В декабре 1823 Пушкин, подвергнутый одесскому остракизму (в основном за бого-хульство, а также за чрезмерное - выше светски принятое - волокитство за женой Командора Новороссии и княгиней В.), написал Главу вторую своего южного романа "Евгений Онегин". В ней он ввел в действующие лица новый странный персонаж - прямого агента Эроса III, синтезированного из двух видов Эротов из речи Алкивиада на Пиру Пдатона в присутствии би-сексуала Сократа, которому за верную службу одному из Эросов пришлось выбрать себе казнь - выпить из чаши жижу с ядом. Этим агентом в романе стала Татьяна Ларина. Ее созданный эротоманом образ пленил многих чтецов = ее буквально полюбили и сделали символом девичьей любви и даже редко встречаемой в практической жизни верности жен в браке. В финале романа Пушкин ясно дал понять - не надо пускать нюню и пыхтеть - Татьяна = верный и милый Идеал
А Онегина со временем подали в соусе «лишнего человека». Пушкин поторопился и, стараясь лихо вскочить в седло (кресло создателя редкого романа о романе), перепрыгнул через ключу или «козла» в спортивном зале. Поэму-сатиру о нравах (так в исходном замысле) беднеющих дворян Империи следовало теперь назвать Татьяна Ларина-Ленская, но обе фамилии могли засудить бедного поэта без места и источника доходов
Белинский был тем, кто отнес Татьяну Ларину из романа о романах и мимоходом об опасном вечно хандрящем чудаке Евгении Онегине к типу идеальных дев. В чем суть этой идеальности не совсем понятно прихожанам Белинский посвятил характеристике Татьяны целую отдельную статью и поставил ее в ней на пьедестал статуи с надписью: святая чистой целомудренной любви – идеал русской женщины
Некоторые исследователи нашли Татьяну искусственной с натурой сотканной из несовместимостей – противоречий и парадоксов. Два примера – старый и новый:
1) Д.И. Писарев (Российская империя)
2) Кэрол Эмерсон (США)
3) А. Романова
(1)
Точка зрения критика Писарева.
Этот разночинец скинул Татьяну с пьедестала Белинского, наградил Татьяну не выдуманными эпитетами ошалевшей от бурного полового и сексуального созревания барышни в сельской глуши среди конюхов, доярок, косарей и баб, надсмеялся над мотивом «Ты в сновиденьях мне являлся" . вот всего один пример уничтожающей сатиры Писарева (не дословно):
«Голова несчастной девушки до такой степени засорена всякой дрянью и до такой степени разгорячена глупыми комплиментами Онегина, что нелепые слова: " гибель от него любезна " , произносятся с глубоким убеждением и очень добросовестно проводятся в жизнь.» В финальной сцене романа на предложение Евгения дать обещанное Татьяна отвечает проповедью.
Этой проповедью, как известно, заканчивается весь роман. Знаменитый монолог заключает в себе следующий смысл: зачем вы не влюбились в меня прежде? Теперь вы ухаживаете за мною потому, что я превратилась в блестящее украшение богатого дома, Я вас все-таки люблю, прошу вас убираться к черту; свет мне противен, но я намерена безусловно исполнять все его требования.
Этот монолог доказывает ясно, что Татьяна и Онегин - друг друга стоят; оба они до такой степени исковеркали себя, что совершенно потеряли способность думать, чувствовать и действовать по -человечески. Само по себе чувство Татьяны мелко и дрябло; но по отношению к своему предмету это чувство точь-в-точь такое каким оно должно быть.
Белинский ставит Татьяну на пьедестал и приписывает ей такие высокие достоинства, на которые она не имеет никакого права и которыми сам Пушкин, при своем поверхностном и ребяческом взгляде на жизнь вообще и на женщину в особенности, не хотел и не мог наделить любимое создание своей фантазии ..."
Грустно и смешно. Мы наивные и простодушные. Нам запудрили, прошили, затуманили мозги утилитами, засорили души и одурманили дух, поразив рассудок следом за Таней. Нам растревожили чувственность и потом бросили - оставили в дураках со злой старухой у разбитого корыта и задыхающейся в море-океяне позолоченной рыбкой из реквизита Театра кукол на Сиреневом бульваре
Вам какая пле Таьяна на пьдестале ИДЕАЛА:
- начальная, метущаяся по ночам от кошмаров эротических видений со снами с Женей в приступе обладания
или
- конечная и приконченая – генеральша, салонная дама большого света свинского по Пушкину Петербурга с мужем калекой, но генералом и князем…
(2)
Позиция К. Эмерсон
Американский профессор Принстонского ун-та Кэрол Эмерсон была поражена таким парадоксом и находила в образе Тани массу негатива: диковатость, странность, отчужденность, вторичность, импульсивность, наивность, маниакальность, самоотреченность, пассивность, тотальная наивность, сентиментальность, упрямство, эксцентричность, скрытая динамика жития и превращения гусеницы и локона-куколки в бабочку ловца и мотылька, превращения золушки-дворянки в титулованную богатую особу питерского бомонда, скрытая темная страсть к демоническому мужчине, необъяснимая преданность купившему ее мужу. Особенно выпадает из гимнов Пушкина Татьяне тот неподходящий ей, грубо-вульгарно-нравоучительный и даже ханжеский тон, с каким она яростно отчитывает павшего к ее ногам Онегина.
Профессор вначале в недоумении от арсенала качеств Татьяны, а потом в раздражении от непонятого ею источника и мотива любви за только то одно, что Татьяна (русская душою,
Сама не зная, почему) гневно восклицает на страницаз печатных изданий почтенного Принтсонского ун-та:
«Что, позвольте спросить, делает этот сентиментальный набор наивности, упрямства и смутно обрисованных женских качеств в такой степени стойкой и неотразимой»
О! Это уже не литературный разбор и анализ, а ревность самки, к которой наверное никто давно не «подкатывал», не «клеил» и ни к чему ради полового отбора в эротической ярости не призывал с полным бесстыдством бешенства желаний «стойко неотразимой»
Ладно уж Писарев – ему простительно - его бешеная злобная критика понятна: дворянские безрезультатные полные рефлексии эротические игры без полового акта противны и ничего, кроме классовой ненависти, не вызывают. Но американский профессор то чего взбеленилась? Русь (русские евреи в лице Веры Слоним – жены Набокова) подарила им Лолиту – пусть на нее желчь англо-саксонскую и выливают.
(3)
Позиция А. Романовой
Пролог нашего разбора полетов с амурами Эрота над Костромой:
Деревня, где скучал Евгений, Была прелестный уголок; Там друг невинных наслаждений Благословить бы небо мог.
В любви считаясь инвалидом, Онегин слушал с важным видом, Как, сердца исповедь любя, Поэт высказывал себя;
XXV.
Итак, она звалась Татьяной.
Ни красотой сестры своей,
Ни свежестью ее румяной
Не привлекла б она очей.
Кандидат филологических наук из Костромы опубликовала в Вестнике КГУ им. Некрасова научную статью, наполненную тотальным филом к логии, под названием «Конструктивные противоречия в образе Татьяны Лариной» с указанным в аннотации предметом работы: «анализом сложившихся в пушкиноведении подходов к изучению образа Татьяны, включая объясняющие выбор имени героини». Любопытно девки пляшут …
Автор начинает работу с указанию на главную по его мнению черту натуры Тани Лариной: «Необычность, загадочность воспринимаются как неотъемлемые свойства образа Татьяны Лариной»
Необычности и загадочности Тани Романова никак не раскрывает, но зато бьет кфн-обухом по головному недо-умению читателя: эти доминанты натуры «… обусловлены пушкинским замыслом, в том числе необходимостью в начале романа создать романтический облик героини, противопоставив её «странность» классической ясности излюбленных героинь прежних авторов.»
Во-первых, Таня, перелицованная из Натальи (sic!) черновой версии появилась не в начале романа, а только во второй половине второй главы - в 25-ой строфе. При этом Таня рождена Пушкиным в Михайловском- попав уже в реальную ссылку, он резко изменил состав персонажей романа и ушел от водевильного в неим треугольника, введя девицу, которую еще не знала литература и которая рушила и сентиментализм карамзинской школы , и романтизм байроновской ложи
Прим.
Вторая глава писалась в Одессе непосредственно после окончания первой. К 3 ноября 1823 г. были написаны первые 17 строф. Глава была закончена 8 декабря 1823 г. в составе 39 строф. В 1824 г. Пушкин доработал и дополнил ее новыми строфами. Отдельной книгой глава была напечатана в октябре 1826 г. с указанием "Писано в 1823 году". Глава была переиздана в мае 1830 г.
*** Источник данного материала:
А, во-вторых, какой еще такой «романтический образ» в пору, когда:
- Пушкин восстал как Прометей против диктатуры романтизма Байрона в копирующей европейцев русской силлабо-тонической поэтике
Но куда важнее наше третье возражение:
- с первых строк представления Татьяны - нового персонажа романа - Поэт ошарашил публику явлением аутиста, дикарки и девочки с младенчества «не от мира сего» - нового удивительного странного апостола Эроса:
Ни красотой сестры своей,
Ни свежестью ее румяной
Не привлекла б она очей.
Дика, печальна, молчалива,
Как лань лесная боязлива,
Она в семье своей родной
Казалась девочкой чужой
И часто целый день одна
Сидела молча у окна.
Задумчивость, ее подруга …
И были детские проказы Ей чужды; страшные рассказы
Зимою в темноте ночей Пленяли больше сердце ей.
Ей рано нравились романы; Они ей заменяли все;
Она влюблялася в обманы И Ричардсона и Руссо.
Пришла пора… душа ждала, ж…дала… кого-нибудь
Так всего в четырех строфах Пушкин бегло описал дикарку, задумчивую, боязливую, печальную и молчаливую … чужую даже в семье родной. Самое важное ее занятие - чтение романов о любви и следующее за этим маниакальное влюбление себя в обманы (!). Позже Пушкин скажет еще об одной тайне Тани: она воображала себя героиней любовного романа – Юлией, Клариссой, Дельфиной… не дай Бог еще и Сапфо… пытаясь этим объяснить страшный для девицы шаг – Письмо Ему с объяснением в любви и протоком о намерениях по юридической формуле – «Я твоя. На».
Это романтизм!? Нет ребята, все не так, робята: это тотальный дуркизм сексуально созревшей, но мозгов и активированного интеллекта (по рабби Моше Маймону) не обретшей, остановившейся к 17 годкам на уровне 13-летней (по ироничной оценке Пушкина устами Евгения)
Каков же итог страданий Тани - сексуально озабоченной, истерзанной целомудрием и половой истомой под маской и за ширмой Любви Небесной? Раз увидев Евгения, беседовавшего с ее маман Прасковьей (*), она ударила в набат заждавшейся души – это Он! Какая ирония- Пушкин перед этим в нас чале строфы о начале Любви к запретному плоду уже нас уведомил и остудил: Женя – инвалид в любви! Уж не говоря о том, что на святочное гадание в суженые он подсунул свинью – гея и драматурга Агафона (из «Пира» Платона)
*) Пушкин обожал это имя – у него Параш пруд не пруди – одни они; это имя он взял у Прасковьи Осиповой-Вульф = у той (и всегда по жизни нес с собой как дар Судьбы) кто в Михайловском заточении научила его сексу и помогла завершить мужскую учебу – пройти теоретический и практический в Эколь сюперьёр «Науки страсти нежной» и смелому применению тарана, сражающего не только голодных женщин – бесстыдства бешенства желаний – с использованием всего арсенала эротики и соития = 36 любовных поз мастеров Возрождения
Но вернемся к проделанному Романовой анализу конструкции противоречий (*) в натуре Тани Лариной:
1) противоречивость облика героини – одно из проявлений художественной специфики романа в целом
2) противоречие между одухотворенно романтичным обликом и простонародным именем (**)
3) незнание русского языка – (мы: и беседы с няней без конца меняющей имя), любовь к иностранным романам – и русская душа Татьяны
4) в чем по-настоящему проявляется чистота и невинность женщины: в избыточной осторожности или в опрометчивости, основанной на порыве, простодушии и искренности?
5) Coquette, prude. Слово кокетка обрусело, но prude не переведено и не вошло еще в употребление. Слово это означает женщину, чрезмерно щекотливую в своих понятиях о чести (женской) – недотрогу. Таковое свойство предполагает нечистоту воображения, отвратительную в женщине, особенно молодой. Пожилой женщине позволяется многое знать и многого опасаться, но невинность есть лучшее украшение молодости. Во всяком случае прюдство или смешно или несносно», – такая заметка находится среди «Отрывков из писем, мыслей и замечаний»
(*) Ю.М. Лотман в своем Комментарии к роману ЕО для выхода из логического тупика для здравого смысла назвал большой набор противоречий специальным «конструктивным приемом» гениального автора, но пояснять отчего девки крепостные в мае собирали малину он не стал. А то бы его повязали и сдали толерантному громиле-санитару дурки на К. Федина
(**) версия Н.Л. Бродского: «С именем Татьяны у Пушкина связывалось “воспоминанье старины”: одна из московских барынь старого поколения – Татьяна Юрьевна в “Горе от ума”, другая – в романе А.Е. Измайлова “Евгений, или Пагубные следствия дурного сообщества и воспитания”.
Мы в следующей заметке попытаемся найти иной источник в повести В.В. Измайлова « Прекрасная Татьяна с подножья Воробьевых гор». Ведь этот Измайлов был фактически первым издателем Пушкина и также издателем виршей его дяди Василия. А пока напомним слова В.В. Измайлова – редактора Вестника Европы, в котором появилось первое напечатанное творение А.С. Пушкна:
Отъ Издателя.
Просимъ сочинителя присланной въ В;стникъ піэсы, подъ названіемъ: Къ другу стихотворцу, какъ вс;хъ другихъ сочинителей, объявить намъ свое имя; ибо мы поставили себ; закономъ не печатать т;хъ сочиненій, которыхъ авторы не сообщили намъ своего имени и адреса. Но см;емъ ув;рить, что мы не употребимъ во зла правъ Издателя, и не откроемъ тайны имени, когда автору угодно скрыть его отъ Публики.
"В;стникъ Европы", No 8, 1814
***
Эпилог
Природа создала Татьяну для любви (Белинский), а Пушкин ради своих целей, суеверия и страха личного рогачества, собравшись жениться и найти таки счастье в семье с верной до гроба женой с небесной красотой, из Тани в итоге сотворил – общественное чучело и пугало женек!
В начале романа: Онегин – это хандра, инвалид любви и сплин, а брак – тюряга; Татьяна же – символ природной земной чувственной любви в царстве Эроса с метущимся с заветной свечой амуром. В конце романа полюса поменялиь местами , а герои миссиями: мужик созрел для любви, а Татьяна - для жизни верной супругой и княгиней в собственном светском салоне, забавляющей своими степными прелестями испанского посла
Нам, лопарям, в общем-то все равно какая из себя Татьяна, из каких странностей и противоречий она соткана до парадоксальности – нам важно в ней и с ней одно: ее сексуальное созревание на наших глазах, выбор ее в жертву и пленение ее души и рассудка Эросом, способность любить и ее любовная горячка, наполнившая текст романа (о романоведении и диалоге жанров поэтики) энергетической красотой эротоманки. Таня – проснувшийся на наших глазах вулкан на флегрейских полях Эрота (правда, работу его жерла и Ярилы в нем автор нам не дал зреть = эротическая любовь Татьяны абс-но чиста, это синтез двух Эротов из Теогонии Гесиода и монолога Алкивиада в Пире Платона = Эрота любви земнородной чувственной и плотской и любви небесной – Любви-Логоса). Но Пушкину, который в Татьяне реализовал свои несбыточные мечтания о такой Любви, любовнице и затем супруге, удается самым неожиданным образом избежать искушения, обаяния Зла и магии Эроса-Секса и сделать из своей героини статую Идеала женской верности в браке с застывшей плотью, мгновенно стихшей душевной бурей и восстановленным в правах рассудком, в котором обет супружеской верности доведен до женского упрямства со сменной знака полярности с плюса (Я твоя) на минус (Я мужнина).
То, что многие находят в финале странным и противоречивым, не свойственным натуре Тани, на самом деле является идеальным и логичным описанием идеальной модели идеальной верности:
- вначале героиня верна своей любви
- в финале она верна клятве верности (подразумевается данной на венчании), хотя она и не вышла по любви, а тупо на моск. ярмарке невест отдана (продана также как Пушкину продали Натали)
Именно поэтому идеальная модель верности позволила Пушкину написать титул «милый и верный Идеал» с бол. буквы. При этом верный имеет значение правильный – т.е. модель верности Пушкин находит достоверной, выверенной законченной и адекватной авторскому представлению и потому идеально верной до того совершенства, Который достоин иметь титул ИДЕАЛ. Да еще и в паспортной редакции – Татьяны верный Идеал.
В финальной Татьяне сошлись в одну точку две житейских мании взрослого 30-летнего Пушкина:
- аристократизм
- супружеская верность.
(5)
Что-то не так с этим вскрытием Татьяны
Что-то не так у литературоведов до обеда и сиесты с любовницей в постели на даче в писательском в загородном поселке Подмосковья или у душеведов в камерах-кельях внутреннего сгорания страсти в питерских сырых квартирках у Кокушкина моста с дешевыми борделями и затертыми до дыр девками
Проблема или источник неуюта в том, что в тени их туманных исследований с бредовыми концептами осталась сама суть верности и ее идеальности в сумасбродной и дикой вроде бы Тане и затем в спокойной полной достоинств истинной аристократки княгине Татьяне:
- она полюбила Евгения, самовольно поклялась ему у алтаря бога любви Эроса
Другой!.. Нет, никому на свете
Не отдала бы сердца я!
То в вышнем суждено совете...
То воля неба: я твоя;
и осталась верна этой любви, храня целомудрие души (с телом – не понятно … да и черт с ним) и любовь к нему на целый бабий томительный век
- она стала супругой того, которому при всем равнодушии вероятно поклялась быть верной у алтаря иного Бога – Гименея, и, судя по ее монологу при абшиде Евгения в финале романа, приняла строгий обет вековой супружеской верности в браке.
Вот, кажется, в чем ИДЕАЛ Татьяны по пушкинской версии верности, милой и верной (правильной)