Едва я написал «Finis» в конце этой книги, как ошибки в ней — как упущения, так и неудачные допущения — поднялись роем над рукописью и лишили меня радости от завершения работы. Пройдет, по крайней мере, шесть или семь лет, прежде чем я узнаю, хороша ли эта книга и достойна ли она жизни. Однако нехватка средств побуждает меня опубликовать ее немедленно.
Разве гениальному поэту Древнего Рима Горацию не потребовалось девять лет, чтобы оценить свой труд?
Поэтому я хочу сказать моему читателю, что главное в этой книге — мое намерение. Этим разъяснением я хочу дать ему ключ, так сказать, к потайной комнате моей души.
Прежде всего, я хотел бы разрушить или, по крайней мере, опровергнуть всеобщее мнение, будто любовь в молодости — это романтика и идеализм. Все мастера литературы и искусства рисуют ее увенчанной розами иллюзии. Джульетте всего четырнадцать; Ромео, потеряв любовь, отказывается от жизни. Гете следует за Шекспиром в его «Годах учения Вильгельма Мейстера» — Миньон и Маргарита. Даже великий юморист Гейне и так называемый реалист Бальзак придерживаются той же концепции.
Однако для меня она абсолютно неверная в отношении мужчины в отрочестве и ранней юности, скажем, от тринадцати до двадцати лет. Половое влечение, похоть плоти настолько превалировали во мне, что я сознавал только желание. Когда яд в железах гремучей змеи накопился до пределов, она бьет по всему, что движется, даже по травинкам. Бедное животное ослеплено и страдает от избытка. Так и я в юности был слеп и пребывал в отчаянии от избытка спермы.
Я часто рассказываю, что только в тридцать пять впервые увидел уродливую женщину, а точнее — женщину, которую я не пожелал. В годы раннего полового созревания все женщины были соблазнительными для меня, а все девушки воспринимались еще острее.
С двадцати до двадцати трех лет я начал постепенно различать ум, сердце и душу. К моему удивлению, я предпочитал Кейт — Лилли, хотя Лилли давала мне более острые ощущения. Роза мало возбуждала меня, но я знал, что душа ее была редчайшей, прекраснейшей. Гораздо более возвышенной, чем у Софи, которая казалась мне непревзойденной подругой в постели.
С тех пор очарование духа, сердца и души притягивало меня со все возрастающим магнетизмом, подавляя чувственные наслаждения, хотя пластическая красота тела и сегодня так же завораживает меня, как и пятьдесят лет назад.
Я не знал иллюзии любви, розового тумана страсти, пока мне не исполнилось двадцать семь. Именно в этом возрасте иллюзия опьянила меня и остается со мною в течение многих-многих лет… Но это уже история для второго тома.
Как ни странно, мои американские любовные связи научили меня тонкостям страсти. Зато Франция и Греция сделали меня мудрым. Чему может научить Европа? Эта тема также для второго тома. Там я расскажу, как французская девушка настолько превзошла искусство дочери мулатки Софи, насколько Софи превзошла простодушную уступчивость чистокровной американки Розы.
Только когда мне перевалило за сорок и я совершил свое второе кругосветное путешествие, в Индии и Бирме я узнал все высокие тайны чувств и глубочайшее искусство незабываемого Востока. Надеюсь рассказать все это в третьем томе, заодно с моим видением европейской и мировой политики.
В четвертом томе поведаю читателю о кризисе моего физического здоровья и о том, как я вновь обрел его. И еще о том, как я нашел редчайшую жемчужину — женщину, от которой наконец-то узнал, что есть настоящая любовь, настоящие сокровища нежности, сладострастной мудрости и самоотречения, которые составляют женскую душу.
Вергилий может провести Данте через Ад и Чистилище, но только Беатриче в силах показать ему Рай и привести его к Божественному1. Познав женскую мудрость — впитывать, а не рассуждать, — испытав непреодолимую силу мягкости и покоряющей душу жалости, я могу рассказать о своих основах в литературе и искусстве, о том, как я побеждал на фронте, работал со сверстниками и радовался их достижениям, всегда будучи уверенным, что мои собственные достижения — во много крат выше. Без этого благословенного убеждения я не смог бы выдержать ни труда, ни позора, ни одиночества в моем Гефсиманском саду, ни собственного Распятия2. Ибо жизнь каждого художника начинается в радости и надежде, а заканчивается в тени сомнений, поражений и холода вечной ночи.
___________________________
1 Автор ссылается на персонажи и сюжет «Божественной комедии» Данте.
2 Сюжеты Евангелия.
В этих томах, как и во всей моей жизни, должно быть крещендо3 интереса и понимания. Я завоюю сначала слух читателей и их чувства, а затем их умы и сердца и, наконец, их души. Я покажу им все прекрасные вещи, которые открыл для себя в паломничестве по жизни. Все вкусности жизни. А еще ободрю и подбодрю их и тех, кто придет после — моих продолжателей, чьи звучные шаги я, кажется, уже слышу.
_____________________________
3 Крещендо (в музыке) — постепенное увеличение силы звучания.
Впрочем, я расскажу как можно меньше о поражениях, падениях и позорах. О них поведаю в порядке предупреждения. Ведь людям в жизни необходимы не чьи-то жалобы и обиды, но мужество и любящая доброта.
Разве не написано в книге Судьбы, что тот, кто дает больше всего, получает больше всего, и разве не все мы, если хотим сказать правду, получаем больше любви, чем отдаем. И разве не все мы должники неизбывной щедрости Бога?
Фрэнк Гаррис
Катскилл, 25 августа 1922 года