Блок. Мы сам-друг над степью в полночь.. Прочтение

Виталий Литвин
На Поле Куликовом

2. «Мы, сам-друг, над степью в полночь стали…»






 
                Мы, сам-друг, над степью в полночь стали:
                Не вернуться, не взглянуть назад.
                За Непрядвой лебеди кричали,
                И опять, опять они кричат…
 
                На пути – горючий белый камень.
                За рекой – поганая орда.
                Светлый стяг над нашими полками
                Не взыграет больше никогда.
 
                И, к земле склонившись головою,
                Говорит мне друг: «Остри свой меч,
                Чтоб недаром биться с татарвою,
                За святое дело мертвым лечь!»
 
                Я – не первый воин, не последний,
                Долго будет родина больна.
                Помяни ж за раннею обедней
                Мила друга, светлая жена!
                8 июня 1908







     В первом стихотворении цикла хан Мамай смотрит через Непрядву и мечтает: "Река раскинулась. Течет, грустит лениво... О Русь моя!.." Второе стихотворение – это взгляд с другой стороны Непрядвы. Поначалу Блок, возможно, хотел противопоставить хану – князя :

А.А. Блок. «Полное собрании сочинений и писем в двадцати томах. ДРУГИЕ РЕДАКЦИИ И ВАРИАНТЫ»:
     «
     13-16.
     б.          Помяни жь за раннею обедней
                Мила друга, светлая жена.(2)

     (2) – Было: Мила друга, светлая княжна.
     »

Но потом противостояние сделал абсолютным: татарину противостоит русский, хану –  один из тысяч, который от других мало чем отличается:

                Я – не первый воин, не последний…

     В Примечаниях полагают, что это может быть один из святой пары Пересвет-Ослябя...
Из Примечаний к данному стихотворению в «Полном собрании сочинений и писем в двадцати томах» А.А. Блока:
     «
     – «Мы, сам-друг, над степью в полночь стали ...» – “сам-друг” (устар., просторечн.) вдвоем. Строка связана с описанием в "Сказании о Мамаевом побоище" выхода в поле Дмитрия Волынца (Боброка) с Дмитрием Донским в ночь перед Куликовской битвой.
     Вместе с тем формула “мы, сам-друг” содержит намек на Пересвета и Ослябю (см. ниже).

     – «... Не вернуться, не взглянуть назад.» – Намек на переправу русского войска через Дон; эта тема окрашивается мифологическим мотивом запрета оглядки. Строка связана с текстом "Сказания о Мамаевом побоище": «Князь же великий нача думати( ... ) "Зде ли пакы пребудем или Донъ перевеземся?" Рекоша же ему Олгордовичи: "Аще хочеши крепкаго въйска, то повели за Донъ возитися, да не будеть ни единому же помышлениа въспят” (Сказания и повести о Куликовской битве. С. 37-38). См.: Евреинова Н.Н. Указ. соч. С. 158-159.
     [
     С моей точки зрения, это намек, на страхи и колебания простого воина перед страшной битвой. Страхи – преодоленные, ведь он же здесь, несмотря на полную уверенность на свои в бою гибель:

                Светлый стяг над нашими полками
                Не взыграет больше никогда.
     ]

     – «За Непрядвой лебеди кричали ...» – Ср. в статье "Народ и интеллигенция":  "Скрипят бесчисленные телеги за Непрядвой, стоит людской вопль, а на туманной реке тревожно плещутся и кричат гуси и лебеди" (СС-8(5) . С. 323) [СС-8(1-8)– Блок А. Собрание сочинений: В 8 т. / Под общей ред. В. Орлова и др. М.; Л., Гослитиздат, 1960-1963.]; 
     Непрядва – западный приток Дона, ограничивающий с севера Куликово поле (находится в верховьях Дона, современная Тульская область). Строка восходит к "Сказанию о Мамаевом побоище": " ... по реце же Непрядве гуси и лебеди крьшми плещуще, необычную грозу подающе" (Сказания и повести о Куликовской битве. С. 40). См.: Кусков В.В. Осмысление поэтических образов древнерусской литературы в цикле стихотворений А. Блока "На поле Куликовом" // Вестник МГУ. Сер. 9. Филология. 1980. №6. с. 13-14.

     – «На пути – горючий белый камень...» – Горючий белый камень – образ былинного фольклора, символ преткновения пути в народной поэзии. См.: Евреинова Н.Н. Указ. соч. с. 160.
     [
     Тот самый, который: «Налево пойдешь – коня потеряешь, направо…»
     ]

     – «За рекой – поганая орда.» – Блок употребляет слово поганый в древнерусском значении – как определение народов неправославного вероисповедания (ср., например, в "Задонщине": "поганые татаровя, бусормановя"; "У Дону стоят татаровя поганые").
     [Не думаю. Из уст простого воина эти два понятия – “неправославный” и “отвратительный” – неразрывно слиты. Ср. чуть дальше: «Чтоб не даром биться с татарвою».]

     – «Светлый стяг над нашими полками // Не взыграет больше никогда. – Ср. фразу из монолога Германа в пятой картине "Песни Судьбы": "И двинулся с холма сияющий княжеский стяг".
     Образ неоднократно встречается в "Слове о полку Игореве": "стоять стязи в Путивле.", "стязи глаголють", "понизите стязи свои"; одно из употреблений, видимо, непосредственно отразилось в блоковском тексте: "... к полуднiю падошя стязи Игореви".
    
     [Еще раз вспомню про “святое знамя” из первого стихотворения. У русских – не знамена, “стязи”.]

     – «И, к земле склонившись головою, // Говорит мне друг: – Остри свой меч...» – Ср. фразу из монолога Германа в "Песне Судьбы": "Князь и воевода стали под холмом и слушали землю" (СС-84 . С. 149). Подразумевается эпизод из "Сказания о Мамаевом побоище" – слушание земли Дмитрием Волынцем:  “И уже заря померкла, нощи глубоце сущи, Дмитрей же Волынецъ, поимъ с собою великого князя единаго, и выехавъ на поле Куликова ( ... ) И пакы рече: "И еще ми есть примета искусити". И сниде с коня и приниче к земли десным ухом на долгъ час. Въставъ, и пониче и въздохну от сердца»; «И рече Волынецъ: "( ... ) И рано утре вели имъ подвизатлея на коня своа, всякому въину, и въоружатися крепко и крестом огражатися: тъй бо есть оружие на противныа ( ... )"» (Сказания и повести о Куликовской битве. С. 40).
    С фразой “Остри свой меч" ср. в "Слове о полку Игореве": "поостри сьрдця своего мужьствомъ".

     [
     Повторю, что я здесь вижу не святую пару Ослябя – Пересвет и не князя со своим воеводой, а двух простых воинов. И сама сцена перед битвой мне напоминает аналогичную из стихотворения Лермонтова “Бородино”:

                «…Но тих был наш бивак открытый:
                Кто кивер чистил весь избитый,
                Кто штык точил, ворча сердито,
                Кусая длинный ус.» 

     Всего-то разницы: у Блока воин точит не штык, а меч.
     ]

     – «... Чтоб не даром биться с татарвою, // За святое дело мертвым лечь!»  – Строки включают, вероятно, реминисценцию из "Задонщины" – разговор Пересвета и Осляби, иноков-воинов, героев Куликовской битвы:  «И молвяше Ослябя чернец своему брату Пересвету старцу: "Брате Пересвете, вижу на теле твоем раны великия, уже, брате, летети главе твоей на траву  ковыль, а чаду моему Иякову лежати на зелене ковыле траве на поле Куликове на речьке  Напрядве за веру крестьянскую, и за землю за Рускую"» (Сказания и повести о Куликовской битве. С. 11).
     Соотнесение с этими образами могло подкрепляться для Блока "Выбранными местами из переписки с друзьями" Гоголя, где говорится: "Друг мой! или у вас бесчувственно сердце, или вы не знаете, что такое для русского Россия. Вспомните, что когда приходила беда ей, тогда из монастырей выходили монахи и становились в ряды с другими спасать ее. Чернецы Ослябя и Пересвет, с благословенья самого настоятеля, взяли в руки меч, противный христианину, и легли на кровавом поле битвы ( ... )"(Гоголь Н.В. Полн. собр. соч. Т. 8. С. 301-302). Начало этой цитаты Блок приводит в статье "Народ и интеллигенция" (СС-8(5). С. 326).
     Отражение в подтексте образов Пересвета и Осляби могло дополнительно объясняться тем, что имена этих монахов, как следует из "Сказания о Мамаевом побоище" (см.: Сказания и повести о Куликовской битве. С. 31), соответственно – Александр и Андрей, что у Блока могло вызвать ассоциации с самим собой и с Андреем Белым. См.: Левинтон Г.А., Смирнов И.П. Указ. соч. с. 84-85.

     – «Я – не первый воин, не последний ~ Мила друга, светлая жена! – Строфа содержит анаграмму имен Пересвета и Осляби: "Я – не ПЕРВый воин, не пОСЛЕдний, // Долго будет родина БОльна, // Помяни ж за раннею обедней // Мила друга, СВЕТлая жена!". См.: Левинтон Г.А., Смирнов И.П. Указ. соч. С. 84; Йованович М. Указ. соч.С. 82.
     Понятие первого и последнего воина, возможно, связано с рассуждениями о людях первых и последних в главе "Беседа с королями" в книге Ницше "Так говорил Заратустра" (см.: Ницше Ф. Так говорил Заратустра  Пер. Ю.М. Антоновского. 3-е изд. СПб., 1907. С. 271-272). См.: Йованович М. Указ. соч. С. 83.
     [
     Ницше. "Так говорил Заратустра". Два короля беседуют меж собой:
     «
     Поистине, уж лучше жить среди отшельников и козьих пастухов, чем среди нашей раззолоченной, лживой, нарумяненной черни, – хотя бы она и называла себя «хорошим обществом».
     …Я предпочитаю ей и считаю лучше её здорового крестьянина, грубого, хитрого, упрямого и выносливого: сегодня это самый благородный тип.

     …Мы не первые — и однако, надо, чтобы мы казались первыми: наконец, мы устали и пресытились, наконец, этим обманом.
     От толпы отстранились мы, от всех этих крикунов и пишущих мух, от запаха торгашей, от борьбы честолюбия и от зловонного дыхания: – тьфу, жить среди толпы,
– тьфу, среди толпы казаться первыми! Ах, отвращение! отвращение! отвращение! Какое значение имеем еще мы, короли!
     »

     А анаграмма… По-моему, неубедительно. Особенно с Ослябей.
     ]

     – «…Долго будет родина больна.» – Тема болезни Руси отражена в Слове Максима Грека, в "Слове о погибели Русской земли" (XIII в.) ("А в ты дни болезнь крестияном ( ... )")
    
    [
    До нас дошли только три абзаца… Как образец того, как писали до татар в самой грамотной стране Европы… (Напомню: что Анна Ярославна поразила Францию не только тем, что перед первой брачной ночью заставила принять ванну своего новоиспеченного супруга Генриха I – мужика вдвое ее старшего – заставила! – но и тем, что помимо богатейшего приданного для мужа привезла с собой и себе целую библиотеку. И на брачном документе она расписалась «Анна Ръина» (королева Анна), а Генрих поставил красивый крестик.)
     «
     О, светло светлая и прекрасно украшенная, земля Русская! Многими красотами прославлена ты: озерами многими славишься, реками и источниками местночтимыми, горами, крутыми холмами, высокими дубравами, чистыми полями, дивными зверями, разнообразными птицами, бесчисленными городами великими, селениями славными, садами монастырскими, храмами Божьими и князьями грозными, боярами честными, вельможами многими. Всем ты преисполнена, земля Русская, о правоверная вера христианская!
     … И в те дни  “бол;знь крестияном”,– от великого Ярослава, и до Владимира, и до нынешнего Ярослава, и до брата его Юрия, князя владимирского…
                (Слово о погибели Русской земли.)
     »
     Напомню, что после гибели земли русская литература начнет восстанавливаться только спустя полтысячелетия - в XVIII веке.
     ]

     …а также в главе XIX ("Нужно любить Россию") "Выбранных мест из переписки с друзьями": "Если только возлюбит русский Россию, возлюбит и все, что ни есть в России. (... ) Без болезней и страданий, которые в таком множестве накопились внутри ее и которых виною мы сами, не почувствовал бы никто из нас к ней состраданья" (Гоголь Н.В. Полн. собр. соч. Т. 8. С. 300). См.: Левинтон Г.А., Смирнов ИЛ. Указ.соч. с. 79-80 .

     – «... Мила друга, светлая жена!» – Ср. образ Жены, облеченной в солнце, в Апокалипсисе (Откр. XII. 1).

     ["Ср."? Давайте сравним:
     «
И явилось на небе великое знамение: жена, облечённая в солнце; под ногами её луна, и на главе её венец из двенадцати звёзд.
     Она имела во чреве, и кричала от болей и мук рождения.
     Откровение Иоанна 12 глава — Библия: https://bible.by/syn/66/12/)
     »

     И как? ср… -астается?

     Мне поцитированные строки больше напоминают окончание знаменитого монолога Гамлета:

                «Прелестная Офелия, о нимфа –
                В своих святых молитвах помяни
                Мои грехи...»
                (перевод Гнедича)

а строки стихотворения я читаю как обращение этого простого воина к своей новобрачной, едва ли не сразу после свадьбы разлученной с ним, юной жене.
     ]

     Образ Богородицы, нисходящей на ночное поле, имеется в духовном стихе о Дмитровской субботе (при этом видение Дмитрия Донского совершается во время обедни): " ... а видит он чисто поле Куликово. Изустлано поле мертвыми телами ( ... ) По тому ль полю Куликову // Ходит сама Мать Пресвятая Богородица ( ... ) Со светлими со свещами" (Бессонов П. Калики перехожие. Вьш. 3. С. 674). См.: Левинтон Г.А., Смирнов И.П. Указ. соч. С. 93.

     В.  Львов-Рогачевский [русский и советский литературный критик и литературовед, поэт. Википедия] свидетельствует: " ... в церкви Николы на Песках в Москве панихида литераторов по Блоку была начата стихами:

                Помяни за раннею обедней
                Мила друга, Светлая Жена.

     Священник – поэт Бруни, сказав эти слова, перекрестился и, казалось, в маленькой белой церкви зазвучал пророческий голос самого Блока" (Львов-Рогачевский В. Поэт пророк. Памяти А.А. Блока. М., 1921. С. 35).