Зоя Акимовна – женщина с планом, зародившемся в маленькой головке еще девочки. Ей около шестидесяти, и он все еще при ней. Где-то, где положено быть планам, их сдают в архив. Тут никакого архива. Только голова. Только в мозгах. Поэтому никто его не видел. Но так как из него все остальное, и оно, как накипь, то по нему можно узнать, что он такое. Он – это слово, которое передала Туреневу Зоя Акимовна, в нем как бы весь он – «недотепа». Если б надо было выбрать из двух братьев: Туренева или Борьки – то она выбрала б последнего. Тот был болтливым, находчивым, но что его находчивость – быстро соврать. У него и с возрастом никуда не пропало стремление похвастать какой то штуковиной, мелочью, ненужной, но красивой вещицей, или щеголять в заграничных обносках, при этом, он высокий и по своему красивый, он выделялся из среды своих друзей-алкоголиков. Она тоже была большой выпендрежницей. Так или иначе, он больше подходил для ее компании. Только не Туренев: тот видел животы и рожи первых ее приятелей, хотя бы поэтому у него с ними ничего не могло получиться, даже короткого разговора. Это грязная толстая ростом в метр пятьдесят торговка овощами на базаре, часть которых она выращивала на своем огороде. Ее сожитель, наоборот, тонкий и высокий. У них желтая восьмерка спереди без пассажирского сидения. Но у той обнаружили рак груди. Операция. Два-три года – это все, что пообещал ей хирург. Были и другие - Смаглии. Эти чистенькие. У них два павильона, где работали наемные продавцы. Он видел ее и его на похоронах тети. Собственно, ее только мельком: маленькая женщина приятной наружности. Он тоже щуплый и расторопный. О том, что тот дельный человек, он судил по его участию в приготовлениях к похоронам. Это было в прошлом году на второй день после крещения. В те дни стояли сильные морозы, снег то шел, то переставал идти. Когда они, он и Зоя Акимовна, вышли из подъезда, ветер закружил его в вихре и понес вдоль улицы. Тот ждал их во дворе, потому что заходить в квартиру ему запретила жена, испуганная смертью от коронавируса. Уже потом, после всего, когда покойницу опустили в яму, это сильно разозлило Зою Акимовну: «Ах, он такой…» - и далее, что они остались в стороне, когда у нее случилось горе. Валентина Акимовна сказала Туреневу, что они разругались окончательно – Зоя Акимовна заявила, что знать их не знает, «а какая была дружба!». «Он привез гроб и потом помог выносить его уже с телом, перехватив его у меня на лестнице, когда мы с Иваном спускались с третьего этажа, - вспомнил Туренев. – Да, они не были на кладбище и на поминках, но мало ли кого там не было». После похорон Зоя Акимовна продала черную машину и купила красную. В норковой шубе длиной в пол нежного орехового цвета с интересными переливами она садилась в машину и ехала на базар, который был через дорогу. Потом продала шикарную квартиру и купила двушку в Киеве: «Теперь я киевлянка и буду ходить в театры». Тут одно из двух или женщина сошла с ума, или это ее план. На сумасшествие указывало то, что она все проделала в суматохе и большой тайне от родственников.
Теперь Туренев вспомнил ее слова о киевлянке, - «У нее есть все основания быть недовольной обстрелами», - заявил он, когда, пересердившись, Нина Николаев опять пришла в комнату, где села на диван. Первый ее вопрос: «Как там?» «Воюют», - ответил ей он. «Я знаю, что воюют, а конкретнее», - опять спросила она его. «Пишут, что в Гостомеле идет бой, что очереди за бензином и к банкоматам, что от центра до выездов из города пробки (там где-то в пробке Зоина красная машина)», - когда он сказал о Зоиной машине, его голос предательски сорвался на всхлип, в глазах у него стояли слезы.
Раздался бах, за ним еще и еще, Зоя Акимовна открыла глаза и, нащупав на тумбочке слева телефон, взяла его – было без двух минут пять. Только она опять закрыла глаза, как тут с улицы донесся крик: «Рятуйте!» Кричала женщина. Встав с кровати, она выглянула в окно. На противоположной стороне вдоль улицы бежала женщина, только из постели в одной рубашке с ребенком на руках. «Боже!» - вскрикнула она. «Що там?» - спросил ее Иван, который тоже проснулся. «Жінка біжить», - сказала она. Опять раздались четыре баха. «Це десь в тій строні», - сказала она и махнула в сторону жд вокзала. Следом за женщиной из двора многоэтажки напротив выбежал мужчина с пальто в руках. Он догнал ее. Они о чем-то говорили. Но вот он накинул ей на плечи пальто и они, уже обнявшись, возвращались назад.
После шести Зоя Акимовна и Иван были у Светы. Она и Игорь не казались испуганными.
-Мы все знаем, - сказала Света, когда они вошли в прихожую. Уже в комнате она закончила: «Отсюда надо уезжать».
Зоя Акимовна и Иван сидели на диване. Света и Игорь стояли напротив.
Игорь – среднего роста, ему тридцать семь лет, он начал полнеть и в скором (пять лет, не больше) будущем из себя теперешнего, еще стройного, обещал превратиться в обрюзгшего немолодого мужчину – о животе речи нет, уже сейчас лицо заметно округлилось, напоминало спустивший резиновый мячик, зрачки, как две точки. Говорит больше Света, но когда и ему удается вставить слово, то разговаривает с небольшой ленцой, нехотя переворачивая во рту язык, при этом шепелявит.
-Светочка спит? – спросила занятая своими мыслями, сказав, как бы в пустоту, Зоя Акимовна.
-Спит. Сначала проснулась, когда были все эти бахи. Но я ее успокоила.
Света любила себя, как Зоя Акимовна любила себя, поэтому назвала дочку своим именем. Она тощая, но в ее возрасте это скорее плюс, чем минус. К тому, что она стройная, можно добавит, что выглядит моложе своих лет. У нее приятное лицо. Она не красавица, но правильные черты лица и какой-то несерьезный, бесшабашный, не затуманенный будничной обычной для замужней женщины заботой взгляд. Поэтому можно сказать, что да, не красавица, но в ней что-то есть.
-Да, надо уезжать, - согласилась с ней Зоя Акимовна.
-Ты не поняла, мама. Надо уезжать из страны. Насовсем…
Зоя Акимовна изменилась в лице, мол, как насовсем. Вместе с первыми обстрелами, разрушениями, которые, конечно же, были, убитыми и покалеченными рушилось все, все рушилось и жизнь тоже рушилась. А как же тогда квартиры в Киеве, красная машина! Все зря, все насмарку.
-Скоро здесь начнется такое, что невозможно будет жить. У этой страны нет перспективы.