Мы ждём подходящего момента. Когда он приходит, на пути возникает Ватфа с незапланированной инспекцией дверных замков на женской половине. Она быстро понимает, что мы вдвоем в коридоре неспроста. Толкаю её что есть силы, она падает, ударяется головой об пол. Алине нужно всего лишь перешагнуть её уродливые ботинки.
Ватфа выставляет ногу, теперь на пол летит Алина. Ватфа хватает девочку за платок, за волосы, тянет к себе. Алина царапается, визжит. Ватфа задирает подол и захватывает ногами шею девочки. Ну, уж нет, не в мою смену! Я кидаюсь на Ватфу, моя очередь. Придавливаю к полу, смыкаю руки на шее. Слышу свое прерывистое дыхание и стук крови в висках. Громко, невыносимо громко:
...
Поднимаю голову и натыкаюсь взглядом на Алину. Она наблюдает. Ватфа хрипит и размякает. Я разжимаю руки.
— Ну же! Убей! — говорит Алина.
— Мы ещё вернёмся, — говорю я, — обещаю.
Подхватываю девочку и мы бежим, держась за руки, по саду, в сторону гаражей. Когда мне удается завести старый форд, я слышу вопли из особняка. Рву с места, сбиваю калитку и рулю туда, где, мне кажется, нас ждёт свобода.
Форд едет всего пару километров, а потом глохнет. Нам бы добраться до шоссе. Но на петляющей просёлочной дороге мы будем отличной целью. А шоссе вон там, за насыпью.
— Слушай, Алина, — говорю, — мы сейчас с тобой поедем с горки как на санках, поняла? Каталась на санках, помнишь, как это?
— Да, в Казани, у бабы с дедой.
— Тогда давай сюда хиджаб.
Мы расстилаем хиджаб на траве, усаживается, захватываем края и, притормаживая пятками, съезжаем вниз по склону на пятой точке. Прямо под ноги дорожных рабочих.
— Нихренасе! Не зашиблись, девочки? Откуда вы? Тут нельзя! — Два симпатичных парня в оранжевых костюмах с синей полосой подают нам руки, помогают подняться.
Вид у нас довольно странный, это правда. Две особы с растрепанными волосами в наглухо застегнутых чёрных шелковых пижамах и босиком.
Объясняю, что любовник — мент. Пьёт, бьёт и на дочку заглядывается. Что из окна сиганули и дёру. Потому что невозможно. Алина делает страшное лицо и начинает хныкать. Смышлёная.
Я прошу подвезти до торгового центра. Нас устраивают в будке для инструментов, лёгком вагончике на колёсах. По дороге ребята покупают нам водичку и тапки в киоске у заправки.
Не успеваем отъехать, машину останавливает сотрудник ГИБДД — габаритные огни не работают. Когда голоса удаляются, я открываю дверь будки. Мы в шаге от автобусной остановки и пешеходного перехода. Подходит автобус. За остановкой проулок. За углом — дачное кооперативное товарищество “Десна”, высоченные коричневые ворота из профильного железа. В воротах дверь, заскакиваем внутрь, задвигаю засов. Бежим по внутренней улице, толкая руками калитки. Одна из них открывается.
Слышу звук подъезжающих к воротам машин, топот ног, вижу красно-синие проблесковые маячки.
— Вы насчет квартиры?
Прямо на меня идёт старушка в спортивном костюме, ветровке и кроссовках, вся в лилово-сиреневом.
— ... Да, насчёт квартиры. Я и дочка.
— Мы только с регистрацией сдаем.
— Есть у меня регистрация.
Старушка держит паузу, рассматривает нас.
— То есть, будет регистрация, без проблем. Я к подруге приехала, к однокласснице. А у нее там новый мужчина, понимаете? Ревнует она. В общем, неудобно оставаться. Нам не надолго.
— Мы так не сдаем. На месяц.
— А я заплачу за месяц. Завтра же поменяю деньги и заплачу.
Старушка кивает: — Идёмте за мной!
Отлегло от сердца. Слава богу, мы ей понравились!
Финский сборный домик на железных сваях. Разделен на две половины.
— Там живут, — старушка машет рукой направо, в сторону фиолетовых петуний. — Нам сюда.
Мы проходим через темные сени с холодильником в глубине. Попадаем в двухкомнатную квартирку с красными шторами, выгоревшими детскими портретами и длинношеей геранью на окне. Пахнет рассадой и молодым укропом.
— Вы слышали, что творится? Когда полиция прикроет эту лавочку? На рынках дерутся приезжие. Прям страшно на улицу выйти. А у нас тут всякие рядом живут, в халатах ещё не ходят, стесняются. Но иди, знай! А ну, как пойдут их бить в ответ, да подожгут, а где у нас кран пожарный?! Я вот пойду Пете председателю скажу...
На вопрос об интернете хозяйка вынимает из ящика ноутбук, сообщая, что “старый” и “еле едет”, и, что дети купили ей помощнее. Старушка уходит после подробного инструктажа, как смывать унитаз и чем подпирать дверь, чтобы не хлопнула. В хозяйкиных шкафах нахожу пару тряпок переодеться. Я занимаюсь “престарелым” ноутом, чищу кэш и теперь он летает как новый. Отправляю что надо кому надо. Теперь ждём. Жильцов другой половины дома не слышно.
Говорим с Алиной обо всём. Она рассказывает о школе, где ей приходится делить комнату с другой девочкой, но одной скучно. Я рассказываю, как в армии спала в палатке на двадцать человек. Как ели руками консервированные ананасы втроём из одной банки, это тоже раздражало.
Вспоминаем, как в детстве катались на санках. Для Алины Казань такая же экзотика, как для меня Французские Альпы. Ржём.
К вечеру старушка в сиреневом, назвавшись Юлией Ивановной, заносит блинчики с маслом, домашний творог и сгущёнку. А у меня щиплет в носу от чая с лимоном. И от того, что где-то топят и воздух пахнет дымом. Но это так, психоэмоциональный фон, пройдёт конечно.
Алине нездоровится. Она грызет баранки с маком, листая в полудрёме каналы телевизора. И я буду последним человеком, что укажет ей на крошки в постели. Я мою посуду и пытаюсь вспомнить, когда же в последний раз занималась таким обыденным домашним делом. За стеной, на другой половине дома, трахаются. Явственно слышны звуки страсти. Ладно, думаю, дело молодое.
Под утро — стук в окно, срываюсь с постели. Алина спит, свернувшись калачиком. Я ищу свой Глок* (пистолет), да куда там! Где я, где мой Глок, где друг Челентано… В окно стучат снова. Легонько, но настойчиво. Выглядываю из-за красной шторы — кошка! Бьёт лапой по стеклу: — Впусти! Впускаю. Она проходит знакомым путём на кухню, к миске, и смотрит вопросительно.
Ладно, — говорю, — покормлю конечно. Только не пугай больше. Где тут у вас еда? А ты мне про местных женихов расскажешь...
Выхожу не крыльцо. Из двери напротив появляются приятная женщина лет пятидесяти и мужчина за шестьдесят. Вот тебе и юная страсть!
— Здравствуйте! Я — Таня, а это Серёжа.
— Здравствуйте! А я — ... Аня.
Я называю себя чужим именем. Зачем, в надежде на другую жизнь? Среди горшков с петуниями ходит моя знакомая кошка. За кустом гортензии — курочки. Свежо. Возвращаюсь в комнату за девочкой. Алина лежит на полу в луже рвоты, неестественно выгнув спину в судороге. Дыхание слабое, прерывистое. Зрачки расширены. Абстинентный синдром.
— Вызывайте скорую!
Я в больничной палате, в больничной одежде. Одна, это странно. Чувствую слабый запах мужского одеколона. Хорошего. Посетитель садится на стул возле кровати. Молчит. Молчу и я. Нет сил открыть глаза. Я и так знаю, что это не Фёдоров. Посетитель дотрагивается до моей руки, сжатой в кулак. Вот как! Постукивает пальцами, отбивая ритмический рисунок...
Да ладно! Неужели?
Старый Мак на ферме жил — и-а-и-а-о,
Телята были у него — и-а-и-а-о…
Адам!
Я открываю глаза. Он расплывается в улыбке. Склоняется надо мной, сжимает пальцы, целует в оба глаза.
— Ана!
— Как ты здесь, Адам?
— Консультирую по старой памяти. В очень частном порядке. Как плечо, болит? Подними руку. Снимки я видел. Перелома ключицы нет, хоть и припухло. А бок, подживает? Ну и видок у тебя, дорогая! Повернись-ка, можешь? Я просто хочу убедиться...
— Часто встречаемся, — говорю, — пАам шлишИт*… (ивр. “в третий раз”)
— ГлИда*! (ивр. ”мороженое”) — Адам заканчивает предложение за меня. Он ужасно гордится тем, что запомнил эту дурацкую израильскую поговорку, когда люди случайно встречаются во второй раз, один из них угрожает другому, что в третий “случайный” раз придётся приглашать на мороженое.
— Конечно, пойдём кушать мороженое. И боршт* (борщ). Я же твой связной Омега. А ты — молодчина, я знал, ты поймёшь. Но ты всех сделала. И меня! Заходят — девочки нет, тебя нет. Очень умно, кстати...
— Что, потеряли? Кого, заложников?
— Дааа... Две девушки голландки и рыжая девочка. Тварь какая-то отстреливалась, а ребёнка таскала на себе, вот и...
Я, кажется, догадываюсь, чья это дочка. И знаю, где ещё одна, почти такая же девочка, только никому не нужная, без пальчиков на руках.
— Адам, есть место, там дети. Давай, звони! Новопеределкинская улица, дом четырнадцать, где-то в подвале, напротив трансформаторной будки.
— Русские там уже работают, Ана.
А!.. Да?.. Тогда мне нужна пауза привести мысли в порядок.
— Есть хочу. Есть тут кафетерий? Там расскажешь.
— Я на самом деле консультирую, травматология, полевая хирургия, коллеги попросили.
Адам слишком хорош в своем изумрудном свитшоте, цвет подчеркивает синеву его глаз. Медперсонал оборачивается. Сам одежду выбирает или Белла советует?
— Начнём с того, — говорит Адам, — что твой Фёдоров — джентльмен весьма драчливый и с богатым словарным запасом. Устроил драку в публичном месте, в театре, представь...
Небось генетика своего выгуливал, думаю я, Анатолию Светлановну вечнозелёную...
— ... с Мурадом Хамитовым. Обоих доставили в местное отделение. Продолжили беседу в другом месте, разумеется.
Хамитова легко понять, с него выкуп требуют второй раз. Дочь его, оказывается, жива и невредима. В первый раз отрезали пальцы, прислали фото, отец заплатил, не поднимая шума. Потом нашли тело девочки. Сделали тест ДНК — не она! Но похожа — не отличить. Где же ребёнок? Она, кстати, британская подданная, поэтому САС (британская Специальная авиадесантная служба) в деле, неофициально.
Газеты указывают на Фёдорова, это он с ИГИЛом в обнимку во всех передовицах, на фоне райят аль-укаб*, черного знамени ИГИЛа. Скандал.
Фёдоров говорит: Я пойду на контакт. Выясню. Если те же люди, мы с ними разберемся по-своему.
— “Те же люди” это какие?
— Те, что контактировали с ним раньше, откуда вся чехарда понеслась со снимками. Между прочим просили, так же неофициально, пробить по старым связям одного любопытного британского гражданина, что недавно тут обосновался. В элитном коттеджном поселке. “Фонд развития священного халифата” под эгидой дипломатической миссии.
— А это законно вообще?
— Да кто тут вникает в нюансы? Фонд работает? Идут отчисления на благотворительность? Налоги поступают исправно?
Бэзил Салах, талантливый экономист, молодой, подающий надежды. Вступил в ИГИЛ. Быстро продвинулся, благодаря хорошим аналитическим способностям. Возглавил Лондонскую ячейку. Предложил план “побочного финансирования”, который был хорош и тем, что кроме “внеплановых” денег должен был держать курс на дестабилизацию экономической ситуацию в России путем “привлечения на свою сторону” состоятельных россиян.
— Я в газетах читала. Чушь собачья!
— Чушь, да не совсем. Большие деньги. Неоднократно пытался наладить контакты с биологическим отцом, русским, влиятельным человеком, но безрезультатно. Не всем нужно знать. Не мне тебе рассказывать.
— Но это же наглость! В своем доме держать заложников, вести переговоры.
— Дипломатическая неприкосновенность. — Адам разводит руками. — Но и юристы у них в спецслужбах свой хлеб отрабатывают, нашли дыру, молодцы. Иначе никто не сунулся бы.
— Фёдорова отпустили? Я думала, он у российских силовиков под следствием. Недели две как, примерно.
— Не может он быть под следствием. У него своя спецгруппа имеется, если ты не знала, бывшие коллеги по ГРУ. Так что...
— А что же Бэзил Салах?
— Почил. Аллаху акбар, In nomine Patris. — Адам крестится и целует большой палец.
Я всё понимаю, кроме одного.
Как Адам узнал, что я в особняке?
http://proza.ru/2023/11/29/1139