Глава 2. Кабинет, Старушка, Мани – Клозет – Посетитель.
Помимо, мягко говоря, неприятного осадка от вербального общения с защитником лысый клиент не сумел избежать и визуального раздражения. Пусть и мимоходом, но с предельно концентрированной завистью, визитёр в очередной раз оценил спортивное телосложение Адвоката, пока его собственная груда мяса и жира, покачнувшись на кривых кавалерийских ногах, намеревалась направиться к выходу.
Визитёр напомнил законнику свинью на картине известного английского художника Джорджа Морланда1. Посетитель не успел ещё выйти из кабинета, а Адвокат уже взял со стола влажную салфетку и пренебрежительно вытер ладонь после волосатого рукопожатия.
– Я в нирване, – металлическим тоном, воспользовавшись внутренним телефоном, отправил Секретарю по медным проводам кодовую фразу правовед.
Это означало, что его ни для кого нет. Затем защитник озвучил
излюбленное крылатое выражение на ненаглядной латыни: – Acta est fabula!2
Положив телефонную трубку, Адвокат чихнул.
– Точно, – флегматично произнёс правовед и снова чихнул.
«Свинья хрюкает к бекону», – подвёл итог беседы с клиентом Адвокат, плюхнувшись в кресло, не подозревая, что чернильная мысль окажется пророческой.
Перед тем как расслабиться он пренебрежительно швырнул в сейф упитанную пачку долларов США к её многочисленным «соплеменницам».
– Интересно, этот кабан, в самом деле, рассчитывал на то, что я соглашусь заниматься его свинскими делами. Мне ещё недоставало метать margaritas ante porcos3.
Адвокату давно уже надоело метать бисер перед такими клиентами. К чести свиней, их умственные способности и чистоплотность по животным меркам превосходили эти качества у тех, кто был подобен Посетителю по меркам человеческим.
Да, Адвокат предпочитал разглагольствовать сам с собой, когда не находил заслуживающего внимания собеседника.
Учитывая, что IQ правоведа равнялось 143 баллам, ничего удивительного не было в том, что беседы в гордом одиночестве происходили частенько.
Не исключено, что это был диагноз. Да об этом не единожды рассуждал и
Джордж Морленд1 (англ. George Morland; род. 26 июня 1763, Лондон — 29 октября 1804, там же) – английский художник, известен прежде всего своими полотнами, изображающими животных и сценки из сельской жизни.
Acta est fabula!2 – лат. крылатое выражение. Пер. как: «Пьеса сыграна!».
Margaritas ante porcos3 – лат. крылатое выражение. Пер. как «Жемчуг перед свиньями».
сам Адвокат, однажды придя к выводу: «Всякий человек сам по себе диагноз, но только великие становятся синдромами…».
Пока правовед нелицеприятно думал о Посетителе, тот отвечал законнику той же монетой.
– Чистоплюй, – Посетитель демонстративно и смачно сплюнул на улице, вытерев потный лоб батистовым платком.
Двухметровая, короткостриженая «горилла» услужливо открыла дверь чернокожего «Бентли», лакированного, словно туфель великана, и затем с тупо-холопским выражением морды лица её захлопнула.
Плевок быстро испарился на жаровне асфальта, но ковыляющая мимо, опрятно одетая, старушенция в цветастом платке с крючковатым носом и непонятного цвета злыми глазёнками общественного осуждения успела-таки
вдогонку потрясти костлявым кулачком с зажатой в нём сучковатой клюкой и
скрипучим голоском выкрикнуть вереницу устаревших проклятий.
Мокрота, в отличие от Старушки, исчезла, пока ещё не простыл след
автомобиля.
– Курощуп яйцеголовый, мордофиля свинорылая, шельма псоватая… – продолжал кряхтеть, не унимаясь, мифологический персонаж без ступы, приближаясь к магазину «Колосок», куда направился, чтобы купить благоухающую буханку хлеба.
За бабусей с горбатым довеском по пятам, пугая прохожих, семенила белоснежная, крупная лабораторная крыса. Неожиданно она застыла как гипсовая статуэтка.
– Ты чаво, Мелок?
Крыса провела хвостом по горлу.
– Так, да не так. Этому бы кашу кушать да щи хлебать, а не заморской отравой брюхо баловать, – с затаённым смыслом прокряхтела Старушка и жутко улыбнулась, прибавив: – Умный и согрешит и поправит, а вот этим бес правит. Не для няво будущность. Ох, не для няво!
Мелок понимающе кивнул головой. Странная парочка продолжила путь. Пристально глядя в след старой перечнице, можно было заметить, что бабка немного хромала, но за плотными, коричневыми чулками не было видно, что у Старушки протез.
Глубоко пожилая женщина была удивительно похожа на ту, что три месяца назад буквально всучила в руку Адвоката небесно-голубого цвета визитку с фиолетовыми буквами. При виде Старушки в голове правоведа всплыла первая в его жизни фотография, сделанная в роддоме… Всплыла и сразу утонула под гипнотическим взглядом женщины.
За фотографией последовала и сама Старушка, забрав с собой тайну появления в руках Адвоката странной визитки.
С того времени не было и дня, чтобы он не брал её в руку, словно им руководила какая-то невидимая сила, пока не решился и не позвонил человеку, который представился… Мотлом Сруллевичем…
Город, фундаментами «сталинок», «хрущёвок», «брежневок» и осколками «застывшей музыки» периода благополучного самодержавия сросшийся с землей, немилосердно обстреливали солнечные лучи. Желейный зной обволакивал тела немногочисленных прохожих, неприятно проступая потом на висках, под мышками и спинах.
Лениво-сонливый ветерок прятался в покачивающейся тени каштанов и акаций. Деревья обезвоженными листьями шептали: «Пить!», но их никто не слышал, кроме гусениц, равнодушно жующих вялую зелень и неугомонно-трудолюбивых муравьёв, удлинявших пищевую цепь. Эти неутомимые работяги с хронометражным упорством нападали на обжорливых листоедов, лишая их радужной перспективы превращения в заурядных бабочек.
На раскалённых городских крышах можно было целый день готовить яичницу, на чердаках голуби падали в обморок, словно изнеженные барышни, к машинам нельзя было прикасаться, не рискуя получить ожог. В киосках и магазинах закончились холодная вода и соки. Из напитков не убывало только пиво. Ещё бы, его производителям всегда было глубоко безразлично явное несоответствие количества хмельного напитка и собственно урожая хмеля…
Прости, читатель, отвлёкся от Посетителя, который натурально вёл образ жизни нечистоплотного животного. Причем не простой твари, а очень даже известной в неопределённых по числу лиц, но определенных по роду занятий, кругах. И в этих кругах он стал олицетворением грязи.
Его делишки настолько дурно пахли, что за глаза его презрительно называли Клозет. Как и всякий настоящий клозетный червь, Посетитель ничем не брезговал, всё пропуская через себя. На выходе были приличные, даже по столичным меркам, деньги. Подпольные казино, притоны, бордели… Клозет чувствовал себя человеком исключительно в дерьме. Но официальной кличкой Посетителя, которой он гордился, словно жаба болотом, стало погоняло Мани.
Мысли о сегодняшнем вечере потихоньку сгладили, мягко говоря, нелицеприятное впечатление от визита к Адвокату. Ведь сегодня вечером Мани должен был встретиться с мажорами. Рандеву условились провести в его недавно открывшемся японском ресторане с не слишком благозвучным для предприятия общественного питания названием «Харакирихарч». Не удивительно, что пресыщено-патологическое стремление «золотой молодёжи» к острым ощущениям не могло не привести к заказу печально-известного блюда – фугу.
Пять отпрысков высокопоставленных чиновников готовы были вложить вонючие папочкины деньги в такой же бизнес. С этими деньгами Мани надеялся стать королем. Стать королем – это самоцель любой пешки, которой в своё время он и был, забывая, что исключительно ферзь является пределом возможностей самой слабой фигуры на шахматной доске.
Конечно, ферзь фигура «шустрая», но всё-таки на побегушках, пусть и у внешне беспомощного, но короля. Все, без исключения, фигуры на шахматной доске защищают Его Величество, жертвуя собой. И ферзь не является исключением. Так что стать королём в большой игре Мани не светило, как плевку не дано превратиться в озеро.
Но Мани об этом не думал… Не хотел он размышлять и над тем, что, вероятно, папаши мажоров вовсе и не намерены отдавать ему пальму первенства в реализации грандиозного проекта. И уж тем более Мани не допускал мысли, что в этой партии он не будет не только королём, но и что у него в этой игре нет никаких шансов стать даже проходной пешкой.
Как бы то ни было, но шахматная баталия должна была начаться сегодня в десять часов вечера, и никто даже не догадывался, что её исход зависит от… Шеф-повара, и что партия закончится даже не успев начаться.
К месту – не к месту, но Мани окунулся в покрытые патиной воспоминания. Лет десять тому назад он отбывал наказание в колонии строгого режима за достаточно уважаемое в уголовной среде преступление в финансовой сфере, но в силу излишней услужливости стал шестёркой. Более того, несмотря на неказистую внешность, стать бы ему «обиженным», если бы не один авторитетный вор в законе по кличке Вася Парабеллум, соизволивший взять Мани под своё покровительство. Естественно, не бесплатно.
А мани у Мани были. Этот денежный и телесный «мешок», несмотря ни на что, так и не отдал плоды своих махинаций ни государству, ни оперативникам. И это не глядя на то, что два малорослых, коренастых, короткостриженых сотрудника полиции знали своё дело.
С глазами, красными от хронических бессонницы и пьянства, правоохранители несколько дней подряд добросовестно, как Кот Базилио и Лиса Алиса из Буратино, и также безрезультатно как они, выколачивали из Мани денежные знаки. Они не могли поверить, что это жалкое, плачущее, с трясущимися руками, создание, нашло в себе мужество не выдать добытое исключительно мошенническим путём.
Оперативники не учли одного. Для Мани, просто так, отдать деньги было равносильно самоубийству. Поэтому они, в конце концов, вынуждены были поверить в наивную сказочку о том, что преступную добычу у Мани отобрали какие-то неизвестные в балаклавах.
– Похоже, этот мудак не звездит, – после третьего дня экзекуции и шестой бутылки водки на харю… простите, лицо, делая нервную затяжку, произнёс опер постарше.
– Если так, то как мы найдём этих везунчиков? – искренне вздохнул, прикуривая, младший опер.
– Как обычно, по нюху. Мы же с тобой, всё-таки, лягавые. А за такими бабосами не грех и побегать.
– Спору нет, побегаем.
И двуногие лягавые бегали долго, но, как и следовало ожидать, безрезультатно…
Нет, купить себе статус и обеспечить защиту в местах не столь отдаленных, это того стоило, но отдавать кровно заработанные деньги операм Мани не собирался. Не такой у него характер. Уж лучше получить самурайский приговор и сделать себе харакири!
Мани нервно скривился, вспомнив давнишний разговор в колонии с Васей Парабеллумом, получившим погоняло за свою поистине маниакальную привязанность к огнестрельному оружию.
Ему даже удалось за приличное вознаграждение убедить администрацию колонии разрешить иметь при себе в камере копию знаменитого пистолета Георга Люгера1, визуально не отличимого от оригинала.
Поговаривают даже, что после этого, в очередной раз мотивированный уголовником начальник колонии лично позволил Парабеллуму хранить у себя, изготовленные камерным умельцем реплики2 известных брендов ручного короткоствольного стрелкового оружия. Наверное, Вася не ограничился бы только короткоствольным, но процесс изготовления макетов военных атрибутов из мирного хлебного мякиша шёл медленно, как и срок заключения…
– Учись, баклан3, у авторитетов4. Иначе всякая шелупонь будет загонять тебя в стойло, – грубой ладонью поглаживая по голове короткостриженую «шестёрку», проговорил, противно скалясь, воровской туз.
– Парабеллум, ты же знаешь, я не поц…
– Да, знаю я, знаю, – Вася по-гитлеровски похлопал Мани по пухленькой
щеке. – Я всё знаю, артист5. А ты знаешь столько, сколько положено. Мне –
Георг Люгер1 – австрийский конструктор-оружейник, известный созданием пистолета Люгера.
Реплика2 – копия высокого качества, которая может отличаться от оригинала размерами и незначительными деталями.
Баклан3 – на воровском жаргоне неопытный, начинающий вор.
Авторитет4 – на воровском жаргоне уважаемый вор.
Артист5 – на воровском жаргоне аферист, шулер.
бабки. Тебе – гешефт1. Для начала дам тебе в тему шалманы2, ансамбль сосулек3 и пшеничку4. Если дыня5 будет варить, вернёшь своё и начнёшь косить бабло. Хватит и мне, и общаку, и у тебя всё будет в ажуре6. Дальше поглядим. Ну а если разыгрывать7 надумаешь…
– Парабеллум, я тебя в натуре не подведу!
– Вот-вот, салага, меня в натуре подводить не надо, – похотливо скривился уголовник, взял в руки новоиспечённую копию волыны8 и приставил ко лбу Мани…
Парабеллум использовал Мани в качестве порученца, но злые языки
поговаривали, что авторитет не брезговал тайно использовать пухленького опекаемого и в ином качестве, и довольно часто. На сегодня все эти языки были
вырваны с корнем преданной Мани братвой, доставшейся в наследство от вора в законе, конечно же, вместе с легальным, полулегальным и нелегальным бизнесом авторитета. Почил Вася Парабеллум давно, с миром и дырой во лбу…
Кстати, через год после возвращения Мани из мест лишения свободы в озере нашли два обглоданных хищной рыбой тела со следами горения и медными табличками, на которых не слишком искусной рукой были выдавлены одинаковые надписи: «Опера, опера! Ни пуха, ни пера!».
Мани отомстил сполна: обидчики прошли огонь, воду и… медные таблички.
Среди прочих, разрабатывалась и версия убийства оперативных сотрудников самим Мани, но у него оказалось железобетонное алиби в лице целого ансамбля сосулек. Ну а доказать заказной характер вендетты у правоохранителей оказалась кишка тонка или кто-то профинансировал, чтобы эта кишка была таковой.
В связи с этим или учитывая, что за свою карьеру убиенные опера вызвали чувство мести у многих пострадавших от «полицейского беспредела», ничего удивительного, что от Мани вскоре отстали и смирились с очередным
«глухарём».
Это уже спустя время, когда произошла смена в полицейском руководстве,
Гешефт1 – на воровском жаргоне выгодное дело.
Шалман2 – на воровском жаргоне название низкопробного питейного заведения.
Ансамбль сосулек3 – на воровском жаргоне гpуппа женщин, занимающихся оpогенитальными контактами.
Пшеничка4 – на воровском жаргоне наркотики.
Дыня5 – на воровском жаргоне голова.
Ажур6 – на воровском жаргоне всё в порядке.
Разыгрывать7 – на воровском жаргоне обманывать.
Волына8 – на воровском жаргоне пистолет, обрез.
всплыли некоторые детали, но криминальный авторитет решил и эту проблему. Именно решил, а не устранил.
Что касается печатки с масонской символикой, то Мани, и в правду, был членом одной из лож и притом офицером. Но, по сути, Мани был таким же офицером, как соя мясом, чтобы там не говорили про вкусовые аналогии. Под золотой печаткой скрывался иной символ, соответствовавший гнилому нутру носителя – наколка с изображением шести отверстий, искорёженная попытками вытравить прошлое…