ДАВИД И МЕЛХОЛА
Какой у Давида нецарственный вид!
Поёт он и скачет козлом,
оторопели коэн и левит,
и сын его Авессалом.
Ковчег -не какой-нибудь там сувенир,
Дом Бога! То знает любой-
и дети , и жёны, и страж-командир-
Иисус с ним Навин шёл на бой.
С времён Моисея -он Яхве жилище,
сверкающий золотом ящик…
И прыгать пред ним непотребным козлИщем
не следует Бога молящим.
И видит сие непотребство Мелхола-
в окошко чертога дворца-
в процессии царской – рабынь с опахалами!-
не как у аскета- отца!
Да. Скромен отец был Мелхолы - Саул,
не знал он златых колесниц
бывало – возил на спине его мул,
и падал пред Яхве он ниц.
Но птицы склевали Саула глаза,
вся Газа узнала о том.
И в храме Астарты доспехи грозы
жрецы отхлестали кнутом.
Неужто за то , что когда Кисов сын
помазанным был Самуилом,
пророков безумных бесчисленный сонм
увлёк его, словно бы илом
в трясине погрязшего агнца-глупца,-
такая вот плата за мужество!
Не это ли было предвестьем конца,
как и вот это замужество!
Зачем же влюбилась она в псалмопевца-
простушка из царственных дочек?
Но ведь и хорош был конечно отец-то
читатель пророческих строчек!
Зачем к Аэнздорской волшебнице он
взывал и, внимал её вздору,
он тем нарушал Моисеев закон,
и предан лихому позору.
Теперь вот и муж, уподобясь отцу,
впадая в пророческий раж,
по струнам псалтири бренчит…Не к лицу
сие! На кого он похож!
Сразив Голиафа, отсёк он главу
и не был, конечно, в убытке.
но Бог начинает иную главу
в начертанном ангелом свитке.
И что же теперь – воевать без потерь?
Когда же такое бывало!
Бежал от отца он , как загнанный зверь,
она ж по нему тосковала.
Разгневанный отче бросался копьём
в арфиста, поэта, развратника,
она ж слёз потоки пролила по нём,
чтоб только вернулся обратно.
Врывались к ней в спальню ,как будто к воровке,
заставив рыдать и дрожать,
она же спускала его по верёвке
в окошко, чтоб мог он бежать.
А он изменил, полюбив Авигею,
жену муженька непокладистого,
тот умер от страха – ну где ж ему где?-
в пещеру входить без доклада?
Из камня в праще получилась гора,
пора б уж унять свои срасти!
Но так повторялось уже тыщу раз-
наслал ли то Яхве напасти,
а, может, Астартовы сонмища жриц
сводили с ума кифареда-
но вёл он на ложе и жён, и девиц,
во имя продления рода.
Вирсавия! Плещет прохладный бассейн
под пальмой. Она в нём купалась.
И надо же! Надо ж!- о том знали все
в постели его оказалась.
Известно всем было помимо-к тому ж,-
такая выходит обида,
что смертью героя погиб её муж,-
и всё по приказу Давида…
Подходит к окошку Мелхола- и взор
на баловня мужа – бросает.
Кричит ему сверху надменно:
- Позор!
И в спальню уходит босая…
Подушка в слезах. Вся измята постель-
как будто ограбленный склеп…
Молись хоть Астарте, хоть Яхве-пустое!
Бессмысленно. Дико. Нелепо.
И сколько слезами теперь не давись,
Мелхола-ну кто ты и где ты!
Тебя не услышит холодный Давид,
тем паче Давидовы дети.
И он догорает, как будто огарок
в своей леденящей постели.
Его согревает рабыня Агарь,
как то псалмопевцы напели.
И дети, и внуки- столбцы из имён,
раввин огласит в синагоге.
ручьи и потоки грядущих племён
у будущего на пороге.