1. Итальянский художник Джакомо Мантегацца (1853–1920), известный жанровыми картинами и ориенталистскими темами (ориентализм — «комплекс явлений общественной и художественной жизни, культурных практик и идеологических установок», соотнесённый с «широким общественно-политическим контекстом эпохи»); 2. Случайная встреча с неизвестным исходом.
***
Он обратился ко мне в конце приёма, посему тему психотерапевтического сеанса развить не удалось до настоящих глубин, но вот, что запомнилось.
– Доктор, я, по всей вероятности, страдаю навязчивостью, – заявил молодой человек по имени Александр.
Я не стал спрашивать какой, а сделал на лице выражение недоумение. Этому незамысловатому приёму научил меня истый практик в области психиатрии мой начальник отделения – Строчек Максим Акимович. При этом он говорил: «Если перед тобой шизофреник, он на твой фейс никак не отреагирует, а если пациент эмоционально сохранен, что, как ты понимаешь, Сергей, неплохо – обязательно получишь ответ. И вообще в дебюте общения психиатра с пациентом лучше помалкивать, как учил нас, известный тебе, Сигизмунд Фрейд». Тогда я поправил своего учителя: «Зигисмунд Шломо Фройд». Далее я вынужден был выслушать пространный ответ шефа на мою реплику. Какой ответ? – вы легко можете себе представить. Повторять его не буду, так как к настоящему рассказу и к венскому психоаналитику это имеет всего-навсего косвенное отношение.
Александр, как оказалось, сохранил некоторое осознанное сопереживание эмоциональному состоянию другого человека, и отреагировал на мою лицевую профессиональную заинтересованность следующим:
– Чтобы вы поняли, доктор, начну с начала. Недавно я переехал в квартиру в новом доме. Я человек хоть и не общительный, но вежливый, рос и воспитывался в небольшом городке, где все, или почти все, друг друга знают. Поэтому при встрече я, как правило, здороваюсь. Так... На всякий случай, – при этом пациент посмотрел на меня, пытаясь понять, как я отреагирую на его привычку к избыточной приветливости.
Я приподнял брови и произвёл кистями рук жест раскрытия, давая понять, что не нахожу в этом ничего предосудительного, дескать, у каждого свои представления о хороших манерах.
– Так вот, – продолжал Александр, – периодически в нашем подъезде я встречал молодую женщину. Ни то, чтобы красавицу, но и не уродину, я бы даже сказал приятную на вид. Так мне показалось. Я стал с ней здороваться по своему обыкновению. Помню, первый раз она посмотрела на меня с недоумением.
Мне, как психотерапевту, чтобы ускорить рассказ моего визави, ничего не оставалась, как изобразить улыбку, которая свидетельствовала о том, что необходимая информация, о декларируемой им навязчивости, в его рассказе отсутствует. Мою гримасу он расценил правильно и сообщил тихим обречённым голосом с придыханием:
– Подождите – это только завязка.
Я невольно заёрзал в кресле, осознав, что мне придётся выслушать ещё: развитие сюжета психопатологии, её кульминацию и развязку. И всё это в конце рабочего дня. Чтобы сгладить впечатление от моего душевного состояния, я сделал вид, что усаживаюсь поудобнее и весь превращаюсь во внимание, для чего поддался корпусом вперёд навстречу пациенту. С моей первой специализации по психиатрии я помнил высказывание известного физиолога и психолога Ивана Михайловича Сеченова о невербальной коммуникации: «всякое представление, возникающее в психике, любая тенденция, связанная с этим представлением, заканчиваются и отражаются в движении» – на этом основании психотерапевту необходимо контролировать свои бессловесные сигналы, адресуемые пациенту. Они должны носить преимущественно целенаправленный характер. Больше всего мне не хотелось проколоться на этом, то есть на так называемой неконгруэнтности, как принято изъясняться у психиатров, так как это кардинально нарушает контакт с пациентом.
– А произошло следующее, продолжил Александр, – какое-то время мы любезно здоровались при встречах, ведь это никого ни к чему не обязывает, не так ли, доктор? Правда иногда я замечал, что соседка заинтересованно посматривают на меня. Я относил это на то, что новые люди всегда вызывают у других любопытство. И вдруг однажды она не ответила на моё приветствие, – мой, условно говоря, собеседник задумался, взгляд его устремился в пространство.
Рассказ становился интересным и это невольно отразилось на моём лице, впрочем, молодой человек этого, по-видимому, даже не заметил, как я понял: он был погружён в какие-то, пока непонятные мне, свои переживания. «Эти переживания и есть мишень психотерапии», – заинтересованно подумал я.
– Чрез день, когда мы снова встретились, она как ни в чём не бывало, поздоровалась со мной. Надо отметить её нелюбезности, первоначально показалось мне случайной, и я не придал ей особого значения. У человека бывают разные обстоятельства и не всегда хочется приветствовать друг друга. Что тут такого?
Я задумчиво покачал головой как бы соглашаясь. Невербальный диалог, с моей стороны продолжался. Мне всё ещё не хотелось ввязываться в бой, так как я не совсем представлял с какой психопатологией имею дело. И психопатология ли это? Психотерапевт открывать рот должен только тогда, когда он уяснил все нюансы сознательных и подсознательных посылов нарушений своего пациента, – спасибо Фройду и его психоаналитической кушетки.
– Какое-то время мы здоровались как прежде, я был озабочен обычными проблемами на работе и всякими другими будничными заботами. И вдруг она ещё раз со мной не поздоровалась и, как мне показалось, даже отвернулась. Моё «здравствуйте» повисло в воздухе. Я с недоумением задумался: к чему бы это? Но затем повседневность отвлекла меня от мыслей, пытающихся объяснить поведение соседки, хотя осадок непонимания остался.
Я следил за повествованием моего пациента молча, рассчитывая услышать скорую развязку.
– Я стал ловить себя на мыслях о соседке, всё чаще и чаще, после того, как она со мной не поздоровалась. «Почему? – спрашивал я себя, – возможно, я вызываю у неё неприятные чувства? Что я сделал неправильно? – ведь я был вежливым». Какое-то время я её не видел, избегая встречи с ней – непроизвольно я изменил время, когда мы могли с ней встретиться перед домом, на лестничной площадке или лифте. Теперь я понимаю, что это происходило неосознанно с моей стороны, непроизвольно. Почему я это делал? Объяснить не могу. Видимо, мне хотелось забыть её, и то, что она меня отвергла своим невниманием, но чем сильнее было это желание, тем она навязчивее всплывал в моём голове. Сознательно я пытался вытеснить её образ, н она приходила ко мне даже во сне.
– Ответе мне, пожалуйста, – раскрыл я рот наконец, потому что мне, как психотерапевту, это было очень важно, – эти мысли о вашей соседке были вам неприятны?
Мой пациент задумался на какое-то время. Я терпеливо ждал, пытаясь по его реакции понять, какие эмоции он испытывает.
– Трудно ответить. Я испытывал в отношении её какие-то взаимоисключающие эмоции, как отрицательные, так и положительные. Я совсем запутался, доктор. Поэтому я и решил обратиться к вам.
Мой рабочий день заканчивался, и я решил ускорить процесс психотерапии и обратился к Александру со следующим монологом:
– Для начала я расскажу вам одну очень старую историю, – начал я. – расслабьтесь, отвлекитесь, отрешитесь от всего и внимательно послушайте! (на этих словах я сделал акцент императивного характера). Чтобы вас ничто не отвлекало, можете даже закрыть глаза! (снова акцент такого же свойства). Когда-то очень давно на востоке Балкан существовала территории, которая называлась Румелия, в переводе «земля римлян», ещё её называли Фракия. После ослабления! (акцент), упадка влияния Рима, народы её населяющие решили избрать себе царя, под его влиянием! (акцент) они хотели бы находиться, чтобы переложить свои заботы на этого руководителя! (акцент), а самим испытывать облегчение от разных забот! (снова акцент).
Чтобы избежать распрей и кровавой борьбы за это высокое место, их главный оракул предсказал! (акцент): кто первый въедет в город на повозке, запряжённой волами – тот и станет царём фракийцев.
Затем я перешёл на очередной императив, не отличимый от простого любезного предложения:
– Это хорошо, что слушаете вы меня внимательно, располагайтесь в кресле поудобнее! – это только начало. Затем продолжил:
Первым в город въехал на повозке бедный крестьянин по имени Гордиес – так гласит одна из легенд. Другая повествует, что землепашцу Гордиесу царскую власть предвещали птицы, так трактовала их голоса, его жена-вещунья, обученная искусству гадания. (Императив): Всегда легче поверить, и вы это знаете, безо всякого внутреннего сопротивления в то, что непонятно и необычно! По их наущению наш герой отправился в храм Зевса и установил там свою повозку. (Императив): как верно говорили франки: во всех мужских деяниях ищите женщину, а найдя её – решите проблему!
А чтобы закрепить свою власть во Фракии Гордиес привязал повозку, то на чём он въехал в царствование, в храме замысловатым узлом, и повозка словно заснула! (снова акцент) на долгое время, так как никто не мог её отвязать – узел был очень сложным, хотя всякие узлы в конце концов будут развязаны! (акцент). Этот замысловатый узел назвали – Гордеев узел. Всем казалось, что эту проблему нельзя было решить, но ... (императив) проблему решил человек по имени Александр!
На этом месте я прерву свой рассказ. То, что мой пациент оказался Александром – случайность. Он уже к этому моменту сеанса находился в трансовом состоянии, его взгляд стал неподвижным, и он словно застыл в кресле, слушая мою психотерапевтическую историю.
– А теперь внимание! (акцент), продолжил я я свой рассказ. – Александр разрубил узел! (акцент) тем! что у настоящего мужчины всегда должно быть с тобой! (акцент)... мечом. И проблема была решена! (акцент) и с этого момента никаких, совершенно никаких! узлов (акцент), всё развязано, всё освобождено! (акцент).
Затем я провёл стандартную процедуру выведения из транса и отпустил пациента со словами: «Я абсолютно уверен, что у вас всё будет хорошо!»
Где-то через пару недель случайно встретил Александра, и он радостно сообщил, что явления навязчивости исчезли, и по секрету объявил, что они с соседкой уже «переспали». Последнего, как вы можете убедиться из протокола психотерапевтического сеанса, я не программировал. Впрочем, мне было приятно, что навязчивости моего пациента не перешли в обсессии, и он от них освободился.