Бей первым, парень!

Повесть

Глава 1
      Говоря откровенно, ежегодные летние поездки в детский психоневрологический санаторий, Борю Песцова не то, чтобы очень радовали. Хотя где-нибудь в мае месяце он еще храбрился перед родней и соседями, заявляя: «А ведь там классно, в этом санатории. С друзьями встречусь – с Костиком и с Генкой». Но чем ближе подходил июль, когда мама отвозила Борю на лечение до конца лета, тем слабее был его энтузиазм.
     В этом лечебном учреждении тринадцатилетний Боря до сих пор ощущал себя в состоянии вопиющей несвободы – чуть ли не как в тюрьме. Представь – тебя отвезут за несколько сотен километров от родного дома и оставят там, на попечении воспитательниц и медперсонала на полтора месяца. Мама в тот же день вернется домой, а тебе – нельзя. Надо торчать в санатории, пока путевка не кончится.
     Не слишком нравилось ему жить по расписанию, посещать каждый день процедуры, глотать горькие таблетки и порошки, да ещё и уколы терпеть.
     Уколы были разноцветные – красные, белые, желтые, синие, зеленые. Так их различали ребята из младшей группы. В группе старшей восьмиклассники уже знали уколы по названиям витаминов – B1, B12, PP – и так далее. Но для Бори пока ещё привычнее было убеждение, что, например, красные уколы не очень больные – сравнимы с укусом комара. Белые несколько больнее. Желтые – довольно чувствительная неприятность. Синие – вообще лютая гадость, фиг вытерпишь, даже в руку (в неё считалось – легче). Зеленые же уколы подростки только видели издали – лекарство, набранное в шприцы. Их давненько почему-то никому не назначали, и о том, насколько они больные, по санаторским группам ходили устрашающие легенды.
     Тем не менее, лечиться им было нужно. У Бори Песцова, к примеру, имелись последствия ДЦП – в легкой, как говорили, форме – и это правда, поскольку тяжелые формы детского церебрального паралича приводили к полному или очень значительному обездвижению человека. В малолетстве Боря не мог ходить вообще, но постепенно кое-как научился, хоть и сильно косолапил. Но, видимо, его случай был как раз не самым тяжелым. Упомянутые выше Борины друзья пострадали от этой болезни серьезнее. Гена Цыплаков – ему теперь было четырнадцать лет – ходил с трудом на костылях, но предпочитал передвигаться, держась руками за стены, либо за неподвижные предметы. А Костя Воробьев ходить не мог совсем. Ноги его висели непослушные, как плети, и он ездил в инвалидной коляске. Косте было двенадцать лет.
     Правда, сегодня, вновь впервые зайдя в среднюю группу, Боря не увидел там ни Генки, ни Костика. Приближалось время обеда, а за низкими детскими столиками сидели пять мальчишек и одна девчонка. Полностью группа будет сформирована, похоже, к вечеру.
      После обеда, «тихого часа» и полдника, за время которых ребят в группе хоть и прибавилось, но знакомым из них Боре был только Паша Сметанин – хулиган и задира (лучше бы не приезжал в этот раз!), все отправились на прогулку. Боря задумчиво бродил по всей территории санатория. Вот он присел на лавочку возле деревянного стола из крашенных синим досок. Напротив него сидела девочка, судя по росту – из старшей группы. Она была вся поглощена чтением какой-то книги в твердой, блестящей обложке.
     «Жозеф Бедье. Тристан и Изольда» - мелькнуло перед Борисом название книги.
     На какое-то ничтожное мгновение девочка оторвала свой взгляд от страниц, и Борю как будто обожгло. Или нет – притянуло, примагнитило. Ему захотелось, чтобы эти карие глаза смотрели на него всегда.
     Но глаза эти смотрели не на Борю, а в книгу – очень пристально. Наверное, книга была увлекательная.
     Познакомиться с девчонкой? Что-то, однако, Боре мешало.
     «Ну, спрошу – как тебя зовут. Например, Маша. Познакомимся. А дальше о чем спрашивать? Что читаешь? И станет она мне пересказывать такую толстую книгу?..»
     Почему-то Боре любые слова, адресованные им этой девчонке сейчас, заранее казались глупыми.
      - Настя! – сказала другая девочка, подошедшая к скамейке, на которой сидело Борино чудное видение. – Пойдем в резиночку играть с девками?
      И видение ушло с этой подружкой, унося книжку в подмышке. Обе девчонки скрылись за углом здания санатория. Как они там играли, Боре не было видно.
     Значит, Настя её зовут. А, то есть – Анастасия.
      Боре вспомнилось, как ещё дома, перед самым отъездом сюда он посмотрел замечательный фильм «Гардемарины, вперед!»
      «Анастасия! Звезда моя!» - восклицал в этом кино влюбленный персонаж Михаила Боярского…
      И только теперь Боря вдруг понял, насколько прекрасно – просто великолепно! – звучит это сочетание слов: «Анастасия! Звезда моя!».
     Прямо сладость какую-то во рту ощущаешь, произнося это полушепотом – чтобы никто не услышал. Сладость, смешанную с легкой, приятной кислинкой.
      Ещё он стал сильно скучать. То есть, и раньше, в малолетстве Боря скучал, оказываясь здесь – тосковал по дому. Но теперь тоска была иного рода. Всё, чем бы он тут ни занимался, казалось ему неважным, не имеющим какого-либо смысла. Всё, кроме сидения за столиком напротив Насти, читающей книгу. Сидеть и молчать, ибо любые слова тут глупы и неуместны.
      В один из первых вечеров смены, когда все три группы детей в спортзале смотрели по телевизору фильм-сказку «Волшебная лампа Аладдина», и большинство ребят и девчонок дружно смеялись над шутками и остротами из фильма, Боря лишь думал, что он уже вырос из таких детских киношек, и украдкой поглядывал на Настю, как вдруг услышал с экрана:
      «Я хочу, чтобы на тебя напал лев, и я убью его».
      «А вот бы, действительно, что-то грозило бы Насте, а я бы за неё заступился», - мелькнула у Бори мечтательная мысль.
       Но Насте, пока, вроде бы, ничего особо не грозило.
       На следующий день, идя с процедур на обед, полностью погруженный в мысли Боря, вдруг услышал где-то рядом неожиданный возглас:
    - Ого, это ж Генка приехал! Ну, слава Богу! Теперь хоть что-то интересное начнется!
    То, что увидел Боря, выглядело невероятным. По холлу шел на костылях самый обыкновенный Генка Цыплаков. Рядом шла его мама. Им навстречу попался Паша Сметанин, и от радости готов был просто-таки броситься Генке на шею.
     - Привет, - пробурчал Паше Генка довольно угрюмо. – Погоди обниматься, дай хоть до группы дойти.
      Пашу прежде уж никак нельзя было счесть большим другом Гены Цыплакова. Сметанину больше нравилось бегать, играть  в «войнушку», порой всячески озорничать (если не сказать – хулиганить); тогда как Генка ходить вообще боялся, а любил читать книги и смотреть телевизор – это последнее здесь, в санатории, было весьма дозировано.
     Вот с Димоном Борщовым Паша Сметанин, и  точно, дружил. Но тот был ещё более шустрым  и хулиганистым.
     Кстати сказать, к девчонкам эти двое и все их приятели относились как-то насмешливо и надменно. Часто вечерами пацаны обсуждали, кто с какой девчонкой дружит дома.
      - У моей ноги – во! – от самой шеи растут! – хвастался Димка Борщов.
      - А у моей бёдра – во! – в два обхвата! – отвечал ему Паша Сметанин.
      - А у моей уже сиськи немножко видно, - добавлял Кеша Кузьмичев – ещё один малолетний хулиган.
      Из смежной палаты, в которой отдельно, разумеется, от мальчишек спали девчонки, порой доносился громкий шепот, адресованный именно пацанам:
      - Эй! Держи записку!
      - За что её держать? – невозмутимо вопрошал Дима Борщов, и  все его приятели негромко, но дружно смеялись. Однако же, под дверь со стороны девочек просовывалась записка, и Дима, или кто другой, кому она была написана, забирал её и молча читал под одеялом.
      Их разговоры такого сорта казались Боре Песцову всего лишь глупым выпендрежем. Никаких романтических отношений со здешними девочками никто из этих троих не заводил.
     Что касается того обстоятельства, почему Паша Сметанин решил, будто с приездом Цыплакова начнется «хоть что-то интересное», то дело было в том, что загадочный Генка являлся сказочником. В то время, когда многие ребята обсуждали перед сном всякие глупости, или довольно толковые школьные дела, Гена рассказывал своим товарищам сказки, каковые вычитывал дома в книжках, а иногда выдумывал и сам.
     Так он выдумал целую Страну Сказок, в которой, якобы, и на самом деле обитали герои всевозможных волшебных историй. Гена воображал, будто он сам может бывать в этой Стране, проникая туда через таинственную дверцу в стене его собственной комнаты дома, рядом с кроватью.
       Гена Цыплаков считал Страну Сказок своей тайной,  однако со времени ее выдумывания разболтал об этой Стране многим своим приятелям и знакомым. Друзей у него было мало, как это бывает почти всегда и у каждого. В сущности, друзьями Гена мог считать лишь Борю Песцова, Костю Воробьева да еще Олега Бородина. Все вместе здесь, в санатории, они встречались не каждый год, а как повезет.
     Большинство же приятелей и знакомых – и Боря Песцов, тоже – считали Генку Цыплакова отъявленным вралем. Ведь где-то класса с четвертого подростки начинают понимать, что никаких чудес не бывает. А Цыплаков упорно продолжал твердить о Стране Сказок, воображая, что она – есть великая тайна.
      А уж Боря-то насчет собственной тайны – тяготения к прекрасным глазам Анастасии – никому трепаться не собирался. Хотя его загадочный друг, похоже, разбирался во всяких книгах лучше всех в этом учреждении.
     И однажды Боря решился спросить у Генки кое о чем (стараясь ничем своей тайны не выдать):
      - А ты не читал никогда книжку «Тристан и Изольда», - спросил его Борис. – Интересно, о чем она?
      Генка ответил, что эту книгу он читать пытался, но до конца не дошел – заскучал на середине.
      - Там о рыцаре, который ищет свою даму сердца в сказочных мирах и сражается за неё, - объяснил Генка Борису. – Но это – сказка для взрослых. Пацану её не осилить.
     - Пацану не осилить, а девчонке – в самый раз? – усомнился Боря.
     Он не подумал, что в этот самый момент выдал свою тайну, что называется, «с головой». Потому, что в тот же вечер Генка обнаружил интересующую друга книгу, и назавтра посоветовал ему.
      - Можешь попросить «Тристана и Изольду» у Насти Крыловой, если тебе так интересно.
     Получалось, что Геннадий незамедлительно, без всякого напряжения, взял да и познакомился с Настей. Ну, конечно! Его же не тянуло к этой девушке странной силой.
     - А я стесняюсь, - признался Боря, выдавая себя ещё больше. Похоже, что у него зарделись при этом уши и щёки.
     - Погоди-ка! Ты влюбился, что ли? – с подозрением глянул на друга Генка.
      Боря лишь махнул рукой и заговорил о том, что Костик Воробьев в эту смену, наверное, не приедет. А жаль…
      Следующие три дня Генка не донимал Бориса расспросами о Насте, но вид при этом имел загадочный и взирал на Борю сочувствующе. В конце концов, Генка сообщил другу, когда никто их не мог подслушать:
    - Кажись, я понял, кто тебе мешает с ней познакомиться…
     Боря уставился на него недоуменно и вопросительно.
     - Это делает волшебник из Страны Сказок, - объяснил Генка. – Создал между тобой и Настей невидимую преграду.
     - Какой волшебник? Ты опять что-то выдумал только что?
     - Ничего не выдумал. А волшебник – самый обыкновенный. В Стране Сказок всяких волшебников полно.
     Про дверцу в стене, через которую Гена из своей квартиры, якобы, попадал в пресловутую Страну, Боря знал уже не первый год, но относился к такому бахвальству друга скептически.
    - Зачем это волшебнику мешать мне?
    - А может, Настя ему самому понадобилась…
    Боря прыснул от смеха.
     - На что же нужна волшебнику девчонка тринадцати или четырнадцати лет?  Что он к ней так привязался?
     - Мало ли… - пожал плечами Геннадий. – Может, он решил забрать Настю к себе и  воспитать, как преемницу. Сам, допустим, уже старый. Или для обучения требуется порядочно лет…
     - То есть, он её скоро вообще утащит?
     - Хоть бы что!
    Боря не выдержал – засмеялся.
     - Ха-ха! И когда же он это сделает?
     - Откуда мне знать? Когда сочтёт нужным…
     - Почему же он нашел будущую преемницу именно здесь? Не связано ли это как-то с тем, что и ты – тут? – подмигнул Боря приятелю уже с явной издёвкой.
     Гена не стал продолжать спор, и весь следующий день с Борей не разговаривал.
     А ещё через сутки Настя исчезла из санатория.
     На расспросы о том, куда Настя делась, воспитательницы хмуро отвечали ребятам: «А вам это знать необязательно». Одна Настина подружка рассказала, что у девчонки внезапно умерла бабушка, и за Настей приехал отец, чтобы ей быть на похоронах.
     Вроде бы, всё разъяснилось – пусть и довольно грустно. Но упрямый Гена Цыплаков продолжал твердить про волшебника, забравшего Анастасию в Страну Сказок.
     Тут надо ещё упомянуть об одном пустячке. Уже при первом рукопожатии с Геной Боря заметил, что на безымянном пальце правой руки друга теперь имелось небольшое колечко, скрученное из серебристой проволоки.
    - Сам сделал? – мимоходом, без особого интереса спросил Боря.
    - Подружка одна подарила, - ответил Генка.
    - Вы с ней в маму и папу играли? – усмехнулся Боря.
    - Не такая подружка, - улыбнулся и Генка. – Она из Страны Сказок.
    Он готов был вот этак – небрежно – упоминать про Страну Сказок хоть на каждом шагу. И хотя бы из-за этого верилось Гене слабо. Даже со стороны Бориса.
     - Подружка из Страны Сказок, если бы взаправду, настоящий бы перстенек подарила, - усомнился Боря. – Хотя бы медный. Или стальной. А это – так, неизвестно, что такое…
    - Много ты понимаешь! – тихо доказывал Генка. – Это настоящее волшебное кольцо. В своем истинном виде оно серебряное, а пока – так замаскировано, чтобы никто не знал.
     - И в чём же его волшебство?
     - Кольцо поможет мне попасть в Страну Сказок, когда в этом попадании случится необходимость.
     - А прямо сейчас у тебя нет необходимости оказаться в Стране Сказок?
     Если бы Боря искренне верил, что сказочный мир существует на самом деле, он был бы колоссально удивлен, что Генка Цыплаков всё ещё не пожелал уйти туда и там оставаться пожизненно. Но Боря не верил почти совсем, и вместо удивления просто полагал, что Генка интересничает и выпендривается.
     - Представь себе, мне пока туда неохота, - сказал Цыплаков – в общем, то, что Боря и ждал от него услышать. И добавил с видом пожилого ворчуна: - Там, представь себе, вовсе не так уж прекрасно и беззаботно, как ты думаешь. Бывает и скучно, и страшно… И больно.
     В свои тринадцать лет Борис Песцов был достаточно умен, чтобы понимать, что друзья бывают разные – и всё равно остаются друзьями. Какие бы ни были недостатки у того же Генки – он Боре друг, пока не предал его, или не насмехался над ним. В том, что Генка не смеется втихаря – Борис был уверен. Просто Цыпа – чудак. И друзей готов посвятить и вовлечь в свои сумасбродства.
     Этот разговор произошел у них в день приезда Гены в санаторий. А сейчас, спустя несколько дней после грустного исчезновения ненаглядной Бориной Насти, два друга просто сидели после полдника в почти пустой группе и играли в шахматы.



Глава 2
     Нет, Гена рассказывал друзьям о Стране Сказок далеко не всё и не сразу. Сказав о некоей подружке, подарившей ему колечко, он не стал растолковывать, что Снежная Королева, у которой он гостил некоторое время раннею весной этого года, являлась к нему ещё раз – и именно она-то подарила сей перстенек.
     «Если снова захочешь к нам, - объяснила Королева. – Или тебе понадобится наша помощь – просто переодень кольцо с одной руки на другую – и кто-нибудь из Страны Сказок придет к тебе на выручку».
      Что-то уж больно добрая она была в тот раз. Ну, ясно – опять заманивала. Но ведь Гена-то знал теперь, что  она вовсе не добрая, а хитрая. Без выгоды для себя ничего не делает. Таких ребят, как он, Королева попросту использует.
     Кольцо было красивое, ярко блестело настоящим серебром. Но было в нем какое-то коварство, не могло не быть – понимал Гена. Может, выбросить его от греха подальше? Опять же – родители увидят – наверняка начнут расспрашивать: где Гена его взял?
     Но первой кольцо попалось на глаза сестре Гены – Кате. Она про Страну Сказок знала по рассказам брата и, в общем, в неё верила. Только как-то странно. То верила, то нет.
      - Ну, проверь, - пожала Катя плечами. – Они предлагают тебе свою помощь? А ты, вон – задачу по физике решить не можешь – сидишь, мучаешься. Так попроси помощи.
     Гена переодел кольцо с левой руки на правую, прошептав: «Мне нужна помощь в решении задачи по физике». И ничего не произошло. Просто, абсолютно ничего. Решение не появилось записанным в Гениной тетрадке и не пришло ему в голову.
     Обман? Но ведь для чего-то ему дали этот перстень. Ну, не ради же насмешки.
     Всё прояснилось следующей ночью, когда во сне Гене явился Оле-Лукойе.
     - Нет, уроки за тебя делать мы не станем, - сказал маленький человечек с седой бородой и в красном колпаке, как гном. – А помощь наша подразумевается в том, если в ваш мир придет какой-нибудь злодей отсюда, и возникнет угроза твоего похищения, а то и жизни твоей. Тогда обратись к кольцу, и мы придем на помощь.
    - Да уж, придут они! – махнула рукой Катя. – Недавно уже пришли. Еле ты от них спасся…
     Тем временем, прямо на глазах у брата и сестры, колечко на пальце Гены из серебряного сделалось именно таким, с каковым он и приехал в санаторий – скрученным из серебристой проволоки в три оборота.
     Понятно – для маскировки. Но ведь чудо – чудо наяву…
     Как бы то ни было, а вот сейчас Гена Цыплаков сидел у низенького стола в группе и играл в шахматы с Борей.
     Гена помнил, что успел побывать недавно и в Шахматном королевстве. Что все фигуры в нем – живые люди, и их в десятки тысяч раз больше, чем деревянных фишек на обычной шахматной доске. В этом королевстве постоянно идёт война – и не игрушечная (где сражения называются партиями, и за каждой партией следует ещё одна, в начале которой все сбитые фигуры снова оказываются на доске. Нет, в этой войне живые люди становятся неживыми навсегда. А также получают раны и увечья, которых не очень-то стоят никакие боевые награды.
     Перед его мысленным взором пробегали картины Шахматного королевства. Это мешало Гене нормально играть, и Борис уже начинал слегка обижаться, что друг зачем-то поддается.
     Но тот просто поднял рукой своего черного ферзя и, пристально глядя на немудрено выточенную из дерева шахматину, тихо воскликнул:
     - Слушай, я понял! Вот он – волшебник!
     - Чего? – Боря решил, что у Генки на этот раз ум за разум заходит.
     - Понимаешь, в некоторых странах эту фигуру всерьез называют волшебником. Ну, то есть, как коня, например – рыцарем, слона – епископом, ладью – колесницей или же птицей Рух…
      - Королевой его называют. Ещё – дамой. А чтобы волшебником – я такого не слыхал, - покачал головой Боря.
     - И однако, это так, - настаивал Генка.
     - Ладно, пусть так. Но откуда ты взял, что Настю похитили именно в Шахматное королевство?
     - Мне прямо сейчас сказала вот эта пешка, - Гена взял в руки теперь черную ферзевую пешку и одновременно зажмурился.
     - Горазд сочинять, старик! – Боря улыбался всё ещё недоверчиво. – Давай тогда – полетим туда прямо сейчас? Слабо?
    - Не слабо, - нахмурился Гена. – Только мы исчезнем здесь, а нас вскоре хватятся…
    - Да ладно – исчезнем!..
    - Ну не исчезнем. Значит, впадем в какую-нибудь спячку или в транс. Персонал санатория запаникует. Им придется звонить нашим родителям. Матери с ума посходят.
     - Отговорки – одни отговорки. Ты хвастаешь – так отвечай за свои слова. У меня дома есть приятель. Тот хвастает, будто почти собрал машину времени. Только одной детальки не хватает, и он, якобы, нигде не может её разыскать, - поведал Боря.
     - Можно попробовать попасть в Шахматное королевство ночью, - сказал Генка.
     - Ночью, конечно, все будут спать, и мы – в том числе. И никто нашего впадения в спячку не заметит, - продолжал насмехаться Боря.
     - Не заметят, если мы там пробудем не слишком долго, - подтвердил Генка с очень серьезным лицом. – И надо помнить, что в сказочных мирах на линии соприкосновения с нашим миром время идет по-другому. Там пройдет несколько дней, тут – несколько минут. Там – месяц, здесь – час…
     - Слушай, фантазер, - перебил его Боря. – Вот эта пешка тебе сказала, что Настя там? (Генка кивнул). – Так может быть, волшебник её в пешку и превратил?
    - Да, - опять подтвердил Генка. – И он распоряжается Настей-пешкой, как хочет. Может послать её в бой, в любую опасность. Она рискует даже погибнуть.
     - Нет, Настя, нет! – продолжая смеяться, Боря взял пресловутую черную ферзевую пешку в руку, - Вот я и спас тебя! А теперь я вообще никогда с тобой не расстанусь! – Весёлый Боря сунул пешку в карман своей клетчатой рубашки.
     - Чтобы попасть в мир сказок, и именно сразу в Шахматное королевство – мне необходимо иметь шахматы под рукой. А вряд ли я смогу положить вот этот набор себе или тебе под подушку вечером. Эти шахматы казенные, - серьезно рассуждал Генка.
     - А всё равно, какие шахматы использовать для попадания в Страну Сказок? – уточнил Боря.
     - Без разницы, - кивнул Генка.
     Тогда Борис предложил ему позаимствовать шахматы у Сереги Картавова. Этот паренек высокого роста, похоже, готов был играть в шахматы при всяком удобном случае, и даже в санаторий возил с собой карманный комплект магнитных шахмат в маленькой черной коробочке. 
     - Ночью, что ли, играть собрались? – удивился на их просьбу Серега. – Странный фанатизм. В духе Роберта Фишера.
     Он захотел посмотреть, как ребята будут играть. Спать в этом санатории загоняли в девять часов вечера. Кровати Бори и Гены располагались рядом, и друзьям было удобно полчасика поиграть, расположив маленькую доску на тумбочке. Сергей Картавов с интересом наблюдал.
    - Играете как лохи, - заключил он через десять минут.
    Конечно, сам он играл намного лучше обоих, и к тому же, Гену отвлекали волнения ожидания нового путешествия в Страну Сказок, а Боре мешала смесь тех же ожиданий пополам с сомнениями в Генкином хвастовстве.
      - А скажи-ка, Серый, - вспомнил Боря. – Ты когда-нибудь слышал, чтобы ферзя называли волшебником? Не королевой, не дамой, а волшебником?
      - Что-то, где-то, вроде, мелькало, - задумался Сергей. – В мультике, что ли американском?.. А вот ты, Борян, сейчас доловишь ворон – что своего этого самого волшебника и прошляпишь.
     Еще через мгновение сияющий Генка забрал-таки Бориного черного ферзя. Он снимал фигуру с доски дрожащими от радости пальцами, и вдруг уронил малюсенького магнитного ферзя на пол. Цыплаков немедленно нагнулся, чтобы поднять его, но, сколько ни всматривался, нигде ферзя не обнаружил. Заглянул под свою кровать, под Борину – ферзя там не было. Длинный и сильный Серега Картавов отодвинул тумбочку – ферзя не было, в общем, нигде.
     - Молодцы, пацаны, - горьковато пошутил он. – Как же дальше играть? Как я теперь задачки решать стану?
     У себя дома этот Серега посещал шахматную секцию и тянул уже на какой-то разряд. В секции ему давали задания на лето – похоже, как и в обычной средней школе.
     - Прости, Серега, я нечаянно… - у Генки покраснели уши.
     Но тут в палату зашла медсестра, работавшая в ночь – Любовь Ефимовна – и объявила немедленный отбой.  Все подростки срочно нырнули под одеяла, и погас свет. В наступившей темноте Генка сгреб магнитные шахматы в коробочку и сунул её себе под подушку.
     Глубокой белой ночью, небезосновательно полагая, что вся палата крепко спит, Генка извлек шахматную коробочку снова из-под подушки и потормошил за плечо Борю.
    - Эй! Вставай, Борян.
    Тот пробормотал что-то, отрясая грёзы, и крайне нехотя открыл глаза.
    - Чего тебе, Генка?
    - Пойдешь в Страну Сказок-то? – спросил Цыплаков. – Кажется, теперь – самое время.
    Но Боре очень хотелось спать.
    - Может, потом поиграем в твои сказки? – промямлил он. – Завтра, после процедур?
    - Завтра мы уже должны вернуться оттуда, - напомнил Генка. – Чтобы никто ничего не заметил.
     Борис молчал и боролся с дрёмой.
    - Не пойдешь? – разочарованно спросил Генка. – Что – предлагаешь мне самому спасать твою Анастасию?
     - Ты ведь врешь всё. Придумал чушь какую-то…
     Но тут Генка повернул на пальце своё колечко, и оно так ярко сверкнуло в ночи цвета кислого молока, что глаза Бори открылись сами во всю ширь.
     Боря увидел, что кольцо теперь сделалось на самом деле серебряным, и его украшала крупная нетающая снежинка. Была ли она изготовлена из того же серебра, или из жемчуга – но работа это была тончайшая, поистине волшебная. Снежинка была словно самая настоящая, только гораздо, раз в пять больше, и светилась таинственным свечением.
     - Это волшебство? – озадачился Боря.
     - А ты как думал?.. Ну, что – готов к полёту?
     Борис не знал, что ему необходимо сделать, чтобы таковой полёт состоялся.
     - Просто сядь рядом со мной и держи меня крепко, допустим, за плечи, - объяснил Генка. – Потому, что руки у меня должны быть свободными.
     Боря послушался. Его сомнения в чудесах неуклонно развеивались.
     Генка быстро расставил шахматы на поля. При этом оказалось, что и утраченный черный ферзь (он же – волшебник) очутился опять на своём месте – на поле D8. Доска была повернута восьмой линией именно к Боре – и там, как полагается, стояли черные фигуры.
     - Вернулся… - сказал Боря всё ещё сонно. – Слушай, а где он был?
     - Думаю, он ходил на приём или на совещание к Гроссмейстеру.
     К какому Гроссмейстеру, Боря не стал выяснять, подумав вдруг, что всё это ему только снится. Ну конечно! Тут ведь странность на странности. А не то – с чего бы вдруг…
     - А почему твоя половина доски вся покрыта инеем? – поинтересовался Боря. – И даже фигуры?..
     - Снежная королева морозит Шахматную страну, - пояснил Генка, как что-то само собой разумеющееся.
     Сказав эти непонятные слова, Генка переодел перстень со снежинкой с правой руки на левую и произнес, неотрывно глядя на шахматную доску:
     - Мы – там!

Глава 3

    И всё завертелось, замельтешило перед глазами Бори Песцова. От этого у него сильно закружилась голова, и Боря сразу же перестал держаться за плечи Гены.
     Мир погрузился для него во тьму, но почти сейчас же в этой тьме стали возникать яркие блики – белые, оранжевые, красные, круглые, треугольные, ромбовидные. Голова вскоре перестала кружиться, и Боря понял, что летит в каком-то пространстве – наверное, в космосе; а вокруг светятся и мелькают астероиды, звёзды, планеты…
     Генка был рядом. Оба друга не то летели, не то плыли в пустоте, по-лягушачьи смешно растопырив руки и согнув ноги. Из одежды на них были только майки и трусы, и Боря заметно зябнул; впрочем, не то, чтобы мерз.
     Полёт казался прекрасным для привыкшего за прошлые месяцы к таким вещам Генки, а Боря, для которого полёт оказался довольно неожиданным, испытывал лёгкий ступор. Они мчались по космосу, не чувствуя скорости – а там без скорости, ясно, делать нечего. Земля была неведомо, где, и как теперь вернуться туда, на Землю – Боре было вообще неясно. А равно и то, в каком именно направлении нужно лететь сейчас – планет и миров на них вокруг было неведомое число.
     - Генка, - произнес Борис, стараясь не выдать своего опасения. – А как мы обратно вернемся?
     Друг молча поднял руку с ярко сверкавшей снежинкой на кольце.
     - Но если перстень волшебный – что же он не перенёс нас сразу туда, куда нам надо?
     - А тебе не нравится летать, что ли? Расслабься и получай удовольствие. Только не отставай от меня и не сбивайся с курса.
     Вскоре впереди показалась какая-то белесая туманность. Генка стремительно нырнул в неё, и Боря, не желая ни мгновения оставаться тут в одиночестве, последовал за ним.
     Их окружили вязкие грязно-серые облака, как овсяная каша. Полет преобразился в падение кувырком. Оно длилось всего несколько секунд; за ним в глазах Бориса опять сгустилась кромешная тьма.
     А потом он просто открыл глаза и обнаружил себя в каком-то белом помещении, лежащим на кушетке, обтянутой белой клеенкой. Стены и пол этой комнаты были кафельные – похоже, как в реанимации. Около кушетки – белая тумбочка, вполне обыкновенная. У противоположной стены на такой же кушетке сидел Генка, одетый в белый военный мундир с офицерскими погонами и в овальном белом блестящем шлеме. Рядом с его кушеткой на полу был расстелен белый матрац, а на матраце этом лежала молодая девчонка в военной форме с погонами рядового, на голове у неё – круглый шлем.
      - Что вы так смотрите на меня, сэр Олаф? – спросила Генку девчонка
      По мнению Бори, смотреть там было на что. Девчонка была симпатичная.
     - Ничего, - ответил ей Генка угрюмо. – Ты у меня вторая…
     Военная девушка, похоже, что-то там поняла и тоже погрустнела.
     - Как тебя звать, солдат? – спросил её Генка.
     Девушка назвалась Сесилией. Они с Генкой обменялись рукопожатием и стукнулись ещё в знак приветствия локтями правых рук.
     «Здороваются по-крутому» - решил Боря и в свою очередь поинтересовался:
     - Значит, Ген, мы прибыли в Страну Сказок?
     - Ага, - ответил тот. – Это её часть – Шахматное королевство. Но здесь меня зовут не Гена, а офицер Олаф.
    - Ух ты! Тут можно менять имена?! Ты свое это сам придумал?
    - Нет, - ответил офицер Олаф. – Мне присвоила это имя королева.
    На вопрос – что за королева? – он не стал уточнять.
    - А мне королева тоже поменяет имя? – Боря сгорал от любопытства.
    Олаф ответил, что так, наверное, сделает белый король.
    - Но тебя ведь ему сначала нужно как-то представить, - продолжал Олаф. – Можно под твоим собственным именем, или придумай себе другое имя сам…
    Боря на минутку задумался.
    - Брюс, – предложил он. – Можно – я назовусь Брюсом? Как Брюс Ли? 
    - Сколько угодно, - пожал плечами офицер Олаф.
    На стене над его кушеткой висела длинная, изогнутая сабля в красивых ножнах. Олаф снял её со стены, привесил к себе на пояс, а затем бодро соскочил с ложа, поправил мундир и деловито спросил у Сесилии:
     - Солдат! Как попасть на приём к королю?
     - Надо записаться через секретаря, - ответила она.
     - Мне самому подойти к секретарю, или ты сходишь, запишешь нас?
     - Как вам будет угодно, сэр. А вам зачем к королю?
     - Нужно вот Борю, - Олаф посмотрел на друга, который, в свою очередь, с немалым удивлением взирал на него. – То есть, Брюса – посвятить в рыцари. Наверное, лучше, если король его посвятит.
      И все трое двинулись прочь из комнаты по белым коридорам, причем Сесилия явно указывала путь новоприбывшим.
     Гена-Олаф шагал уверенно, даже браво.
     - Ты ходишь? И без костылей? И не боишься упасть? – всё больше удивлялся Боря (то есть, Брюс).
     Друг в ответ лишь махнул рукой – как   будто речь сейчас зашла о чем-то совершенно неважном.
    - У тебя – сабля! А мне оружие будет? – продолжал зудеть Брюс.
    Ответа не последовало.
    - Хочу тоже вооружиться! – настаивал Брюс.
    - Не о том думаешь, - проворчал Олаф. – Рыцарь должен в основном мечтать о своей даме сердца. Её глаза постоянно должны быть пред мысленным взором паладина. Не читал, что ли, рыцарских романов?
     - Это каких, например?
     - Ну, «Айвенго». Или «Дон Кихота».
     Нет, до этих книг Боря Песцов пока ещё не добрался.
     - Вот из Кости Воробьева рыцарь легко бы получился, - молвил Олаф.
     Он сейчас же припомнил эпизод из прошлого года, когда, как обычно, несколькими группами вместе смотрели в зале фильм «Гостья из будущего».
    Костик в своей коляске радовался главной героине на редкость непосредственно – он хлопал в ладоши, улыбался и кричал:
      - Алиска! Алиска! Я тебя люблю! Иди сюда!
     Как раз на экране появилась глазастая Алиса Селезнева в исполнении артистки Наташи Гусевой, разговаривавшая по миелофону с крокодилом.
      Костя от счастья едва не вывалился из коляски.
      - Вот такой, примерно, восторг и испытывает всякий рыцарь, мечтая о своей возлюбленной, или, тем более – видя её, - сказал Олаф.
     Он поучал приятеля довольно надменно, хотя самого Гену несколько смущала мысль о том, что сам-то офицер Олаф до этого попадал в Шахматное королевство всего дважды. И первый раз немедленно попал под воздушный обстрел или бомбардировку, а во второй раз его самого только чудом не расстреляли.
     Поэтому он с некоторой опаской, хмуро и деловито поглядывал на небо, продвигаясь к Белому дворцу.
     Стражники у ворот спокойно пропустили всю троицу, когда Олаф, пошарив у себя в карманах, предъявил какие-то документы. Такая же стража была расставлена во всех коридорах и галереях самого дворца. 
     Секретарь, сидевший за скромным маленьким столиком в конце одного из коридоров, между дверями двух кабинетов, сказал, что к королю надо записываться на прием заранее, а очереди пришлось бы ждать недели.
     - Обратитесь лучше к нашему волшебнику, - порекомендовал секретарь, тоже одетый весь в белое и сам какой-то бледный, будто больной.
      Кабинеты, судя по табличкам на дверях, принадлежали министру и как раз волшебнику. На столе секретаря размещались две кнопки, около которых были соответствующие надписи. Он нажал кнопку с надписью «Волшебник», но дальше ничего не произошло.
     - Занят чем-то волшебник, - пробурчал секретарь. – Обождите.
     Вскоре раздались короткие гудки, кнопка на столе осветилась дважды.
    - Вас готовы принять. Оружие и все колюще-режущие предметы оставьте тут.
     Олаф вошел в дверь кабинета, отдав саблю секретарю. Боря – теперешний Брюс – последовал за ним. Сесилия осталась ждать их в коридоре.
     В кабинете волшебника было довольно темно. Сам он  писал что-то за столом, а в полумраке плавали горящие свечи – желтые и зеленые, рассеивающие такой же бледноватый свет. Одет волшебник был в восточный халат – белый в вертикальную черную полоску. На голове его была белая чалма. Смуглое, совсем коричневое лицо волшебника украшала небольшая седая борода. Глаза его светились мудростью.
     На стене у него висели две большие карты. Одна – звездного неба, вторая – какой-то страны, скорее всего – Шахматной. Когда волшебник взглядывал на эти карты, свечи подлетали прямо к ним.
    - Мир вам, ребята, - произнес волшебник и сложил руки у бороды с коротким поклоном, приветствуя их по-восточному. – Я Шамшур. А вас как звать?
     Оба вошедших представились своими сказочными именами – Олаф и Брюс.
     - Я вас внимательно слушаю, - сказал Шамшур.
    На несколько минут наступила тишина. Почему-то оба друга или не решались заговорить с волшебником, или очень тщательно подбирали слова.
     - Существует ли Страна Сказок на самом деле? Может быть, она нам снится? – спросил, наконец, Брюс.
     - Ну, в той или иной мере каждый из нас может считать, что любой из миров ему только снится, - ответил Шамшур, разводя руками. – Проблему вижу лишь в том, нравится ли тебе этот сон, хочешь ли и можешь ли ты пробудиться от него?
    Брюс глубоко задумался над такими словами.
    - Правда ли, что волшебник Чёрных выкрал из реального мира девочку Настю? – спросил Олаф.
    - Правда в том, что многие наши мысли только кажутся беззвучными и безопасными, если их не проговаривать, - растекся мыслию по древу Шамшур. – На самом деле те или иные мысли бывают слышны в разных мирах. Кто из вас однажды подумал, что, «если бы Насте что-то грозило, то я бы за неё заступился»?
      - Это я, - сказал Брюс смущённо. – Но как так могло произойти?
     - Чёрный волшебник Маймун из стана Мудрых выкрал Анастасию, - понурил голову Шамшур. – Это произошло и потому, что ей самой мечталось быть когда-нибудь возлюбленной рыцаря. Подобное свойственно многим девчонкам. Но теперь и ты, Брюс, можешь воплотить свои же мечты.
      - Но для чего нужна Настя Чёрному волшебнику? – вмешался Олаф. – Она совсем девчонка, а Маймун, наверное – старик?
      - Об этом вы узнаете только, если сумеете добраться до стана Мудрых, - туманно изрёк Шамшур. – Есть ли решимость у тебя, Брюс, отправиться спасать Анастасию?
       - Да, - молвил тот. – Я хочу стать рыцарем и путешествовать по Шахматной стране.
      - Значит, будь им, - Шамшур звучно хлопнул ладонью по столу.
     - Но как?.. – недоговорил озадаченный Брюс.
     - Его ведь кто-то должен в рыцари посвятить, - вставил свою мысль Олаф.
    - Понимаете, идёт война, - сказал Шамшур мрачно. – Она тут идёт и идёт, и конца-краю ей не видно. Если вы обратитесь за посвящением к кому-то из наших властителей, он спросит, зачем Брюсу это нужно. Если он узнает, что вы отправляетесь к Мудрым – на тебя, Брюс, возложат обязательно миссию, тесно связанную с нашей войной и никак не связанную с вашей Анастасией.
    - Как же мне быть? – снова спросил Брюс (впрочем, пока больше Боря).
    - Докажи, что ты годен в рыцари. Соверши несколько рыцарских подвигов. Ты, кстати, каким оружием владеешь?
     - Хотел бы нунчаками, - признался Борис. – Я дома нунчаки из дерева выточил – наподобие настоящих. Несколько ударов пытался выучить. Но у меня болезнь. Из-за неё – кривые ноги, не очень хорошо слушаются…
      Он перевел взгляд на собственные ноги и увидел, что они сделались совершенно прямыми, стали гораздо сильнее – в общем, стали попросту здоровыми ногами.
      - Вот это да! – вырвалось у Брюса.
      - Нунчак у нас не водится, - серьезно сказал Шамшур, сочувственно глядя на Брюса. – Здесь, в Стране Сказок, почти повсеместно Средневековье переплетается с семнадцатым веком. Всё ещё в ходу мечи, копья, шпаги. Но уже появились пушки, кремневые ружья, пистоли…
     Брюс, конечно же, захотел сейчас же получить настоящий пистоль, чтобы он стрелял свинцовыми пулями.
     Рыцарю тех времен полагалось аж целых два пистоля. Но оба следовало держать не где-то, а именно в седельной кобуре. Последняя же должна быть на крупе лошади. А лошадь начинающему рыцарю волшебник почему-то наколдовать никак не мог.
     - Из всего снаряжения я могу тебе сейчас предоставить лишь меч и щит, - развел руками Шамшур. – Но зато они будут волшебными. Вот – меч, - Шамшур щелкнул пальцами  правой руки и как будто прямо из воздуха выловил красивый прозрачный голубоватый клинок, чем-то похожий на очень крупную сосульку, но с золотой рукоятью. – Хотя это самый настоящий боевой одноручный меч, а ты, Брюс, ещё очень молод, можно сказать, мал и, конечно же, слаб – в твоей руке этот меч будет лёгок, словно пушинка. Удары же ты им сможешь наносить самые взаправдашние – такие, что никому мало не покажется.
     - Я и так одной рукой могу тягать не меньше десяти килограмм, - сурово заявил Брюс, чуть раздосадованный, что его назвали слабаком.
     Он попробовал взмахнуть мечом, и клинок, действительно, показался не тяжелее оловянного мечишка из «Детского мира».
     Шамшур тем временем добыл из ниоткуда круглый щит, небольшой, чуть выпуклый с одно стороны, без всяких рисунков и узоров – просто из красноватой меди.
     - Он заворожен защищать своего владельца от огня и мороза, - объяснил волшебник.
     Брюс не без удовольствия навесил тоже легкий и очень удобный щит на левую руку. Вместе с тем он обнаружил, что уже облачен в белые, красивые, но почти невесомые латы, а голову его теперь украшал круглый блестящий шлем, защищавший макушку, уши и шею сзади.
      - Но обучить волшебством тебя владеть мечом и щитом я тоже не смогу, - с сожалением произнес волшебник. – Придется тебе поучиться этому самостоятельно. В моих силах только немного помочь.
      Он опять щелкнул пальцами – и в полутемном кабинете возник призрак воина, будто сотканный из серого дыма. Призрак был выше Брюса на целую голову; он тоже держал щит и меч.
     - Ну-ка, попробуй его ударить, - предложил волшебник. – А когда призрак атакует тебя – попытайся отбить его удар.
    Брюс на мгновение замер в нерешительности – он с таким встретился впервые.
     И пока он медлил, получил тяжелый удар прямо в упор. Призрачный меч вряд ли в чем-то уступал настоящему, и длань привидения оказалась тяжкой. Ударом Брюса отбросило назад, и он упал на спину.
     Призрак не добивал паренька – остановился и чего-то ждал. Волшебник смотрел на Брюса сочувствующе, а глаза Олафа блуждали рассеянно и, казалось,  равнодушно.
     - Ты же дома на секцию каратэ ходишь, - произнес, тем не менее, Олаф, будто стремясь помочь приятелю подсказкой.
     И тот, видимо, вспомнив прием из восточной борьбы, мгновенно вскочил на ноги из положения «лёжа на спине». Ответным неслабым ударом Брюсу удалось потрясти неясно видимого врага, затем получилось красиво отбить несколько его выпадов, раза два ударить наотмашь… А после этого привидение исчезло, как по волшебству.
     - Молодец! Ты, и правда, что-то умеешь, - похвалил его Шамшур. – Ну, что же? Условием принятия тебя в орден странствующих рыцарей будет твоё ночное бдение над оружием.
     Брюс наморщил лоб, переводя незнакомое слово «бдение». Но Олаф сейчас же шепнул ему, что это означает просто не спать всю ночь в каком-либо обусловленном месте, не покладая оружие из рук.
     - Ну, а теперь, ребята, - продолжал Шамшур, - пойдите в харчевню, поужинайте. Можете осмотреть город. Как стемнеет – возвращайтесь ко мне и получите пропуск в башню Рыцарей.
     Юные искатели приключений откланялись пожилому магу и вышли из кабинета. В коридоре их встретила Сесилия («она – пешка» - понял теперь Боря-Брюс) и вызвалась проводить их по Белому городу.
     Этот город просто блистал всеми оттенками жемчужного. Всё было белым – дома, мостовые, тротуары, памятники. Что касается памятников, то тут были многочисленные мраморные и гипсовые статуи королей, ферзей, офицеров, конных воинов и даже слонов, на чьих спинах вообще никто не сидел.
      - Рыцарю полагается лошадь, - проворчал Брюс. – А мне, как видно, не полагается.
     - Ты ездить-то верхом умеешь? – поинтересовался Олаф. Удивляться ему, впрочем, после крутых бойцовских прыжков друга с мечом, было бы излишне.
     - Я катался верхом на иппотерапии, когда в прошлом году был в другом санатории, - объяснил Боря. – Там один дядька помог мне забраться и слезть, а ездил я без подстраховки.
     - Добудешь где-нибудь коня себе, - утешил его Гена.
     - Ты со мной отправишься в качестве кого? – спросил Брюс.
     - В качестве оруженосца, - ответил Гена.
    - Как же ты станешь оруженосцем, если у тебя самого оруженосец есть? – Боря покосился на Сесилию.
     - Её уволю, - хмыкнул Генка. – Мы с ней знакомы всего пару часов.
     - Вообще-то, я должна постоянно быть поблизости, - заявила Сесилия.
     - А если мы, к примеру, спать ляжем? – прищурился Боря, – И ты – с нами?
     Но сейчас же он вспомнил, что лечь спать им сегодня не придется.
     - А ещё – ты мне кого-то напоминаешь, - сказал Олаф, пристально глядя на неё. – Кажется, я догадываюсь, кто и зачем тебя к нам приставил. Так вот: лично мне соглядатаи не нужны.
      - Как знаете, - Сесилия пожала плечами и ответила Гене-Олафу не менее пронзительным взглядом. – Я выполняю только приказы и никому не навязываюсь.
     Было решено, что до вечера Сесилия водит ребят по городу, а утром, после посвящения Брюса в рыцари – отбывает в увольнение.
     Выйдя на городские улицы, Боря принялся смущенно озираться – прилично ли ходить по городу с  мечом на поясе? Но вскоре увидел, что с оружием тут ходят многие. С мечами, с луками, с арбалетами…
     - Приходится держать оружие наготове, если идёт война, - пояснил Генка, который, казалось, тут чувствовал себя, как рыба в воде.
     Вечером они вернулись в Белый дворец и, получив пропуск, поднялись по узкой винтовой лестнице на башню. На самом её верху находилось квадратное помещение, примерно три на три метра. Вместо окна здесь была узкая бойница, в которую виднелось черное небо  и пара крошечных белых звездочек на нём.
     В этой келье не было ни лавки, ни какой-нибудь табуретки, ни, тем более, столика. Просто четыре каменные стены, пол и потолок.
     - Ни присесть, ни прилечь… - пробормотал Боря тоскливо.
     - Всё равно, тебе придется всю ночь ходить тут от одной стены к другой, держа в руках меч и щит.
     - Скучнейшее занятие, - заметил Боря, приставляя щит к стене. Сам он сел на холодный пол, подпер щеку ладонью и стал, чуть завывая, декламировать Цоя:
     - Я сижу и смотрю в чужое небо из чужого окна
     И не вижу ни одной знакомой звезды…
    - Настоящий рыцарь должен разгонять тоску мечтами о своей даме сердца, - снова занудно напомнил Олаф.
     - Чего там мечтать? Эх, увидеть бы Настю… - произнес Брюс.
     Он на мгновение перевел взор на собственный щит, и вдруг в блестящей поверхности щита увидел… лицо своей Анастасии. Только лицо да небольшой фрагмент шеи. Прекрасные, обладающие магнетизмом глаза девчонки смотрели прямо на будущего рыцаря.
     Не успел Боря-Брюс удивиться этому чуду, как последовало новое. Раздался знакомый голос:
    - Э-эй! – позвал голос тихо. – Ишь, разоспался-разогнался! Пора вставать.

Глава 4
       Боря почувствовал, что ему в подмышку сунули градусник.
       Он проснулся. Над ним стояла медсестра. Это снова был детский санаторий. Семь часов утра. Подъем.
      Но сначала – измерение температуры тела. Точно так же, как Борю, разбудили сейчас и Генку Цыплакова.
      Боря смотрел на друга каким-то блуждающим взглядом, приходя в себя от сна.
      - Что глядишь-то? – спросил Генка, уже совсем пробудившийся и бодрый.
     - Ничего, - нерешительно буркнул Боря. – С добрым утром.
     Приснится же такое! Ну да, наслушался Генкиных сказочных фантазий, стал думать о Стране Сказок – вот и…
     Рассказать сон Генке? Да ну, вот ещё. Он и того больше станет важничать и врать про свои сказки.
     Лучше молчать. Если бы Боря сейчас был дома, он бы хоть бабушке рассказал свои видения. Ну, та бы сразу за сонник – и напророчила бы внуку будущих побед. Но ведь бабушка – старенькая. Она в сказки верит.
     - А здорово ты с призраком мечом дрался! – одобрил, тем временем, Генка, натягивая штаны.
     - С каким?.. – Боря сделал непонимающее выражение лица.
     - И прыгаешь ты классно… рыцарь Брюс, - продолжал Генка. – Я что-то и не верил, что пацаны, которые увлекаются каратэ, чего-то, и правда, в нём достигают. Но теперь вижу – реально полезная штука.
     - Да где же мне так прыгнуть наяву, как во сне! – честно признался Боря. – Я тренируюсь, конечно, на секции изо всех сил, а тренировки – по два раза в неделю. Но ноги – кривые, больные, слушаются плохо. Сравнил, тоже – явь со сном… Эх…
     - Ничего, рыцарь Брюс. Если долго мучиться – сам знаешь, что получится, - полушутя, опять утешил его друг.
     - Рыцарь Брюс?.. – снова не верил своим ушам Боря. – Так ты тоже, что ли, был в этом сне?
     - Был, ты же видел, - пожал плечами Генка. – Но вот скажи мне – какой символ ты выберешь себе при посвящении в рыцари?
     - Что за символ? Так это всё было сон – или правда?
     - Понимаешь, все рыцари присваивали себе каждый какой-нибудь символ. Например, рыцарь Печального Образа, рыцарь Леса, рыцарь Зеркал, рыцарь Львов. А ты будешь рыцарем чего?
      - То есть, сон – это не сон?
      - Ты потрясающе неверующий Фома, - развел руками Генка.
      - Ребята, вы на завтрак опоздаете, - мимо них прошла нянечка, и Борис поспешил в «группу», к столику. Генка, недовольно кряхтя, взгромоздился на костыли и медленно, промеряя каждый шаг, потащился туда же.
     Он ковылял минут десять, а когда добрался и плюхнулся на стул напротив Бори – тот ещё сидел там, цедя ложкой молочно-вермишелевый суп, не то, чтобы с аппетитом.
     - А в Стране Сказок ты уверенно ходишь, - прокомментировал он здешние муки друга с передвижением.
      - Там я здоровый, - вздохнул Генка.
      - Тем меньше я тебя понимаю. Что же ты не останешься там жить? Там ты – как король какой-то…
     - Не король, а офицер белого наблюдения, - уточнил Генка. – И пойми, что там тоже не мёдом намазано. Например, Белый город часто обстреливают с воздуха. Металлическими стрелами. И – ядрами из дальнобойных пушек.
     - А, - догадался Боря. – То-то я и думал: чего ты всё время поглядываешь на небо.
     Генка кивнул с видом сурового ветерана.
     - Ты вот, лучше, действительно, думай, как там будешь называться, - настаивал он.
     И Боря задумался над этой ерундой, хотя далеко не был уверен, что они попадут хоть когда-нибудь – например, будущей ночью – обратно в тот же сон, если окончательно от него пробудились.
     - Буду рыцарем Кулака Ярости, - решил он сначала.
     - Гм… - наморщил нос Генка. – Звучит как-то глупо.
     - Почему? По-моему, неплохо. Или, может быть так: рыцарь Пути Дракона?
     - Опять тут какая-то нелепость, - выражение лица Генки стало кислым. – Взято из названия фильма?
     - Угу. С участием Брюса Ли.
     - Ну-ну. А почему не рыцарь Разборок в Бронксе?
     - Потому, что вот это, и правда, смешно звучит! Ладно, Генка. Я – рыцарь? Или – ты?
    - Ты, конечно, - согласился Гена.
    - Значит, я сам себе прозвище и придумываю. Буду рыцарем Пути Дракона – и решено.
    Гена на это развел руками и хмыкнул ещё пару раз. Прозвище ему не нравилось, но действительно – дело тут хозяйское.
     Для Бори этот день потянулся очень вяло – будто нехотя. Из-за электрофореза не нужно было на массаж. Физкультуру тоже сегодня почему-то отменили – словом, процедур вышло меньше обычного, и оставалось только гулять по территории, похожей на парк с детской площадкой.
     Мысли его теперь то и дело крутились около Страны Сказок.
     - Погоди-ка, - донимал Боря Генку. – Ведь шахматы – это не сказка, а настольная игра. Почему же их королевство оказалось в Стране Сказок?
     - Ну… оказалось, да и всё. Мне откуда знать? – отнекивался тот.
     - А в любую сказку с этим кольцом можно попасть?
     - Думаю, в любую. Хотя, не все же проверял…
     - А давай попробуем его с какой-нибудь книгой?
    Гена снисходительно улыбнулся. Эта снисходительность по отношению к младшим товарищам была вообще не самым приятным его обыкновением. Но он объяснил – и это правда – что толковой книги в этом учреждении сыскать нелегко. Всё для маленьких да очень маленьких. Ну вот – имелось много сказок Чуковского. Но какой интерес попадать в них?
     - Или к Курочке-Рябе очутиться хочешь? – спросил Генка, посмеиваясь.
     Боря вздохнул. Но ему сейчас же пришла идея.
     - А ты-то никакой сказочной книги из дома не прихватил? Такой, чтобы нырнуть и не всплывать? Ты же книжный червь, сказочник с рождения.
     Конечно, Генка таковую книжку прихватил. Только недавно, в день рождения любимая бабуля подарила Генке такую книжку, которую он, даже засыпая, клал себе под подушку. Это была Астрид Линдгрен – «Мио, мой Мио».   
    - Да, там как раз про этакого малолетнего рыцаря и его оруженосца, - стал рассказывать Генка совсем без энтузиазма. – Но не всё так просто, как тебе кажется. Оказавшись в любой сказке, надо занять там своё место, понимаешь?
    - Ну, и я буду на месте рыцаря, а ты – на месте оруженосца, - Боре казалось, что всё тут яснее ясного.
     - Да мы не сможем занять их места. Не имеем права, балда ты! – Генка постучал сам себе пальцем по лбу. – Мы можем там сыграть какие-то свои, отдельные роли. Не обязательно – важные. Слуг короля, помощников садовника… Оно тебе надо?
     - Почему так-то? А в Шахматном королевстве мы быстро определились…
     - Там пешек и офицеров много, - рассудил Генка, на этот раз просто и понятно. – И не всё ли там равно – одним-двумя больше или меньше?
     - Ну давай, попробуем в «Мио, мой Мио!» оказаться, - клянчил Боря. – Может, там интереснее, чем в этих шахматах.
     Но Генка упрямился. Конечно – думал Боря, – Он уже, поди-ка в целой куче сказок побывал. У него интерес пропадать начал. Нахвастается, наобещает четвергов с неделю, а потом – нет и нет…
     Генка, тем временем, сам пошел на процедуры, и, лежа на топчане с ногами, закутанными в озокерит, увидел высокого, жилистого парня в бандане цвета хаки на голове, который вошел в процедурную на костылях и стал располагаться на прогревание через один топчан от Генки.
     Очень знакомое лицо. Но не выказывает никак, что знает его, Генку. Может, не тот парень? Генка мог и обознаться.
     - Привет, - поздоровался Генка, когда того парня тоже закутали. Бандану он снял. Шевелюра его оказалась рыжей.
     - Привет, - равнодушно отвечает собеседник высоким, с трещинкой, голосом.
     - Ты случайно не Олег Бородин?
     - Ну да. А что?
     - А я – Гена Цыплаков.
     - Да ну! Врешь! – Олег смотрит на Генку всё ещё с недоверием, но уже с интересом. – Не похож ведь совсем!
     - Тем не менее, это я.
     - Ну ладно. Привет. Обрадовал. Сколько мы с тобой не виделись-то? Два года?
     - Около этого.
     После небольшой паузы Цыплаков принялся расспрашивать друга про жизнь, и как он восстанавливается после попадания под колеса соседской машины.
      - Да вот, сам видишь, - поморщился Олег. – Опять с костылями хожу, а ведь уже, было, их забросил совсем.
     - Зато выручил нас с Нюркой от Снежной Королевы. Кто знает – если бы не ты – может мы застряли бы там навсегда.
     Олег помолчал, а потом сказал:
     - Не лазай туда больше, добро? Ведь когда-нибудь ты не сможешь найти путь обратно.
     У болтливого Генки так и зачесался язык рассказать давно не виданному другу, что он, Генка, уже залез в Страну Сказок снова, да не один, а с приятелем. Но решил погодить. Вместо этого Генка сделал очень умное лицо и заявил, что, ведь рано или поздно, в Страну Сказок навсегда уйдет каждый.
     - Во-первых, не обязательно туда, - рассудил Олег. – Ведь кому-то ближе сказки, другому – не сказки… Во-вторых, спешить-то туда зачем? Никто еще не опаздывал – правильно?
    - Угу, - нехотя согласился Генка.
    Они опять помолчали.
    - А помнишь, в детстве как? Вечером – туда, утром – обратно. Уснул – проснулся. И никаких проблем. Ни комы, ни летаргии… - начал опять вспоминать Генка.
     - То – в детстве, - махнул рукой Олег. – Ты ещё, старик, ясельки вспомни.
    Одному из этих стариков было теперь четырнадцать лет, а другому – аж целых пятнадцать.
     Время процедуры истекло, медсестра убрала обоим приятелям озокерит.
     Поскольку Олег был в старшей группе, а Гена – в средней, то они уговорились дальше общаться во время прогулок. И каждый отправился восвояси.
     Прогулка после полдника началась для Бори и Гены с того, что к ним подошел Сергей Картавов в видом – нечто среднее между сердитым и насмешливым.
    - Ну, что, товарищи Карпов и Каспаров – наигрались в шахматы? – начал он.
    Боря ответил, что они хотели бы попросить у Сереги шахматы ещё на вечер.
    - А в мои уже не поиграть, - довольно равнодушно сообщил Серега. – Черный ферзь так и пропал. Нигде его нет.
     - Не может быть! – запротестовал Генка. – Он ведь нашелся вчера.
    Серега, хоть бы что, и врал, попросту затем, что ему было жалко своих магнитных шахмат. Но оказалось, он всё же говорил правду. Черный ферзь пропал безвозвратно. Верно, его не заметила утром уборщица и смахнула тряпкой в ведро. Фигурка ведь была очень маленькой.
    И как же теперь им попадать в Шахматное королевство? Вопрос был не праздный. Неужели вот так всё и кончится, толком и не начавшись?
    - Ну давай, к Мио-то слетаем, снова решил поклянчить Боря. – Ну, что тебе – жалко, что ли?
    Наверное, необходимо рассказать и объяснить читателю, что, хотя Гена Цыплаков твердил про свою Страну Сказок вот уже лет шесть, попал он в неё на самом деле только один раз – это было в прошлом году. Гену выкрала Снежная Королева. Навидался же и натерпелся Геннадий там достаточно для того, чтобы относиться к дальнейшим проникновениям в мир чудес как можно осмотрительнее. Но хвастливый характер его не мог промолчать о Стране Сказок и на этот раз.
    Разочарование же Бориса по поводу недоступности Шахматного королевства в определенной степени постигло и Генку. Пришлось подумать: махнуть ли прямо сейчас на Страну Сказок рукой, или попытаться попасть в неё через сказочную книгу?
     А много ли в том смысла? Где страны, описанные Линдгрен в книжке – и где Шахматное королевство? Может быть, вообще, на разных планетах?
    Он попытался рассказать Боре сюжет книжки «Мио, мой Мио!». Речь там шла о девятилетнем мальчишке, попавшем в волшебный мир, в страну Дальнюю, где даже колодцы рассказывают сказки и поют песни, где выяснилось, что он сам – рыцарь и принц, что отец у него – король; миссия же этого принца Мио – сразиться с жестоким рыцарем Като, превращавшим детей в черных стражников и в птиц…
   Но Генка оказался, вероятнее всего, настолько неталантливым рассказчиком, что книга Борю совсем не заинтересовала. Вечером разочарованный Боря заснул довольно быстро. Генка же незаметно спрятал свою книгу себе под подушку; спать же он вовсе не собирался. Посреди ночи Гена в заметном волнении коснулся обложки книги перстнем и  прошептал:
     - Я – там! 
     И чудо свершилось. Он оказался там… только где же именно?
     Возможно, Генка хотел материализоваться возле колодца-сказочника. Но когда он разжмурил глаза и разогнал цветные блики, вертевшиеся перед взором, как стекляшки калейдоскопа, то обнаружил, что сидит на холодном каменном полу в квадратной келье, стены которой выложены всё тем же кафелем. Вопреки всем расчетам, Генка был тут не один. У противоположной стены стоял самый настоящий Боря Песцов с мечом в руке. Он глядел в зеркальный щит.
    На минуту «бывалый» Генка растерялся.
    - Что это?.. Где мы это? – принялся спрашивать он, похоже, сам себя. – В Голодной башне, что ли?
     Да, у рыцаря Като была такая башня, и оказаться в ней Генка что-то не очень рассчитывал.
     - Какая Голодная башня? – Боря оторвал взгляд от щита и перевел его на друга. – Насколько я понимаю, это башня Рыцарей, где я должен был – извиняюсь – бдеть над оружием до утра?
     Генка продолжал озираться, понимая, что Боря прав.
     - Кстати, спасибо, друг, что не подвел меня, не забыл. Не насмеялся надо мной, - тараторил Боря. – Я знал, был уверен, что ты найдешь способ нам вернуться в Шахматное королевство…
     Генка (теперь, видимо, опять Олаф) аж прыснул, беззвучно засмеявшись. Он ничего не искал. Способ, очевидно, нашелся нежданно сам.
     В узкой бойнице наверху пробивался бледный утренний свет. Срок бдения над оружием кончился. Близилось посвящение Бори-Брюса в рыцари.

Глава 5
     Когда главному врачу детского психоневрологического санатория поступил звонок от отца Насти Крыловой, родитель девочки заявил о необходимости забрать ребенка срочно домой – на похороны бабушки; но при этом он настоятельно просил не сообщать девочке, почему её именно забирают.
     - Не надо её травмировать, - попросил отец приятным низким, потрескивающим баритоном, почти как у Высоцкого. – Настя была очень привязана к бабушке, а она скончалась внезапно. Ничто не предвещало… Я по пути найду правильные слова, чтобы ей сообщить про горе, но не слишком шокировать.
     - Конечно, конечно. Мы всё понимаем, - соболезнующим тоном сказал главврач, а про себя отметил, что когда этот мужчина впервые привёз дочку сюда десять дней назад, то голос у него звучал несколько иначе – выше и менее хрипло.
    «Разумеется, он сам сильно переживает, - решил врач. – Похоже, умерла его мать».   
     - Пап, что случилось? – спросила Настя, завидев отца, вылезающего из машины, ещё издали.
     Тот молча, немного вперевалку подошел к ней, обнял за плечи и повел к машине. Уже теперь, глядя отцу в глаза, Настя почувствовала, что с ним что-то не так. Чем-то странным и чужим веяло от отца, хотя внешне он был прежним – и лицо, и фигура – высокий, грузный, широкоплечий, ноги чуть враскоряку.
    - Что случилось? Что-то неладно дома? – спрашивала она опять, пока отец заводил мотор.
    Машина сорвалась с места.
    - Пап?.. - Настя уже чуть-чуть волновалась.
    - Всё хорошо. Просто мы по тебе очень соскучились, - сказал он вдруг чужим голосом. Слишком хриплым, ломким баритоном. Почти прорычал.
     - Папочка, ты не простудился?
     Одновременно Настя обратила внимание, что их легковушка движется слишком быстро в черте города – прямо-таки мчится. Обычно по любому более-менее солидному городу ездят с очень маленькой скоростью – а тут…
     -  Папа, не гони так. Ведь можем в аварию попасть.
     - Ничего, девочка. Прокатимся с ветерком, - снова прорычал папочка. – Это же так прикольно – нет?
     Насте сделалось жутковато. Машина в мгновение ока выбралась за пределы города и теперь неслась по шоссе, казалось, только прибавляя скорость.
     - До дому – долетим! – пообещал папа, оглянувшись на дочку с ободряющей улыбкой. Ей же показалось, что он как-то странно хищно скалит зубы, а глаза у него сверкнули, переливаясь, красным и желтым. – Тебе нравится летать?
     Настя не поверила собственным глазам и ощущениям. Автомобиль на самом деле плавно воспарил над шоссе и теперь летел на огромной скорости по воздуху – натурально, как стрела.
     - А-а-а-а!.. – пронзительно закричала Настя от страха.
    - Не бойся, девочка, ничего плохого не происходит и не случится. Я же с тобой, - заверил её незнакомый папочка. – Лучше ответь – ты сказки любишь?
    Автомобиль поднимался всё выше. Это было странно и страшно. Несколько минут Настя боролась с ужасом. И вот он отступил, прошел.
     Она не была трусихой. Именно отец – настоящий, а не этот – странный – научил Настю, что сковывающий страх не может привести тебя ни к чему хорошему. Чтобы выкрутиться, спастись из ситуации страха, надо суметь сохранить спокойствие и присутствие духа.
     Меня не кусают, не бьют, не царапают – пока, подумала она. Меня просто спрашивают. Попробую так же просто ответить.
     - Сказки? Конечно, люблю, - ответила Настя, как можно спокойнее.
    - А как насчет сказок о драконах и принцессах?
    - Ты про Толкиена, что ли? Ну, у него классные книги.
    - Да? А хотела бы сама попасть в сказку?
    - Как это понять?
    - В сказочный мир, где живут драконы, волшебники, великаны, гномы, эльфы?..
    - То есть, в мир Толкиена? – снова уточнила Настя то же самое.
    - При чем здесь Толкиен? – похоже, незнакомый папаша немного занервничал. – То есть, Толкиен у нас тоже был, и многое от нас вынес в свои книги. Но наш мир не зависит напрямую от вашего мира и от его людей. Мы сами по себе неплохо живем.
     - Для чего же вы тогда крадете людей из нашего мира? – смело спросила Анастасия. – А детей вообще нельзя красть и никак обижать нельзя. Вас наша милиция накажет.
     Похититель за рулем беззвучно засмеялся.
     - Я тебе предлагаю самой стать сказочной принцессой, украденной драконом, - объяснил он весьма дружелюбным тоном – таким рассказывают те самые сказки.
     - Это игра такая?
     - Ладно, можешь считать это игрой. Однако же всё будет по-настоящему.
     - Что именно-то по настоящему? – хмурилась Настя. Она понимала, что тут какой-то подвох, что готовиться нужно к плохому, возможно – к очень плохому. А выбора нет. Как спастись отсюда – пока неизвестно. Что можно придумать? Автомобиль летит уже высоко в небе. Летит, неведомо, куда. Но, если бы он даже ехал по шоссе – как выскочишь из него на ходу? Настя – маленькая девочка, не каскадерка…
     - Ты будешь самой настоящей принцессой. Тебя украдет вполне всамделишный дракон. Обижать он тебя не будет, а станет служить тебе, играть с тобой и всячески развлекать. А?
     Она молчала, не зная, что сказать на это.
     И вдруг в глазах у Насти потемнело, голова как-то мгновенно сильно закружилась, сознание улетучилось. Когда же свет и ощущения вернулись, Настя обнаружила себя по-прежнему летящей, но совсем не в автомобиле, а на спине огромного крылатого ящера.
     Дракон летел вперед всё так же стремительно. Тело его было покрыто блестящей зубчатой чешуей; и все эти зубцы, бугры и подобные неровности помогали Насте удерживаться на его спине и не соскальзывать вниз. Взглянуть и оценить, какая высота, девчонка не могла, так как голова и крылья чудовища закрывали обзор.
     Дракон повернул к пленнице эту свою некрасивую и аляповатую, но не такую уж страшную голову с умными, огромными и почти круглыми красно-желтыми глазами, и взглядом, казалось, передал такую мысль:
     «Страшно? А ты не бойся». 
     А она ведь и сама решила не бояться. Что толку в страхе? От него становится только хуже. И, кроме того, Настя вдруг поверила в честность дракона. Почему не поверить? Сейчас он показал ей свой истинный облик… Наверное. Скорее всего…
     - А шахматы ты любишь? – спросил дракон, и голос его был по-прежнему приятен, и тон – ну такой – непринужденной светской беседы, будто во время обычной прогулки болтают давнишние знакомые.
    - Ну… Иногда играю. Это толковая логическая игра. Развивает мышление, - ответила умная маленькая девочка.
     - Это древнейшая, прекрасная и бездонная по глубине игра, - немного нараспев сказал дракон. – Некоторые считают, что шахматы – целый мир, но по правде, это, скорее, королевство. И в это королевство я доставлю тебя.
     - Есть такое королевство? Разве шахматы – живые?
     - Знаешь ли, Анастасия – когда-то в вашем мире появился на свет мальчишка, которому была открыта тайна, что шахматы – живые. И этот мальчишка с малолетства помешался на шахматах. Он видел и знал, что они живые, и понимал, что это – чудо. Он считал, что всё остальное вокруг неважно – кроме шахмат…
     - И он с ума сошел? – догадалась Настя.
    - До некоторой степени – сошел. А звали этого мальчишку – Роберт Фишер…
     Дракон летел всё дальше. Впереди замаячили странные черные башни.
    «Что я буду делать в этой тёмной стране?» - опять посетила смелую девочку мысль, далекая от храброй.
     «Будешь принцессой», - пронесся ответ в её голове – будто кто-то беззвучно сказал ей это; кто-то внутри её самой.
      Ну-ка – интересно! Они с драконом читают мысли друг друга? Надо убедиться в этом.
     «А что вообще делали принцессы? Сидели в башнях, чтобы всё любовались их красотой?»
     «Да, сидели. Занимались рукоделием. Развлекались всячески. Учились разным наукам… Ты в школе чему больше всего любишь учиться?»
     «Литература, биология… - начала отвечать Настя,  но сейчас же вернулась к своему вопросу. – А что делали принцессы в плену у драконов?»
    «Зависело от характера каждого дракона, - с улыбкой ответил ей похититель. – А твои любимые науки – это   книжки, зверушки, растения – нет? - уточнил он и сразу заключил. – Если так, то всему этому ты продолжишь учиться и здесь».
    «Как классно общаться, не произнося слова вслух!» – оценила Настя.
    «Ты ещё и не такому у нас научишься! Я несу тебя в мир, где исполнятся все твои желания».
    Он кружился над замком черного цвета с одной высокой башней и четырьмя сравнительно низкими башенками по углам. У стен замка стояли десятка два воинов в черных доспехах. При виде летящего дракона некоторые из них начали перебегать с места на место и все, как один – салютовать ящеру вскидыванием копий и щитов.
     «Это твоя охрана, твои слуги», - пояснил ей дракон.
     «Но у меня нет желания иметь ни охраны, ни слуг, - поморщила нос Настя. – Зато полным-полно других желаний».
     «Ого! Например, каких же?»
     «Во-первых, понять, почему ты украл из нашего мира именно меня?»
     «Ты мечтаешь быть принцессой, и чтобы тебя спас отважный рыцарь? А в Стране Сказок чистые, наивные мечты исполняются все».
     Это было правдой. Настя мечтала. Вот и книжки такие – о принцессах, рыцарях, колдовстве и драконах – всё, что были ей доступны, перечитала.
    «Ты в сказки веришь? И потому - тоже. Ведь сказки и существуют для тех, кто в них верит. Как тот мальчишка, который верил в шахматы – что они живые…»




Глава 6
    Не один Роберт Фишер в детстве воспринимал шахматные фигуры живыми. Автор отвечает тебе читатель ещё, по крайней мере, за одного такого мальчишку. Хотя, наверное, таких было много…
     Гена Цыплаков с самых малых лет отчего-то тянулся к шахматам. Пока никто не успел научить его, как ходят фигурки, Гена просто передвигал их по доске вперед и назад, с самым, что ни на есть деловитым видом. Научившись же хоть маленечко играть, он готов был сражаться в любое время дня и ночи с кем повезёт, а часто и сам с собой. В процессе игры Гена уходил в клетчатый мир настолько, что всё за пределами доски на это время утрачивало для него значение. Повторю, что играть он не то, чтобы очень умел, и вся Генина стратегия состояла в выстраивании эшелонированной обороны. Чаще всего его редуты вокруг короля соперник постепенно разрушал, и Гена терпел поражения. Увидев, что очередная партия проиграна, Гена будто бы мгновенно выныривал во внешний мир, резко очнувшись, придя в себя. Он сильно огорчался, сердился сам на себя, на партнера, даже плакал от бессилия переиграть и исправить свои ошибки. Но понимаешь, читатель – в этот момент Гена снова понимал, что он находится в обычном человечьем мире, а не в границах клетчатой страны, где идёт отчаянный бой, и он, Генка, словно только что был натуральным образом убит там…
     Ему, конечно, иногда везло, попадались слабые партнеры, и Гена выигрывал, даже и несколько раз подряд. Тогда он веселился, начинал шутить – но каковы же были его шахматные шутки?
     «А твой солдат решил дезертировать» - (о случайно упавшей с доски пешке).
     «Король сбежал за границу – на случай революции» - (о рокировке).
     «Прошу прощения, Ваше Высокопреосвященство!» - (забирая чужого ферзя). Это кто-то рассказал Гене, что во Франции в старину ферзя называли ещё кардиналом.
     «Подтягиваем артиллерию. Пушки с башен бьют» - (о передвижениях ладей).
     Из всего представленного можно понять, что Гена, то ли в шутку, то ли всерьез, воображал шахматную жизнь вполне реальной, осязаемой.
    И вот теперь он молча стоял в самом взаправдашнем Шахматном королевстве, в Белом дворце, перед самым настоящим… нет, всё же, не кардиналом, но – волшебником – что, наверное, ещё интереснее. И этот волшебник посвящал Гениного друга в рыцари.
     - Но вообще-то, мы проспали, - честно признался Боря о своем невыдающемся бдении над оружием.
     - Больше никому об этом не докладывай, хорошо? – чуть насмешливо утешил его волшебник Шамшур. – Итак, - продолжал последний, сделав лицо опять серьезным. – Какое же прозвище ты желаешь принять, рыцарь Брюс?
     - Я бы хотел назваться рыцарем Пути Дракона, - пожелал Брюс.
     При слове «дракон» Шамшур брезгливо поморщился, почему-то, и спросил:
     - А как ты представляешь себе этот Путь Дракона? Ведь самую суть твоего прозвища нужно будет нарисовать на щите – в виде картинки.
     - Это когда дракон летит куда-то… - поразмыслил Брюс.
     - То есть – рыцарь Летящего Дракона?
     - Нет! Рыцарь Пути Дракона, - упрямился будущий рыцарь.
     - Дались тебе эти драконы! – воскликнул Шамшур, похоже, не любивший ящеров. – Думаешь, они такие хорошие?
     Брюс пожал плечами.
     - Прозвище должно что-то говорить о рыцаре честно, - поучал Шамшур. – Вот, когда победишь какого-нибудь дракона – тогда и назовешься, как тебе сейчас хочется. Ведь рыцари могут менять свои титулы.
     - А можно, я буду именоваться рыцарем Яростного Кулака?
     - Он классно дерется кулаками и ногами, - вставил Олаф, прежде, чем Шамшур успел что-то ответить.
     Но волшебник только поморщился ещё раз.
     - Ты ведь отправляешься в дорогу не просто в праздном поиске приключений, - напомнил Шамшур в наступившей тишине. – Ты спасать кого-то собрался?
    - Вы и сами знаете, - Брюс понурил глаза и шаркал носком левой ноги. – Девчонку спасать надо…
     - Ты её как-то называл в своих мечтах?
     Брюс густо покраснел.
     - Напомни-ка мне, как ты её называл?
    - Анастасия – звезда моя, - прошептал Брюс, и у него покраснела даже шея. Однако, волшебник не усмехнулся, и даже Генка за спиной Брюса не хихикнул.
    - Вот и прозвище тебе, - подытожил Шамшур. – Первоначально ты будешь зваться рыцарем Звезды.
     Боря-Брюс оценил такое прозвище, как хорошее – тем более, что его можно поменять, если очень надоест.
     Шамшур взял у него меч, обнажил клинок, велел Боре встать на правое колено и, положив клинок меча пареньку на левое плечо, высокопарно произнес:
     - Отныне нарекаю тебя Брюсом – рыцарем Звезды. Сим обязываю тебя следовать за твоей Звездой по путям-дорогам Шахматной страны, прямо и наискосок, и буквой «Г»…
     За спиной посвящаемого послышался тихий смешок. Рыцарь Брюс нахмурился. Волшебник продолжал невозмутимо:
    - И да не дрогнет твое мужественное сердце в миг неминучей угрозы, и да не ослабеет длань твоя в битве жаркой. И не падешь ты духом, не наскучит, не надоест тебе гнаться за своею мечтой. Да будет так.
     Он перевернул меч рукоятью к Брюсу. И рыцарь Звезды вновь вооружился.
     Одновременно с этим на круглом, зеркальном его щите засветилась яркая звезда. Похоже было, что Полярная звезда скатилась с небес, проникла внутрь щита и поселилась там.
    Это было просто завораживающе красиво.
    - Желаю вам удачи. Буду следить за вами и покровительствовать вам, - пообещал Шамшур и жестом показал, что оба паренька могут идти.
    Они спустились к подножию башни. У выхода их опять ждала пешка Сесилия.
     - Провожу вас до городской стены и расскажу, куда двигаться дальше, - ответила она на молчаливую фразу нахмурившегося Олафа: «Снова ты?».
     Сесилия двинулась вперед, следом – Олаф, и позади всех плелся рыцарь Звезды – потому, что он в этом мире был ещё новичком.
     - Что невесел, рыцарь? – спросила Брюса пешка, видя, что тот стесняется.
     - Понимаешь, мне кажется, - ответил Брюс нерешительно. – Что волшебник нам чего-то недоговаривает.
    - Что же, например? – вид у Сесилии был такой, будто она одновременно и грустит, и подсмеивается над ними.
     - Он пожелал нам идти «за своей звездой прямо и наискосок, и буквой «Г». А как это? Или у него шутки такие?
     - Почему – шутки? Вы же в Шахматной стране. Пока ты – пешка – иди только вперед и по прямой. Дослужишься до офицера – сможешь двигаться в любую сторону и наискосок. Но тогда уж – гляди в оба! Попрешься не туда, куда следует – назовут тебя слоном…
     - А буква «Г» при чем тут?
     - Это когда коня тебе дадут, или раздобудешь его. Но опять же – осторожнее и тогда! Сам конем не окажись.
     Брюс пожал плечами. Ему крайне не хотелось оказаться конем, и он не представить себе, как вообще такое может случиться.
     Он шел с мечом и при щите, а его оруженосец просто налегке шагал впереди Брюса.
     - А почему ты зовешься моим оруженосцем, если я сам своё оружие несу? – продолжал расспросы рыцарь.
    - Копьё, - сухо пробурчал Олаф.
    - Чего?
    - Когда копьё добудем – я его за тобой таскать стану. А пока – так, вообще прислуживать тебе обязан. Работа у меня такая.
     - Угу, - Брюс кивнул. – Узнать бы ещё, отчего наш волшебник так относится к драконам?
    Ответить ему не успели. Несмотря на яркое солнечное утро, вокруг всё как-то быстро потемнело. Нечастые прохожие опасливо запоглядывали на небо. Откуда-то повылезали воины в круглых шлемах, с луками наизготовку.
    - Прячься! – воскликнула Сесилия и утянула Олафа за ближайшую беломраморную колонну.
     Брюс не сообразил сразу, зачем нужно было прятаться – и чуть не распрощался с жизнью. В паре метров от него в землю ударил яркий сноп огня – и на мостовой остался угарно пахнущий черный след. Не дожидаясь следующего снопа, Брюс шмыгнул тоже за колонну и уставился на небо.
     Там парил дракон – самый настоящий, покрытый костистой, зубчатой чешуей, со страшной, пышущей огнем и дымом пастью, но не очень большой – едва ли в три метра длиною. Полумрак исходил не от дракона даже, а от черной тучи, наверное, по совпадению наползшей на небо одновременно с прилетом ящера.
     Навстречу дракону из луков стражников помчались десятки стрел.
     Началось сражение. Стрелы, может быть, и наносили дракону некоторый урон, но падать его не заставляли. Ящер же продолжал плеваться в людей огнем. Два лучника уже воспылали и рассыпались пеплом, не успев даже вскрикнуть. Ребят раз за разом обдавало жаром от огненной бомбардировки.
     Брюс заметил, что пешка крадется вперед, прячась за стены и колонны, и последовал, так же крадучись, за нею. Олаф – за Брюсом. Так все трое добрались до незакрытых городских ворот (какой смысл их запирать, если враг летучий?) и выскользнули из Белого города, никем не остановленные и не замеченные.
     - Теперь понял, отчего Шамшур не любит драконов? – спросила Сесилия рыцаря.
    - Угу, - лик рыцаря Звезды померк.
    - Это всего лишь малый черный дракон. Есть и побольше – зеленые, а также большие – красные. С теми вы ещё встретитесь.
     - Угу. Слушай, а почему в этом городе все площади, мостовые, улицы и переулки – белые?
     - А ты какие хотел?
     - Королевство-то шахматное. Я думал – у вас тут всё клетчатое, черно-белое.
     - Так и есть. Просто мы сейчас находимся в белом поле. Оно – безопасное.
    Брюс поежился. Если белое поле безопасно – то что же их встретит на черных полях?
     Вместе с тем, на него всё продолжали накатывать волны жара – но не сзади, со стороны города, а почему-то, со всех сторон. Жар приходил и исчезал, и бегали холодные, колючие мурашки.
    В конце концов, Брюс опять внезапно почувствовал градусник в подмышке.

Глава 7
     Они опять проснулись одновременно и лежали с градусниками в подмышках и заспанно взирали друг на друга. Боря был несколько растерян.
     - И из боя вот так же вытащить могут, - пробурчал он. – На самом интересном месте…
     Отчего-то он был разгорячен и весь в поту.
    Когда медсестра снова подошла за градусниками, оказалось, что пот у Бори неспроста – у него подскочила температура до тридцати семи и четырех.
     - Ерунда. Тут градусник неправильно меряет, - запротестовал Борис хриплым голосом, но и при повторном измерении результат оказался почти тот же. Даже на одну десятую выше. И горло у него было отчего-то красным.
     - Может, продуло тебя, - проворчала медсестра. – А может, и вирус поймал. Побудь-ка в изоляторе до утра.
     Возражения, понятно, не принимались. Перед уходом в изолятор Боря растерянно взглянул на Генку.
     - И как же мы теперь станем попадать в Шахматное королевство?
     - Будем так же, как и до этого. По ночам и в тихий час, - пожал плечами Генка. – Если ты здесь заболел – это вовсе не значит, что и там – тоже.
    - В изоляторе мне дадут таблеток, и засну на весь день. А ты-то – нет… - сомневался Боря.
     - Ну, значит, будешь там в это время без меня…
     Продолжить разговор им не удалось. Медсестра поторопила Борю идти в изолятор и не распространять микробы в палате.
    Здешний изолятор представлял собою маленький квадратный отсек с краю «группы», впритык с постом медсестры. Внутри отсека – две кровати, поставленные буквой «г», низенький детский столик и два таких же стульчика. На столике стопой лежали несколько широкоформатных книг в мягких и твердых обложках, с цветными картинками и без таковых, но все очень тоненькие. Боря полистал их, но нашел там максимум «Бармалея» - Чуковского, отдельно «Снежную королеву» - Андерсена, да ещё пяток сказок Шарля Перро. Ерунда для большого мужика – подумал Боря. Впрочем, для Генки, может быть, и не такая уж ерунда. С его-то волшебным кольцом…
     Так что же делать-то, а? Спать весь день? Только и остается.
     Сказать по правде, чувствовал себя Боря не очень хорошо. В том, что он захворал, медсестра не ошиблась.
     Он лежал на койке и старался думать о чем-то хорошем. О чём? А вот – о Насте. Как там говорит Генка – рыцарь обязан думать о даме своего сердца постоянно? Ладно, Боря думает как раз о ней. Красивые у Насти глаза. И умные. Притягивающие и не отпускающие.
    Пришла врач – Элла Михайловна – серьезная женщина с короткими крашеными тёмными волосами и очень грустными, усталыми карими глазами. Холодными пальцами она пощупала Боре живот и ребра, послушала легкие стетоскопом, покивала и ушла.
     Следом пожаловала медсестра и положила на столик сиреневую таблетку.
     - Вот, - сказала она, - поужинаешь и примешь лекарство. От него поспишь крепче.
     - Снотворное? – пессимистически спросил умный Боря.
    - Почему сразу – снотворное? Это противовирусное средство. Просто оно позволит тебе уснуть, тогда как болезнь – мешает.
     Боря совсем не возражал против таблетки. Врач назначил – видимо, так надо. Хотя я бы и так нормально заснул – подумал он.
     Особенно, если во сне увижу красивые глаза девочки Насти.

* * *
    Красивые эти глаза смотрели сейчас на шахматную доску.
    Настя сидела в светлице, на макушке одной из башен черного каменного замка, удобно расположившись в мягком кресле, и взирала на клетчатую доску с фигурами, покоящуюся на прозрачном столике напротив гостьи.
    Доска привлекла внимание Насти, поскольку была живая. На маленьких белых и черных клетках росла такая же белая и черная трава; где-то – деревья целыми рощицами. Совсем крошечные фигурки были тоже живыми – шевелились и поглядывали умными, блестящими глазами на Настю и на дракона, опять ставшего человеком. Как на пеших воинах, так и на конниках были настоящие латы; в руках у них – всамделишные мечи и копья. Помимо коней, воины восседали также и на слонах. По углам этой занятной доски возвышались маленькие кирпичные башни с пушками в узких бойницах.
     - Это… тут… задача? – с непривычки опять удивилась Настя.
     - Да я, вот – играю черными, который год, - ответил хозяин несколько виноватым тоном. – Но никак выиграть не могу. Умеешь? Может, подскажешь?
    На противоположной от Насти и от хозяина замка стороне доски белая ферзевая пешка явно нервничала, собираясь отправиться в путь, о чем-то оживленно, хоть и тихо, толковала с королевской пешкой, указывая вперед мечом.
     - Чтобы выиграть, меня учили – необходимо взять под контроль центр доски, - задумчиво сказала Настя. – Я бы сейчас двинула туда коня…
     Она протянула руку, чтобы взять фигурку, но конь был тоже живой, он нервно заржал и встал на дыбы, так, что маленький рыцарь на его спине чуть не выпал из седла. Когда же конь занял прежнее четвероногое положения, рыцарь вопросительно воззрился на девочку.
     - Не надо их хватать, - объяснил ей человек-дракон. – Ты просто скажи, куда должен поехать конник. Назови букву и цифру поля.
    - Ааа.. – поняла Анастасия. – Конь на поле е4.
    И черный рыцарь пришпорил своего скакуна, готовясь рвануться вперед.
* * *
    Брюс шел один-одинешенек в чистом белом поле. Почему-то он не помнил, как смог без проблем выйти за стены Белого города, и его не задержали, не развернули. Могли ведь и упечь в какую-нибудь каталажку. Скорее всего, помог пропуск волшебника Шамшура. Но как, кому Брюс предъявлял этот документ – рыцарь не помнил совершенно.
    Почему с ним рядом не было оруженосца-Олафа – Брюс понимал. Генка – который Олаф – конечно же, ещё не спит там, в реальном мире. У них ещё ранний вечер, время тихих игр, либо просмотра телевизора.
     Сможет ли Генка-Олаф найти, догнать его – Брюса, когда снова окажется здесь, в Стране Сказок? И куда тут вообще, конкретно двигаться? Степь да степь кругом – ровная, как стол. Ни деревца, ни кустов каких поблизости. Хоть бы указатели, что ли, расставили – там-то (стрелка) – стан Мудрых, приятного путешествия, товарищи Добрые… то есть Белые – враги…
    Вдруг раздалось неприятное, какое-то злобное жужжание – и стрела вонзилась в землю чуть правее Брюса. Черная-пречерная стрела, как в романе Стивенсона. Через пару мгновений вторая такая же впилась в его круглый щит. Рука Брюса словно бы сама взметнулась, успев заградить его хрупкое тело щитом именно там, куда метила стрела.
     Повезло на этот раз. Но надо падать – не иначе.
     Брюс рухнул наземь и прикрыл щитом голову. Только лишь он успел это сделать – третья стрела со скрипом царапнула его по щиту и упала рядом.
     Проходили минуты. Стрел больше не летало, но Брюс не знал, можно ли подняться. Может, затаившийся враг только этого и ждет. Может, у Черных этот квадрат пристрелян.
     Он продолжал лежать неподвижно и не пошевелился, когда острие черного копья потыкало Брюса в правое  плечо.
     - Вставай, - раздался чей-то юный голос. – Я тебя нашел. Сдавайся в плен.
     Брюс выглянул из-под щита и узрел стоящего над ним пятнистого коня в черной попоне. В седле лошади сидел молодой рыцарь в черных латах; забрало его шлема было поднято. Воин ленивыми, равнодушными движениями тыкал в доспехи Брюса.
    - Ну, чо? – молвил черный снова (казалось, он сейчас зевнет от скуки). – Вставай, говорю. Пойдём в плен.
    Брюс ещё раз посмотрел в безусое лицо черного конника и стал сосредоточенно искать что-то у себя под доспехами.
     - Откупиться могу? – спросил Брюс.
     - Чо?
    - У меня тут, когда я упал, спасаясь от стрел, золотые монеты высыпались и раскатились, - пробормотал Брюс. – Вот, соберу их – откуплюсь от тебя.
     Может быть, черному рыцарю показалось в этот момент, что перед Брюсом на траве, и правда, что-то поблескивает. Враг сам принялся внимательно всматриваться, и в конце концов зачем-то слез с коня.
      И тут же был сражен ловким ударом ноги в область шеи. В мгновение ока Брюс подскочил и нанес ему этот удар, получившийся, к слову сказать, великолепным. Со страху ли, с нужного настроя, или по какой-то иной, сказочной причине, но Брюс нанес такой удар, каким никогда бы не смог блеснуть до этого Боря Песцов на секции каратэ в своем родном городке. Затем Брюс, которому некогда было удивляться собственным невероятным навыкам, придавил плечо поверженного врага ногой к земле и произнес:
      - Кажется, сдаваться впору тебе – не  так ли?
      - Угу… - прохрипел тот.
      Черного конника сковал страх перед неведомым боевым искусством. Похоже, он с таковым столкнулся впервые, и приемы каратэ показались ему чем-то колдовским, либо дьявольским.
     - Но мне пленники не нужны, - равнодушно молвил Брюс. – Я заберу у тебя только коня… да, пожалуй, пистоли с кобурами. А сам можешь уходить.
     И черный конник, оставив Брюсу свою лошадь и кобуры, понуро поплелся восвояси, опираясь на копье, как на посох.
     «Ну да, - мысленно оправдался сам перед собою Брюс. – Я его победил – поэтому могу забрать у него всё, что захочу, да и нельзя же было оставить ему стволы. Он бы меня застрелил в спину».
      Такое оправдание казалось разумным. К тому же, больше всего другого оружия Боре хотелось тут, в Стране Сказок, поскорее заполучить что-нибудь огнестрельное. Пистоли – в самый раз.
     Весьма неуверенно Брюс забрался в седло, покоившееся на черной попоне, и даже не свалился с него. Понукнул пегую кобылу и двинулся вперед – облаченный в белые доспехи, с белым гербом на щите, но с черным – на попоне…
     Куда приведет его этот путь, которого Брюс вообще не знает? В какой момент его снова выдернут из сна – а значит, и из Страны Сказок в унылую реальность изолятора? И когда здесь снова объявится оруженосец Олаф, он же – Генка Цыплаков?

Глава 8
     А Генка Цыплаков в этот вечер грустил.
     Он сидел в «группе», где-то у самого дальнего от входа столика, и читал «Мио, мой Мио!». Книга, хоть и любимая, не прибавляла Гене настроения.   
     Сетевое радио на стене играло песню из фильма «Семнадцать мгновений весны» на стихи Роберта Рождественского:
      «Я прошу, хоть ненадолго
      Грусть моя, ты покинь меня.
      Облаком, сизым облаком
      Ты полети к родному дому –
      Отсюда к родному дому…
      В окно Генка мог видеть там, внизу, у подъезда, мокнущий под дождем грузовик ЗиЛ-130 с грязно-желтого цвета кабиной. И что-то этот автомобиль Геннадию живо напоминал.
    Лет семь назад, гуляя за руку с мамой где-то на окраине родного села, Гена видел почти такой же ЗиЛ, оставленный сбоку дороги. Даже цвет кабины был похожий. Но тот грузовик был брошен кем-то, снят с колес. Мама помогала маленькому Генке забраться в кабину, и он там игрался рулем, дергал за рычаги, нажимал что-то на приборной панели. И он думал: вот бы зеленые и красные лампочки засветились, замигали, мотор бы заработал, и грузовик поехал бы вперед…
     Но поломанная машина была тиха и спала себе глубоко и равнодушно.
     В те, считай – младенческие годы Генка мечтал, когда вырастет, стать шофером. Всё равно, каким – дальнобойщиком ли, таксистом, или просто водить собственную машину – хоть УАЗик, хоть древний «Козел». Вот и, приезжая сюда, в санаторий, Генка часто играл в расположенном на детской площадке большом макете легкового автомобиля, где имелся железный дребезжащий при кручении руль, несколько скамеек вместо сидений, а установлен этот макет был на железные полукружья – как бы колеса, выглядывающие из-под низко опущенных бортов.
     Эта машина поехать никуда, конечно, не могла. Но Генка играл в ней так увлеченно, что в какой-то момент ему начинало казаться, что игрушечный автомобиль вот-вот повезет его домой.
    В прежние смены, во время прогулок Генка часто, глядя на проезжавшие и останавливавшиеся рядом с санаторием машины, представлял, что вот возьмет да и угонит какую-нибудь из них  и поедет домой. Иногда с друзьями он потихоньку обсуждал, на какой машине «круче» ехать: на «Москвиче» или на «Ладе»?
     - Только не на «Запорожце»! – восклицал тогда шустрый на словах Костя Воробьев. – Там мотор сзади – неловко, понимаешь…
      Костя искренне считал, что ему-то водить машину – как раз плюнуть. Хотя это было далеко не так.
    А вот сейчас тоскующему Генке особенно остро захотелось, чтобы этот грузовик внизу оказался никому не нужен, и никто не заметил бы, как он, Генка, спустится вниз по многочисленным лестницам (сейчас он сидел на четвертом этаже), заберется в кабину, сколь она ни высока, а там и ключ в зажигании забыт; и Генка повернет его. Раздастся скрежет мотора…
     Он опустил рассеянный взор вновь на книгу и хотел открыть закрывшуюся, пока Генка мечтал, обложку.
     В этот момент перстенек из  медной проволоки на Генкином пальце коснулся корешка книги и сверкнул.
     Юный сказочник отчетливо увидел, что обложка книги вдруг сильно изменила свою сущность. Это была уже не обложка, а блестящая дверь, на которой был нарисован мальчишка в осенней курточке, в коротких штанах и в кедах, в красной иностранной кепке и с блестящим, явно – волшебным яблоком в руке.
    Да ведь это он, Генка Цыплаков, и есть тот мальчишка. И сейчас он проникнет в волшебную дверь и отправится в Страну Дальнюю!
     Что-то звякнуло, или скрипнуло, и Генка очнулся от грёз. Он сидел один в «группе» по-прежнему, но было совсем темно. Наверное, все ушли спать, а о нем позабыли.
     Рядом с Геной были прислонены к стулу его собственные костыли – деревянные, напомню – с упором в подмышки. Наш герой очень не любил эти два предмета. В какой-то степени, передвижение на костылях походило для него на пытку.
     Но сейчас, в пустой и почти совсем темной «группе» Гена решительно взял костыли и, опираясь на них, встал на ноги. И пошел. Уверенно, не дрожа, не концентрируясь на ужасе пред каждым шагом, пусть медленно, но верно, он двинулся… нет, не в спальню для мальчишек, которая на здешнем сленге именовалась, как, впрочем, и спальня для девочек, «палатой». Нет, Гена пошел к двери, что вела на лестничную площадку. Решительно приоткрыл её, выскользнул из «группы» и, бесстрашно прыгая по каменным ступенькам то костылями, а то сразу обеими ногами – долой страхи! – он устремился вниз, прочь, прочь из учреждения, которое Гена Цыплаков не то, чтобы так уж любил.
     Его никто не встретил ни на одном из трех лестничных маршей. И даже тяжелая дверь на выход, на волю в самом низу оказалась в эту ночь не заперта.
     Ох… впрочем, на какую же волю? Там дальше была территория, простите за созвучие, санатория, окруженная всюду металлической фигурной оградой.
     Да и возле двери, на скамейке в скучающей позе сидел низкорослый вахтер в красной кепке, с включенным фонариком в руке. Сейчас спросит Гену: «Ты какими судьбами тут посреди ночи? А ну-ка – обратно в палату! Всё будет рассказано воспитателям и внесено в выписную характеристику!..»
     Сидевший на скамейке невысокий человек повернул к Гене свое лицо только, когда тот подошел совсем близко.
     Нет, это был не вахтер. Это оказался белобрысый, худенький десятилетний мальчишка в синей курточке-ветровке, в красной бейсболке и в шортах, полностью открывавших его тощие ноги. Зябко, наверное, было этому мальчишке ночью под дождем.
    Но в руке мальчишки что-то светилось. Не просто там – тускло поблескивало, а именно светилось. И, всмотревшись, Генка разобрал, что по форме это очень напоминало яблоко.
    - Привет, - произнес мальчик в красной шапочке, пока Генка приглядывался и вдумывался.
    - Привет, - отозвался Генка. – Как тебя зовут?
    - Я – Боссе.
    То есть – как? Боссе? Это – из книжки? А почему, собственно?
     Из своего недавнего опыта путешествия в Страну Сказок Генка помнил, что ее жители способны понимать и говорить на всех языках, на какие переведены их сказки. Значит, швед Боссе Улльссон говорит сейчас с ним по-русски свободно, возможно, и сам того не замечая. Ему, Боссе, просто кажется, что он на своем самом обыкновенном шведском, как всегда, лопочет.
    - Я ушел из приемной семьи, - поделился Боссе. – Я ищу своего настоящего отца.
     - Гм… А он – в Стране Дальней?
    - Об этом написано в открытке, которую мне поручили опустить в почтовый ящик.
    А при чем же здесь я? – подумал Генка. – Это джинн ему нужен. Про которого Боссе пока не ведает.
     И при чем тут вот этот грузовик – совсем, как тот, старенький и заброшенный, из младенчества моего. Но этот – вполне рабочий и при колесах.
     - Ты знаешь ли – а я-то сейчас и собирался отправиться в Страну Дальнюю вот на этой машине…
     Это Генка Цыплаков произнес каким-то образом не совсем по своей воле. Слова прозвучали, будто сами собой. Или кто-то невидимый произнес их изнутри Генки.
     Вспомнился тот самый макет автомобиля на здешней детской площадке, в котором Генка так любил играть года четыре-пять тому назад. Да ведь он воображал, что возит на этой машинке пассажиров в Страну Сказок.
    Он так прямо ребятам об этом и говорил. Всем без разбора. Правда, вряд ли они Генке так уж верили. Ну, притворялись немножко, чтобы играть было интереснее.
     А вот Боссе, явно, поверил. Вон, как глаза свои вытаращил. Большие, синие – шведские глаза будущего викинга.
     У этой старой развалюхи и ключ торчал в зажигании. Можно было не удивляться – просто, будто кто-то подстраивал всё так, чтобы Генка вот сейчас взял и поехал куда-то. Куда? В Страну Сказок?
     Он протянул руку к зажиганию, вторую положил на руль.
     - Подожди, - раздался голос мальчишки с яблоком. – Возьми и меня с собой в Страну Дальнюю.
     - Я не знаю, - ответил Генка нерешительно. – Может быть, у меня ничего не получится…
     Он  ещё не верил, что здесь всё не понарошку – эта машина, эта дорога, этот дождь…
    Но синеглазый пацаненок уже залез в кабину и дверцу за собой захлопнул.
    - Я хотел бы домой уехать, - произнес Генка тоже несколько плаксиво. – Соскучился, понимаешь.
    Понарошку же всё это. Ну, конечно. Сон просто. Вот сейчас я поверну ключ – и ничего не произойдет. Мотор не заработает…
     Наш храбрец только успел прикоснуться к ключу – так и подскочил на сиденье. Послышался ровный скрежет мотора, лампочки на приборной панели всамделишно засветились.
     И тут Генка слегка растерялся. К тому, что машина, и впрямь, сейчас поедет, он оказался не вполне готов.
     Как остановить мотор? Первая мысль пришла – дернуть за рычаг. Но вместо того, чтобы перевести «костыль» назад, Цыплаков, дрожа от неожиданности, слабо двинул его вперед, и ЗиЛ медленно двинулся по мокрой дороге. Пришлось Генке вцепиться в руль и держать его изо всех сил, чтобы не съехать с полотна.
     Всё оказалось не так уж страшно. Грузовик пошел довольно медленно, руля он вполне слушался, дорога впереди, по ночному времени, была пуста. Да и мальчишка с яблоком, которое он теперь положил в карман, сидел на соседнем сиденье так невозмутимо, будто бы полностью доверял очень юному водителю.
     - Отвезешь меня в Страну Дальнюю, а потом поезжай спокойно домой, - произнес Боссе немного даже начальственно.
      «Отвезешь – и поезжай домой…»
     Мысль эта как-то приятно согрела Генку. Он вспомнил, как его возили в этот санаторий первые разы. Как ему было печально заранее. Да, маме-то – что – просто прокатиться туда и обратно. Не говоря уже про шофера дядю Сашу, который вёл машину – Генка считал, что это – огромнейшее, ни с чем не сравнимое удовольствие. Особенно, когда туда и сразу обратно.
    - Что пригорюнился-то, герой? – подмигнул ему шофер дядя Саша, когда они ненадолго остановились, и мама зачем-то вышла из машины.
      - Никакой радости туда ехать, - хлюпнул в ответ Генка.
      - Кормят там плохо? – поинтересовался шофер.
      - Нормально кормят.
      - Скучно там?
      - Ну да, дома, конечно, веселее.
       - Странно рассуждаешь. Дома ты сидишь всё один-одинешенек, только бабушка с тобой нянчится. А там, поди-ка, ребят полно. Друзей?
       - Ну да… друзей… - всё так же нудно хмыкал Генка.
       - Подожди-ка. Может, бьют тебя там? – осенило дядю Сашу.
      Мальчишка снова промямлил невнятное. Его в санатории не то, что били – хотя пару раз, конечно, чуток попадало. Его била сама жизнь – то есть, страх очутиться в одиночестве на костылях. Били эти самые падения – порой до синяков, до дрожи в ногах и во всём теле.
      Пока Генка размышлял, дядя Саша истолковал его молчание как-то по-своему и сказал:
      - В детстве меня учил отец: если видишь, что драка неизбежна – бей первым. Я до сих пор так и поступаю.
      Генка представил себе, что с ним будет, если он тоже будет так поступать – бить первым. Поморщился. Заговорил о другом.
      – Вот вырасту, сам стану шофером и буду отвозить кого-нибудь куда-то, и оставлять там надолго. А сам – сразу домой!
     - Чётко ты придумал! – усмехнулся дядя Саша, но тут же поспешно заверил пацана, - Станешь ты, Гена, шофером – конечно, станешь. Не так уж это и трудно.
    - Дядя Саша, а дай мне немножко порулить? – попросил грустный Генка.
    Водитель сейчас же уступил ему место за рулем, но мотор включать не стал. И когда мама вернулась в машину, Генка был пересажен обратно на заднее сиденье.
     - Порулишь где-нибудь за городом, - пообещал дядя Саша.
     И обещания он не нарушил. Когда за стеклами замелькали скучные и, казалось, бесконечные деревья, Генке снова был доверен руль, а машина пущена самым тихим ходом – на первой скорости.
    Вести её, понемногу вращая руль, оказалось совсем нетрудно. Генка был счастлив в эти минуты, аж глаза сверкали. Ненадолго он даже перестал тогда думать о санатории. Но дядя Саша очень скоро сказал «Хватит».
     - Машине долго ехать на первой скорости нельзя, - объяснил он. – Мотор будет портиться…
     Генка вспомнил всё это в считанные мгновения и переключил грузовик на вторую скорость, а затем и на третью. Труднее рулить ему сейчас, однако, не стало.
     Дорога посверкивала мокрым серебром впереди, а Генка думал сейчас о том, что он отвезет пассажира в Страну Дальнюю, а сам сейчас же  отправится домой… Вот счастье-то!
     Однако, это легко сказать – «Отвезешь в Страну Дальнюю». А где она, эта страна? Как выглядит она на карте, на глобусе? Ни того, ни другого у Генки сейчас не было. Да и разбирался он в картах – так себе. Натянутая четверка по географии, больше похожая на тройку.
    Ясно даже дурачку, что Страна Дальняя является частью Страны Сказок (а может быть, даже целого Мира Сказок). Но самостоятельно Генка ещё туда никогда не попадал. Госпожа Снежная Королева привозила его туда на летающих санях – это правда. Но он тогда не следил, не мог запомнить дорогу. Да и лететь сейчас пришлось бы совсем не в то же место…
      Все эти мысли он не мог высказать сейчас маленькому пассажиру, верившему в него, как в опытного водителя. В чем-то из таких мыслей было бы даже не совсем удобно признаться.
     - Машина по земле ездит. А в Страну Дальнюю, вроде, лететь надо… - осторожно пробормотал Генка.
     - Как надо, так и доберемся, - пренебрежительно хмыкнул Боссе. – Ты ж волшебник.
     - Ты с дубу рухнул? – возмутился Генка. – Какой я волшебник?
     - Такой маленький, - Боссе окинул его смеющимся взглядом, - а грузовик водить умеешь…
     - Я ровно первый раз веду…
     - …И ни во что не врезаешься. И в кювет не падаешь. Ведешь, будто век за рулем.
     - Странно все это, согласен. Если честно, мне страшно…
     - Когда в Стране Сказок оказался – не страшно было?
     - Но там же не все жители – волшебники. Тем более – приезжие.
     Они продолжали тихо препираться, а машина ехала всё быстрее, и никаких особых затруднений с её управлением Генка не испытывал. Вот она уже выскочила за черту города. Пока они рыскали по улицам, навстречу попались и стремглав пронеслись мимо одна за другой две большие машины – КамАЗ и фура с прицепом. Всякий раз незадачливого Генку прошибал пот страха. Но ничего ужасного не случилось.
     Едва проехали знак – перечеркнутое название города – как шоссе пошло круто вверх. Теперь машина двигалась, испытывая некоторое сопротивление дороги. По мере подъема шоссе становилось всё уже, а по краям его стали возникать частые желтые и голубые огоньки, не такие яркие, как фонари а бледные, подобные звездам. Огоньки эти были не в небе и не где-то сверху, а будто бы лежали по краям дороги – и были неисчислимы.
      Грузовик всё ехал в гору – выше, выше… И вдруг шипение шин, трущихся об асфальт, прекратилось. Вслед за этим затих и мотор, хотя движение продолжалось и только ускорялось. Сама дорога пропала из глаз обитателей желтой кабины. Генка, по крайней мере, видел теперь только эти странные многочисленные огоньки, вычерчивавшие их путь.
     - Что это? – боязливо произнес он. – Похоже, мотор заглох?
    - Никакого мотора больше и не нужно, - невозмутимо ответил пассажир. – Мы летим. 
     Они и в самом деле летели, сначала чуть покачиваясь в воздухе, а затем и вовсе ровно, будто плывя в пустоте. Править было нетрудно – только держаться внутри черной дорожки с огоньками по краям, плавно забирающей то левее, то правее. Как здесь действовал руль, если колеса ни на что не опирались? В другое время Генка об этом бы задумался, но только не сейчас. Страх все же подкалывал его. Страх от недоумения: как теперь опуститься вниз? Как вернуться, ну, хотя бы туда, откуда приехали?
     Темнота кругом как-то вдруг сменилась ярким светом. Цыплаков зажмурился, но, подгоняемый страхом, усилием воли заставил себя приоткрыть глаза. Стало так же светло, как только что было темно. Белая дорога впереди теперь была размечена какой-то чернильной темнотой. И буквально через несколько недолгих минут они снова нырнули во мрак, освещенный яркими огоньками внизу и вокруг. Что же это были за огоньки? Звезды?
     - В космосе мы опять, что ли? – спросил пассажира Генка.
     - И день, и ночь в пути… - мечтательно проронил Боссе.
     Ночь и день сменялись вокруг них ещё не раз и не два.
     - Ты смотри там, я не знаю, как-то определи, когда мы окажемся в твоей Стране Дальней, - пристрожил мальчишку Генка. – Дорожных знаков и указателей тут нет, а летим в этом пространстве мы, наверное, со скоростью света.
    - Быстрее, - был ему мечтательный ответ. – Со скоростью мысли.
    Новый нырок во тьму – и вскоре к желтым и голубым огонькам в черноте добавились какие-то стремительно замелькавшие близко от них огненные сполохи. Разобрать, что это, сразу не получилось – настолько быстро эти узкие светящиеся снопы пролетали. 
    - Прибавь там скорость, - посоветовал водителю пассажир. – А то нас, видишь ли, встречают…
     - Стрелами, что ли? – Генка наконец-то разглядел огненную стрелу.
     Но не успел он получить ни утвердительного ответа, ни даже испугаться по-настоящему люто, как в брюхо летучего чудо-грузовика ударило сразу несколько стрел, и машина ухнула вниз, как подбитая птица.
      Бьют первыми, однако…

Глава 9
    Утром вся средняя группа, как обычно, полвосьмого проснулась и побежала, поплелась, поковыляла умываться и завтракать. Только Генку Цыплакова не сразу смогли добудиться. Он бормотал что-то, но никак не просыпался, был мертвенно-бледен и дышал через раз.
     - Похоже на обморок, - сказала опечаленная Элла Михайловна. – Но очень уж долгий. Нужен укол срочно!
    Генке в плечо поставили тот самый – страшный зеленый укол, и мальчишка кое-как очнулся. Он сидел, мотая головой, рыгая и блуждая каким-то ошалелым взглядом по сторонам.
    - Гена, сколько пальцев? – врач показывала ему пятерню, и он, подумав, считал правильно. – Скажи, ты не падал вчера головушкой?
    - Я… мне приснилось, что я падаю с большой высоты, - ответил Генка.
    Но ему становилось всё легче. После завтрака врач осмотрела его – посветила чем-то в глаза и сказала:
    - Возможно, всё от здешнего воздуха. Уж этот наш металлургический завод… А дома у тебя в селе воздух чистый, наверное?
    - Угу, - кивнул он.
    - В общем, жить будешь. Но таблеток попьешь.
     Генка сидел в задумчивости. Мысленно он всё ещё был в грузовике, пораженном огненной стрелой и падающем в ночь.
    После завтрака ребята отправились на прогулку, на детскую площадку, чтобы оттуда идти на процедуры – когда кому скажут. Гена гулять не пошел и остался в «группе» один – почти как во сне. Но тут взад-вперед ходили воспитатели, и медсестра сидела на посту. 
     Дверь изолятора приоткрылась, и оттуда высунул нос Боря Песцов.
     - Привет, брателло, - произнес он уныло. – Как делюги?
     - Спасибо, хреново, - ответил Генка.
     - А меня никак не вызволят из этой конуры, - поделился Боря, махнул рукой и поинтересовался: - Хреново тут, или там?
    - И там, и тут, - Генка подобрался к Борису поближе и, убедившись, что медсестра куда-то отошла с поста, начал рассказывать другу про полёт на грузовике и огненный обстрел.
     - Значит, ты там умер, в своей Стране Сказок? – обомлел Боря.
     У Генки в этом присутствовали некоторые сомнения, но он сам четко понимал, что всё может быть.
     - Вот это да! – сочувственно загрустил и Боря. – Сам же выдумал Страну Сказок, и сам в ней погиб…
     - Да ну тебя! Ничего я не выдумал, - Гене было сейчас совсем не подколов.
     Проверить же, погиб он или не погиб там, в волшебном мире можно было, вновь попытавшись проникнуть туда в удобное время.
     Со своей стороны, не переставая сопереживать другу, Боря рассказал, как ему удалось ограбить черного всадника и завладеть двумя пистолями. Отъехав немного, рыцарь Брюс решил как можно скорее попробовать пострелять из старинного оружия. Это оказалось вовсе не легко. Не сразу он вспомнил, что надо порох насыпать на полку, некоторое время искал, где эта полка, да и насыпал отнятый у черного всадника порох – неряшливо, сыпал мимо. Стрельнул по пролетавшей мимо птице – промазал, а пистоль разрядил, и нужно было начинать мучительное заряжание сначала…
     Гена слушал его слова весьма печально и где-то равнодушно, всё переживая предполагаемую собственную гибель в сказочном мире.
     Прервала их довольно грустную беседу медсестра, вернувшаяся на пост.
     - Эй-эй! – спохватилась она. – Ты что это, Боренька, вытворяешь? Хочешь заразить товарища? А у тебя, Гена, и так что-то сегодня со здоровьем…
     - Сон дурной приснился. Да это же  предрассудки, - Генка махнул рукой, при этом весьма крепко чихнул, и из носа у него потекло. – Вот, перечихал же, - добавил при этом передовой борец с предрассудками. – Значит – всё правда…
     Этот день, к своему огорчению, Цыплаков завершил в изоляторе, потому что температура у него вдруг обнаружилась чуть выше нормальной.
     Он лежал на неудобной, почему-то, изоляторной койке, подложив руки под голову. Генку сейчас тревожила мысль: а вдруг его из-за этого гадского насморка теперь отсюда и домой не выпишут?
    Боря всё продолжал сострадать ему, стараясь попасть в тон печали. Наконец, Генке стало надоедать нытье.
     - Да ладно тебе, - проворчал он. – Может, мы оба там ещё живы – и я, и швед этот несчастный. Ты рассказывай лучше про себя. Что – вынырнул из сна при звуках пистолетных выстрелов?
    - Нет, - покачал головой Боря. – Но выстрелы мои, похоже, услышали на вражеской стороне. И откуда-то возникли боевые слоны в черных накидках, представляешь? Каждый – ростом с целый холм. Четыре слонища – и все трубят, направив хоботы прямо на меня. Я малость струхнул, и даже конь мой стал понемногу пятиться. Короче, медленно отступаю, а они надвигаются несколько быстрее. Вижу уже – у слоников на спинах сидят воины в чалмах и в халатах. В руках у них оружие – как боевые луки с прикладами. Стрелы заряжены короткие такие…
    - Арбалеты, - кивнул Генка.
    - Всё-то ты знаешь… В общем, стремно мне стало, а бежать от врага – стыдно. Потом – какой же я им враг, если я не воюю ни с кем, и с ними – тем более?..
    - Угу.
    - Дальше смотрю – от них в моем направлении едет какой-то парень в сине-красном смешном трико ромбиком, верхом на ишаке…
    - Шут?
    - Переговорщик. Ну да, он назвался шутом по имени Блямба. У него ещё были темные разводы под глазами. Наверное, парни с арбалетами и на слонах поняли, что впятером одного им нечего бояться, а убить меня всегда успеется. Шут спросил, за Мудрых я или против, и я ответил, что ни за кого, а еду в поисках рыцарских приключений. Я понимал, что передо мной Черные, то есть, враги Белых, и может случиться неприятность. Но решил по-рыцарски честно рассказать, как ихний рыцарь хотел забрать меня в плен, как я его одолел и на правах победителя забрал его же коня, а теперь еду своей дорогой, никому не угрожая.
    Блямба внимательно смерил меня взглядом, и мне показалось – этого никак не обманешь.
     - Не думаете ли вы, что мне под силу сладить с четырьмя слонами? – криво усмехнулся я.
     Шут захохотал громко и добродушно, и комично кувырнулся со своего осла.
    - Ха-ха! Смотря кого считать слоном. Я и сам могу слоном притвориться – не отличишь. Но думаю, я всё же умнее вон тех четырех слонов, что с арбалетами на слонах сидят. Ха!.. И я не буду считать страшным врагом четырнадцатилетнего ребенка. Если только Белый король не додумался засылать к нам детей лазутчиками – ого-го!..
     Он, что – действительно мог так подумать? Им ведь ничего не стоило расстрелять меня из этих самых арбалетов прямо здесь, на месте.
    Но шут поверил в то, что я настроен мирно.
    - Тебе надо прокладывать путь по белым полям, - посоветовал он. – Меньше злоключений будет.
     И я направил лошадь на северо-восток, удивляясь, как же удалось так легко выпутаться. Вслед мне прилетела стрела и вонзилась в щит, которым я прикрыл себе спину.
     - Это было тебе послание, - прокомментировал Генка, - что не всегда будет всё так просто, как в этот раз.
     - Да… А скажи, Ген, как могла Шахматная страна оказаться частью Страны Сказок? Одно дело – сказки, а игры – совсем другое.
     - Очень просто, - ответил Генка, позевывая, - Про шахматы тоже написаны сказки – и далеко не одна. Есть такой писатель – Евгений Ильин, например. Про шахматы пишет. В форме сказок.
     - Или – «Алиса в Зазеркалье» - согласился, немного подумав, Боря, устраиваясь в кровати поудобнее.
* * *
     Оруженосец Олаф пришел в себя, осознав, что их вытащили из-под рухнувшей машины и куда-то ведут, уперев короткие копья им в спины. Его и шведского мальчишку с большими синими глазами. Их конвоировали полвзвода стражников, напоминавших черных пешек – в круглых касках на головах, в латах из легкого металла, с непроницаемыми, словно деревянными, малоподвижными физиономиями.
    - Враг, прилетевший в желтой колеснице, должен быть схвачен! – монотонно и злобно бубнил кто-то – видимо, командир взвода.
     Ребятам пришлось двигаться вверх по лестнице – длинной-предлинной, казавшейся бесконечной. Каменные ступеньки иногда, будто бы по собственному желанию, меняли свою ширину и высоту – и Олаф падал вперед, на собственные руки, вставал опять, шел дальше, подталкиваемый копьем сзади. Синеглазый паренек держался на ногах получше, падал реже. Пролет лестницы заканчивался, но – поворот, площадка – и начинался новый марш. Олаф утратил счет этажам.
    Ему почему-то вспомнилось, как раньше, в совсем детском, несмышлёном возрасте его тоже возили на лечение – порой далеко, куда как дальше, чем в этот санаторий. Добирались поездом. И долгое время из окна плацкарта был виден только лес, лес, угрюмый, скучный и бесконечный. Он стоял плотной стеной, и поезд никак не мог доехать до края этой стены. Притом, что по её окончании Генку Цыплакова не ждало ничего особенно-то хорошего.
     Вот и теперь – там, где кончатся эти ступеньки, ждет кто-то, мягко говоря, недобрый.
     Но нет. Вместо встречи с грозным хозяином каменного замка, их постигло заключение в тёмное четырехугольное помещение где-то на самом верху. Стражники втолкнули подростков и глухо захлопнули за ними тяжелую дверь. Наступила темнота. Только маленькая бледная звездочка всё пыталась заглянуть в зарешеченное окошко наверху стены.
     Олаф сидел на холодном, негостеприимном полу, обхватив руками колени. Когда эта самая звездочка в окне набралась силенок хоть что-то осветить, он увидел, что и малолетний швед сидит в другом углу в такой же позе, время от времени морща свой безупречно прямой нос.
     - Ну, что? – Олаф попытался съязвить этому хладнокровному викингу. – Прилетел ты в Страну Дальнюю?
    И смог разглядеть в почти полном мраке, как тот пожал плечами.
    - Теперь я могу лететь домой? – продолжал дразниться Олаф, но получалось у него как-то жалобно, что ли.
    Тот промолчал – похоже, ответить Боссе было нечего.
     «Козёл! – мелькнула сердитая мысль. – Сам меня и завлек сюда. Наверно, специально».
     - Ты, может, нарочно?.. – начал он, было, ссору, но Боссе его не слушал – объяснял своё.
     - Всё, что я могу сказать тебе наверняка – то, что нас сбили над территорией Черных. Мы почти проскочили это поле – ну, немножко не успели.
         Боссе, конечно, волновался из-за того, что неожиданно угодил в тюрьму. Может, поэтому его голос показался Олафу ещё звонче, чем прежде?
        Но вслед за произнесенной фразой мальчишка снял свою красную шапочку. И светлые волосы его оказались длинными, ниже плеч.
      Когда лучик звезды упал на самое лицо шведа, Олафу стало окончательно ясно, что это совсем не мальчишеское лицо.
     - Ты девчонка? – понял он, удивившись чему-то.
     - Ага, - кивнула она и добавила. – Я – пешка. Сесилия – не узнал?
     - Почему же притворилась мальчишкой? Да ещё известным сказочным персонажем? – Олаф сердился всё больше.
     - Все мы здесь сказочные персонажи. А я просто люблю мистику, - прошептала Сесилия, и стены сделали её шепот особенно гулким.
     - А может, ты – шпионка Чёрных? И завела меня прямо в черную крепость? – напирал Олаф.
     В голове его отчего-то замерцали два слова: «черная ладья».
     - Нет, я не шпионка, - молвила Сесилия. – Ты мечтал попасть в эту сказку – теперь ты попал…
     - Ага… Ври, ври, да не завирайся!
     - Что бы я ни сказала, ты всё равно, не поверишь.
     Время тянется особенно долго именно тогда, когда его нечем измерить, нет никаких часов, даже песочных – это Генка Цыплаков понял с младенчества. Так оказалось и тут. Ночь тянулась и тянулась. Светлее не становилось ничуть, и в башне всё оставалось по-прежнему. За тяжелой дверью не слышалось никаких звуков. И даже маленькая звездочка в крошечном окошке наверху никак не меняла своего небесного расположения.
     Промозглый холод, как в конце октября у нас, на Севере, всё глубже пробирался под кожу Олафу, заползал в самые жилы. К нему начинал примешиваться и голод.
     - Давай, рассказывай, как ты намерена вырваться отсюда, когда я умру? – донимал оруженосец свою спутницу.
     Та молчала.
     - Ага! Тебя, наверное, выпустят, как только меня не станет? – догадался он. – У тебя ведь тут все свои. Ты же из Черных, да?
     Молчание.
    - Ох, если бы у меня оказалось теперь какое-нибудь оружие, хоть самый завалящий меч – я бы задал тебе жару, шпионка!..
    - Угу-угу… Грози, грози девчонке, герой! Ловок ты бить тех, кто слабее тебя, - чуть слышно проворчала она.
       По мере того, как холод и голод усиливались (скоро, похоже, Олаф готов будет грызть черные камни тюрьмы), злость его на Сесилию отчего-то слабела и проходила.
     «Она красивая, - вдруг подумал Олаф. – Если мне, так и так, умирать, и никогда не встретить свою девчонку, как этому счастливцу – рыцарю Брюсу – хм… - так, может, хоть с этой?»
     Мысль показалась ему очень даже глупой, неуместной, стыдной, в конце концов. Олаф… Нет, Гена Цыплаков не такой дурак, чтобы произнести подобное вслух, здесь, вот сейчас.
     Спустя ещё время, Олаф-Гена понял, что терпит со своей мыслью, как не раз прежде терпел позывы в туалет (простите за неловкое сравнение, но это было у него похоже).
     В прошествии ещё каких-то минут (часов? а может, суток?) он почувствовал, что сейчас всё скажется само, помимо его воли.
     Так и случилось.
     - А можно тебя поцеловать? – тихо и хрипло спросил Олаф.
    У Сесилии не дрогнул ни один мускул на милом и прекрасном лице. Она никак не пошевелилась, только прошептала:
      - Без проблем.
      Вот, значит, как всё просто, да? И не страшно совсем. Генка вдруг опять вспомнил, как стеснялся (боялся) года три тому назад вымолвить хоть слово первой понравившейся ему девчонке. Так и не познакомился даже. А оно совсем просто.
     Он придвинулся к Сесилии, их лица сблизились.
     - Конечно, со мной всё просто, - громко прошептала она. – Я – твой оруженосец, мне предписано слушаться тебя во всём…
     Но поцеловаться им не удалось. С грохотом распахнулась дверь, в камеру мгновенно ворвались четыре стража. Обоих узников грубо схватили и куда-то повели – теперь вниз.
     Четыре лестничных пролёта – и снова дверь, высокая, округлая сверху, обитая железными узорами из переплетенных мечей и звериных лап.
    За этой дверью их ждал высокорослый рыцарь, закованный в тяжелые черные доспехи – только глаза его, казалось, холодно и колюче светились в прорези шлема.
     Оба пойманных стояли перед рыцарем прямо, не шевелясь – им не давали пошевелиться стражники; нельзя было даже опустить голову.
     - Не те, - рассудил черный рыцарь, пронизав их змеиным взглядом. Говорил он, конечно, не с ними, а будто бы сам с собою. – Эти – два оруженосца, причем оба – без оружия. Как с ними сражаться? Даже нелепо…
     Черный рыцарь сфокусировал свой взгляд на Олафе.
     - А если я дам тебе оружие и доспехи, и прикажу служить мне?
     Ещё спросил бы: «Ты согласен?» - мысленно усмехнулся Олаф.
     Взгляд черного рыцаря сделался злобным, уже не колющим – режущим.
     - Нет, я не стану спрашивать твоего согласия, - изрек черный рыцарь, видно, тоже прочтя мысли пленника. – Вместо того, я просто вырву твоё сердце и заменю его каменным… А ты, девушка, нежная юная девушка, - взгляд прорезал и Сесилию. – Ты никогда не хотела сделаться птицей?
     Олаф немного скосил глаза на пешку.
     «Ты мечтал попасть в эту сказку?» - вспомнилось ему.

Глава 10
    Рыцарь Брюс ехал куда-то дальше. Прямо и направо, стараясь придерживаться «белых полей», как указал ему человек, похожий на шута.
     «По прямой, или по диагонали?» - думал он, скучая. – Ухожу от слонов, как слон… Хотя, если я сейчас верхом – значит, по здешним правилам, я – конь? Рыцарь, то есть? Белый рыцарь на черном коне? Это получается, какой-то черно-белый рыцарь? Гм… И знать бы ещё, что здесь подразумевается под той самой буквой «Г»?»
     Брюс наклонился к лошадиному уху и шепнул коню в шутку:
     - Можешь скакнуть буквой «Г»?
     - А ты усидишь? – раздался знакомый тихий голос откуда-то снизу и сзади.
     Почти сразу Брюс понял, что голос идет из щита, висящего на седле.
     Он спешился, снял щит и положил его на землю. В блестящей, хотя и несколько поцарапанной стрелами поверхности отражалось лицо визиря Шамшура. 
      - Привет тебе, рыцарь Брюс, - сказал волшебник и погладил свою седую бороду. – У тебя проблемы?
      Поздоровавшись в ответ, Брюс прямо заявил далекому покровителю, что остался один, без оруженосца, а кроме того, похоже, сбился с пути.
     - Если бы мне компас какой-нибудь, да карту к нему, - предположил Брюс.
    Шамшур в щите смотрел хмуро, изучающее.
    - А может, померкла звезда твоя, рыцарь Звезды? – спросил он, подмигнув.
    - В каком смысле?
    - В том, что любовь к прекрасной Анастасии пошла в тебе на убыль?
    Брюс потупил глаза.  Чувство влюбленности в интересную, загадочную девчонку стало в нем, и правда, как-то ослабевать, меркнуть.
     - Давно ты её не видел, - с пониманием кивнул белобородый мудрец. – Любовь подобна огню, а разлука – как ветер. Попробуем помочь тебе.
     И сейчас же вместо его бороды в щите появилось цветное и совершенно живое лицо Насти Крыловой. Она сидела в какой-то небольшой квадратной комнатке, в высоком кресле, за круглым столиком на одной ножке и пристально смотрела на шахматную доску с расставленными на ней фигурами очень вычурной работы, ярко блестящими. Может, фигуры эти были сделаны из драгоценных металлов.
      - В шахматы играет… - разочарованно протянул Брюс.
      Ну да, конечно, Настю, где бы она сейчас ни обреталась, похоже, там никто не мучил, не пытал, ничего такого.  А тогда зачем её оттуда спасать? Нужно ли это вообще?
      Настя в этой партии руководила черными. Вот она, ожидавшая, видимо, хода белых, ненадолго оторвала глаза от доски и поглядела прямо на Борю-Брюса.
     «Привет, Настя… - мелькнула мысль в его голове, - как ты там?».
     Смысла произносить эти слова не было никакого – да он бы и не смог сказать.
     Увы. Ничего прежнего, недавнего он не почувствовал. Затихшая, угасавшая влюбленность в нём не ожила, хотя Настин взгляд был неотразим, как и прежде. Но уже не для Брюса. То есть, не для Бори Песцова.
      Часто ли так бывает, что с глаз долой – из сердца вон? У тринадцатилетних мальчишек – сплошь и рядом.
      Он вспомнил, на чьи глаза были похожи Настины очи. На глаза той самой Алисы Селезневой из кино.
      Ну и что? Мало ли было недавно влюбленных в её – Алисины – глаза? И ничего. Пережили. Перебесились. Чем Боря хуже всех? Или чем лучше?
      - Ложись! – вдруг проорал чей-то голос совсем близко. И едва Брюс успел нагнуть голову к земле, как рядом с ним, над самыми ушами его коня, со зловещим жужжанием пронеслось что-то тяжелое, смертоносное, горячее.
     «Ядро, - понял он. – Из пушки выпалили». 
    Попало ли ядро, куда целили, либо промазало – но бухнуло вдали изрядно.
    Боря ждал с четверть часа, лежа в траве. Ядра больше не пролетали.
    - Итак, ты раздумал спасать Анастасию? – уточнил угрюмо Шамшур, снова появившись в щите.
     - Я не вижу пока причин её спасать, - рыцарь пожал плечами. – И не пойму – от кого? От чего?
     Шамшур разочарованно молчал.
     - А на это что ты скажешь? – спросил он и снова пропал из виду. Зато на экране-щите появился собственной персоной Генка Цыплаков. Выражение лица его было предельно уныло. Генка был облачен в какие-то тусклые черные латы – уже, вроде, не офицерские, а всего лишь солдатские; голова – в круглом черном пешечном шлеме. В руке – тонкое черное копье. Генка стоял навытяжку перед какой-то аркой грозного вида, в которой клубилась почти осязаемая тьма.
     - Ну и что? – нахмурился Боря. – И где он? И что с ним?
     - Этого твоего приятеля надо спасать, несомненно, - начал объяснять Шамшур. – Его захватил в плен разбойник.
* * *
     Прежде, чем Олаф успел снова посмотреть на черного рыцаря, он почувствовал, что в грудь с размаху врезалось что-то острое, твердое, как железо, и леденяще-холодное. Это что-то принесло с собой сначала такую невозможную боль, что Олаф не мог даже вскрикнуть – боль перекрыла все рефлексы. Затем пришло онемение – такое, что мальчишка перестал совсем что-либо чувствовать. Следом – перестал видеть, слышать, понимать. Накатило пустое, темное ничто.
     Сколько оно продлилось, сказать было трудно. Но не бесконечно.
     Прежде всего, в темном ничто послышался звук. Это был девчачий вскрик, будто бы от лютой боли. Потом он стал тише, перейдя в заунывный птичий клекот. Наконец – хлопанье крыльев.
     Дальше он что-то увидел. Черное ночное небо в маленьком окошке под самым каменным потолком. Большая луна в мутных пятнах – как злобный желтый глаз, измученный  бельмами.
     Он стоит навытяжку перед рыцарем Като – своим верховным командиром. На нём – на стражнике – блестящие черные доспехи. Рыцарь Като вручает ему тонкое копье и увесистый, но удобный прямоугольный щит.
     - Поступаешь на службу, стражник Кунц.
     Это его теперь так именуют – стражник Кунц из черной стражи.
     - Так точно, Ваше Превосходительство, - восклицает Кунц и не узнает собственный голос.
     - Отправляйся на боевой пост, - командует рыцарь Като.
     - Слушаюсь, Ваше Превосходительство!
     А как же его не слушать – самого могущественного из черных рыцарей?
     Стражник Кунц, чеканя шаг, спускается к подножию башни, занимает пост под аркой и застывает на месте неподвижно, сжимая копье и щит, и равнодушно глядя на мутное лунное око.
     Чуть ниже злобного желтого глаза вьют круги в темном воздухе какие-то одинаковые белые птицы. Чайки? Альбатросы? Какая разница? Летают они как-то монотонно, по одной и той же траектории, будто привязанные к высокому столбу длинной невидимой веревкой. Может, и вправду, привязаны? Может, птицы несут здесь тоже некую службу – как и мы, черные стражники? Голоса у них какие-то знакомые. Как человечьи. Особенно у одной – вон, у той, которая, кажется, и летать-то толком не умеет, недавно начала. Странно, ведь по виду уже совсем взрослая.
     Да ну их совсем. Стражник Кунц на службе. Его задача сейчас – следить, чтобы всякий враг, если таковой прокрадется в страну Чужедальнюю, был бы сразу схвачен, раздавлен и уничтожен.
      Светает.
* * *
     - Если этот мой приятель перешел на сторону врага, то зачем его спасать? – скептически хмыкнул опять Боря. – Его надо наказать примерно, вот что.
       - А если он не по своей воле перешел? – предположил Шамшур.
      - Его пытали, мучили, он не выдержал издевательств? Что-то не видно на нем следов побоев, пыток?..
      - А если у него вырвали сердце и вставили на то место камень? – продолжал Шамшур.
      Боря не успел ничего ответить. В этот раз никто не крикнул ему «Ложись!», но в воздухе раздался свист, и черное копье пригвоздило к земле его левое плечо.
      Кровь обильно засочилась из плеча, сначала горячая, потом почему-то всё холоднее и холоднее. Боль, сначала резкая и острая, скоро прошла, плечо обволокла немота. Освободиться, вырвав рожон из раны, было бессмысленно – это значило просто истечь кровью. А между тем, Брюс отчетливо видел, что к нему приближаются две черных пешки – высокие и худые, как скелеты. У одного из этих солдат был только меч на поясе, у другого и копье впридачу. Видимо, Брюса своим копьем пришпилила первая пешка.
     Черные враги приближались очень спокойно и деловито, понимая, что их жертве деться отсюда некуда.
     «Но это же только сон, - подумал Брюс-Боря. – Я вот-вот проснусь и спасусь от них».
     Он видел, что два солдата подошли к нему совсем близко.
     - Ого, вражина нашего коня попятил, - пробормотал тот из них, который бросил копье, и сразу вскочил в седло.
     Второй же солдат с удивлением смотрел на поверженного и, похоже, глазам его представлялось нечто странное.
     - Белый, ты куда? – воскликнул пехотинец, растерянно взмахнув руками, и добавил, оглядываясь на своего товарища. – Эй, Джо! Белый тает.
      Перед взглядом Брюса, в свою очередь, стало всё стремительно белеть, переходить в расплывчатые цветные пятна. 
      Он проснулся в реальном мире, весь в поту. Голове было жарко, ногам – зябко. Кости ломило, начиная с плеч. В подмышку ему опять сунули градусник.
     Дышалось трудно. Температура у Бори, наверное, была высокая. На противоположной койке сидел довольно-таки бодрый Генка, только с каким-то отрешенным взглядом.
     Боря слышал, что врач Элла Михайловна говорит, будто у него – у Бориса – болезнь разыгралась до того, что грозит перейти в инфлюэнцу. А у Гены-де, всё прошло, симптомы пропали, и, чтобы ему не грозило повторное заражение, Цыплакова лучше выписать в группу. Цыпа на это просто кивнул ей, встал на костыли и, ничего не сказав Боре, даже не оглянувшись на него, покинул изолятор весьма уверенными шагами (не то, что раньше – подумал Борис).
     Завтрак в виде вермишелевого, уже вот как надоевшего, супа, Боре принесли прямо сюда. Киселем пришлось запивать горчайшую таблетку сиреневого цвета.
     - Ты поспи ещё, - посоветовала нянечка. – Крепкий сон прогонит все хвори.
     Угу. Заснуть и опять провалиться в эту глупую Страну Сказок, где приключения какие-то дурацкие: пойди туда – не знаю, куда, спаси того – не  знаю, от кого… А на самом деле эта Настя сейчас, может быть, дома пьет чай вместе с мамой и с папой, а про Борю уже и забыла давным-давно.
     Не буду я спать – вот вам!..
     Но в сон его заклонило сильно. Наверное, от таблетки.
     Снова снимая рубашку, чтобы залезть – ладно уж – под   одеяло, Боря обнаружил в кармане черного шахматного коня. Как это животное туда попало?
    Как попало, как попало?.. Не знаю, как попа-аааало… сплю…
    …Да, рыцарь оказался опять ровно там же, где его ранили. Он полулежал на земле; под плечи ему кто-то положил большую подушку в ярких восточных узорах.
     Вот кто – Шамшур. Белобородый мудрец лично колдовал над Брюсовой раной. Копье он извлек и наложил повязку. Боли не было. Плечо только заметно ныло и стягивало.
     Щит прикрывал Брюсу нижнюю половину тела – немного похоже на одеяло. Меч тоже был на месте – пристегнут у левого бедра. Не ограбили, короче говоря.
     Рядом лежал расписной, пушистый восточный прямоугольный ковер и пресловутое копье. Коня не было – ах да, его же угнал враг.
     - Извините, а вы как здесь оказались? – спросил волшебника Брос, позабыв его поприветствовать.
     - На этом прилетел, - Шамшур махнул рукой в сторону ковра.
     - Ковер-самолет, что ли?
     - Ну да. Чудеса в Стране Сказок должны же быть, или нет? Если тебя не сильно тяготит твоя рана, ты сейчас полетишь со мной спасать оруженосца Олафа. Готов?
     - А можно сделать так, чтобы не мотаться – заснул-проснулся – из одного мира в другой? – поинтересовался Брюс капризным тоном, - Бесит, если честно.
    - Без проблем, - Шамшур пожал плечами. – Так ты летишь?
    - Опять туда – не знаю, куда… - Брюс поднялся на ноги и ощупал всего себя. Рана заживала быстро. Можно понять – волшебник, магия восстановления, опыт у него неслабый.
     - Включил дедушку? – уточнил Шамшур на том, примерно, языке, на каком говорили пацаны Бориного возраста в нашем времени, и озорно сверкнул глазами.
     - Никаких дедушек, - Боря потянулся, хрустнул пальцами рук. Боль почти совсем ушла. – Лечу, конечно. Сам погибай – товарища выручай. В школе по истории учил…

Глава 11
     «Не болен, - сказала Гене Цыплакову врач Элла Михайловна. – Нечего тебе больше в изоляторе делать».
      И он, взяв костыли, уверенным шагом двинулся в группу, завтракать.
      Конечно, он не болен. Он же Кунц – черный стражник. Он болен быть не может вообще. То есть, не имеет права. Ему вдруг четко представилось,  будто вспомнилось, как они куда-то бежали целым взводом, с командиром (враг должен быть схвачен, раздавлен и уничтожен!), и один из них отстал, оступился, подвернул ногу.
     - Эй, обер, у меня проблемы, - пожаловался бедолага с тоской в голосе.
     Обер только смерил его надменным взглядом – и пролаял:
     - Добить!
     Вот и всё, что может быть с черным стражником, нечаянно позволившим себе прихворнуть.
     Кунц поэтому всегда здоров. Только с какого бы черта эти две деревяшки? Ежели у него, у Кунца вдруг слабые ноги, и это дойдет до  обера…
     Завтракал он так, что только за ушами трещало. А после, выйдя на прогулку, и пройдя с пару десятков метров, с отвращением отбросил один костыль, потом и второй… и не устоял, конечно, на больных ногах – упал, шлепнувшись, как мешок. На асфальт. Больно.
     «Встать! – прозвучал в его мыслях металлический лай обера.
     И Гена-Кунц попытался встать. Но бесполезно. Без палок не встать. А с палками… Лучше не думать даже о таком. Кому охота, чтобы его добили?
     - Правильно, тренируйся, - послышался знакомый голос поблизости. – Научишься падать и вставать – потеряешь страх перед ходьбой. Только костыли сразу бросаешь – зря.
      К нему подошел сзади высокий рыжий парень тоже на костылях. Олег Бородин.
      А что ему тут надо? Раскомандовался!
      - Отстань, - произнес Гена тихо и сурово.
      - Чего?
      - Ты меня ещё, как падать, поучи, - заворчал Гена. – И без тебя тяжко. Уйди.
     - Что с тобой? – Олег посмотрел на Генку. – Мы же тыщу лет дружим.
     На самом деле, они дружили и переписывались лет шесть или чуть больше, но ведь в этом возрасте и один год кажется очень долгим периодом.
     - У меня нет друзей, - холодно ответил Цыплаков. – Нет, и никогда не было.
    И неторопливо двинулся прочь.
    - Что случилось-то? – Олег попытался его преследовать и выяснить причину внезапной перемены. – Не с той ноги встал?
    - Просто не хочу дружить, и всё, - отмахнулся Генка.
    Олег был несколько растерян. Но что же делать теперь с приятелем? Не бродить же за ним, не уговаривать, вроде того: «Гена, не капризничай, давай снова дружить, сю-сю-сю, детский сад, штаны на лямках…»
     Ой, ладно – Олег махнул рукой. Как-нибудь образуется, прояснится. Может найти на человека какое-то странное затмение? Наверное, да.
     А Генка, он же – стражник Кунц, мысленно продолжая ругать проклятые деревяшки, пошел на них обратно, на территорию своей «группы». Страха перед падением у него, и вправду, больше не было. Исчез. Таковой стражнику великого рыцаря Като не предписан.
     На детской площадке пискляво рыдали три малыша – видимо, подрались между собой, и каждый хныкал, потирая ушибленное место. Воспитательница пыталась разобраться в ситуации. Она спрашивала:
     - Дети, кто первый начал драку? Тот и будет наказан…
     «Да-да, - подумал вдруг Генка-Кунц. – Вот и бей первым. Всегда и будешь один виноват».
     Он присел на детские качели и даже начал раскачиваться вперед-назад, при том, что поблизости не было уже совсем никого (сопливая малышня успела смыться куда-то). Всего день назад Генка не решился бы даже подойти к качелям один.
    Посмотрел на птиц, пролетавших высоко в небе. И эти кричат жалобно, хотя крик их совсем не похож на человечьи стоны – в отличие от тех птиц, что монотонно кружили за оконцем черной башни.
     Здесь птицы выглядят совсем одинаковыми – какие-то все темные и мелкие, одного размера. И там они все точь-в-точь, как одна – только белые и заметно крупнее. Ниже летают, ясно.
     Что я о них вспоминаю так часто? какое мне дело вообще до них?
     Его позвали на процедуры. На озокерите Олег лежал на соседней с ним кушетке, но ничего Гене не сказал. Цыплаков тоже лежал молча. Массаж Гена отбыл так же равнодушно. А на гимнастике в групповых упражнениях старался больше всех, тогда как обычно всё было ровно наоборот. В обед он не раздумывал над каждой ложкой, добросовестно зачистив и первое, и второе – невкусные щи  и овощное рагу, которого прежний Гена терпеть не мог.
     В тихий час в средней группе никто, как обычно, не спал. Все ребята болтали шепотом друг с другом, перебегали взад-вперед, кто-то кидался подушками. Серега Картавов решал шахматные задачки. Похоже, он нашел недостающие фигуры.
    Не спал и Генка. Но он ни с кем не переговаривался, хотя обычно с удовольствием пудрил мозги приятелям и просто знакомым своими сказками. Повернувшись на бок, к стене, Генка в который раз перечитывал «Мио, мой Мио!»
     «Что за дурачьё все эти стражники в книге? – думал он, читая. – Всюду бегают толпой и не в силах изловить двух испуганных малышей. Да я бы их один…»
     И пришла ему капризная детская мысль:
     «А вот не пойду я больше ни в какую Страну Сказок. Чего я там забыл? Маршировать вокруг черного замка, тянуть ногу? Обойдутся там и без меня расчудесно».
     После полдника, на прогулке к Генке подошел едва знакомый паренек по имени Максим и небрежно, мимоходом спросил:
     - Ну, что, Гена, как там твоя Страна Сказок?
     Цыплаков уже забыл даже, что и этому Максу он про Страну Сказок тоже рассказывал. Только вот, зачем?..
     Ответ на вопрос зеваки-Макса оказался несколько неожиданным для самого Генки.
     - Нет больше никакой Страны Сказок.
     - Как так? – скептически улыбнулся Макс. – Куда делась?
     - По крайней мере, для меня её больше нет. Закрыли вход мне.
     - Да как же закрыли-то?
     - Обыкновенно закрыли. Дверь больше не появляется.
     Малознакомый Максим сочувственно помолчал.
     - То есть, вообще не появляется? Ни днем, ни ночью?
     Тупица он, всё-таки – подумал Генка.
     - Вообще, - кивнул при этом. – Совсем.
     - И давно так?
     - С недельку будет.
     После очередной минуты молчания не вполне сообразительный, по мнению Генки-Кунца Макс предположил сочувственно:
     - Может, это хоть не навсегда? Может, есть способ расколдовать вход?
     Цыплаков пожал плечами. Дальше он всем своим видом показывал, что больше говорить им не о чем.
    Генка опять остался один-одинешенек, и в голове его зашуршала ленивая пустота.
     Подошла одна из воспитательниц и спросила:
     - Скучаешь, Геночка?
     - Я никогда не скучаю, - ответил он.
     Вечером, опять лежа под одеялом, он услышал, как где-то в глубине палаты Макс общается с Олегом Бородиным:
     - Ты знаешь, Олежка, что Генкина Страна Сказок исчезла?..
     - Её и не было, - ответил Олег самым безразличным тоном.
     - Как – не  было? – не понял обыватель.
     - Не было никогда – и всё тут.
     Макс выглядел несколько растерянным. Возможно, при другом ответе, он просто посмеялся бы над цыплаковскими выдумками. Но Олег ответил настолько взрослым, деловитым тоном, что отбил у Макса всяческую охоту шутить.
     - А я думал тоже там побывать, - признался Макс. – Хотел попросить, чтобы ты мне помог… Ну, если Генка и ты в неё попадаете, да и ещё, я слыхал, пацаны об этом говорили, то чем я хуже?
    - Чудес не бывает, - отрезал Олег. – Просто некоторым очень хочется чудес. Так же, как и всего недоступного. Ничего смешного в этом нет. У тебя отец машину водит?
     - Мотоцикл у него, - поправил Олега Макс.
    - Ну, мотоцикл. Тебе ведь хочется его поводить самому хоть раз?
    - Конечно.
    - Вот. А когда ты вырастешь, купишь сам себе мотоцикл – он через какое-то время тебе надоест до соплей.
     - Да ну?!.
    - Вот тебе и «да ну!» А знаешь, почему? Потому, что мотоцикл станет тебе доступен. У тебя возникнет и обязанность всё время чистить его, мыть, чинить, заправлять… Возня, короче, неинтересная…
     - Иди ты…
     - А если бы ты родился неходячим, и вылечиться бы тебе никак не удавалось – знаешь, как тебе бы обрыдло всё время сидеть взаперти? Так же надоело и Генке. Но ходить он, все равно, не может и боится. Вот и спасается от скуки, выдумывая сказки.
    - Ну, а ты зачем ему поддакиваешь? – прищурил глаз Макс.
    - Чтобы Генке не было так одиноко, - ответил Олег совсем серьезно. – Кроме того, мне тоже нравится сочинять, - добавил он мягче. -  Фантазия в обычной взрослой жизни чаще всего пригождается постоянно. Башку тоже развивать надо, тренировать. Как ваши качки из боевиков мускулы тренируют.
     Парень с другой койки окликнул Олега, попросив его рассказать снова, как он, Олег, осенью прошлого года нашел дома клад.
     - Не дома, а в метрах, примерно, тридцати-сорока от школы, - уточнил Олег и отвернулся от Макса к тому собеседнику.
     «Тоже мне, друг! – подумал про Олега Генка, слышавший весь их разговор. – Притворяется, что верит в мою Страну Сказок… Ладно-ладно, запомним!».
     Он забрался под одеяло с головой и больше ничего не слушал.
     Тем временем, разочарованный Макс почувствовал досаду и попытался подколоть Олега:
     - Эх, вы… Сказочки друг другу рассказываете, как маленькие…
     - Угу, - бросил Бородин через плечо. – Шарль Перро был обалденно маленьким всю жизнь. И Астрид Линдгрен – капец, до сих пор малявка…
     - Сравнил, тоже! То знаменитые люди. А ваши-то выдумки кому понадобятся? Их, конечно, не напечатают нигде, никогда. Вы и сами вскоре о них забудете.
     - Забудем? – усмехнулся Олег. – Не напечатают?.. А поспорим?
* * *
    «А не пойду я больше в Страну Сказок, и на самом деле! – думал Генка. – Вот ещё! А то всю жизнь будут маленьким считать».
    Так думал именно Генка. Ибо стражник Кунц подобной мысли допустить не мог.
     Но сон накатил на Генку, окутав его, как вот это клетчатое, красно-белое, нежаркое вовсе детское одеяльце. И Страна Сказок опять впитала его в себя, не спрашивая его желания. И он опять стоял навытяжку у ворот черного замка рыцаря Като. Опять было темно. Здесь хоть иногда день бывает?
     Где-то вверху громоподобно выстрелила пушка.
    
Глава 12
    - Ладья на H4, - повелительно произнесла Настя.
    Перед тем, как двинуться на указанное поле, маленькая ладья на шахматной доске произвела выстрел из крошечной пушки. Ядро, вертясь и тихо жужжа, долетело до клетки H4, бухнулось на неё и взорвалось, уничтожив размахивавшую пикой белую пешку. Тогда ладья черных спокойно переместилась на освобожденное поле.
    Теперь следовало ждать. Неведомый и не видимый отсюда руководитель белых сделает свой ход отнюдь не скоро. В этом, так называемом, сказочном мире чудес самое странное чудо, похоже – время, которое тянется невероятно долго. Почти совсем стоит на месте.
     Еще летя сюда, Настя думала и где-то в душе боялась, что с нею здесь будут делать что-то плохое – раз уж её похитили, то ведь для чего-то, а не просто так. Минимум – станут с родителей требовать выкуп. Максимум… этого лучше себе даже не представлять.
     И, однако, ничего плохого, страшного пока тут никто не вытворял. Кормили вкусно. Причем, еду приносили прямо сюда в эту… каморку, или как её ещё назвать? – стоило Насте только подумать, что неплохо бы чего-нибудь поесть. Вот сегодня девушка, одетая в черное короткое платье с оборками и в белый передничек – её звали Дора – принесла  Насте очень хорошо приготовленный гороховый суп-пюре и морковные котлеты с рисом. В санатории, например, никого не интересовало, что дома Настя не ест мяса. Еду там ей давали ту же, что и всем, и, похоже, не стоило привередничать. А здесь, в сказке, видимо, знали Настину особенность и уважали её. Хорошо…
     Обед, ужин тут, завтрак или полдник – этого Настя определить сколь-нибудь точно не могла, поскольку часов в каморке не было даже песочных. Даже шахматных.
     Прислуга принесла и красивую одежду подросткового размера, на фасон средневековой – тоже в темных, серо-черных тонах. И черную микрокорону впридачу. Корону Настя приняла и нацепила (прикольно), а наряд принцессы надевать отказалась
     - Неудобный он… а что у вас тут всё такое черное? Траур, что ли?
     - Нас просто самих называют Черными, - ответил ей дракон, летавший и садившийся на площадку прямо за окном, просунув в который раз голову в каморку через окно. – А траур наш – то есть печаль – в том, что мы, Черные или Мудрые, очень давно не выигрывали сражения.
    - Как же могу выиграть для вас я – считайте, ещё ребенок? За Белых здесь, наверное, какой-нибудь мастер играет? Или вообще гений?
    - Зато, когда выиграем – ты увидишь, какое будет счастье! – уверял её дракон. – У тебя есть сейчас какие-нибудь желания, моя принцесса?
     Главным желанием Насти сейчас было – как можно скорее попасть домой. И она этого не скрывала
     - Исполнится ли оно, если я помогу вам выиграть?
     - Возможно, - грустно ответил дракон.
     Уклончивый ответ, решила Настя. Не обязательно исполнит он мое желание.
     В общем, жить (или существовать) здесь оказалось можно. Смену дней и ночей девочка определяла по темноте и по свету за окошком. В каморке было тепло и не жарко. Если ей хотелось погулять, подышать свежим воздухом – дракон подставлял жесткое, упругое крыло к окну, открыв створки, и по этому крылу Настя забиралась к нему на спину – чешуйчатую, покрытую костяными шипами и гребнями большего и меньшего размера, за которые было удобно держаться. Дракон катал на себе девчонку, плавно паря кругами в воздухе. Летели довольно высоко, так что Настя не могла толком и разглядеть, что там внизу находится и творится.
    На ночь дракон обычно куда-то пропадал – возможно, улетал спать в некое свое драконье логово неподалеку. Насте же, чтобы поспать, дозволялось перейти в еще одну похожую каморку за дверью. Там была кровать с пологом – большая, но невысокая – и туалетный отсек, представлявший собою дырку в полу. Ничего особо неудобного, как у дедушки в деревне – решила девочка.
     - Ночью ничего не бойся, - успокаивал Настю дракон своим приятным голосом пожилого сказочника. – Замок полон прислуги. Если что-то понадобится – громко позови Дору, и она придет к тебе в ту же минуту. Если вдруг она не сможет прийти, явится кто-то другой.
     В первую же ночь тут Настя пробудилась во тьме, ощущая изрядный, въедливый, как простуда, страх. И, конечно же, кликнула Дору. Та пришла, не скрипнув дверью, не шлепнув по полу босой ступней, и спросила, сделав книксен:
     - Что угодно маленькой госпоже?
    Настя ответила, что ей ничего особенного не угодно, а просто жутко в незнакомом месте. По такой причине, не могла бы Дора ночевать в этой комнатке, где-нибудь рядом  с Настей?
     Второй кровати здесь, вот, как по заказу, не было, но служанка исполнила просьбу девочки – принесла откуда-то тюфяк, полный соломы, и устроилась на полу, совсем рядом с кроватью. Согласилась и немного поболтать.
     Настя попросила Дору рассказать подробнее, что это за страна и за место, куда  её похитили.
     И служанка очень просто объяснила, что это Черное королевство Шахматной страны. Оно ведет войну с подобным же Белым королевством. Возглавляет Черных заколдованный дракон, который мечтает, чтобы тяготеющее над ним заклятие развеялось. Сражение – то есть, шахматная партия, где на кону стоит расколдование дракона – длится уже почти десять лет.
    - Сражение?.. – внезапно осенило Настю. – Война?..
    Да, так и есть, ответила Дора. Все ходы, совершаемые в этой башне, на волшебной шахматной доске маленького размера, происходят и на огромной настоящей «доске» - в живом, пусть и сказочном, мире. Настя двигала, например, пешку – а там, далеко, в атаку в определенном месте шла целая рота белых солдат. Вот она послала в игру ладью – и на поле боя полетели настоящие смертельно опасные пушечные ядра с башни…
    - Но так же нельзя! – Настя была потрясена и возмущена. – Они же на самом деле умирают – люди! Почему я, маленькая, должна участвовать в этом и распоряжаться такой жестокой игрой?
     - Спите-ка, лучше, госпожа, - молвила Дора, отворачиваясь от неё. – Время всё рассудит.
     Ха-ха – время!.. Оно здесь идёт непостижимо, как, и очень медленно. Неведомо, чем его мерить.
     - Почему именно я-то?
     - Способность какую-то у вас обнаружили. Может статься, даже волшебную.
     И больше ничего в эту ночь Дора Насте не говорила.
     Проснулась девочка, когда было вовсю светло. Бывает ли здесь утро?
     Служанки тоже нигде не было видно. Зато снова присутствовал дракон.
     В течение же дня положение волшебных фигур на доске успевало сдвинуться всего на один-два хода.  В остальное время накатывала скука.
     - А что же будет, если мы проиграем? – спросила Настя дракона, летя на его спине во время очередной прогулки.
     Тот явно задумался, а потом сказал:
     - Знаешь, почему Белые (они называют себя ещё Добрыми) – именно Белые? Нет? Потому, что они из королевства снега, льда и мороза. И если они победят, то заморозят всех нас.
     - А тогда почему Черные?..
     - Мудрости свойственно носить темные цвета.
     - Ты – главный у Мудрых? А кто же руководит Добрыми?
     Ответом ей было молчание. Спрашивать же дракона, отпустят ли её домой в случае проигрыша (поражения) Настя опасалась.
     Но…
   - Я сбегу отсюда, - призналась она Доре в следующую ночь. – Ноги и руки у меня ведь не скованы.
    - Ох, маленькая госпожа… - служанка участливо посмотрела на неё. – Отсюда не убежать.
    Настя бесстрашно спросила тогда и самого дракона:
    - А если я убегу от тебя?
    Он только повернул к ней голову с уродливой, но умной мордой и оскалил клыки в подобии улыбки.
     - Попробуй, - только и было ей ответа.
    - Ты не возражаешь?
    - Ну, тебе же скучно бывает здесь время от времени, и приключений хочется? Вот и поищи себе приключений. Развлекись.
    И Настя развлеклась.
    На следующую ночь, когда дракон снова куда-то отбыл, она не стала звать никого к себе в каморку ночевать. И вдруг, когда глаза её совсем стали слипаться, она услышала голос, шедший, будто бы откуда-то из-за стены:
    - Не спи, девочка, - говорил голос. – Хочешь домой?
   И был он мужской, чуть хриплый, бархатистый, но не как у её знакомого дракона. Другой.
    Настя давно уже присмотрела тут ещё одну дверь, кроме той, которая вела в спальню. Дверь была не заперта. Может быть, она вела вовсе не наружу, не на свободу, а в какой-нибудь страшный погреб.
    - Не бойся, - провещал ей, похоже, из пустоты, снова этот голос. – Иди вниз. Я храню тебя
     Но Насте надоело здесь, и до щекотки в животе хотелось сбежать. Страх, действительно, отступил сейчас совсем, да и был ли он раньше?
     За дверью в темноте обнаружилась  каменная лестница вниз. По ней Настя и принялась спускаться, внимательно глядя под ноги и по сторонам, и, чтобы не оступиться, касалась руками массивных перил.
      Темнота оказалась не совсем уж густой. Её несколько рассеивали воткнутые через каждые пятнадцать ступенек в стену факелы. Да и лестница была длинна, да не бесконечна. И на всём её протяжении  Насте не встретилось ни одного живого существа – не то, что даже человека. Пусто было и в самом низу, в коридоре; и тяжелые внутренние ворота открылись от простого прикосновения, без  всяких усилий.
    - Вот умница! Ты такая смелая! – похвалил её добрый голос.
    Занятно! Выйти да оглядеться. Что там за новый друг-покровитель?
    Ночь была теплая, похоже, как летняя, но небо – черное. Ярко светили звезды и луна. Они освещали прямую дорогу прочь от черной башни. Дорога бежала далеко, идти по ней было неведомо, куда.
    Но над этой дорогой, намного ниже башенного окошка летал… дракон. Меньше того – Настиного мучителя – белый дракон, светящийся в темноте таинственной аурой. Голос принадлежал ему.
     - Ты смелая девочка и не боишься летать на драконах? – произнес он, то ли утвердительно, но ли спрашивая, и добавил: - Я могу отнести тебя домой, если тебе, и правда, надоело здесь.
     - А ты за Белых? То есть… это… за Добрых? – догадалась Настя.
     - За Добрых, за Мудрых, за Красивых, за Смелых – какая разница? – с грустью заворчал белый дракон, плавно опускаясь. – Всяких разных тут много. Зачем из-за наших мелочных дрязг, кровавых игр, мучить ребенка неволей? Забирайся ко мне на спину.
     Настя привычно залезла на его гребни, почти такие же, как и у прежнего ящера.
      А потом он помчался куда-то стремительно, но плавно, без колыхания, без резких провалов и подъемов, и Настя знала, что она летит домой, и ей было спокойно и радостно. Вокруг продолжалась всё такая же тьма, только иногда её рассекали огни, круглые и звездчатые, побольше и поменьше – похоже, как в метро.
     - А что же, по-твоему, будет в Шахматной стране, если Белые победят? – вдруг посетила девочку мысль.
     - Ну, что будет? У Белых будет праздник.
    - А у Черных?
     На этот вопрос дракон не успел ответить. Темнота оборвалась внезапно – ну точь-в-точь, как поезд выезжает из туннеля – и засиял ярчайший свет, от какого девочка, похоже, немножко уже отвыкла.
    - Посмотри вниз, - велел белый дракон. – Там твой родной дом.
     Она выглянула из-за костяных гребней и шипов и малость свесила голову вниз. Под ними быстро-быстро несся, мелькая, город. Действительно, это Настин город. Она почти дома.
      И  тут – наверное, от высоты – у юной наездницы на драконах сразу сильно закружилась голова, ладони и пальцы рук сделались влажными… Она соскользнула с чешуйчатой спины ящера и стала падать вниз со страшной скоростью.
     И тьма вернулась…
* * *
    Тьма вернулась, но сразу же и рассеялась. Потому, что Настя проснулась всё в той же каморке, в черной каменной башне, в спальном отсеке.
     Сон всего лишь… Ну и слава Богу. С чего это я вдруг должна умереть? Было бы обидно.
      И не совсем же я глупая, чтобы и на самом деле предпринять такой побег. Куда бежать-то? Если неизвестно ни то, где я вообще, на глобусе и на карте мира, ни где мой дом относительно этой страны…
      В дверь к ней уже стучались. «Войди, Дора» - пригласила Настя.
      Служанка принесла манную кашу.
      -  Скажи мне, Дора, - обратилась к ней Настя, поглощая завтрак. – Что же происходило тут раньше, когда выигрывали Черные? Или Белые?
      - Давно никто не побеждал, - служанка махнула рукой. – Много лет уже ничья.
     - Ничья – это ведь хорошо? Это – мир и дружба?
     - После ничьи хоронят убитых, набирают новых бойцов и начинают войну опять, - сказала Дора.
     Насте стало ещё грустнее. Сильно захотелось, как можно скорее закончить эту ужасную войну. А потом прилетел настоящий дракон, не из сновидений. И они снова глядели на волшебную шахматную доску. А там белая ферзевая пешка преодолела четвертую линию и устремилась на половину черных.  Ответ Настя разглядела ясно: черный офицер блокирует двух белых пешек.
      Сделав этот ход, девочка увидела нечто необычное: одна из двух пойманных белых пешек вдруг сама собою сделалась пешкой черной.
Глава 13
     Так сложилось, что Боря Песцов и в обычной-то жизни, в реальном мире на настоящих самолетах никогда не летал. Передвижение же на ковре-самолете заметно отличалось даже от сравнительно недавнего самостоятельного полета того же Бори вместе с Генкой Цыплаковым в пустом пространстве (космическом, или нет – кто ж его там знает?)
      Голова у Бори сейчас же закружилась так, что ему показалось, будто он перевернулся вверх тормашками и непонятно, почему до сих пор ещё не упал. Белобородый мудрец же спокойно сидел на ковре, согнув ноги калачом, по-турецки, и время от времени задумчиво поглядывал на мальчишку.
      - Что такое рыцарь без любви? – задал Шамшур вопрос, будто бы сам себе, или каким-нибудь незримым духам воздуха. Но Боря-то понял, хоть и непрерывно боролся сейчас с дурнотой, что эти слова направлены прямо ему – не столько вопросом, сколько упреком.
     - Знаю, знаю. «Мушкетеров» по телеку смотрел, - промямлил он.
     - По какому телеку?
     - Ой, Шамшур, меня сейчас стошнит, - пожаловался наш рыцарь, перегибаясь за край ковра.
    - Ты давно не ел? – предположил Шамшур и тут же  ловким жестом выудил прямо из пустоты пухлый полукруглый пирожок с зазубренным краем. – На, пожуй. Это всё от пустоты в желудке.
     Пирожок оказался с мясом, и очень вкусным. Откусив несколько раз, Боря понял, что дурнота прошла вместе с чувством перевернутости.
     - Как же ты так быстро потерял свои чувства к Анастасии? – всё не мог успокоиться Шамшур.
     - Сам не знаю, - отвечал рыцарь Брюс. – А разве чувствами можно управлять?
     Шамшур помолчал ещё. В темном небе красиво мерцали созвездия. Полет начинал нравиться Брюсу.
     - А может, это и к лучшему, - пожал плечами мудрец. – На такие дела, как спасение людей, надо идти с холодной головой. Любовь же голову только горячит и часто сбивает с верного пути, мешая совершать подвиги.
     - Во-во, - подтвердил Брюс, но настроение у него отчего-то ухудшилось.
     - Она ведь к тебе ничего не испытывает, - продолжал Шамшур. – А вот один рыцарь влюбился в девушку, которая  была к нему холодна. Только она нарочно заставила его совершать подвиги, обнадежив, что за это полюбит его. И рыцарь насовершал кучу подвигов, выполнил все прихоти девушки, прошел много боев, не раз был ранен; а она его обманула и вышла замуж за другого.
    - Ну и что? – хмыкнул Брюс. – Подвиги – обычная работа любого рыцаря. Какая разница, совершает он их в честь короля, или дамы?..
     - Или ладьи, или слона?.. – насмешливо продолжил Шамшур. – Ладно, пусть тут по-твоему… А другой рыцарь влюбился в ведьму. И ради любви колдунья заставила его бросить отца, мать, всю семью, родовой замок, жить с ней в лесу, в лачуге…
     - Я от бабушки слыхал, что с милым рай и в шалаше, - вспомнил Боря.
     - Рыцарь стал обычным лесорубом. Однажды на него упало дерево – прямо по голове, и так сильно ушибло, что рыцарь этот сделался совсем дурачком. А ведьма покинула его.
    Брюс угрюмо молчал.
    - А ещё один рыцарь влюбился в русалку и нырнул за ней в болото… - продолжал нагнетать Шамшур.
     - И обратно не вынырнул?
     Волшебник отрицательно покачал головой.
     - Так, по-вашему выходит, что любовь – это плохо? Это делает человека несчастным, глупым, смешным, больным… каким ещё?
    - Да, так бывает. Но если оставить любовь в стороне…
    - В стороне?.. – сейчас Брюс не совсем понял, куда Шамшур клонит.
    - Да, она ведь для взрослых. Но вот, представь: ты идешь в своем мире по улице и видишь, что какие-то хулиганы пристают к девчонке. Она вообще незнакомая, первый раз видишь. Нельзя сказать, что красивая – обычная такая. Хулиганы пытаются отнять у девочки деньги на завтрак. Твои действия?
    - Вмешаюсь без предупреждения, применю к ним приемы, какие выучил по каратэ. Много хулиганов-то?
    - Неважно. Выходит, ты в эту девочку влюбился с первого взгляда?
    - Почему? – недовольно фыркнул Боря. – Просто пришел на помощь.
    - Из каких же побуждений?
    - Человеку плохо. Нужно помочь. Просто иначе поступить нельзя.
    - Правильно. Вот, ровно потому же ты должен помочь и Анастасии.
   Боря-Брюс уже собирался, было, сказать снова, что сомневается в мучениях Насти где-то там, в Черном королевстве. Как вдруг взору его представилась потрясающая по красоте и несколько жутковатая картина. В сине-черном небе яркими светящимися белыми линиями возник гигантский контур лошади с торсом человека. Четко просматривалось и лицо – пожилое, морщинистое, с умными, но недобрыми, решительно сощуренными глазами. Длинные волосы прихвачены на лбу шнурком, который тоже ярко светится зеленым. В руках у этого существа был такой же контурообразный светящийся натянутый лук, а стрела смотрела прямо на Брюса и на Шамшура.
     - Вай, шайтан! – пробубнил себе под нос Шамшур, сохраняя невозмутимое выражение лица. – Ещё один черный конь.
     И, почти одновременно с тем, как Брюс успел понять, что перед ним возвышается и целится точно ему в нос ожившее созвездие Стрельца, ковер-самолет совершил быстрый нырок на громаднейшую глубину, и продолжил стремительно пикировать, сам сохраняя горизонтальное положение, только помахивая углами, как собака ушами.
     Когда, избавившись от черно-белого, искрящего мельтешения в глазах, Брюс опять смог что-то видеть, то понял, что они снова летят близко к земле, ниже облаков, а прямо по курсу – черный каменный замок с высокой, узкой башней. На мосту над защитным рвом стояли трое стражников в латах, один из которых – прямо, как гигантский космический кентавр – тоже целился из лука куда-то кверху.
* * *
          Стражник Кунц, он же бывший оруженосец Олаф опять стоял перед своим генералом – рыцарем Като, буквально, заглядывая главному в рот, и ждал новых распоряжений.
     Холодный, колючий змеиный взгляд рыцаря  Като пронизывал Кунца насквозь и лишал воли.
     - Я смотрю, новый стражник, ты любишь приключения, - произнес рыцарь Като безразлично и устало.
     - Я ничего не люблю, - монотонно ответил Кунц. – Я никого не люблю.
     Он стоял в охранении на мосту, перекинутом через защитный ров. Рыцарь Като возвышался над ним, странно посвечивая в темноте. Второй стражник на приход главного никак  не реагировал, даже не шевельнулся.
    - Но ты ведь и явился в нашу страну именно за волшебными, захватывающими, жуткими… жутко интересными приключениями. Нет? И я дам тебе поручение, очень интересное, важное, ответственное. Больше того, я произведу тебя в десятники. Но прежде мне необходимо проверить твою верность и преданность Мудрым, нашему королю и лично мне.
     Кунц почти превратился в статую, даже мигать перестал.
     - Если я велю тебе прыгнуть в пропасть, ты ведь не станешь спрашивать – зачем? – голос Като шипел и присвистывал, тоже по-змеиному.
     - Не стану. Приказы не обсуждают, - был ответ.
     - Хорошо. Но я должен абсолютно убедиться. Приказываю тебе выстрелить вот в эту птицу – Като вытянул страшный свой железный коготь в сторону озера, над которым кружили, монотонно гнусавя что-то заунывное, белые пернатые, похожие на крупных чаек. Он указал на ту птицу, что летела последней, скулила тише всех и печальнее. – Её надо сбить стрелой.
     Кунц молча вынул из чехла, висевшего у него на спине, черный боевой лук и стрелу из колчана и стал прицеливаться.
     Но тут в темном небе стремглав пронеслась ещё какая-то плохо различимая чернота, и из неё ударил разряд, подобный молнии. Он поразил ту самую птицу, в которую целился стражник Кунц, и его стрела пролетела мимо. Птица же загорелась и, описав в воздухе заковыристую кривую, словно кусок пакли, шлепнулась на мост.
     Кунц был растерян. Два его товарища по караулу тоже – то  непонимающе глазели на упавшую птицу, то озирались кругом, ожидая чьего-то приказа. Но распоряжения никто не давал.
     Птица перестала гореть, лишь только коснувшись моста. Она выглядела даже не обугленной. Вслед за птицей и рядом с ней на мост приземлился и летающий объект, оказавшийся ковром-самолетом с двумя седоками. Один из них – белобородый старик – наставил на трех стражей руки с открытыми ладонями в колдовском пассе. Второй – молодой воин в белых латах, с перевязанным плечом – обнажил одноручный меч.
     «Бей первым, парень!» - явственно услышал Кунц чей-то голос в собственной голове, и шагнул навстречу белому воину.
     Их клинки скрестились и зазвенели. Удары Кунца были тяжелы, но белый воин ловко отбивал их все, как один. И всё же, через какое-то время, не очень долго, Кунц ловким выпадом подсек белого, опрокинул на спину и хотел вонзить меч ему в грудь.
     Но случилось чудо. Раздался звонкий девчоночий визг, и кто-то быстрой тенью метнулся между Кунцем и его поверженным противником, выбил меч из карающей длани, а затем прижался к груди черного стражника.
    - Нет! Не убивай человека! Ты не можешь!.. 
    Но Кунц, очевидно, все-таки мог. Он не остановился, а лишь отпихнул быструю белую тень от себя и замахнулся мечом уже на неё.
    Однако, у неё тоже взялся откуда-то меч. И она не думала отступать перед опасностью.
     Она – это была пешка Сесилия, преобразившаяся вновь из птицы в девушку. Стражник Кунц не узнал её только потому, что и сам совсем недавно был вовсе не Кунцем и не стражником, а оруженосцем Олафом и просто мальчишкой Генкой Цыплаковым в одном лице.
     Все остальные действующие лица, главные и эпизодические, как по команде, застыли на местах, следя, чем закончится поединок.
    А удары сыпались один за другим. Противники, похоже, стоили друг друга. Но в тот самый миг, когда уже казалось, Генка сейчас жестоко зарубит свою подружку, сам не ведая, что творит, Сесилия исхитрилась и ловким приемом обезоружила мальчика с каменным сердцем.
     И даже тогда никто из прочих присных не бросился на помощь ни ей, ни ему.
      Пока Кунц-Генка успел поднять руку, чтобы вытащить из колчана на спине лук (если он вздумал стрелять в пешку, то должен был ещё в кои-то поры наложить стрелу да натянуть тетиву…) Сесилия бесстрашно подошла к нему вплотную, обняла и поцеловала. В губы. Почти по-взрослому.
     Наш герой стоял в совершенной растерянности, чувствуя только, что ночной мрак стремительно теплеет.
      Сначала странно, болезненно тепло сделалось его лицу, потом всей голове, дальше – плечам, груди; на минуту сперло дыхание, потом оно вернулось более свободное, чем было.
       Вокруг этих двоих происходила обычная неподвижная, немая  сцена.
       - Ну, как, офицер Олаф? – тихо, шепотом произнесла пешка. – У вас всё в порядке?
      - Всё хорошо, солдат, - ответил офицер Олаф деловито.
      При этом Олаф весь как-то посветлел изнутри. Бледный луч луны, упавший на его черные, блестящие доспехи, заметно посеребрил их, сделав, как будто белыми.
     И это заметили другие. И врагов, и друзей Олафа (который сразу перестал быть стражником Кунцем) это заставило выйти из оцепенения и схватиться за клинки.
     Новый бой оказался неравным – трое Добрых против двоих Мудрых. Если легко раненный Брюс действовал мечом не слишком-то уверенно, то пешка и Олаф сражались довольно неплохо. Они без особого труда обратили в бегство двоих стражников рыцаря Като, и лишь тогда Олаф, перевоплощенный только что из Кунца, заметил, что самого рыцаря Като на мосту нет. Его не было и во всё продолжение боя, и до боя. То ли черный рыцарь исчез по волшебству, то ли сбежал под свои мрачные своды по собственному малодушию… а может, его и вовсе не бывало сейчас здесь? просто он своей магией нашаманил прямо в воздухе образ самого себя – и так повелевал стражей снаружи замка?
     Эта сложная схема пришла в голову оруженосца Олафа прямо сейчас, ни с того, ни с сего. 
      - Бежим! – храбро воскликнул Олаф, указывая мечом на высокую, узкую башню.
     - Куда бежим? – пожала плечами Сесилия.
     - Докончим начатое. Если рыцарь Като в замке, в башне – уничтожим его, освободим всех его рабов и белых птиц…
     Но тут Сесилия вновь сделалась чем-то похожей на мальчика Боссе (он же – принц Мио из Страны Дальней) и, остекленело взирая на Олафа, будто читала молитву, или сказку по книжке. 
     - «…И пусть семь стражников охраняют Голодную башню, а семьдесят семь стражников стоят в коридорах и галереях замка…» Командир! Друг мой сердешный! Если мы кое-как победили двоих бойцов рыцаря Като, можно ли быть уверенным, что справимся и ещё с почти сотней?
     - А почему бы нам и не справиться? – браво крикнул рыцарь Брюс.
     - Хотя бы потому, что много-много тысяч лет тому назад Като была предсказана несколько иная участь. Последняя битва Като грянет, когда пред ним будет стоять с огненным мечом, рассекающим камень, принц  Мио.
     - Но ведь ты совсем недавно сама и была принцем Мио, - сейчас же вспомнил Олаф. – Или пыталась им казаться зачем-то.
     Пешка Сесилия засмеялась, и смех её звучал так ярко, даже детски, и как-то совсем неуместно, неестественно в этой гробовой тьме, при мертвенных лунных бликах. Она сама, видимо, это поняла, и оборвала смех.
     - Но и ты ведь сравнительно давно уяснил, что я – не он, - сказала она, все ещё улыбаясь во весь рот. – Зачем же спрашиваешь? Хочешь, чтобы я превратилась в него?
     И, видя, что рыцарь Брюс, того и гляди, всё же рванется бежать наверх, в башню, навстречу Като, пешка шагнула ему наперерез и, выставив меч вперед, прорычала сурово, ну точь-в-точь, как киношный Терминатор:
     - Какова задача?
     - Наша задача – выручить из плена Чёрных украденную Настю Крылову, - просто ответил Брюс.
      - И я вас уверяю, сэр, здесь её нет, - подытожила Сесилия. – А ломать сюжет сказки, в которой вам просто дозволили побывать, исполняя ваше желание, было бы, думаю, нехорошо, а?
     Боря-Брюс остановился и кивнул. 
     - Значит, будем помаленьку смываться отсюда? – уточнил Олаф-Гена.
     Кстати, он первый, вот только недавно заметил, что Шамшура, так же, как Като, здесь почему-то больше нет. Отсутствовал и волшебный ковер.
     И как же им, извините за ребячье выражение, теперь смываться?

Глава 14
   Неуверенной рукой, после долгого раздумья, Настя на всякий случай спрятала черного офицера за ладью. Строенные белые пешки грозили, однако, достать его и там, но таинственный их руководитель предпочел этому ходу короткую рокировку. Оба изменения на доске произошли в считанные минуты, и теперь Насте ничто и никто не ограничивал время на подумать.
     Огненный дракон внимательно следил за нею, конечно, замечал и недовольное выражение лица девочки, но помочь ей ничем не мог. Или не хотел.
     - Значит, если я за ваших выиграю, ты расколдуешься? – спросила его Настя уже не в первый раз.
     - Да, - подтвердил дракон.
    - Но ты ведь и так превращался в человека, когда украл меня?
    - В человека. В какого-то человека, но не в себя самого.
     - Но до того, как стать драконом, ты ведь человеком был?
     - Человеком. Но другим.
     - Какая же разница?..
     - Когда ты надеваешь чужое платье, например, тебе ведь в нем не совсем удобно, даже, если оно тебе и по росту, и по фигурке?
    - Да, такое бывало.
    - Ну, а влезть в чужое тело, пусть и похожее на то в котором ты был сам в себе – это вроде, как прийти в гости без желания и приглашения, и не иметь права оттуда уйти, как только тебе там надоест…
    - Сложно как-то, - поморщилась девочка.
    - А жизнь вообще – штука сложная, сама ведь знаешь, нет?
    «Ага. Особенно, когда тебя увезли в гости вопреки твоему желанию и не отпускают домой», - подумала Настя, но спросила совсем другое:
     - А во что ещё ты способен превратиться, кроме человека и дракона?
     - Представляешь – во что угодно?
     - И в мышь? – подмигнула Настя.
     Эта мысль пришла ей в голову так, наобум, неизвестно, почему, и что в себе неся.
     Но совершенно неожиданно вокруг Насти забегала маленькая серая мышка с длинным смешным хвостиком и умными, поблескивающими глазками.
     Настя тут издала пронзительный писк, куда громче мышиного, и забралась на кресло с ногами.
    - И что дальше? – спросила мышка прежним голосом дракона. – Зачем же было просить меня превращаться в такое страшилище? Давай, лучше, я стану тем, что тебе нравится?
     - Шоколадной конфетой?
    Это Настя сказала, тоже не предполагая, что ей повезет. Ну как же дракон – да ещё предводитель тех, которые называют себя Мудрыми – поведется на такую детсадовскую уловку?
     Повёлся!
    Как Настя ни сомневалась, а перед нею сейчас лежала большая шоколадная конфета в блестящем зелененьком фантике и с белкой на картинке. Значит, конфета с орехами.
     Глупым же оказался дракон! Неужели, обвести его вокруг пальца – вот так просто, не труднее, чем в носу поковырять?
     Девочка просто схватила конфету со стола, быстро развернула обертку и съела сладость, почти не жуя.
      Свобода?
      Конечно, в замке много прислуги, в том числе и  невидимой. Наверное, кто-то из невидимок находится сейчас прямо в этой каморке. Но вряд ли они будут сильно возражать против Настиного побега, если их повелителя, очень вероятно – тирана… съели, как конфету.
     А вот и та самая дверца из её сна, не очень бросающаяся в глаза, но ведущая на волю. Существует, значит, эта дверца не только в Настином воображении.
     Крадучись, везучая девчонка, подошла к дверце, но только взялась рукой за дверную ручку…
     - Ну, и куда мы собрались?
     Голос был тот же самый – голос дракона. Только откуда он шел? Из Настиного  живота? Нет. Голос как бы наполнял всё пространство этой маленькой каморки.
    - А… я тебя разве не съела? – опасливо спросила девочка в никуда.
    - Ты съела всего лишь конфетку, которую и просила. Понравилось? Хочешь ещё?.. Прости, Анастасия, но в такую смешную ловушку я никак попасться не мог. Я просто подшутил над тобой. Надеюсь, не очень зло? Ты не обиделась?
     Да. Если б на самом деле его было так просто уничтожить, победить – кто-нибудь давно бы сделал это до Насти, и никакого похищения не было бы, и вообще с ней ничего бы не случилось.
     - А теперь ты, что же – невидимым стал?
    - Да. Может, буду меньше тебя раздражать.
    - Зато пугать станешь ещё больше…
    Настя увидела, как открылся, будто бы сам собою, старинный кованый сундук, стоявший у стены каморки (в замке повернулся два раза явившийся откуда-то ключик), оттуда не плавно, подергиваясь и кренясь в воздухе, вылетела серебряная диадема с зеленым, блестящим камнем, сама подлетела к девочке и наделась ей на голову, сначала сняв с неё черную микрокорону и положив её на тумбочку возле шахматного стола. При этом Настя ощутила, что украшение возлагают на неё невидимые, холодные ладони с кривыми, грубыми пальцами. Бррррр!..
    - Понимаешь, дракон, я бы наоборот, просила тебя, если можно, никогда больше при мне невидимым не становиться. Мало ли, что ты можешь со мной сотворить, когда невидим?..
    - Ну, не знаю… - произнес голос. – А в драконьем виде я противен, это же ясно. Кем же мне стать, чтобы тебя немного порадовать?
     «Билетом на автобус до дома», - подумала Настя, но говорить такое не стала.
     Хозяин башни, похоже, что-то сообразил и сам. И на колени к девочке прыгнул пушистый рыжий кот с сердитой мордочкой и некрасивыми черными подпалинами на боках и на хвосте.
    Настя не без удовольствия погладила кота, он же в ответ немного помурлыкал, как самый обычный кот. Но говорить продолжал всё тем же голосом:
     - Ты такая красивая в этой диадеме. Пусть она будет моим подарком тебе на память.
    - Значит, скоро домой? – обрадовалась, было, Настя.
    - Но не раньше, чем выиграем в партии, - осадил её кот.
    Насте немедленно захотелось посмотреть на себя в новом украшении. Вообще-то, характер у этой девочки был скромный, и за блестками она совсем не гналась – в свои тринадцать лет даже сережек не носила. Но если ей уже нацепили украшение – тут как не убедиться, что оно Насте к лицу?
     Хозяин башни предупредил и это её невысказанное хотение. На стене, над сундуком, словно само собою возникло довольно большое круглое зеркало в красивой оправе – почему-то белой, хотя буквально всё в этом странном королевстве было черных тонов и оттенков.
     Некоторое время Настя рассматривала себя в зеркале, сидя в кресле у стола. Зрелище ей понравилось. Потом решила повертеться так и этак, подойдя поближе. Но, приблизившись к зеркалу, Настя в какой-то момент увидела там вместо себя взрослую, высокую тетку, очень красивую, только всю бледную, в сверкающих белых одеждах, будто сшитых из снега, льда и инея. На голове – высокая, без сомнения – ледяная корона. Брови женщины были сурово сдвинуты, губы жестко сомкнуты. Умным, но недобрым  взглядом она смотрела прямо на Настю.
     - Кто она? – спросила пленница.
     - Это ты сама, - последовал ответ. – Что же, Анастасия, ты себя не узнаёшь? Правду сказать, диадема тебе очень идёт и делает на вид тебя немного какой-то даже незнакомой.
     Говоря так, голос, шедший уже и не от кота, а откуда-то, снова из пустого пространства, еле заметно усмехался.
    И сразу после этого изображение белой красавицы в зеркале заколебалось волнами и исчезло. Вместо неё Настя опять увидела, и правда, саму себя в красивом серебряном обруче на голове.
    Показалось? Но видение королевы было очень уж ясным и четким. Впрочем, сны иногда тоже бывают довольно осязаемыми. Например, Настя помнит, как однажды – уже давненько, это было еще дома – во  сне ела мороженое и отчетливо разбирала земляничный вкус.
     Белое зеркало с отражением белой дамы – и это в черной башне, посреди черного королевства. Не намек ли это на что-то, являющее собой отгадку ко всем загадкам этого странного мирка?
     Пора было, кстати, делать ход на доске. И с мыслями о белой даме Настя передвинула там вперед черного ферзя. Сделав сей ход и убедившись, что ни одна из важных фигур не находится под ударом, девочка вновь отвлеклась и спросила хозяина:
     - Значит, ты можешь превратиться в любого зверя, человека и даже в предмет?
     - Да. Но вот только в себя не могу.
     - А когда же ты познакомишь меня и с другими своими приближенными, кроме Доры?
     Ответа она не получила. И сразу заметила, что кот куда-то пропал. И больше в каморке никого живого – по крайней мере, видимого – явно, не было. Более того – исчезло и зеркало со стены.
     Опять сидеть одной, даже не зная, который теперь час?
     А почему обязательно одной?
    Настя крикнула Дору, и служанка тут же явилась, не открывая дверь в каморку, с полным подносом всякой еды и питья.
     - Хозяин улетел? – осведомилась у неё пленница.
     - Кто его знает? – Дора пожала плечами. – В замке его нигде не видно.
     - А кто он – ваш хозяин? Дракон?
     - Волшебник. Да ты сама не поняла ещё, что ли?
     - Он говорил мне, будто может превратиться во что угодно, кроме самого себя.
     - В том-то и дело. Вот мы сейчас сидим тут и говорим о нём, а он – притворился, допустим, этой тумбочкой, и нас подслушивает.
     - Или этим креслом, а я на нем сижу? – продолжила Настя.
    - Да. Может быть и такое.
    «Или этой дверью, - подумала Настя, взглянув на дверь, сквозь которую Дора проникала, как тень. – Я снова попробую удрать, а дверь  мне прорычит: «Куда ты, маленькая принцесса?..»
     Да, тюрьма – и есть тюрьма, как бы хорошо узников в ней ни содержали.

Глава 15
     Брюс, Олаф и Сесилия стояли на мосту, переброшенному через замковый ров, и искательно смотрели в черное, подсвеченное бледною луной небо. Необходимо было улетать, а никто из них троих крыльями теперь не располагал.
    И вдруг оттуда, с черного неба спустился кто-то, кого наша троица никак не ожидала. Это был огромный, сверкающий звездами кентавр-лучник. Он появился, откуда ни возьмись – наверное, из глубин сказочного космоса; очертил широкий круг над мостом и плавно опустился на камни. Лук его и стрелы на этот раз покоились в колчане, за спиной.
     Все трое ждали, что кентавр скажет, но он молчал и молчал, и только мудрые глаза его, казалось, беззвучно спрашивали: «У вас проблемы? Чем-то помочь?»
     Так показалось Олафу и Сесилии. Брюс же почему-то не был уверен в добрых намерениях звездного гостя.
     «Это же черный конь. Враг!» - думал Брюс.
     Но яркий свет, как сигнальный маяк, вспыхнул в окошке на вершине черной башни. И сейчас же, словно по команде, из разных, больших и малых дверей, ворот и окон замка на мост посыпались настоящие враги – стражники, количеством не меньше батальона.
    Так что выбор был совсем невелик. Брюс увидел, что Олаф – трусишка! – прыгнул на спину кентавра первым. За ним – Сесилия – и плотно прижалась щекой к плечу оруженосца.
     Сам себя высмеивать за трусость Брюс не стал. Просто тоже прыгнул на круп кентавра, оказавшись позади всех. И только-только успел, как древнее благородное животное – а может, человекоподобное, или даже просто призрак – круто вознеслось над мостом, неспешно набирая высоту.
     А мост уже заполонили стражники, стрелявшие в кентавра из луков и арбалетов. Но ни одна стрела, ни один болт не долетали до брюха зверя. Впрочем, обстрел ему вовсе не нравился; кентавр выхватил свой лук, состоявший весь из звезд, и хотел выпустить стрелу в ответ, но Олаф задержал его руку и шепнул в ухо:
     - Не надо. Ведь и у них каменные сердца не навечно.
     Похоже, мифическое существо поняло его, потому что не стало стрелять. Полет продолжался, но теперь уже пространство вокруг не напоминало атмосферу Земли. Видимо, кентавр вышел обратно, в сказочный космос – туда же, откуда только что явился.
     Если это была невесомость, то Брюс-Боря ощущал её второй раз в жизни – то есть, не мог определить, где верх, где низ, а как будто бы его перевернули вверх тормашками и продолжают вращать, плавно продвигая… но вперед, или назад – понять тоже не очень удавалось.
     В какой-то момент звездный контур кентавра побледнел и растворился. И теперь рыцарь Брюс почувствовал резкий провал вниз, наподобие воздушной ямы – и падение с невообразимой высоты. Падение в никуда…
     Может, это смерть? Наверное, в них попали, сначала в человека-коня, так, что он, бедолага, аж распылился, самоликвидировался… Потом – прямо в него, в Борю – и чувствительность пропала раньше, чем он успел понять, что умирает…
     Но умереть в Стране Сказок – это ведь не означает умереть вообще. Ну, так ведь Генка, вон, говорил. В реальном мире Боря, конечно же, скоро очнется, домучает срок путевки и вскоре поедет домой – к маме и папе.
     Вдруг он увидел свою маму – как она кормит его, Борю, дома летним вечером блинами на ужин, а сама смотрит в окно. Там летают, неприятно вскрикивая, большие белые птицы… Что-то они напоминают Боре. Где-то он совсем недавно видал таких же.
     - И почему люди не летают, как птицы? – произносит мама фразу драматурга Островского. – Боренька, ты хотел бы уметь летать?
     Да, учили эту «Грозу» прошлый год, Боря помнит. Какая-то мука классику читать и понимать всю глубину замысла…
     - А ну их совсем – и птиц, и полеты! – честно отвечает маме Боря. Передвигаться в воздухе на такой высоте, на невесомых крыльях из перьев – мне было бы страшно.
     - Приземленный ты у нас, Боренька, не романтик, - улыбается мама. – О чём с девчонкой будешь болтать, когда тебе какая-нибудь понравится?
    Об этом Боря пока как-то не задумывался. Но когда это ещё случится?
    Вот и случилось… Но разговор с мамой у Бори был задолго до встречи с Настей.
     А насчет полетов…
     - Я твердо стою на земле и неплохо хожу, хоть и на кривых ногах. А некоторым людям, думаю, полезно было бы научиться летать. Вот мой друг Гена Цыплаков ходить очень боится. Если бы ему взлететь…
     -  Он бы и того испугался – ещё больше, - смеется Борина мама.
    - Не знаю. А у Костика Воробьева ноги совсем непослушные, висят, как плети. Для него крылья бы стали счастьем. А я летать боюсь, да и всё.
     И правда – а врать Боря не любит – даже когда он смотрит высоко вверх на парящую в зените птицу, или на летящий в нескольких километрах над землей самолет, у него начинает кружиться голова и почва уходить из-под ног.
     - Это кто у нас такой трусишка? – в кухню заходит Борин папа. – Мужику стыдно бояться, сын. Давай-ка уберем твои страхи?
     - Как мы это сделаем? – спрашивает сын.
     И на следующий день папа отвел его в секцию каратэ. Там Боря занимается уже больше года. Ему не страшны никакие враги и драки. Он сделался сильным и ловким. А летать… мысль о полетах ему осталась, всё так же, неприятна.
     Каждому – своё.
* * *
    Однако, очнулся Брюс в мире, вроде бы реальном и далеком от сказочного космоса, но всё ещё летя. Он лежал, прижавшись к каким-то странно скользким черным перьям, весь зарывшись в них. Его несла некая огромная птица.
    Летела она неровно, дергано, то и дело проваливаясь в воздушные ямы. Вскоре Брюс услышал и её голос – очень знакомый:
    - Эй, Сесилия! Лети потише, а то я отстаю.
    И на это раздался ответ:
    - Забыл сказку? Лететь быстро легче, чем лететь медленно.
    - Я, кажись, падаю! – продолжал стонать на все лады голосом Генки Цыплакова черный гусь, на спине которого лежал маленький Брюс.
     - Лететь высоко легче, чем низко, - вновь поучала белая гусыня впереди. У неё был голос пешки Сесилии, да и обращался к ней Генка-гусь этим именем.
     - Не вздумай! – опомнившись, воскликнул Брюс и изо всех сил вцепился в ныне пернатого Генку.
    Новое превращение, что ли? – подумал он. Провалились в дыру сказочного космоса и попали в другую сказку? Ожидаемо. Эти двое теперь гуси – ха! Да по сути, они гусями и были. А Брюс-то теперь в кого превратился? Может, он и не рыцарь более?
    А черный гусь Гена, тем временем, опускался ниже с каждым мгновением. Ох, и шлепнемся сейчас!
    - Чё ты падаешь? А ну, перестань! – уже завопил Брюс, вдруг почувствовав  себя маленьким-премаленьким (да может, он таким сейчас и был).
     Но черный гусь падал безнадежно, штопором. И вскоре успешно достиг земли, плюхнувшись, как мокрая тряпка.
     Брюс не ушибся даже совсем. Когда страх, внушенный ему падением, отступил, он легко соскользнул со спины неподвижного Генки и оторопело взирал на друга – неведомо, живого, или нет.
    Сесилия тут же спланировала рядом с Генкой-Олафом-гусем и пыталась тормошить его клювом.
     - Командир! Ты жив? – вопрошала она.
    Тот молчал.
    Тем временем Брюс, чей рост волшебным образом уменьшился до совсем лилипутского, заметил, что остался ещё и полностью безоружным.
     - Где мой меч? – тревожно спросил он сам себя, озираясь. – Где мой щит? Где моё копьё?..
    - У тебя пока не было копья, сударь, - прошипел вдруг Генка-гусь, открывая один глаз.
    Жив, слава Богу!
    Черный гусь встал на лапы, отряхнулся, поправил оперение, оглядевшись, нашел поблизости пруд – не пруд, скорее, довольно глубокую и длинную лужу, налившуюся в канавке от осенних дождей. Спрыгнул в неё, поплыл. Разглядел своё отражение в мутной воде. Гусыня Сесилия продолжал тревожно следить за каждым его движением.
    - Как чувствуешь себя? – спросила она.
    - Странно, - ответил Генка. – Значит, мы теперь гуси?
    - Да, как видишь.
    - И нам положено летать?
    Сесилия наклонила голову.
    - А если я летать боюсь?
    - Ха… В том мире, в твоем, реальном, если помнишь, ты боялся даже ходить.
     Белая гусыня захлопала быстро крыльями, поднялась в воздух совсем невысоко и оглядывалась на Генку-гуся, явно приглашая его взлететь. Он последовал за нею нерешительно, вспорхнул и потащился у самой земли, кривобоко и тяжело, свешивая то одно крыло, то другое, грозя плюхнуться снова. Вскоре он приземлился, развел в стороны крылья, осматривал их, поправлял перья, будто бы искал, нет ли повреждений.
     После небольшого отдыха обучение повторилось. Пернатый Генка пролетел чуть дальше, но сбил дыхание и сел в траву, отдуваясь.
     - Неужели тебе не нравится летать? – удивилась Сесилия.
     Тот сказал, что летать ему нравится, но это, оказывается, не так легко, как некоторым кажется.
     - Ты-то когда успела выучиться летать? Вроде, недавно тоже человеком была? – недоумевал Генка-гусь.
     - Я живу в Стране Сказок с рождения, - просто, но расплывчато объяснила Сесилия-гусыня. – Кроме того, я ведь совсем недавно была превращена в птицу одним злодеем – не помнишь уже?
     - Вы из одной сказки в другую переходите, что ли? – вставил свой вопрос Боря-Брюс, про которого оба, как будто забыли.
     - Ну, пусть так, - махнула гусыня крылом. – Всему живому свойственно движение… А на самом деле, объяснение довольно сложное.
     Она скрылась в ближайшие заросли и принесла давно голодному Брюсу несколько лесных орехов.
     - Хорошо, что мы покинули Шахматную страну, - сказал Брюс, лакомясь, чем Бог послал. – Воевать надоело…
      - Ничего мы не покинули, - возразила гусыня.
      Брюс даже поперхнулся орехом.
      - Почему это? Мы же сейчас в какой-то другой сказке?
      - В другой, да.
      - Но, если вы теперь – гуси, то я – кто?
      - Ты – гном.
      - Гм… а почему гном? Если вы гуси, то мне справедливее было бы стать охотником.
      Брюс пытался шутить, но на самом деле ему было не до смеха. Очень давно он не чувствовал себя таким маленьким, слабым и уязвимым. Наверное, его не сделали птицей потому, что он сам бы не захотел, но зачем было так уменьшать?
    Он смотрел снизу, как Генка-Олаф-гусь мало по малу привыкает летать. Тот совершал всё более широкие круги над болотистой опушкой леса, где находились все трое. Поднимался к небу всё выше. Брюс глядел и думал: а если его случайно эта парочка так и оставит тут? Они ведь, кажется, сильно неравнодушны друг к другу, хоть и очень юны?
     - У вас с ним шуры-муры? – спросил он Сесилию, как бы напомнив о себе, когда она мягко приземлилась в очередной раз поблизости от гнома-Брюса.
    - Ага, - кивнула она с усмешкой. – Шуры-муры – в рамках командно-административных отношений.
    - А тогда я вам на что?
    - Всё связано. Он – мой командир, но твой подчиненный.
     Брюс не мог понять, почему это всё ещё так, если сказка уже другая.
     - Куда же мы летим? – спросил совсем освоившийся Генка, с шумом и брызгами приводняясь в лужу.
    - Надо полагать, на юг, - ответила Сесилия.
    - Летим на юг, летим на юг,
    Воинственные птицы Рух…
    - забормотал вдруг Генка, на взгляд Брюса – какую-то странную чушь, а может – бред. 
     Кто вообще их так заколдовал? Тот ли, кто руководит в этой шахматной партии Белыми – и тем сделал свой очередной ход? Или тот, кто за Черных – чтобы они никогда и до цели не добрались, и в свой мир не вернулись?
     Так размышлял Брюс. А между тем, гусям пора было улетать. Генка опустил левое крыло, и Брюс-гном забрался по нему на гусиную спину и уселся, плотно обхватив Генку-гуся за тонкую шею.
     Да, неприятно быть настолько маленьким. Неприятно, неуютно, знобко даже. И что мне делать теперь? Какова моя миссия?
     Последние свои фразы, он, похоже, произнес вслух – и получил ответ от невозмутимой Сесилии:
     - Твоя миссия никак не изменилась. Мы просто проходим белое поле, сойдя с черного. Здесь нет боев, и исполнятся желания. Мне понравилось быть птицей ещё в Стране Чужедальней. Олаф, которого ты зовешь Генкой, чуть ли не с рождения мечтал летать. А ты, дружочек, что-то стал очень задаваться последнее время. И Гроссмейстер подумал, что тебе будет полезно посмотреть на этот мир снизу вверх. Скорее всего, дело обстоит именно так.
      - Но мне ведь теперь не то, что волшебника, но и лягушку какую-нибудь одолеть – проблема, - жаловался Брюс. – И чем я стану драться? Где моё оружие? 
      - Твоим оружием пока что, на этом поле, послужит колдовство?
      - Что-о? – Брюс был растерян. – Да ведь я никогда не колдовал, не умею, не знаю, как это делается…
      - Так уж и никогда? Ну, вот, наш общий друг-то совсем недавно упал от страха с большой высоты – и не убился. А всё почему? Ты сидел на нём и, держу пари, подумал: «Хоть бы выжил»…
     - Ничего я не подумал. Я только заорал: А ну, не падай!
    - Так или иначе, но твоя магия сработала. Олаф жив и летит дальше.
    Да ну, чепуха – подумал Брюс. Если бы магия моя сработала, Генка бы вообще не упал. А если бы она была – магия-то моя – то меня самого сейчас здесь нипочем бы не оказалось. А сидел бы я дома – в реальном мире, у телека с видиком; смотрел бы боевики с Брюсом Ли…

Глава 16

     Общий друг Сесилии и Брюса, недавно упавший от страха и не убившийся лишь по колдовству новоиспеченного гнома, однако, с рождения мечтавший летать – Генка Цыплаков – преспокойно летел сейчас гусем над хмурыми и прекрасными осенними просторами севера. Он больше не испытывал страха высоты, относился к полету, как к чему-то само собой разумеющемуся, и размышлял о далеких временах.
     Вспоминал ещё одного своего друга – Костю Воробьева, который этим летом не приехал почему-то в санаторий. А раньше приезжал часто – не то слово. В прежние годы Костик из учреждения и вылезал редко – его одинокий папаша-пьяница всегда рад был избавиться от беспомощного сынули с тяжелой инвалидностью.
     У Кости имелась инвалидная коляска, а у Генки её не было. Потому что, хоть и через страх, но Цыплаков мог двигаться на костылях, а также держась за стенки и всякие углы-косяки. Тем не менее, покататься на коляске завидущий Генка хотел всегда. И добрый Костик ему это позволял время от времени – слезал с сиденья и пускал туда приятеля. Сам Костик оставался в этом случае на четвереньках, но и ползать, как следует, не мог. Совсем непослушными, мягкими до полной вялости ногами он не способен был достаточно сильно оттолкнуться, чтобы ползти. И на коляске-то Костика приходилось возить кому-то другому из-за слабости его тоненьких ручонок.
     А вот у Генки с руками было всё в порядке. Очутившись в коляске, он уверенно крутил колеса за обручи и легко катился по линолеуму здешних полов. Протиснувшись между многочисленных низеньких столиков и стульчиков «группы», выкатившись в холл, где места было много, а поворотов мало, Генка испытывал чувство свободы, какое на него накатывало весьма редко. Он ехал вперед, и чем быстрее, тем больше ему казалось, что он уже не катится, а просто летит. Жалел он тогда лишь о том, что нельзя спуститься вниз, выехать на свежий воздух и покататься по аллее тополей.
     Но, рано или поздно, в таких случаях юному проказнику обязательно встречался кто-то из персонала и спрашивал:
     - Ты зачем у друга отнимаешь инвентарь? Это кресло полагается тому, кто без него не может обходиться, а тебе надо усиленно тренировать ноги – и будешь бегать.
      Воспитатели в этом случае были, конечно, правы. Но Цыплакову уж больно нравилось ездить. Вы помните из предыдущих страниц, как трепетно он относился даже к воображаемым поездкам на муляже машины, или в кабине поломанного и заброшенного грузовика. А тут колеса были настоящие, они ездили. Это доставляло Генке удовольствие.
     В благодарность он катал Костика по тому же холлу, помогая ему добраться до какого-нибудь процедурного кабинета, а иногда – по спортивному залу.  Костику нравилось, что друг катал его на большой скорости. Обычно, если Костю куда-то катили, то медленно и не спеша.
     - Еще быстрее кати! – просил Генку Костя, радостно сверкая глазами.
     - У тебя голова не кружится? – спрашивал Генка.
     - Кружится немножко. Но тебе ведь нужно тренироваться.
     Однажды Генка выкатил коляску с Костиком аж на лестничную площадку. И каким-то чудом они не сунулись на ступеньки, рискуя пересчитать их  колесами и собственными носами и ребрами. Может быть, конечно, ничего бы и не стряслось, но всё же, хорошо, что вовремя появилась строгая воспитательница – Нина Ивановна – и загнала обоих обратно в «группу», и ещё пригрозила Гене занести его плохое поведение в характеристику к выписке…
    «Эх, вот сейчас бы Костя летел где-то рядом с нами таким же гусем! – подумал Генка-гусь, - Он был бы просто счастлив от чувства беспредельной свободы и невесомой легкости».
     Но пора уже опять было спуститься на землю, чтобы подкрепить чем-нибудь силы. И гуси стали снижаться.
     Генка не думал, не ждал особенно вообще ничего плохого, когда до птичьих ушей его донесся глухой двойной звук «бу-бух» - не громче грозы в начале мая – и Сесилия, красиво, плавно снижавшаяся чуть впереди, резко перекувырнулась в воздухе, запрокинула шею вбок и повалилась вниз камнем.
     Ах, да – охотники! Ну конечно! Хлопнул второй выстрел, и какой-то черный воздушный мусор – дробь? – со свистом пролетел рядом с Генкиным крылом.
     Мгновенный страх в Генке-гусе почти сразу же сменился лютой решимостью, и Генка стремглав помчался к земле.
    - Ты чего – озверел? Мотаем отсюда! – закричал гном-Брюс. – Ей ничем уже не помочь, а он сейчас перезарядит!
     - Ну, вот ещё! Ты давай, если колдун, то наколдуй, чтобы я стал большим и страшным. Чтобы этого негодяя напугать.
     - А как? Я ж не умею… Это кто-то выдумал про меня такую ерунду.
     Там, внизу, уже близко от них, охотник, опустив ружье, направлялся к лежащей в траве гусыне.
      Читатель, наверное, сам понял, что Генка-гусь и Брюс-гном общались сейчас на птичьем языке, который гораздо короче человечьего, и разговоры на нем занимают совсем немного времени.
     Генка на бреющем полёте приближался к охотнику со спины на уровне затылка человека. Самое удивительное, что охотник – крепкий, коренастый мужик в старинном охотничьем костюме и с древним, но весьма опасным ружьем в руке – испугался, отшатнулся на два шага вбок, мгновение постоял неподвижно и вдруг побежал прочь, не очень быстро, потому, что мешали тяжелые сапоги.
     Даже не глядя в сторону врага, Генка опустился возле неподвижной гусыни и ссадил с себя приятеля.
     - Ну, что – мертва? – уточнил угрюмо Брюс, оббежав немного своими теперь лилипутскими ножками вокруг неподвижной Сесилии.
     - Да, мертва, - подтвердил Генка ещё более мрачно, и только тут поглядел в ту сторону, куда убрался охотник, прорычав: - А он бы и съел её, пожалуй. Людоед несчастный!
    - Он бы наелся гусятины, - заспорил гном-Брюс.
    Генка возражать не стал, и ничего на это не вымолвил вообще, но у него мелькнула сейчас же мысль: «А ведь в шахматах-то фигуры «едят»».
     Вслед за этой мыслью возникла другая, и Генка её тут же озвучил:
     - А ну-ка, колдун, сделай так, чтобы Сесилия ожила?
     - Да надоел уже! – занервничал Брюс-гном. – Колдуй, сам, если умеешь. Я не больше волшебник, чем ты.
     - Смог же ты сделать, чтобы этот гад меня испугался…
     - Да ну тебя совсем! – ныл Брюс. – Сам выдумал свою Страну Сказок, меня в неё заманил, теперь вообразил, что я колдун, да ещё и просит доказать…
     Но оба умолкли. Брюс понял, что приятелю настало время оплакивать подругу, а до Генки дошло, что редкий волшебник (если вообще, хоть какой-то маг) может оживлять мертвых. И уж никак не Борьку донимать такими требованиями.
     Наступила тишина. Только птицевидный Генка копал ямку, чтобы захоронить Сесилию уж хоть как-нибудь.
     - А с чего ты такой громадный-то сделался? – решился всё де спросить приятеля Брюс.
     - Просто, это ты стал почему-то совсем мелким, - прокряхтел Генка, продолжая рыть.
     - Нет, ты натурально, блин, стал ещё больше. Честно! И не гусь ты уже. Не похож совсем. Птица какая-то, но не гусь.
     - И кто же я теперь? – не верил Генка, спихивая труп Сесилии-гусыни в ямку. – Может, я снова человек?
     В этих краях можно было ничему особенно не удивляться и не сомневаться ни в каких превращениях, но Генке сейчас было на многое плевать. А вообще-то гусиными лапами он столь быстро провернуть захоронение бы не смог. Да, лапы Генки-Олафа изменились, а с ними и всё его тело.
     В окошке болотной воды он худо-бедно смог рассмотреть себя. Оказывается, теперь Генка преобразился из гуся в действительно громаднейшую птицу, больше похожую на орла, но раз в двадцать больше слона. Орлиный клюв сверху украшал большой кривой отросток – рог. Такой же длинный, острый, но прямой костяной рог красовался теперь и на Генкином лбу. И конечно, гигантскими лапали с длиннейшими, устрашающими когтищами он и смог так легко и скоро выкопать могилку бедной Сесилии.
     На одном из птичьих пальцев по-прежнему красовалось серебряное кольцо со снежинкой, тоже очень увеличившееся в размерах.
     - Ну и чудище же я лесное! – ужаснулся сам себе Цыплаков.
     Вот, значит, чего испугался этот охотничек – убийца пешки Сесилии.
     - Нифига себе, как ты меня заколдовал! – молвил он, снова обращаясь к малюсенькому Борьке-Брюсу. – Эх, если бы мне раньше  знать, что я такой! Если бы я первым ударил по этому людоеду, как меня в молодости учили… Сесилия была бы сейчас жива.
      - Да не умею я колдовать, сколько можно-то? – чуть не плакал уже очень давно в жизни не хныкавший Боря Песцов. – Это ты опять сам на себя что-то нахимичил. Наверное, ты можешь отправить меня и в реальный мир – насовсем. Слушай, отправь, пожалуйста! Пока я совсем не сделался песчинкой и не пропал!
     Честно говоря, последнее время Боря стал ныть что-то частенько. Своё же превращение неизвестно, в кого, настроения Генке тоже не прибавило.
     - Велика трудность – попасть обратно, - проклёкотал Генка по-орлиному, или еще по-каковски, - проснись.
    - Если бы я не пробовал! Тут не так легко – проснуться…
    - А давай, я тебя клюну? – вдруг придумал Генка. – Станет больно – живо пробудишься!
     И тут же занес над товарищем свой новый – огромный, рогатый – клюв.
     На это Боря Песцов издал душераздирающий вопль страха – такой, что у птицеобразного Цыплакова запищало в ушах…
     И пропал.
* * *

     Генка Цыплаков остался один в Стране Сказок, посреди угрюмой, неведомой болотистой местности, над свежей могилой своей первой в жизни подружки.
     И, хотя сейчас он был громаден необычайно и силен, как никогда – недружелюбный магический мир вокруг него был ещё намного больше и несравнимо сильнее Генки. И теперь уже ему, Генке, сделалось грустно и страшно. Пустота окутала его, протянула к его перьям свои слабо осязаемые, но холодные, злобные, влажные пальцы.
     Становилось холоднее с каждой минутой. Мороз шел, надвигаясь откуда-то сзади. Ещё немного – и холодно станет нестерпимо. Оглянувшись, Генка-птица увидел высокую белую фигуру, чья голова терялась в облаках. Но что-то знакомое было в её очертаниях. В этом длинном, сверкающем  платье до самых пят, в этих бледных, до голубоватой прозрачности, руках…
     «Госпожа?» - вдруг подумалось ему отчего-то.
     Стало и ещё страшнее. Как будто сейчас эта белая фигура – воплощение самой пустоты и бездонности небес – подхватит его цепкими, замораживающими пальцами и поднимет в небо, как щенка за шкирку. И оставит так висеть.
     Время шло, или застыло на морозе – Генка не понял этого. Ничего не двигалось вокруг.
     Ему бы просто улететь отсюда – скажешь ты, читатель. Но тело его прихватил мороз, а душу оковал страх, да такой лютый, что огромной птице не удавалось шевельнуть крылом.
    Нашему герою показалось, что напротив высоченной сверкающей фигуры, впереди него, тоже на большом отдалении видна ещё одна – намного меньше первой, худенькая и хрупкая. И Генка знал, что это Сесилия.
     Страх от этого не стал меньше, а ещё возрос.
     Шагах в тридцати правее одной Сесилии появилась вторая – точно такая же. Затем третья, четвертая… пятая и шестая.
      Это призраки, конечно. Это потому, что мне самому уже невмоготу. Изнемог. Станция «Петушки».
      Видения не пропадали. Ни одна из далеких фигур не двигалась ни на шаг.
    И вдруг под Генкой раскрылась бездна…
     В реальном мире, где бы Гену Цыплакова ни оставляли в одиночестве на костылях, на него накатывал сильный страх. Чем больше проходило времени, тем сильнее этот страх становился. Если же Генка стоял один на костылях во дворе, или на улице, то, стоило ему только посмотреть вверх, на небо, как страх его усугублялся этим вот чувством – бездны. То есть, будто бы почва уходила у него из-под ног, и от падения уже ничего не могло спасти.
      Генка издал слабый, беспомощный, панический писк…
      Тебе, читатель, когда ты представляешь себе огромного – в разы больше слона – орла, который весь трясется от страха, наверное, делается смешно. Однако, подумай о том, что почувствовал бы ты сам, вися между главами высокой башни, держась за натянутый между ними шпагат, не имея никакой опоры под ногами? Вряд ли ты посмеешься тогда, если только ты не какой-нибудь фантастический храбрец. И пойми же, что любой человек, страдающий от последствий ДЦП, почти так же, как и от последствий инсульта, в любой момент может столкнуться с непослушанием любой части своего тела. У Гены Цыплакова особенно слабым местом были ноги.
     - Госпожа! – прошептал он, опять по-птичьи. – И вы, шесть Сесилий! Подойдите ко мне!..
     Никакой реакции от призраков не последовало.
     - Подойдите ко мне! – проскулил Генка ещё жалобнее…

Глава 17
    Накануне днем Олег Бородин что-то заскучал.
    Почему Генка Цыплаков решил с ним больше не дружить – объяснению поддавалось. У Генки очень ребячливый характер. Не успеет  и приехать – уже хнычет, хочет домой. А вернется восвояси – бывает, год от него письма не дождешься. Ничего ему не надо, кроме, как дома сидеть на диване и читать сказки. А тут, в санатории каждый год бывать ему – надоело до тошноты.
     Здесь, конечно, не медом намазано. Но жить можно. Хотя сейчас настроение у Олега немножко упало. Ссориться на пустом месте всегда особенно неприятно.
    - Нина Ивановна, - обратился он к воспитательнице. – А что это, у вас в санатории и почитать толком нечего? Книг очень мало, а те, что есть – для детишек дошкольного возраста.
     - Потому, Олежек, что этот санаторий в основном на таких детишек и рассчитан. Вы-то, школьнички, - Нина Ивановна смотрела на Олега, как и на всех здешних лечащихся, с умилением, - приезжаете к нам летом, на месяц- полтора. А осенью и зимой у нас малышня трех-шести годиков. Для них и книжки здесь. Но, правду сказать, их и читать-то нипочем не заставишь.
    - Это понятно. А нам, большим, что делать, когда на дворе, вот – суббота, процедур нет, на улице – дождь… Скучать?
    - Умная головушка у тебя, Олеженька? Толковых книжек требует?
   Нина Ивановна вздохнула, погладив Олега по голове, как маленького, и куда-то вышла из «группы».
    Так  они ко всем нам, любого возраста, из любой группы, относятся – как к несмышленышам, грустно подумал Олег.
     Книги, книги… Олег Бородин ведь приехал сюда отнюдь не впервой. Он собирался взять с собой интересную, недавно купленную книгу «Удивительное путешествие Нильса с дикими гусями» Сельмы Лагерлеф. Но в самую последнюю минуту забыл положить её в сумку, что обнаружилось уже в поезде. Ну, вот и скучай теперь.
     Нина Ивановна, однако, вскоре вернулась. Она принесла Олегу откуда-то толстую, сильно потрепанную книгу в когда-то красивой, зеленой с позолотой, но сильно облезшей «корочкой». Книга называлась «Тысяча и одна ночь».
    - Читай, умный мальчишка. Только не пачкай, не носи на улицу, никому из ребятишек не давай. Я у заведующей выпросила. У неё в кабинете, в шкафу эта книга стояла.
     Олег обрадовался. Дома до этой книжки он, конечно, тоже успел добраться, но недавно, и дошел только до «Синдбада-морехода». Что же – это и к лучшему, подумал он. Почитаю с удовольствием… Нина Ивановна! – снова обратился он к ней, чуть помедлив. – А нельзя ли перевести меня в среднюю «группу»?
       - Это зачем? – не поняла медсестра.
     - Понимаете, у меня в прошлом году была довольно серьезная травма. Я попал под машину, долго валялся, с трудом восстановился. Но здесь почему-то это во внимание не приняли. Я теперь и на костылях довольно медленно хожу. А многие в старшей «группе» бегают, как угорелые. Мне поспокойнее желательно, если честно. И так уже падал тут два раза.
     Нина Ивановна окинула его проницательным взглядом.
     - Думаешь, я не знаю, что никакие аварии, переломы, падения тут ни при чем? Всем известно, что в средней «группе» находится твой товарищ Гена Цыплаков. Вы ведь с ним неразлучные друзья? Не наобщались за время прогулок? Ну, что ж, ладно. Я попробую убедить врача, чтобы тебя перевели.
     Олег Бородин нашел в «группе» уголок потише и открыл потертый фолиант на том же самом «Синдбаде».
     «Путешествие второе. Встреча с птицей Рух» - гласило заглавие сказки.
     В ней говорилось, как древний персидский купец-моряк повстречал в далеких, волшебных краях невообразимой величины птицу, рядом с которой люди казались ничтожными букашками…
* * *
     Боря проснулся в изоляторе ночью, мокрый от пота. Сон о Стране Сказок опять прервался. Боря снова был человеком – мальчишкой, ростом метр пятьдесят пять, никаким не лилипутом.
    Дежурная медсестра на посту, услышав, что Боря зашевелился, заглянула в изолятор, а затем принесла ему другую майку – в потной спать дальше было неполезно.
    Повышенной температуры он уже не чувствовал. Болезнь, похоже, пропала, вышла из Бори вместе с потом.
     Спать дальше? Только стоит заснуть – и опять привидится несчастная Страна Сказок, а там опять Генка меня в кого-нибудь превратит. В муху? А нет, она летает. В инфузорию-туфельку?
     Усталость от болезни всё-таки заставила Борю закрыть глаза. Сейчас начнет сниться Страна Сказок – подумал он, засыпая.
     Нет, не приснилась. Глубок, пуст и черен был его сон. Утром врач Элла Михайловна позволила Боре выйти из изолятора. После завтрака на прогулку вновь никто не пошел. За окнами моросил мерзкий мелкий дождь, как осенью. Да она уже была не за горами.
      День сегодня был субботний. Ребята занялись играми – настольным хоккеем, конструктором, детским бильярдом. Генка Цыплаков, конечно, был тоже тут, но ни во что не играл, и даже не читал, а перешептывался с Олегом Бородиным. Боря подсел к этим двоим.
     - Ты тоже вернулся? Чем всё закончилось? Или ты вечером пойдешь туда снова? – тихо обратился Боря к Генке.
     Тот оглянулся воровато к нему через плечо и только спросил:
     - Куда?
     - Ну, в Страну твою. В Страну Сказок. Где ты в рыцаря играешь, или в этого, как его? – в оруженосца?
     - Её нет, - бросил Генка монотонно.
    - Кого?
    - Никого, - опять выплюнул ответ Цыплаков, словно отмахнувшись от назойливого комара.
    - Значит, опять скажешь, что на самом деле Страну Сказок ты просто выдумал?
    - Не-а.
    - Как же тогда? Значит, она существует?
    - Существует, - ответил теперь Олег.
    - Где? Во сне?
    - В голове твоей, - сказал Олег, так явно насмешливо, что Боре сделалось обидно. Два неразлучных друга встали на костыли и куда-то пошли с разной скоростью. Генка едва поспевал за Олегом. Борис же остался сидеть на стуле.
     Успел только заметить, что на пальце у Генки больше не было кольца. Ни серебряного, ни проволочного – никакого.
* * *
      Олег не очень-то верил, что просьба о его переводе в среднюю «группу будет удовлетворена. А присмотреть за Генкой казалось Олегу теперь совсем нелишним. Вёл себя Цыплаков, по крайней мере, на прогулках, как-то странно. Сидел и смотрел то и дело в одну точку. Не общался не только с Олегом, а вообще ни с кем из ребят. Да и на оклики взрослых из персонала отвечал лишь односложно: «Да», «Нет»,  «Наверное», «Не знаю» и т. п.
     Что-то происходило с Генкой – понимал Олег. Но происходило не здесь, не в нашем реальном мире, а в Стране Сказок – за гранью сна.
     К счастью, Элла Михайловна перейти в среднюю «группу»  ему разрешила.
     Кровать в палате мальчиков Олег выбрал через две от Генки (хотя все койки были одинаковые, а любой из ребят, отлично зная Олега, охотно уступил бы ему свою кровать, перейдя на незанятую); потому, что Цыплаков по-прежнему взирал на закадычного своего товарища ледяным взглядом исподлобья. 
     В ночь на воскресенье Олег пробудился от чьего-то тихого стона:
     - Подойдите ко мне…
    Олег повернул голову туда, откуда донеслись эти слова.
     - Подойдите ко мне… - повторил кто-то.
     Это бормотал Генка Цыплаков. Его слова разбудили не только Олега. Борщов тоже поднял голову.
     - Подойдите ко мне…
    - Ща как подойду! – шепотом пообещал Борщов.
    А Олег без обещания, просто подошел, пробрался, держась за кровати и посмотрел на друга.
     Тот спал, но был бледен, по лицу его текли бисеринки пота.
     Что-то неладно с Генкой.
     - Врежь ему по рылу, чтоб не будил народ, - посоветовал Олегу Борщов.
    Олег никак не прореагировал на это. Он думал, что на самом деле предпринять? Позвать медсестру? Приятель бредит во сне – опасно ли такое? Может, пусть спит?
    А может, что-то неладно в Стране Сказок? Наверное, и даже очень возможно, Геннадий опять там, и вляпался в какое-нибудь неприятное приключение, и застрял. Сейчас зовет на помощь. Как ему помочь? Как проникнуть туда прямо сейчас, немедленно?
     Уснуть. И приказать себе очутиться в Стране Сказок.
     Олег так и сделал. Вернулся на свою кровать, укрылся одеялом с головой, крепко закрыл глаза… Полетели!..
     Но полететь сразу не удалось. Вместо этого из темноты к Олегу шагнул седобородый старец в белых восточных одеждах и в чалме.
     - Добрый день, молодой человек, - поздоровался старец на русском языке. – Или у вас там что сейчас – ночь? Не столь уж важно. Но прекрасно, что друг спешит на помощь другу. Правда, юноша, если б не я, то вы бы ни за что сюда не попали.
      - Спасибо, - ответил Олег, чуть поклонившись старому человеку. – Но где я? Это снова Страна Сказок?
     - Да. Точнее – Шахматная страна, Белый город. На этот раз вашего незадачливого приятеля угораздило попасть в Страну Сказок именно через наше королевство.
     Олег быстро огляделся. Он стоял без костылей в квадратной комнате, где все предметы были настолько белыми, что казалось, они сливаются с блестящими стенами. Человек с бородой в халате и чалме стоял возле белого письменного стола, из-за которого только что поднялся, приветствуя гостя. На Олеге одежда тоже была вся белая, какая-то незнакомая; он прежде такую никогда не носил. Что-то, вроде ковбойки, плотно прилегавшей к телу, длинные, узкие штаны, полусапожки на шнурках, на плечах – белый плащ.
     - Шахматная страна? – отчего-то поморщился он. – Есть такая? Как она относится к Стране Сказок? Что это за история? Или сказка о шахматах?
     - Сказка о шахматах здесь почти что ни при чем. Хотя, есть и такие сказки, разумеется. Просто, ваш приятель, Геннадий, которого здесь нарекли Олафом, до такой степени склонен искать сказку повсюду, что сказка опять сама пошла к нему навстречу… Меня вы можете называть господином Шамшуром, - прервал свои объяснения бородач и вежливо поклонился. Олег тоже назвался и расшаркался не менее вежливо.
     - Так вот, юноша, - продолжил Шамшур. – Если вы помните, в прошлый раз вашего Геннадия забрала в Страну Сказок госпожа Снежная Королева. Хотя ему довелось пережить в её владениях несколько не весьма приятных ситуаций и сильно померзнуть не так телом, как душой, но, простите за каламбур, к Стране Сказок он нисколько не охладел.  И, будем говорить, так совпало, что упомянутая госпожа недавно решила поиграть в шахматы с… допустим, с кем-то, кто не любит, если называют его истинное имя. И этим двум могущественнейшим властителям случилось заиграться настолько, что вся Страна Сказок сделалась их шахматной доской, а точнее – что несколько хуже – их полем боя. Ваш друг проник сюда через шахматную доску, вообразив себя спасителем девушек. Он привел с собой одного молодого рыцаря, которому быть таковым надоело достаточно быстро после некоторых немудреных испытаний, показавшихся этому молодцу слишком сложными. Говоря короче, молодой воин уже покинул нашу сказочную юдоль. А ваш друг сейчас оказался в таком положении, каковое он сам считает безвыходным  и полагает, что ему нужна немедленная помощь.
     - Куда его занесло? Что с Генкой? – нахмурился Олег.
     Шамшур, который, назло или нет, но торопиться совсем не собирался, обернулся к белому столу, на котором у него располагалась шахматная доска с фигурами, расставленными так, словно игралась партия. Белобородый мудрец снял с этой доски белую ладью, задумчиво повернул её в пальцах и продемонстрировал Олегу.
     - Знаете ли вы, юноша, как называлась эта фигура в древности?
     Олег пожал плечами.
     - Её звали птицей Рух, - объяснил Шамшур. – Это была колоссальных размеров хищная птица, похожая на орла. Кроме старинных разновидностей шахмат, она известна по восточным легендам и сказкам…
     «Болтает старичок, а там где-то Генка дерется, на помощь зовет! – мучительно думал Олег. – Может, его сейчас убивают».
      - Гена играет за вас, за белых? – решился перебить Олег мудреца.
      Шамшур хмыкнул.
      - Конечно, вы, молодой человек, правы в том, что желательно называть вещи своими именами. Мы, Белые – не такие уж Добрые, как это воображаем. А Черные – не столь уж Мудрые, как они себя величают… Наши же короли, пусть и считают себя бесценными, на самом деле сходны с деревянными фишками в руках всемогущих и безжалостных игроков… Так  и ваш приятель. Доигравшись до того, что сделался птицей Рух, он остался всё таким же робким и не всегда решительным, каким был раньше…
      Восточный мудрец рассказывал о том пути, что проделал Генка, находясь на службе у Белого Короля, и в какую странную ловушку угодил сейчас. Потом Шамшур стал говорить об огромной силе птицы Рух, о её медных крыльях, способных метать вниз одновременно десятки отточенных клинков, в которые превращаются её перья при виде врагов.
     Пока он всё это говорил, Олег не без удивления замечал, что его тело превращается в гигантское птичье, что у него отрастают огромные фантастические крылья, звенящие кованой медью.
     Вот сейчас он полетит, так полетит!

Глава 18
   
     Настя опять разочарованно смотрела на волшебную доску. Там белая ладья прорвалась на пятую линию и сейчас же натолкнулась на стену из шестерых неустрашимых черных пешек. Ладье скоро настал бы капут, но ей на помощь откуда-то выскочила вторая ладья, будто прилетев на крыльях. В черной пешечной цепи образовалась прореха.
     Да как же тут выиграешь-то, в конце концов?!
     - Дора! – позвала девочка, и служанка сразу же выросла пред нею, как из-под пола.
     - Нет ли здесь где-нибудь хоть каких-то шахматных книг, учебников, в которых я могла бы найти подсказку, как выиграть?
    - Всё для вас, маленькая госпожа.
    Дора распахнула шкафчик у стены, и в нем обнаружился стройный ряд разнообразных книжек – тонких и толстых, в бумажных обложках и кожаных переплетах. На одном из корешков значилось: «Эммануил Ласкер. Учебник шахматной игры». На другом: «Ю. Авербах, М. Бейлин. Путешествие в Шахматное королевство». И даже «Илья Майзелис. Шахматы. Самый популярный учебник для начинающих». Здесь было полным-полно и других книг, но все они были сказочными.
    «Вот то, что мне нужно! – сразу же подумала Настя про «Самый популярный учебник для начинающих». Однако «Путешествие в Шахматное королевство» словно само притянуло к себе её руку. Название выглядело более сказочным, а ведь наша героиня была ещё так юна.
     И книжка про королевство увлекла Настю на самом деле. Она оказалась написана таким волшебным, вкрадчивым стилем, что не увлечься мог только совсем равнодушный человек. Тем более, что шахматы в книге были представлены, как живые, и Настя теперь сама убедилась, что это может быть правдой.
     Девочка читала долго, сколько – не определить – часов в каморке не было. Но, когда она смогла оторваться от текста, позади оказалась, примерно, треть всех страниц. И в одной из глав Настя увидела и четко поняла динамичную и красивую ладейную атаку, способную быстро поставить противнику мат. Желая немедленно ринуться к волшебной доске, она подняла глаза от книги и заметила, что служанка Дора всё ещё стоит на том же самом месте, возле шкафа с книгами, кротко сложив ладони на переднике и преданно взирая на Настю.
     - Ой, я тебя, наверное, сильно задержала! – пробормотала Настя.
     - Распоряжения уходить не было, - склонив глаза, ответила служанка.
     - Ты можешь идти отдыхать… Но, пока ты уж здесь, растолкуй мне: ваш хозяин сказал, будто народу в замке полно, а я до сих пор видела одну тебя. Где же остальные. А может, наш мучитель врет?
     Настя так уверенно произнесла «наш мучитель», словно не сомневалась, что и для Доры, внушавшей ей симпатию, жить в этом замке было несладко, немногим лучше, чем в тюрьме.
     - Ты очень скоро увидишь и остальных, - пообещала Дора.
     И действительно – только Настя взялась на доске за ладью, чтобы сделать ход, подсмотренный в книжке, в дверь каморки тяжело постучали трижды – как будто латной перчаткой.
    На пороге оказался усатый офицер лет сорока в легких черных доспехах с позолотой и два высоких, чуть не в полтора раза выше офицера, солдата с алебардами в руках и кривыми саблями на поясах. Все трое носили на головах черные чалмы.
     - Солнце да осветит вашу жизнь, маленькая госпожа, - произнес офицер очень мужественным голосом, но  смиренно, огладил короткую бороду и сложил руки в мусульманском приветствии. – Вас зовут на прием к королю.
     Девочка растерянно и искательно, в поисках поддержки и объяснения обернулась к Доре. Служанки уже не было в комнате. Она куда-то исчезла – мгновенно и бесшумно, по своему обыкновению.
     Четверо покинули каморку и двинулись вверх по лестнице. Впереди шел офицер, за ним – Настя, за нею – солдаты, склонив алебарды – будто конвой вел заключенную. Пройдя два марша, они вошли в новую массивную дверь и оказались где-то, в подобии полукруглого зала, увешанного коврами и оружием по темным стенам. Под высоким окном стоял черный готический трон, много не достававший спинкой до окна. На троне сидел черный король – настолько хлипкий и низкорослый, что Насте показалось, будто объемистая корона и богатое одеяние ему сильно велики. Лицо короля (или королька?) было сероватого оттенка, глаза навыкате – всё это, то ли от болезни, то ли от испуга. Четверо посетителей вошли в зал, издавая легкий грохот – королек аж вздрогнул на своем троне. Но сразу же вновь принял солидный, непроницаемый вид.
     - Приветствую вас, пе-пешка А-анастас-сия, и по-поздравляю, - король отчего-то весьма заметно заикался. – Счастье п-пришло на по-порог в-вашего дома.
     «Моего дома? – с горькой усмешкой подумала Настя. – Знать бы ещё, где сейчас мой дом, как в нем поскорее очутиться?»
    - Приня-нято решении-ние по-повысить вас до ла-ладьи. При эт-том, вам пре-предлагается вы-выбор из всех во-возможных вариантов: бо-бомбарди-ра, водителя бо-боевой ко-колес-сницы, или п-птицы Рух. – продолжал королек.
      Голос у короля был писклявый, похожий на голос одного известнейшего советского актера, часто слышимый раньше Настей в мультфильмах, но более жалкий, лебезящий. Похоже, король кого-то сильно боялся, но кого? Кроме вошедших, в зале не видно было ни единой живой души. Но оружия – мечей, сабель, луков и даже скрещенных пистолетов – по стенам было развешено много. Своим мрачным видом они внушали угрозу. Из правой половины окна торчал наружу ствол большой чугунной пушки. Король отсюда стреляет лично?
    Трон стоял у самой стены с окном; за троном не было места даже для одного человека. Тем не менее, маленький король поминутно боязливо скашивал глаза себе за спину. Сейчас Насте стало казаться, будто по залу блуждает еле заметная темная тень, а может, и не одна… Впрочем, здесь так много черноты и сумрака, что показаться может всё, что угодно.
     Однако, Насте был предложен выбор в повышении. Необходимо было что-то отвечать.
     - У меня есть время подумать? – спросила девочка.
     - Вы должны выбрать сейчас. Тогда у нас будет время подготовить всё необходимое и вас саму к вашей новой службе.
     К моей новой службе… Боже, да они меня, видимо, добром никогда не отпустят. Чем я провинилась перед ними?
     Выбрать сейчас. Стать бомбардиром? Фу-у! Стрелять по живым людям с этой верхотуры пудовыми ядрами – людей станет калечить разрывать на части… Нет, нет!
     О птице Рух Настя толком ничего пока ещё не знала. Птица, конечно, летает, но позволят ли Насте в образе птицы улететь отсюда? Вряд ли. Из этой же пушки срежут – только перья в стороны!.. А даже, если бы вдруг как-то чудом получилось удрать птицей в реальный мир – кому в нем такая Настя окажется нужна? Да ведь никто её даже не признает. И родители, в том числе.
      Остается боевая колесница. А что это ещё за гадость?
      Настя учила, как и все, в пятом классе историю древнего мира. Помнила, что боевые колесницы известны со времен Древнего Египта и Шумера. Это что же – она попала в такую мохнатую древность?
     - Ваше Величество, а могу я получить какие-нибудь объяснения про боевые к-колесницы? – спросила она, тоже заикаясь от волнения. – Я ведь не умею обращаться с лошадьми.
     Дрожащий монарх поведал ей, что никаких лошадей не будет. Кони здесь только для рыцарей. А боевая колесница движется сама, управляемая тремя рычагами. Насте всё покажут, научат, дадут возможность поупражняться, прежде, чем послать в бой. Ей также будет придан стрелок из лука – кстати, тоже девушка.
      Решение было принято – выбрано лучшее из зол. Настя отправилась по лестнице вниз, сама ещё толком не уверенная, на что и согласилась. Её всё так же вели под алебардами двое солдат. Офицер остался с королем.
      Приданная ей девушка-стрелок, одетая в солдатские латы, ждала Настю в середине второго лестничного марша. К некоторому удивлению пленницы, это оказалась Дора. Служанка ободряюще хлопнула Настю по плечу, и та вдруг обнаружила такие же латы и на себе. Похоже, Настя была облачена в них незаметно от самой себя волшебным образом.
    Они уже вчетвером стали спускаться ещё ниже, и этот спуск заметно отличался от того, что видела Настя во сне про белого дракона. Нашей пленнице, теперь, якобы, повышенной до некоего офицерского чина, хотелось рассмотреть, как следует, во что её переодели. Зеркало попалось на одной из стен, как по заказу, и Настя не без удовольствия отметила, что блестящая желтая (золотая?) насечка на темном легком металле выглядит очень красиво, и ей даже идет.
     У подножия башни оказалась не светящаяся дорожка, а широкая, круглая площадь. Прямо же возле ворот стояла небольшая четырехколесная повозка с закрытым верхом. Так же, как и на доспехах, на черной повозке там и тут виднелись желтые, ярко блестящие узоры. Все четыре колеса были одинаковой – средней величины, с широкими ободьями и спицами, совсем без шин.
     - Сейчас будем упражняться, - сказала Дора.
     У повозки не было никакой упряжи. Девушки забрались в неё: Настя – вперед, туда, где положено сидеть кучеру; Дора – в глубину экипажа, позади своей молодой командирши.
     Настя увидела перед собою три блестящих рычага. Дора объяснила ей, что, если средний рычаг перевести немного вперед, то колесница сдвинется с места и покатится вперед. Чем сильнее нагибать – тем скорее станем ехать. Вернуть в прежнее положение – повозка остановится. Отвести назад – включишь задний ход. А правым и левым рычагами можно рулить.
      Поначалу Насте было страшновато – как же они поедут? Может, это будет, как на автомобиле – а где же совладать с машиной девчонке-подростку, даже с помощью второй девчушки, почти такого же возраста? Как бы не врезаться во что-нибудь! На колесах без шин повозку, по всем законам физики, должно было изрядно трясти, что сделало бы передвижение на ней крайне неприятным.
    Два солдата остались у ворот, как на карауле. Настя сдвинула средний рычаг, и тренировочная поездка началась.
     И сразу же девчачьи страхи не оправдались. Повозка и без шин катилась ровненько, как по струнке – не качнет, не шелохнет. От прибавления скорости слегка захватывало дух, но ведь Настя дома вполне сносно каталась на велосипеде и справлялась с ним на довольно высокой скорости. Сделав кругов пятнадцать по площади, то быстрее, то медленнее, то очень быстро (ещё была темная ночь, но спереди повозки светились желтые фонари), Настя поняла, что испытывает удовольствие от скорости. Вот она увела колесницу с площади, поездила по дорожкам и без особого желания повернула обратно.
     - А может быть… - промолвила Настя, оглянувшись на Дору, но не договорила. Лучница прицеливалась во что-то в темном небе.
     У Насти явилась мысль: может, удастся убежать отсюда на этой замечательной повозке? И она даже не прочь была посоветоваться об этом с Дорой; чувствовала – служанка-подружка не выдаст.
     - Командуй, - велела ей Дора. – Стрелять положено строго по приказу. Ты должна крикнуть: «Бей!» - и…
     - Я не смогу… - мялась скромная доселе Настя. – Я никогда ещё не…
     Но вдруг откуда-то сверху со звоном обрушилась серебристо-голубая вспышка, и левее экипажа в землю воткнулся клинок. И сразу за ним – второй, прямо перед повозкой – Настя едва успела немного отвернуть. Чтобы рулить рычагами, требовалось хоть чуть-чуть привыкнуть. Клинки от мечей глубоко вгрызались в твердую брусчатку вокруг повозки, и было понятно, что они чудовищно закаленные и острые, и что у этих клинков нет рукоятей.
     - Бей! – крикнула Настя, поняв, что вот сейчас, или они, или их…
     И Дора стала именно «бить».
    Угроза исходила сверху, с большой высоты. У Насти не было времени рассмотреть, что там – надо было маневрировать вокруг замка, чтоб не быть просто пораженной клинком, или эти мечи могли разрубить, уничтожить колесницу. Пока ей удавалось ускользать от смертельных клинков, но надолго ли?
     Вверху что-то громко скрежетнуло, опять сверкнуло.
     - Ага! – воскликнула Дора. – Я попала!
     Металлический смертоносный град перестал на некоторое – небольшое время. А потом начался заново. Вонзившиеся прежде в камни клинки никто не убирал, и Насте всё труднее было не перевернуть повозку, врезавшись в любой из них.
     После ещё нескольких головокружительных поворотов Дора снова попала в какую-то нечисть – и метание мечей опять прекратилось.
    - У тебя голова не кружится? – осведомилась лучница, и Настя ответила, что есть немножко. – Тогда пойдем отдыхать? – предложила Дора.
    Настя нехотя подрулила обратно к воротам замка. Солдаты отсалютовали девчонкам, но сопровождать уже не стали. Они поднялись опять в Настину каморку, где на шахматном столике стояла надоевшая нашей новоиспеченной гонщице партия и лежала открытая увлекательная книжка про шахматы.
     - А что, если мы сбежим отсюда на этой колеснице? – спросила Дору Настя, притворив дверь поплотнее.
     - Ой, не уверена, - Дора махнула рукой. – Но я сбежать никогда не пыталась. Я тутошняя. Пешкой родилась, пешкой и в бою погибну. Если не сделаюсь однажды ферзем…
     - А во что ты сейчас стреляла? – поинтересовалась Настя. – В тучу, что ли?
     - Нет. В птичку. В ту самую, что швырялась в нас мечами. В птицу Рух.
     Вот опять Настя услышала об этой волшебной птице. Значит, именно в птицу Рух, мечущую клинки, ей предлагалось превратиться. Ничего себе!
     - Вражеская птица бомбила нас на тренировке?
     - Нет, разумеется. Птица была наша, от Мудрых. Она метала железо зряче. Целила не прямо в нас, но в повозку. Если бы разбила её… ну, что ж? Колесницу бы скоро починили, либо дали нам другую. Я тоже ведь попала ей не в сердце, не в голову – так, немножко, в крыло с краешку. У неё быстро заживает. Но теперь тебе известно, что нас ждет в настоящем бою.
     Оказывается, ладьи бывают четырех даже видов: башни с пушками, лодки с несколькими лучниками, колесницы с одним стрелком и птицы Рух. Как же так получилось, что Настя выбрала самую слабую из ладей? Видимо, от незнания предмета. В бою могут встретиться все четыре вида вражеских ладей, да каждой ещё не по одной.
      - Но у нас тоже будет поддержка. Не горюй, прорвемся, - подбодрила Настю Дора. – А теперь поспи.
     - А я всё-таки постараюсь удрать, - снова упрямо проговорила Настя. – Потому, что мне кажется, что меня не повысили, а совсем наоборот. Ведь раньше на волшебной доске я управляла всеми черными фигурами.
     - Но и тобой ведь кто-то управлял? Подумай-ка?
     - Кто? – оторопела Настя.
     Дора растерянно развела руками.
     - А, догадываюсь! Черный Ферзь? Он же дракон?
     Дора покачала головой и сказала весьма обтекаемо:
    - Я его назову, а он услышит…
    Но ведь черный дракон куда-то не так давно улетел, и пока не видно, чтобы возвращался. А может, он вернулся, но пока не объявился Насте? Ему ж виднее, когда и куда прилетать?
     А мог ли дракон улететь – и остаться здесь одновременно? Может, он – везде? Мммм, страшновато…
    «Вот до чего все тут боятся дракона! – поняла Настя. – Наверное, и черный король боится именно его. Да, скорее всего, и Белых перед своим драконом так же трясет».
     - Нет, ты сама отсюда не убежишь, хотя я бы постаралась тебе помочь, - бормотала Дора, лежа на матрасе и сонно позевывая. – А вот если бы у тебя был персональный рыцарь… Если бы он примчался за тобой и порубил бы тут некоторых на шнурки… 
     И тогда Настя, которую уже саму заметно клонило ко сну, вспомнила того паренька в санатории, который сидел напротив неё на скамеечке, когда она читала книжку «Тристан и Изольда». Мальчишка смотрел на неё с таким интересом, с увлечением, но очень стеснялся – они даже не познакомились.
      Мог бы он стать Настиным рыцарем? Сейчас – вряд ли. Если бы он тогда сказал хоть что-нибудь. Если бы она ответила…
     А со вторым пареньком – познакомились. Теперь Настя вспомнила, как его звали. Это был Гена Цыплаков.

Глава 19
      Вокруг потемнело, как будто дневное светило закрыла грозовая туча. Генке стало ещё страшнее, потому, что это была не туча, а громадная птица, такая же, как был теперь он, только белая. Она быстро снижалась, разглядывая, что же происходит внизу.
     Погоди-ка! Белая птица – значит, она от наших, от Мудрых? Значит, мне подоспело подкрепление?
     Но и вот эти призраки погибшей подружки, в количестве шести экземпляров вокруг – тоже белые. А помощи от них не видно. И высоченная фигура госпожи Снежной Королевы вдали – тоже белая. А от неё Генке только страшнее. Не потому ли, что сам он отчего-то черный (Цыплаков бросил ещё один взгляд на собственное крыло). Ах, да, это след пребывания в Стране Чужедальней. Но кто же я теперь? И за кого я?
     Белый Рух там, наверху опять махнул крыльями – и от них отделились, ринувшись вниз, как синие молнии, несколько перьев. На лету они превращались в клинки. Все шесть призрачных Сесилий, вспыхнув, исчезли, пораженные метко этими клинками.
     Госпожа Снежная Королева вскинула руки и запустила в белого Руха громадным светящимся снежком. Но этот шар столкнулся в воздухе с очередным клинком – и оба снаряда впечатляюще взорвались.
     «Не полетит ли следующий меч прямо в меня?» - подумал черный птицевидный Генка.
     Он внимательно смотрел в глаза белому Руху, а Рух отвечал Генке не менее пристальным взглядом. Чем-то очень знакомы были Цыплакову эти умные, не такие уж и птичьи глаза. Раньше они уже смотрели на него, иногда и столь же сердито, как сейчас.
    Дальше Генка услышал слова:
     - Что уставился? Давай, помогай!
     Белый Рух выпустил целый сноп острых клинков прямо в Госпожу. Попал хоть один из них в цель, или нет – невозможно было понять, только маячившая вдали фигура сгинула. И у Генки пропал страх. И стало ему, Генке, понятно, что белый Рух – не кто-то иной, как его друг Олег Бородин. И этот друг примчался на помощь и одолел все страхи. И сейчас они вдвоем куда-то полетят.
     Исчез и сковывающий мороз – ну да, Королевы-то поблизости теперь не было. И крылья Генки стали легкими и сильными. Сами будто бы запросились в небо. Вот он уже взлетел.
     Теперь оба друга парили в вышине, разминая крылья.
      - Стыдно бояться такому большому! – проворчал Олег. – Странно завязнуть в болоте, если ты – птица.
     - Я сначала сильно растерялся от такого превращения, - оправдался Генка. – В этом мире многое – как у Кэрролла. Фиг поймешь, кто является кем, что – чем, и вообще…
     - Ты мог бы сам давно отбиться от этих теней, стреляя клинками, - продолжал нудно поучать Олег.
     - А ты как узнал, где я? Как понял, что это – я? – частил Генка, игнорируя ворчание друга. – Я же черный.
     - Часто видел тебя раньше в реальном мире вот таким – скованным и беспомощным, самому себе внушившим глупый страх. Отличить было легко. А почему ты черный – должен сказать мне сам. Ты ведь начал эту партию за Белых?
     - Я потерял подружку. Она погибла, и я захоронил её здесь, на болоте, - жаловался Генка.
     - И от этого почернел?
     Ответа не было. Они перестали кружить и теперь летели куда-то. Олег – впереди, Генка – за ним. Никто их не преследовал. Впереди никаких врагов пока тоже не обозначалось.
     - Та самая подружка, которую надо было спасать от Черных? – спросил Олег траурным тоном.
     - Нет. Другая.
     Генка в кратких словах рассказал Олегу печальную историю пешки Сесилии.
     - Соболезную.
     - А та, которую надо спасать, всё ещё нуждается в помощи, - заметил Гена.
     - Нам и самим, в конечном счете, помощь не помешает, - отозвался Олег. – Потому, что ни тебя, ни себя обратно в людей я расколдовать не сумею.
    Цыплаков сейчас же вспомнил, что и Борька тоже говорил, что не умеет колдовать. Хотя иногда у него, вроде бы, ещё как получалось. Вот, превратил же он Генку в птицу Рух, в самый нужный момент.
     Олег усомнился, что самый нужный момент возник, когда Сесилию уже попала дробь. Вряд ли. Скорее всего, нужный момент был несколько раньше.
     - И что за моду взяли ходить по сказочным странам целой толпой? – ворчал Олег дальше. – Вот скажи мне, в чём прикол, если твою тайну знают все подряд?
     Генка молчал, устыдившись.
     - Люди-то ведь все разные, - не унимался Олег, летя, - Ну, большинство людей не без удовольствия послушают сказку, снисходительно кивнут и на следующий день про неё забудут.
    - Некоторые ещё скажут: «Молодец. Про меня что-нибудь сочини», - дополнил Генка.
    - Вот-вот. Понимаешь, в сказке жить по-настоящему годится только для сказочников, а их не так уж много на свете, - толковал Олег. – Сказочный мир примет к себе лишь того, кто для него – для сказочного мира – полезен и бескорыстен. А всякие зеваки прежде всего станут искать в нем какую-то выгоду для себя. Они способны скорее разрушить, сломать сказку, вытащив из её мира всё, на что посмотрят их завидущие глаза, а затем ещё и нос наморщить, что она неинтересная.
    Генка вздохнул.
    - И что-то я не вижу здесь твоего корешка Боряна, - заметил Олег. – Он хоть живой? Куда делся?
    Генка вспомнил, что превращенный в гнома Боря Песцов последнее время что-то явно страдал тоской по Родине, а недавно куда-то просто испарился.
    - Знать бы, кто нас ни с того, ни с сего превратил в гусей? И почему Борьку – в гнома? – недоумевал Генка.
    - А ты не понял? Ты же в Стране Сказок, а не в учебнике по высшей математике. «Нильса с дикими гусями» читал?
     - Ну. А при чем?..
     - Ты читал, да самого главного там не уловил. Религиозного подтекста.
      - А-а-а, догадался…
     В Генкиной голове, сейчас, и подавно – птичьей, а оттого соображавшей даже хуже обычного, что-то зашевелилось.
     Конечно, в «Путешествии…» черт, с попустительства Бога покарал Нильса за его шкодливый характер, обратив мальчишку в гнома, а гуси – это…
     - То же произошло и с Борькой за какие-нибудь его проделки, - подытожил умный Олег. – А ты был его ангелом-хранителем в гусином виде. Поздравляю.
    - Знать бы ещё, где он сейчас и всё ли с ним хорошо, - сказал Генка.
    - Вот ещё задачка «со звездочкой», - согласился Олег.
     Остальное, происходящее в этих мирах, несмотря на кажущуюся путаницу, Олегу Бородину было понятно. Снежная Королева и её любящий таинственность шахматный партнер, играя, поделили всю Страну Сказок на квадраты, а точнее – на поля. В каких-то из них идут очень жаркие бои, в других – сражения меньшей интенсивности, а в каких-то – затишье. И вот, неведомая сила вытолкнула Генку, Сесилию и Борю в сказку про Нильса, где они могли бы отдохнуть перед новыми сражениями. А вон, как вышло…
     Куда мог отправиться Боря, пропавший на Генкиных глазах так же, как пропадают, надев на себя шапку-невидимку, понять было трудно. Они полетали некоторое время вокруг того места, где это случилось, зовя Борю – но всё тщетно.  Олег предложил в этой ситуации сначала долететь до Насти и выручить её, а потом уже разыскивать Борю.
     - Будто её разыскать легче? – сомневался Генка.
    Олег был убежден, что легче. Белыми играет Снежная Королева. Она никогда не покидает северных краев. Значит, Белые – на севере, что логично. Черные – строго напротив них, на юге. Направление не так трудно определить по звездам.
     Генкины крылья прямо зудели от желания пошвыряться куда-нибудь (или в кого-нибудь) клинками. Несколько перьев-мечей он пустил книзу и смотрел, как перья срезают старые и толстые стволы деревьев, на вид – легче, чем коса – травинки.
     - Маленький, что ли? – осадил его Олег. – Губишь деревья, а они могли ещё стоять и стоять.
      - Тренироваться мне как-то надо? – ответил Генка. – А не то в бою растеряюсь.
     Конечно, Олег ведь только что разогнал таким же метательным оружием нескольких  призраков. Генка бы тоже предпочел сейчас метнуть перо-клинок в какое-нибудь чудовище, но таковых пока не попадалось.
     Вообще Олег любил поворчать. Особенно на Генку. В каждом письме к Цыплакову он ворчал на друга, что тот, наверное, ленится тренироваться, а всё сидит сиднем. А вот здесь Гена так и норовит потренироваться – и Олег, знай своё – снова ворчит!
      А тренироваться необходимо, не только на неподвижных деревьях. Там, во владениях Черных придется сражаться с живыми бойцами, быстро передвигающимися и отстреливающимися. Наверное, они не впервые повстречают боевых Рухов – знают, чем их встретить, «угостить»…
     Генка увидел внизу прямо под ними бредущих куда-то гуськом диковинных животных – черных слонов. Брели слоны гораздо быстрее – в сравнении с такими же обладателями хоботов в обычном мире. Между ними неспешно трусил маленький человек в клетчатой одежде верхом на осле. Человек посмотрел кверху, прищурив глаза и что-то крикнул.
      В обоих Рухов сейчас же полетели стальные болты, выпущенные из арбалетов.
      И Генка немедленно обстрелял их с большой высоты.
      - Озверел?! – снова занудил Олег. – У них на спинах люди сидят!
      - Ага. Сидят и стреляют в нас, - отозвался Генка. – К тому же, я есть зверски хочу. А при моих теперешних размерах, мне только слоны сгодятся на обед.
      Несколько болтов, ударив по их крыльям, причинили птицам Рух боль, но не ущерб, о котором стоило бы плакаться.
      Два слона так и повалились замертво. Их наездники расторопно и умело спрыгнули и побежали в стороны. Один хромал. Остальные воины готовы были стрелять снова.
      Генка камнем ринулся на добычу. Олег следовал за ним не так быстро. Всё же крылья его отозвались на обстрел болью. А до слуха Олега донесся крик человека на осле, командовавшего:
     - Белого стреляйте! Убейте белого!
     Окрас оперения Гены-Руха явно обманул, запутал малорослого слоновьего командира.  А в птичьей голове Гены – наоборот, вдруг щелкнула неглупая мысль.
     - Эй-эй! Может, договоримся по-хорошему?
     Арбалетчики на слонах и спешенные не выстрелили в Рухов, хотя продолжали держать их на прицеле. Клетчатый на ишаке насупился, упер ладони в бока.
     - Ну? – промычал он очень сурово.
     - Произошла ошибка, - сказал Генка. – Вас обстрелял не Белый, а я. С большой высоты плохо разглядел…
      Клетчатый шут сурово кивал. Арбалетчики держали оружие наготове. Рядом валялись два пронзенных многими мечами черных слона.
      - Вы тут все нам не противники. Если станем биться – просто передавим вас всех, как клопов, - продолжал Генка. Шут наморщил лицо.
      - Все ваши люди живы, - продолжал Генка дипломатию, возможно, запоздалую. – Мы забираем убитую дичь и улетаем. Вы в нас не стреляете.
     - Ты забираешь и улетаешь, - лицо шута сделалось каменным. – А Белого оставляешь нам. Белый тебе не пара.
     - Мы улетаем с ним вместе, - настаивал Генка. – Или – бой и смерть вам всем.
      Вместо ответа клетчатый лишь махнул рукой и скомандовал, как выплюнул короткое слово: «Бей!»
      И одновременно с полетевшими в них болтами, у Генки молнией сверкнула мысль: «Да провалитесь вы под землю!»
     И случилось чудо. Вся кавалькада во главе с клетчатым шутом куда-то пропала. Исчезли и убитые слоны.
      Друзья остались вдвоем посреди леса, деревья в котором казались им не больше домашних растений в горшочках.
     Генка снова растерялся. Олег выдергивал клювом болты из своих крыльев.
    - У тебя всё нормально? – спросил его Генка.
    - Жив-здоров. Немного меня покоцали, - Олег бодрился. – Пустяки!
     - Кто ж их так колданул отсюда? – Генка думал вслух.
     - Мог и ты сам, - ответил Олег.
     Он скосил глаза на белое кольцо со снежинкой на птичьей лапе Генки.
     - А мог и этот клетчатый, - парировал Генка. – Какой-то странный чудик на осле – а управляет целым стадом слонов…
      - Ну и что?
      Оба снова поднялись в воздух и летели дальше строго на юг.
      - А то, что это мог быть тот самый, с которым играет в шахматы Её Величество…
     Олег промолчал на это. Кто знает? – подумал он. Этот, с которым Королева играет, может ведь и вообще никому не показываться, ни в каком виде. Быть незримым. Вероятно, даже неосязаемым, если вздумает. И что за резон ему притворяться кем-то?
     - А ещё меня волнует вопрос: кто же в конце пути расколдует нас, снимет с нас оперение, вернет человечий облик?
     - Не думай об этом, - посоветовал Олег. – Потом у тебя не станет крыльев, и ты не раз пожалеешь о них. А пока крылья есть. Вот и наслаждайся. Лети!
Глава 20
     Да, Настя вспоминала, как познакомилась с Геной Цыплаковым. Он подошел к ней, когда она так же сидела с книжкой на той же самой скамеечке у дощатого стола. Гена двигался на деревянных костылях. Было видно, что парня как будто что-то сковывало, но чем он ближе оказывался к Насте, тем свободнее были его движения.
     Настя лукаво посматривала на него поверх книжки. Парень был бы даже симпатичным, если бы не кривые, плохо слушавшиеся ноги, расходившиеся от скрещенных коленок буквой Х и не сильнейшая сутулость. Лицо его выглядело приятным, а взгляд серых глаз – каким-то блуждающим, отрешенным.
     - Привет, - Настя дружелюбно улыбнулась ему.
     - Здравствуйте, - ответил он без какого-нибудь смущения, но на «вы», и тут же добавил вопрос: - О рыцарях читаете?
     - Как видите, - Настя впервые общалась на «вы» со сверстником. Это казалось ей несколько странновато, но прикольно.
     - Сказки любите? – спросил он и уселся напротив неё.
     - Рыцари были раньше не только в сказках, но и на самом деле, - возразила девочка.
     - Да, но романы о них больше напоминают сказки, - молвил он и представился Геной Цыплаковым.
     - Настя Крылова, - назвала девочка свои самые обыкновенные имя и фамилию и продолжала читать.
     Мальчишка положил руки на стол, свою голову с вихрастыми, неухоженными русыми волосами – на руки и глядел задумчиво.
     «Сейчас скажет, что я ему кого-то напоминаю», - подумала Настя.
     Сама-то она знала, кого могла напомнить. Многие ей говорили, что Настя похожа на киношную Алису Селезневу – тот же неотразимый взгляд. И этот мальчик, наверное, ко мне уже неравнодушен, предположила она. Сейчас скажет про Алису.
      Но Гена сказал совсем про другое.
      - Почему люди больше любят правдивые рассказы – даже скучные, без чудес? А про сказки презрительно говорят: «Выдумки»?
     - Потому, что не очень интересно читать и слушать о том, чего не бывает, - объяснила Настя.
     - Но чудеса бывают, - просто сказал Гена. – И сказки есть на самом деле. Целая Страна Сказок.
     - Да? – тихо засмеялась Настя. – И там есть рыцари?
     - Есть, - подтвердил Гена. – И волшебники, и принцессы с царевнами.
     - И вы – как раз рыцарь из этой Страны, проездом заглянувший в нашу, - понимающе кивнула девочка.
     Она всё ещё смеялась.
     - Где уж мне… - вздохнул Гена.
     - Или  вы – волшебник?
     - Всякий сказочник обязательно, хотя бы немножко – волшебник, - ответил Гена, посерьезнев.
     - Ого! Значит, вы – сказочник?
      - Да, - Гена продолжал сохранять серьезность.
     Не врет. Не то, что сам себя вообразил сказочником и теперь важничает. Скорее всего, он верит в то, что говорит, подумала Настя.
     Спрашивать, какую же сказку он сочинил, Настя сочла тогда излишним. Начнет в самом деле интересничать, гордиться. Не нужно. А, кстати, достаточно и того, что он выдумал эту свою Страну Сказок. Не всякий такое нафантазирует.
     - Но вы бы заступились за девушку, защитили её, если бы было нужно? – спросила девочка, на этот раз совершенно серьезно.
     - Я попытался бы. Но не уверен, что из этого получилось бы что-то путное, - Гена вдруг начал мямлить. – Сами видите, как я плохо передвигаюсь.
      Нытик? А может, просто честно ответил, как есть?
     - Кстати, я заметила одну странность. Чем ближе вы подходили ко мне, тем вам, будто бы, легче было идти, - улыбнулась Настя. Ей хотелось, чтобы и мальчишка опять улыбался. Улыбка шла его симпатичному лицу, хотя всё остальное изогнутое, искореженное тело заметно уродовало Гену Цыплакова.
     И он улыбнулся, подтвердив:
     - О да. Это вы так благотворно действуете на меня.
     Эти его слова были Насте приятны. И в ответ захотелось сказать тоже что-нибудь приятное для Гены.
      - Мне с вами интересно, - произнесла она. – Вы так свободно общаетесь со мною…
      - Что же в этом такого – особенного?
      - Многие мальчишки сторонятся девчонок. Одни говорят, что презирают нас, другие – на самом деле стесняются.
     - Я тоже на самом деле стесняюсь, - теперь он смутился.
     - Меня? – чуть удивилась Настя.
     - Нет. Просто пару лет назад я встретил девочку, которая мне понравилась. Но так её застеснялся, что даже не осмелился с ней познакомиться. Знаю только, что зовут её Кариной.
     - Что же вам в ней понравилось?
     Но тут, на этом интересном для Насти моменте беседы откуда-то явилась её подружка и принялась рассказывать что-то про общих знакомых. Пока подружка болтала, Гена встал, опираясь на свои костыли, и ушел. Больше Настя не видала его до начала её странных приключений.
     И вот сейчас, пробудившись темной ночью в своей каморке, надоевшей до ужаса, Настя подумала: «А мог бы этот Гена сделаться моим рыцарем?»
      - Нет, не мог бы, - возразил ей приятный мужской голос откуда-то из дальнего угла.
      Настя посмотрела туда, откуда он доносился, и увидела маленькое серое существо. Нет, не мышь, не крысу. Существо стояло на двух ногах и походило на человечка ростом с небольшой огурец. Голова его была пирамидальная, расширявшаяся кверху. Глаза большие, красные, с узкими, вертикальными кошачьими зрачками. Ручонки тоненькие, с длинными кривыми пальцами, оканчивающимися красноватыми когтями. Маленький рот почти не просматривался. Одето существо было в нечто бесформенное, тоже серого цвета.
     - Здравствуйте. Вы кто? – Настя была очень заинтересована. Мышей она никогда не боялась, а маленький человечек не выглядел пугающим. В больших глазах его печаль светилась, и этим он вызывал, скорее, жалость.
    - Я-то? – переспросил человечек. – Меня зовут Маймун. Ты дракона помнишь?
    - Помню, конечно.
    - Так вот, это тоже был я.
    - Как же так? Ну, здесь, конечно, я уже почти привыкла к любым нелепым превращениям… - Настя думала вслух. – Получается, вы расколдовались?
    - Не, - Маймун покачал треугольной своей головой. – Как ты думаешь, хорошо ли из огромного вдруг превратиться в такого малыша?
      - Я не знаю… Может быть всяко. Часто люди хотят противоположного тому, что у них есть. Великан завидует росту лилипута, и наоборот…
      - У, какая же ты умная девочка! Учишься, поди, на одни пятерки? – прищурился серый малыш.
    Она не ответила. Насте в этот миг вспомнилось, как там, в реальном мире два года назад ей пришлось полежать в больнице после аппендицита. В палате она познакомилась с девочкой, которой несколько раз ставили капельницы. Перед выпиской знакомая сплела Насте на память из этих капельниц чертика – весьма похожего на человечка, с которым она сейчас переговаривалась.
     - Ты сказала «люди хотят», - опять послышался голос Маймуна. – А чего люди должны хотеть, если их превратили… не в людей?
     - Скорее всего, стать обратно людьми, - сразу сообразила Настя. – Но вы, вроде…
     - Не-а. Я не человек. Я сейчас тролль.
     Вообще-то его слова сейчас походили на обман.
   - Разве тролли не великаны? – засомневалась Настя. – Я читала о троллях. Они, как правило, огромны. Ну, самые низкорослые из них, примерно, со взрослого, и довольно высокого человека.
     - А ты читала о всех троллях, сколько их есть на свете? – оскалил кривые, острые зубы Маймун. – А представь себе – о многих троллях вообще ни в одной книге не сказано. Их полно – самых разных видов и размеров. Бывают и многоголовые тролли, например. А мне вот пришлось стать маленьким троллем.
     Вслед за этими убеждающими словами он поведал девочке, как в образе дракона летал в сторону Белых, чтобы сразиться в решающем поединке с их волшебником – Шамшуром. Такой поединок мог остановить шахматную партию, принеся внезапную победу Мудрым и сразу же освободить Настю из заточения, не требуя от неё больше ничего. Но злой белый маг победил Маймуна и превратил, вот – в  тролля.
     «Скорее, в тролльчонка», - подумала девочка.
     - Ты можешь смеяться, но мне совсем не смешно, - спокойно заявил Маймун, прочтя её мысли. – Враг поиздевался надо мной, чтобы я оказался очень маленьким и всё ещё не мог сам изменить собственный облик никак.
     «Устал быть огромным, уродливым и дышать огнем – отдохни, - сказал Шамшур. И вот, теперь я в таком виде. А один мой знакомый – тоже принц, как и я – он очень принципиальный…
     - А вы, всё-таки, принц?
     - Я ведь сказал – тоже принц… и рыцарь. Так вот, этот принц тоже пострадал от этого Шамшура. Отправился спасать свою девушку, а Шамшур вызвался ему помогать, оказывать магическое покровительство. И так хорошо помогал, что заколдовал его однажды, превратив в гуся. Затем стал, вроде, как расколдовывать – но вместо этого сделал парня гномом.
     - Ужас один! – согласилась Настя.
    Тролль говорил довольно-таки громко, но крепко спящую Дору звуки его голоса нисколько не тревожили – чему, опять-таки, не нужно было удивляться.
    - Попытавшись, всё же, вернуть принцу человеческий вид, ужасный Шамшур доколдовался до того, что мой знакомый, можно сказать – друг, совсем исчез… из этого мира. Его среди нас больше нет.
      Маймун понурил глаза, всем обликом выказывая глубокую печаль. Настя сострадательно молчала, хотя какие-то сомнения к ней всё-таки закрались.
     - И что же мне теперь делать? – голос тролля стал вообще загробным. – Заклятие может снять исключительно тот, кто его наложил, даже, если жертва сама владеет магией. Но, зная Шамшура, даже если бы мы помирились – ещё неизвестно, как бы он убрал заклятие. Может, не лучше, чем тому принцу.
     Маймун выдержал очередную театральную паузу.
     - Остается только один выход, - прорек Маймун. – Заклятие пропадет само собою, если обидчик мой умрет.
     - Вы его убьете? – Настя поморщилась. Даже для такой смелой девочки, как она, сама мысль, что кого-то предадут смерти, была кошмарна.
     - А как? Как бы я это мог сделать в своем нынешнем состоянии?! – Маймун всё больше нервничал и злился. – Вот раньше у меня было полно возможностей сразиться с ним. Мы – маги высоких уровней, если хочешь знать, способны превращаться в любое существо, вещество, в любой предмет. И я мог, совсем недавно.
     - А сейчас разучились?
     - Пока я под этим заклятием, я ничего не могу, - признался Маймун убито. И снова сделал трагическую паузу.
     Он ждал, что Настя спросит что-нибудь, вроде: «Как же вам теперь быть». Но она молчала.
      - Вместо меня с Шамшуром должен сразиться кто-то другой, - сделал вывод Маймун.
     - А я при чём? – спросила Настя тревожно.
     - Ты должна сразиться с Шамшуром.
     - Я?!
     - Ты же старалась меня расколдовать из дракона в принца всё это время, пытаясь выиграть партию…
     - Вы с ума сошли?! Я должна сразиться с волшебником, способным превратиться в кого и во что угодно, да и меня саму чем угодно заклясть?!
     - Ты не только должна, но и можешь.
     - Я всего лишь маленькая девочка, пешка в вашем мире…
     - Маленькая девочка – да. Но уже не пешка. Ты теперь ладья. То есть – не слабее, к примеру, вот этой башни с пушками. Или птицы Рух.
     - Но как вы себе это представляете? Мы раздавим этого гада колесами? Или Дора застрелит его из лука? Вам самому не смешно?
     Хотя Насте-то смешно совсем не было. Ей было страшно. Впервые в этом сказочном мирке.
     - А ты знаешь, что огромный слон боится маленькой мышки? – подмигнул Маймун. – Так же и Шамшур боится тебя. Я в этом уверен.
     - Ах, вот как! Это написано в ваших волшебных книгах?
     - Не только в моих. Это было предсказано много-много лет назад. И ещё – вспомни девочку Герду из сказки Андерсена. Она победила саму…
     - А тараканов этот Шамшур не боится? - перебила серого тролля Анастасия.
     Вместо ответа странное существо просто исчезло из вида. Без хлопка или щелчка, без шороха – просто, как будто растворилось в воздухе. Впрочем, такое Настя тут уже не раз видала.
     Но теперь ей было, чего всерьез испугаться.
     Тут зашевелилась и проснулась Дора на своем матраце.
     - Всё ещё ночь? – пробормотала она. – Вы бы спали, маленькая госпожа. Впереди трудный день.
     Маленькая госпожа немедленно приказала отныне обращаться к ней на «ты», а затем спросила:
     - Скажи-ка мне, кто здесь, в стане Черных-Мудрых самый главный? Вроде, точно не король?
     Дора подтвердила, что главный – не король, конечно, а ферзь по имени Маймун. Он могучий волшебник. Носит короткую черную бороду и чалму. Часто его называют по-восточному – визирем. Очень любит превращаться в дракона.
     - А в маленького тролля? – спросила Настя нетерпеливо.
    Дора, зевнув, ответила, что никогда Маймуна в таком образе не видала.
    - Кто-то говорит, что он иногда переодевается в дурацкий клетчатый костюм и гуляет по всяким дорогам, притворившись бродячим шутом. Но я думаю, это сплетни, - призналась девушка.
    Тогда Настя рассказала, что недавно Маймун явился ей прямо тут маленьким серым существом и болтал, что его превратили в тролля и лишили волшебной силы.
     - Это тебе могло только присниться, - Дора махнула рукой. – Если бы правда такое случилось… спи, Настя! Оглянуться не успеешь – пора будет вставать и бежать на тренировку.
    Пленница повернулась лицом к стене и опять задумалась. Был ведь ещё один мальчишка в этом санатории, что сидел напротив неё и смотрел… как Гена Цыплаков на свою Карину. Смотрел и стеснялся. Ну, а он, этот мальчишка, мог бы стать её рыцарем?
     «Нет, - ответила она себе. – Слишком стеснялся».
     Похоже, Настя опять заснула, потому что она увидела молодого, безбородого и безусого, а можно сказать, даже совсем юного гнома в красной шапочке, который бегал взад-вперед по некоей болотистой местности, выкрикивая: «Где мой меч? Мой щит? Моё копьё?!». Лицо этого гнома казалось Насте что-то знакомым. А над ним летали два гуся – один белый, другой – не серый, но черный. Потом вдруг этот гном пропал – точь-в-точь, как серый тролль Маймун. А два гуся взвились круто вверх и сделались громадными уродливыми орлами. А черный клетчатый шут, сидя на осле и указывая в их сторону, командовал своим людям, вооруженным непонятно, чем: «Бей!», а сам снова сделался серым троллем и хитро подмигивал Насте.
     Ну, сон – и есть сон. 
     «Ты не принц, - обличала его Настя. – Ты меня дуришь. Зачем?»
     «А вот, расколдуешь меня – увидишь, что не дурю. Стану принцем, да таким красивым – ты ещё замуж за меня захочешь… когда подрастешь…» - дразнился Маймун.
     «Вот как? Я с самого начала думала, что этим всё и кончится», - покраснела Настя.
     …Этим ничего не кончилось. Она проснулась, когда было уже совсем светло, а на улице громко завывала сирена…

Глава 21
     Ну, что, летим дальше. Теперь уж, наверняка, скоро доберемся до цели. На таких могучих крыльях – да не доберемся! – думал Гена Цыплаков, заключенный в тело черной птицы Рух.
     …Если только не залетим опять куда-то не туда. В какую-нибудь другую сказку, опять не связанную напрямую с той грандиозной шахматной доской, что накрыла весь сказочный мир. Можем ведь в какую угодно сказку попасть. Например, если занесет в «Тысячу и одну ночь» - там недолго и в джинна превратиться и угодить ненароком в запечатанный свинцом кувшин. А что? Чем джинн хуже гуся? То есть, превратиться в кого-то – разница не столь велика. Если стать самими собой пока не представляется возможным.
     И это также были Генкины мысли.
     Впереди летел белый Рух – Олег Бородин. Летел спокойно и размеренно, замечая и слыша всё вокруг, делая все необходимые расчеты и выводы, ориентируясь по солнцу и по звездам.
      - Скоро мы узнаем и то, с кем играет в шахматы госпожа Снежная Королева, - произнес Генка не очень уверенно.
     - До этого не так трудно и догадаться, - ответил Олег. – Достаточно хорошо помнить сказку. Теперь ведь есть и буквальные переводы Андерсена – такие, в которых ничего не изменено и не выброшено по чьим-то опасениям и соображениям. И вот, если прочесть самое начало – там говорится:
     «Жил-был тролль, злой-презлой – это был сам дьявол…»
     - «Сущий дьявол», - немедленно заспорил Генка.
     - Ты другой перевод читал. А всё же вернее будет «сам дьявол». И мы тут же получаем ясный и прямой ответ на твой вопрос – с кем же играет Снежная Королева?
     - Так с дьяволом? – уточнил Цыплаков, кашлянув.
     - Да, - подтвердил ему Олег.
      - И мы вступим с ним в борьбу за маленькую девочку?
      - Уже вступили.
      - И победим?
      - Гарантировать трудно. Но, если мы уже боремся – нужно верить в победу.
       Птицы не бледнеют – иначе Цыплаков побледнел бы непременно. Во всяком случае, Генке стало очень не по себе. Уверенный тон Олега не оставлял сомнений, что он прав.
     - И в гусей, а затем в этих птиц, так же, как Борю – в гнома, нас превратил дьявол?
     - Скорее всего. А может, и Снежная Королева. Оба они хороши. Но в этих гигантских орлов нас обоих мог и ты сам превратить. Помнишь, ты бормотал:
      «Летим на юг, летим на юг –
       Воинственные птицы Рух»?
      - Я не пойму, как эти строки возникли у меня в башке, - оторопел Генка. – Словно кто-то мне их нашептал…  А что же дьяволу потребовалось именно от Насти? – переменил он тему.
     - Ну, что бывает нужно дьяволу от человека? Душу, - выдал друг-всезнайка. – Он собирается превратить Настю в ведьму. А может – в русалку, или в неведомую зверушку.
     Настроение Генки стало снижаться. Ему что-то вдруг захотелось вообще домой. Да хоть бы и в санаторий обратно – а потом домой.
    Ни там, ни там не будет крыльев. Будут костыли. Генке вспомнилось, как санаторская нянечка «тетя Нэля» выводит его погулять, помогает взять костыли в подмышки, спрашивает: «Не падёшь?» и куда-то уходит, не дождавшись даже ответа.
    Вокруг никого больше нет поблизости. У Генки начинаются ощущения. По идее – надо бы ходить, куда-то продвигаться, желательно – вперед. Только ноги не слушаются головы, либо голова не особо желает ими управлять.
      В голове его плотно застревает мысль: «Сейчас упаду».
      Мысль эта укрепляется, нарастает с каждой минутой. Он смотрит вниз, все сильнее сжимая ручки костылей, а ладони потеют, грозя эти ручки выпустить.
     Делается всё страшнее. Дрожь начинается со ступней и забирается выше.
     Он всё ещё глядит себе под ноги. Кажется, что асфальт, на котором он стоит, отдаляется, уходит. Гена всё хуже чувствует твердую опору.
     Непроизвольно, но как в последней надежде на спасение Гена оглядывается влево, вправо…
      Как он мог не заметить? На лавочке за дощатым столиком, что возле песочницы, сидит девчонка и читает книжку.
     Наверное, подошла со спины. Походка девчонок чаще всего легка, еле слышна.
     И тут же Генкин страх ослабевает. Ноги слушаются лучше, удается совершать небольшие шаги – именно в сторону стола, лавочки и девчонки. Чем ближе он к девчонке, тем свободней его шаги. Вот он добирается до скамейки и садится напротив глазастой девочки, увлеченно читающей книгу.
     Что же за книга у неё? Ага. «Тристан и Изольда» Жозефа Бедье.
     Пока Генка разглядывает, девочка отрывает взгляд от страниц и улыбается ему.
    - Привет, - говорит она.
    - Здравствуйте, - деликатно отвечает Генка. – О рыцарях читаете?
    Они представляются друг другу, а Генка вспоминает, что об этой книге только вчера его спрашивал Боря Песцов.
     Начинается разговор о книге, о рыцарях, сказочниках, о Стране Сказок (куда же без неё, если тут Гена Цыплаков?) и в какой-то момент Настя Крылова сообщает новому знакомому:
     - Кстати, я заметила одну странность. Чем ближе вы подходили ко мне, тем вам, будто бы, легче было идти.
     Гена кивает. Да, пусть будет, что это Настя так на него действует. Правду рассказывать и долго, и скучно, и уныло. И Насте приятнее, когда она так влияет на парня.
      Красивые у неё глаза. Кому такие не понравятся?
      …Воспоминание заканчивается. Гена снова в Стране Сказок, в образе птицы Рух, они с Олегом, тоже заколдованным, летят в Черное королевство, спасать эту Настю.
     Да, эту Настю надо спасти. Необходимо спасти…
     От дьявола…
     Но ведь лететь ещё, слава Богу, далеко. Ещё можно просто парить в невообразимой вышине, наслаждаясь волшебным полетом, не боясь упасть…
      Лететь оказалось вовсе недалеко.
    Возникший на горизонте и стремительно приближавшийся Черный город с высоченной башней где-то посередине – это видение вывело Генку из мечтаний.
      Быстро промахнув ещё километра два, Олег завис на крыльях и рассматривал улицы, дома, дворцы, башни, минареты… Генка поступил точно так же.
      Внешне это был древний восточный город.  В Генкиной голове сами собой замелькали названия из учебника пятого класса: Ургенч, Мерв, Чимкент, Басра…
      - В Багдаде всё спокойно… - задумчиво произнес Олег.
      Было раннее утро. Солнце поднималось.
      И где же здесь искать Настю? Об этом подумали оба спасателя.
      Генка вспомнил: в Борином щите было видно, что Настю заточили в какую-то башню, в верхние покои.
      - Если выбирать из городских башен, - Олег насчитал их всего четыре, - то я бы предпочел самую высокую. Мы проведем разведку и заберем Настю, если она там.
     - А вдруг её там нет? – Генка снова опасался, как это часто с ним бывало.
     - Тогда по всему городу шарить надо… Возможно, придется и на штурм пойти. Как бы мы, пожалуй, не опоздали…
     - Ты предлагаешь бомбить мирный город? – мрачно спросил Генка.
     Он помнил, как впервые сам очутился в этих краях минувшей весной и чуть ли не первым делом попал под бомбардировку. Именно птицы Рух наводили кошмар и панику тогда в стане Белых – Добрых. Генка помнил сыпавшиеся с неба металлические стрелы, одна из которых ранила пешку Федру в плечо. Падающих клинков он в тот раз не заметил.
     Олег поспешил его успокоить.
     - Весь город разносить мы не будем. Штурманем лишь то строение, где найдем Настю.
     И тут поблизости глухо бухнул выстрел, и справа от Генки, дымя и искрясь, оглушительно взорвалось пушечное ядро.
     - Мирный город? – хмыкнул Олег. – Ты уверен? По-моему, тут миндальничать нечего. Бей первым, парень!
     Олег ринулся к самой высокой башне первым, велев другу прикрыть его, если «возникнут обстоятельства непреодолимой силы». Он – белый Рух – принялся заглядывать во все окна, большие и маленькие, начиная с самого верхнего.
     Генка не отставал от него. Он видел, как их тени накрыли залитую ярким утренним светом круглую площадь перед замком – будто на солнце наплыли зловещие тучи. И в этом сумраке из ворот замка быстро выкатилась сначала одна блестящая боевая колесница без упряжи – то ли золотая, а может – позолоченная – затем ещё и ещё. На запятках колесниц стояли лучники, готовые к стрельбе.
     Бей первым?

* * *
      Под нарастающий вой сирен, который шел снаружи помещения, Дора вскочила со своего матраца скорее, чем Настя с кровати; она была уже облачена в доспехи и с луком в руках, тогда как Настя озиралась по стенам и углам, ища себе оружия.
     Яркий солнечный свет за окном быстро перекрывало что-то; похоже – туча. Будет лютая гроза, возможно, даже с градом.
     - Не зевай, подружка! – громко и пронзительно закричала Дора. – Бегом! На колесницу! В бой!
     Только при звуках её голоса Настя сообразила, что и сама уже облачена в доспехи. А оружие-то в боевой колеснице нужно стрелку, а вовсе не водителю. Кажется, так?
     И она уже мчалась вслед за Дорой, и даже обгоняла её. Вот Настя двигает рычаги колесницы, и красивая повозка стремительно выкатывается на площадь.
     Боковым зрением Настя замечала, что Дора целится из лука вверх – не в эту ли мрачную тучу. Она целилась и, похоже, ждала команды стрелять.
     Что же там за туча? Настя поглядела кверху внимательнее. Это была не туча, а два орла невероятной величины. Каждый – не меньше самой тяжелой и огромной тучи. Один белый, другой – черный… Как два гуся в недавнем сне.
    Орлы парили вверху, то снижаясь, то снова плавно набирая высоту, но ничего враждебного в отношении колесницы с экипажем не предпринимали. Из ворот замка выскакивали ещё повозки, такие же, как у Насти и Доры. Вот их уже много на площади.
     Наверное, следовало стрелять, но подать команду Настя не решалась. Их колесница нарезала круги и замысловатые загогулины по площади, словно выбирая удобную для боя позицию.
     Вдруг что-то громко бабахнуло. Наверху из пушки, высовывавшейся из окна башни, вылетело ядро. Оно взорвалось, не попав ни в одну их птиц, но в ответ черный Рух махнул крылом, и в башню полетели какие-то серебристо-голубые молнии.
     Затрещали, захрустели черные кирпичи, внутри башни показался рыжий огонь.
     С одной из колесниц послышалось: «Бей!» - и в двоих орлов полетели стрелы.
     Огонь разливался по башне, из неё валил черно-серый дым. Зрелище боя становилось всё ужаснее.
     Словно в продолжение кошмара, сверху на площадь пролились две длинные струи желто-белого пламени. Одна из колесниц почти сразу обратилась в пепел. В другом месте на камнях заполыхал костер.
     - Дракон! – крикнула Дора и принялась метать кверху стрелы, не дожидаясь Настиного приказа.
* * *
     Если бы Настя покинула свою каморку хоть на минуту позже, она бы, возможно, увидела, как в окно её заглянул гигантский птичий глаз. Он обшарил всё маленькое помещение, никаких обитателей здесь не нашел и занялся прочими окнами замка.
     Глаз принадлежал белому Руху – Олегу Бородину. Но в какое бы окно или оконце не заглядывал храбрый парень, по доброй воле превратившийся в птицу, искомой девчонки он не находил.
     - Её здесь нет, - печально подытожил он, когда окна кончились. И снова взвился к облакам, и черный Рух – Генка – неотступно следовал за своим товарищем, что был его, Генки, гораздо умнее.
     - И что же теперь делать? – спросил Генка, тоже искавший и тоже безуспешно.
     - Искать дальше! – упрямо отозвался Олег.
     - Если Настю украл дьявол, то он ведь мог её упрятать так, что простому смертному невозможно найти, - размышлял Генка. – Мог, например, сделать невидимой.
     - Конечно, - усмехнулся Олег, до этого никогда не смирявшийся с поражениями. – А если дьявол наш сам пока до такого не додумался, он может сейчас тебя подслушать и твой совет попробовать применить. 
      Генка сразу вспомнил своего отца – Вячеслава Ивановича, то и дело упрекавшего сына в болтливости поучительной фразой: «Молчи об этом громче». И покраснел бы, если бы птицы такое умели.
     - А между тем, как видно, здешняя гвардия решительно собирается навязать нам бой, - Олег указал крылом вниз на колесницы, одна за другой выезжавшие на площадь. На каждой из повозок. влекомых не лошадьми, не мулами, никаким скотом, а лишь волшебной силой, было по двое солдат – водитель, направлявший движение, и стрелок с луком.
     - Дьявол мог и сам стать невидимым, - нагнетал Генка. – А может он раздвоиться?.
     - Несомненно, - Олегу сообразительность приятеля не добавляла бодрости.
     - Раздвадцатериться?..
    - Может, может... Ты думаешь, все эти бойцы на тачках – это один он, дьявол и есть?
    - Так дьявол их знает!
    - Я всё же полагаю, что это его слуги, или рабы-пленники. Не очень мне охота бить их – таких мелких.
    Генка заметил, что под многими красивыми блестящими шлемами там внизу, на повозках скрываются девчачьи личики.
     Снизу в Рухов уже посыпались стрелы, но птиц не спешили отвечать боем.
    Генку вывело из терпения очередное пушечное ядро, едва не оторвавшее нашему летуну крыло.
    Он начал швыряться клинками сначала – в башню, туда, где торчала пушка, а затем вниз, целясь мимо солдат и желая расколошматить повозки вдребезги. Бой всё же завязался. Колесницы разбивались и переворачивались, бойцы падали с них и убегали. Троих стрелков Генка, все же пригвоздил.
     Но, попадая в огромные крылья, стрелы тоже наносили орлам ущерб. Нашим героям стоило, похоже, сматываться, чтобы  не остаться здесь навечно, упав на камни. Это ещё ни одна стрела не попала ни тому, ни другому в голову.
     И тут Генка заметил орлиным своим взором знакомое лицо.
     - Эй, вон же она! – заорал Рух-Цыплаков на птичьем языке, и клекот его, хоть непонятен, а слышен был и внизу.
    - Вижу, - сосредоточенно молвил Олег.
    - Эх, если бы мы сейчас были людьми, там внизу. вскочили бы в эту повозку и попытались бы её угнать вместе с Настей…   
     В этот момент сверху на всю картину боя легла ещё черная тень, и один за другим воздух прорезали два огненных сполоха. Это было дыхание откуда-то внезапно взявшегося дракона.
     Огонь поджег ещё одну из повозок на площади. Он не попал в Генку лишь потому, что Олег стремительно и бесстрашно бросился прямо на дракона, закрывая собою друга.
    Он не мог не получить полный заряд пламени, не умел его гасить, не особенно задумывался, как это – сгореть заживо.
    Белый Рух тяжело рухнул на камни площади, весь объятый пламенем.
    Следующим действием дракон, иссякнувший огнем, нанес удар своим жестким чешуйчатым телом по черному Руху. Мир завертелся в Генкиных глазах, рассыпаясь в искры и покрываясь тьмой. Он успел услышать предсмертный крик ещё одного вражеского солдата. Лучницы.
    «Эх, если бы я снова стал человеком, Настя была рядом, а в руках у меня был бы меч!» - вспыхнула его последняя мысль. Вспыхнула так же бледно, как серебряное кольцо на уродливом птичьем пальце.

Глава 22
     Одновременно с появлением в небе дракона, на самом дне Настиной повозки объявился маленький тролль, звавший себя Маймуном.
     - Девчонки, внимание! – заговорил он тихо, маслянисто и вкрадчиво. – Вот она – решающая атака всей партии. Дорочка, лапушка, ты видишь этих двух птичек? Одна из них – Шамшур, наш злейший враг. Думаешь, белая? Вот и нет. Он стал черным Рухом, притворился, как самый подлый предатель. Настасья, ты слышишь? Крикни снова «Бей!», и твоя подружка сшибет предателя. В тот же миг ты окажешься свободна, а я стану принцем. Твоим принцем.
     Но Настя уже сильно сомневалась в его словах.
     - Ты станешь принцем? Или вон тот дракон?
     Ответить толком троллю помешал очередной огненный драконий плевок. Настя видела поистине страшную картину в небе. Белый Рух бросился навстречу дракону и угодил точно под струю. Колоссальным факелом птица упала на площадь и уже не двигалась – только горела. Штук восемь колесниц были раздавлены этим живым костром. Кто-то из пешек ещё погиб. Насти это опять не коснулось – по великому везению, или по волшебству?
     Чёрного Руха дракон решил взять на таран и мощным ударом сразил и его. Черный издал жуткий вопль, всё меньше напоминавший орлиный клекот, всё больше походивший на человечий крик ужаса, предсмертный вопль.
     Сбитая птица, крича и кувыркаясь (ну, хоть не горя!) валилась прямо на их – Насти и Доры – колесницу.
     Вероятно, им грозило быть раздавленными, но Дора этого не увидела. Последний клинок, что успел швырнуть со своего крыла черный Рух, пронзил грудь храброй и скромной молодой черной пешки.
    Настя бросилась к подружке, упавшей ничком, свесившейся головой за край колесницы.
    - Дора, моя хорошая! Что с тобой?!
    Та была вся в крови, тело её содрогалось.
    - Ничего страшного, маленькая госпожа, - слова вырывались у Доры со свистом и хрипом. – Просто Ферзь пешечку скушал. Мы, пешки – разменный материал. Не я первая, не я после…
     И всё покрылось тьмой, пропало.
     Пришла в себя Настя всё ещё во тьме. Но что-то глаза уже различали.
     Откуда ни возьмись, в её колесницу забрался и стоял, во все глаза глядя на Настю и на убитую лучницу, парнишка с сутулыми плечами, жутко кривыми ногами и со знакомым симпатичным, глазастым лицом. Гена Цыплаков. В правой его руке был короткий меч.
    - Ты?.. Принц – это ты?!. – пробормотала Настя в полном смятении.
    - Какой принц?! – шепотом заорал Генка. – Сматываемся отсюда, слышишь?
    - У меня подружка погибла…- продолжала мямлить Настя.
    Мальчишка снова глянул на бездыханную Дору и судорожным движением втащил зачем-то её всю в повозку.
     - Жми, говорю, жми во всю железку! У меня друг заживо сгорел. И что, теперь и мы обязаны сдохнуть?
    Куда надо было «жать во всю железку» Настя вообще не представляла. Смерти, вот именно сейчас, она почему-то не боялась совсем. Но рычаг движения перевела вперед до упора.
     Гонка получилась бешеная. Колесница мчалась, делая никак не меньше семидесяти километров в час, что для сказочной реальности, дышащей древностью, была очень большая скорость, и притом, колесницей управляла девчонка-подросток.
     На выезде из города их повстречала привратная стража. Генка пару раз махнул мечом, но неизвестно, помогло бы ему это, если бы колесница торпедой не пронеслась бы мимо солдат. Когда городские ворота остались позади, Генка взял брошенный Дорой лук и с большим трудом натянул его, собираясь отстреливаться от погони. Но скоро он понял, что за их колесницей никто почему-то не гонится.
     - Правь на север! – велел он Анастасии, сам же склонился к лежащей без чувств и без дыхания, к бледной до синевы Доре.
     - Что ты делаешь? – спрашивала Настя, видевшая, что он прижал своё серебряное колечко к груди Доры слева.
     - Спокойно. До сих пор, я замечал, кольцо Снежной Королевы исполняло мои желания. Вот, пробую оживить твою подружку.
     Но ничего не изменилось, ни сразу, ни потом. Дора не ожила. Или кольцу не всё было под силу, или оно и вовсе не могло колдовать.
    - Не получается. Извини, - произнес Генка, переведя взгляд на Настю, да так и остался смотреть. Диадема на её голове, сверкавшая драгоценным камнем, так волшебно оттеняла тонкие черты Настиного лица.
     - Что смотришь? Всё же, ты принц? – настаивала она. – Только замуж за тебя мне отчего-то не так уж хочется… Ты видишь, что я рвусь домой. Отпусти же меня, не мучь, не удерживай тут больше.
     Генка пожал плечами, пробормотав, что не понимает, о чём Настя говорит. Он никакой не принц.
      - А смотрю я потому, что ты просто неотразимо красива. Это украшение на голове тебе очень идёт, - заключил он.
    - Не принц? И драконом никогда не был? И маленьким троллем? – недоумевала Настя и всё ещё не верила, что перед ней всего лишь мальчишка из реального мира.
    Колесница продолжала мчаться в чистом поле. День снова быстро начал переходить в сумерки. За ней так никто и не гнался почему-то. А Генка всё таращил глаза на Настю. Это немножко уже смущало её. Но постепенно возвращало доверие.
     - Знаю, знаю, что красивая, - сказала она тихо, - даже не столько красивая, сколько похожая на Алису Селезневу. Мне об этом не раз сообщали… У тебя тоже приятное лицо… Вот… Ты, что ли, решил стать моим рыцарем?
     - Не рыцарем, а оруженосцем, - поправил её Генка.
     И рассказал, как они вдвоем с Борей Песцовым решили (или догадались?), что Настя похищена в Страну Сказок, как сами попали в эту Страну – в Шахматное королевство, как превращались в разных существ и переживали приключения, как Боря закапризничал или испугался, став гномом, и куда-то исчез…
     - Боже! – ахнула Настя. – Только бы с ним ничего не случилось плохого!
     В свою очередь, она рассказала, как именно случилось её похищение, как её заставили выигрывать живую шахматную партию, заточив в башню, про дракона, притворившегося заколдованным принцем, про серого маленького тролля, набивавшегося ей в женихи… ну всё, подробно.
     Они разговаривали, уже не обращая внимания на то, что творилось вокруг, не интересуясь, почему даже дракон за ними не полетел. Они практически забыли, что в колеснице у них лежит мертвая девушка. Им просто всё больше нравилось глядеть друг другу в глаза.
     Вдруг повозку сильно тряхнуло, и движение прекратилось. И сразу они услышали голос – Насте он был знаком, а Генке – совсем нет.
     - Ну, что, влюбленные? – произнес этот приятный мужской голос, каким хорошо рассказывать сказки. – Думаете, сбежали на свободу? Ошибаетесь. От меня невозможно удрать.
     Ребята растерянно заозирались. Кто это говорит? Дракон? Но его нигде не видно? Тролль? Его тоже не было… стоп…  Невидимка?
     - Эй, принц! – окликнула неодолимого мучителя Настя. – Ты невидимым, что ли стал?
    - Легко догадаться, правда? – по-доброму усмехнулся голос.
   - Это сам дьявол… - прошептал Генка, снова покрепче сжимая в ладони меч.
    - Спокойно, рыцарь. Или кто ты у нас – оруженосец? – вещал голос. – Махать железками бесполезно. Воевать со мной, вообще, дано немногим. Не лучше ли договориться миром?
      Генка всё искал его взглядом – но тщетно.
      Настя обратила внимание, что кругом снова ночь, в черном небе поблескивают далекие холодные звезды, а повозка находится посреди бескрайней пустоши, ровно присыпанной первым снегом.
     - Я забрал тебя, девочка, - продолжал невидимка, - чтобы научить  волшебству и сделать тебя могущественной Черной королевой.
     - Сразу думала, что это кончится для меня какой-нибудь гадостью, - поморщилась Настя.
     - Почему гадостью-то? – в голосе слышалась незлая улыбка. – Рассуди сама: ты уже дослужилась до Ладьи. С тобой при этом произошла какая-нибудь гадость?
     Настя пожала плечами.
     - Если б я был дьяволом, я бы взял твою душу так, что ты и не заметила бы. Но дело именно в том, что я не дьявол, и хотел, чтобы ты стала волшебницей и Черной королевой по доброй воле.
     - Я не хочу этого, - решительно молвила Настя. – Я желаю стать биологом. И жить в обычном мире, а не в сказке.
     - Ты могла заметить, что здесь исполняются все твои мечты. Читая книжку, ты мечтала о верном рыцаре. Теперь он у тебя есть, - (Настя снова поглядела на сконфуженного Генку, и у нее покраснели уши, невзирая на холод). – Теперь ты хочешь на свободу, домой – ну, что ж…
     Девочка улыбнулась от радости.    
    -…Но пойми и меня, - продолжал голос. – Я не люблю проигрывать. Кто-нибудь должен согласиться пойти под мое покровительство вместо тебя. Например, твой рыцарь.
    - Стать Черным королем? – хмыкнул Генка.
    - Короли у нас есть. Обоих цветов, - объяснил голос. – А тебе предлагается стать волшебником. И вовсе не обязательно – черным…
    Генка, снова ощутивший себя сейчас оруженосцем Олафом, молчал.
    - Стать волшебником, чтобы девочка, которая тебе нравится, жила дома у своих мамы и папы. Девочка маленькая, она неженка, где же ей выучиться на волшебницу? А ты, оруженосец, если в неё влюблен, должен же сделать для неё, хоть что-нибудь. Ради любви…
    Перед глазами Генки пронеслась картина: падающий, горящий белый Рух. И была эта несчастная птица его другом Олегом Бородиным. Олег пожертвовал своей жизнью – и на долю оруженосца пришелся только таранящий удар дракона. А иначе сгорел бы Генка. И теперь уже он сам должен поступить, как мужчина. Не ради любви – какая ему любовь? Но хоть в память о друге.
     - Да, - принял Олаф решение. – Я со-согласен.
    Снег повалил ещё сильнее, и мороз заметно окреп.
    Послышался легкий шорох приближавшихся шагов, и рядом с неподвижной колесницей материализовалась…
     - Госпожа Снежная Королева!.. – ахнул пораженный Генка.
    Да, это была она. Королева показалась ему прямо-таки великаншей – гораздо выше самого большого человеческого роста – и сказочно прекрасной, неописуемой, блистающей, царственной, холодной красотой. Цыплаков, отличавшийся, как раз наоборот, заметной приземистостью, рядом с Королевой сейчас выглядел вовсе малышом.
     Королева оказалась не одна. Рядом с ней, также, словно из ниоткуда возник человек намного ниже Госпожи. Лицо его украшала недлинная, подвитая черная борода. У него были узкие, шустрые и хитрые карие глаза, Одеты он был в черный восточный халат с серебряными звездами, в шаровары того же цвета и в узкие, длинноносые туфли – словом, явно не по погоде.
     Для Олафа этот визирь ничего не значил – парень сейчас просто ел глазами свою Госпожу. А догадливая Настя, завидев восточного человека, только прошептала: «Вот ты какой…»
     - Сударь, я поздравляю вас, - холодно и равнодушно произнесла Королева сладким, обволакивающим голосом, который был знаком нашим ребятам по советскому мультику. – Поздравляю – вы добились от этих детей того, чего хотели.
     Визирь Маймун, ставший отныне снова видимым, коротко поклонился, огладив себе лицо и бороду.
     - Но партию в шахматы вы мне проиграли, - тут же добавила Королева. Маймун грустно кивнул.
    - Мальчик заступился за девочку, и теперь она свободна, - продолжала Королева. Маймун только шепнул «Да».
    - Но в качестве своего выигрыша я заберу у вас этого мальчика, - заключила она.
     - Увы, Госпожа, - всем своим видом визирь выражал смирение.
     - Извините, а мою подружку Дору оживить можно? – послышался скромный, подрагивающий голосок Насти.
     - Вероятно, - всё так же холодно кивнула Снежная Королева. Она посмотрела на лежавшую замертво служанку-лучницу, будто бы огладив её всю леденящим взглядом. И ни ран, ни крови на теле девушки  не стало уже заметно.
     - Ты пытался оживить её, сказочник – так сделай же это! – приказала Олафу Госпожа. – Сам ведь когда-то изрек, что каждый сказочник – хоть немного волшебник.
     И тот послушно опять склонился над Дорой и прижал серебряное кольцо на своем пальце к груди девушки. Последовало чуть слышное шипение, Дора шевельнулась, приоткрыла глаза и села на дне повозки.
      Настя с минуту восторженно смотрела на ожившую подружку, а за тем с увлажненным взором бросилась ей на шею.
     Олаф, тем временем, смотрел на свой палец, на котором уже не было волшебного кольца со снежинкой. Серебряное украшение исчезло. Растаяло?
    - Так будешь и дальше служить мне? – спросила Олафа Королева.
    - Я счастлив, госпожа! – ответил он.
    - Ну, а ты – домой… - Королева взглянула опять на Настю и коротко махнула рукой в её сторону.
    Объятия двух подружек разомкнулись, Настю повлекло, потащило куда-то вверх, в ночное небо, в космос. В её глазах завертелись тьма и свет, и разноцветные искры всевозможных звезд и планет.
     Куда-то пропала и ожившая Дора, и визирь Маймун, и даже золотая колесница.
     Гена Цыплаков – он же сказочник Олаф – и Снежная Королева, вновь остались наедине посреди заметенной первой вьюгой пустоши.

Глава 23
      Олаф не успел и глазом моргнуть, как оказался в ледяном замке, в своем прежнем покое, на снежной кровати с пологом, перед ледяным зеркалом.
     Несколько месяцев назад он был здесь – и с тех пор в кабинете, как будто совсем ничего не изменилось. Кроме кровати и зеркала, установленного на низком шкафчике, тут ничего нет. Ну, лежит ещё на шкафчике красивая, сверкающая красными, зелеными, фиолетовыми огоньками, сосулька – ледяной аналог волшебной палочки. Сосулькой можно творить чудеса, но, как показал опыт прошлых дней – только холодные, ледяные да снежные чудеса.
     Почему-то Олафу опять было грустно. А, впрочем, когда он особо и веселился?
     В зеркале появилась Королева и гипнотизировала своего слугу-сказочника прекрасными ледяными очами, замораживая все его сомнения.
     - Не печалься, мальчик, - говорила она не столь холодно, как это бывало обычно. – Что хорошего ты оставил в своем, так называемом, реальном мире? Ты даже назывался в нём «лишним». Когда жизнь состоит только из страхов и фантазий – не лучше ли оставить в ней одни воплощенные мечты? В Снежном мире ты станешь не просто сказочником, а могущественным волшебником. А затем и Белым королём…
    - Т-твоим мужем, Госпожа? – осекся Олаф.
    - Моим преемником. А впрочем – отчего бы нет? Посмотрим-посмотрим, вытянешь ли ты? Заслужишь ли? Ну, сначала тебе надо, разумеется, подрасти.
     Олаф помнил, чем всё могло окончиться в прошлый раз.
     - И дракону Огненного мира ты меня не отдашь? – уточнил он.
     - Ты же видел, что дракон побежден, что его больше нет?
     Олаф не видел такого. Он помнил только Черного визиря, проигравшего шахматную партию. Но это не значит, что Ферзь не сможет стать снова драконом.
     - Может, подкрепишься кое-как, натощак, после кровавых сражений и рыцарских подвигов? – прервала его сомнения Королева.
     Олафу припомнилось, как он хотел откушать слонятины, но не посчастливилось. И почувствовал, что теперь он, и вправду, очень даже голоден.
     - Скажи волшебное слово «Эй!» и махни сосулькой, - напомнила Королева.
     Как только он проделал всё это, двери в ледяную палату бесшумно раздвинулись, и перед Олафом предстала хрупкая беленькая девушка в коротком кружевном платьице, с хрустальным подносом в руке, на котором лежала небольшая книжка в зеленой обложке. У девушки было очень знакомое личико.
     - Сесилия? – не то спросил, не то воскликнул Олаф
     - Нет, сударь мой, - девушка потупила взор, - Называйте меня Деметра.
     Снова взгрустнувший сказочник взял с подноса книжку – это был один из любимых поэтов Гены Цыплакова – Хайям.
Чтоб мудро жизнь прожить, знать надобно немало.
Два главных правила запомни для начала:
Ты лучше голодай, чем что попало есть
И лучше будь один, чем вместе с кем попало. –
прочел Олаф. Ну, что же, в этой части Страны Сказок стихотворные строки считались едой. Равно, как и строки прозаические, и даже тексты учебников. Справедливости ради вспомним, что и в реальном мире это зовется духовной пищей.
      Прочтя ещё несколько четверостиший-рубаи, Олаф ощутил насыщение, как если бы он дома поел хлеба с маслом и вареньем. После этого он вернул книжку служанке.
      - Ты можешь быть свободна, Деметра, - молвил сказочник.
      Она повернулась и быстро ушла, но Олаф успел ясно разглядеть у неё на шее сзади затянувшийся рубец от глубокой раны.
     - И всё же, это Сесилия? – снова спросил он Королеву, все ещё отражавшуюся в зеркале.
     - И да, и нет, - был её ответ. – Я оживила «съеденную» пешку и взяла её себе в прислуги – да. Но теперь она перешла с вертикали С на D и сменила имя и судьбу. Теперь она Деметра, это правда. Как правда то, что после каждой игры в деревянные шахматы все сбитые фигуры снова занимают свои места в начальной диспозиции.
     - Имя другое, но пешка-то прежняя? – настаивал он.
     - Деметра ничего не помнит о своем прошлом, - покачала головой Королева. – И тебя, конечно, не помнит тоже.
      Это было, хоть и грустно, но пешку оживили – вот главное, подумал Олаф.
      - А если я волшебным кольцом смог оживит Дору, то магической сосулькой не могу ли вернуть к жизни и моего друга Олега?
     - Рыцаря Эрика? – Королева вспомнила имя, полученное Олегом Бородиным в сказочных мирах. – Ну, попробуй.
     Взмах сосульки, приказ: «Хочу, чтобы мой друг Олег Бородин… рыцарь Эрик… был снова жив!». И…
     Как теперь это проверить?
     Просьба к зеркалу найти Эрика, где бы он ни был в Стране Сказок, успехом не увенчалась. Сбылось ли желание Олафа?
     - Он воскрес, Госпожа?
     Та возвела глаза к небу и сказала:
     - А теперь ты можешь заняться, чем угодно. Можешь просто отдыхать.
     Не получивший ответа сказочник, промолвил, что совсем не устал.
     - Тогда не хочешь ли поучиться волшебству? Хотя бы превращаться в кого-нибудь? Это великое искусство.
    Он, скучая, ответил, что и так уже немало превращался последнее время.
    - Да, но это тебя превращали помимо твоей воли. А представь – ты сам, по желанию, станешь любым зверем, птицей…
     - Птицей… - прошептал Олаф и поморщился. При воспоминании, как он был самой огромной на свете птицей, что-то в нем сказало «Брррр!». А сам он промолчал.
     - Неужели не существует животного, в которое ты мечтал научиться превращаться? 
     Нет. После приключения с птицей Рух – наверное, такого животного не существует.
     - Жаль. Но ты ещё подумай. Ведь, возможно, оживление погибших у тебя не выходит, потому что в науке колдовать ты пропускаешь этап перевоплощения.
     Да? Вот, значит, как? А если?..
     Но Королева уже исчезла в зеркале.
     Посидев, поскучав немного, Олаф наткнулся на такую мысль:
     «А что, если попросить волшебное зеркало показать мне, как дела у нас дома?»
     Он тут же и попросил. И глазам его представилась небольшая квартира в деревянном сельском доме-бараке, где жили его родители. На дворе в том мире был пасмурный, прохладный августовский вечер. Мама в кухне готовила ужин – котлеты с пюре. Отец смотрел телевизор в средней комнате и ворчал на новости. В какой-то момент Вячеслав Иванович выглянул в окно и заворчал уже на погоду.
     - Погляди-ка, Пелагея, что творится. Совсем дедушка Мороз с ума сошел.
     За окнами пролетали снежинки – крупные, мокрые и липкие.
     «Дедушка Мороз», сидевший у волшебного зеркала, догадывался, что подобное безобразие там дома началось из-за него, но хотел посмотреть на родное гнездо ещё.
     Входная дверь открылась и закрылась с легким шорохом: пришла бабушка – старенькая и хрупкая. Сняла платок, переоделась в домашнее и скользнула в свою комнатку.
     - Ошалела природа навовсе, - забормотала и бабушка. – Геночка там, в городе, наверное, весь замерз. Скорей бы домой приехал.
    Она положила на стол объемную книгу в твердой, блестящей обложке, на которой была яркая, красивая картинка – ретивый белый конь в богатой сбруе.
    - Ох, и конь! – тут же прокомментировала бабушка. – Геночка будет рад. Он сам раньше таких коней хорошо рисовал.
      Действительно, рассматривать лошадей Генка-Олаф любил не меньше, чем глядеть на холодное оружие – всяческие мечи, сабли, кинжалы. Лошади очень привлекали его и вдохновляли. Обнаружив картинку с конем в книге, или увидев лошадь по телевизору, Генка мог долго обсуждать с бабушкой красоту, изящество, силу этих животных, и какая красивая на них сбруя.  Он выучился их рисовать – не кистью, конечно, и не красками – фломастером, шариковой ручкой, простым карандашом. Кони у него получались довольно красивые, но какие-то все одинаковые, словно под копирку.
     Да… Заглянул в зеркало – как дома побывал… А сестра Катька, наверное, где-то бегает, играет с подругами – её дома нигде не видно. Пусть бегает. Ей по учреждениям ездить не надо.
    Что за книжку купила бабушка – не так и важно. Наверное, опять сказки. Ох уж эти сказки! Ох уж эта Страна Сказок.
     Олаф поднялся с кровати, позволив зеркалу отдыхать, и хотел пройти по комнате. Не удалось. Ноги его тут же подкосились, он растянулся на скользком ледяном полу. У, больно! Опять стал неходячим. Приплыли!
     «А зачем тебе нужны эти несчастные ноги, с которых, сам понимаешь, падать больно и рискованно, когда ты – волшебник и можешь летать?» - зашептал ему в уши всё тот же приторно-сладкий голос Госпожи.
     «Да, но падать с неба ещё страшнее и больней, чем с непослушных ног», - мысленно заскулил Олаф, имевший недавний опыт ужасающего падения.
     «Тогда ты будешь впредь летать только вместе со мною, завернувшись в мою шубу», - голос Королевы сладко улыбнулся – это было слышно, и Госпожа сейчас же появилась прямо здесь, в комнате.
     - Я вижу, ты придумал, в какого зверя хотел бы выучиться превращаться. В коня?
     «А почему бы и нет?» - пронеслось в мозгу Олафа. Двигаться на четырех конечностях, да бегать, носиться галопом, карьером по бескрайним снежным просторам! И это ведь только тогда, как захочется, а потом-то можно стать обратно человеком. Своя рука – владыка.
    - Значит, ты решился?
    Не думая более, Олаф махнул волшебной сосулькой: «Хочу стать конем!»
    Корежащая боль и хруст во всём его теле продлились считанные секунды. Вот всё и прошло. Зато теперь в отражении в волшебном зеркале Олаф видел белого коня – высокого, сильного, красивого – стоявшего посреди комнаты. На нём была золотистая широкая уздечка и седло со стременами, и белая попона.
    - Хорош! – одобрила Королева. – Это ты. Знакомься, - она опять улыбнулась.
     Он несколько раз шагнул копытами по льду. Неплохо, но теперь Олафу-коню здесь было, пожалуй, тесновато.
     - Разумеется, - Королева опять прочла его мысли. Эти мысли по-прежнему были человечьи, голова соображала ясно. – Что коню делать в четырех стенах? Тебе нужна свобода, приволье. Помчались!
     Она взяла Олафа-коня под уздцы и быстрым шагом повела прочь из комнаты, по длиннющему белому коридору с многочисленными дверями по обе стороны. Олаф знал, что за этими дверями – комнаты, такие же, как его покой. Скорее всего, там сидят ещё ребята. Проверить потом, что ли?
    Королева вывела коня из замка.
    Вот и он – тот самый бескрайний снежный простор. Скачи по нему в любую сторону – он не кончится и день, и два, и больше…
    И Олаф-конь поскакал, помчался. Огромными кругами, зигзагами, восьмерками, просто по прямой. Новые, тонкие, но крепкие и резвые ноги требовали бешеной скачки, подковы на диво не вязли в снегу, не скользили по насту. Когда он остановился перевести дух, Госпожа оказалась рядом с ним. Она стояла с таким видом, будто ни на шаг не сдвинулась с места.
     - Как твои ощущения? – спросила она.
     - Прекрасные ощущения, моя Госпожа! Просто волшебные!
     - Может, послужишь мне? Покатаешь меня?
     - Почту за счастье, Госпожа! отвезу тебя, хоть на край Вселенной!
     Олаф ещё не договорил, а Королева уже прыгнула в седло и уселась по-мужски, не хуже бывалого ковбоя. Её длинное платье шлейфом легло на попону.
     Натянутые удила властно заставили его снова бежать. Всё быстрее и быстрее. Собственной воли у белого коня уже, как будто бы не было. Он готов был мчаться, скакать без усталости, без отдыха, без определенной цели, никогда не останавливаясь.
    Ледяной наст, укрытый снежным покровом, уплыл из-под его копыт. Вьюга опять мела, и ветер завывал, свистел прямо в морду коню. Но дыхание его не сбивалось, наоборот, дышать было так свободно и приятно, как будто легкие внутри с каждым новым вздохом становились всё больше.
     - Летим! – воскликнула Снежная Королева.
     «Ага. Летим», - ответил он мысленно.
     - И ты больше не боишься, - она не спрашивала – утверждала.
     «С тобой мне ничего не страшно»
     Да как же он мог ещё совсем недавно бояться полетов? Да разве же есть на свете что-то лучше полетов? Лучше его великолепной Госпожи? Ооооо!..
     Он мчался со скоростью, которой не мог даже почувствовать основательно. Летел, летел, каждой клеткой ощущая на себе невесомую, но обволакивающую, полностью подчиняющую его себе восхитительную  Снежную Королеву. Он был её слугой, рабом навсегда.
      Полет рано или поздно опять перешел в снежный бег, а бег был остановлен у ещё одного ледяного дворца, который охраняли гигантские снеговики со сверкающими алебардами в руках. Королева покинула седло и вошла в ворота дворца.
     Ждать её пришлось долго. Охранники-снеговики не двигались вообще, словно были неживые. Олафу казалось, что он тут совсем один. Ждать пришлось целую вечность.
     Интересно, у кого это гостит моя великолепная Госпожа?
     Но вот она вышла обратно и снова очутилась в седле. Опять это сладостное чувство полного подчинения, растворения в ней до собственной ничтожности… и полёт…
     Затем новая скачка в обратном направлении. Знакомые стены и ворота замка Снежной Королевы. Мы дома.
     «Мне превращаться обратно в человека?» - спросил-подумал Олаф, как только она покинула седло.
    - А сможешь?
    «Хочу стать опять человеком! Человеком!» - думал он. Бесполезно.
    Почему-то не получается.
    - Что? Не выходит?
    «Нет. Никак. А! Для этого ведь нужна волшебная сосулька. А мне не в чем её держать – у меня вместо кистей рук – копыта».
     - Какая жалость! – вздохнула она. – Так не судьба?
     «Помоги мне, Госпожа!»
     - Но ты должен уметь это сам. А пока ты не можешь, не умеешь – думаю, тебе удобнее будет жить в конюшне.
     По её зову пришел белый конюх с ничего не выражающим лицом – будто в маске – и отвел Олафа-коня в узкую, неуютную ледяную конюшню.
     Добро пожаловать!
Глава 24
        Чем питаются снежные белые лошади? Нет, не замороженным сеном, соломой, морковкой во льду. Олафу-коню в кормилку насыпали свежего снега со вкусом арбуза. Этот снег утолял сразу и голод, и жажду. Коняга всё грыз его и грыз, шумно хрустя, но снега в яслях не убывало. Когда ему надоел арбузный вкус, то снег сейчас же стал банановым.
     Заняться, всё равно, тут больше было нечем. Ему не спалось, а ночь тянулась. В маленькое окошко наверху светила круглая луна. Так уже было с ним где-то в сказочном мире. Где? Какая разница?
      Олаф принялся вспоминать обо всех конях и им подобных вещая, какие только видел, начиная с младенчества. Годика в четыре так и не пошедшему ножками Геночке Цыплакову мама купила пластмассового коня на колесиках. Конь был раза в два больше самого Геночки, однако мальчик радостно забрался на его скользкую спину с помощью отца и пробовал кататься по комнате, отталкиваясь пальцами плохо слушающихся ног от пола. И однажды так приключилось, что во время его катания мама, папа и даже бабушка куда-то вышли из квартиры, и никого не было рядом минут пятнадцать. И вот тут Геночке пришла мысль, будто он может упасть с коняжки, и непременно, вот сейчас же упадет. За пятнадцать минут никакого падения не случилось, но страх измучил мальчонку до холодного пота.
     Да. Здесь хоть нету страха упасть.
     В другой раз пятилетнего Гену мама усадила на скульптуру коня для фотографии в каком-то южном санатории. Усадила и отпустила. Фотограф примеривался сделать снимок всего минут пять, но они показались Геночке целой вечностью, потому, что сверзиться наземь с такого монстра… Уф!
      Третий случай, который он вспомнил, был тоже про фотографию, но про коня летающего. Точнее, не про коня, а про маленький вертолет, в котором уличный фотограф снимал всех желающих получить экзотическое постановочное фото. Гена всё ещё был очень мал, а вертолётик оказался почти настоящим – в  том смысле, что он мог на самом деле подняться в воздух. И шаловливый Геночка взял да нажал там какую-то кнопочку, или потянул за некий рычажок… И вертолетик вдруг ожил, подпрыгнув на месте; его верхний винт закрутился. Гена впервые почувствовал, как это  бывает – отрываться от земли. Громко бранящийся дядька с фотоаппаратом едва успел удержать машинку за хвост.
     Сказал бы кто ему тогда, как высоко Геночка будет летать в волшебном мире – и почти не бояться.
     Его воспоминания прервало чьё-то знакомое лицо, появившееся в крошечном окошке наверху. Лицо было бледно до ледяной прозрачности, но можно было разобрать, что это паренек с темно-рыжей шевелюрой.
     - Приветствую вас и поздравляю, ваше белое величество! – с явной издёвкой сказал  Олег Бородин.
     «Смешно, - уныло ответил ему в мыслях Олаф-конь. – Давай-давай, смейся».
     - Но ведь быть конем – так классно, так прикольно! – продолжал Олег. – Каждый день чувствовать на себе… Госпожу… а когда ты расколдуешься, или она снимет с тебя заклятие – ведь станешь властелином Снежного королевства…
     Пока он болтал и насмехался, до Олафа стало доходить. Во-первых, Олег правильно смеется. Никто Олафа отсюда не выпустит, никто не расколдует. Зачем? Ведь Снежной Королеве, похоже, нравится ездить верхом, она любит лошадок. А теперь вот завела ещё одного конька, думающего, как человек. Забавная для неё игрушка.
     Во-вторых, откуда здесь сам-то Олег? Ведь он погиб, сгорел заживо. Олаф своими глазами видел.
     «Привет. Ты откуда?» - подумал белый наш конь, не умевший теперь говорить. Но и Олег понял его мысли, услышал их и ответил:
     - Я от верблюда, блин!.. Ты сам ведь приказал волшебной сосульке меня оживить. Ну, вот, вроде, и результат. Спасибо, друг.
     «И что – подействовало?» - мысли белого коня путались.
     - Нет, блин, вообще ничего не помогло! Это я с Того Света пришел, с тобой попрощаться, - Олег, похоже, немного сердился.
      «Олег! Ты живой!», - наконец-то понял Олаф.
      - Да, живой. А ты, смотрю, не очень?
      На это белый конь не знал, что и подумать.
      - Короче, тебе тут нравится, ты остаешься конем пожизненно, ходишь под седлом, возишь упряжку, - перечислял Олег. – А повзрослеешь – тебе кобылку сюда приведут. Жеребятки у вас запрыгают…
     Конь всё так же, ничего не отвечал.
     - Словом, удачи тебе и большого счастья в личной жизни, - заключил Олег.
     Было неведомо, как он забрался сюда, как дотянулся так высоко? На чем-то стоит, или висит в воздухе? Но имелось подозрение, что сейчас он отбудет из этих краев навсегда.
    «Нет, не уходи! – подумал Олаф-конь-Генка, опять недалеко от паники. – Забери и меня отсюда!»
      - Точно? Ты хочешь снова стать человеком, пацаном? Опять жить в реальном мире, бороться с паскудной болезнью, вкладывать в эту борьбу труд, а не только громкие слова,  не распускать нюни?
     «Да!» - заорал Генка-конь мысленно.
     Олег улыбнулся, уже не насмехаясь над ним – а по-доброму, по-дружески.
     - Но прямо сейчас в человечьем виде тебе из этой тюряги не выбраться, - объяснил он. – Поэтому придется тебе стать пока кем-то поменьше.
     Пока Генка-конь восторженно думал: «Ты и колдовать уже где-то научился?», Олег пробормотал невнятные слова, и…
    Узкая и тесная доселе конюшня стала стремительно расти в Генкиных глазах. В считанные мгновения она стала, как тоннель метро в реальном мире, а кормилка со вкусным снегом и ведро в углу – каждый из этих предметов вырос будто с одноэтажный дом.
     Генкино тело тоже изменилось и стало легким, как комочек перьев.
     Наш сказочник-оруженосец едва сумел разглядеть, что происходит там, вверху, на окошке, тоже ставшем похожим на вход в огромную пещеру (на улице всё ещё была ночь).
    А на окошке сидел снегирь.
    В этот раз Генка сообразил моментально.
    - Олежка, - окликнул он пташку божью. – Это ж ты превратился, похоже. Если я нормально всё понимаю, ты теперь снегирь?
      - От снегиря и слышу, - был ответ.
      И странный, уже откуда-то знакомый инстинкт подкинул Генку вверх, наш сказочник вспорхнул на крошечных легких крылышках, пролетел несколько метров и тоже уселся на окошко.
     Сомнения быстро развеялись. Оба друга были теперь снегирями.
     Вырваться на волю теперь, казалось, ничего им не стоило. И парни полетели – в птичьем облике, в последний раз.
     Холодный ветер с бешеной силой выл им навстречу, грозя сдуть с верного направления и зашвырнуть, куда Макар телят не гонял. Батальоны, полки, дивизии крошечных, но очень боевых снежинок преграждали им путь в воздухе. Генке-снегирю даже казалось от робости сердца, что каждая снежинка имеет вид солдатика, вооруженного иголочкой-копьем.
     Но Олег-снегирь ярким красным пятнышком несгибаемо несся впереди. И это пятнышко не позволяло Генке-снегирю ослабеть, отчаяться, сдаться.
     - Знаешь, что я надумал, пока торчал в том курятнике? – просвистел Генка-снегирь. – То, что всякий, кто родился на свет человеком, ни в коем случае не захочет стать кем-то другим навсегда.
     - Надо же – как поумнел! – свистнул ему в ответ Олег-снегирь. – Надеюсь, больше ты этого не забудешь никогда. Готов к возвращению в реальность?
     Ветер дул, снег валил всё крупнее и злее. Он залеплял Генке-снегирю глаза, и тот не видел теперь ничего, кроме белой пелены.
      Разлепить и открыть их! Ну же!..
* * *
      Его потревожило какое-то забытое ощущение под левой подмышкой.
      Гена Цыплаков приоткрыл слипшиеся глаза и принялся протирать их пальцами. Из подмышки его со звоном выпало что-то маленькое и разбилось.
     - Приехали! – радостно сказал где-то близко Дима Борщов. – Цыпа градусник расколотил.
     Гена быстро поглядел под кровать. Там посверкивали искры осколков, и шариками разбегалась ртуть.
      Приехали.
* * *
      Настя села на кровати.
      Это была санаторская койка в обычной девчоночьей палате. От таких Настя уже стала отвыкать.  На девочке были обычная майка и трусики. Никаких королевских пижам. На спинке кровати висело обычное платьице. Отнюдь не роскошный наряд принцессы. На  тумбочке у кровати не лежат ни черная микрокорона, ни диадема.
     Где я? Где все? Где Страна Сказок?
     За широким окном брезжил рассвет. В палате на таких же койках, стоявших в три ряда, спали ещё четырнадцать девочек.
     Впрочем, одна из этих четырнадцати тоже пробудилась – Ира Шпагина.
     - Что значит – где ты? – спросила Ира Настю. – В санатории. Забыла? Слишком крепко заснула? Мучают кошмары?
    Видимо, Настя произнесла один из своих вопросов вслух.
    - А?.. – она хотела спросить ещё что-то (про бабушку?) но не решилась. Снова забралась под одеяло, свернувшись клубочком, почти как котенок.
     Сон это был, что ли?
     Вскоре пришла медсестра  с градусниками. 
     - Любовь Ефимовна, - нерешительно и запинаясь, обратилась к ней Настя. – Вы не знаете ли – мой папа звонил сюда на этих днях?
     - Настасьюшка, мне такой информации не поступало, - Любовь Ефимовна называла всех детей, как можно ласковее, даже несколько жалостливо. Это потому, что в санатории лечились в основном детишки-инвалиды. 
    - И забрать меня домой не собирался?
    - Да что ты, деточка! Соскучилась по дому? Летняя смена самая короткая, скоро увидишь своих родных. А пока, Настенька, надо радоваться, что рядом твои подружки, - медсестра, как могла, старалась подбодрить девочку.
    - А какое сегодня число?
    И, судя по дате, которую назвала медсестра, со дня, когда Настя попала в Шахматное королевство, прошло почти три недели. Если тогда санаторская смена недавно началась, то теперь она уже была близка к завершению.
     Никто не заметил, что меня похищали?
     Ох, нет, лучше ничего такого не спрашивать и никому не рассказывать ни о чём. Не то подумают, что Настя заболела, помешалась, направят к психологу, а тот – к психиатру.
     Похоже, она была тут, в санатории всё это время, но и – не тут… Настя не помнила ничего, что могла делать здесь целых три недели, а вот о Стране Сказок – помнила всё до мелочей.
     Была суббота – день без процедур. И после завтрака Настя отправилась на прогулку. Она снова сидела на лавочке за дощатым столом. Читала книжку про рыцаря.
     Никто не собирался увозить её прямо сейчас ни домой, ни в сказку. Значит, и дома всё в порядке. И бабушка Настина жива.
     Уф!..
     Строчки сливались перед глазами, путались. Ей вспоминался забавный колченогий мальчишка, называвший себя оруженосцем и явившийся спасать её от похитителя-дракона.
     И вдруг…
     - Здравствуйте, - послышался знакомый голос рядом, и на скамью напротив неё, сложив на землю костыли, опустился паренек – Гена Цыплаков.
     Настя вздрогнула, ответила, запнувшись: «Здравствуйте», подняла взгляд от страницы и через паузу добавила: «…Оруженосец».
     Сейчас он с удивлением спросит: «Что?», и она скажет: «Не обращайте внимания. Что-то я зачиталась».
     Он ничего не спросил. Только пристально смотрел на неё. Будто читал в Настиных глазах. 
     - Или вы – мой рыцарь? – хитровато улыбнулась она.
     - Пусть так, - ответил Гена то, чего она не очень ожидала. – Вам было трудно там – в Стране Сказок?
     Значит, всё правда? Настиным щёчкам стало вдруг жарко. Не может двоим людям одновременно присниться одна и та же сказка?
    - Ну, наверное, каждой девчонке хочется стать принцессой, - пожала она плечами. – Но оказалось, что не всегда это радостно и приятно.
    - Рыцарем быть тоже не сахар, - признался Гена. – Я уже опасался, что всё плохо закончится.
    - Как же так всё случилось? – не понимала она. – Как я могла там оказаться?
     - Я просто придумал сказку о вас, - признался Гена. – Сказку, в которой вас похитил злой волшебник-дракон.
     - Придумали? Но…
     - Знаете, наверное, если что-то хорошо придумано – то и становится явью. Начинает существовать взаправду.
    Она смотрела на него. Как же бывает приятно играть в гляделки!
    - Может, вы тоже волшебник? Как тот принц-дракон?
    - Я слыхал, что каждый сказочник – хоть немножко волшебник.
     Тут к ним подошел ещё кто-то.
* * *
    Утром Борю Песцова отпустили из изолятора.
    Он был здоров, но как-то рассеян. Голову его наполняли противоречивые мысли. Если выбраться из Страны Сказок получилось так легко, то не рано ли он отчаялся? Чем закончатся Настины приключения? Как там без него остался Генка, который боится даже ходить (и падать)?
      Вскоре он увидел, что Генка тоже здесь. Значит, вернулся. Как ни в чем не бывало, болтает с Бородиным. Два фантазера. 
     На Борин вопрос о Стране Сказок оба сочинителя насмешливо ответили, что такой Страны нет.
     Ну да, ну да…
    А позже, на прогулке Боря увидел и Настю Крылову. На скамейке за дощатым столиком она сидела и разговаривала с Генкой. Они смотрели друг на дружку, как парочка влюбленных.
    Мой лучший друг, да? Заигрывает с моей девушкой? Наглец!..
* * *
    Засмотревшийся на красавицу Настю Генка вдруг поймал на себе негодующий взгляд Бориса. И ответил таким же взглядом – прямым и бесстрашным. Многие боязни Генки остались там – в Стране Сказок.
     Конечно, его (бывший?) друг ходил в секцию карате. Да что секция – Боря ходит и бегает без всяких деревянных подпорок, будь они неладны…
     Но всё же…
     В этот миг в Генкиной голове ярким пламенем вспыхнула сакраментальная фраза:
     «Бей первым, парень!