котором на правах самого ценного пациента сидел его кореш, Игорь, засел на даче Джигита, методично опорожняя холодильник. Последний казался бездонным, что было лишь частичной истиной. Джигит и раньше относился к Игорю с почтением за то, что от него перепало немало выгодных строительных заказов. Но сейчас, когда надо было помочь другу, Джигит делал все возможное и невозможное, рассчитывая, что и в дальнейшем Игорь замолвит за него слово в Департаменте Строительства. Поэтому холодильник был полон всем необходимым. А сейчас для Игоря самым необходимым было успокаивающее. И это, конечно же, была не валерьянка. Он третий день не просыхал, боясь показаться в городе. А находясь один в замкнутом пространстве, ничего другого предложить своей душе не мог. Дом стоял уединенно на участке, обнесенном высоким забором. Но даже на крыльцо дома Игорь выходить боялся. У него начались фобии. Надо было что-то делать, но что он сам сообразить не мог в силу общей неспособности соображать. Джигит не вмешивался в его переживания, исправно наполнял холодильник на кухне и на второй этаж не поднимался. Потом уезжал, не показываясь гостю на глаза.
В другие времена, они проводили времена гораздо веселее, по нескольку дней предаваясь пикантным развлечениям, но сейчас Джигит чувствовал ответственность момента и не хотел нарушать уединения гостя. Вдобавок, он трусил, понимая, что гость не просто так отсиживается. По городу ползли слухи один тревожнее другого. В некоторых из них фигурировал Игорь. В Департаментах Строительства и Образования была произведена ревизия, о результатах которой оппозиционный листок, захлебываясь от восторга, поместил столько небылиц, что его тираж увеличился многократно. С одной стороны, это было хорошо, демонстрируя возросшую тягу горожан к печатному слову. Но с другой, в Центральной Больнице имени С.П. Боткина в гепатологическом отделении стало не хватать коек для пациентов, которые все страдали печеночными коликами после прочтения злосчастного оппозиционного листка. А ведь умные люди еще на заре развития демократии в стране говаривали, что этим все закончится. Но зря эти умные люди переживали за здоровье горожан. Хотя в самой больнице страдальцам особой помощи не оказывали, в лучшем случае делая теплые клизмы и ножные ванны. Зато напротив, в роскошном гепатологической клинике, их за солидную плату быстро ставили на ноги. А по секрету просили, чтобы оппозиционный листок они более не читали, либо целиком отправляя в унитаз, либо заворачивая в него селедку. Впрочем, в унитаз этот листок можно было отправлять и по частям.
После трехдневного невоздержания, Игорю начали чудиться разные картины из истории ранних Христиан в Римской империи. То он видел себя гладиатором на арене в борьбе со львами, то у костра в пещере с сидящим напротив медведем, то наказуемым телесно. Понятно, что организм не выдержал нервного напряжения. И самое главное, все эти видения не подсказывали выхода из положения. Судя по всему, Игорю была уготована судьба продолжить свое существование в том же психдиспансере, где обитал его кореш, но в отделении хронических алкоголиков. Но до него надо было добраться. А как думал страдалец, и не без основания, стоило ему было показаться в городе, правоохранительные органы изымут у него всякую надежду занять койку пациента. А этого ой как не хотелось. Еще с первой отсидки Игорь дал зарок сделать все, чтобы не возвращаться на лесоповал. Да видно от судьбы не убежишь.
Крепко пригорюнившись перед опорожненным стаканом, сидел бедолага. От жалости к себе ему хотелось плакать. Кроме того, болело где-то там внутри. Игорь, как каждый очень глупый человек, посвятивший всю жизнь борьбой за материальные привилегии, очень переживал за свое здоровье. Его мечтой было жить долго, счастливо, богато и как можно дальше от правоохранительных органов. А для этого надо было сохранить свое здоровье, на которое он пока не жаловался, но медицинские передачи по телевизору посматривал с интересом. В процессе чего нашел у себя массу подозрений на симптомы большинства смертельно опасных болезней. Самих симптомов, к счастью, не было, но мнительность часто говаривала, а почему бы им не появиться, например, как следствие некачественной котлеты или легкой простуды.
С трудом подняв голову от груди, страдалец начал фокусировать взор на новую картину, которая внезапно предстала перед ним. Он привык, что в эти дни запоя перед его взором постоянно находились висящие на стене произведения выпускников худграфа, которые явно не были шедеврами изобразительного искусства, но вольностью тематики поражали. Ставший широко известным во времена демократизации мужской журнал Maxim до них не дотягивал.
После трудного, но успешного фокусирования взгляда Игорь обнаружил, что в комнате появилось кресло, стоящее напротив него, а в кресле - сидящий человек. Кресла, да еще такого в комнате никогда не было. Это в нетрезвом уме промелькнуло. Но человек в кресле – это был полнейший нонсенс. Здесь мог быть только Джигит, но у него не было такого кресла. Следовательно, это был не Джигит. Как видите, логика Игоря не подвела. Но тогда кто же это был. Туман во взоре Игоря потихоньку начал рассеиваться. Этому никак не способствовало то, что голова моталась из стороны в сторону. Наконец, как-то удалось ее зафиксировать так, чтобы можно было разглядеть человека напротив. Это был тот самый постоялец из 208-го номера. Игорь оцепенел. Мелькнула жуткая мысль: «Так он все-таки из органов. Кто же его заложил?». Потом всплыли незабываемые картины лесоповала, который почему-то притягивал его. И тут сознание, не выдержав напряжения момента, полностью покинуло Игоря. Он рухнул на кровать и захрапел.
Сколько он проспал никто не скажет, даже он сам. Но проснулся не со страшной головной болью и пересохшим ртом. Он чувствовал себя, как в далекие времена, когда, занимаясь спортом, возвращался домой после удавшейся тренировки. Вид опорожненных бутылок и грязных тарелок на столе рядом с кроватью вызвал чувство омерзения. И руководимый новым, не знакомым ранее чувством, Игорь прибрал в комнате, потом во всем доме, и перемыл посуду. При этом он делал все не заставляя себя, а как-то очень легко, иногда даже напевая. Похоже, что эта работа доставляла ему удовольствие. Когда последняя тарелка заняла место в шкафу, Игорь тщательно побрился и полностью сменил костюм. Теперь уже никак нельзя было заподозрить, что он пережил жуткий период страха и страданий. Подъехал Джигит с несколькими пакетами с едой и выпивкой. Увидев Игоря в костюме, страшно удивился, но вида не подал.
- Спасибо, друг, - сказал Игорь, - я покидаю твой гостеприимный дом.
- Куда ты теперь? – вскинулся Джигит, - тебя ищут все в городе.
- Можешь отвезти меня в Знаменку?
Если бы Игорь попросил перебросить его в прерии Амазонки или в ледники Антарктиды, то Джигит был бы удивлен меньше. Но Знаменка находилась где-то на окраине сознания Джигита, как место, в котором его бригада строила коровник, и это был единственная местная достопримечательность. Кроме коров, конечно, каждая из которых, в своем роде, тоже была достопримечательностью. Построив сложную цепочку умозаключений, Джигит решил, что Игорь нашел там новое убежище. С одной стороны, он облегченно вздохнул, так как освобождался от опасного жильца. С другой, Игорю он был многим обязан, и хотел оставаться и в будущем обремененным такими же обязательствами, которые давали ему и его бригаде возможность безбедного существования. Джигит, при всей склонности к нарушению закона, все-таки был работящим мужиком, и бригада у него была крепкая.
- Возьмешь что-нибудь с собой, - спросил Джигит.
- Все, что надо у меня уже есть.
Они сели в машину, и Джигит, сделал для безопасности солидный крюк, к вечеру доставил их в Знаменке.
Игорь спокойно поблагодарил Джигита и пожелал ему удачи.
- За тобой заехать? - спросил Джигит.
- Не надо. Я сам приеду.
Удивленный, Джигит укатил в город. Ему надо было проконтролировать, бригаду, которая занималась благоустройством улицы Комсомольской. Это был выгодный подряд, получить который ему помог Игорь еще в бытности Начальника Департамента. А городское начальство относилось к благоустройству очень трепетно потому, что по этой улице часто проезжали высокие чины из Москвы. И надо было показать, что деньги, отпущенные на благоустройство города не только разворовывают, что есть обычное государственное дело, но находят и весьма оригинальное применение. Например, уложить плитку на тротуаре или сменить асфальт. Времена стали другими, воровать можно было только при условии, что была ширма, которая это скрывала. Ширмой могло быть благоустройство улицы, которая не ремонтировалась ни разу за последние полвека.
Игорь, не сомневаясь куда идти, уверенной походкой двинулся к ограде монастыря и исчез в воротах.
33.
На праздничную службу на Троицу в Богоявленском Соборе пришли Нюра с Николаем, которые на следующий день уезжали в Знаменку, где их должны были повенчать. Храм был украшен свежей зеленью и ее запах смешивался с запахом ладана, напоминая деревенскую церковь в Знаменке, которая теперь будет для них домашней.
Людмила Васильевна тоже была среди прихожан, чувствуя, что в ней пробудилось новое чувство, которое раньше не замечала. Празднично одетые Валентин Александрович с женой тоже были здесь. Валентин Александрович раскланялся с юной Любашей – своей студенткой, вызвав легкое чувство ревности у жены. Все были погружены в свои мысли, всем хотелось приобщиться Святого Духа. Нюра и Николай переживали чудесные мгновения ощущения близости любимого человека, и мысленно просили благословения их супружества. Вчера вечером Валентин Александрович обнаружил в мастерской свою картину, которая загадочным образом исчезала на несколько дней. Но в отличие от вечера, когда он ее закончил, она была в красивой раме, очень с ней гармонировавшей. Он еще раз убедился в том, что точно выразил все воспоминания: этот солнечный день, мост, парнишка на нем, собака у его ног. Сейчас, в Храме он погрузился в свои переживания, навеянные свершившимся чудом и ожиданием нового чуда.
Любаша, ничуть не удивившись, тоже нашла свою картину на прежнем месте и тоже в красивой раме. Все время, когда картину где-то путешествовала, внутренний голос говорил ей, что она вернется. Не может быть такого, чтобы ее первая удачная картина вот так бесследно исчезла. И все произошло, в точности так, как она ожидала. Как будто это было в порядке вещей, картина то исчезает, то появляется. Причем появляется в красивой раме.
Людмила Васильевна, главным образом, прислушивалась к внутреннему чувству, которое было совершенно новым, не испытываемым ранее, и оно ей нравилось. Вмешивались переживания относительно ее нынешних дел с просьбой Светланы. Нельзя сказать, что она уже решила, как поступить. Было понятно, что если она будет совершать какие-нибудь реальные поступки, которые не вписывались в обычные стереотипы, то может привлечь внимание органов. Поэтому на СМС-ку Светланы: «Теплое море ждет» ответила кратко: «Обстоятельства. Напишу позже», и общение прекратилось.
Игорь не появлялся, что успокаивало. Но Людмила Васильевна понимала, что теперь за ней наблюдают с двух сторон. С одной стороны – пристально следователь Семен Владленович, который, как она понимала, чисто по-человечески, не хотел, чтобы с ней что-то случилось. Он опирался на свое знание нравов уголовного мира. Из последнего разговора Людмила Васильевна поняла, что если бы она обладала хоть небольшой информацией, могущей навести на след счетов, то ее давно бы допросили с пристрастием. Но пока все было тихо, никто из посторонних к ней не приходил. Но это не исключало, что за ней не наблюдают члены преступной группы. И скорее всего, на нее наведет Света. Поэтому появление кого-нибудь со стороны преступников вопрос времени. И если он придет с вопросом, как там поживает томик сказок «1001 ночь», то ей придется что-то отвечать. И это что-то должно быть вполне правдоподобным.
От всех этих мыслей голова шла кругом. Главная мысль, которая не давала ей покоя, что делать со злополучным листком. Теперь он лежал в одной из книг ее немногочисленной библиотеки.
Немного успокаивал разговор с бывшим постояльцем 208 номера, который накануне съехал, оставив номер в том же состоянии, как и получил. Естественно, никаких картин на облупленных стенах. Казалось, вернулся даже запах прокуренных комнат и алкогольного перегара. Но в последнем разговоре постоялец намекнул, что все кончится благополучно, хотя самым неожиданным образом. Откуда у него была такая уверенность, она не понимала, но безоговорочно верила и это, наверное, было единственным, что удерживало ее от паники.
Когда служба заканчивалась вновь произошло чудо, которого все ждали. Именно поэтому в Храме было больше народа, чем обычно даже на праздничных службах. Вновь раздалось ангельское пение и сверху начало опускаться светящееся облако. Все прихожане и священники, которые вели службу, замерли. Облако покрыло прихожан, и все явственно услышали: «Благославляю!».
В этот раз факт чуда в местной прессе не обсуждался по той причине, что привыкли. Да и оппозиционного листка пропал интерес к чудесам. Сейчас там активно копали компромат на строительную фирму Джигита, которая облагораживала берег маленькой речушки, про которую было известно, что классик литературы сиживал здесь, вдохновляясь видами. Литературный коллектив оппозиционного листка не представлял, что видами можно наслаждаться, и занимался своим традиционным делом – рыл компромат. Классика они отодвинули в сторону, чтобы не мешал. В отличие от Джигита, который, хотя зачастую и не пропускал мимо того, что плохо лежало, но классика уважал, и строго приказал своим работникам не халтурить и все делать на совесть. Дело объяснялось просто: мама Джигита была учительницей литературы еще в советской школе.
34.
На следующий день Нюра и Николай зашли попрощаться, они уезжали на свою родину. В этот погожий день все вышли на крыльцо, чтобы сделать последние фотографии. Они были прекрасной парой, и все желали им счастья и побольше детей. Назавтра в деревенском храме должно состояться венчание. Оба чувствовали себя уверенно. Планировалось, что Николай будет работать механизатором и помогать батюшке восстанавливать храм и монастырь. Нюра пойдет в коровник ухаживать за скотиной. Недавно в Знаменке построили большущий корпус коровника, а неподалеку небольшой молокозавод, продукция которого пользовалась большой популярностью у городских. Деревня возрождалась, начали работать ясли, детский сад, школа. Потихоньку в нее потянулись городские жители, корни которых были здесь. Но Нюра видела рядом с деревней действующий монастырь и храм, с большим количеством прихожан. Как ей представлялось, иначе жизнь превращалась в существование, не было главного – духовности. Но это все планировалось на потом, а сейчас она была счастлива в ожидании новой жизни.
Людмила Васильевна тоже вышла на крыльцо, обнялась с Нюрой, хотела уже пустить слезу, но сдержалась и вернулась на свой пост за конторкой администратора. В холле было пусто, вся обслуга вышла прощаться. Только в дальнем углу сидел мужчина, просматривая газету. Людмила Васильевна начала заполнять какие-то бланки и не заметила, как мужчина отложил газету и подошел к стойке.
Совершенно механически, по дежурному, она произнесла: «Вам чем-то помочь?». Потом взглянула на подошедшего. Он не был постояльцем. В гостинице был мертвый сезон, было мало командировочных и туристов, поэтому она всех помнила. Память у нее была профессиональная, постоянно тренируемая ее профессией.
«Мне надо поговорить с вами», - ответил мужчина.
У Людмилы Васильевны упало сердце. Постоялец, своим внимательным, проникновенным взглядом и военной выправкой производил впечатление не простого посетителя. Насколько смогла она не выдала своего волнения: «О чем вы хотели поговорить?».
«О вашей подруге – Светлане», - спокойно ответил мужчина.
Ответила: «Но она уехала, и я не знаю где она».
Собеседник легко улыбнулся: «Вы абсолютно правы во всем. Но, тем не менее, надо поговорить. Мы можем несколько минут посидеть в каком-нибудь номере, чтобы нас никто не видел?».
В это время начали возвращаться провожавшие. Людмила Васильевна подозвала свою помощницу и попросила подменить ее на некоторое время. А сама взяла ключ от 208-го номера, и они прошли туда.
На ее спутника номер произвел не самое благоприятное впечатление. Действительно, люксом его можно было назвать только весьма условно. Тем не менее он подвинул кресло, и Людмила Васильевна уселась рядом с журнальным столиком. После этого он расположился напротив.
Состояние бедной Людмилы Васильевны было хуже не придумаешь
Собеседник начал первым: «Во-первых, я прошу вас не рассказывать о нашей встрече никому. Считайте, что это касается государственной тайны. Да по сути, так оно и есть». На это предложение Людмила Васильевна легонько кивнула. Ее уже второй раз за последние дни предупреждали о конфиденциальности беседы. «Во-вторых, организации, которую я представляю, по некоторым причинам, не безразлична судьба Светланы Петровны, которая попала в очень некрасивую ситуацию».
Упоминание о некрасивой ситуации заставило Людмилы Васильевны попытаться вставить: «Я ничего не знаю», но собеседник жестом остановил ее, сказав: «Я ничего от вас не требую. Прошу только выслушать меня. Решение вы примите потом». Уверенность, с которой он говорил, давала понять, что этот человек, определенно, посвящен в дела Светланы глубже, чем она - ее лучшая подруга.
Собеседник продолжил: «Я буду говорить, чтобы описать возникшую ситуацию, а вы слушайте. Нам известны последние события, о которых рассказывал вам Семен Владленович. Но органы, которые он представляет, заинтересованы в том, чтобы найти Светлану потому, что она член преступной группировки и хранительница государственной тайны. По некоторым причинам, нашей организации нельзя допустить, чтобы Светлану нашли и вернули в Россию. Это связано с тем, что она непосредственно связана с человеком, заслуги которого перед Россией весьма значительные. К тому же еще не наступило время произносить его имя вслух. О нем, и его работе знают только очень узкий круг лиц. Поэтому, если Светлана предстанет перед судом, имя этого человека может всплыть, что может нанести непоправимый ущерб стране. Наша организация стоит на страже интересов России, и мы не можем этого допустить. Получается, что, с одной стороны, Светлана – преступница и ее надо судить, с другой – такой суд не в интересах страны.
- Но есть и еще одна сторона дела – это награбленные и уворованные у народа финансы, которые хранятся в Швейцарии. Светлана - единственным человеком, который знает где хранятся номера счетов и пароли к ним. И сейчас она подвергается еще одной опасности, от нее вскоре начнут требовать, чтобы она их вернула. Если она вернется в Россию за ними, ее немедленно арестуют. Но лишь после того, как она отдаст эти данные. Потом она будет никому не нужна и на нее повесят всех собак. Если она не захочет ехать в Россию, то они похитят ее ребенка и все равно заставят ехать. Она это хорошо понимает, потому что не один год зналась с этой компанией, и их нравы не вызывают у нее сомнений. Поэтому понятно, что она сделала. Она написала вам и Игорю, намекая на некую «бижутерию». Игорь был для подстраховки, но его из игры выключили. Он слишком глуп и не годится на роль розыскника. Остаетесь только вы.
После намеков подруги, вы находите листок с шифрами, он теперь находится у вас. Более того, вы в большом смятении, не зная, как с ним поступить. С одной стороны, отдать государству – значит предать Светлану, оставить у себя – стать соучастницей. Ваша порядочность не дает вам выбора в этой альтернативе. Но неопределенность не может тянуться долго. Как доподлинно известно, в шайке начались разногласия в связи с тем, что швейцарские счета недоступны. А там деньги очень влиятельных лиц, которые добыли их, в том числе, предавая государственные интересы. Поэтому, если их привлекут, то они останутся и без денег, и без власти.
- Откуда вы все это знаете, - воскликнула Людмила Васильевна. Как она не сдерживалась, но из глаз ее текли слезы.
- Служба такая, - усмехнулся собеседник.
- А почему Семен Владленович мне этого не сказал.
- У него возможностей меньше, да и подоплека этого дела ему не известна. Мы хотим спрятать подальше Светлану Петровну и ее семью, исходя из государственных интересов, а он посадить ее как преступницу.
- А почему я должна верить в правдивость ваших слов и искренность намерений. Может быть, вы член этой шайки.
Собеседник легко улыбнулся: «Если бы это было так, то … . Знаете, даже не хочу говорить, что было бы в этом случае. Вы безусловно отдали бы этот злосчастный листок, но после этого вас бы уже никто не видел. Эти ребята очень серьезные и свидетелей не оставляют. Тем более тех, которые могут снять копию с листка.
Людмила Васильевна поняла, что у нее нет выбора. С листком придется расстаться. Она спросила: «Но как же я сообщу Светлане об этом?».
- Не беспокойтесь, сейчас с ней уже ведут беседу, и, скорее всего, завтра ее в Испании не будет.
- Теперь есть еще щекотливый, но вполне для вас приятный момент. Мы можем рассматривать найденный вами листок, как находку невостребованного клада. После того, как будет известно, а это мы постараемся, что органы нашли невостребованные счета в Швейцарии, вам, как нашедшей полагается премия в 10% от стоимости клада. У него определенно не будет наследников и его никто не востребует. Скорее всего, «наследники» вообще постараются уехать из страны и вести себя очень тихо.
- Я не хочу претендовать ни на одну копейку из этого, сколько бы там ни было.
Но тут перед ней возникло видение, появился бывший постоялец этого номера и укоризненно покачал головой. Потом вспомнилась чудотворная икона и предание, что монастырь возродится при ее обретении. И возродится при непосредственном участии человека, который ее найдет и вернет в монастырь.
Что-то толкнуло ее, и она произнесла: «Но я знаю, куда направить эти средства. Я хочу, чтобы они послужили восстановлению храмов и монастырей в области».
Сидящий перед ней мужчина вскинул на нее взгляд. Судя по всему, он ожидал нечто подобное.
- Почему-то я ожидал от вас что-то такое. Вы правы, мы должны восстановить то, что разрушили наши предки. Оформим это как дар православной церкви на восстановление разрушенного от лица, пожелавшего остаться неизвестным.
С души Людмилы Васильевны упал камень. Как и предполагал постоялец из 208-го номера все разрешилось самым лучшим образом и весьма оригинально. На рабочее место она вернулась просветленная. В этот день случилось еще два события. Вначале к ней зашел Семен Владленович и сообщил, что дело прекращается в связи с отсутствием главной подозреваемой. Интерполу удалось найти следы Светланы Петровны Родригес-Сиерра, но оказалось, что в Европе ее уже не оказалось. Она, вместе с семьей, бесследно исчезла. Есть подозрение, что до нее добрались члены ее шайки и наказали за ненадлежащее исполнение обязанностей смотрительницы за сокровищами. Выглядел он немного расстроенный. Похоже, что он всерьез рассчитывал довести это дело до конца, даже зная, что оно может привести к очень высокопоставленным лицам. Людмила Васильевна не стала его разочаровывать в его предположении. А увидев его расстроенный вид, просто пригласила на чашку кофе по поводу завершения этого дела.
Вечером она написала заявление об увольнении по собственному желанию в связи с возникшими обстоятельствами.
На следующий день утром она была в Знаменке на венчании Нюры с Николаем. Потом подошла к батюшке и сказала, что хочет организовать воскресную школу при монастырском храме. На удивленные слова батюшки, что пока храм находится в неприглядном состоянии, а монастырь не может быть восстановлен из-за отсутствие средств, Людмила Васильевна сказала, что в самом ближайшем будущем средства появятся, а пока с детьми она будет заниматься бесплатно в оставшейся в относительном порядке монастырской трапезной. Во времена колхоза в этой трапезной был овощной склад и за его сохранностью следили.
К концу разговора к храму пришли Нюра и Николай, несшие вдвоем большую икону - подарок Людмилы Васильевны. Теперь они передавали ее в монастырский храм. Излишне говорить, что все бывшие в это время в храме, сочли это за чудо. А батюшка произнес: «Теперь я уверен, в вашу воскресную школу придет много детей».
Когда они вышли из храма и направились к дому Николая, чтобы отпраздновать венчание, Людмила Васильевна в работающем невдалеке человеке узнала Игоря. Похоже, что и он ее узнал. Но никому из них не хотелось разговорить друг с другом. Их знакомство осталось в прежней жизни, а в новую, которая начиналась, никто не хотел нести прошлый груз.
35.
Спустя некоторое время из Епархии приехала делегация, и решила вопрос с восстановлением храма и монастыря. На их восстановлении рядом трудились Игорь и Николай. Как оказалось, Игорь в новой жизни был работящим, и они подружились. Из города пригласили художника расписывать помещения. Им оказался Александр Валентинович, который своей помощницей взял Любашу.
Спустя год или чуть больше, к монастырю подъехала машина, из которой вышли Лилиана Евгеньевна и высокий мужчина с военной выправкой. Они прошли в монастырь, где встретили Людмилу Васильевну. Мужчиной был отец Светланы, который наконец-то вернулся из последней командировки. Он пожал руку Людмиле Васильевне и тихо, чтобы никто не слышал, произнес: «Спасибо за Свету». После этого вместе обошли стройку, уделив должное внимание трапезной и всему тому, что там подавалось.
Много лет спустя, настоятелем восстановленного и процветающего Знаменского монастыря был назначен отец Симеон в миру Василий. Когда-то он был тем Васенькой, который первым увидел Ангела, прилетевшему в город и осенившего его своим крылом.