В связи с растущей актуальностью некоторых моих старых работ, начинаю выкладывать их снова. Но уже не в серии "записки спятившего библиотекаря", а в рубрике "хроники ржавой империи".
По зеркальной глади церковного озера скользила лодка, угнанная полчаса назад со спасательной станции. Погони не было – кругом царил покой и безнаказанность. Угонщик лодок, похожий чем-то на горгулью, не спеша месил водную поверхность веслами под музыку комариного писка. Фонарь луны, покрытый тучным покрывалом света не давал. Зато напарник угонщика, что застыл на носу живым указателем, освещал путь керосиновой лампой.
Пока темная ночь стремилась к рассвету, лодка ползла на середину озера. Всю дорогу ее сопровождали головы серебристых карасей. Они выныривали с глупым любопытством и ждали от людей новых проповедей о сковородочном рае. Когда-то это учение распространял один спившийся дьякон. Он приходил по утрам с кривой удочкой из березовой ветки, закидывал в воду крючки, украшенные опарышами, сравнивал поплавок с маяком новой жизни и приманивал обитателей озера аппетитным словом. Ожидая поклевки, он выпивал пару кружек браги, а затем открывал священную поварскую книгу из кулинарного монастыря и читал вслух истории о лучшем мире на подсолнечном масле. Правда, носитель «истины со специями» давно не появлялся. Как рассказывал ловец раков в должности послушника, проповедника с крючками отлучили от озера за хмельную ересь.
Когда лодка наконец выбралась на середину водоема, угонщик нащупал самое глубокой место и сложил весла.
- Устал я, - сказал он еле слышно. – Надо было брать лодку с мотором.
- С мотором нельзя, - возразил его напарник. – Шуму ненужного много. А нам лишнее внимание ни к чему.
- Батюшку-рыбнадзора боишься? Так это зря. После курсов повышения квалификации, он перебрался в столицу и теперь заведует рыбными деликатесами в столовой центрального храма.
- Зато его тайные жены тут остались, - напарник с беспокойством указал на поверхность озера. – Все три. И встречаться с ними мне не хочется.
- Крамольные сказки все это, - усмехнулся угонщик. – Я не верю в злобных русалок, а уж тем более в грехи святых отцов. Мене церковь запрещает.
- И мне запрещает. Но жен в камышах не утаишь. Там он с ними и жил, как басурман-многоженец. А когда в столицу подался, то сбросил к чертям весь компромат. И Дашу, и Машу, и Валентину Петровну – учительницу благопристойной литературы. От этого они утратили веру и опустились на самое дно. Отрастили щучьи зубы, спутались с водяным и теперь отгрызают у правоверных граждан разные части тела. То руку, то ногу, то еще чего-нибудь.
- Вранье, - заявил угонщик лодок, но на всякий случай нервно сгруппировался.
- И вовсе не вранье. Мне один крещенный браконьер рассказывал. Он в зубах Валентины Петровны три пальца левой ноги оставил.
- Ну а тебе то чего бояться? Ты же отпетый богохульник. Тебя они точно не тронут. Побрезгуют.
- Ты что, язва господня, в праведности моей сомневаешься? – зашипел угрожающе напарник. - Да у меня в церковном банке пожизненный кредит взят. Я проценты плачу исправно. Я постными обедами каждую пятницу мучаюсь. Я, порой, себе грехи придумываю, чтобы лишний раз на исповедь сходить. Во мне веры на десятерых хватит. Ее только щучьими укусом и перешибешь.
На берегу озера зазвонил колокол. Стоящий «на часах» звонарь, оповестил округу, что до рассвета осталось четыре часа.
- Пора, - сказал угонщик лодок.
- Пора, - согласился его напарник.
Он повесил лампу на уключину, а сам пнул, лежащий на грязных досках вместительный брезентовый мешок. С одной стороны, к мешку было привязано грузило, отлитое в виде чугунной гири, с другой - торчала взъерошенная голова баснописца Крылова. В керосиновом свете его лохматые бакенбарды были похожи на сладкую вату.
- Пора тебе, Иван Андреевич, вниз отправляться, - сказал мешку угонщик лодок.
В ответ голова яростно замычала, пытаясь выплюнуть кляп, сделанный на скорую руку из капустной кочерыжки.
- Кажется, он что-то хочет сказать нам на прощание, - напарник угонщика не без усилий вынул кляп.
- Я все исправлю, - произнес Крылов хрипло. – Слово писателя.
- Сколько ты уже таких слов давал? – угонщик с пренебрежением сплюнул в воду. – На несколько книг набралось.
- Поверьте в последний раз, - не терял надежды Иван Андреевич. – А я вам заплачу. У меня заначка есть на черный день. Приличная.
- Это та, которую ты за иконами прячешь? – усмехнулся напарник угонщика. – Так мы ее уже конфисковали. В качестве штрафа за потраченное время.
- Вы были у меня дома?
- Конечно. С неофициальным обыском.
Надежда в глазах Крылова стала быстро затухать.
- А чего ты ждал? - спросил холодным тоном угонщик лодок. - Мы же говорили, что последняя твоя басня вышла плохая. Бездарная и фальшивая. Даже враждебная. Она оскорбила чувства множества влиятельных людей. А ты с ней в гастрольный тур поехал. Перед глупой толпой выступал.
Угонщик достал телефон, покрытый сусальным золотом с гербом «министерства творческого контроля» на задней крышке. Нашел список выступлений и ткнул ими баснописцу прямо в лицо.
- Пятнадцать концертов за прошлый месяц. И столько же запланировано на следующий.
- Да чего с ним разговаривать! – выкрикнул, забыв об осторожности, напарник угонщика. – Кидай его за борт.
С этими словами он потянул «мешок с бакенбардами» к лодочному краю. Иван Андреевич стал задыхаться от волнения.
- Я отменю все новые выступления, - пообещал он, заикаясь, - и раскаюсь в уже случившихся.
- Поздно спохватился, - сообщил угонщик лодок. – Твою концертную деятельность уже отменили. Но у тебя еще есть шанс. Нужно написать в короткие сроки басню-опровержение. И выступить с ней на сеансе телевизионного покаяния. Ты согласен?
Иван Андреевич яростно затряс от безысходности взъерошенной головой.
- Вот и договорились, - угонщик лодок вернул телефон в карман. - Срок у тебя - неделя. И поверь мне на слово, если не успеешь вовремя, отправишься на дно. Как работающий на иностранные издательства писатель.
На берегу озера снова зазвонил колокол. До конца ночи оставалось три с половиной часа.