У меня сегодня флагелляционная лихорадка. Я пришёл в Библиотеку с кожаным хлыстом. Экстрибоган сидела за столиком в стиле Людовика XIV и читала увесистый старинный (кажется 1505г. издания, Венеция) фолиант «Альмагеста» на сабейском языке, записанный хурритским шрифтом. Она была в алой атласной блузке и в телесного цвета колготках. Она была без юбки. Может и под колготками не было трусиков. Экстрибоган любила так ходить. Волосы её были аккуратно уложены в валик, так что открывался соблазнительный, прямо-таки сахарный затылок, в который я и ткнул кончиком хлыста. Экстрибоган вздрогнула, повернулась и поцеловала своими вечноминетными губами чёрную кожу хлыста. В её взгляде было столько похоти, разврата и пошлости, что хватило бы на всех проституток, живших на протяжении всей истории человечества.
Линия, разделяющая затылок, линия разделяющая спину, линия, разделяющая ягодицы, линия разделяющая вагину… Что-то общее есть во всех этих линиях. И все они похожи на мой хлыст.
Мы зашли в маленькое тесное помещение, похожее на кладовку. На полках вдоль стен стояли золотые бюсты Нефертити, Хатшепсут, Туи и Клеопатры. Бюстов было множество и все они были разные: у одних глаза были сделаны из сапфиров и головные уборы из агатов, бирюзы и сердолика; у других – глаза из изумрудов, а головные уборы и украшения инкрустированы малахитом; у третьих – глаза из топазов, а головные уборы – из гагата, авантюрита и халкоберилла; были и с нарисованными глазами и просто чисто золотые, отполированные до зеркального блеска.
Алая атласная блузка и телесного цвета колготки валялись на полу.
Экстрибоган купила себе новые туфли и тут же не преминула их обновить – в смысле использовать в сексе: она целовала и облизывала одну туфлю, а носком другой ковырялась у себя между ног. К этой туфле я добавил свой хлыст, и мы успешно дополнили друг друга. Неплохой получился дуэт.
Я взял эту туфлю Экстрибоган и облизал. Потом облизал ручку своего хлыста.
Я похлопал подошвой туфли Экстрибоган по клитору, потом чуть ниже, потом чуть сильнее, сильнее, сильнее. Очень сильно ударил её туфлёй ниже лобка. Экстри громко вскрикнула, дёрнулась и положила свою левую руку на ушибленное место. Она закрыла глаза, и я увидел как блаженство разливается по её лицу, а затем и по всему телу. Минут пять я наблюдал за тихооргаизирующей Экстри, затем взял кнут и легко хлестанул её по соску правой груди. Экстрибоган чуть вздрогнула, открыла глаза и похотливо высунула язык. Я лизнул его, потом поводил по нему указательным пальцем левой руки и щёлкнул Экстри по левому соску. Она сладко застонала. Я зажал её язык между большим и указательным пальцами. И подёргивал. Она постанывала. Так продолжалось несколько минут. Вдруг я отпустил её язык и резко хлестанул её по животу. Экстрибоган заизвивалась как змея и широко развела ноги, приглашая меня и мой хлыст поразвлекаться в её промежности. Я слегка ударил по клитору. Алый, он стал ещё алее, а вместе с ним и малые губы. Мне показалось даже, что он завибрировал от моего удара – будто какие-то невидимые волны разошлись от него во все стороны.
И тут мне захотелось до зуда в носу процитировать одно место из «Каньона холодных сердец» Клайва Баркера. Цитата идеально подходила под ситуацию. Я огромный любитель цитат, прямо маньяк цитирования. Я бросился к стеллажам искать книгу. И нашёл таки. Вот:
«Он приподнял Мучителя. Краснота клитора стала густой, как рубин. Тодд слегка ударил по нему кнутом, и женщина испустила лёгкий стон.
- Ещё! – потребовала она.
Рубиновый цвет стал ещё темней.
- Ещё!
Он хлестанул её во второй раз, потом в третий, четвёртый, пятый, шестой, пока каждый мускул её тела не стал такого же багрового цвета, как его мишень.
-Ещё! – не унималась она.
На глазах у Кати выступили слёзы, однако она продолжала твердить сквозь стиснутые зубы что-то нечленораздельное, а он, воспринимая это как поощрение, продолжал её бить до тех пор, пока на его лице и спине не выступил пот, а дыхание не стало резким и отрывистым. Но и тогда она не позволила ему остановиться. <…> Наконец её глаза закатились вверх. Рот приоткрылся. Тодд едва мог разобрать смысл слов – настолько они были преисполнены страсти.
- Ещё, - её зрачки почти скрылись из виду, - один раз.
Пикет поднял кнут, который, несмотря на свою гибкость и лёгкость, неожиданно обрёл странную грубость у него в руке. Её тело затряслось. По Тодду тоже прокатилась волна дрожи. Но Мучитель оказался своеволен и опустился ещё раз.
Она издала звук, который скорее походил на крик какой-то птицы, чем женщины. Ноги и руки Кати внезапно обмякли и грациозно погрузились в воду, окрасив её небольшой красной струйкой».
Я хлестанул ещё раз. Экстрибоган хрипло и протяжно застонала и выгнула тело дугой. Она убрала свои руки с бёдер и упёрлась ими в пол. Я стал яростно хлестать её по раскрытой камее, пока та не стала похожа на огромный увядающий растрепанный бордовый пион. Хрип Экстрибоган перешёл в дикий ор. Она перевернулась, плюхнулась животом на пол и забилась в конвульсиях как эпилептик. Через несколько мгновений она затихла и лежала неподвижно, глубоко и громко дыша. Наконец успокоилось и дыхание. Но это ещё был не конец пикантной флагелляционной зарисовке. Экстрибоган выпятила свою красивую попку, развела руками ягодицы и прошептала: «Бей». Губы её были искусаны до крови. Глаза закрыты. А на лице было написано такое блаженство, что ангелы позавидовали бы. Какая-то часть этого блаженства передалась и мне, волна его пробежала по моему телу, я качнулся и чуть было не упал, потеряв равновесие. Мне хотелось не бить, а целовать, целовать её всю. Её шепчущие окровавленные губы, её закрытые глаза, её руки, раздвигающие ягодицы, её измятый большой цветок, похожий на кусок мяса, усыпанный лепестками и её маленький цветочек, забрызганный кровью сладкой экзекуции. Ноги мои подкашивались, и я готов был уже упасть на колени и целовать Экстрибоган, если бы она снова не прошептала ещё настойчивее и блаженно-сладостно: «Бей же!» Мой хлыст с силой полосонул по нежному цветку. По этой беззащитной чувствительной коричной фиалке. Экстрибоган испустила какой-то ноюще-поющий протяжный всхлип, пукнула и, дёрнувшись всем телом, ещё сильнее развела ягодицы. В это мгновение мне бы хотелось быть её руками. Я ударил ещё и ещё. Экстри бешено истерически закричала, отпустила свои ягодицы, распласталась на полу и, неистово стуча кулаками, стала биться телом об пол, как выброшенная на берег рыба. Из глаз ручьём хлестали слёзы, и лицо искажали непрерывные гримасы. «Бей, бей !!! – завопила она, - избей меня всю, забей меня, суку, до смерти, сделай из меня фарш!!! И я хлестал её, тоже войдя в неконтролируемый раж, изо всех сил. Хлыст летал по всему телу. Хлыст превратил её в хлыстовку, которая на радениях в честь Саваофа, впала в глубокий экстаз, и для которой уже ничего не существовало во вселенной, кроме её любимого бога. Всё это начинало напоминать кошмарный сон. Не помню как я выронил хлыст и как вся окровавленная Экстри оказалась в моих объятиях, а мой член у неё внутри. Когда я разрядился, то почувствовал, что мой рот полон крови. Едва это осознав, я провалился в чёрную бездну.