Великан

Иван Цуприков
Александр, споткнувшись о что-то твердое, от боли прикусил губу, и полуповернувшись, поискал напарника. Но его не было видно. Может за елью?

– Витька? – крикнул он.

– Щас, щас, – откликнулся тот. – Блин, сколько снега навалило, блин?

– Что там у тебя?

– Да придавило. Еще несколько минут, догоню.

«Ну, ну, – покачал Сашка головой, – пригубил уже самогончику свою любимую. Еще после вчерашнего не отошел, а тут по новой, алкашь! И зачем взял его с собою?»

– Э-э, я ждать не буду, и так упрел, – поправив съехавший рюкзак на спине, потом, что поменьше – на груди, добавил. – Метку оставил, обойди, пень здесь, – и прибавил шагу.

«Да, прав Витька, снега навалило с метр, если не больше. И что меня потянуло на этого налима, – продолжая покусывать себя своими же мыслями, продолжал, как ледокол двигаться дальше, раздвигая ногами в стороны снежный покров. – Что же я забыл, а? Что? Так, ладно. Теперь, Шурочка, давай еще раз вернемся к тому, что уложил в задний рюкзак кроме снастей и трех мешков. Топор, да, да. Веревки, само собою. И все, больше туда ничего не влезло. Так? Да! А в передний? Сало, спички, хлеб, соль, во-во-во! Котелок, он сбоку. А, ложку? Точно, точно, в переднем, вместе с консервами. Нож, он с левого боку. Керосин для костра взял, он в заднем рюкзаке…»

Хоть ночь темная-темная, а круг луны над головой освещает лес не хуже солнца. Правда с солнцем луну по яркости не сравнить, но лысые березки с осиной, хорошо просматриваются, как и их тени на снегу.

По приближающемуся громкому хрусту снега, Александр догадался, что напарник нагоняет его. Не медведь это, такой одышки у него нет, как у Витьки, растолстевшего в последнее время. Но, молодец, тот еще жеребец, если на рыбалку, то и десять километров, что по снегу, что по болоту как заводной бежит, без устали.

– Долго еще?

– Да пришли уже, – и присев на корточки, Александр, резко оттолкнувшись ногами, поехал вниз.

Витька, врезавшись в него, громко засмеялся.

А Сашке уже не до него. Снежная чаша, накрывшая глубокий омут, реку, текущую по левому боку от него, завораживали своей искрящейся в лучах луны белой красотой.
Витька, не обращая на это внимания, пошел в сторону двух вывернутых корневищ, размером с лося. Это их любимое место, защищавшее рыбаков не только от ветра, но и от лютого мороза. Разведешь костер между ними, его тепло, тут же, отражаясь от древесины одного корневища, как свет от зеркала, направляется обратно, ударяясь в стенку другого, что, напротив. А если уж ветер сбоку дует, то это место закрывается плащом, и тепло остается внутри: спи хоть раздетым.

– Шура, – кричит напарник, – давай плащ, а то слева дует. Нужно закрыть прогал.

– Ёклмн, – громко выругался Александр, – вот, что в машине я забыл, плащ!

– Ну как всегда, – Витька, раскидывая ногами снег из-под корневищ, остановился и смотрит на него. – Я не пойду за ним в машину, чё сдурел(!), туда не меньше трешки телепать.

– Четыре триста, – поправил его Сашка. – В прошлый раз шагомером замерял. Чё, не помнишь?

– Ладно, – скинув с себя рюкзаки с буром, Александр развернулся и пошел по своей тропке наверх.

– А я чё? Стой, ты куда, хитренький. Значит я буду лунки бурить, дрова колоть, костер разводить.

– И удочки не забудь в эти лунки закинуть. Их тридцать две. А окушки с ершами здесь, – ткнул ногой в рюкзак. Пока не замерзли, торопись.

– Ну ты, блин, и даешь. Он идет, видишь ли, прохлаждаться, а я как его раб, здесь вкалывай.

– Ну, давай поменяемся. Вот тебе ключи от УАЗика, и иди, а я делом займусь, – Александр, смотря на своего дружбана в упор, расплылся в улыбке.

– Чё лыбишься, как фонарь на стену? Шутишь, что ли?

– Ладно, спасу тебя о  рабства. Сейчас свяжу между собою пару мешков, они и будут стенкой.

– Точно! Ну ты и прохфессор! – обрадовался Витька. – Ну, давай, по двадцать и за работу.

А она, что ни говори, а быстро пошла. Работа, в смысле. И все из-за хорошего мороза, под тридцать. А что не так? Пять минут без движений не выдержишь: мороз тут же охлаждает верхнюю часть одежды, а та тут же свой холод передает нижней, и все… Вот поэтому каждый взялся за дело. Повалил с десяток сухих березово-осиновых стволов. В болоте деревца долго не живут. Порубили их на метровые части, нанесли елочных веток для растопки и «матрацев». Развели костер и – на омут.

Лед уже толстый, под метр. Ножи идут хорошо, с хрустом. Веревки с насадкой благодаря грузилам, быстро разматываются и уходят на пяти-шестиметровую глубину. Но этих нескольких минут, пока укладываешь палку поперек лунки, хватает, чтобы хорошенько подмерзнуть. И поэтому торопишься, взявшись за бур, с намерзшей на его резцах льдиной, сделав влево или направо семь-восемь больших шагов, нарезаешь буром лед для новой лунки. Работа спорится…

Забравшись в «квартирку» без стенки, сняв рукавицы, мужики суют не только руки поближе к огню, но и лица, покрытые белой изморозью.

Сделав пару глотков от согревающего смородинового, Сашка с Витькой упершись спинами на корневища, закрыли глаза. Горячий воздух от хорошо разогревшегося костра, отогнал их на расстояние.

– А мужики говорили, что в прошлом году на Поповской вахте взяли сома, килограмм на двадцать пять.

– Брешут, – махнул рукой Сашка. – Сколько рыбачу, а такого не слышал. Ну, может десять килограмм, еще поверил бы, двенадцать. Доставал таких.

– Да может и так, – вздохнул Витька. – А вот щуку.

– Что за сказка, расскажи? – открыл глаза Шурка.

– Да, не о килограммах я, – тут же стушевался Витька. – Мы с тобой уже лет тридцать вместе рыбачим.

– Двадцать девять, – поправил друга Шура.

– А в прошлом году помнишь, какую великаншу я вытащил на Мулымье, метра полтора в длину.

– Ага, еще скажи, два, – как всегда опроверг Витькино хвастовство Шура. – Пол литра еще хлобыснешь, так бросишься на меня с топором, крича, что она была трехметровой, как касатка. Так?

– Да, ладно, шуток не понимаешь, – поправив бревнышко в костре, снова уперся спиною в корневище Витька. – А что любишь с налима делать?
«Старая песня начинается, – вздохнул Шурка. – Ну, тогда спрашивается, чем заниматься еще», – посмотрел на друга.

А тот залихватски улыбается:

– А мне моя Юлька новый рецепт вчера прочитала, пирог из налима, а в него еще добавляешь сало с лучком, картошки с чесночком…

– И под смородиновую, – вставляет слово Шура.

– Нее, с брусничным соком. Не оторвешься, вот попробуй, – и сует в Шуркину руку бутылку с самогоном.

– Не торопись, – отбирает ее у Витьки, пряча за спину, - нам с тобой еще двое суток здесь куковать.

– Так я взял трешку. Литров в смысле.

– Ага, а пока тащился за мною, одну поллитрушку уже оприходовал.

– А как узнал? – удивился дружок.

– Да по тебе видно. От ста грамм тебя так не развезет.

– Не понял?

– Так болтаешь и болтаешь, не остановить. Как напьешься, ты всегда такой. Давай немножко отдохнем, а то я сутки уже не спал.

И тут же как доказательство сработал будильник на мобильнике, громко произнеся женским голосом о семи утра.

– Это что, – встрепенулся Витька, – пора проверять удочки, а после уже и покемарим. Давай.

Первая удочка молодец, килограмма на полтора налимчика подарила, вторая – чуть поменьше, а вот третья – малька.

Витька, громко выругавшись, разрезал его напополам, – наживкой будет. И тут же надев на первую половинку крючок, спустил ее в лунку.

Сняв «простынку» (тряпку) со следующей лунки, аккуратно охотничьим тесаком, начал вырубать лед вокруг веревки, очищая от него и лунку. Дернув на себя веревку, потеряв равновесие, и отпустив снасть, шлепнулся на спину. Но тут же как пружина, вскочив, снова ухватился за сползающую в лунку палку с веревкой и потянул с неимоверной силой на себя.

– Саня, сюда, Санька! – кричал во все горло он.

Шурка, бросив бур, побежал к другу.

– А говоришь нет двадцатикилограммовых налимов. А здесь он на полсотни тянет, не меньше. Что стоишь? Помогай!

И прав был Виктор, ухватившись за свободную часть веревки, подумал Саня. Она резала ладонь даже через рукавицу.

Поднатужившись, мужики потянули улов на себя, как сказочные дед с бабкой репку. Шла добыча с трудом, но шла.

Александр, стоя за Витьком, подумал в слух:

– Может бревно зацепили?

– Здесь течения нет, омут, – протрезвевшим голосом обрезал друга Витька, – Еще и брыкается.

Метра три веревки уже успело замерзнуть за Шуркиной спиной, поэтому ее приходилось отшвыривать подальше от себя пяткой.

– Все, уперлась в лунку с той стороны, – сделал заключение Витька. – Что стоишь, Шура. Бур тащи с топором сюда. Расширить в несколько раз нужно лунку.

– Удержишь веревку? – На всякий случай спросил Саня.

– Да бегом давай! – В ответ закричал тот.

Через «секунду», слетав за буром с топором, Сашка аккуратно начал рядом с лункой разбуривать новую. За ней – другую.

– Хватит?

– Не гундось, – оскалил гнилые зубы дружбан. – Топор хватай, сбивай стенки. Да аккуратней, аккуратней только, а то веревку отсечешь. А потом тесаком, обухом топора…

– Да, знаю! – отмахнулся как от надоедливой мухи Шурка.

Но и этой ширины не хватило, не пролезал великан. И Шурка две новые лунки пробурил, потом стесав их тонкие стенки, отбросив нож с топором в сторону, стал помогать Витьке вытаскивать рыбину.

Вскрикнув, дружбан бросив веревку, метра на два отскочив в сторону, смотрел то на лунку, то на Шурку расширенными до бильярдного шара глазами.

– Что там? – не понял Александр.

– А что, не видишь?

И Санька, посмотрев на лунку, невольно охнул. Но, веревку не бросил, замерев как истукан. Еще бы, из лунки вытащилась не рыбья голова, и не бревно, а что-то похожее на руку, вернее рукав от куртки.

– Что делать будем? – Дрожащим голосом спросил Витька. – Это мертвец, утопленик, я тебе говорю.

– Вытаскивать будем, – нашелся Александр. – Не, чё стоишь? Давай сюда, помогай!

– Так нужно еще расширять лунку, не пролезет, – с дрожью в голосе шепчет Витька.

– Да, хорошо. Держи веревку. Ну!

- Щас, щас, – беспрестанно, как попка-попугай, шепча одно и то же слово, Витька медленно-медленно, буравя глазами широкую лунку, приближался к другу.

– Ну, – и всунув натянутую веревку трусливому рыбаку, схватив бур, взялся за дело.

Через полчаса прорубь стала в два раза шире. Теперь Шурка стоял первым к «добыче», и напрягаясь, что есть силы, вытаскивал наружу улов.

Рукав оказался пуст, а в куртке вдруг что-то забилось, да с такою силою, что веревку пришлось накручивать на рукавицу.

Витька паниковал, но Шурка, став над лункой, продолжал тащить веревку на себя, уже понимая, что это не мертвец, а рыбина. Не Водяной же! Хотя, какие только мысли у него сейчас не кружились в мозгах, а руки работали сами по себе.

– Витька, тащи! – Что есть силы, закричал он на своего напарника, уже с полчаса как наблюдавшего за ним из «домика». – Ну, не мертвец это, налим. Ну!

Витька, не веря товарищу, как и в прошлый раз еле-еле шагая, сантиметров по пять в ширину, не больше, приближался к нему.

– Ну, сучек, я что говорю! Да я тебя здесь на неделю оставлю! Блин проучу тебя раз и навсегда, – топча под собой лед, как взбесившийся конь, орал Шурка.

Наконец этот увалень подошел к нему и ухватившись за веревку, потащил ее на себя.

Налим был не большим, с метр, килограмм на семь. Не вяжется размер с длиной. Вот. Видно, пролезая когда-то через рукав затопленной фуфайки, застрял в ней. И все, этот капкан и стал его тюрьмой.