Дозвонись мне
Я снова один в этой комнате
Хотел бы разглядеть тебя в темноте
Я безвести пропал
От меня нет новостей
Ты не узнаешь,
Где я был и с кем
Три дня дождя, Mona - Прощание
Узнав о гибели Феликса через третьих лиц из-за того злополучного похода в ночной клуб, закончившегося поножовщиной, Евангелина ещё долго не решалась посетить Лисова, прекрасно отдавая себе отчет, что он возможно как никогда нуждался тогда в её поддержке и она не должна была избегать встречи с ним.
Отправив на тот свет их общего врага, а позже загнав братца Милочки на недостроенную высотку в процессе погони, по несчастливой случайности Феликс сорвался вниз с этого здания, и, упав на землю с предельной высоты, умер прямо на руках подоспевшего к нему друга. Скорая, понятное дело, ему больше не понадобилась. Впрочем, прибывшие на место медики все равно бы не смогли ему ничем помочь, констатировав сам факт смерти. И глядя на то, как друг уходит из жизни прямо у него на глазах, Лисов невольно вспомнил о похожей сцене, имевшей место в его судьбе ранее, проводя параллели со смертью собственного деда, за которым они когда-то присматривали с Евангелиной, пока его неаккуратные действия не стали катализатором для отбытия старика в мир иной.
Да, Артем Лисов привык позиционировать себя сильной личностью, на чью долю выпало немало испытаний, но что творилось у него на душе на самом деле, когда потеряв вначале своего преданного друга, а через пару дней простившись и с матерью, оставалось только догадываться.
Пожаловавшись однажды на мигрень, она легла в больницу немного пролечиться, что наверное и стало её роковой ошибкой. Так как начав относительно приходить в себя спустя пару дней и готовая выписаться оттуда буквально через неделю, после посещения её палаты братцем покойного мужа ей стало хуже, а на следующий день не стало и её самой.
Уверенный, что без вмешательства дядюшки здесь дело не обошлось, Артем поклялся, во что бы то ни стало провести собственное расследование и за все ему отомстить. Однако не имея в своем распоряжении никаких доказательств относительно причастности родственника к подобным действиям, все, что он мог, так это перебирая в памяти обрывки случайных его фраз и намеков, сделать все возможное, чтобы холдинг отца ни в коем случае не попал в руки этого человека.
Воспоминания тех дней обступили его в тот вечер плотным кольцом, когда вернувшись в свою пустую квартиру, он открыл бутылку вина, надеясь отвести душу за выпивкой и ненадолго забыться. Но не до конца отдавая себе отчет в том, почему память об этих событиях снова и снова будоражила его воображение, вместо того, чтобы сосредоточиться на нынешнем отрезке времени и сделав для себя определенные выводы, продолжить жить дальше, положившись во всем на Провидение, он по-прежнему продолжал думать о своем покойном деде, смутно считая себя виновником смерти обоих: сначала пожилого родственника, потом лучшего друга, когда дядюшка Лисович скорее отправил на тот свет его мать, подсыпав ей какой-то порошок в лекарство через подставных лиц.
Проделать подобный трюк, оставаясь незамеченным другим медперсоналом, было проще простого. Так что если бы он не потащил Феликса на ту встречу в ночной клуб, как знать, быть может, тот остался бы в живых, и сейчас они бы строили новые планы на жизнь, затевая новую авантюру, только в этот раз уже против собственного родственника.
Увы, личностям подобно Феликсу жизнь отмеривает не слишком много для наслаждения собственным бытием. Такие редко доживают до преклонного возраста. В любом случае учитывая его образ жизни, рано или поздно Феликс все равно бы загнулся, напоровшись во время драки на лезвие чужого ножа, либо погибнув в какой-нибудь автокатастрофе из-за пьяного водителя.
У этого парня напрочь отсутствовала сноровка и умение просчитать все ходы и выходы из любой ситуации наперед, как получалось это у Лисова, того ещё любимчика Фортуны, благодаря которой тот не просто почти всегда выходил сухим из воды, но ему ещё и все сходило с рук, когда другие на его месте оказывались втянутыми в одну неприятную историю за другой, имевший свойство разрастаться подобного снежному кому, пока их репутация не оказывалась окончательно подорванной, а сами они вычеркнуты из общественной жизни и лишены общения с более-менее порядочными людьми.
Не обладал Феликс также и удачей, позволявшей, к примеру, его другу легко отражать удары судьбы и двигаться дальше, когда простого смертного они надолго выбивали из колеи. Будто кто-то свыше зорко следил за судьбой этого парня, сплетая на его жизненном пути все события и обстоятельства, чтобы он непременно выходил из них победителем, даже если ради подобных моментов приходилось приносить в жертву ближайшее окружение, лишь бы он один остался «на плаву». И давно заприметив за ним подобную тенденцию, в глубине души Феликс завидовал его успешности, искренне не понимая, за какие заслуги Провидение так печется об их приятеле, пуская в расход тех, чьими судьбами, с точки зрения Высшего Суда можно было пожертвовать без зазрения совести, словно они не имели никакой ценности, либо цели этих людей шли вразрез с тем, что задумал Лисов, которому всегда и во всем везло, пусть и по тому, что происходило в его жизни в последнее время, о нем такого сказать было нельзя.
По-настоящему в духовном плане он был близок только с матерью и Феликсом, делясь с ними своими мыслями и переживаниями. Их смерть ненадолго вывела его из привычного равновесия, слегка подорвав уверенность в самом себе и своих действиях. И лишившись этих двух людей за весьма короткий срок, Артем чувствовал себя весьма растерянным и как никогда уязвимым, стараясь внешне этого не показывать.
Должно было пройти немало времени, когда смирившись с этой потерей, он будет в состоянии вновь воспрянуть духом и продолжить жить как раньше. Возможно, в его жизни что-то поменяется, но вкуса к ней он не утратит однозначно. Во-первых, он был ещё достаточно молод, чтобы слишком долго горевать, во-вторых — впереди было столько заманчивого, учитывая его возможности, чем не обладала наверное половина его сверстников. Он мог и имел право строить её так, как считал нужным, не оглядываясь на пожелания окружающих.
Прознав о его потере, какое-то время к нему пыталась дозвониться Эрика, грустным тоном вещая о том, как ей жаль, и что сама она не знает, что сказать ему по такому поводу. Мол «детство кончилось», и теперь пора всерьёз задуматься о своем будущем. Как будто до этого он всю жизнь игрался погремушками, не вылезая из колыбели!
«Ну, раз ты не знаешь, что мне сказать, тогда НИЧЕГО И НЕ ГОВОРИ!» — прервал её монолог на полуслове Лисов, догадываясь, к чему все идет, и не став извиняться перед ней за собственную резкость, он просто выключил телефон, устав слушать от всех подряд слова соболезнования, пронизанные тайным злорадством и утоленным чувством мести, а также радостью видеть этого неуязвимого парня удрученным, пусть это состояние могло продлиться у него так не так уже и долго, как хотелось того его недоброжелателям.
Раз и навсегда вычеркнув из своей жизни Эрику, он был, в общем, не очень-то рад её звонку. Однако чувство вежливости вынудило его переступить через собственные принципы, и принять её звонок, выслушивая в свой адрес слова соболезнования, подчас сомневаясь в их искренности. Что было не менее удивительно, ведь после их расставания данной особы для него больше не существовало, а их былые взаимоотношения и вовсе казались какой-то иллюзией. Чем-то таким, что было в его жизни, но в чье существование было трудно поверить.
А ведь они когда-то встречались, а он даже спал с ней. Ради информации, которая помогала его отцу добиваться поставленных целей, иначе ему было бы тяжело строить козни против губернатора и его окружения, внося неразбериху в их действия, тем самым мешая этим людям воплощать в жизнь свои преступные схемы. Теперь отца больше не было, и необходимость спать с дочерью губернатора отпала сама собой. Он больше не хотел проводить время в её компании, чего нельзя было сказать о самой Эрике, порядочно втюрившейся в него тогда, и потому болезненно пережившей с ним расставание.
Так что оказавшись свободным от выполнения своих обязательств, он с легкостью отпустил свою бывшую любовницу в «вольное плавание», пожелав ей удачи в поисках нового спутника жизни, не веря, что к такой как она можно было испытывать что-то ещё помимо привычного ему чувства ненависти.
На следующее утро Артем проснулся, испытывая во всем теле невероятную слабость. Как будто накануне он квасил всю ночь, не в состоянии избавиться от какой-то тоски, ставшей причиной его подавленного состояния. Словно в нем самом после смерти этих людей тоже что-то умерло внутри, потух какой-то внутренний огонь, и он больше не испытывал к внешнему миру ничего, кроме равнодушия, что было равнозначно вкушению пресной пищи, как будто человеку было без разницы, была там соль или нет.
А между тем о нем продолжали слагать легенды, (с подачи все тех же завистников и недоброжелателей), как о личности, которой несложно было разрушить в один момент собственную жизнь, чтобы потом как ни в чем не бывало начать все сначала. Будто ему несложно было все потерять, потому что ничего существенного не имел, отрицая настоящую привязанность. У него не было уже ни родни как таковой, отсутствовали родные братья-сестры, а теперь он был лишен даже общения с подругой для души, за исключением Евангелины, которая почему-то тоже не спешила давать о себе знать, затаившись в своей конуре до лучших времен. Он жил только для себя и ни для кого больше. По этой причине ему было некого терять, кроме себя самого. И если бы он узнал, какого мнения были о нем окружающие, то ничуть бы не удивился их неоднозначной оценке.
Прошло наверное немало времени, когда переступив через самое себя и уязвленное самолюбие, Евангелина все же рискнула его навестить и поинтересоваться для начала его состоянием. Во всяком случае найдя этого парня в удрученном расположении духа, она могла бы приободрить его словами назидания, заявляя, что они не чужие друг другу люди, и он всегда может рассчитывать на её поддержку. В противном случае Лисов мог бы запросто её прогнать, ссылаясь на свое нежелание её видеть.
Теперь она была способна пережить это отторжение с лихвой, согласная ждать столько, сколько ей понадобится для наведения с ним мостов, лишь бы к нему вернулся былой настрой, а их отношения стали прежними.
Отношения… А были ли они вообще?
Тогда ей казалось, что их взаимодействие напоминает иллюзию, а сама она искала способ забыться. Сделать вид, что тоже любима и у неё все хорошо. Но была ли это просто видимость, либо она действительно чувствовала к нему что-то серьёзное, свыкнувшись с его непростым характером, над этим вопросом она стала почему-то задумываться только недавно. Иначе чем ещё можно было объяснить её беспричинную ревность к Эрике и желание разорвать эту брюнетку на мелкие кусочки, когда та хотела сжить её со свету, если бы Лисов ничего не значил для неё?!
Разве стала бы она искать с ним повторной встречи, согласившись зимой отмечать свой день рождение только в его компании, и оставив других гостей на произвол судьбы?!
И как ещё можно было объяснить её испуг, переросший позже в некое подобие паники, как только он объявил о серьёзности своих намерений в отношении её самой?! Как будто она знала заранее, что этим все и закончится, но будучи не до конца уверена, что он действительно рискнет пойти на подобный шаг, ещё долго не могла прийти в себя, ошеломленная его предложением. А когда момент охватившей её паники сошел на нет, уже поздно было давать заднюю.
Она приняла правила его игры, словно так и должно было быть, не особо противясь его намерениям. Стало быть, эти странные чувства, переросшие обычное вожделение, имели под собой серьёзную подоплеку, и зрели в её душе давно, только она сама, не спеша принимать желаемое за действительность, продолжала упорно их отрицать… До дня, когда все маски должны были быть сорваны. А сама она должна была определиться, кем является для неё этот парень и готова ли была она разделить с ним его тернистый путь. Стать не просто подругой для ложа, но и для души.
Если бы разобралась со всем этим заранее, сейчас все было бы по-другому!
С другой стороны, если Лисов был ей безразличен, отправилась бы она к нему сама, да ещё на ночь глядя?! Она могла называть это как угодно, маскируя истинную подоплеку своего визита, но правда выглядела слишком очевидной, чтобы она и дальше продолжала скрывать её от себя самой себя, называя свой поступок неким жестом благодарности за все, что он сделал для неё. За все те подарки, что он успел ей подарить, пытаясь завоевать её благосклонность.
Только не в них была суть. Они шли только в качестве приятного бонуса. И она успела оценить его рвение, узнав, что предыдущим своим девушкам он никогда не устраивал ничего подобного, привязывая их к себе другими способами. Либо у них и так все было, и материальная составляющая не играла для них особой роли.
Главное, что она не стояла с его бывшими пассиями в одном ряду. И сам Лисов не уставал это подчеркивать, выделяя её среди других девушек. Евангелина жаждала его общества. Хотела быть с ним. Но уже не просто как любовница, а спутница жизни, отыскав наконец смелость в этом признаться, и, в первую очередь, самой себе.
Да, порой она сексуально его провоцировала, и эти игры частенько заканчивались не в её пользу, (чего стоило только количество порванных им на ней трусиков), но должна была она, в конце концов, знать, что он испытывает к ней. По-прежнему ли она желанна ему, либо он к ней давно охладел, чему она непременно бы огорчилась, узнай, что он неплохо проводит время в обществе других девушек, а её не воспринимает всерьез, и даже не собирается добиваться.
Она испытывала легкий укол ревности, когда он не оказывал ей должного внимания и не расточал комплименты как бывало, успокаиваясь, когда все возвращалось на круги своя. Только единожды она умудрилась сорваться, на длительный срок лишившись его общества. А когда снова его обрела, то наверное ненадолго сошла с ума, иначе она никак не могла объяснить свой тогдашний поступок, появившись в его комнате в одном халатике, под которым не было ничего.
Если бы он её тогда прогнал, она бы расстроилась. К счастью, все закончилось так, как она планировала, ошеломив этого парня своей бесшабашностью, что, в принципе, было ей несвойственно. Как он тогда считал, будучи уверен, что хорошо её знает. И прокручивая время от времени в голове моменты их тогдашнего уединения в его спальне, Евангелина ни о чем не жалела, чувствуя себя самой счастливой на свете.
Она сделала это осознанно, так и не попавшись на глаза его матери, хотя красноречивый взгляд этой женщины говорил о том, что она возможно была в курсе всего происходящего, и была бы не прочь, если бы они сошлись окончательно, порвав с накопившимися обидами и претензиями друг к другу. По крайней мере, тогда ей казалось, что у них все получиться. Только самой Евангелине надо было выждать определенное время, чтобы разобраться с собственными чувствами, а Лисов, восприняв её поступок за побег, ещё долго не мог угомониться, находя любой повод, чтобы задеть её за живое и ненавязчиво ей отомстить.
Её нынешний жест по своему безрассудству чем-то походил на предыдущий. С той разницей, что в этот раз им уже точно никто не помешает, и её встреча с Лисовым должна была состояться не в отчем доме, а у него на квартире.
Так, наивно рассуждая о всех его проделках, но будучи не в курсе изменчивости подлинного нрава этого парня, Евангелина ошибочно причисляла его к простым смертным, переживавших свои лишения почти одинаково. И долго выбирая подходящий для подобных целей наряд, в конце концов, оставила выбор на темном брючном костюме, чей траурный фон хорошо оттеняли её бордового оттенка туфли на высоком каблуке.
Сделав легкой макияж, но не забыв при этом подчеркнуть губы ярко-красной помадой, чтобы не выглядеть перед ним серой молью, она инстинктивно расстегнула верхние пуговицы своего пиджака, по максимуму обнажая вид на соблазнительное декольте, не забыв при этом нацепить на шею серебристый кулон, который должен был акцентировать внимание на её груди. Преследуя цель чем-то разбавить свой траурный вид и придать ему красок, Евангелина нанесла на глаза черную тушь, слегка подрумянив свое бледное лицо, после чего причесав свои тщательно вымытые и надушенные волосы, подхватила сумочку, и покинула квартиру, чувствуя, что сегодня вечером она вряд ли вернется обратно. Все-таки как бы интуиция не подсказывала ей повернуть обратно и отложить этот визит до лучших времен, отказываясь слушать её голосу, Евангелина ринулась навстречу новым приключениях, ни капли не сомневаясь в правильности своих нынешних действий.
У неё был с собой дубликат ключей от его квартиры, поэтому проникнуть в его жилище без предупреждения ей не составило особого труда.
Успев, однако, перед этим нарисовать в своем уме в силу собственного простодушия довольно печальную картину непростого состоянии Лисова, она была несколько удивлена, обнаружив его далеко не в таком убитом состоянии, как ожидала.
Добравшись до знакомой квартиры, чье месторасположение она запомнила ещё с момента отмечания здесь своих именин с финалом в виде весьма откровенной постельной сцены, да ещё и на виду у жителей соседних домов, ничуть не колеблясь в единожды принятом ею решении, Евангелина для начала позвонила в дверь, заранее подготовив по таком случаю слова соболезнования. Однако так и не дождавшись никакой ответной реакции на свои действия, она решила идти напролом, врываясь в его квартиру и обнаруживая этого парня во вполне вменяемом состоянии. Во всяком случае таким он ей тогда показался.
Застыв напротив настежь распахнутого окна, Лисов держал в руке бокал с вином, сделав вид, будто не замечал её присутствия. Так что впервые столкнувшись с ним после недолгой разлуки с момента его выступления в конференц-зале, и понятия не имея, как в этот раз он отреагирует на её незапланированный визит, Евангелина слегка опешила, заметив, что он слегка выпил, но пока вполне адекватно воспринимал окружавшую его реальность. Как будто так и должно было быть.
Готовые сорваться с её уст слова соболезнования почему-то так и остались неозвучеными. Словно что-то новое в облике Лисова заставило её прикусить свой язык и замкнуться в себе после машинально озвученного ею банального приветствия, которое он наверное даже вряд ли расслышал, поглощенный выпивкой. Во всяком случае на тот момент он выпил достаточно, позволяя себе говорить при ней вслух то, на что вряд ли бы решился в иное время, рискуя нарваться на пощечину.
Главное, что он был искренне рад её ночному визиту. Это было видно по его глазам, как только он соизволил к ней повернуться, чтобы поприветствовать её в той же манере. И предпочитая ранее никогда не заглядывать ему в глаза, Евангелина обнаружила в их взгляде что-то такое, что теперь не просто настораживало её, а вдобавок ко всему ещё и пугало.
Это был взгляд человека, готового совершить что-то невообразимое, пусть и не сейчас, но в необозримом будущем точно. Словно к этому он шел всю свою сознательную жизнь, и только недавно у него появилась наконец возможность воплотить в реальность свои дерзновенные планы, пытаясь все это время вести такой образ жизни, чтобы не сильно будоражить своими поступками общественность, что получалось у него не всегда. Но, в конце концов, он пытался.
Увы, ей представлялась совсем другая картина утешения этого парня, если он вообще в этом нуждался, судя по его нынешнему поведению. В какой-то момент ей даже показалось, будто она нарушила его уединение, ворвавшись в комнату далеко не в самое подходящее для этого время, но стоило ей сделать движение в сторону двери, как будто она взаправду собиралась его покинуть, тут же была вынуждена остаться, услышав в ответ приказ никуда не уходить и побыть немного с ним.
Подчинившись почему-то его словам, Евангелина осталась стоять там, где была застигнута врасплох. То бишь в его спальне, где царил полумрак: помещение освещал один лишь ночник, а верхнее освещение было выключено. Либо сам Лисов не видел смысла его включать, обзаведясь привычкой предаваться своим мрачным мыслям именно в такой обстановке и при таких условиях.
Книга 4. Глава 4
http://proza.ru/2023/11/22/936