К немалому удивлению Роберта, и доклад его, и сам он были тепло приняты в клубе. Конечно, в первые встречи мальчишка терялся, сжигал одну сигарету за другой и лишь молча слушал других, но затем он всё же начал подавать голос, хоть Оппенгеймер то и дело боролся с заиканием. Но даже запинающегося и заикающегося Роберта слушали; с ним общались — и он общался; его фамилия всё чаще звучала в беседах участников клуба и даже за его пределами. Душой компании ученик не стал; но Блэкетт заметил, что Роберт нашёл себе приятеля в лице Поля Дирака. Неудивительно — тот тоже не слишком легко заводил друзей.
Впрочем, клуб Капицы не отвлекал Роберта от его статьи, которую тот последние дни доводил до ума. За окнами уже по-весеннему тепло грело солнце, и голоса птиц вторили нескончаемой капели, но ни Блэкетт, ни его ученик, по обыкновению вместе читавшие «Заметки», не спешили на улицу — только Роберт отлучился «на минутку»; покурить, наверно...
Вот только и минута прошла, и другая, а ученик всё не возвращался. «Не в его духе. И куда тебя опять занесло?» Блэкетт задумчиво выглянул в коридор. Далеко идти не пришлось — знакомый растерянный голос звучал чуть правее.
— Я... В общем, да... — неуверенно закончил Роберт.
— И всё же... — Блэкетт нахмурился, узнав голос Томпсона. Чего ему понадобилось от мальчишки? «Сколько месяцев даже не вспоминал о нём, а тут пристал!»
— Добрый день, профессор, — Патрик шагнул ближе. — Оппенгеймер, приберитесь в лаборатории.
— Да! — мальчишка просиял и чуть ли не бегом скрылся в дверях, отчего Блэкетт ещё больше напрягся. «О чём таком они беседовали?»
— Я вас не заметил, Блэкетт, — Томпсон как всегда улыбался. — Рад встрече.
— Взаимно. Как ваши успехи?
— Жаловаться не приходиться, — улыбка Томпсона казалась наигранной. — Вижу, вы поладили?
— Вроде как.
— Рад слышать, рад слышать... Отвлёк он вас от исследований, да?
Блэкетт ответил не сразу.
— Иногда полезно передохнуть, профессор.
— Вы правы. Иначе и сорваться легко. Впрочем, если он вам в тягость, думаю, я смогу принять его обратно. Кажется, из Оппенгеймера и выйдет толк.
Блэкетт замер. «Принять обратно, значит?! Как будто это игрушка!» Нет... Он и сам тогда, в начале декабря, думал бросить — да отказ Томпсона от мальчишки всё спутал...
«...Только Томпсону не приходилось почти что насильно вливать в рот этому мальчишке жаропонижающее, чтобы ему хоть немного лучше стало... Или слушать, как он задыхается от кашля, от которого малец мучался от боли в горле так, что даже бульон глотать было пыткой... Да и зачем оно, возиться с никчёмным неумёхой? Зато как недотёпа оказался толковым, так сразу вспомнили...»
Блэкетт тряхнул головой, отгоняя злость. Да, Томпсон не сидел тогда у постели мальчишки. Но надо собраться. Успокоиться.
— Можете не волноваться, — Патрик приложил все силы, чтобы его голос звучал как обычно сдержанно. — Мой студент не доставил мне никаких хлопот. Мы прекрасно работаем вместе. А теперь прошу меня простить.
— Рад... слышать, — не сразу ответил Томпсон. — Полагаю, я не могу иметь удовольствия пообедать с вами в «Луне»?
— Как знать, — Блэкетт не обернулся.
...Роберт и в самом деле наводил порядок, протирая чёрную доску от разводов мела. «Милый ребёнок...»
— Мистер Блэкетт? — Оппенгеймер обернулся к наставнику. — Всё хорошо?
— Да, Роберт. А... — Патрик вздохнул, пытаясь выгнать из головы только что случившийся разговор. — О чём вы беседовали с профессором?
— Ну... Он сказал, что хотел бы ещё поработать со мной.
— И вы..?
— Что я, — Оппенгеймер по-детски насупился. — Мы с ним толком и не работали, когда он к вам отправил... А тут уже... Ну... Не знаю даже, чего уходить, если я его толком не знаю, а вас вот знаю уже... Вот я и сказал ему, что у вас останусь! Вот... Хотя ему, кажется, не понравилось, — задумчиво закончил Роберт.
Патрик молча сцепил пальцы рук.
— Мистер Блэкетт?
— Неважно, Роберт, — наконец произнёс Патрик, качая головой. — Давайте лучше вернёмся к «Заметкам».
— Хорошо!