Василий Чапаев, известный революционер и командир Красной армии,
расслабленно уселся за столик в своем деревенском бунгало.
Он налил себе щедрую порцию самогону
и принялся наслаждаться его горьковатым вкусом.
Проведя рукой по рыжим усам,
Василий заметил большую красную редиску на тарелке,
оставшуюся от ночной закуски.
Странное совпадение, подумал он про себя:
Накануне ему снился пьяный отец Иван,
требовавший от маленького Васи заколоть к рождественскому ужину порося,
а когда он (Васька) разрыдавшись дал дёру,
вслед раздавалось неумолимое пьяное отцовское:
"Редиска ты, а не сын, редиска краснозадая!.."
Впрочем, довольно скоро у отведавшего самогона
и почувствовавшего вкус свежей редиски,
Василия Чапаева начались другие, -
более приятные физически,
но совершенно неуместные по факту галлюцинации.
Перед его глазами вдруг замаячили яркие образы:
Красные кони, взмывающие к небу,
феи с прозрачными крылышками, напоминающими стрекозьи,
и веселые гномики, одетые в будёновки.
Увидев это необычное зрелище,
Василий понял, что его воображение играет с ним злые шутки.
Он прикусил нижнюю губу и закашлялся, пытаясь вернуться к реальности.
Но яркие краски и изумляющие образы продолжали манить его душу,
словно фантастическое путешествие продолжалось.
В глубине его мыслей ожила настоящая командирская жилка,
и Василий вспомнил о том, что сейчас не время для отдыха и приключений.
И хотя возвращение в реальность претила нутру,
на волне прилива сил и решимости, красный командир Чапаев принял решение:
Пора вернуться к своим обязанностям.
Уверенным голосом Василий Иванович обратился к своему верному ординарцу Петьке,
который исправно выполнял все его приказы:
"Ты что же это, шельма, опять самогон палёный где-то скоммуниздил?" -
крикнул он, обращаясь к подчиненному со смесью волнения и строгости в голосе.
Петька, растерянно и, как казалось, озадаченно посмотрев на командира,
быстро отвернул глаза.
В его голове словно промелькнул образ нелегальной самогонной аппаратуры
и запрещенной корыстной тяги к мирволению начальства,
питающей всех любимцев.
Но было очевидно, что Василий Чапаев - не простой начальник,
а настоящий вождь, готовый защищать права трудящегося народа в любой ситуации.
Сжав кулак, командир поднялся из-за стола
и намеренно направился к выходу.
Петька, растерянный и испуганный прожекторами власти, последовал за ним,
готовый выполнить все его требования.
Время наслаждения галлюцинациями и недостойными забавами закончилось,
и настало время действий.
Мир не был местом для фантазий и мечтаний,
особенно во времена такой серьезной и сложной истории, как Гражданская война.
Василий Чапаев и его верные бойцы были символом борьбы и силы революции,
а самогон и редиска, ставшие временной слабостью командира,
обязательно уступили место суровой дисциплине и беспощадной борьбе.
Хотя не совсем так, как могло бы показаться…
Беспощадная борьба, по мнению красного комдива Чапаева,
заключалась в непримиримом бое архиерейским традициям
и замшелой идеологии религиозных ценностей.
Чапаев искренно верил в победу широких взглядов
на сексуальном, семейном, общественном и других фронтах священной войны
с контрреволюцией.
Верной помощницей в этом в чапаевской дивизии всегда была Анка-пулемётчица,
которая умело сублимировала свою сексуальную несдержанность на поле боя.
В прошлом товарищ Антон Белецкий был польским паном и католиком,
но решив, что в нём больше стервозности,
нежели в особи мужского полу,
объявил себя женщиной, атеистом и революционером -
Анной Красной.
Однако на удаление своих мужских причинных мест Анка-пулемётчица была не готова,
и переполненная тестостероном,
изливала свой революционный гнев на белогвардейских скотов,
осеменяя их извергающимся ливнем свинцовых пуль.
Однако, несмотря на успехи на поле боя,
Анна Красная продолжала испытывать дискомфорт из-за своего мужского тела.
Она постоянно боролась с собственными маскулинными причинами,
которые мешали ей полноценно жить как женщина.
В конечном итоге она решила искать помощь у доктора,
который смог бы избавить её от ненавистных мужских особенностей.
Именно таким доктором оказался Пётр Женишников,
который числился местным коновалом в уральской станице Дрызг,
отбитой бойцами Чапая у белогвардейской сволочи.
Приняв Петруху за отставшего от своих драпующих беляков,
Анка привела его на местный сеновал
и дала волю накопившимся эмоциям и физиологическим воздержаниям полового свойства.
Отлюбленный ею раз семь, Женишников расплакался
и словно китайский болванчик только раскачивался и причитал:
«За что?!.»
Товарищ Красная хотела уже было его заколоть,
но будучи сексуально насытившейся, впала в мягкотелостную чистосердечность
и поведала обиженному хлопцу о своей особенности
(хотя тут и без того всё было более чем очевидно).
Коновал шмыгал носом, а потом всхлипнул с надеждой в носу и сообщил,
что готов помочь…
История умалчивает,
какую операцию провёл Петруха над своим будущим боевым товарищем,
но молва говорит о том, что предварительно оба изрядно усугубили кетамину…
По свидетельству же самого Женишникова,
ему удалось вывернуть гениталии Анны Красной
«во внутрь ея несуразного тела» так,
что пенис стал вагиной, а яички, словно женские яичники,
расположились где-то рядом с уретрой.
Примечательно, что на следующий день
Анка уже была здорова и готова бить врагов с удвоенной силой.
Что же до Петра,
то Красная с нетерпящей возражений настойчивостью рекомендовала коновала
в ординарцы Василию Ивановичу.
Что тот и принял как неизбежность,
вздохнув: «Только чтоб у меня каждое утро хороший самогон на столе стоял!..»
И стал Пётр Женишников лихим красноармейцем Петрухой,
правой рукой самого Чапая, ординарцем.
Так и случилось, что у кого-то стоял, у кого-то уже нет,
а кони, феи и гномики
разбавляли прозу кровавого бытия радужными красками несбыточных надежд на то,
что всё это чей-то сон.
А по итогу все они жили теперь втроём,
единой революционной семьёй – и Чапай, и Анка, и Петруха, -
боевые супруги Гражданской войны.
И, если честно, никакой это не некачественный самогон был, -
а вполне себе специально изготовленная Петром «чудодейственная ляксира
«Красной Мечты»,
как нарёк этот декокт сам Женишников.
Однако сегодняшнее употребление Чапаем этой петькиной микстурки
было не каким-то плановым укреплением чапаевского революционного духа,
а, увы, необходимой инспирацией
во имя Великой Победы Мечты над Серостью Патриархальной Бытовухи.
В дивизию приехал новый комиссар Фурманов, как говорили, -
Человек-барахло.
Мелкий, глупый и далёкий от полёта
какой бы то ни было (даже самой ничтожной) фантазии.