Совсем недавно в Аргентине выбрали нового президента – Хавьера Милея. Интересный парень. В башке у него, судя по всему, полный винегрет. Он и анархист, и монархист, и крайне правый, и крайне левый. В общем бедлам с бардаком. Отменю, говорит, песо, введу доллар и Центробанк сожгу к чертовой бабушке. Представляю, что сейчас начнется в Аргентине. Хотя в Аргентине всегда весело. Но бог с ним, с Милеем. Просто после этой новости нахлынули на меня воспоминания.
В университете я учился в испанской группе. Преподаватели по испанскому языку у нас часто менялись. Дольше всех нам преподавала Людмила Ивановна Макаронкина.
Людмила Ивановна была доброй бабушкой лет семидесяти. За свою жизнь она успела поработать в нескольких латиноамериканских странах, в том числе и в Аргентине. У нее было множество друзей оттуда. Когда эти люди, конечно же, большие друзья СССР, приезжали в Москву, они приходили в гости к Людмиле Ивановне, а та приглашала к себе нас. Чтоб попрактиковать наш испанский.
Беседы получались яркие.
Помню, однажды к ней пришел один аргентинский поэт-коммунист, старикан лет девяноста. Маленький, щуплый, но активный и подвижный, как юная макака. За вечер легко уговорил бутылки две красного аргентинского вина, кажется, Турно де Ноче.
Вылетело из головы имя этого шустрого старца, помню только, что он был когда-то близким другом Пабло Неруды.
Друг Неруды привел с собой человек семь своих учеников, юных аргентинских поэтов. И нас, юных студентов-филологов, примерно столько же. Шум, гвалт. Еле вместились в комнату. Сидели кто на чем. Я, например, на полу. А у меня на коленях – очень пьяная Сонька Кособоева. В мои обязанности входило держать ее в вертикальном положении и периодически щипать, чтоб она не заснула. Все чисто по-товарищески.
На журнальном столике – аргентинское вино, граппа, кофе, печенье, сигареты.
Конечно, аргентинцы читали свои стихи. Они у них почти у всех без рифмы и без размера, ликующий верлибр. Образность – чистый сюр. Первым, ясное дело, выступил макака-старец. Что-то такое:
Сонный попугай заката
Проглотил нежный ад Буэнос-Айреса.
Дайте мне растоптать
Тухлую печень гринго!
Эй, воскресни в кипятке кровавого танго,
Команданте Че Гевара,
Именем Ленина и Неруды!
Сонного попугая восхода
Вырвало шероховатым раем
Буэнос-Айреса…
Овации. Юные аргентинские дарования тоже, так сказать, подпустили бруталитета. Симпатичная девушка-блондинка лет двадцати пяти:
Я повешу тебя на твоих собственных кишках,
Империализм!
Я заставлю тебя грызть твои собственные ноги,
Империализм!
Я засуну все, что у тебя есть,
Во все, что у тебя есть,
Империализм!
И тогда коммунисты всего мира скажут:
Здравствуй, свободная Аргентина!
Очень пухлый румяный юноша:
Горбачев сказал: Перестройка.
И звезды засмеялись, счастливые.
Горбачев сказал: Гласность.
И немые рыбы запели «Катюшу».
Горбачев сказал: Ускорение!
И Земля закрутилась быстрей
Вокруг Солнца.
Всего-то три слова,
Но крепче тройной граппы они!
В общем, творческий дурдом. Потом завязалась общественно-политическая дискуссия. Открыл ее опять же шустрый друг Пабло Неруды:
- Первой коммунистической страной в Латинской Америке будет Аргентина.
Людмила Ивановна:
- А как же Куба?
- Куба будет второй. В Аргентине мы построим анархический коммунизм сверхчеловеческого типа.
- К-к-как эт-то? – интенсивно заморгала ущипнутая мною Сонька Кособоева.
- Мы построим сверхреальность. Это будет система коммунистического танго. Никаких денег! К черту песо! К черту доллары!.. Их мы отдадим на съедение бешеным собакам.
- А как же люди будут платить в магазинах? – спросил Вадик Чумаченко, твердый троечник по испанскому.
- К черту магазины! Все к черту, кроме танго. Люди будут расплачиваться танго…
- К-как эт-то? – опять Сонька.
- Они будут танцевать танго. К черту товар-деньги-товар! Теперь будет только так: танго-товар-танго! Станцевал танго – получил товар. Все просто, как стейк из аргентинской говядины, лучшей говядины на планете Земля.
Я:
- А как же тот, кто продал стейк из говядины за танго, купит новый кусок говядины, чтобы сделать новый стейк?
- Наивный вопрос. Он пойдет на коровью ферму и станцует там танго, за что получит новый кусок говядины.
- Браво! – закричали юные аргентинские поэты.
Блондинка, прочитавшая стихи про то, как империализм будет грызть свои ноги:
- Это гениальная система великого теоретика аргентинского коммунизма Хосе Антонио Санчеса Ахинэа. В его системе танго соответствует сумме до тысячи песо. Стихи соответствуют сумме до десяти тысяч песо. Поцелуй соответствует сумме до пятидесяти тысяч песо. Далее следует то, что захочет тот, кто продает товар.
- К-как эт-то?
- А стриптиз можно? – это Сережа Бздырь, твердый четверочник по испанскому.
- Конечно, - спокойно ответила блондинка. – Предрассудки будут полностью отсутствовать при аргентинском коммунизме.
- Здорово! – заметно оживился Сережа. – Например, у меня есть три стриптиза, два поцелуя, пять стихов и два танго. Что я на это могу купить.
Аргентинцы задумались. Первым отреагировал румяный пухляк:
- На эту сумму можно снять в Буэнос-Айресе приличную трехкомнатную квартирку на три-четыре месяца. Конечно, не в центре…
Я:
- Хорошо. А, например, длина стиха учитывается?
- Все построчно, - сказал один из поэтов. – Где-то от трехсот песо за строчку.
- А насчет поцелуя, - не унимался Сережа. – Цена зависит, во что целуют.
- Да, конечно. Все расценки в прейскуранте. В щеку – дешевле, в губы – дороже, куда-нибудь еще – еще дороже. Сколько по времени танцевать танго – тоже свои расценки. Есть и другие валюты. Анекдот, массаж…
Сережа, взволнованно:
- А кто кому массаж делает?
- Все в прейскуранте. Одним словом, аргентинский коммунизм…
Мы до глубокой ночи обсуждали аргентинский коммунизм.
Через много лет я побывал в Аргентине. Замечательная страна. Но там по-прежнему были доллары и песо. И те и другие обычно выдавались в обменниках свернутыми в трубочку и обтянутыми резинкой. Как в наших девяностых.
Песо люди из нашей делегации назвали так: песьи деньги. Без всякого отрицательного смысла. По-дружески.
Интересно, что будет при Хавьере Милее. Сколько долларов будет стоить, например, поцелуй в пупок?..