Приход казака Тихого Дона Андриянова Геннадия Иван

Юрий Докукин
                Приход  казака Тихого Дона Андриянова Геннадия Ивановича
                Часть I

          Прошло уже  достаточно  времени  с тех пор, как я написал первую часть рассказа. Очень  много изменилось в жизни  прихода, и те прихожане, что прочитали рассказ,  просят меня продолжить повествование, как они говорят,  «для истории». Однако, история в жизни человека обычно заканчивается смертью, что считается печальным событием  для окружающих, но не для покойника.  Поэтому  древние христиане и старались  не  плакать при отпевании, зная о жизни вечной.  А приходы, тоже  должны были бы  жить вечно. В них же обитает сам источник жизни Господь Иисус Христос. Но  если праведники, в сердцах которых  поселился Бог, переходят из тленного состояния в  бестелесное вечное, то приходы полностью зависят от  желания высшего священноначалия,  т.е. епископа, считающего  себя господином  и повелителем  прихода.  Так написано в  уставе. В Москве над всеми епископами стоит Патриарх, и это  оказалось отдушиной для моего батюшки. Но об этом позже, а пока…

          А пока батюшка старался никому не показывать своё беспокойство, он даже перестал ходить в храм Христа по письменным распоряжениям благочинного, посылая туда меня, как бы представителя от прихода. Я тоже не  любил эту обязанность, так как приходилось стоять под шестиконечными звёздами, а иногда и на шестиконечных звёздах. Исполнял это по необходимости, согласно велению батюшки, чтобы  на этих послушаниях меня часто видал А. и не сильно приставал к батюшке.  Когда  А. видел меня, то противопоставлял   настоятелю,  сравнивая с отцом Геннадием, которого  не видал здесь.  С течением времени  я заметил, как резко у него меняется лицо, перерастая в улыбку, и становится добрым, участливым, благообразным. Совсем другой человек! Стоило ему вспомнить о батюшке, лицо его менялось и ожесточалось. Мне становилось страшно от вида его лица. И я рассказал об этом батюшке.

          Отец Геннадий нисколько не удивился и сказал: «Это он играет с тобой, желает тебя восстановить против меня, надеется на твоё тщеславие, чтобы ты пожелал стать настоятелем, сменив меня».
         - Быть того не может! Я же заштатный у тебя, меня владыка не любит, он не позволит.
          - Ну, и что? Это он меня не любит, я о нём слишком много знаю, да и было время, когда он был обыкновенный иподьякон, ему приходилось стелиться передо мной, а он злопамятный человек.
         - Я тебя хорошо понимаю, у меня тоже с ним нелады. Мне  как-то удалось напроситься у Патриарха на встречу, а владыка так долго медлил с моим приемом у Его Святейшества,  что я после года еженедельного обивания порогов патриархии,  осознал тщетность своих упований.    Я увидел в этом  личную заинтересованность епископа, потому  и бросил  добиваться приёма, хотя дело касалось храма Христа Спасителя.
 
          Батюшка давно уже это знал. Когда мы с ним служили в храме Петра и Павла, я посвящал его в свои дела на исповеди. Это было ещё до начала существования нашего прихода в Серебряниках.
Но я, понимая, что дело серьёзное, если сверху пытаются бороться с нами такими методами, решил принести себя в жертву, тем более, что слышал от других, да и от самого батюшки, самую страшную негативную информацию о нашем владыке и его «правой руке».

          Отче! Разреши мне написать рапорт на имя Святейшества о отношении ко мне А., что он строит мне глазки и пытается соблазнить! Ведь только так я могу расценивать его заигрывания!

          От моих слов батюшка развеселился, но не разрешил, да и не запретил:

          Решай сам, но лучше не стоит. У меня есть ещё много разных возможностей дать отпор посягательствам на наш храм. Лучше смиряйся! На том моя мысль потерпела фиаско, я отложил её про запас, смирился.

          А дальше – всё как обычно: приход жил и молился, не зная о наших сложностях и проблемах. Через какое-то время из благочиния пришло повеление приготовить списки прихожан, которые внесли свою лепту в восстановление храма, для награждения их медалями. В форме было необходимо:  приклеить фотографию, написать имя, отечество, фамилию, телефон, адрес, и чем помогал данный человек.  Практически надо полностью описать личность человека. Естественно, что мало кто хотел дать свои данные в благочиние. Батюшка поручил мне исполнить это повеление со словами:

         « Это просто необходимо, если не сделать, то могут к нам придраться. Я понимаю, они хотят получить данные о наших спонсорах, чтобы потом обратиться к ним помимо нас. Спонсорам эти награды не нужны, они и так имеют их великое множество, так что изволь проявить смекалку. Надо сделать так, чтобы исполнить, но в тоже время никого не подставить. Ты это умеешь».

          Делать было нечего, я стал анализировать и понял, что награждать необходимо чуть ли не весь приход, а это значило, что и наши спонсоры могут затеряться среди всех прихожан. В листочках о спонсорах я написал:
 
          «Этот человек отказался давать свои данные и отказался от наград по причине своего  смирения и скромности».

          Конечно, предварительно я довёл до их сведения то, что  было написано.

          В благочиние я нёс  полную папку с именами прихожан. Это были люди, верующие в Бога и доверявшие мне и батюшке, все  были духовно родными. А как ещё можно их назвать? Они для нас братья и сестры по родству с  Самим Господом Иисусом Христом, трудившиеся и жившие храмом.
 
          Хотел бы рассказать о том, которого не было в этом списке. Он уехал  к себе на родину, в Грузию. Трудился  сильнее всех, а   жил в не отапливаемом храме, так как жить ему было негде. Звали его Мираб.

          Он вместе с сыном выполнял работу Геракла и освободил пространство храма от стен завода по изготовлению диапозитивов и диафильмов. Его инструментом были кувалда, скальпели и натруженные руки. Конечно, трудящиеся в храме достойны пропитания, и мы старались, как могли, обеспечить Мираба, упрашивая спонсоров, но иногда и у спонсоров шли дела неважно, тогда Мирабу приходилось переходить на другую работу.

          Он ремонтировал здания в нашем переулке, и его люлька постоянно висела наверху того или иного дома. Когда он уехал, от него осталась надпись на заборе напротив колокольни - его имя грузинскими иероглифами. Сейчас городские власти закрасили это памятное для меня имя, а зря, я поставил бы ему памятник, как герою труда.

          Также вспоминается и раба Божия Татьяна, которая на своей работе смогла уговорить начальство выделить на погрузку строительного мусора девять Камазов, и то, как наши прихожане «по тревоге» приходили грузить те камни, которые Мираб заготовил заранее. Несколько дней ударного трудового подвига прихожан создало из них неимоверно сплочённый коллектив. Каждый нёс ту или иную лепту в созидание храма.

          А как забыть труды Анны Леонидовны, которая обивала пороги чиновников Московской Мэрии, чтобы добиться финансирования реставрации храма. И добилась –таки, и не один, а три раза. Только из этих денег мы не получили ни копейки. Потом их перераспределяла патриаршая комиссия, и они шли на первоочередные цели, как нам говорили, реставрации монастырей. Но это всё церковная политика, а наше дело было биться за возрождение храма, за свой родной приход.
 
          А как же мне не вспомнить и не помянуть о упокоении Наталии Николаевны Зуевой, она была моей правой рукой в братстве храма Христа Спасителя. В 1993 году в своей квартире устроила госпиталь для лечения раненых защитников Белого Дома, у неё многие из защитников прятались от преследования. А её дочка Александра стала нашим спонсором и часто посещала храм.

          Как-то она спросила батюшку, нужен ли храму автомобиль, но батюшка отказался, махнув в мою сторону: «Подари лучше отцу Георгию, ему нужнее»! Так я стал личным водителем батюшки. Она же предлагала батюшке поехать на святую землю вместе со своими друзьями и мамой, но тот ответил тоже: «Лучше пусть поедет отец Георгий»! И я поехал на Преображение Господне. Мне рассказывали, как радовался он во время трапезы после литургии праздника, когда я  поздравил его и весь приход по телефону после спуска с горы, освятившись благодатным светом Преображения.

          Когда меня спрашивают о том, как мы смогли осилить восстановление храма, то я отвечаю - по молитвам  Святого Иоанна Шанхайского и Сан-Францисского. И это действительно так. Так считает вся наша община, а вместе с ней и я.

          Этому предшествовало одно знаменательное событие. Надеюсь, вы помните 1993 год и как тогда жили, что денег почти ни у кого не было, и на храмы жертвовали мало. Но мы служили в колокольном храме, отопления не было, и зимой замерзало всё – и все части тела, богослужебные сосуды и вода, которую приносили из другого здания. Согревала только молитва нас и наших прихожан. Ободранные кирпичные стены храма как бы подчёркивали суровость обстановки. Так было достаточно долгое время. Прихожане знали друг друга, ибо пришли за нами из храма Петра и Павла.

          Изо всех выделялся один человек, в котором можно было определить иностранца, но он так же, как и все, подходил к исповеди и причащался. Однажды этот иностранец после отпуста литургии подошёл к Кресту приложиться, но при этом вынул из кошелька 200 долларов и сказал: «Батюшка возьмите эти деньги, закажите на них икону Святителя Иоанна Шанхайского и Сан-Францисского, молитесь ему, и он всё устроит, поможет восстановить храм».
 
          Тут надо понять, что в те времена Святитель Иоанн ещё не был канонизирован Московской Патриархией, а только Русской Православной Церковью Зарубежом. Мы так и сделали, нашли его бумажный образ, иконописца, который написал икону и стали тайком служить молебны, а перед тем, как храм посетил Владыко, поместили образ в алтаре.  Как говорится, от греха подальше. 

          Владыко сделал замечание, но батюшка его успокоил тем, что мы специально повесили образ в алтаре, чтобы не показывать раньше времени народу. А через некоторое время приехал и этот «иностранец», он оказался одним из иподьяконов Святого Иоанна Шанхайского и Сан-Францисского. Его звали  Николай Лукьянов. Он привёз нам маслице с гробницы, бумажные иконки и свечи. А брат Николая Лукьянова, нынешний архиепископ Сан-Францисский и Чикагский Петр, впоследствии при посещении Москвы не один раз приезжал к нам и служил, наставляя батюшку, приход, и особенно казачество.

          Он, как и батюшка принадлежал к Донским казакам, и это были две родственные души. Батюшка подарил ему красивое запрестольное Евангелие и  богослужебную чашу. Православные приходы в Штатах отличались своей бедностью. Батюшка не мог не помочь тем, чем мог братьям во Христе. За что был подвергнут обструкции от архиерея. Вот его рапорт:

                РАПОРТ
               
                Ваше Святейшество!
          21 марта с.г. я был вызван Архиепископом Истринским  в Московскую Патриархию для объяснения по поводу нахождения в нашем храме иконы Святителя Иоанна архиепископа Шанхайского и Сан-Францисского.

          С момента возобновления регулярных богослужений в колокольном храме во имя Усекновения главы  Иоанна Предтечи (октябрь1993 г.) и вплоть до окончательного отъезда на родину в США все воскресные и праздничные службы усердно посещал Николай Андреевич Лукьянов. Он и его брат Павел (ныне епископ Кливлендский Петр) многие годы находились рядом с Владыкой Иоанном. Видя наши скорби и трудности в деле восстановления ранее порушенных храмов Святой Троицы и колокольного во имя Усекновения главы Иоанна Предтечи, Николай Андреевич по-братски советовал нам обратиться с молитвой к Святителю Иоанну, коий, по его свидетельству, является благодатным и действенным покровителем всех храмостроителей. С этой целью он за свой счет заказал и подарил нашему приходу иконный образ архиепископа Иоанна. Примечательно, что образ был написан на старой иконной доске, первоначально использовавшейся безбожниками как дверца в скотном дворе, а затем по неразумию одного из простецов мирского звания – как столешница. Близкие наши отношения с Николаем Андреевичем были продиктованы не только православной верой, но и в каком-то смысле схожей судьбой и происхождением. И мои, и его предки – представители  казачьих фамилий – вели борьбу в годы гражданской войны с безбожной властью. В частности, мой дед – Григорий Семёнович Андриянов был видным руководителем повстанческого движения на Дону ( см. Д.Л. Голинков «Крушение антисоветского подполья в СССР» М., 1978, т.2, стр. 91-92).

           Положа руку на сердце, свидетельствую, что вскоре Бог по молитвам Святителя Иоанна послал нам конкретную и реальную помощь в лице православных предпринимателей А.Н. и Д.Н. Ананьевых – искренних почитателей этого угодника Божия.
         
          Никакой конъюнктуры, излишней афишизации, а тем более, спекулятивного насаждения культа почитания Святителя Иоанна мы не  миру преследовали. А наиболее нетерпеливым поклонникам и почитателям советовали дождаться, если Богу будет угодно, официальной канонизации. Что, впрочем, не идет вразрез с традицией почитания местночтимых  святых, «миру не видимых, но Богу ведомых».  И если  иногда кто и заказывал по незнанию своему молебен вышеупомянутому святому, то мы, щадя чувства людские, связывали это с образом  и именем Святителя Иоанна Тобольского (родственника его по отцовской линии) ии соотносили с более широким, но безымянным ликом всех святых в православной полноте просиявших.

          Практически, послужить делу популяризации Святителя Иоанна было бы несложно. Братья Ананьевы – владельцы еженедельника «Аргументы и  факты» и других крупных печатных изданий, имея мощную полиграфическую  базу, неоднократно предлагали осуществить серию публикаций, посвященных жизни и деятельности Владыки Иоанна. Но мы рекомендовали им не спешить и дождаться вожделенного момента, когда две единые части нашей Церкви войдут в евхаристическое общение.

          В свете этого неубедительные попытки охарактеризовать наше весьма сдержанное, но одновременно благоговейное отношение к личности  Святителя Иоанна, как дерзость и ослушание, представляется мне делом заведомо нечестным и нечистым. Тем более, что заглушить стихийное почитание православными Святителя Иоанна, думается, уже невозможно.

          Что касается выставляемых якобы для общего поклонения мощей Святителя Иоанна, то покрывая подобные слухи любовью христианской и милосердием, могу назвать всё это плодом больной и лженамеренной фантазии. Святых мощей никто и никогда, к сожалению, нам не предлагал.

          Не могу промолчать «страха ради иудейска» и не высказать  своего отношения к Святителю Иоанну: лично для меня он святой. В своем домашнем правиле я каждодневно обращаюсь к нему с искренней молитвой. Надеюсь на его предстательство перед Богом, помощь и вразумление.

          По поводу возможного служения в нашем храме епископа Кливлендского Петра. Никогда в жизни я не видел и не слышал его воочию. Не имел, так сказать, чести и удовольствия общаться, а уж тем более, самолично приглашать его совершить в нашем храме богослужение архиерейским чином.

          Будучи в добрых отношениях с прихожанами нашего храма братьями А.Н. и Д.Н. Ананьевыми, епископ Петр консультировался с ними по поводу возможного служения 24  мая с.г. в нашем храме. Обратившемуся ко мне с этим вопросом  Алексею Николаевичу Ананьеву я пояснил, что решение подобного рода проблем - сугубая компетенция Святейшего Патриарха. 

          Спустя несколько дней мне на приход позвонил брат  епископа Петра, староста Сан-Францисского кафедрального собора, знакомый мне Николай Андреевич Лукьянов. Я повторил ранее сказанное, добавив при этом, что наверняка к ожидаемому знаменательному событию в мае месяце соответствующими службами РПЦ подготовлена насыщенная и плотная программа. Тем более, что по многолетней традиции в день памяти святых просветителей славянских Кирилла и Мефодия, Святейший Патриарх с сонмом сослужащих ему архиереев в Успенском Соборе Московского Кремля исходит после Божественной Литургии на Славянскую площадь для совершения торжественного молебна.
   
          Следовательно, присутствие в этот момент Владыки Петра в нашем храме будет нести элемент некой малообъяснимой обособленности, да и в какой-то мере послужит понижению его статуса. Мною было указано также и на ряд труднопреодолимых сложностей материально-технического свойства: в  нашем храме до сего времени не совершалось архиерейских служб, хор по  составу и квалификации не готов к этому достаточно непростому чинопоследованию. Нужны помимо всего прочего знающий протодиакон и иподиаконы. Впрочем, если на то будет воля Божия и благословение Святейшего Патриарха, мы постараемся должным образом подготовиться к данному событию.

Вашего Святейшества недостойным послушник.

          У нас в храме всегда были живые цветы, их приносили прихожане, а наши уборщицы Анна Дмитриевна и Клавдия Николаевна расставляли их по иконам. Очень сильно помогала украшать цветами наш храм раба Божия Раиса Степановна Стручкова. Это была выдающаяся балерина, она трудилась в Большом Театре, была примой и основным дублёром Галины Улановой. Не буду ни с кем спорить, но батюшка ставил её намного и выше Улановой и даже Плисецкой.

          Так вот, Раиса Степановна после выступлений никак не могла прийти на всенощную в храм, а потому цветы приносила ещё до службы её няня Екатерина Лапаури. Цветов всегда было много, цветы дарили после спектакля балерины, её ученицы по окончании разбора выступления. А мы получали «готовые плоды» их работы, т.е. не мы, а Господь. И если отец Геннадий причащал перед смертью саму Раису Степановну, то мне посчастливилось причащать тоже перед смертью её няню Катю, после причастия мы сидели близко к её постели с другой Катей, тоже нашей прихожанкой, и Раисой Степановной за чашкой чая.
          Так я приобщался к искусству. Отцу Геннадию всегда хотелось приблизить меня к своим друзьям.
 
          Умерла Раиса Степановна на Пасху 2 мая 2005 года и похороны её были, как и должны быть у настоящего христианина, не печальные, а радостные. Легкая тоска по ней соединялась с пасхальной радостью Воскресения Христова. Отпевали в нашем храме и соединялись два запева под одной мелодией: «Христос Воскресе из мертвых! Покой Господи душу усопшия рабы Твоея Раисы!»
 
           О таком отпевании можно только мечтать. А затем отец Геннадий благословил меня поехать в Большой театр, где было прощание на светском уровне, что более всего запомнилось мне, это слова Швыдкова: «Прости меня Раиса Степановна»!

          Вроде бы обычные слова на похоронах, но здесь они имели большое значение, ведь Раиса Степановна боролась и отстаивала классический репертуар театра, а Швыдкой ратовал за современный  западный стиль,  т.е. разрушение русской культуры. После я отслужил литию с пением Христос Воскресе, закрыли гроб и отправились на Введенское кладбище, где ещё одна лития и при пении с каждением Раиса Степановна легла рядом с своим супругом и партнёром по балету Александром Лапаури.

          Можно много ещё перечислять истории наших прихожан, но мне хотелось бы, чтобы вы поняли, как я стал священником храма Троицы в Серебряниках. Дело в том, что я был заштатным протоиереем. Так получилось. А до этого служил в храме Петра и Павла, там же служил и отец Геннадий. Вся  история, ухода за штат, была связана с моим здоровьем и идеей восстановления храма Христа Спасителя.

          Хождение за штатом дело трудное, ведь человек должен где-то получать средства на существование не только себя, но и семьи. Несмотря на своё заштатное состояние, я окормлялся, т.е.  служил и причащался в храме Петра и Павла. Из Церкви не уходил никогда и никуда. С батюшкой мы не только дружили, но я исповедовался у него, и он знал всю мою жизнь. По жизни получилось так, что через какое-то время я оказался в достаточно бедственном положении, а батюшку назначили в храм Святой Троицы настоятелем. Он, не долго  думая, определил меня к себе завхозом. Зарплата была совсем мизерной, символической, но то, что я был при храме, позволяло мне служить и причащаться.

          Однако, батюшка на этом не успокоился, ему хотелось вернуть меня в клир. По-видимому, по его молитвам и по моему взвешенному состоянию, Господь создал очень интересную ситуацию. К батюшке за помощью неожиданно обратился сам архиерей и попросил умолить наших спонсоров дать ему десять тысяч долларов для покупки подарка Его Святейшеству на день Ангела. Тогда батюшка решился поставить владыке условие: «Владыко! У меня тут отец Георгий неприкаянный  и без места. Помогите ему, зачислите в штат, а я постараюсь что-нибудь сделать по вашей просьбе»! Владыке очень это не понравилось, но он всё-таки выдавил из себя: «Ладно, пиши прошение от себя лично, я что-нибудь придумаю».

          Когда батюшка спросил меня, то я ещё сомневался. Уж больно не хотелось опять попадать в зависимость от Патриархии, да и не хотелось быть причастным греху симонии. Как я понимаю, христианин должен быть относительно свободным, и в своих делах подчиняться только духовнику. Вот я и подчинился. Выиграли все: и архиерей, и я, и батюшка, а Его Святейшество в подарок от московского духовенства получил дорогой патриарший жезл, которым он обязан был пасти нас, недостойных своих овец.

          После того, что я рассказал, необходимо сказать и о спонсорах. Мне кажется, что слово - «спонсоры» может их обидеть.  Они, прежде всего, были прихожанами. Мы их называли братьями, они на самом деле и были братьями. Приходили в храм регулярно и вели чисто православный образ жизни. Соблюдали посты, причащались и всячески помогали на богослужении: подавали кадило, выходили со свечами, читали Апостол, делали всё, что и храмовая молодёжь. Так как они были высокого роста, а голоса сильные и низкие, то можно сказать, они были украшением за богослужением.

           Нельзя думать, что, будучи христианами, они разбрасывали деньги налево и направо, и что эти деньги им легко доставались. Быть русским бизнесменом такого уровня дело тяжёлое. Все видят в тебе лишь мешок с деньгами, и желают использовать знакомство с тобой для своих целей. А они были просто людьми, а чтобы  остаться на своём уровне, им приходилось ставить преграды от излишнего общения. Поэтому нам с батюшкой было чётко сказано: ни за кого не ходатайствовать, а это для пастыря на приходе задача сверхсложная. Но мы, как могли, старались исполнять её.

           Конечно, архиереи стремились использовать их мощности по максиму. Нашего владыку спонсоры игнорировали. Трудно сказать строительство скольких храмов они профинансировали, сколько средств потратили на те, или иные, мероприятия, но думаю, что много. А  наш приход, как сами они свидетельствовали, обошелся им не дорого. Батюшка старался не сильно трясти их кошельки, только по нужде. В них он видел своих чад, а их  семейства своими родными детьми.

          Вот видите, я пошёл по пути описания наших прихожан,  их было достаточно много, и пусть простят меня те, о которых я технически не смогу  возраста видели его по телевизору, он был диктором и был всем известен, обладал чудесным голосом.  Вся страна следила за тем, как он после операции на голове, приехал из-за рубежа с  завидной шевелюрой, и весь народ спорил, насколько долго у него продержатся волосы. Это был диктор телевидения Виктор Иванович Балашов.

          Однажды я выходил из метро и смотрю: идёт Балашов вместе с каким-то человеком. Он заметил меня, восхитился моей широкополой шляпой и представил своему другу: «Это наш батюшка, отец Георгий, а это гер Мардухай Авраам бен Авраам. Он нищий, стоит у синагоги». Я был достаточно удивлён его видом: на нищего Мардухай был явно не похож, скорее всего, это был, судя по одежде, добропорядочный зажитый еврей.

          Мы разговорились, и я узнал, что он действительно стоит у синагоги, прекрасно знает Священное Писание и Талмуд. В разговоре Мардухай неожиданно стал жаловаться мне:
          «Что они делают? Они же хуже неверующих, для них самое главное деньги. Вы читаете газеты? Там пишется про молодого человека, который пырнул ножом раввина. Но всё было не так, это они, они дали ему нож, настроили молодого парня, дурака. И всё ради денег… ! Они служат мамоне, им нужны деньги,  хотят получить деньги из Израиля на свою безопасность, вот и устроили это безобразие».

          Конечно, я знал про этот случай, все газеты писали про него. Но, что я мог сказать? В одно мгновенье Мардухай стал близок мне, как человек ищущий правды и справедливости. Я мог только посочувствовать ему и предостеречь, ведь с такой позицией он может потерять своё место у синагоги  и стать близким не этим мнимым праведникам, а Богу. Мы расстались.

          А Балашов, на  встрече с отцом Геннадием поделился мнением о моей шляпе, и назвал меня красивым. Батюшке, так понравилось это слово, что он захотел сделать из него  прозвище, и часто называл меня «красивым» где ни попадя. А звоня Виктору Ивановичу, поминал меня именем «красивый».

          У батюшки было много друзей, и все, в основном, интересные, как любил он говорить, из аристократов духа. Кем же он тогда был сам? Как его можно определить? Ведь есть такая народная поговорка: «Скажи мне кто твой друг, и я скажу, кто ты». Так кто же он был? А был он казаком, при  чём, не простым. Я как-то сразу почувствовал его аристократизм, находясь в семинарии. Он учился в ней и одновременно работал в Отделе внешних сношений. Приезжал в семинарию по праздникам, на экзамены и часто сопровождал владыку Гедеона Докукина, своего родственника. Как позже батюшка мне рассказывал, он любопытствовал обо мне из-за фамилии, и сожалел, что не догадался предложить мне работу в Отделе, когда  подыскивал людей для Отдела. Он мне говорил: « Ты, отче, прямо-таки создан для Отдела, ты бы пришёлся ко двору»!
 
          Что такое был этот Отдел, у которого сношения были с внешними? Конечно, управлялся он нашими силами. Там работало много людей из внутренних сил, но чтобы с ним контактировали внешние силы из русских православных людей, атмосфера в отделе была демократическая. В нём трудились люди, которые  в своё время в силу разных обстоятельств не смогли жить за рубежом, хотя и происходили из именитых семейств. Их контакты помогали работе Отдела. Там были люди достаточно образованные и воспитанные прежними традициями. К ним тянулась также наша верующая и думающая интеллигенция, можно сказать, сливки духовного ресурса России.

          Батюшка, хотя и происходил из весьма бедной казачьей семьи, но корни этой семьи были известны и очень почитаемы за рубежом, да и в нашем Отечестве.
Вы, наверное, читали книгу Шолохова «Тихий Дон» или смотрели фильм по одноимённому названию, то помните главного героя Григория Мелихова. Так вот, это и есть батюшкин дедушка, конечно, фамилия, как бы,  не та, но это не главное, ибо Шолохов писал свою книгу и описывал своего героя, как собирательный образ.

          Я в своей жизни знал ещё одного донского казака с фамилией Мелихов, который достойно себя проявлял по жизни и соответствовал характером своим предку. Но это доказывает лишь одно то, что как не мутили красные в казачьей среде, борцов с ними было достаточно много. Григорий был русским казаком и для русского человека воспринимался, как герой гражданской войны, не смотря на победу режима.

          Батюшкина же фамилия Андрианов  больше известна за рубежом, он был там героем. Для красных Андрианов Григорий был бандитом, а для народа воином – освободителем. У меня есть перепечатка с книги, которую написал бывший красный комиссар Аким Болдырев, повествующий о своих «подвигах» по поимке бандитской банды под предводительством Андрианова. Этот человек написал лишь одну маленькую книгу за всю жизнь, затем всю жизнь рассказывал о том, как он боролся с бандитами, получил звание персонального пенсионера. 

          Мне как-то довелось идти по Ваганьковскому кладбищу и увидать памятник, где о заслугах человека написано лишь, что он персональный пенсионер. Не помню его фамилию, но зато знаю теперь, что такое персональный пенсионер.
 
          Там в отделе, батюшка познакомился со многими интересными людьми, это наши архиереи и архиереи других стран и конфессий, из других стран люди приезжали в Россию, а не в СССР. А  в нашей стране, люди, близкие по духу, желали получить хоть крупицу знаний о том, что произошло с Россией и, обходя все заслоны, стремились приблизиться к Церкви. 

          Это были заслуженные и именитые деятели культуры, искусства, науки и так далее. Их Патриархия не могла оттолкнуть и посылала в Отдел, и в отделе они находили для себя отдушину, общаясь с такими же искателями Истины, как они сами. Они приносили отделу большую пользу, а чем другим можно  привлечь иностранцев, как ни общением с культурной элитой общества?   

          В тоже время все находились под колпаком наших доблестных органов, которые здесь работали более сильно, чем в других местах и «дружили» со всеми архиереями, священством и работниками отдела. Как и каждый человек,  работники органов имели свой характер, свою натуру, свой взгляд  на ту или иную проблему. Самые лучшие из них были более чисты нравственно, чем иные архиереи, и только принадлежность к своей корпорации, клятвы данные системе и идеализация преступного основателя делали их далёкими от Христа.

          А о худших из них не стоит даже говорить, эти являются погибелью нашей страны, так как они используют все свои богатые возможности для собственных низменных целей. Между теми и другими великое разнообразие типов и характеров. Но у батюшки был свой характер, по родству переданный ему от его деда Григория. Он не мог поступиться ни своей личной, ни священнической честью.

Так у меня сохранилась копия его доклада Наместнику Московского Свято-Данилова монастыря Архимандриту Пантелеимону.  Полностью цитирую этот текст:

          «Настоящим считаю своим христианским долгом сообщить Вашему Высокопреподобию, что в ночь с  18 на 19 апреля с.г., незадолго до начала праздничного пасхального богослужения, я обратился к находящемуся в алтаре Троицкого собора Благочинному Свято-Данилова монастыря игумену Антонию с рядом вопросов технико-организационного характера. По получении соответствующих рекомендаций, я сразу же направился к выходу, но был внезапно остановлен властным и предельно раздражительным окриком архимандрита Виктора: «В чём дело?»

          В краткой и корректной форме я объяснил ему причину моего появления в алтаре. – «Кто ты такой», - процедил сплошь зубы отец Виктор, пренебрежительно окидывая меня взглядом сверху вниз. – «Помощник коменданта Московского Свято-Данилова монастыря», - отвечал я. – «Какого ещё коменданта?» - «П.В. Воронченко», - уточнил я. –«Ну и что? Пошел вон отсюда!» (Разумеется, психологически я был готов к такому повороту событий, ибо о личной несдержанности отца Виктора и о его бесцеремонном отношении к своим подчинённым  знают и говорят практически все сотрудники монастыря).  Но никак не мог предположить, что подвергнусь подобной обструкции в преддверии Пасхи Христовой.

          Несколько оторопевший от такого тона, я попытался пояснить архимандриту Виктору, что действия мои продиктованы не личной  инициативой, а прямым указанием коменданта. – «Ты, что не слышал… выйди…» - резко повторил своё требование архимандрит Виктор. Понимая, что в данном случае мой «собеседник» отнюдь не по Пушкину менял «пустое Вы сердечным Ты», я сдержанно попросил мне не «тыкать» и обратил его внимание на то, что я такой же, как и он человек и священник. Более того, я выполняю послушание по соблюдению общественного порядка в Троицком храме, возложенное на меня Наместником обители архимандритом Пантелеимоном, что собственно отражено в соответствующем письменном распоряжении.

          -«Иди, иди…», - гневно повторил отец Виктор, не слушая меня.
Помимо, вконец испорченного праздничного настроения, во мне были оскорблены человеческое достоинство и иерейский сан. Нельзя же отсутствие элементарной этики и дефицит внутренней культуры компенсировать неуправляемой аффектацией и необоснованными оскорблениями.

        ВАШЕГО ВЫСОКОПРЕПОДОБИЯ смиренный послушник
               
                священник Геннадий Андриянов.

         Наш же батюшка с самого начала служил только Христу, будучи умным и смышленым.  Он, как только поступил в семинарию,  попал по послушанию  в Отдел, имея уже опыт работы  в журналистике. Геннадий  старался понять всех, и в каждом человеке видал хоть и искажённый, но образ  Самого Бога. Потому и любил всех с кем общался, а другие в нём видали будущего пастыря и стремились к нему. У  него было колоссальное количество друзей и покровителей, а также затаённых врагов, завидующих молодости и перспективности молодого семинариста. Некоторые ему даже «пророчествовали» в будущем карьеру Святителя Церкви.

         Он же мечтал послужить Христу и быть простым священником, это была его золотая мечта. Он её исполнил.  А далее, мы с ним встретились в храме Петра и Павла под началом протоиерея Аркадия ( Станько)! Меня им пугали ещё на Ордынке, а для нас он был самым мудрым наставником, т.к. у него было чему поучиться. Это глыба тех времён. Не буду описывать отца Аркадия, хотя с ним у нас было много событий, которые повлияли и на отца Геннадия, и на меня. Он был добрый (смысла хороший) пастырь отцам и овцам, мы его всегда считали учителем. Царство ему Небесное!

          Отсюда, из Петра и Павла, формировалась община храма Троицы в Серебряниках, многие из общины были знакомы с батюшкой через отдел. Один из них был известный ученый, философ и богослов Виктор Николаевич Тростников. Очень сложная у него была судьба. Он через математику пришел к вере в Бога, написал книгу «Мысли перед рассветом» в которой объяснял понимание своей веры, а так как опубликовать её в те времена было нельзя, то он сумел опубликовать её в Париже.

          Это мог сделать лишь диссидент того времени, а с православной точки зрения, исповедник веры Христовой. Из-за этой публикации Виктор Николаевич потерял своё место преподавателя МИИТа,  и ушёл с работы.

          Ему, впавшему в немилость, пришлось работать простым рабочим, затем  каменщиком и окончил он  прорабом,  когда закончилось советское время, в  Даниловом монастыре.   Далее много лет был профессором Российского православного университета. Во времена перестройки и гласности, его, как русского монархиста, пригласили заграницу. Батюшка мне свидетельствовал, что он лично сам помог ему в этом. 

          Я помню, как он приехал из Франции и подарил мне монархический  крест на пиджачок и книгу о жизни Елизаветы Федоровны, на основании которой в театре «Глас» был поставлен спектакль. Батюшка очень любил Виктора Николаевича и старался его поддерживать, чем только мог.   Так дал ему работу   по проектированию и строительству иконостаса в Предтеченском храме.

          А когда Тростников его попросил, то разрешил в будние дни вести беседы на  Евангельские темы среди своих студентов по будням в приходском домике. Затем эти беседы, после взросления детей в Воскресной школе, перешли в подвальчик, где объединившись, преобразовались в клуб Нарния.   Время не стоит на месте, всё меняется: меняемся и мы сами, но православный остается в своём движении к Богу молодым в старости, так и Виктор Николаевич оставался  устремленным к победе над смертью.

          А смерть, хоть и пришла к нему, но не смогла победить   нашего православного философа, так он и остался в душе всего прихода мудрым учителем, которого  читаем,  почитаем, и поминаем в своих молитвах. Это произошло 29 сентября 2017 года.
 
          Вспоминая о Викторе Николаевиче, я в интернете попал на видео, в котором рядом с ним сидел Борис Глебович Галенин. Это тоже наш прихожанин  и тоже математик, а если смотреть  по известным трудам его, то военный историк, открывающий глаза людям на правдивую историю Русского Государства. Ему в позапрошлом 2021 году исполнилось 75 лет, т.е. он фактически является моим ровесником.

          Познакомились мы с ним   на Соколе, рядом с храмом на кладбище которого захоронено большое количество воинов павших на защите Отечества во время противостояния большевикам, которые порабощали Россию.  Там мне довелось освящать памятники, которые воздвигли члены общества «Память». Для «Памяти» я стал популярен после моего выступления на вечере, посвященном 150 -летию Храма Христа Спасителя, где я призывал к покаянию. Пригласил меня Янис Бремзис, не смотря на имя и фамилию, он был донским  казаком  латвийского происхождения, дед которого воевал на стороне белого войска. Я отслужил панихиду, прошёл крестным ходом  и получил внутреннее духовное удовлетворение в том, что преодолел страх перед властями Патриархии.

          Точно не помню года, но это был по моим подсчётам год 1990.  Позже я встретился с Янисом, по просьбе казаков, на установке Креста на месте памятника Дзержинскому, который мне посчастливилось освятить. Крест довелось устанавливать множество раз, но видимо властям не хотелось нести Крест Православного Государства, и они снесли постамент. 
 
         И ещё раз увидал его 9 мая 1999 года. Казаки пригласили меня на Поклонную гору, я не имел права отказываться от такого предложения. Они меня спросили:

         «Батюшка, мы можем за Вами подъехать на машине или на броневике, на чём Вы  желаете»?
 
          «Как же я поеду на броневике, а вдруг остановит милиция, у вас, наверняка, нет прав на него. Да и что я, Ленин что ли, чтобы кататься на броневиках»?

          После службы, все разошлись, каждому надо было домой, и я никого из прихожан не смог упросить помочь мне в этом деле. Осталась одна лишь наша Агафья. Конечно, вы помните её, надеюсь, что и молитесь. Она была безотказной, весёлой и радостной, образец для каждого христианина, каким надо быть смиренным  и  оптимистичным рабом Божиим.

          Её жизнь настолько была трудна и тяжела, что только благодаря тому, что Агафья была всегда радостной, Господь её  и полюбил, она выжила и продолжала жить для Него. Дело в том, что она девочкой попала в плен к немцам, и там работала на них, не зная усталости. Её когда кормили, а когда и нет, в огороде  приходилось подбирать то, что оставалось после урожая. Женщины-немки, когда собирали урожай, специально закапывали то, что собирали, лишь бы подкормить её. Так она и выживала.

          Наконец, война закончилась, и в день 9 мая 1999 года Агафушка отпраздновала Победу ещё раз на Поклонной горе.  Главное было не в том, каких убеждений были люди радующиеся победе, главное то, что они радовались победе России в великой войне. И  то, что за мной заехали граждане России, любящие Родину понимающие историю по-другому, чем написано в советских учебниках, это доказывает, что Родина-мать жива, и её не смогли уничтожить враги рода человеческого. 

          Глеб Борисович Галенин, в форме добровольческой  армии, казак Янис  (Иоанн), Агафья, водитель Кульбарс и я  отправились  праздновать день  Победы на то место, где раньше наши предки поклонялись Крестам храмов Москвы.  Кресту – символу победы Христа над смертью, поклонялись всегда православные христиане, желающие мира, свободы, любви и процветания всему русскому народу и всем, кто полюбил его. Поездка была лёгкой, а для нас особо познавательной, соединённой с богослужебной миссией.

          Я освящал клочок своей собственной русской земли и труды тех, пытался захоронить всех русских воинов и раскопать вещественные следы минувшей священной войны. Этих следов оказалось достаточно много и у меня не хватило бы освящённой воды, если бы я не был уже достаточно опытным  священнослужителем и не объяснил поисковикам, что капля воды море освящает. И всем и на всё хватило.

          Вдруг прогремели выстрелы.  Оказалось, что кто-то из вражьих сил кинул в печку несколько патрон. Но меня успокоили и сказали, что есть люди, которые желают омрачить наш праздник. Стали выяснять, кто в какое время подходил к печке и мог подбросить в печку патроны, но, похоже, так и не выяснили. Потом я понял, как так получилось , и почему у многих мог быть интерес к освящённой мной военной технике.

          Дело в том, что поисковики были объединены добровольной общественной организацией, а потому трудились не только бесплатно, но даже и сами из своих средств оплачивали походы по поиску захоронений и техники. А так как история требует наглядности, то они ремонтировали добытую технику, и она у них была на ходу. Потому мне и всем, кто хотел, удалось покататься на немецком броневике и  другой технике. Это был наглядный урок истории с чувством ощущения победы, а рядом находился музей, в котором все экспонаты были мёртвыми, т.е. законсервированы, а потому людей более интересовал живой неформальный «филиал» музея.

          Музейщики, конечно, предлагали объединиться, но выдвигали такие условия, при которых дело становилось не интересным. Кроме этого, большой интерес к поисковикам высказывали и отдельные личности потому, что эти находки стоили больших денег за рубежом.

          Кульминацией праздника стала гречневая каша с мясом из походной кухни, у Агафьи и меня  каша вызвала восхищение, а я не смог преодолеть соблазн и выпил стопочку, предложенную мне одетым в военную форму поисковиком. Праздник удался, и Агафья взахлёб  рассказывала родственникам и прихожанам о том, как солдатики угощали её кашей. Что-что, а она умела и рассказать и сказать так, что это было смешно и  непререкаемо.

          Как-то на моём юбилее в театре она вышла на сцену и стала поздравлять, рассказывая эту историю:
          «Я с моим отцом, Георгием…  …».

          Её, как бы смехом, обговорили: «Он не может быть Вам отцом, он батюшка, священник, духовник и т.д.».

          «Нет, он мне отец! Я сирота, у меня нет родителей, и мне уже 80 лет, а они с отцом Геннадием мне – отцы, так что Георгий мне отец». Весь зал засмеялся и овацией приветствовал Агафушку. Такой была наша прихожанка Агафья, если желаете, посмотрите её на видео Рождества Христова в Серебряниках, как она  заражает молодёжь своими танцами. Таким должен стремиться быть христианин в миру – радостным, весёлым, лёгким на служение Богу и людям.

           Следующий человек, о котором я хочу рассказать, не являлся членом нашего прихода. Это Игорь Евгеньевич Смыков, он внёс большую духовную составляющую в понимание церковной истории через чудотворную икону нашего последнего Государя. Он подошел ко мне, как обычно, попросил  благословение, затем представил Олега Ивановича Бельченко и   мироточивую икону  Государя Николая II Александровича.

          Дело в том, что до этого икона находилась в храме Святителя Николая в Пыжах, а отец Александр Шаргунов, настоятель храма, поставил  условием постоянное нахождение в храме иконы.  Игорь Евгеньевич в рамках  деятельности  Казачьей Войсковой Православной Миссии, начальником которой, был он сам, не мог оставить этот образ только в одном храме.

           Его митрополит Илларион, предстоятель РПЦЗ, благословил ездить с этой иконой везде по приходам, епархиям, воинским частям  и т.д., чтобы рассказывать про житие нашего благочестивого Государя и его мученическую кончину. Так наш храм стал прибежищем его благочестивого образа.
          
          Мы сразу же внутренне молитвенно собрались и прочитали акафист Государю, а затем определили дни чтения акафиста. От Игоря Евгеньевича иной раз поступали предложения  совершить Крестный ход с иконой, и мы совершали его на машинах, объезжая вокруг Москвы. Но затем к батюшке поступил запрос по поводу иконы от Патриархии, Игорь Евгеньевич поместил образ в другом храме, а батюшка отписался:
           По поводу Вашего запроса о «находящейся» в нашем храме мироточивой иконы святаго царя мученика и великого страстотерпца  Николая могу сообщить следующее.
          Икона в нашем храме в настоящее время, к сожалению, не пребывает, и вообще находилась в приходе по просьбе хранителя этого образа Бельченко Олега Ивановича весьма непродолжительное время.
          Достоверно известно, что длительный период её местонахождение было в храме Святителя Николая в Пыжах. По ряду обстоятельств сугубо личного характера к любым изображениям благоверного царя, а уж тем более, к литографической копии известной в широких кругах верующего народа иконы, у меня теплое и благоговейное отношение.
           Но минимум времени пребывания иконы в храме не позволяет мне дать объемную и развернутую информацию.
            Боюсь быть субъективным. Из средств СМИ явствует, что она по благословению высоких церковных иерархов посетила ряд епархий в России и за рубежом.
            Свидетелем чудотворений, всё из-за той же краткости непосредственного соприкосновения с иконой, я не был. Каждая икона (потенциально) чудотворная. Но мироточивость засвидетельствовать, положа руку на сердце и по совести, обязан.
             Интенсивность и характер истечения благовонной маслянистой жидкости объяснить логически не могу, но визуально и конкретно чувственно созерцал и ощущал.
          Где находится сейчас икона, я не знаю. Пожалуй, если она и действительно чудотворная, как выражаетесь Вы, то сама вправе выбирать время и место своего пребывания.
          Вашего Преосвященства недостойный послушник посильный богомолец   Протоиерей Геннадий Андриянов.   30 августа 2015 г.
 
          После этого инцидента Игорь Петрович стал приносить икону реже и реже, он определил местом её пребывания другой храм, а нас с батюшкой постарался наградить. Как-то пригласил нас в общественный комитет по наградам, конечно, не в Кремле, а напротив Кремля, где-то сбоку университета, там собралось много людей, в основном они все были награждённые. Была небольшая культурная программа, а затем награждения, и нас наградили очень редкой и невероятной наградой, которая настолько редка, что у меня чуть было сердце не остановилось.

          Это была медаль, на которой  лик мученика-воина Евгения Родионова, который, несмотря на страдания, не дал снять с себя Спасительный Крест Господень до самой кончины. Эта медаль является для меня выше всех официальных наград, которых, кстати говоря, у меня в то время и не было. Такая награда, как я с замиранием сердца размышлял тогда, должна побуждать к служению Богу и идти на любые страдания для этого. Я такого тогда  не заслужил. У батюшки были те же самые мысли.