(Обложка создана нейросетью в программе Kandinsky 3.0)
1
Никакой другой дом господин Рэмбл не посещал с таким удовольствием, как уютный дом супругов Элинт. Быть может, отношение это складывалось из-за того, что Элинты считались едва ли не самыми достойными людьми в округе, а может, из-за их целеустремленности. От холла, где приветливые слуги принимали из рук гостя пальто, в гостиную вела светлая галерея, представленная в виде зимнего сада с прозрачными стенами и потолком. Здесь приходилось уклоняться от ветвей пышно разросшихся пальм, при этом рискуя поскользнуться на гладком полу. Но не это было главным. Сама атмосфера здесь была пропитана дружеским участием и сосредоточенным проживанием жизни. Здесь знали, как понять и окружить вниманием, как оказать помощь и дать совет, минуя боль ущемленного самолюбия.
Оказавшись в дельно обставленной зале, больше напоминающей библиотеку — так много было в ней книг — вы начинали чувствовать себя своим среди своих. В этом доме почти всегда было много народу и почти всегда решалась чья-то судьба… на ближайшие несколько дней. Госпожа Элинт — подвижная, увлекающаяся особа лет двадцати двух, ловко управляла собственным «предприятием», которое специализировалось на организации отдыха для одиноких людей — тех, кого деньги лишили любви и дружбы. Ни для кого не секрет, что малейшее уклонение от понятного и общепринятого в маленьком провинциальном городке сразу воспринимается в штыки, поэтому когда в один прекрасный день над воротами перед домом Элинтов появилась вывеска с интригующим названием «Досуг для одиноких», по округе прокатилась волна сплетен. Недолго думая, обыватели установили аморальное назначение данного нововведения. Поначалу и сам господин Рэмбл был возмущен смелостью, с какой средь бела дня открывали бордель в доселе приличном доме. Как рьяный представитель консервативных взглядов, на правах старожилы этих мест, он не мог удержаться от вмешательства в столь неслыханное дело. Именно это и привело Рэмбла под крышу дома Элинтов, где скоро он стал желанным гостем. Толком не уяснив что к чему, Рэмбл тогда ворвался к «похотливым мерзавцам» в намерении учинить разнос, но один только вид молодой четы вмиг смешал его мысли, заставив притихнуть и остановиться. Эти скромные, воспитанные люди не могли затеять ничего дурного. С первой секунды Рэмбл понял, что это, в сущности, еще дети: наивные, пылкие, восторженные. Они горели искренним желанием скрасить чье-то безрадостное существование. Предприятие затевалось вовсе не с целью наживы. Несмотря на подозрения, здесь действительно могли хотя бы на неделю развеять скуку, и те, кому доставало мужества признаться самому себе в своем одиночестве, рассчитывали на интересное общество в полной мере.
А теперь вернемся к сути. В тот самый день, когда господин Рэмбл (нервный, издерганный недугами человек) ворвался в «гнездо разврата», то увидел там очаровательную пару. И девушка, и юноша глядели ему прямо в лицо и улыбались, как улыбаются только старым знакомым. Хозяйка была хороша собой, а главное — приветлива и сердечна. Джоанна Элинт, или Джой, всем своим деловым, подвижным обликом напоминала не по годам серьезную девочку. Коротко остриженные темно-каштановые волосы, большие серые глаза, быстрый, но сосредоточенный взгляд, порывистые движения и ощущение ответственности за всех и вся. Худенькая, с плохо сформированной фигурой, она была искренна и совсем нечванлива, однако ей повсюду сопутствовало чувство нетерпеливого самомнения; она считала, будто она одна отлично знает что и кому нужно. Джой была одержима жертвенностью. Ей хотелось направлять, удерживая людей от опрометчивых поступков. Свое мнение относительно чьей-либо участи она находила единственно верным. Ее честолюбию, от природы не лишенному благородства, претило подчинение. Джоанна сама хотела подчинять, что делала весьма энергично. Будучи старшим ребенком в семье, она неизбежно взрастила в себе чувство превосходства. Ей нравилось ощущать свой опыт в решении проблем, свою невозмутимость при затруднительных обстоятельствах, поэтому каждая встреча с человеком аналогичного склада становилась для нее болезненным ударом. Рядом с тем, кто мог поколебать запал ее честолюбия, Джой чувствовала себя скованно. Вот почему вокруг себя госпожа Элинт начала собирать людей исключительно ведомых — тех, кто безоговорочно признавал ее лидерство.
Задумка сопровождения одиноких от начала до конца являлась идеей Джоанны. Именно ее рвение способствовать развитию чужого счастья направило силы молодой женщины к новым горизонтам. Джоанну тянуло к людям, рядом с которыми она выглядела сильнее, и эта странная для девушки тяга во многом определила ее судьбу.
Конечно же, Рэмбл находил Джой «занятной» и относился к ней как к дочери, милостиво позволяя ей демонстрировать свое покровительство над собой, однако иногда женская необузданность все же раздражала его. Гораздо более глубокую симпатию старик питал к супругу Джоанны. С тех пор, как Рэмбл начал регулярно посещать этот дом, один только вид Даниэля Элинта пробуждал в его очерствелой душе самые нежные чувства. Больше всего в подобные мгновенья он хотел иметь такого сына, как этот «простодушный мальчик».
С рождения Дэни Элинт был довольно хил. Все подмечали миловидную внешность юноши, но никогда не ставили его в один ряд с бравыми парнями города. Дэни не обижался. Природа наделила его слишком добрым сердцем, чтобы в нем могла зародиться обида на людей. Субтильный и узкоплечий, словно в насмешку наделенный высоким ростом, с нежными чертами правильно вычерченного лица, Даниэль скорее вызывал в женщинах умиление, нежели влечение и страсть. Невинное выражение синих глаз, в глубине которых сквозила неискоренимая робость; щеки, при всяком случае готовые вспыхнуть румянцем; узкое, непропорционально хрупкое и как будто вовсе бесплотное тело; от густоты темных, падающих на лоб волос кажущаяся большой голова — все это делало Элинта похожим на девушку. Частенько он становился объектом насмешек и жил в тени собственной кротости.
Родители юноши не располагали большими средствами, поэтому Даниэль был вынужден носить один и тот же костюм из грубого серого сукна, за что в насмешку был прозван гимназистом. К сожалению, несчастья для парня тогда только брали разгон.
Всё началось с покупки старого автомобиля, который отцу Даниэля уступил его начальник по работе за четверть цены. Машина была капризной, но Элинт-старший пребывал на седьмом небе от счастья за свое выгодное приобретение. Сын вполне разделял его взгляды: автомобиль казался ему настоящим чудом. Кто бы мог подумать, что долгожданное «чудо» принесет семье столько бед!.. В один из редких случаев, когда Даниэль выпросил у отца позволение покататься за городом, у машины отказали тормоза и она врезалась в дерево. Горе-водитель получил травмы ног и с тех пор не расставался с инвалидным креслом.
Когда всё случилось, вряд ли кто-нибудь посочувствовал бедняге. Даже родители отнеслись к аварии с холодной досадой — отец больше горевал по поводу разбитой машины, нежели из-за увечий сына. Автомобиль являлся единственным предметом гордости Элинтов, а юноша такой ценности не представлял… Скорее, он был помехой. Даже тогда не обошлось без насмешек. Более здоровые и более наглые размышляли недолго: хоть несчастье случилось по вине отказавших тормозов, сплетники пустили слух, будто всему виной выскочившая на дорогу кошка. Во имя спасения животного простак, якобы, и принес себя в жертву. Над этой жестокой шуткой еще долго смеялись, пока сам Даниэль был прикован к больничной койке… Он не понимал одного: почему все к нему так жестоки? Неужто его поведение, его образ жизни кому-то мешали?
Между тем и в судьбе юноши наконец произошли перемены к лучшему. Именно тогда его, отвергнутого, искалеченного и вконец обнищавшего, избрала себе в мужья предприимчивая особа. Несомненно, их брак был заключен по любви — решили все вокруг, — ибо каким бы симпатичным ни был Даниэль, он отнюдь не являлся выгодной партией.
С тех пор нужда и насмешки для Даниэля отошли в прошлое — он угодил под надежное покровительство жены. Отныне без ее позволения он не смел сделать и вздоха. Понятное дело, что женщине такого склада, как Джоанна, было на руку беспомощное положение супруга. Будучи его ровесницей, она, в сущности, стала ему и матерью, и гувернером. Ей нравилось давать советы, отчитывать за непослушание, возиться и хлопотать, чувствовать себя ответственной. Забота о слабом поистине окрыляла ее.
Джоанна и Даниэль, столь разные на первый взгляд, отлично подходили друг другу.
Женитьба пошла парню на пользу. Поправлялся он медленно, хронически ослабленный организм плохо поддавался лечению, однако уход сделал свое дело: несчастный уже мог передвигаться при помощи костылей, но странное дело — чрезмерно заботливая супруга не позволяла ему вставать. При каждой новой попытке Даниэля опробовать свои силы в доме бушевала гроза. Джой металась по комнате, заломив руки, и нещадно отчитывала его, словно маленького. Он покорно возвращался в кресло, ибо не смел ослушаться своей благодетельницы. А Джоанна, кажется, пугалась улучшений в состоянии мужа, без устали повторяя ему, что он еще слаб, что делать какие бы то ни было попытки пока опасно. Она боялась того дня, когда Даниэль окрепнет и вырвется из-под ее опеки, а она больше не будет иметь на него такого влияния, как прежде.
Старый Рэмбл не раз становился свидетелем стычек. Непонятное ожесточение исходило только с одной стороны — со стороны женщины. Даниэль сносил всё молча, с присущей себе выдержкой. На протяжении долгих месяцев он оставался весел. Увечье вовсе будто не тяготило его. День за днем Рэмбл заставал юношу то за игрой в шахматы, то за чтением книги, то за разговором с одним из гостей. Поразительно, откуда бралось в этом не по-мужски нежном теле столько энергии! Даниэль любил высказывать вслух свои возвышенные стремления. Когда дрожащие от возбуждения губы произносили речи о путешествиях и далеких странах, о познании главной жизненной цели и собственном предназначении, кротость растворялась в сияющих огнем решимости глазах. Но подскакивала Джоанна. Ее рука мягко ложилась на плечо Даниэля, и он мгновенно сникал, возвращенный к реальности.
— Ты можешь переутомиться, — с беспокойством говорила женщина. — Тебе давно пора отдыхать.
И Даниэль повиновался, а Рэмбл понимал, что Джоанна держит супруга в заточении; он — пленник ее заботы.
Старику нравилось посещать этот дом еще потому, что на протяжении лет он оставался рьяным противником механизации, и хотя многие давно обзавелись личными автомобилями, Рэмбл в знак протеста ходил пешком. А здесь его взору представала жертва новых порядков — искалеченная и обездвиженная по вине машины.
— Механизация ведет в тупик! — любил повторять Рэмбл в те редкие минуты, когда его хотели слушать. — Зачем торопиться? Зачем куда-то спешить? Ведь жили же без машин, жили веками!
Но несмотря на жгучую ненависть ко всяким нововведениям, старику были по нраву идеи Джоанны Элинт. Ее кипучая энергия вносила разнообразие в его одинокую жизнь. Почти всегда Джой расхаживала — нет! — летала по комнате, держа в руках какие-то списки и планы, то и дело хватаясь за телефон, делая пометки в блокноте… Вокруг нее суетились верные помощники. Она кивала им стриженной головкой, умело распоряжалась, и по традиции рядом с ней в неприметном углу сидел Даниэль. Он с кроткой улыбкой взирал на жену, изредка вставлял в деловой спор свои советы, но в основном был непричастен. Благодаря женщине, которая со скуки выдумывала себе массу хлопот, бедный юноша стал совладельцем этого дома и соучастником этих идей. Он был вынужден от заката до рассвета жить тем, чем из прихоти жила она.
Быть может, для Джоанны всё это представлялось игрой, но нельзя было не подметить ее такта в решении нравственных вопросов.
— Ботвиль! Что скажете вы? — без устали звенел торопливый голос. — Нет, посещение оперы, ужин в ресторане — это посредственно. Она должна запомнить этот вечер на всю жизнь! Она одинока, и сегодня рядом с ней должно быть только то окружение, которое способно без следа развеять скуку.
Рэмбл и сам не раз принимал участие в затеях госпожи Элинт. Не отличаясь особым красноречием, он всё же сопровождал однажды престарелую вдову, которую водил по театрам и выставкам и даже (смешно сказать) катал на каруселях в парке. За несколько увлекательных часов богатые одиночки не жалели денег. Некоторые были безмерно рады простой теплой беседе.
И вот однажды случилось так, что в дом Элинтов Рэмбла привела личная просьба. Он вошел и вместо приветствия с порога воскликнул:
— ОНА — ваш клиент! Подкину я вам работенку на выходные!
Джоанна порывисто обернулась, и церемониальная радость сменилась в ее лице профессиональным азартом. Молодая женщина радовалась встрече с судьбой очередного «одиночки» так же, как коллекционер радуется свежему приобретению.
— О господин Рэмбл! Вы настоящий друг! — вскричала она, готовая заключить его в объятья, но нетерпение побудило ее перейти к расспросам: — Говорите! Кто эта отчаявшаяся душа, готовая доверить нам свое свободное время?
Рэмбл поудобнее расположился в кресле, предварительно кивнув Даниэлю (юноша как всегда сидел в уголке и со вниманием прислушивался к разговору). Джой оставила насущные дела — по правде, их было не так много, ибо к «Досугу» многие относились с недоверием. Хозяйка уселась напротив гостя, но живущий в ее тельце беспокойный дух не позволил ей долго оставаться без движения. Она вскочила и взволнованно заходила по комнате.
— Помните, на прошлой неделе я рассказывал вам про своего ныне покойного друга? — основательно начал Рэмбл.
— Да, — поспешно ответила Джой, хрустнув пальцами, и заставила себя подумать. — Кажется, его звали Суаль. Я не ошиблась?
— Всё верно. Когда-то мы вместе учились в университете, сколько лет прошло с тех пор!.. Так вот, теперь его взрослая дочь (по моим подсчетам ей немного за тридцать) проездом будет в нашем городе. Ей нужно проведать дальних родственников по материнской линии… Впрочем, это не столь важно! Важно то, что она совсем одинока! Она и едет-то сюда лишь затем, чтобы обрести моральную поддержку. Мы переписывались, я поведал ей о вашем семейном деле, о том, как вы могли бы ей помочь, и дочь моего друга дала согласие. Ей хватит вечера, проведенного в теплой атмосфере, где она бы почувствовала свою значимость…
Рэмбл умолк, опустив седовласую голову на грудь. Молчание длилось не дольше секунды. Джой проворно подбежала к столу, на котором громоздились кипы каких-то бумаг, и с видом величайшей сосредоточенности принялась составлять план грядущих мероприятий.
— Так значит, ей немногим более тридцати лет, она одинока, жаждет внимания, — вскользь резюмировала Джоанна.
— Да, — кивнул гость, и взгляд его потускнел. — Экла не хотела, чтобы вы поняли ее превратно. По сути она открытый, приветливый человек…
— Экла? Какое странное имя! Дэни, — Джой обернулась на мужа, — ты когда-нибудь слышал такое?..— и, не дождавшись ответа, снова заметалась из угла в угол. — Она вдова или в разводе?
Рэмбл смутился.
— Видите ли, насколько мне стало известно из ее писем, Экла никогда не была замужем. Она старая дева — про таких именно так говорят...
Джой смотрела перед собой уже совсем другими глазами. Если до того она готова была порхать на крыльях вдохновения, то последние слова Рэмбла разом лишили ее энтузиазма. Тонкие губы женщины сложились в усмешку, в которой не наблюдалось и капли сострадания.
— Всё хуже, чем я думала, — мрачно заключила Джоанна. — Старые девы самый непредсказуемый народ. Они привыкли винить в своих бедах всех вокруг, но только не себя. В конце концов, они сами толком не знают, чего хотят от жизни. Им всё кажется, что кто-то норовит посягнуть на их дражайшую честь, тогда как на самом деле уже давно никому неинтересны.
— Джой, ты помнишь госпожу Волар? — вмешался Даниэль. Его голос зазвучал свежо и энергично; с трудом верилось, что он принадлежит калеке.
— Ах да, я помню. Это та девица, которая забросала Ботвиля пончиками, когда он начал рассказывать ей про свой счастливый брак. Вдобавок ко всему они еще и завистливы, — неприязненно добавила Джоанна. — Хотя... что это мы торопимся с выводами? Быть может, ваша знакомая совсем не такая.
Единогласные обвинения заставили старика стушеваться. Пунцовый от волнения, он неловко отирал пот со лба и растерянно переводил сверкающие из-под очков глаза с хозяйки на ее мужа. Поистине, если на свете существуют люди, напрочь отрешенные от проблем, то Даниэль Элинт из их числа. Молодой человек по-прежнему благодушно улыбался, как улыбаются дети, слушая интересный рассказ. Казалось, он один из всех присутствующих доволен жизнью. Он, обиженный судьбою страдалец! Приветливая улыбка не сходила с его лица; он был здесь, но в то же время мыслями вращался в потустороннем мире.
Джоанна была противоположностью мужа. Категоричная и смелая, подвижная и живая, рассудительная и беспринципная, она неслась по жизни в круговороте мелочных хлопот, в коих усматривала свой подвиг.
И Рэмбл впервые пожалел, что пришел сюда с просьбой. Он, старый холостяк, меньше всего умеющий разбираться в характерах, действительно не подозревал, какие это может повлечь за собой проблемы.
— Я не знаю, — наконец приглушенно вымолвил гость, — я видел Эклу всего однажды. Тогда она была очаровательным пятилетним ребенком. Веселой босоногой девчушкой с пушистыми хвостиками… Хихикая, она украдкой дергала меня за край пальто, а потом пряталась за дверью… Сейчас я не располагаю даже фотографией. Имеется только письмо, но почерк вам ничего не скажет.
Тем временем к Джоанне вернулся ее «боевой настрой», она снова сделалась решительна и непоколебима.
— В любом случае мы окажем этой особе достойный прием, — объявила госпожа Элинт.
— Мы организуем настоящий праздник в честь ее приезда. Думаю, ресторация «Три камелии» подойдет. Там поистине родственная атмосфера. В такой даже чужестранец почувствует себя как дома. Помимо вас и меня для теплоты компании можно пригласить Аманду и Ботвиля…
— Нет-нет. Сутолока ни к чему. Я пойду на встречу один, вас же попрошу всё как следует устроить. Пятого дня в девятнадцать тридцать.
— Как скажете. — Джой пожала плечами.
То, как Рэмбл сначала преподнёс «живую» идею, а потом всё отменил, слегка обескуражило Джоанну. Наверное, радеющий за честное имя джентльмен попросту испугался дурной славы в случае, если его Экла и в самом деле окажется мегерой, готовой бросаться пончиками во всех неугодных. И в правду, он ведь совсем не знает ее! Пара вежливых писем, поздравительная открытка и телеграмма с датой прибытия. Рэмбл не представлял себе ни ее лица, ни нрава, ни привычек. Одно имя — отрывистое, с оттенком французской фривольности, — рисовало капризную куртизанку с багажом амбиций. Нет, уж лучше он отправится на эту встречу один, чтобы принять на себя возможный удар.
Экла Суаль. Фамилия добавляла ее имени малость изящества. «Экла годится мне в дочери, — примирительно подумал Рэмбл. — Она одинока так же, как и я. Возможно, мы сумеем понять друг друга».
Он уже достиг середины застекленной галереи, как вдруг услышал позади себя знакомый скрип инвалидного кресла. Никогда Даниэль Элинт не выглядел так возбужденно. Лихорадочным движением рук он вращал тугие колеса. Его лицо пылало, а от обычной умиротворенности не осталось и следа.
— Господин Рэмбл! Постойте!
Хоть старик уже остановился около двери, ведущей в холл, юноша продолжал отчаянно спешить, словно ожидание стоило денег. Раскрасневшийся, взлохмаченный, с закушенными от натуги губами, он цеплялся головой за ветви пальм и выглядел так жалко, что Рэмбл не выдержал:
— Даниэль, успокойтесь, говорите! Я располагаю временем для обстоятельного разговора.
Но тот как будто не слышал. Волнение побуждало его снова и снова толкать свою коляску; она остановилась лишь тогда, когда ее колеса почти коснулись ног господина Рэмбла. Элинт поднял глаза.
— Простите, я недолго задержу вас, — смятенно пролепетал он, испуганно оглядываясь назад — туда, откуда еще доносился голос Джой. — Она не должна слышать: ей не понравится то, что я вам скажу…
Ну конечно! Рэмбл догадывался, что Джоанна имеет над мужем колоссальную власть; в ее присутствии он был вынужден сдерживать свои настоящие чувства. С трудом верилось, что тот спокойный, довольный жизнью юноша и этот взбудораженный человек — одно лицо, почти в одну минуту. Зная Джоанну, Даниэль терпеливо ждал возможности побыть с гостем один на один, и вот наконец его тайное желание осуществилось. Можно себе представить, сколько воли потребовалось на то, чтобы в присутствии жены ничем себя не выдать.
Элинт жестом велел гостю наклониться и торопливо зашептал, чтобы не потерять ни секунды:
— На прошлой неделе, когда Джой была в отъезде, я тренировался… Я делал попытки… Мне удалось пройти эту галерею от начала до конца. Самому! Без чьей-либо помощи! Представляете?! Я снова могу ходить — пришло время по-настоящему испробовать свои силы! Но Джой… Я не в праве ее упрекать, ведь она желает мне счастья! Но порой ее забота загоняет меня в тупик, лишает терпения. Она просто не оставляет мне выхода! Уж лучше действовать самому… Когда я действительно окрепну, это будет для нее приятным сюрпризом.
Молодой человек говорил много и быстро, едва успевая переводить дыхание. Чистая, благородная целеустремленность делала ему честь. Рэмбл больше зауважал Элинта, однако в своей наивной мечтательности тот не ведал, насколько опасна может быть его самостоятельность. Именно этого опасалась Джоанна!
— Я очень рад за вас, но… чем, собственно, я могу быть вам полезен? — виновато спросил Рэмбл.
Юноша порывисто вскинул на него свои бездонно-синие глаза, под немигающим взглядом которых старик совершенно терялся.
— Я не попрошу много. Я вовсе никогда ничего у вас не просил… Мне не в радость навязываться и создавать проблемы, но… Я больше не могу! Не могу сносить заточение, где все по тайному сговору стремятся к чему-то меня принудить! Я хочу быть личностью, а не игрушкой! Помогите мне. Помогите вырваться отсюда!
Он произнес эту речь надломлено и горько, но сколько отчаяния прозвучало в его просьбе! Рэмбл не мог отказать. Его старчески обостренные чувства мгновенно выдали ответ: ради благополучия «мальчика» он готов на любой подвиг.
— Говорите: что я должен сделать? Что облегчит ваши муки? — спросил Рэмбл.
— Возьмите меня с собой на вашу встречу, — последовал четкий, заранее приготовленный ответ.
— И только?! — Рэмбл ждал чего-то значительного, что могло бы кардинально изменить жизнь Даниэля, и мелочная просьба, проникнутая всё тем же наивным романтизмом, порядком его разочаровала.
Ничуть не смущаясь, Элинт повторил:
— Господин Рэмбл, я так давно не был в обществе! Мне бы хотелось вновь понаблюдать счастливых людей, послушать музыку, окунуться в мир, в который для меня закрыты двери... Да, раньше мне частенько приходилось слышать в свой адрес насмешки; порой они были очень обидны, — но тогда я жил, понимаете? Жил, а не существовал. Джой желает сделать всё как лучше, она оберегает меня от посторонних, но я больше не хочу этого унизительного покровительства!
— Понимаю, — пробормотал сконфуженный Рэмбл, — только сомневаюсь, что это пойдет на пользу вашей впечатлительной натуре… Я еще не сказал, что Экла очень богата. От отца к ней перешла мебельная фабрика, конезавод, яхт-клуб. Кроме того, она владеет акциями крупнейших компаний. Поверьте мне, Даниэль: ворочать такими деньгами и оставаться одной — на это нужны серьезные причины. Подозреваю, что с годами у девчушки выработался скверный характер.
Даниэль был неумолим:
— Мне всё равно, какая она! Чтобы не стеснять вас, я вовсе могу отсесть за другой столик. И потом… вы же знаете — я не боюсь насмешек, пусть даже теперь их станет втрое больше!
Рэмбл долго не мигая смотрел на своего собеседника. Фанатичное нетерпение, присущее впечатлительным людям, не знало обратного хода. Безвольный юноша теперь страстно хотел хоть в чем-то настоять на своем, и Рэмбл его, как ни странно, понял.
— Хорошо. Я же обещал, что выполню любую вашу просьбу, а это ведь сущий пустяк!
Даниэль напряженно кивнул. На том они распрощались. Всё то время, пока старик шел к выходу, он каждой клеточкой спины ощущал на себе молящий взгляд. Элинт заслуживал понимания как никто другой, ибо его рабское положение было унизительным для мужчины.
2
Даниэль проводил послеобеденные часы на скамейке в саду перед домом. Слуги то и дело сновали вокруг калеки: ему не нужно было звонить в колокольчик или кричать, чтобы тотчас получить желаемое. Но теперь Даниэлю вряд ли было что-нибудь нужно. Вот уже битых полчаса он неотрывно смотрел вверх — на окна кабинета Джоанны, где происходил решающий для него разговор. Господин Рэмбл начал добросовестно выполнять данное обещание. Он явился к хозяйке, чтобы уведомить, а если точнее — спросить у нее разрешения на поход Даниэля в ресторан этим вечером.
Даниэль хотел пойти и знал, что пойдет в любом случае. Да-да, именно пойдет, а не поедет в своей проклятой коляске. А Джой… Когда Дэни вспоминал обстоятельства знакомства со своей женой, его охватывало молчаливое возмущение собственной безвольностью; возмущение, которое он усиленно скрывал от других.
Два года назад совсем юная девушка каким-то образом прознала про неудачника и его горькую судьбу. Под видом сиделки она навещала Элинта каждый день, очаровывая его, уже отвыкшего от ласки. Через месяц после знакомства Джой огорошила Даниэля прямым намеком на свадьбу — ей требовалось срочно объяснить окружающим свои частые визиты к постороннему мужчине. Но восемнадцатилетний Даниэль совсем не представлял себе семейной жизни! Тогда он мечтал выздороветь, и эта малознакомая девушка рождала в его сердце одну признательность.
Джоанна не сдавалась. Она не выпускала его из своих сетей. Боясь получить окончательный отказ, она металась и плакала у постели Даниэля, заверяя в вечной любви. И Даниэль сдался. Его глубоко поразил уже один тот факт, что его наконец безвозмездно, самоотверженно полюбили. Он понял, что не простит себе, если жестоко откажет влюбленной. К тому же Джоанна успела наведаться к его родителям, и те, завороженные ее пламенными речами и возможностью сбросить с себя заботу о больном сыне, надавили на Даниэля с другой стороны.
Именно так, почти против воли, лишь на основании любви Джоанны был заключен их брак. Однако Даниэля ждал сюрприз. В первую брачную ночь Джоанна сбросила с себя притворную маску влюбленности. «Я обманула тебя, — бесстрастно объявила она, не глядя в сторону мужа. — Обманула ради твоего же блага. Я не испытываю к тебе ничего, кроме сестринской нежности. Я искренне хочу помочь тебе. Зная правду, из честолюбия ты бы отверг мою помощь. А так ты думал, что женишься из жалости, но на деле ты спас себя. Ведь ты пропадешь без меня! Пропадешь!» — с тем она сдержанно чмокнула его в лоб и вышла, пожелав спокойной ночи.
Подобным образом Элинт был вовлечен в кабалу — круговорот одухотворенных жертв и возвышенных целей. Присутствие Джоанны тяготило его, хоть он и не питал к ней неприязни. Скорее, он презирал себя за слабость, благодаря которой до сих пор оставался в подчинении у фанатички. Даниэль не подал на развод: он понял, что кроме Джоанны никому не нужен — даже родителям.
Всё в задумках Джой от начала до конца казалось Даниэлю слащавой игрой. Игрой в бескорыстие, игрой в показное супружество… Кротость помогала ему терпеливо сносить унизительные обстоятельства своего положения. Элинт с неугасимой надеждой глядел теперь на окна, ибо чувствовал, что этот вечер сильно изменит его жизнь. Как? Трудно сказать. Предчувствие всегда туманно.
Наконец появился Рэмбл.
— Готовьтесь, Даниэль: вечер вы проведете вне дома! — торжественно объявил он, хлопая по плечу своего молодого друга, но тут что-то заставило его посмотреть вверх — у окна стояла Джоанна. Ее лицо, отягощенное противоречиями, белело за одним из оконных проемов. Спорить с этой женщиной было ох как трудно. Она противилась любой отлучке мужа из дома, однако Рэмбл был тверд. «Ладно, — устав, соблаговолила Джоанна. — Только пусть Даниэль обойдется без самодеятельности. Он еще очень слаб, ему вредны нагрузки. Он может потерять равновесие, упасть — тогда всё лишь усугубится». Самодеятельностью она, как правило, называла попытки мужа встать на ноги. «Не беспокойтесь. Всё будет исполнено в лучшем виде», — ответил Рэмбл, скрестив за спиной пальцы…
…— Джоанне нужно поскорее стать матерью, — совершенно серьезно заметил он Даниэлю. — Только так она перестанет вас опекать, словно малое дитя.
Даниэль густо покраснел.
* * *
Сегодня был особенный день, сегодня всё шло не так, как обычно. Вопреки своим принципам Рэмбл нанял автомобиль — черный, блестящий, похожий на большую игрушку. Именно в нем надушенные, облаченные в выходные костюмы, наши герои отправились в ресторан.
Присутствие Даниэля смущало Рэмбла. Этот взрослый мальчик глядел на него так, будто ждал какого-то чуда. А тот просто боялся его разочаровать, боялся убить в нем последнюю надежду на лучшее… Помимо обострения чувств на старости лет у господина Рэмбла выработался дар предвидения: обычно интуиция его не подводила. Вот и теперь он чувствовал, что этот вечер многое решит если не в его судьбе, то в судьбе Даниэля. Рэмбл брал на себя груз ответственности за инвалида. В случае чего Джоанна потребует у него объяснений, а, надо признать, даже он — пожилой человек — побаивался порывистой, эмоциональной Джой. Госпожа Элинт доверила ему самое дорогое — мужа, и Рэмбл знал наверняка, что она долго не усидит на месте. Джой отправится следом, чтобы своей властной рукой пресечь малейшее ослушание подопечного.
Ровно в половину восьмого вечера черный лакированный автомобиль преодолел мост через канал и мягко притормозил напротив сияющих россыпями огней окон ресторана «Три камелии». Это было уютное двухэтажное здание, которое располагалось в старой части города. Ресторан справедливо называли клубом: в просторном зале сочетались столики, сцена для музыкантов, площадка для танцев и бильярдные столы — в самом дальнем углу. Сюда Даниэль вошел на своих ногах, с одной стороны поддерживаемый другом, а с другой опираясь на трость. Больше всего он боялся, что в этот чудесный, сказочный вечер ноги подведут его — они дрожали и почти не сгибались в коленях, а если и сгибались, то неожиданно и резко, лишая равновесия.
Рэмбл с содроганием наблюдал за Даниэлем. Опасно шатаясь, словно былинка на ветру, юноша ничего не замечал вокруг и был целиком погружен в свои ощущения, но глаза его, исполненные праведной цели, лучились энергией и надеждой.
— Интересно, она уже там? — сказал старик, неизбежно вспомнив о виновнице грядущего заседания.
— Кто «она»? — спросил Даниэль, и Рэмбл понял, насколько тот далек от реального мира.
Пожилой джентльмен успокоился лишь когда Даниэль сел за столик и можно было не бояться, что он грянется оземь. По лицу юноши расползлись красные пятна, свидетельствующие о крайнем возбуждении нервов. Да, этот малый действительно легко впечатлялся: легко впадал в панику, легко обретал радость и восторженный пыл… В сущности, он был ребенком, которого хотелось взять под опеку и утешить. Было бы лучше, если бы Даниэль постепенно, через ежедневные тренировки возвращался к нормальной жизни. Позиция Джоанны скорее вредила больному.
Истосковавшись по свободе, он отважился на рывок, не задумываясь о последствиях, которые могли затронуть не только его здоровье, но и совесть друга.
Рэмбл с удовлетворением разглядывал стол, сервированный на трех персон: Джой организовала всё как надо! Здесь, наравне с декоративным оформлением в виде живых цветов и фигурно разложенных салфеток, ждали своего часа бутыли с вином и шампанским. В стороне люди только начинали занимать другие столики. Несколько завсегдатаев играли в бильярд. Разморенные скукой музыканты брали первые аккорды. Звуки шагов, шорохи, глухие удары кия о шары... Сейчас здесь царит покой, но ближе к полуночи грянет разгул: польется музыка и хлынет в бокалы спиртное. Рэмбл боялся, что именно тогда его юный друг заскучает. Даниэль был очень рад своей вылазке в свет, но вместе с тем ему явно чего-то не хватало… Ему не хватало свободы. Напрасно глаза вновь и вновь рыскали в поисках отдушины — они ее не находили. Быть может, Элинт увидел среди присутствующих неприятно знакомые лица, а может, разочаровался в самом себе, но ему всё сильнее хотелось покинуть место, куда он только недавно стремился.
Судя по всему, Экла Суаль опаздывала. Рэмбл еще раз пожалел, что подробнее не объяснил ей дорогу, понадеявшись на таксистов. Очень может быть, что Экла заплутала. Однако на вопрос официант ответил:
— Госпожа Суаль уже здесь. Она прибыла час назад.
Рэмбл растерялся. Если гостья приехала раньше них, то куда же она испарилась? Оглядевшись и не найдя никого, подходящего под описание ее внешности, он впал в замешательство. Может, они разминулись? Может, просто не поняли друг друга? Однако, право, как нехорошо! Дама наверняка жутко обиделась. Вспомнив отзывы о старых девах, Рэмбл почувствовал себя так скверно, что залпом осушил бокал вина.
Даниэль тоже казался удрученным и уставшим. «Уйдем?» — взглядом спросил он. Рэмбл молчал. Ему стало безмерно жаль беднягу.
Вдруг от группы игроков в бильярд отделилась женщина. Рэмбл сразу ее не разглядел за широкими спинами мужчин, но она была здесь и сейчас направлялась именно к столику наших героев. Незнакомка шла, плавно покачивая бедрами, обтянутыми узким шелковым платьем, и каждый ее жест излучал спокойствие и благородство, чувство меры и такта. Это была дама средних лет небольшого роста, не худая, но и не полная. Она была просто «нестандартной» — отличной от всего, что мы привыкли видеть.
Да, она была далека от классической красоты. Лицо ее — яркое, резко очерченное, — надолго отпечатывалось в памяти, стоило только задержать на нем взгляд. Его черты выдавали крикливый характер: такой же крупный, как и скулы, нос с горбинкой; губы из-за выступающей вперед верхней челюсти придающие лицу улыбчивый вид; большие бледно-зеленые глаза под черными дугами бровей — в контраст светлым прядям.
Облик дамы выявлял человека, который устал упиваться достатком. На ней не было драгоценностей, а на лице почти отсутствовал макияж, что шло ей только на пользу, ведь всё это отвлекло бы внимание от чистой кожи шеи и плеч, щедро покрытых загаром. Конечно же, незнакомка без ума от пикников, верховой езды и загородных прогулок.
— Как я рада! — воскликнула Экла, и нельзя было заподозрить ее во лжи — слишком ярко сверкали притягательные глаза, а голос звучал сочно, словно от него исходила жизненная сила. Госпожа Суаль не походила на старую деву. Возникал справедливый вопрос: неужели она могла хотя бы минуту прожить в одиночестве? Неужели могла быть независимой, самой управлять огромным состоянием?..
— Приношу свои извинения. Я просто не смогла удержаться: джентльмены так заразительно играют! — проговорила Экла и широко улыбнулась, обнажая ряд крупных, ослепительно белых зубов. Кто-то бы назвал ее улыбку вызывающей, но и грации этой улыбки никто бы не отнял.
Рэмбл порывался пожать ее руку, потом заколебался: не поцеловать ли ее на старинный манер? Ему не пришлось делать ни того, ни другого, ибо Экла первой заключила его в крепкие, родственные объятья. Получилось это не совсем ловко, однако Экла сгладила заминку своим заразительным смехом, от которого на душе стало светло. После она то же проделала и с Даниэлем, даже не спросив его имени. Прежде пребывающий в состоянии полета, теперь юноша смотрел на странную особу во все глаза. Она же вела себя естественно; поведение мужчин ничуть ее не смутило. Помимо воли все они приободрились. «Вечер удастся на славу!» — с облегчением вздохнул Рэмбл. Экла совсем не изменилась за прошедшие десятки лет. Старик узнал в ней маленькую девочку, какой видел ее однажды.
Рэмбл помог гостье занять место за столом и кликнул официанта. На удивление вкусы миллионерши оказались скромнее запросов людей со средним достатком. Была ли она скупа? Вряд ли. Просто Экла устала от собственных денег. Они тяготили ее.
Ребячески передернув плечами, госпожа Суаль оглядела своих новых знакомых.
— Позвольте вам представить: Даниэль Элинт, мой друг, — сказал Рэмбл.
Женщина улыбнулась и, перегнувшись через стол, повторно схватила Элинта за руку и с чувством потрясла ее. Ей, такой энергичной, жадной на внимание, хотелось снова и снова как-нибудь соприкоснуться с людьми, дарованными ей встречей. Казалось, стоит Рэмблу еще раз упомянуть имя Даниэля, как Экла возьмется приветствовать его вновь (чего юноша и опасался, и смутно ждал). Появление этой женщины было подобно буре после затишья. Экла их обоих огорошила своей простотой.
Вскоре подали блюда, чему гостья обрадовалась, ведь с утра почти не ела. Не переставая улыбаться и щебетать, госпожа Суаль наполняла бокал в случае, если мужчины запаздывали ее обслужить, ловко орудовала приборами сервировки, ела проворно, но без спешки.
...Отпив очередной глоток бордо, Экла, уже успевшая поддаться чарам вина, пытливо взглянула на своих кавалеров: седовласого старика и застенчивого юношу.
— Значит, Даниэль ваш друг? — спросила она нараспев. — Странно, но я сперва подумала, что вы отец и сын.
— Я был бы счастлив, будь по вашему, — скорбно вздохнул Рэмбл. — Увы, судьба не наградила меня потомством.
— Не слишком ли быстро вы говорите «увы»? — лукаво улыбнулась Экла, встретившись с вопросительным взглядом пожилого человека. — Вы хотите, чтобы Даниэль являлся вашим сыном. Что мешает вам выдать желаемое за действительное? Отчего вы не решите для себя раз и навсегда, что он — ваш сын?
Повисла пауза.
— Признаться, я сама так делала, и не однажды. Так интересней. Например, своим мимолетным знакомым я говорила, что у меня есть муж… Что сейчас он в деловой поездке или ждет меня дома… И мне верили, даже я порой верила самой себе! Вы мои друзья, и вам я могу открыть свои секреты.
Рэмбл насупился.
— Я не согласен, — возразил он. — Самообман не выход, это лишь путь к помешательству на почве фантазий. Поверьте моему опыту: если вы не смиритесь с одиночеством, рано или поздно оно погубит вас, если, конечно, вы не пожелаете с ним бороться. Мечты уводят нас от реальной жизни, и в том нет ничего хорошего.
Госпожа Суаль пожала плечами и принялась за овощной салат. Она ничуть не обиделась расхождению во взглядах, но и не была переубеждена — просто отказалась от спора. Как и Джоанна, Экла сама создавала свою реальность. Одно было неясно: то ли госпожа Суаль действительно относилась к числу целомудренных дев, то ли предпочла одиночество в силу распущенности. Рэмбл силился это понять, ибо от истины зависело его уважение.
У Даниэля тем временем были совсем иные заботы. Появление Эклы перевернуло весь его намеченный путь, его отношение к самому себе и к жизни. Мысленно юноша сравнивал госпожу Суаль с Джоанной, смущался, досадовал и недоумевал, однако не подавал вида. Экла часто обращалась к нему, но он отвечал ей односложно: «да», «нет»… И она понимала… Общительные люди зачастую имеют склонность относиться к замкнутости других с большой долей снисхождения. Между тем угрюмость задевала Эклу, поэтому она осмелилась растопить лед.
— Даниэль, почему вы такой грустный? Почему всё время молчите, всё о чем-то думаете?
Когда над самым ухом Даниэля прозвучал сопереживающий голос, он вздрогнул — Экла сидела совсем близко. Ее бледно-зеленые глаза смотрели в упор, изучая. «Она еще не видела, она еще не знает! — мрачно подумал Элинт, стискивая под столом ручку трости. — Сейчас она увидит. Посыплются ахи-вздохи, тщетные соболезнования…» Как жаль, что в глазах этой жизнерадостной женщины он не будет выглядеть достойно! Почему-то именно близость госпожи Суаль, ее дружеское обращение, ее искреннее желание помочь — пробуждали в безвольном человеке стремление к тем качествам, которые делают мужчину мужчиной. При ней ему хотелось быть лучшим...
— Позвольте пригласить вас на танец. Пусть я уже не молод, я постараюсь быть достойным кавалером, — вмешался Рэмбл, спеша выручить друга.
Экла обернулась, кивнула, затем опять обратилась к Даниэлю. На сей раз в ее взгляде сквозила тревога.
— Не грустите. Я скоро. Потом и мы с вами будем танцевать, — мягко сказала она. — О, вы такой бледный!
Он не успел оглянуться, как ее теплая сухая ладонь нежно потрепала его по щеке…
3
К тому времени в зале стало оживленнее. Музыка играла громче, люди приободрились, послышался смех… «Танцевать!» — в ужасе подумал Даниэль, посмотрев на свои непослушные ноги. Нет, сейчас он еще не готов, еще слишком рано! Своей попыткой пуститься в пляс он лишь опозорит Эклу. Быть может, выполняй он упражнения регулярнее, дела обстояли бы лучше, но строгие приказы Джоанны лишили его возможности вернуться к нормальной жизни.
— Он грустит, потому что очень несчастен, — пояснил Рэмбл, глядя в глаза внимательно слушающей его партнерши. — Не знаю даже, кому из нас пришлось хуже, ведь я, по крайней мере, свое отжил и… был свободен. А быть под каблуком у собственной жены — участь не из приятных.
— Даниэль женат? — воскликнула госпожа Суаль, и по ее лицу скользнула едва заметная тень сожаления.
— Да, — сдержанно кивнул Рэмбл.
— Но он так молод и… совсем не похож на семейного человека!
— Ну, знаете ли, можно состоять в браке, но семейным человеком не быть, — хмыкнул тот.
— Почему же тогда он один? Почему сейчас с ним нет его жены? — продолжала недоумевать Экла.
— О, это странный брак, весьма странный! — вздохнул старик. — Скорее Джоанна не жена Элинту, а его опекун. Но не тревожьтесь, она еще посетит нас сегодня. Джой не оставит Даниэля без присмотра надолго!
Казалось, слова Рэмбла укрепили непонимание Эклы. Она озадаченно хмурилась, покусывала губы. Юноша не на шутку заинтересовал ее — понял Рэмбл. Скучающая дама не отступится, пока не удовлетворит свое любопытство.
— Вы сказали, что Джоанна является опекуном Даниэля, — проговорила Экла. — Но почему опекуном? Разве он ребенок?
— Как, я разве еще не сказал? Это мое упущение, госпожа Суаль. Вряд ли Даниэль сможет составить вам пару в танце… Дело в том, что после аварии он утратил способность передвигаться. Ему очень трудно ходить. Реабилитация проходила бы скорее, если б не упорство Джоанны. Она запрещает мужу вставать с кресла, потому что опасается осложнений. Понимаете ли, властная женщина завладела волей столь кроткого и слабого существа, как Даниэль. Джой явится сегодня сюда, и вы сами всё увидите. Бедный мальчик всецело подчинен ей, а она чувствует власть в своих руках, и это ей нравится.
Рэмбл был вынужден говорить без умолку, потому что реакция Эклы превзошла все его ожидания. Она побледнела, и лицо ее исказило такое явственное выражение боли, как если бы теперь ей сообщили о злоключениях очень близкого человека. Экла взглянула туда, где по-прежнему сидел Даниэль, и послала ему улыбку.
— Это неправильно, — решительно сказала женщина, повернувшись к Рэмблу. — Он должен жить, должен радоваться! — запальчиво воскликнула она, и в ее поведении не осталось и следа былой беспечности.
— Наверное, вы правы, но семейные дела не терпят вмешательства посторонних, — рассудил Рэмбл.
Она как-то странно улыбнулась. Напрасно он старался разгадать смысл этой улыбки.
Тем временем плавная мелодия вальса сменилась ритмами танго.
— Боюсь, для этого танца я слишком стар, — остановившись, сказал Рэмбл.
— Боюсь, для этого танца я слишком устала, — вежливо поправила Экла.
Она торопливо подошла к одному из официантов. Перебросившись с ним парой слов, Экла возвратилась к столику со стаканом воды.
— Ничего. Я просто слегка запыхалась, — предупредила она вопрос Рэмбла, который успел заметить перемену в поведении дамы. Едва ли теперь она казалась опечаленной, просто былая подвижность сменилась в ней каким-то иным оживлением. Госпожа Суаль вплотную подсела к Даниэлю и протянула ему обе своих руки. Недоумевая, он скорее в силу инстинкта вложил в них свои ладони, которые были стиснуты крепко и горячо.
— Я научу вас танцевать иначе, — ласково сказала женщина. — Сплошь и рядом люди танцуют, совсем не подозревая, что не умеют этого делать. Они двигаются, семенят ногами, но при том совсем не чувствуют музыку, не сопереживают ей. А ведь это так просто! Вы только расслабьтесь, забудьте обо всём и повторяйте за мной… Доверьтесь мне! — Зеленые глаза Эклы казались такими проникновенными, а от ее рук исходило пульсирующее тепло.
— Не знаю, получится ли у меня, — смущенно шепнул Даниэль. — Я попытаюсь…
Она ответила ему лучезарной улыбкой. Он еще не ведал, что последует дальше. Он до замирания сердца боялся угодить впросак, вызвать усмешку… Однако почему-то именно эта чужая женщина казалась ему близкой и родной. Ее внимание доставляло ему ничем необъяснимую радость, ее прикосновения были нежны и приятны. Отчего-то сейчас Даниэлю вспомнилось, как однажды в порыве упоения собственной властью Джоанна нагнулась и быстро коснулась своими губами его губ. Тот черствый, безжизненный поцелуй не шевельнул в душе Элинта никаких чувств, кроме гнетущей неловкости. Он до сих пор представлял себя отдельным от Джоанны, ибо она была ему кем угодно, но только не женой.
Экла закрыла глаза. Ее руки, по-прежнему крепко сжимающие руки Даниэля, начали двигаться в такт музыке; они будто порхали — то подавленно сникая, то вновь обретая силу. Ее лицо раскраснелось, его выражение стало упоенным и мечтательным; в тот миг она была далека от реальности, как далеки от земли облака. Ее тело слилось с духом танца. Плечи трепетали, сама она то подавалась вперед, то неистово отклонялась, слегка запрокинув голову. Пример госпожи Суаль оказался так заразителен, что Даниэль действительно почувствовал себя полноценно танцующим на середине зала… Пару закружил вихрь страсти, который в мгновение ока отгородил их ото всех. Они остались наедине в ином, чудесном мире, где на пути простого понимания не существует преград...
Рэмбл с грустью смотрел на «детей», не смея прервать их самозабвенного порыва. Пусть этот вечер станет для них радужным островом среди серых будней, ведь уже завтра всё вернется на свои места.
Старик отвернулся и поднес к губам бокал вина. Он бы ушел, если б не ответственность за Даниэля. Да и для того, чтобы устраниться, нужно приличия ради известить своих спутников, а отвлекать их друг от друга ему хотелось меньше всего.
— Простите: господин Рэмбл?
Старик поднял близорукие глаза и увидел перед собой официанта.
— Да, это я…
— Вас к телефону. Очень срочный звонок.
— Звонок? Не иначе Джоанна. Наша неутомимая благодетельница звонит проверить, не украли ли ее мужа, — усмехнулся он и засеменил в направлении аппарата. Честно говоря, Рэмбл был рад возможности отлучиться из-за стола.
...— Алло! Говорите! Я слушаю вас! — Он кричал несколько раз, но в трубке молчали. — Алло!..
Послышались короткие гудки.
— Сорвалось? — участливо осведомился официант.
Рэмбл с досадой кивнул.
— Подождите. Может, звонок повторят, — посоветовал тот.
— Что означает ваше имя? — спросил между тем Даниэль у своей новой знакомой. Его всё откровенней восторгала эта удивительная женщина. Она казалась ему образцом душевности и простоты.
Утомленные пережитым, они сидели плечом к плечу, не в силах отвести друг от друга глаз. Маленькие руки Эклы теперь мирно покоились на коленях, но Даниэль до сих пор не мог забыть упоительной страсти, какой недавно был охвачен каждый ее пальчик. Даниэлю хотелось прикасаться к этим волшебным рукам вновь и вновь.
— Мое имя? Не правда ли, оно кажется вам странным?
— Немного. Оно интересное, как и вы…
Он потупился и покраснел.
— Вы не менее интересны, — с улыбкой заметила она. — Хорошо, я удовлетворю ваше любопытство. В переводе с французского мое имя означает «осколок». Помню, мама в детстве говорила, что я однажды «засяду» в сердце полюбившего меня мужчины осколком, который уже ничем не удалить. До сих пор ее пророчества не сбылись.
— Они сбудутся, уверяю вас! — искренне воскликнул Даниэль, ибо сам не представлял женщины прекрасней, чем эта. Он говорил что-то еще, пытаясь выразить полноту своей симпатии посредством путанных фраз.
Вдруг Экла резко подалась вперед и схватила его руки.
— Вы хотите уехать? Сейчас, сию минуту? Хотите обрести свободу? Ответьте скорее. От вашего желания зависит всё.
Ее горячий тон туманил разум. Она говорила быстро, возбужденно, неистово. Даниэль даже не сразу постиг смысл ее слов — до того они были фантастическими, особенно если учесть его образ жизни.
— Уехать? Сейчас? — переспросил юноша, и растерянность в его взгляде сменилась отчаянием.
— Да! Уехать! — заговорщицки прошептала Экла. — Сегодня ночью я еду в провинцию близ Бель-Канты, где проживают мои родственники. Я не видела их раньше. По сравнению с ними вы будете мне гораздо роднее и ближе! Мы погостим там с месяц, а потом вы вернетесь домой, а я — в свой город. Вы не пожалеете! Мы станем друзьями!
Ее взгляд умолял, ее руки судорожно ласкали его ладони.
— Это невозможно, — ответил он, кивая на трость. — Я инвалид. Моя жена…
— Доверьтесь мне, — как всегда ласково настояла она. — Мы объясним ей позже. Мы всем всё объясним позже, когда уже никто не сможет нас удержать.
— Я…
— Всё будет хорошо, — прервала его госпожа Суаль.
Они воровато оглянулись на Рэмбла, который, ничего не подозревая, дежурил у телефона.
— Ну — что?!!
Даниэль терзался. Угрызения совести, страх перед будущим и стремление к мечте разрывали его пополам. Он то ощущал себя гадким и жалким, то досадовал на свое промедление. Почему он никогда не может что-то решить всерьез? Почему так слаб и телом, и волей?!
— Я согласен, — выдохнул он, прикрывая глаза.
Через секунду заговорщики украдкой пробирались к выходу. Женщина шла очень быстро, поддерживая Даниэля под локоть, а он едва поспевал за ней. Порой ему думалось, что он волочится следом, словно тряпка. От волнения стучало в висках, лихорадочное возбуждение разливалось по телу.
— Быстрее! Быстрее! — в беспокойстве торопила его Экла.
И Даниэль спешил, как мог. Что будет, если Рэмбл остановит их при попытке к бегству? О, это было даже страшно вообразить! Дело попахивало скандалом.
Наконец — успела пройти целая вечность — пара достигла лестницы, вверх по которой Элинт взбирался с таким трудом. Разве думал он тогда, чем обернется его «вылазка» в свет?
— Быстрее! — вновь повторяла Экла, увлекая всё дальше и дальше в пучину невозможности. Весь этот головокружительный побег был подобен смерчу, вырвавшему тихого человека из его тихой жизни. Даниэль не чувствовал под собой ног. Кругом всё кружилось и мелькало… В один такой миг удерживающая его рука Эклы рванула сильнее, и он, потеряв равновесие, полетел в пустоту. Сквозь грохот ударов собственного сердца Элинт слышал чей-то вскрик, видел, как раздаются в стороны чьи-то фигуры. Боль, смятение и отупелый страх. По инерции упавший силился подняться, и спутница предпринимала отчаянные попытки помочь ему в этой нелегкой задаче.
— Тебе больно? Потерпи… Еще немного… У дверей нас ждет автомобиль. Ну же! Поднимайся!
В глазах Даниэля помутнело. Лишь голос, вселяющий надежду, звучал громче и громче:
— Поднимайся!
Он послушался. Прилагая неимоверные усилия, он пополз к дверям — не было сил думать об унижении.
— Молодец! Умница! Еще! Еще! — откуда-то сверху звучал голос Эклы.
Они оказались на улице. Госпожа Суаль бросилась к машине. Шофер дремал за рулем, уткнувшись в развернутую газету.
— Густав! Скорее!
Низкорослый полноватый мужичок, вскочив, ошалело протер глаза тыльными сторонами ладоней.
— Да, госпожа! — вытянулся он по струнке.
— Помоги этому человеку. Как можно скорее подними его с пола и перенеси в машину.
Густав отогнал от себя вопросы и проворно подскочил к распластанному на крыльце Даниэлю. Совместными усилиями они перетащили несчастного под кров автомобиля.
— Теперь в гостиницу, да поживее! Надеюсь, Люси не распаковывала мои вещи.
Устроившись на заднем сиденье, Экла положила голову юноши себе на колени и накрыла сверху своими руками. Он тяжело дышал, ибо еще не пришел в себя после пережитого.
— А это?
Густав сомнительно повертел в воздухе тростью, которую подобрал рядом с Даниэлем.
— Дай сюда, — потребовала Экла и жадно схватила вещь, словно это была драгоценность.
Шофер плюхнулся к рулю. Прежде чем тронуться в путь, он еще раз оглянулся на своих странных пассажиров. Госпожа Суаль помогала Даниэлю поудобнее устроиться на мягких сиденьях.
— Всё будет хорошо. Не жалей о принятом решении. Мы что-нибудь придумаем. Обещаю, тебе больше не будет больно.
Автомобиль поехал по городу, окутанному плотными сумерками. Скоро остались позади и ресторан, и мост через воды канала. Подняв ворох листвы, машина умчалась в неизвестность, и ворчание мотора стихло вслед за только что звучавшими здесь голосами...