- Милка, останови своего Фиму! Последний раз прошу! Нечего моей дурочке голову морочить!
Ленка Копилкина поймала меня на улице и будто бы говорит тихо, но на самом деле разоряется на весь околоток. Я не знаю, как останавливать Фимку. Ничего я не знаю. Если сын задружился с Ленкиной дочкой, то я-то тут при чём?
- А твоя Оксанка чем думает? – спрашиваю Копилкину. – Она Фимки на год старше, ей уже двадцать! У неё на плечах голова или стенд для косметики? Будто не видит, с кем бегает.
- Дык… она думала, твой Фимка не такой, как все, - бурчит Ленка досадливо.
Фимка мой единственный сын. Больше у меня и нет никого, не считая кошки и нервов всмятку. Глаза и волосы у Ефима мои, фигура – в деда. Мой отец был ростом невелик, да жилист и ухватист. А норовом сын, похоже, в своего грешного папашу пошёл, ни одной юбки не пропустит.
У меня личной жизни давно нет, зато сын навёрстывает за двоих. Девятнадцать лет ему, учится в городском колледже, от армии отсрочку дали. На улице Фимка вне конкуренции – весельчак, симпатяга, нахал – и поселковые девчонки виснут на нём гроздьями. А кому выговаривают ихние мамочки? Естественно, материнские претензии достаются мне, Милане Вячеславовне.
Не успеваю отвязаться от Копилкиной, как навстречу чухает Галка Чудоплясова.
- Окороти своего Фимку-вертихвоста! – заводит волынку Галка. – Наша Наташка опять из-за него с Вероникой в кровь разодралась!
Что тут ответишь?
- И кто победил? – спрашиваю. – Я бы на вашу Наташку поставила, у неё морда шире и задница уже.
Исход поединка Галка не уточняет, но всеми силами выражает недовольство блудностью моего сына.
- Раньше в деревне таких ухарей батогами били! – ворчит Чудоплясова. – Чтоб неповадно девок мять. Скорей бы в армию его забрали – мы спокойней спали бы.
Отправлять сына в солдаты мне немного жалко, впрочем, Фимка нигде не пропадёт. И побить его не так-то просто. Он крепкий, в дедовскую породу. Я и сама его никогда не била. Наверное, зря?
- Скажите своей Наташке, чтоб не ходила с ним, - говорю. – Парней ей мало, что ли?
- Дык Наташка думала – он у тебя не такой, как все, - огрызается неповоротливая умом Галка. – Думала, честный пацан. А он такой же и даже хуже.
Думала она. На какое место я должна прибить то, что поселковые пигалицы думают о Фимке? Такой он или не такой… Над кроватью себе плакат нарисовать? И читать Фимке на ночь вместо «Отче наш»?
Обиженные матушки преследуют меня всюду. Посёлок небольшой, от досужих языков не скрыться. Раньше я работала на фабрике по производству какой-то ерунды, стояла на конвейере. Сейчас фабрика закрылась. Что интересно – фабрика закрылась, а ерунды везде по-прежнему завались. Кто её без нас производит?
Оставшись не у дел, я устроилась на приём коммунальных платежей. Считаю, мне повезло, хотя кассовое окно – не то убежище, где можно спрятаться от надоедливого мира. Через интернет платить умеют не все, да и сеть не больно надёжная. Половина посёлка тянется ко мне – с коммунальными квитками и нытьём по поводу сыновних матримониальных шалостей. Многие мамочки точат на моего Фимку большой-большой зуб. Никто молча не пройдёт.
- Пора тебе, Милана, второе окошко рядом прорубать, – девки шутят. – Для приёма жалоб на гулёвого сына.
В окно с квитанциями лезет матрона Нинка Добровольцева.
- Это за свет… это за газ… и приструни своего охламона, Вячеславна, - гудит Нинка. – Дожили – наша Липка с ним путаться начала! А если он её спортит? Это ничо, что она ишо девка?
Насчёт «спортит девку» я не уверена – может, правда, а может, и нет. Липка уже окончила школу и мой Ефим не единственный парень на селе. Почему он опять крайний? Соседок послушать, так до Фимки весь наш посёлок из сплошных девственниц состоял.
- Не на цепь же мне Ефима сажать? – говорю. – Он меня на полголовы выше. Я провела с ним тысячу бесед – о контрацепции, трепетном отношении к девушкам и прочем, дальше пусть сами разбираются. Если Липке не нравится, пусть шлёт его лесом.
- Дык она лопочет, будто Фимка не такой, как все…
Бабоньки, я в курсе, что мой сын уникальный сердцеед! Принимаю деньги. Отбиваю чеки. Звонит служебный телефон, беру трубку:
- Касса слушает!
- Вячеславна? Утихомирь своего студента! – орёт заноза Лариса Фёдоровна. –Моя Тайка слезами исходит! Надеялась она, что твой Фимка не такой, как все, из приличной семьи, а он?... а ты?
Далее следует стандартный набор причитаний. Держа трубку на отлёте, размышляю, что Фимка и вправду не такой, как все, иначе девки по нему бы пачками не сохли.
- Фимка, в кого ты уродился? – часто говорю я дома сыну. – По мужской активности своего папашу переплюнул. Женить тебя вроде рано, а ремнём драть уже поздно… почему девчонки считают тебя не таким, как все?
- Распространённое женское заблуждение, мам, - ухмыляется гулящий сын. – Если парень на первом свидании не хватает девушку за задницу – она сразу решает, будто он не такой, как все.
- Мало того, что ты сердцеед, ты к тому же и задощуп. И на каком свидании ты хватаешь подружек за задницу? На втором?
- Нет. Я просто шепчу им на ухо: «Знаешь, после свадьбы женатым людям становится не до секса. Здорово, что мы с тобой пока не женаты?»
- Ключевое слово здесь «пока»? – догадываюсь я. – И девушки ведутся… Оригинально. Ты точно – вылитый папаша. Ефим, условимся так. Морали читать не стану, ты уже взрослый. Остепеняйся как-нибудь. Нам только внука в подоле и Чудоплясовых с Копилкиными в сватья не хватало…
***
В окошко кассы просовывается Михаил Данилыч.
- Здравствуйте, Милана Вячеславовна, - говорит он. – А я по поводу…
Застываю от нехороших предчувствий. Михаил – вдовец, его сын Ромка младше моего Ефима на два года.
- Неужели Фима и к вашему Ромке пристаёт? – обморочно спрашиваю я. – И Ромка тоже считает Фимку «не таким, как все»? Моя надорванная душа этого не вынесет.
Михаил Данилыч смеётся.
- Нет, я не по поводу сыновей, Милана Вячеславовна. Ухаживать я не мастер, до вашего Ефима мне далеко. Но хотел бы пригласить вас на пикничок по случаю моего дня рождения. Сегодня вечером. Можно?
Просовывает мне в окошко три цветущих веточки белой сирени и уходит, не внеся никаких платежей. У него, наверное, мобильный банк подключен.
Сижу и нюхаю сирень с дурацким видом. Я получала от мужчин разные предложения, но через окошко кассы в разгаре смены – никогда. Я даже не знала, что нравлюсь Данилычу.
Бабы в очереди надуваются как перезрелые тыквы, в мой адрес проносятся сердитые шепотки. Михаил – мужик завидный, на него даже замужние тётки в посёлке облизываются.
- Сразу видно, в кого сын пошёл, - бормочут в очереди. – Гляди-ка, Милка Данилыча подцепила! Я думала, она не такая… а она такая же, как все.
Я молчу, дышу сиренью. На кассе у меня есть табличка «технологический перерыв». Но меня подмывает выставить на окошко другую табличку:
«Да и хрен с вами!»
(использована иллюстрация из открытого доступа)