15. Глава. Шеф-повар
Путь женщины к мужчине лежит через желудок, но кому, если не мужчине-повару, знать, как можно сделать этот путь короче.
Автор
Пока молодые люди за потоком нервозных шуток старались замаскировать невольний страх перед предстоящим самоубийственным ужином, напоминающим игру «в русскую рулетку», Шеф-повар японского ресторана готовил… нет, не готовил, а творил фугу.
Шеф-повар, действительно, был мастером своего дела, имеющим специальную лицензию, которую получил после продолжительного обучения в Японии, где будущее, настоящее и прошлое слились воедино, потеряв свои лица. В стране, в которой Время не имеет времени, кулинар блестяще сдал экзамен, смело приговорив ядовитую рыбу с авторской изюминкой.
И в этот раз он разделывал фугу виртуозно. Быстрым, уверенным движением рук Шеф-повар отделил плавники, отрезал ротовой аппарат и вскрыл брюхо водному позвоночному. Теперь необходимо было осторожно удалить все внутренности – самые ядовитые части рыбы. И тут раздался телефонный звонок, который в полном смысле этого слова стал роковым. После «да пошла ты…» руки Шеф-повара стали нервозными.
Обычная смешливая обстановка на кухне растаяла как обречённый мартовский снег. Воцарилось тягучее молчание, раздираемое обычными кухонными звуками: постукиванием о разделочные доски ножей, жужжанием миксера, шипением масла, бульканьем первых блюд… Ещё бы – Шеф был не в настроении. А когда он был не в духе, раздражать его подчинённым было себе дороже.
Орудуя в перчатках, небрежно ополоснутых в воде после работы с ядовитыми внутренностями, Шеф-повар нарезал тончайшими ломтиками рыбу, но допустил ещё одну фатальную ошибку. Он не тщательно промыл кусочки рыбы под проточной водой, чтобы полностью удалить остатки яда и следы крови.
Правда, фугусаши на красивом блюде превратилось во вполне удачное изображение павлина. Приготовление фугу-зосуи, – супа из рыбы фугу и риса, – немного успокоило Шеф-повара, но…
«Вот, юдзё!», – снова невеселые мысли вывели его из равновесия в момент, когда он разбивал сырое яйцо. Шеф-повару впервые пришлось вылавливать скорлупу из супа.
Воспоминания о многочисленных юдзё, – женщинах для удовольствий, – сгладило неудачу Шеф-повара со скорлупой и следующее традиционное блюдо, – жареная рыба, – удалась на славу.
Когда Шеф-повар в сопровождении двух неприметных официантов с улыбками, вырезанными рукой какого-нибудь кукольных дел мастера, подкатил поднос с фарфоровой посудой, керамическими чашечками, экстремальной едой и токкури, кувшином для сакэ, с напитком премиум-класса «Хакутцуру» («Белый журавль») к компании мажоров, Мани светился, будто перекормленный светлячок, победивший на конкурсе органов свечения.
Кстати, по древней легенде, журавль имеет непосредственное отношение к традиционному напитку. Именно эта красивая птица однажды обронила рисовое зерно в щель тростника. Там оно благополучно перебродило и превратилось в саке.
На лицо хозяина ресторана накатила волна удовлетворения, которую тут же сменил вал гордыни. Он добился желаемого и теперь всем покажет…
– А, вот и наш кудесник! Ему вы смело сможете доверить свои жизни, – пафосно произнёс Мани. – Наш Шеф-повар оставляет в рыбе ровно столько яда, сколько необходимо для удовольствия.
Слово яд неприятно резануло коллективный слух, но ни один индивидуум не подал вида. Пока пажи-официанты расставляли посуду и блюда, кухонный император, скрестив руки, молча и величаво наблюдал за соблюдением правил сервировки, словно Наполеон за ходом сражения.
Молодёжь пристально изучала кушанья и, не увидев ничего подозрительного, начала перебрасываться заезженными шуточками, вознаграждая каждую смехом, похожим на ржание списанных с ипподрома кляч.
– Как говорится, сегодня нет повода не выпить! – Мани встал из-за стола и поднял чашечку саке. Выдержав паузу, позволившую иссякнуть шутливому источнику и последовать его примеру представителям золотой молодёжи, хозяин ресторана торжественно провозгласил тост: – Как говорят японцы, крупная рыба ускользает из сетей. Мы стали крупной и к тому же хищной рыбой. Так давайте же выпьем за преодоление преград на нашем пути!
– Банзай! – выкрикнул низкорослый юнец с мелкими чертами лица и мутными глазами.
– Банзай! – поддержал боевой клич Мани.
– Банзай! – в разнобой и также воодушевлённо прозвучали вдогонку ломаный, хриплый и вкрадчиво-бледный голоса.
Выпив саке, компания села за столик.
– Ну-с, господа, оценим стряпню кулинарного гения, – с издёвкой произнёс обладатель ломаного голоса.
– Ну, держись, поваришка, если что, то будешь жрать свои яйца, приготовленные вкрутую, – предупредил хриплый. – Это блюдо мой отец готовит отменно.
– Служба охраны моего предка тоже, – поддержал вкрадчиво-бледный голос.
– Хм! – криво ухмыльнулся мутноглазый.
Шеф-повар сжал бойцовские кулаки, но мгновенно разжал. Он гордился своим самообладанием, которое, если быть откровенным, не раз его подводило, как и на этот раз, озвучь кто-нибудь из приглашённых очередное резкое замечание в адрес кулинара. Всё это хозяин ресторана прочитал в загустевшем, пугающем взгляде Шеф-повара, зная со слов добровольных соглядатаев о его крутом нраве. Не хватало ещё только рассориться с папенькиными сынками из-за агрессивного поварёшки!
– Официанты, свободны, – разряжая обстановку, нарочито-вальяжным тоном Мани поспешно удалил «свиту» Шеф-повара, а затем, шёпотом обращаясь к кулинару экстра-класса, выдавил как васаби из тюбика фразу: – А с тобой, мой хороший, мы ещё поговорим о хорошем и плохом саке. Свободен!
– Мой дух всегда свободен, и я всегда готов последовать за ним, – огрызнулся Шеф-повар и показал Мани спину.
Тому ничего не оставалось, как бросить в эту часть тела кулинара фразу, которая тут же от неё и отскочила: – Поговори мне ещё!
Эта фраза не осталась незамеченной для компании юнцов. На их лицах расцвели чертополохи улыбок, а обладатель вкрадчиво-бледного голоса широко открыл рот, чтобы уколоть честолюбивого Мани.
Не желая наступления момента озвучивания издёвок, хозяин ресторана не взял, а схватил инициативу в свои руки и, опережая уже прилипшие к языкам реплики мажоров, торопливо произнёс: – Хотели пощекотать нервы, господа? Милости прошу.
– Не-е-е… Ваш повар – Вам и начинать, – резонно заявил мутноглазый.
– Да не вопрос. Фугу фугой не убьёшь, – поспешно-облегчённо отшутился Мани и приступил к трапезе. И сразу же, жуя, задел молодёжь за живое: – К тому же последние никогда не становятся первыми.
Мажоры тут же приступили к еде. Ох, уж этот юношеский максимализм! Пользы минимум, вреда максимум, а на этот раз… А на этот раз всё было гораздо хуже…
Дверь на кухню резко раскрылась и в неё вбежал Официант с перепуганно-перекошенным лицом. Следом за ним в просторное помещение влетели женские крики и, смешавшись с кухонными звуками, выдали уродливо-гнетущую какофонию. Стало понятно, что физиономия Официанта – киргиза, представлявшего собой продукт экономии хозяина ресторана на высокооплачиваемых японцах, не предвещает ничего хорошего.
– Они всэ умерла, – коверкая слова, вынес приговор Шеф-повару киргиз.
– Кто? – бледный голос кулинара был смертельно-спокоен.
– Хазаин и ево гости!
– Itekimasu (япон. «Я ушел!») – кулинар всё понял, и каждая буква незнакомого поварам японского ресторана слова свинцово упала на кафельные полы кухни.
Шеф-повар вместо того, чтобы открыть двери, вбежать в просторный зал ресторана, увидеть написанную им убийственную картину и сдаться полиции, порывисто снял колпак, перчатки и фартук, зашёл к себе в кабинет и по-армейски быстро переоделся. Он не посчитал нужным лицезреть голову Мани, прилипшую к блюду с общипанным павлином, выложенным из ломтиков ядовитой рыбы, и, откинутые к спинкам стульев, застывшие физиономии мажоров. Детки ответили за папочкины грехи.
После переоблачения кулинар открыл сейф и рассовал по карманам кожаной куртки упитанные пачки денег, заработанные почти честным трудом. Правда, чистая зарплата выглядела бы намного скромнее. Солидную разницу составили деликатесы, проданные на сторону. Помимо денег из сейфа Шеф-повар, он же фотограф-любитель с замашками гения, прихватил и профессиональную цифровую камеру.
Выйдя из кабинета, Шеф-повар взял со стола нож для разделки фугу и быстрым шагом через чёрный ход вышел на задний двор. Его никто не решился остановить. Хозяина ресторана не любили. К тому же Шеф-повар был обладателем коричневого пояса по каратэ, стиль шотокан, так что никому и в голову не пришло испытать свою голову на прочность, каламбур его дери.
Не успел Шеф-повар захлопнуть дверь почти нового стального цвета «японца», как невдалеке послышался истошный вой сирен…
Кулинар наблюдал, как мимо проходящая горбатая Старушка в цветастом ситцевом платье, видимо, реагируя на полицейский рёв, что-то выкрикивала, а между её костлявыми плечиками бегала большая лабораторная крыса и, пищала, издавая громкие звуки, не намного уступавшие голосу хозяйки. Затем она резко обернулась и пристально посмотрела в сторону автомобиля Шеф-повара. Неожиданно Старушка, как старому знакомому, помахала повару рукой, а затем жестом дала отмашку: «Езжай!».
«Странная старушенция», – промежду прочим подумал Шеф-повар, которому было не до того, чтобы напрячь память, вспоминая, откуда она его знает.
Петляющему по зевающему городу бывшему служителю кулинарной музы по имени «Харакирихарч» с клеймом убийцы, пусть и не умышленному, как ни странно, было… стыдно. Это чувство заглушило все прочие также легко, как суровый мотив боевых барабанов хилый голосок скрипки и прочих струнных инструментов.
Шеф-повар резко завернул за угол обшарпанного дома на окраине города, нырнул в ни чем не примечательную подворотню и нажал на тормоз. Он помнил, что негласный, но неукоснительно соблюдаемый в Японии закон обязывал повара, приготовившего блюдо из иглобрюха, в случае смерти клиента по его вине, совершить ритуальное самоубийство. Мужчина был поклонником культуры и особенно философии Страны Восходящего Солнца, но не настолько, чтобы умереть, тем более за такого негодяя как Мани и юных, но быстро взрослеющих, подонков. Эти дети-яблочки упали недалеко от своих яблонь-папаш.
Отбывать, пусть и заслуженное, наказание тоже не было никакого желания. Оставалось одно – исчезнуть.
– Надо подумать…
Неожиданно в памяти всплыла одна телевизионная трансляция. Кулинар тогда ещё удивился, увидев на своём журнальном столике программу, на которой зелёной пастой была обведена та самая передача. Повар, хоть убей, не мог припомнить, чтобы он обвёл текст. Мужчина, вообще, не мог припомнить, чтобы когда-либо, что-либо обводил в газете, тем более ручкой с зелёным стержнем…
Но, как бы то ни было, решение проблемы начало приобретать очертания, и свет забрезжил в конце тоннеля, вылившись в хокку собственного сочинения:
Настоящее!
Смоет тень будущего
Следы сегодня.
Но оставим в стороне поэтические таланты Шеф-повара и посвятим несколько слов его ремеслу, которое, как искусство, моложе, чем Проституция, но намного древнее, чем Адвокатура.
Первобытный человек стал поваром уже тогда, когда осознал, что кусок мамонта, упавший в костёр, вкуснее сырого мяса. А дальше пошло и поехало: лагнет, шашлык, бешбармак, хачапури, фаршмак, цыплята тандури, генерала Цо, тапака, безусловно, салат «Оливье», торт Наполеон и, конечно же, многоуровневый кулинарный Олимп – звёзды Мишлен.
Повар – это слово само по себе звучит… вкусно. Есть такая профессия – утолять голод и, по возможности, красиво.