Рассказ Рудольфа Волтерса о руководящей роли, которую играли американцы в советском градостроительстве в середине 1932 г., необыкновенно важен. Вероятно, речь идет о сотрудниках именно фирмы Кана либо фирмы Остин, которая вместе с Каном начинала проектировать автозавод в Горьком. Во всяком случае, нет сведений, что в России в это время работали другие американские архитекторы. Статус Альберта Кана как консультанта советского правительства по промышленному строительству объясняет руководящее положение его сотрудников в советской архитектурной иерархии. Рассказ Волтерса позволяет предположить, что Альберт Кан сыграл огромную роль не только в создании советских военных заводов, но и в смене официального архитектурного стиля.
Конструктивизм в СССР был запрещен весной 1932 г. после того как в международном конкурсе на Дворец советов высшие премии получили три эклектических, не имевших ничего общего с современной архитектурой проекта. При этом проекты звезд современной западной (и советской) архитектуры были проигнорированы.
Нет сомнений, что премии распределял лично Сталин. А одним из трех победителей был никому до того неизвестный американский архитектор Гектор Гамильтон, получивший приглашение участвовать в конкурсе по личной рекомендации Альберта Кана.[11]
Промышленная архитектура Альберта Кана была сдержанной и функциональной, то есть современной. В то же время сам Кан не считал свои заводы художественным творчеством. В гражданских постройках — а он проектировал также административные, банковские и жилые здания — Кан был обычным, ничем не примечательным американским эклектиком. При этом гражданские постройки Кана 10–20–х годов XX века в Америке подозрительно напоминают классическую сталинскую архитектуру 30–40 гг. Вплоть до буквальных цитат.
Не опубликовано никаких документальных свидетельств о встречах Кана со Сталиным и об обсуждении ими архитектурных проблем. Но о деятельности Кана в СССР вообще почти ничего не опубликовано. Вполне можно допустить, что Сталин поинтересовался художественным творчеством человека, которому он доверил спроектировать советскую тяжелую и военную промышленность. Поинтересовался и сделал выводы. И почти сразу в СССР практически из ничего возник сталинский неоклассицизм и сталинское дворцово — храмовое градостроительство.
Рассказ Рудольфа Волтерса о руководящем участии американцев в уничтожении современной архитектуры в СССР работает на эту версию.
К весне 1933 г. в стране начался такой голод, что темпы строительства промышленности пришлось притормозить. Волтерс пишет: «Высшему руководству стало постепенно ясно, что если строительство промышленности и дальше пойдет в том же темпе, то однажды промышленность будет построена, а население вымрет».[12]
В Новосибирске было остановлено строительство всех больших объектов, включая новосибирский вокзал. Достраивалось только то, что было остро необходимо, — некоторые железнодорожные линии и отдельные промышленные объекты. Престижные, но не промышленные объекты, которые по планам должны были быть выстроены в течение второй пятилетки потеряли шансы на скорую реализацию. Так произошло и с двумя жилыми поселками, которые проектировал Волтерс.
К тому же отношения Волтерса с партийным начальством были окончательно испорчены, а срок годового контракта подходил к концу. В апреле 1933 г. Волтерс с облегчением отправился домой кружным путем — через Туркестан (Ташкент, Самарканд, Бухару) в Москву и далее в Берлин. В это время из СССР начали разъезжаться и его более знаменитые коллеги, жестоко разочарованные сменой государственного стиля, который как будто в порядке издевательства оказался удивительно похож на официальный стиль молодого Третьего Рейха.
Вернувшись домой, Волтерс по свежим впечатлениям написал и осенью того же 1933 г. издал в Берлине книжку «Специалист в Сибири». Это дало повод другому работавшему в СССР немецкому архитектору, знаменитому Ханнесу Майеру, коммунисту, остававшемуся в СССР до 1936 г., назвать Волтерса в «Правде» «вовремя не разоблаченным шпионом».