Меня зовут Макс. Мне 28 лет. Живу один. Я среднего роста, среднего телосложения, русый, сероглазый, работаю менеджером, малообщительный, скромный. У меня есть два друга Лёнька и Серега. Хочу признаться: есть у меня странность, о которой я не говорю даже друзьям, о ней никто не знает и не догадывается, внешне странности не видно. В этих записках я вынужден признаться: меня посещают довольно нелепые фантазии, порой я представляю себя нереальным существом, например, единорогом, ихтиандром или даже принцессой Рапунцель (именно не просто девушкой, а длинноволосой Рапунцель); даже один раз, засмотревшись детским мультфильмом, представил себя большим добрым четырёхухим сиреневым Лунтиком. Повторюсь, это тайна.
Не так давно за еженедельной пятничной кружкой пива, завершающей серые будни, зашёл у нас разговор о пользе грибов. Отстаивал её в основном Лёнька, а Серёга наоборот сообщил, что грибы – самодостаточные особенные существа, даже, возможно, разумные. Слово за слово – решили отправиться по грибы. Тёплые сентябрьские дни бабьего лета располагали к традиционной тихой охоте. Утром в субботу мы встретились на вокзале. Серёга был заспанным и ворчливым, Лёнька сосредоточенным с большой корзиной и бутербродами, он всегда чего-нибудь жуёт.
Решили ехать подольше. Все дачники уже высадились на своих остановках, мы остались в пустом вагоне. Вышли мы совсем одни на остановке с символичным названием ***километр. Пошли по тропинке. Лёнька сказал, что грибы здесь наверняка есть, без урожая не уедем, а обратно доберёмся ближе к вечеру на этой же электричке. Я верил Леониду. Накануне он проштудировал электронную грибную энциклопедию и уверял, что знает, какие грибы надо брать. А ещё он в очках, значит умный; спокойный и плотного телосложения, значит надёжный, и вообще в нашей конторе Лёнька работает системным администратором.
Серёга плёлся следом и всё время ворчал, что зря попёрлись, грибов не найдём, а проблем нагребём, у него, видите ли, дурное предчувствие. Серёга верит в астрологию и убеждён. что грибы – разумные существа.
Мы шли по тропинке, она становилась всё уже, грибы пока не встречались. Зато появился какой-то бетонный забор, старые плиты которого были украшены мрачным граффити: пентаграммы чередовались со скорбными ангельскими ликами, венчали это угловатые плохо читаемые готические письмена. Мы решили повернуть назад пока не поздно. Но тут Лёнька нашёл добротный красноголовик. Чуть поодаль и я нашёл чистенький коренастый с блестящей шляпкой благородный гриб. Мы решили свернуть от подозрительного забора. Серёга замешкался, зачем-то решив сделать несколько фоток на телефон. Скоро он догнал нас, лицо его было белее мела! - Там музыка еле слышная, как будто старая пластинка играет на граммофоне с потрескивание таким, вальс старый, - задыхаясь, проговорил наш товарищ.
- Почудилось, может?
- Давайте уйдём подальше от этого забора.
- А что за ним может быть? На карте его не было, - задумчиво произнёс Леонид.
Тут наше внимание привлекли желтоватые пятачки маслят, и мы с Лёнькой стали активно срезать скользкие грибочки. Серёга по-прежнему трясся и ругался, что в недобрый час согласился ехать с нами, наклоняться к грибному царству он отказывался.
Забор давно исчез из виду, а Серёга всё ещё утверждал, что слышит вальс. Но вот и он заинтересованно наклонился к стройному изящному подберёзовику. Он долго извинялся на полном серьёзе перед грибом, собираясь взять его с собой. Вдруг мы услышали сдавленный вскрик Лёньки, за которым последовала отборная ненормативная лексика.
Прибежав на звук его голоса, мы обнаружили, что стоит он на небольшой полянке рядом с какими-то странными предметами. Приглядевшись, к ужасу своему мы определили отрубленную головку чёрного петуха с ярко-красным гребешком, который издалека обманчиво напоминал красноголовик. Закатившийся петушиный глаз с усмешкой и печалью взирал на нашу панику. Серёга вновь услышал где-то звуки вальса и даже сделал несколько неожиданных па по кругу. Тут мы заметили чёткие очертания круга, в котором, присев на корточки, Лёнька брезгливо собирал рассыпавшиеся грибы, стараясь не смотреть в мёртвое петушиное око.
Неожиданно в кустах послышался шорох. Мы вздрогнули! На полянку спокойно вышел пёс средних размеров и степенно уселся неподалёку, не заходя в круг. Он внимательно наблюдал за нами миндалевидными глазами, не похожими на собачьи. Казалось, в его взгляде читался немой укор и сквозила бесконечная скорбь. Отгонять его было бессмысленно, ведь он не проявлял агрессии, лишь продолжал смотреть долгим и пристальным взглядом.
Мы наскоро помогли Лёньке спихать рассыпанные грибы и спешно покинули тяжкое место, провожаемые долгим пёсьим вздохом. Нам казалось, что он где-то невдалеке сопровождает нас.
Решили, что приключений достаточно, и надо бы как-то возвращаться к станции. Да вот беда: в которой она стороне? Поспорили. Пошли на просвет в деревьях. Вышли к полю.
Ветер шелестел в высокой траве. В этом шорохе и нам с Лёнькой послышались лёгкие звуки вальса. Серёга шёл какой-то очарованный и пританцовывал. Хорошо, что ворчать перестал. Какое-то время шли молча, каждый думал о чём-то своём. Мало удивились тому, что на окраине поля обнаружился погост. Среди могилок с покосившимися крестами под нечастыми деревьями обнаружились крупные боровики. Серёга шарахался от них и поминутно крестился. Лёнька, смачно плюнув, стал срезать те, что подальше от могил.
Я взглянул с любопытством на один из монументов. «Шелест Червонович», - прочёл я странные полустёртые буквы. Постарался разглядеть дату, но видны были только первые цифры 1 и 8. Довольно быстро мы обошли небольшой некрополь и снова каким-то образом вышли к могилке Шелеста Червоновича. С ней рядом на низенькой скамейке оказался человеческий силуэт. Серёга отказывался подходить, утверждая, что ощущает запах плесени. Лёнька напротив взбодрился и направился к человеческой фигуре в надежде узнать верное направление.
Сидящий оказался пожилым мужчиной, одетым в какую-то холщовую хламиду с клочьями шерсти. Он посмотрел на нас слишком тёмными задумчивыми миндалевидными глазами, казавшимися молодыми на этом изрезанном морщинами лице. Не дожидаясь нашего вопроса, он произнёс:
- Позвольте представиться, Червоний Шелестович. А здесь батюшка мой покоится – Шелест Червонович.
- А я думал, что это фамилия, - не к месту произнёс я, засмотревшись на старое, поросшее жёсткой шерстью. ухо старика.
- Не спорю, у нас в роду непривычные для людского слуха имена, - меланхолично произнёс скорбящий.
– А идти вам через поле обратно. Вы ведь из леса, что на той стороне вышли? – изрёк он, словно угадав наш вопрос. – Возвращаться всегда надо туда, откуда вышли.
Сергей ускоренно рванул к полю.
- Вы грибы позабыли, молодые люди! – крикнул нам вслед дед.
Лёнька по-прежнему надёжно держал свою корзину. Мой небольшой пакетик с грибами легко помещался в рюкзак. «Серёга, твои что ли забыли? Ты собирал?»
«Нет!» - почти взвизгнул взволнованный друг и прибавил шагу.
Становилось прохладно, чувствовалось, что уже осень. Лес густел, кроны деревьев зловеще шелестели, скрипели, шептались. Впереди что-то забелело. Серёга напевал, бормотал, пританцовывал, - явно был не в себе. Леонид кряхтел, но мужественно прокладывал дорогу. Мы подошли к высокому пню и разглядели никелированный овал, который обычно помещают на могильные памятники. С фотографии на нас взирало знакомое лицо. Червоний Шелестович Кинокефалов – прочитали мы.
- Это же тот дед с погоста, - пролепетал Серёга.
- А он не наоборот был? Может, это папа его?
- Нет! Нет! – верещал Сергей, - это он! Мы с покойником говорили!
- Он на пса похож, кажется, который возле нас сидел, - крякнул Лёня. – Я читал, что кинокефалы – это псоглавцы или собакоголовые; такие зооморфные мифологические персонажи. Что-то тут нечисто, друзья.
- Ты это только сейчас понял? – истерил Сергей.
- Успокоимся. Давайте лучше как-то выбираться, - попытался примирить я друзей.
Мы не стали трогать кладбищенский овал. Спиной мы чувствовали, как провожает нас знакомый задумчивый взгляд миндалевидных глаз.
Как мы не старались найти путь, ночь застала нас в лесу. Серёга совсем раскис, Леонид кряхтел, крепко прижимая к себе корзину с пожухлыми грибами. Я старался не падать духом…
Огонёк костра вдалеке мы восприняли по-разному: Лёнька сразу принял решение идти туда, Серёга сопротивлялся, утверждая, что ничего хорошего нас там не ждёт. Я предложил тихонько подойти на безопасное расстояние. Словно тати в ночи, мы крались к костру… Как на грех, хрустели мелкие веточки, сучки цеплялись за одежду, каждый шаг, разливаясь гулким эхом, обнаруживал нас.
…О Боже! Силы небесные! У костра сидели странные, даже ужасные существа. Их было немало. На телах, схожих с человеческими, воздвигались самые разнообразные головы, морды, пасти, рожи, хари! Были здесь и медвежьи, и лошадиные, и козлиные, и пёсьи, и совсем непонятные с вывернутыми ноздрями, выпученными глазами, вывалившимися кровавыми или раздвоенными языками; на некоторых телах наростами выступали самые разнообразные предметы – телефоны, пропеллеры, различные непонятные механизмы и даже …торт.
Существо с пёсьей головой повернуло к нам морду, в руках оно держало колоду карт. Розовая пасть его ухмылялась, а миндалевидные глаза оставались печальными.
- Ну, подходите уже. Куда теперь вам спешить? Люди всегда приходят туда, откуда вышли, - изрёк собакоголовый. – Позвольте представиться, Кинокефалов Червоний Шелестович. Вижу, что удивлены. Извольте, объяснюсь. Кинокефалы – псеглавцы. Я всю жизнь интересовался этой темой, даже научный труд написал. Ну, и грешным делом, себя псом иногда представлял. А ещё я хотел всегда выигрывать в карты, ставя на червонного туза. Иногда я, как когда-то и мой романтический отец, замирал, слушая шелест ветра, и размышлял о его вечности и вездесущности. Вот только отца в отличие от меня больше интересовала подземная вечность. Он теперь всё о ней знает. Думаю, и вам теперь понятно, откуда берутся здесь фамилии имена и отчества. В этой компании у каждого своя история, свои нелепые мечты. Кто проходит туда-обратно поле нелепых желаний, неизбежно сталкивается с их исполнением…
Рядом тоскливо заржала женщина-лошадь и хохотнул хоботом могучий слонопотам.
«Неужели они когда-то захотели стать вот этими существами?» - подумал я, и тут же холодный пот побежал по моей спине: я вспомнил свои нелепые фантазии!
Рядом копошился Серёга, выделывая замысловатые танцевальные па. Я заметил, как ноги его переплелись между собой, образуя единую плотную ножку гриба, а на голове вместо шляпки разросся приличных размеров граммофон, из которого слышались звуки вальса, тревожившего всю дорогу нашего бедолагу-друга.
Чуть поодаль прокашливался Лёнька. Обернувшись, я увидел, как из рыхлого ай-тишника он преобразуется в перекаченного, очень мышечного бодибилдера. Мускулистой серой лапой он по-прежнему прижимал к себе корзину, в которой уже вместо грибов копошились мыши. Одна из хвостатых уже свисала с перекушенным хребтом из довольной зубастой кошачьей пасти бывшего системного администратора Леонида. Глаза его ещё удивлённо таращились, а могучей лапой он автоматически по привычке заедал проблему, поедая мышек одну за другой. Вероятно, когда-то он хотел есть и не толстеть, а поигрывать мышцами. Я вспомнил и о его «котовьих мечтах»: как-то в очередную пятницу под пиво Лёнька проговорился, что очень завидует своему коту…
Нелепые мечты сбывались! Кинокефалов кивал умной пёсьей башкой, поглядывая на наши превращения.
- Ничего, ничего, - он посчитал своим долгом утешить нас, - как только вы приведёте сюда новеньких, сможете на какое-то время вернуть человеческий облик.
Новых? Сюда? Ни за что! Я Макс, ничем не примечательный менеджер среднего звена, напишу огромное письмо-предостережение, прикреплю его к тому странному забору, чтобы любой неосторожный прохожий поскорее уносил отсюда ноги!..
В зрачках миндалевидных глаз Кинокефалова при ярких оранжевых бликах костра я увидел сиреневые тени, почувствовал, как четыре ушка вырастают из моей головы, на том месте, где был мой среднестатистический лоб, вырастает могучий розовый рог, а затылок оттягивает всё удлиняющаяся бесконечная коса, как у принцессы Рапунцель… Скорее! Мне надо всё успеть записать, пока сиреневые лапы ещё слушаются меня. Я – добрый Лунтик! Что там я ещё представлял? Скоро у меня появятся жабры, как у Ихтиандра, и мне придётся искать водоём…
Люди! Не ходите сюда! Не представляйте себе всякий нелепый бред! Зафиксируйте одну единственную мысль, если случайно пойдёте туда-сюда через поле нелепых желаний: «Человеческая оболочка – это лучшее, что есть на свете!» Со мной согласен гриб-граммофон Серёга, прожорливый качок-котяра Лёнька и десятки несчастных, что сидят сейчас у костра в сумеречном лесу на ***километре.