Виктор КАЛАШНИКОВ
Р Е К С А
рассказ
-Погоди вылазить-то — путь пыль осядет, -сказал пассажиру-солдату водитель лесовоза марки «Урал», резко затормозив напротив избы, рубленной из толстых, потемневших от времени брёвен.
И хотя изба эта мало чем отличалась от соседних в улице, солдат глядел на неё умиленно-восторженно, сразу же отличив происшедшие в его отсутствие перемены: акация в палисаднике поднялась вровень с окнами, вместо шифера крышу перекрыли железным профилем, а на фронтоне появилась спутниковая антенна... Сколько раз представлялось Илье Карабатову возвращение домой, сколько снов просмотрел он за эту первую и сразу такую долгую разлуку в родными! И вот, наконец-то, это не сон, а рассеивающая пыль не дымка голубой мечты.
-Спасибо, что довёз. Смотри, приходи вечером-то! -пригласил Илья шофёра, сам того не заметив, как переиначился за трёхчасовой путь с железнодорожной станции говорить на уральский манер.
-Буду! С женой придём, -пообещал шофёр, молодой ещё парень, но уже утративший, как это нередко бывает после женитьбы, молодцеватую стройность.
Спрыгнув с высоковатой подножки, Илья ступил на камень — подвернул до боли ногу, захромал.
-Отсидел, ли чё ли, ногу-то?
-На гальку наступил. Привык по асфальтам-то ходить!..
Лесовоз укатил дальше, а Илья, громко звякнув щеколдой запора массивных ворот, шагнул через подворотню во двор — полетели в разные стороны куры, испуганно кудахча и роняя перья, видимо, дремавшие в тени ворот. Отскочил, словно конь встав на дыбы, стоявший тут же комолый телёнок. Неистовым лаем в глубине двора залилась собака на цепи... На переполох в ограде из-за белых занавесок кухни выглянула мать, а за нею и отец. «Дома сидят — надо же угадать было так» -ликовал внезапно для них явившийся сын.
Родители встречали сына, выбежав на крыльцо: «А мы ещё и не ждём!.. Телеграмму бы хоть дал, что едешь!..» Сын обнял и поцеловал мать, крепко сжал руку отца. Внешне родители словно дополняли друг друга — отец сухощавый, жилистый, лицо морщинистое, мать полная, гладкая, лишь руки выдают в ней труженицу: ладони шершавые, кожа на пальцах от многолетнего ковыряния в земле потемневшая...
Собачка на цепи, увидев, что хозяева радостно обнимают незнакомца, явно смутилась, несколько раз фыркнув, но гнев на милость не сменила, гавкать не перестала — мешая лаем разговору... Её усердию вначале удивились: «Ишь, Рекса-то разгавкалась, как собака!» После уже прикрикнули: «Перестань, Рекса!.. Уймись!.. Илюшка же это, неушто не признала?.. Ты перестанешь или нет?.. Я сейчас палку возьму!» -пообещал отец. Пришлось матери взять голик и загнать её в конуру: «Вот тебе, коли так!» Собачка обиженно взвизгивала, не понимая причины недовольства хозяйки — она ведь старалась...
-Неужели это тот пушистый, смешной щенок, которого я принёс?
-Он! Вырос — хозяинует вот.
-Похудела последнее время почему-то. Я и таблеток уж ей давала, и кормлю как на убой — всё худущая!.. Что мы на крыльце -то стоим, в избу гостя не заводим...
Прежде у них был настоящий Рекс — кобель: крупный, злой, с ушами и хвостом лайки. Рядом с ним прошло отрочество Ильи, заядлого тогда рыбака. Рекс, завидев в его руках удилище, радостно бежал, часто оглядываясь, словно поторапливая, к навозным кучам на околице села, где обычно копали червей для рыбалки. А на берегу реки садился сбоку и не сводил с поплавка глаз. Если поплавок «оживал», напрягался и косился в нетерпении на Илью. Радостно лаял, когда рыбак подсекал пескаря — первая добыча обычно была его. Пойманный пескарь трепыхался в траве, Рекс напрыгивал на него, подталкивая носом — игрался. Если же рыбка срывалась, кидался за нею в мелководье, и если находил то зло, с хрустом, съедал. Илья при этом, естественно, покатывался со смеху... Тот Рекс был любимцем всей семьи. Это, можно сказать,его и сгубило - его стали часто отпускать с цепи погулять. Он развлекался тем, что выбегал на улицу, погавкать на проезжавшие машины, пока не попал там под колёса одной из них... Щенок, которого Илья принёс на замену, оказался сукой, но кличку ему оставили ту же, вернее, так окрестила его мать, трудно привыкавшая к новому, только теперь не Рекс, а Рекса.
-А ты чё не на работе-то? -в шутку придирчиво спросил сын у отца.
-Обедаю.
-Что-то долгонько затянулся у тебя обед — вечер скоро!
-Леса нет — простаиваем.
-Среди леса живёте, а леса нет?
-Лицензии надо брать теперь на порубку, а они лимитированы. Слишком много контролирующих стало вокруг и этой кормушки.
-Насмотрелся я на этих властолюбивых и в армии! Какой-нибудь плюгавенький, жадный до власти сержантик обязательно мнит из себя чуть ли не генералом!
-Не понравилась служба?
-А что в ней хорошего! Хотя... познать, что такое неволя, наверно, надо было, может, и пригодится в жизни. Не дай бог, конечно... -а чтобы переменить разговор, Илья обратился к матери. -Костюм мой сохранился хоть, ма?
-Куда ему деваться? Как прибрала его в сундук, так и лежит там. Ты не не переодеваться ли задумал? Походи в солдатском-то по селу — пусть люди на тебя, солдатика, посмотрят... Вечером ребят, поди, пригласить надо, девок? Ждала, небось, какая?
-Не ждала, -разочаровал её сын и прошёл в комнаты, посмотреть на перемены там.
Отец с матерью последовали за ним.
В горнице всё осталось по-прежнему: кровать с пирамидкой пуховых подушек, обитый железными полосками сундук, пол застелен длинными домотканными половиками, на подоконнике глиняные горшочки с цветами... В застекленной рамке с фотографиями на стене Илья увидел и себя в солдатском. Самодовольно улыбнулся:
-Меня вставали!
-А как же!
-Писали — диван купили. Где он?
-В третьей комнате...
Илья раздвинул цветастые шторы дверного проёма и прошёл в спальную комнату родителей — багрового цвета диван стоял сразу слева от входа.
-Вот куда вы его! А я-то всё думал-представлял как теперь у нас с диваном стало! И телевизор напротив — здорово! -он сел на диван, после прилёг. Никогда ещё не было у них диванов! -Въезжал сегодня в село — казалось постарели избы: потемнели, осели. Теперь вижу — нет, мебель новая появилась, спутниковое телевидение...
-Не у всех. У бывших колхозников дело хуже. Некоторые за счёт своего хозяйства только и выживают! Паи после развала колхоза большинству достались далеко от села. А ездить к ним, чтобы обрабатывать, с нашими-то расстояниями, не на чем. На далёких-то и раньше, при колхозе, полевые станы обустраивали, даже, бывало, с навесами для просушки зерна, вагончиками для столовой и сторожа. В посевную и уборочную техника там ночевала... Вот и зарастают те поля кустарником... Да и от леспромхоза-то теперь остались лишь частные пилорамы... Молодёжь как разбегалась так и разбегается по городам, это ещё в советское время началось, после того как паспорта стали колхозникам выдавать...Так что, дело идёт к тому, что одни пенсионеры по деревням останутся! Если, конечно, новая власть не одумается и не начнёт и её обустраивать...
-Ты ж голодный поди? -встряла в разговор мать. -У меня ж похлёбка сготовлена!
-Поем, -согласился сын. -Хотя не очень-то ещё и хочется — вспомню домашнее.
В кухне он сел на «своё» место у противоположного от отца края стола. Мать ухватом достала из глубины печи чугунок.
-Пару поварёжечек, не больше, - предупредил сын...
Поев, он проводил взглядом тарелку, сиротливо утонувшую в воде тазика на шестке, невольно вспомнив горы посуды, которые приходилось ему перемывать в нарядах на кухне.
-После вымою, -беспечно сказала мать, перехватив его взгляд. -Пойду телушку напою — надоела, няргает.
Засобирался на работу и отец. Илье тоже захотелось пройтись по улице, повод — в магазин:
-Ребята ж вечером придут — надо купить что-нибудь.
-Не надо — у нас припасёно. Бражка давно готова. Тебя ждала.
-Ну, тогда просто пройдусь.
-Может, баньку стопить? -предложила мать.
-Неплохо было бы, но это завтра...
Рекса словно ждала, когда выйдет забытый ею хозяин — облаяла его с не меньшим, чем при встрече, усердием.
«С ума сошла собака!... Фу, Река, фу!..» -удивлялись отец с матерью.
Рекса смущённо смолкла, как бы прислушиваясь. Затем зевнула и, склонив голову, почесалась задней лапкой за ухом.
Мать, направляясь к стайке с ведром пойла для телёнка, намахнулась им на неё:
-Ну! Расшеперилась, как корова!..
Рекса недоуменно отскочила, но не обиделась, а принялась деловито кружить, обнюхивая свои владения, силясь при этом приподнять лежавшие уши. Как ни хотелось, стоявшему на крыльце Илье, подойти к ней, чтобы погладить, но он не решился. И правильно сделал — Рекса залаяла вслед, когда он направился к воротам...
Но дневной приезд молодого хозяина был лишь репетицией, что ли, пробой её голоса и ретивости в сравнении с тем, каким лаем она разразилась вечером, когда пришли друзья детства, родня Ильи Карабатова, вернувшегося со службы в армии в родное село. Всех их она встречала пронзительным лаем — напоминанием об ограниченных правах гостя в чужом доме.
Почти каждый гость посчитал нужным принести с собой бутылку. Илья поначалу даже обижался — зачем, мол, у нас есть. Но ребята лишь усмехались, похлопывая ему по плечу: дескать, водка лишней не бывает. Заметив его смущение и выбрав момент, мать тихо пояснила: «Теперь принято со своим в гости приходить — водка-то в магазинах дорогущая!»...
Замужние гостьи задерживались на кухне, чтобы помочь хозяйке приготовить необходимое к столу, незамужних отправляли в горницу — чтобы не заскучали там ребята и не начали употреблять заранее. Виновник застолья не находил себе места, то считая необходимым как-то помочь тем, кто на кухне, то пообщаться с давно не виданными ребятами... Постепенно стол был накрыт, стулья и табуретки для гостей собраны, стопки перед ними наполнены... Тостов здесь не принято было говорить, просто все были рады возможности снова собраться всем вместе, почти как прежде... После нескольких стопок ребята шумно заговорили между собой о проблемах на работе, а девчонкам захотелось танцевать. Пришлось один стол вынести в спальню, освободив таким образом пространство для танцев. Явился кем-то принесённый баян, быстро обнаружился и желающий поиграть на нём...
Уже изрядно захмелевший Илья увлёкся было разговорами с ребятами, расспрашивая о нынещнем житие-бытие знакомых в селе: кто с кем дружит, куда уехали те, кого сейчас нет...
-Потанцуем, солдат? -вдруг услышал он и увидел близко перед собой улыбающееся лицо, вроде бы, знакомой девчонки.
-Я больше не солдат, Л-лида.
-Смотри-ка, даже имя помнишь, -вроде как удивилась она кокетливо и продолжила, игриво. -А жаль — форма тебе к лицу...
-Ты ж, вроде, в город уезжала, -вспомнил он, -Уже вернулась?
-Нет, так и живу там, работаю... Просто, в отпуске. Приехала маме помочь по хозяйству...
Танго вскоре сменил быстрый танец. И поплыло всё вокруг, кружа и подпрыгивая... Лида... Она училась классом младше... Был ли у неё парень?.. Вроде, был. Даже, вроде не один... Тогда он мало обращал внимания на тех, кто младше... Впрочем, сегодня какая ему собственно разница: был кто у неё или не был — идёт, девчонка навстречу, значит, надо воспользоваться. И он прижал её теснее к груди.
Не надо, Илюш... Ну, не здесь же... После... -вяло сопротивлялась она. -Ты уже пьян. Сходи на двор, проветрись, нето свалишься раньше времени...
Илья послушно вышел во двор. Там его лаем встретила усердствующая Рекса. Он медленно пошёл на неё, ласково уговаривая:
-Река... Рексушка...
Рекса испуганно пятилась от него, не переставая, однако, лаять. Спряталась в конуру.
-Забилась? Боишься пьяных? -он присел перед конурой, но, потеряв равновесие, опёрся ладонью о землю, утрамбованную ямочками рексиных «башмачков».
Рекса перескочила через невысокую перегородку во второе отделение конуры (раньше там какое-то время держали цыплят, теперь это была её спальня).
...Когда он вернулся в избу, горница звенела — баянист вовсю наяривал плясовую. Девчонки, выстукивая каблуками дробь, двигались кругом друг за дружкой. Время от времени, какая-нибудь из них, полуповернувшись к центру круга, выкрикивала частушку.
Не любила была бела.
Бела, как беляночка!
Полюбила — почернела.
Стала как цыганочка!
Общий визг и дробь перепляса.
Я любила, ты отбила -
так люби облюбочки!
Целуй после меня
целованные губочки!..
Девчонки тянули плясать и сидевших ребят. Якобы с неохотой, некоторые из них поддавались и тоже пускались в пляс и тоже выкрикивали время от времени частушки, но большей частью матерные.
Лида потянула и Илью:
-Иди к нам, чё сиднем-то сидеть! -и с вызывающим задором пропела:
-Неужели я полынка,
неужели горькая.
Неужели пропадёт
моя головка бойкая!
Илья подмигнул ей и пошёл вокруг неё вприсядку. Это подбодрило Лиду:
Всё ходил, всё ходил
Парень добросовестный!
Всё просил, всё просил -
выпросил, бессовестный!..
Из круга разгорячённого Илью вытянули ребята:
-Иди к нам — ну их! Давай лучше ещё выпьем. Батя, налей-ка нам!
Отец тоже подсел к ребятам, чтобы послушать молодёжь.
-На работу куда думаешь податься?
-Пока к отцу на пилораму, наверно. Возьмёшь, бать? А после посмотрим. У нас замкомроты был, так он нас всё в едросы блатовал. Перспективное будущее, говорил, за ними. Есть они тут у вас?
-Откуда! У нас и раньше-то в коммунистах только начальство было. -усомнился отец. -Парторги, что колхозные, что леспромхозовские, только водку жрать и знали... Натерпелось село от них!.. Да и эти, люди поговаривают, тоже не лучше — только о своём кармане и пекутся... Известное дело, порядочные люди у нас во власть не идут.
А кто-то их ребят предположил:
-Разве что новый Глава администрации — его недавно из района прислали, Одни говорят, что, вроде, проштрафился там, за это понизили, другие, что набираться в глубинке опыта, якобы перспективный. Ему даже избу специально выделили, бывшее колхозное правление — нашу бригаду посылали ремонт в ней под это делать. Наверно, и семью уже перевёз...
Стопка за стопкой... Постепенно Илья утратил чувство меры, контроль над собой. Внешний мир и сознание перемешались, размылись, потемнели... Он что-то кому-то говорил... Куда-то долго шёл...
-Проснись, Илюш... Ну, проснись же — петухи уже кричат. Уходить тебе надо, пока не рассвело. Нето ведь сам знаешь как у нас — увидит кто, начнут языками трепать...Отряхни меня сзади — кофта, платье в сене, поди...
Илья не сразу вспомнил, как он оказался с Лидой на каком-то сеновале. Постепенно, эпизод за эпизодом, восстановив в памяти, что как было, он чувствовал себя неловко перед ней:
-Накушался я вчера.
-Не умеешь пить — не пей.
-Просто, давно не пил — наверно, из-за этого развезло так...
Легко шагается в час, когда рассвет едва только брезжит. Разряжённое пространство подёрнуто сизой дымкой. Тихо и сонно кругом. Птицы, и те ещё спят. Словно по реке плывёшь: плавно тянутся по сторонам тёмные строения, контуры деревьев... и ни одного прохожего... Но, то ли с похмелья, то ли от опустошённости в душе Илья чувствовал такую слабость, что несколько раз споткнулся на ровном месте...
Дома его встретила обеспокоенная мать:
-Где это ты пропадал всю ночь? Я глаз не сомкнула — беспокоилась!
-Тут-то со мной что случится? Вон где столько был и то ничё!
-Не у Лидки ли ночевал?.. Ты поосторожней-ка с ней! Она, бабы болтали, с нерусскими тут путалась!
-Откуда у нас нерусские?
-Наезжают строить... шабашники...
Перед тем как лечь досыпать он попросил мать:
-Достань мне гражданскую одежду. Снимаю форму — хватит... Лягу я на диване?
-Ложись не жалко... Может, хочешь чего вкусненького на завтрак? Я сготовлю.
-Пожарь картожечки — давно не ел жареной. Если есть, конечно.
-Её-то как не быть! Осенью почти полный голбец насыпали. Всю зиму скотину кормила — не скормила. Мы ж не картовники, не очень-то её едим...
Проснулся Илья к полудню. Поднялся не сразу, ещё какое-то время нежась в постели, вспоминая недавние подъёмы по распорядку дня. То ли дело: хочу — лежу, хочу — встаю... Поднял валявшуюся на полу газету, глянул на название: «Новая жизнь» - районка. Развернул четвёртую полосу и прочёл раздел объявлений: «Потеряна красная корова, десяти лет, рога вогнутые вовнутрь. Известить в д.Кадырово, Вахитовой Хуснере». Пожалев хозяйку, предположил: объелась, наверно, клеверу, что брюхо раздуло и сдохла. Положил газету на стул в изголовье и увидел на его спинке приготовленные матерью брюки и рубашку. Встал, чтобы примерить их. Брюки в поясе застегнул с трудом, но это дело поправимое, и рубашка показалась тесноватой в плечах, значит, возмужал. Посмотрел на себя в гражданском в большое зеркало на стене. Удовлетворённо хмыкнул, причесав пятернёй взъерошенный чуб.- теперь можно и лохмы отращивать...
На кухне никого не было и Илья вышел во двор. Рекса, увидев его в гражданской одежде, настороженно замерла.
-Ну что, Река, признаёшь теперь?
Она вильнула хвостом, фыркнула и, словно в извинении за недружественную встречу, встала на задние лапы, натянув цепь.
-Угощения просишь? Нету у меня угощения, сам есть хочу...
Движением рук, привыкших расправлять складки гимнастёрки под поясным ремнём, неловко заправил глубже в брюки рубашку и пошёл в огород, где среди картофельной ботвы виднелся белый платок матери.
-Что делаешь, мам?
Мать устало выпрямилась, положив на поясницу руку:
-Полю — откуда что прёт, второй раз принимаюсь. Есть, наверно, хочешь?Пошли в избу, накормлю тебя.
-Мам, а Рекса-то признала меня в гражданском! Угостить бы чем её.
-Отнеси ей шанешку...
Увидев в руке молодого хозяина предназначенное ей угощение, Рекса в нетерпеливом ожидании его привычно встала на задние лапы. Илья не бросил ей шаньгу, а дал прямо в пасть, как другу. Рекса осторожно прикусила подарок и отнесла в конуру, оставив его там, воротилась к Илье. Он погладил ей спину, потрепал за шею, за обильную как у настоящей уралочки псовину, под которой ей должны быть нипочём даже сорокаградусные морозы. Рекса припала к земле и принимала ласку с равнодушием дворняги, лишь напряжённые мышцы ног выдавали её настороженность.
-Значит, так и не вспомнила меня — почувствовала хозяина?
Рекса глупо виляла хвостом, косясь на конуру, к которой боком-боком приближались хлопотуньи-куры.
На крылечко вышла мать с ведром — пойлом для телёнка.
-Глупая у нас Рекса, мам! Проход пищи.
-Почто так — хорошая собачка. Лает, когда чужие приходят...
-Да она на всех лает — на всякий случай!
-...Знает наших кур, цыплят — соседских отгоняет, когда зерна даю. Я по её лаю могу определить, на кого это она — на чужих куриц не так, как на людей.
-На звёзды ночью не гавкает?
-Теперь нет — отец палкой отучил.
-Спит, значит. Я сегодня пришёл, так она даже не выглянула из спальни. Только цепью звякнула.
-Узнала, наверно, она чует своих-то...
Илья прошёлся по двору, желая сделать что-нибудь полезное. Приблизившись к поленнице, пригляделся к ней сбоку — вроде, наклонилась чуть-чуть. Подтолкнул — вроде, поправил.
-Мам, а сено не осталось на стайке?
-Осталось — много накашивали.
-Переберусь-ка я туда спать — душновато в комнате. А духота мне в казарме порядком надоела.
-Холодновато ещё ночами-то.
-Не замёрзну. Подберешь старья для постели?
-Кровать разобранная в клети стоит, одьялишко старое где-то есть и матрасишко какой-никакой найду...
Со школьных времён ещё повелось, что летом Илья спал на сеновале. Благодаря этому, он мог, погуляв подольше, прийти незамеченным и утрами матери труднее было разбудить его, особенно на рассвете, когда подходила их очередь пасти коров — она боялась влезать по лестнице.
Илья поднял на стайку кровать, собрал её там, в изголовье вместо тумбочки поставил кверху дном рассохшуюся кадку. К доскам над головой прикнопил обнаруженную в чулане же карту мира. Получилось даже уютненько.
Первую ночь на новом месте спалось почему-то беспокойно. Приснился подъём по учебной тревоге, высокомерный тон команд сержанта. Вспомнилось и нервное напряжение преддембельских дней, ожидание приказа об увольнении из армии, с какой партией отпустят и его... К тому же ранним утром его разбудила раскудахтавшаяся курица — снеслась в дальнем углу сеновала.
-Кш-ш! Пошла! -намахнулся он на пеструшку со свалившимся набок гребнем.
Но напуганная курица закудахтала ещё громче. Внизу беспокойно заквокал петух. Сна как не бывало.
В щели между досками видно было лежавшую на брюхе Рексу, лениво
грызущую сухую хлебную корку, зажатую лапами. Оставив корку, она почесалась, смешно шевеля лапкой, хамкнула, видимо, летавшую перед носом муху... Около неё, не боясь, ходили и клевали что-то на земле вездесущие курицы. Одна из них косилась, наклонив голову, на корку меж рексиных лап. Клюнет что-нибудь, наверное, камушек, крутнётся на месте и опять косится глазом на хлеб. Рекса встала, потянулась и неторопливо отошла от корки — села чуть в сторонке. Курица потопталась в нерешительности, глянула на ходивших тут же соперниц — и набежала на корку. Отщипнула что смогла и опять с опаской покосилась на Рексу, приготовившуюся к прыжку...
Мордочкой к всему этому на краю крыльца сидела кошка. Она будто безучастно дремала, судя по закрытым глазам, но едва звякала цепь — глаза её приоткрывались. Тоже умная животина по словам матери...
В стайке доила корову мать — слышно было как впивались в пену подойника сильные струи молока, а время от времени успокоительные её приговаривания: «Стой, Жданка, стой»...
«Коров ещё не угнали — длинным день покажется,» - огорчился Илья...
Вечером, в паузу между окончанием кино и началом танцев, Илья выбрал момент, когда Лида была одна, чтобы предложить ей: «Пошли лучше погуляем? Такая ночь — полная луна, светло почти как днём!» Она молча направилась к выходу — ему ничего не оставалось, как последовать за ней... Он повёл её за реку, к высокому берегу с оврагами: глубокими, с крутыми склонами — внизу они защищали от прохладного северного ветра, если он был, а с высокого берега между ними открывалась панорама села с рядами тёмных изб и электрическим светом в их окнах. Этот вид села не раз вспоминался ему в армии - до призыва он часто приходил туда с кем-нибудь из девчонок.
-Роса сильная! Тут даже и не посидишь сегодня, -разочаровался он в своей затеей полюбоваться селом и с Лидой.
-Туфли у меня почти насквозь промокли — пошли отсюда.
-А куда?
-Только не ко мне. Позавчера мама, кажется, видела нас — ругалась.
-Тогда, может, ко мне? Я на сеновал спать перебрался.
-Опять на сено — полдня кофту чистила.
-У меня там кровать стоит...
К дому его, чтобы не звякать щеколдой и не скрипеть воротами, пробирались с задов, через огород, по картофельной ботве, раздвигая подсолнухи:
-Тут где-то борозда между грядками должна быть. Нашёл — дай руку...
Впереди бурела дощатая стена стайки. Но лаз на сеновал был со двора и это беспокоило его: вдруг Рекса услышит — разгавкается. Он отодвинул засов калитки, давно не смазанные петли скрипнули:
-Чёрт...Подожди меня здесь — пойду, посмотрю, спит собачка или нет.
Во дворе он подошёл к конуре:
-Река, спишь?
Ни шороха в ответ.
-Молчишь? Ну и молодчина — спи.
Он вернулся в Лиде:
-Всё в порядке — идём. Видишь лестницу — белеет у крольчатника? Залазь по ней. Там, сразу налево, будет кровать. Фонарик под подушкой. А я калитку пока закрою.
Возле калитки он по-воровски прислушался: тихо вокруг, лишь где-то далеко тарахтит трактор. Облегчённо полез на стайку...
...«Только в меня не спускай — забеременею, жениться тебе придётся. Я аборт делать не буду...»- то ли шутила, то ли пугала она... «...Не боись — грамотные...»
Уходить она собралась, когда стали различимы щели в дощатой стене. Илья теперь лишь поторапливал её:
-Давай быстрее, а то Рекса проснётся... Слышь, Лид, а вчера в кино, что за незнакомая девчонка одна сидела — в светлой кофте?
-Надменная такая? Вся из себя?.. Что, понравилась?
-Сразу и «понравилась» - просто так нельзя, что ли, спросить. Вроде, не видел её прежде.
-Дочка нового Главы администрации! Скучно, видно, дома с родителями-то всё время сидеть... Она и на танцы, бывает, остаётся, но не танцует. Постоит, постоит и уходит...
Из конуры выпрыгнула, звякнув о перегородку цепью, Рекса. Встряхнулась, будто после купанья. Сладко зевнула, широко раскрыв пасть. Зашла за конуру, присев, помочилась под забором.
-Попались, -упал духом Илья, но надо было как-то выводить Лиду — вот-вот выйдет доить корову мать. -Я первым спущусь... Тише, Река. Тише... Давай, Лид,.. Через огород уйдём...
Но Рекса, казалось, и не замечала во дворе чужую...
...Когда прощались, Лида спросила:
-Вечером к новенькой пойдёшь?
-Ну, ты даёшь! Взбредёт же такое в голову! Обычное любопытство...
-Жаль, мы мало погуляли — я завтра уже уезжаю, кончается отпуск...
-Вот как... Что ж раньше не сказала... Действительно, жаль...
Воротившись на сеновал и согрев остывшую постель, он осмысливал неожиданную новость: «У нового Главы-едроса, оказывается, есть дочка!.. А Рекса-то: не вижу, не слышу — сообщница...»
Проснулся Илья когда солнце было уже высоко и пригревало — пустоту сеновала наискось пересекали его лучи из паривших в невесомости пылинок, а один лучик даже пригревал ему плечо. Внизу, в стайке, кудахтала, снесшая яйцо, курица. Сбоку жужжала запутавшаяся в сене оса... Вставать не хотелось — дома по хозяйству делать было нечего, идти некуда...Он выглянул через отверстие от выпавшего сучка в доске во двор. Там озабоченно кружила на цепи, вынюхивая что-то, Рекса. Чуть в стороне от её владений на краю ведра сидели три цыплёнка и пили из него воду, по-смешному задирая клювики... Илья откинулся на спину — хорошо! Понимал ли он, что такое свобода до службы в армии? Да, в этом смысле она пошла ему на пользу... Рекса вдруг залилась беззлобным лаем. «На кого это она? Ворота, вроде, не брякали». -Илья выглянул через щели во двор и увидел бултыхавшихся в ведре цыплят — Рекса безуспешно рвала цепь, пытаясь дотянуться до них. На переполох из избы выбежала мать. Увидев тонущих цыплят, всплеснула руками и кинулась вытаскивать их. Они были ещё живые: два побежали прочь, одного ей пришлось отогревать. («Думала чужие куры зашли — на кур она. Однако, слышу — зовёт ведь! Надо, думаю, поглядеть, не случилось ли чего»...- не раз рассказывала она после о происшедшем отцу, сыну, соседкам, нахваливая умную собачку.)
Неужели Рекса на самом деле отличает своих куриц от соседских? Видела, что хозяйка отгоняет чужих и стала помогать ей в этом лаем, а после и сама начала отгонять, разнообразя жизнь на цепи. Или сработал инстинкт самосохранения — чутьё полезности, без которого ей не жить в сытости? Ведь даже дворняге не трудно понять за что побьют, за что приласкают.
...Спустившись с сеновала, Илья подошёл к Рексе и поощрительно потрепал за лохматую псовину:
-Молоток! Объявляю тебе благодарность и даю увольнительную!
И расстегнул ей ошейник.
Рекса на радостях рванула с месте чуть ли влёт. Пробежала по двору несколько кругов — задохнулась с непривычки, высунула влажный язык.
-На улицу, смотри, не выбегай — машина задавит! И в огород нельзя — грядки потопчешь, хозяйка наругает...
Когда через время он вышел во двор, Рекса лежала, распластавшись на боку, в тени поленницы — на свободе у неё не хватило фантазии на большее, чем выбиться из сил.
-Набегалась? Ну, иди — прицеплю...
Рекса не хотела добровольно возвращаться на цепь, но и убежать не хватало смелости...
...Вечером Илья остался после кино и на танцы. Выбрав удобный момент, подошёл к стоявшей чуть в тени незнакомке и пригласил на танец.
-Я не танцую, -отказалась она.
-Что так? Не может быть, что не умеешь... Обычно девчонки любители танцев.
-Значит, я отличаюсь от обычных.
-Признаться, я тоже не большой их любитель... Кстати, я тебя, вроде, не видел раньше — приехала в гости? К кому, извини за любопытство. -Не отставал он, стараясь быть не очень назойливым.
-Так и я тебя, вроде, не видела — что с того?
-Ну, меня-то понятно, почему — я только на днях с армии откинулся.
-И кем же ты служил?
-Понятно кем — генералом!
-Шутник?
-Это я к тому, что плох тот солдат, который не мечтает стать генералом — так нам там внушали, - объяснил он в шутливом же тоне.
-Что ж не захотел до генерала служить?
-К счастью, мой срок «почётного долга» перед родиной на этом исчерпался. -подпустил он ещё большего тумана, а про себя отметил; «а девочка-то ещё наивная, хотя, видимо, и с гонором».
-Это как? -не поняла она.
-Девчонкам не понять... А ты работаешь, учишься? Где, если, конечно, не секрет?
-Секрет...
Тем не менее, слово за слово, так они проговорили до конца танцев... Вместе вышли на улицу и он предложил:
-Можно тебя проводить?
-Не стоит — я тут близко живу. Да и поздно уже...
Сотовые телефоны тогда ещё не увлекли молодых людей настолько, что общение между ними стало виртуально-телефонным. Сельская молодёжь ещё предпочитала общение в клубе. Уже всё реже, чтобы посмотреть кино, но на бесплатные танцы после него летом собирались толпы, в село наезжали отпускники. И если когда-то там танцевали под магнитофон, то со временем в клубе появился даже свой ансамбль.
В ближайшую субботу Илья, конечно же, пришёл на танцы. Увидев стоявшую чуть в стороне незнакомку, снова подошёл к ней:
-Привет! Опять стенку подпираешь? Не бойся — она не упадёт! -полушутя, заговорил он на правах хоть и шапочно, но знакомого.
-И то лучше, чем дома в одиночестве вечер коротать.
-Да ладно, прибедняться-то! Я расспросил тут про тебя! Ты, оказывается, дочь нового Главы администрации! Поэтому, наверно, и сторонишься?
-Просто, ни с кем из местных ещё не познакомилась. Ты первый.
-Меня, кстати, Илья зовут.
-Алла.
-Это понятно, если не знаешь никого. Раньше-то у нас начальство в основном из местных было. Директор леспромхоза, например, неподалёку от нас жил, с его детьми мы с детства дружили. С сыном председателя колхоза я вообще в одном классе учился,запросто бывал у них дома. Председателей сельсовета часто меняли — обычно за пьянку, но их тоже из местных назначали... Если танцы не интересны, может, лучше погуляем? Покажу тебе наши красоты.
-Ночью — красоты?
-Ночные красоты...Там, кстати, почти полная луна светит. И росы сегодня нет — на завтра дождь обещан...
Любоваться красотами он повёл её на своё любимое место, на высокий берег с оврагами за рекой, откуда открывался вид на село. Росы на самом деле почти не было, но когда поднялись на гребень оврага, Илья снял и постелил на траву пиджак,чтобы Алла не испачкала платье и не холодно было сидеть. Ей, кстати сказать, понравилась ночная, с огоньками из окон, панорама села...
Засиделись допоздна, в разговорах всё больше узнавая друг о друге. А под конец уже даже и целовались...
О том, чтобы встретиться и среди недели он не додумался ей предложить, поэтому снова они увиделись лишь на субботних танцах.
Среди разговора Алла призналась:
-Я рассказала о тебе папе и он хочет поговорить с тобой.
-Это ещё о чём? -насторожился Илья.
-Не бойся. Он у нас добрый. Ему тоже не хватает общения с местными. Вот он, видимо, и хочет поговорить, расспросить. Просил зайти тебя, когда будет время, к нему в Администрацию...
Илья зашёл... Познакомились... Поговорили... В итоге, Глава предложил ему место своего секретаря...
-В партию вашу надо будет вступать? -спросил он.
-Не обязательно... Мне нужен человек, которому бы я доверял... Дочка отзывалась о тебе положительно...
Илья подумал, подумал... Посоветовался с родителями, с Аллой... И согласился — ведь и зарплата была обещана лучше, чем на пилораме, что тоже немаловажно...