В Советском Союзе, при довольно жесткой цензурной политике, была прекрасная публицистика. О современных философских спорах и трендовых явлениях общественной мысли я узнавал из скромных, карманного формата брошюр, издаваемых "Политиздатом". Так о Вампилове я впервые услышал в начале 80-х, из увлекательной статьи одного известного в те годы социолога, - фамилии которого уже не помню, возможно это был какой-нибудь Бестужев-Лада, впрочем, не поручусь, - где он подробно, буквально по косточкам, разбирал героя "Утиной охоты" Зилова, и так выходило, что у него нравственные дилеммы и экзистенциальный кризис, по масштабу и напряжению сопоставимый с поисками смысла у героев Камю.
Я в ту пору читал исключительно зарубежную литературу, Литературную газету, и вот эти брошюры, поэтому сравнения автора из обоймы советской литературы, которую я ни в грош не ставил, с автором "Постороннего", возбудило во мне недетское любопытство и ревность. Последовавшее вскоре после этого знакомство с первоистоичником меня не разочаровало - уж слишком убедителен и подробен был разбор анализ характера героя, чтобы у меня возник умысел поставить под сомнение позицию критика.
Прошло время, но эта дистанция сохранилась и поныне, что не мешает мне ерничать по этому поводу. Молодой литератор, каким был Вампилов в годы написания пьесы, едва ли всерьез размышлял над тем, как бы ему запихнуть некий универсальный смысл под обложку своей трагикомедии, и все же этот разряженный воздух высоких сфер в ней присутствует, как присутствует он во внешне невзрачных пьесах Чехова, где речь идет о казалось бы банальных предметах своего времени: тоске по красивой жизни и умным людям, большому делу и глубоким чувствам, забота о вырубаемых садах и деревьях, которые следовало бы насадить, чтобы спасти планету от высыхания.
Не в том ли задача театра, чтобы с максимальной точностью играть время, которое мы делим с героями пьесы, молча посиживая на своих стульях и, наблюдая за тем, как на сцене, под масками образов, проходит наша жизнь?