Жизнь без мамочки
Глава из книги «жизнь без прикрас»
- Мамочка-а-а! Просыпайся_- а! Встава-ай! – плакал навзрыд трёхлетний Николка, ухватившись за боковину деревянного гроба.
Шестилетний брат Витюша плакал тихо, беззвучно, вытирая слёзы рукавом ситцевой рубашонки, время от времени приговаривая:
- Нету мамочки, не проснётся она, умерла.
К Михаилу Степановичу подошли сослуживцы по работе, один из них шепнул:
- Выносить пора…
Вторая половина января тысяча девятьсот сорокового года принесла жителям Смоленской области значительные погодные облегчения: сорокаградусные морозы и порывистые ветры отступили.
- Ты смотри-ка, – присмирела погода, солнышко выглянуло. – шептала баба Феня своей соседке, провожая в последний путь Марию.
- Да, светлый была человек, поэтому и солнышко выпустило свои лучи, дорогу в последний путь освещают, - отвечала со вздохом Ефросинья.
- О-хо-хо. Тяжело будет Михаилу одному-то с двумя мальчишками.
- Жениться ему надо бы. Да на ком?
- Да вон, Полина Евсеева. В годах, незамужняя, характером нормальная.
С женитьбой Михаил не тянул, понимал: в доме нужна женская рука, а мальчишкам - женская душа. Полине давно уже хотелось свою родную кровиночку. На предложение Михаила согласилась.
- Это ваша новая мама, – представил отец сыновьям смущённую женщину. – Мама Полина, – добавил он дрогнувшим голосом, глядя в тревожные глаза то одного, то другого сына.
Полина сумела убрать своё смущение, присела на колени перед мальчиками, обняла сразу обоих и тихо прошептала:
- Не бойтесь меня. Всё будет хорошо. Не обижу.
Перед началом войны родился в семье ещё один мальчик – Анатолием назвали.
Жизнь с тремя маленькими детьми в небольшой комнате дома барачного типа не была, мягко сказать, комфортной. Не жаловались – простые рабочие пригорода Смоленска все так жили. А тут война. Михаила призвали в армию. Николка и Витюша долго потом помнили ссутулившуюся спину папы. Его печальный взгляд карих глаз останавливался на каждом из сыновей. Встретиться им больше было не суждено. С двадцать пятого на двадцать шестое июня 1941 года, ночью, бомбили станцию Смоленск. Было очень страшно, особенно детям.
Местные органы власти с разрешения родителей организовали эвакуацию детей.
- Простите, если что не так, – шептала мама Поля, обнимая Николку и Витюшу на прощанье.
По бездорожью привезли детей в Ульяновскую область, Тагайский район, в село Синьковка. Бывшая барская усадьба, добротный дом далеко за селом понравился детям после жизни в доме барачного типа. Обнялись, расплакались братья, когда их селили по разным корпусам: Николку -- в младшую группу, Витюшу – в старшую. Воспитатели старались: добрых ласковых слов не жалели, успевали кого-то обнять, приголубить. Да всех разве утешишь?
К школьным занятиям готовили:
- Учитесь, дети, учитесь хорошо назло врагу, – любила повторять Колина учительница Варвара Петровна.
Жили дети-детдомовцы дружно, но было голодно. Еда была скудная: простенький супчик, небольшие кусочки хлеба – ели аккуратно, чтобы ни одна крошка не упала. Разрешали взрослые ходить ребятне по полям в поисках мёрзлой картошки – лындикамии эти находки называли. Находили, радовались. От такой еды у детей возникали отекали на теле. Витаминами старались детей подкреплять: сырую картофелину давали, грызли её детишки с удовольствием. Лето выручало: «петушки» у речки собирали, по оврагам – дикий чеснок. Легче было осенью, когда овощи поспевали на огороде. В хозяйстве детского дома были две козочки. Любили их детки: сочные венички для них заготавливали, молочка иногда получали.
Старались воспитатели у детей и патриотические чувства пробуждать:
- Война, дети, идёт. Голодно нам. Но на наши головы снаряды не сыплются. Трудно нашей Красной Армии, которая защищает Родину от врагов лютых. Там ваши отцы и братья воюют. Будем заготавливать с вами лечебные травы для бойцов.
Старались все. Срывая веточку зверобоя, Коленька думал: «Может, она попадёт в чай моему папе, и, если он ранен, чаёк поможет ему вылечиться». Веточку он целовал и осторожно укладывал в корзину Варвары Петровны.
Страшно было зимой, когда пургу сменяла вьюга, да волки завывали от голода и заглядывали в окна. Под кровати пряталась детвора от страха.
***
Окончил Коля два класса – научился читать и писать. Закончилась война, дети мечтали вернуться домой, в свои семьи. Да не тут- то было! Папа не вернулся с войны. Что и как было с мамой Полей и младшим братиком - на запрос воспитателей никто не ответил. Раз уж некуда и не к кому возвращаться, остаться бы в детском доме! Да не сложилось: группу младших детей упразднили, брата Витюшу отправляли в садоводческое училище. Обнялись братья: крепко вцепился Коленька в Витю – не оторвать, навзрыд заплакал. У Вити по щекам тихо слёзы катились, сердце щемило, он будто чувствовал, что разлука эта навсегда:
- Ты держись, Колюня, подрастай. Потом в училище какое-нибудь определишься.
Рано утром Коля и ещё один мальчик Тиша отправились с сопровождающей Ксенией Фёдоровной в другой детский дом Корсунского района Ульяновской области. Шли пешком, преодолеть нужно было двадцать километров. «Зачем? Почему? Не хочу!» – возмущению в детской душе не было предела. Ни единого слова за всю дорогу не проронили мальчики. Солнышко пригревало, очень пить хотелось. Увидели на дороге колею, а в ней вода от вчерашнего ливня задержалась. Подбежал Коля, зачерпнул пригоршней, выпил – вкусно показалось, лицо и чубчик смочил. За ним и Тишка поспешил. Смотрит на детишек воспитательница – кончиком косыночки глаза вытирает. В детский дом пришли к обеду. В группу сразу не определили.
- Пусть до завтрашнего утра на карантине побудут, – заявила местная воспитатель, не проявляя к прибывшим детям ни малейшей чуткости. Сейчас я отведу их в нужную комнату.
- В моём документе распишитесь о том, что приняли ребятишек, – заволновалась Ксения Фёдоровна.
Взглянула она на мальчиков – никакого оживления на их лицах. Подошла, обняла, молча по головке погладила одного и другого и ушла.
Комната на первом этаже была маленькая: две кровати у стены, старые тюфяки без постельного белья. Коля расположился поближе к окну. Тиша уснул сразу. Коля смотрел в потолок и думал. Наконец он встал, попробовал открыть окно – открывается, назад плотно не закрыл. На его лице засияла довольная улыбка. Потерпел ещё часок. Прислушался – тишина: видно, «тихий час» был у детдомовцев. Стараясь не стучать, выпрыгнул из окна и побежал.
- Пропал - и пропал! – услышал Тиша утром женский голос. – Искать не будем. Сам придёт.
***
Не для этого покинул Коля детдом , чтобы возвращаться. Слышал он от старших ребят прежнего детского дома, что в этом районе есть село Белозерье. Мальчишки – сорванцы крали детдомовские простыни и меняли их на хлеб в этом селе. «Раз есть там хлеб, значит – богатое село. Вот туда и пойду», – рассудил Коля, бегом направляясь к большаку, вдоль которого метрах в двадцати стоял большой хвойный лес. Послеобеденное июньское солнце грело ласково Колину спину. Он торопился. Страшно не было: «Ведь бегали старшие мальчишки в Белозерье, и я дойду». Очень хотелось есть. Коля останавливался у молодой ёлочки или сосенки, срывал молодой побег и медленно жевал, вспоминая кусочек хлебушка, что давали в детском доме. О пользе молодых еловых и сосновых веточек он тоже знал. «Это очень полезные витамины», – вспоминались слова Варвары Петровны.
Солнце уже угасало, когда перед взором мальчика открылась вереница жилых домов. Вприпрыжку от радости побежал Коля к старенькой хатке, что стояла на самом краю села. Как раз оказался у огорода, огороженного ветхим заборчиком. А там бабушка грядку полет и тихонько приговаривает:
- Ох, спинушка моя! Отчего ж ты так ноешь?
- Бабушка! А давайте я вам помогу, – услышала старушка мальчишечий голос.
Оглянулась, а там между старыми деревяшками заборчика, чернявая головка торчит.
- А ну, залезай сюды!
Коля с умелой ловкостью «предстал» перед бабушкой.
- Ты отколь такой? – окинула бабушка взглядом с ног до головы нежданного помощника.
- Из детдома я ушёл.
- Искать тебя будут?
- Не будут. Никому я не нужен,.
- - Чернявый ты. Может, цыганёнок?
- Нет. Это я долго под солнцем шёл.
- А родные у тебя есть?
- Папка с войны не вернулся. Мама Поля с маленьким братиком исчезли, не знаю, где они. Некуда мне идти, – дрогнул Колин голос.
- Ладно. Три у меня маленьких внука. Ты будешь четвёртым. Садись, поли морковку. Осенью будем есть…
Так и остался Коля жить у бабушки.
Село после войны возрождалось. Основную часть населения составляли женщины. Было трудно: на женские плечи легло восстановление колхоза. Пахали, сеяли, вручную убирали зерновые и обмолачивали их цепами. Мельницу восстановили.
Жизнь Коли у бабушки Анны Степановны была несладкая, полуголодная. Маленьким внукам питания не хватало. Чего уж говорить о Коле. Часто его посылала старушка попросить у соседей: то кружечку молочка, то скибочку хлебушка. Не отказывали, знали: трудно Степановне одной тянуть внучат. Коля старался, помогал во всём: научился таскать вёдра с водой на коромысле, серпом траву жать, хозяйничал в огороде, собирал хворост для растопки печки.
Трудно было пережить зиму.
Бани не было. В русской печи с высоким сводом убирали угли, обметали веником сажу, на под стелили солому, укладывались на неё и грелись. Потом ополаскивались в деревянной бочке с тёплой водой. Вот и вся баня.
Обувь, в которой ходил Коля и зимой, и летом, износилась, стала мала. До соседей в мороз приходилось иногда бегать босиком.
- Иди-ка к Егорычу. Он знатные лапоточки плетёт, – отправила Анна Степановна Колю на соседнюю улицу.
- Ну что? Обувка требуется? – спросил дедушка Дмитрий Егорович, глядя на босоногого мальчишку.
- Требуется, – робко произнёс Коля.
- У меня оставайся. Будешь помогать: лыко драть, на рынке лапти вместе будем продавать. На обувку заработаешь. Согласен?
- Согласен, согласен, – радостно закивал мальчик.
- Тогда беги к Степановне, объясни ей ситуацию.
- Поживи, поживи, внучок, у Егорыча. Он одинок. Внука его в шахту послали работать. Обувку заработаешь, может, и мне с внуками чем-нибудь поможешь.
Жить у дедушки Егорыча Коле было интереснее, веселее и сытнее. Бабушку он не забывал. Прибегал, помогал по хозяйству и снова бежал к дедушке.
- Ну вот, примеряй-ка обувь, – подал Степан Егорович Коле в руки новенькие лапоточки. – А это онучи, то бишь, портянки. Без них никак нельзя.
Вскоре к дедушке Егорычу вернулся внук, что работал в шахте. Всё у него болело, особенно грудь.
- Кашель не даёт ему продыху, – тяжело вздыхая, сказал Дмитрий Егорович. – Опасно находиться тебе с нами. Иди-ка к Василию Петровичу, корзины он плетёт, С ним я уже договорился. Ему будешь помогать.
- Лозу умеешь резать? – спросил Петрович, не отрывая рук от недоплётённой корзины, едва взглянув на Колю.
- Не-а, – виновато опустив голову, ответил мальчик.
- Ничего! Научу! Не только лозу будешь заготавливать, но и корзины научишься плести.
А как по-другому? Дисциплинированный был Коля помощник и ученик! И лозу знал, какую и как заготавливать, и корзины плёл, Шустро бегал по селу, разнося заказы то в колхоз, то в хозяйские дворы. Ещё он любил рыбалку! Петрович из старенького шифоньера доставал белый сатиновый платочек в яркий горошек, прижимал его к губам, потом шептал:
- Голубушка моя, Любушка! Царствия тебе небесного. Век тебя не забуду. Идём с Николкой мы рыбку ловить, а ты нам с небес помогай.
Бережно он повязывал платок жены на седую голову до самых бровей. Петрович стоял на берегу, а Коля у тростников в воде прутиком шумел, рыбу загонял в мелкую сеть.
Шли как-то вечером они через луг после рыбалки. Видят, пастух стадо коров гонит в село. Несколько коров отбились, не подчиняются, не хотят иди в село. Пастух волнуется, кричит, плетью о землю стучит.
- Колюшка! Поди, помоги Кузьмичу: прутиком своим, что в реке шумел, помоги непослушниц к общему стаду присоединить.
Получилось! Помог!
- Вот бы мне такого подпаска, – поравнявшись с Петровичем, похвалил Кузьмич Колю.
- Кормить будешь пацана? – Спросил Петрович.
- Буду. Не обижу, – обрадовался пастух.
С раннего утра следующего дня Коля стал подпаском. Кузьмич шагал во главе домашнего стада, а Коля шёл вслед за коровами, следил, чтобы ни одна бурёнка не отстала. На просторном лугу пастух порой размещался на старенькой подстилке и дремал. Коля зорко следил за коровками, чтобы ни одна не убежала к вспаханному полю. В обед приходили хозяйки, доили своих любимиц, а у подпаска была минутка - другая поваляться на мягкой травушке. У хозяек, что гоняли коров в общее стадо, было правило: по очереди кормить пастухов ужином. Ужинать с Кузьмичом Коле очень нравилось. Не забывал он и бабушку Анну Степановну с её внуками: и рыбку, пойманную в реке, носил, и плетёной корзиной обеспечил, лапоточки сплёл для малышей, да и молочком делился.
Жить в Селе стало веселее, сытнее, но Колю тянуло учиться. Услышал он от бабушки важную весть: набрали из колхоза пятнадцатилетних подростков для учёбы в ФЗУ.
- Да, кажется, уехали они уже, – сказала Анна Степановна второпях, увидев взволнованное лицо Коли.
Прибежал он к председателю колхоза.
- Надежда Васильевна! Пошлите меня, пожалуйста, на учёбу в ФЗУ. Я умею хорошо читать и писать! – убедительно просил Коля.
- Да, какой из тебя ФЗУшник? Сколько тебе годков до пятнадцати не хватает?
- Есть мне пятнадцать! Есть! Я просто ростом не вышел!
- Свидетельство о рождении есть? – удивилась Надежда Васильевна Колиной настойчивости.
- Нету. В детдоме осталось, – увлажнились глаза мальчика.
- Ладно, приходи завтра утром пораньше в Сельский Совет. Поверю тебе наслово: выпишем тебе документ. Но учти: ребята уже медицинскую комиссию прошли и уехали в Ульяновск. Возиться мне с тобой некогда. До Корсунского района восемнадцать километров, свободного транспорта для тебя в колхозе нет. Преодолеешь все трудности – добрый тебе путь.
Всё преодолел: и восемнадцать километров зимой в лаптях да через лес, и медицинскую комиссию прошёл. Правда, трудно было убедить доктора в том, что в справке указана правильная дата рождения. Коля ведь прибавил себе три года (никогда и нигде он об этом не говорил)
- Поздравляю! Будешь учиться на сантехника, – сказала председатель медицинской комиссии и вручила направление в Ульяновское ФЗУ номер девять.
Направление спрятал во внутренний карман старой курточки, у самого сердца. Пока бежал, часто поглаживал рукой то место, где была спрятана заветная бумага. А добираться в село было далеко, да ещё через лес. Мороз, ноги в лопаточках с онучами. Валила усталость. Очень хотелось прилечь в позёмку хоть на минутку. Понимал: если это случится, так и останется навсегда на лесной дорожке. К ближайшему дому уже не шёл, а полз на четвереньках. Кое-как взобрался на чьё-то старенькое крыльцо и лёг. Не помнил Коля, как добрая хозяйка вместе с сынишкой затащила его в дом, отогрели на печи, напоили горячим травяным взваром. Выжил!
Счастлив был Коля безмерно, вспомнил наказ брата Витюши: «учиться». А когда определили в общежитие да выдали бушлат (правда, великоват был немного) и ботинки, запрыгал и затанцевал от радости, лапти с разбегу забросил на крышу.