В 5 сцене 1 акта Гамлет говорит Призраку:
Гамлет: Так говорите же. Я должен это слышать.
Призрак: О, как искусстны будете Вы в мести, когда [узнаете], что Вы должны услышать.
Гамлет: что?
Призрак: Я дух, [пришедший], вашего отца,
[Я] обречён до установленного срока, чтобы блуждать в ночи,
В отрезке суток, что быстротечно [так и] ограничено огнями,
До грязных преступлений, совершённых днями, в природном бытие [глубоком]
Сожжённом и очищенном далёко. Но это запрещаю я
Поведать тайны - дома моего – темницы [бытия],
Я мог рассказом - найлегчайшим словом - открыть Вам то,
Что бы терзало душу [этим словом] и замораживало б Вашу молодую кровь,
И делало бы, оба Ваши глаза, подобны звёздам, что берут начало, [в верх], на этих сферах,
[Раз за разом:] и сплетшееся, [вдруг], распалось бы на части,
И каждый волос встал торчком,
Подобно иглам на дикообразе встревоженном. [К несчастью, знаю я:]
Проблема вечная, быть не должна
В ушах того, что плоть и кровь [от бытия]. О, строки, строки, строки! [Вновь, во мне ожили.]
[О,] если бы любовью Вашего отца Вы дорожили -
Гамлет: О Бог!
Призрак: Месть для любого грязное и неприродное убийство.
Гамлет: Убийство? [Как!]
Призрак: Убийство грязно более всего, как в лучшем это бы жило;
Но это, в самой большей мере, [то] грязное, и странное и не природно [так].
Гамлет: Я поспешу, чтобы не знал никто, что я, на крыльях быстро
Как размышления, как мысли о любви,
К мести, моей, могу стремится.
Призрак: Я находил Вас [более] спокойным;
И более унылым, чем тот сорняк жиреющий, которым быть могли Вы,
Как гниль, сама, в непринуждённости, что около причала Леты,
[О,] если бы, не двигались Вы к этому. Теперь, [мой] Гамлет, слушай:
Текст этого фрагмента из первоисточника:
Ham. Speak. I am bound to hear.
Ghost. So art thou to revenge, when thou shalt hear.
Ham. What?
Ghost. I am thy father's spirit,
Doom'd for a certain term to walk the night,
And for the day confin'd to fast in fires,
Till the foul crimes done in my days of nature
Are burnt and purg'd away. But that I am forbid
To tell the secrets of my prison house,
I could a tale unfold whose lightest word
Make thy two eyes, like stars, start from their spheres,
Thy knotted and combined locks to part,
And each particular hair to stand an end
Like quills upon the fretful porpentine.
But this eternal blazon must not be
To ears of flesh and blood. List, list, O, list!
If thou didst ever thy dear father love-
Ham. O God!
Ghost. Revenge his foul and most unnatural murther.
Ham. Murther?
Ghost. Murther most foul, as in the best it is;
But this most foul, strange, and unnatural.
Ham. Haste me to know't, that I, with wings as swift
As meditation or the thoughts of love,
May sweep to my revenge.
Ghost. I find thee apt;
And duller shouldst thou be than the fat weed
That rots itself in ease on Lethe wharf,
Wouldst thou not stir in this. Now, Hamlet, hear.
Этот перевод сделан в полном соответствии строкам первоисточника, чтобы читать его с выражением, от которого будет трепетать зритель, необходимо найти, содержащуюся в нём внутреннюю рифму и мелодию полиритмического рисунка стихов:
Гамлет: Так говорите же.
Я должен
это слышать.
Призрак: О, как искусстны
будете Вы
в мести,
когда [узнаете],
что Вы должны
услышать.
Гамлет: что?
Призрак: Я дух,
[пришедший],
вашего отца,
[Я] обречён
до установленного срока,
чтобы блуждать в ночи,
В отрезке суток,
что быстротечно [так
и] ограничено огнями,
До грязных преступлений,
совершённых днями,
в природном бытие [глубоком]
Сожжённом и очищенном далёко.
Но это запрещаю я
Поведать тайны –
дома моего –
темницы [бытия],
Я мог рассказом –
найлегчайшим словом –
открыть Вам то,
Что бы терзало душу
[этим словом]
и замораживало б
Вашу
молодую кровь,
И делало бы,
оба Ваши глаза,
подобны звёздам,
что берут начало,
[в верх],
на этих сферах,
[Раз за разом:]
и сплетшееся,
[вдруг],
распалось бы
на части,
И каждый волос
встал торчком,
Подобно иглам
на дикообразе
встревоженном.
[К несчастью,
знаю я:]
Проблема вечная,
быть не должна
В ушах того,
что плоть и кровь
[от бытия].
О, строки, строки, строки!
[Вновь, во мне ожили.]
[О,] если бы
любовью Вашего отца
Вы дорожили –
Гамлет: О, Бог!
Призрак: Месть для любого грязное
и неприродное
убийство.
Гамлет: Убийство? [Как!]
Призрак: Убийство грязно
более всего,
как в лучшем
это бы жило;
Но это,
в самой большей мере, [то]
грязное,
и странное
и не природно
[так].
Гамлет: Я поспешу,
чтобы не знал никто,
что я,
на крыльях
быстро
Как размышления,
как мысли
о любви,
К мести, моей,
могу стремится.
Призрак: Я находил Вас
[более] спокойным;
И более унылым,
чем тот сорняк
жиреющий,
которым быть
могли Вы,
Как гниль,
сама,
в непринуждённости,
что около причала
Леты,
[О,] если бы,
не двигались
Вы
к этому.
Теперь,
[мой] Гамлет,
слушай:
Это возможно пропеть, воспроизводя рисунок стихов и музыку слов, тем, кто музыку слов может слышать! Величию образности Гениального Шекспира унизительно тра-та-та-канье по слогам. В сегодняшнем дне, уровню его поэзии соответствует полиритмика! А музыка звёздных сфер была в образах Шекспира и в то время, когда к текстам прикасалась его рука!
Сергея Козий в этом тексте нет! Поэзия Шекспира в нём. В величии своём!
В [] честно взяты те лексические единицы, которых нет в первоисточнике! Это, небольшое добавление, не изменяет эквивалентные образы, тексту и образам первоисточника.
Но самое главное, что в нём раскрывается не только образность, но и некоторые подробности, кастрированные в переводах респектабельных переводчиков, без которых нельзя понять многое в дальнейших сценических действиях.
В, якобы, самом близком по «смыслу» переводе Лозинского, этот диалог выглядит следующим образом:
Гамлет: Говори, я буду слушать.
Призрак: И должен отомстить, когда услышишь.
Гамлет: Что?
Призрак: Я дух, я твой отец.
Приговоренный по ночам скитаться,
А днем томиться посреди огня,
Пока грехи моей земной природы
Не выжгутся дотла. Когда б не тайна
Моей темницы, я бы мог поведать
Такую повесть, что малейший звук
Тебе бы душу взрыл, кровь обдал стужей,
Глаза, как звезды, вырвал из орбит,
Разъял твои заплетшиеся кудри
И каждый волос водрузил стоймя,
Как иглы на взъяренном дикобразе;
Но вечное должно быть недоступно
Плотским ушам. О, слушай, слушай, слушай!
Коль ты отца когда-нибудь любил...
Гамлет: О боже!
Призрак: Отомсти за гнусное его убийство.
Гамлет: Убийство?
Призрак: Убийство гнусно по себе; но это
Гнуснее всех и всех бесчеловечней.
Гамлет: Скажи скорей, чтоб я на крыльях быстрых,
Как помысел, как страстные мечтанья,
Помчался к мести.
Призрак: Вижу, ты готов;
Но даже будь ты вял, как тучный плевел,
Растущий мирно у летейских вод,
Ты бы теперь воспрянул. Слушай, Гамлет;
Очень существенно для дальнейшего понимания всей трагедии, что Тень не говорит Гамлету о каких-то своих ГРЕХАХ, из-за которых, он должен скитаться на земле: «Пока грехи моей земной природы Не выжгутся дотла»?!
Тень должна блуждать до нового преступления (оно даже более гнусно – это месть) как и того, что было совершено в прошлом, и оно гнусно в двойне, по той причине, что совершить его должен тот, кто чист душой – лучший:
Призрак: Я дух, [пришедший], вашего отца,
[Я] обречён до установленного срока, чтобы блуждать в ночи,
В отрезке суток, что быстротечно [так и] ограничено огнями,
До грязных преступлений, совершённых днями, в природном бытие [глубоком]
Сожжённом и очищенном далёко…
…
Призрак: Убийство грязно более всего, как в лучшем это бы жило;
И Тень очень сомневалась в Гамлете:
Призрак: Я находил Вас [более] спокойным;
И более унылым, чем тот сорняк жиреющий, которым быть могли Вы,
Как гниль, сама, в непринуждённости, что около причала Леты,
[О,] если бы, не двигались Вы к этому. Теперь, [мой] Гамлет, слушай:
Вся гениальность драматургии Шекспира скрылась во мраке интеллектуальной ограниченности и амбиций всех, без исключения, известных респектабельных переводчиков, не говоря уже об уникальных поэтических образах Шекспира!
Ниже приведен фрагмент текста романа Сергея Козий «ГАЛАТЕЯ: фрагмент романа между Демоном и Ласточкой – Касаткой» переведенного на английский язык и изданного в 1999 году:
Для того, чтобы слушать музыку, недостаточно ощущать колебания в резонаторах своего тела. Для того, чтобы по-настоящему слышать музыку, необходимо разумом научить душу следовать движениям звуков. Говорят: “Я не умею танцевать этот танец”. И это правильно. Если кто-либо не умеет танцевать какой-нибудь танец, это значит, что этот человек не научил разумом тело следовать движениям звуков танца. Танец нагляден. Движения тела очевидны. С движением души все гораздо сложнее. Они скрыты от посторонних глаз, и пятое измерение движения души открыто для восприятия немногим, но только в нем можно постичь истину наслаждений.
Любой текст полифоничен. На поверхности музыка фонетических колебаний - музыка слов. В глубине музыка движения семантических форм - музыка смысла.
Мы читаем текст и с прочтением очередного слова в нашем воображении изменяется полиобразная картина. Охватывая ее разумом, мы побуждаем душу следовать движению образов. Движение души рождает звуки точно так же, как и движения струн или небесных тел. Все эти звуки, наполняя нас, рождают музыку. Ее слышал каждый, кто испытал движение души.
Оценка шедевра мировой культуры выражением : “Не нравится!” – это, скорее всего, “фиговый листок”, которым прикрывают непоколебимую наготу пустоты души.
Как скажешь, так и будет. Скажешь: не нравится - имеешь интеллектуальное ограничение. Скажешь : не умею - есть шанс научиться. ПОНЯТЬ – ЭТО, ПРЕЖДЕ ВСЕГО, РАЗУМОМ ВЫЗВАТЬ ДВИЖЕНИЕ ДУШИ. Не желать понять то, что давно понято и оценено другими, это значит стать самодостаточным в рамках собственной интеллектуальной ограниченности.
То, что мы связываем с понятием гениальности, всегда находит выражение в образе мышления поэта.
Все непонятное является сложным и мгновенно, одним скачком, когда понятно, становится простым. Так, как может быть сложным преобразование Фурье, 4 уравнения Максвелла, из которых выводится вся теория электромагнитного поля или картина Сальвадора Дали пока их не понимаешь.
Что связывает текст-символ с пониманием? - семантика - правила смыслообраэования. Но в конце второго тысячелетия от Рождества Христова, когда в кибернетических системах торжествует семиотика, основной раздел любого языка - семантика не преподается ни в школах, ни в институтах. Это и рождает в большинстве неприятие мировой культуры - тех достижений, которые мы относим к категории гениальное.
Гениальное всегда сложно, в отношении к тривиальному. Поэтому, так трудно посредственному понять гениальное. Понимать - это интеллектуально охватывать многообразие смыслового поля текста.
Развитие гениального, особенно в детях, связано с развитием образа мышления. Существующие переводы свидетельствуют: на сколько порядков, во времени, мы отстали в развитии мышления от авангарда цивилизации.
Если, единицей развития образа мышления, считать способность воспроизведения смысла предложения, с элементарным интеллектуальным усилием, то, запоздалое признание гениального, является точкой отсчета принятия новой ступени развития образа мышления. Тому можно привести множество примеров, среди которых, двухсотлетнее забвение дона Луиса де Гонгоры - язвы на теле испанской поэзии, которую, по мнению крупнейших грамматиков и риториков, подобало скрывать. Как пишет Федерико Гарси Лорка: “Они добились своего, отодвинув Гонгору в тень на два столетия, засыпав песком глаза тех, кто снова и снова тянулся к его постижению, а слышал только: “Не прикасайтесь - ибо непонятно''.
За что же, так долго, бросали в глаза песок? За “... в немом полете над волнами рыбы ... зеленый голос ... цветная песня, голос окрыленный, орган пернатый... старательный и темный соглядатай меняющихся обликов Дианы...”
В настоящее время это кажется “пастушьими забавами”, - шлягером, но двести пятьдесят лет назад, безусловно, было тяжелым роком .
Образу мышления в сознании соответствует определенная процедура мышления. Различия процедур определяют различия образа мышления.
Восприятие художественного произведения требует воспроизведения скачка воображения. Расстояние скачка и определяет интеллектуальную сложность его восприятия, делая для многих это расстояние непреодолимым. Эта сложность будет различной для различных процедур мышления.
Так, например, образ мышления, применимый для восприятия реалистов-передвижников, не может быть использован, для осмысления кубизма Пикассо так, как и образ восприятия кубизма, непригоден для осмысления сюрреализма Дали.
Изменения образа мышления, сокращают расстояние скачка воображения, требуемого для воспроизведения смысла художественного произведения, делая непонятое – понятным. Развитие образа мышления, определяет развитие культуры, рождая гениальное - не теряющее своей ценности со временем. Но признание гениального требует изменения образа мышления большинства. И пока это не произойдет, гениальное преследует тяжелый рок - тяжелый рок непонимания.
И в наше время можно найти бесчисленное множество людей, которые не смогут ответить на вопрос: Кто он? - “старательный и темный соглядатай меняющихся обликов Дианы”. А ведь это написано, по крайней мере, 250 лет назад, но как известно, "всему свое время и место всякой вещи на этом свете". Время придет.
***
Может время пришло прикоснуться, воспроизвести смысл и понять подлинную живущую в веках Гениальную поэзию Шекспира?