(воспоминания юношеских лет)
Вначале было Слово. В моём случае это означает, что вначале я написал стихотворение "Леспромхоз", которое было навеяно чтением Александра Блока, а именно его:
Ночь, улица, фонарь, аптека,
Бессмысленный и тусклый свет.
Живи ещё хоть четверть века —
Всё будет так. Исхода нет.
Умрёшь — начнёшь опять сначала
И повторится всё, как встарь:
Ночь, ледяная рябь канала,
Аптека, улица, фонарь.
Это блоковское стихотворение очень мне нравится своей законченностью — ничего лишнего, каждое слово ёмко, каждая строчка отражает состояние души и тела на 100%. Так же помогла бессонница: в голове каша из разных мыслей, которые так лезут! — как тараканы из всех щелей, когда комната или чердак запущены. Воспоминания провоцируют новый поток мыслей, их всё больше и больше, наконец образуется такой клубок в голове, что уже тупо смотришь на экран телевизора и не соображаешь, что там. Однако, попытался сосредоточиться и написать, как мне кажется, в духе и стиле Блока то, что сам испытал и прочувствовал. Вот что получилось под названием "Леспромхоз":
Леспромхоз
Мотовоз, узкоколейка. Тимирязевский совхоз.
Деревьев воз, нет целый лесовоз. Гудок в мороз.
Двадцать пятый квартал. Леспромхоз.
Здесь лесорубы свой делают покос. Потом извоз.
Десятый километр. Мы гуляем, отдыхаем, пьём.
Летом залиты дождём. Довольны кедрачом.
Минуты не считаем, по "воробьям" стреляем.
Дружим, "басни" сочиняем, короче отдыхаем.
Полустанок. Дед Голец, Настасья баба.
Много склянок. Снежки. Озорливая и шумная игра.
Вдобавок — в округе нету никого! Опять пальба.
Беспорядок. Роль истопника и тёплая изба.
;25 ;декабря ;2017 ;года. Владимир Кривохижин
Однако, перечитывая эту свою нетленку, я осознал — другие-то не поймут, о чём речь вообще. Набор слов и предложений. Поэтому для своих детей, внуков и внучек я попытаюсь расшифровать скрытое в "Леспромхоз". Так, после "Слова" появилось моё "Дело" — рассказ-воспоминание "Лесная дача".
Всё началось с далёких абитуриентских лет, когда я, Олег Баяндин, Саша Новиков, Женя Гольдшмидт поехали в город Томск поступать в университет. Там, в общежитии мы познакомились с братьями Старостиными, Геной и Володей, которые стали нашими самыми лучшими и настоящими друзьями. Судьба распорядилась так, что я оказался в Хабаровске, Володя и Женя поступили учиться в университет, а Олег и Гена стали работать лаборантами в зоомузее. Зоомузей же был тесно связан с биолого-почвенным факультетом университета и с НИИ биологии и биофизики. Эти структуры имели полевую биостанцию, располагавшуюся на территории Тимирязевского леспромхоза.
Добраться до биостанции можно было так: вначале на рейсовом автобусе надо доехать до остановки "Тимирязево" или по-другому "Городок" — это отдалённый район Томска, расположенный на противоположном берегу реки Томь. Автобус шёл из центра Томска — от площади Ленина. Переезжал с правого высокого берега на пойменный левый по понтонному мосту (на понтонах всегда сидело много рыбаков, уловы которых исчислялись буквально вёдрами) реку Томь (капитальный мост построили позднее) и сворачивал на право. Через 10-15 минут автобус переезжал ещё один небольшой мост через речку Кисловка, впадающую в Томь, и въезжал в Кисловский бор, местами похожий на тайгу. На остановке в Тимирязево выходили из автобуса и по не большим проулкам доходили к остановке мотовоза.
Затем в теплушке мотовоза по узкоколейке доезжали до остановки 10-й километр, возвращались назад на 400-500 метров и вот она биостанция — купленный институтом небольшой частный деревенский дом, стоявший как бы на отшибе, от небольшого скопления домов, на остановке узкоколейки. Кстати, остановки как таковой не было, мотовоз останавливался по просьбе пассажиров, если они были. По делению лесничества здесь был 25 квартал. Мотовоз шёл дальше по узкоколейке до 86 квартала, где я ни разу не был, но именно там был основной лесоповал, ради которого и была проложена узкоколейная железная дорога. Оттуда он возвращался с целым составом лесовозных платформ, гружёных спиленными деревьями.
Добраться до нашей избушки можно было и на машине по грунтовой дороге, которая проходила рядом с узкоколейкой. Иногда дорога отходила чуть в сторону, обходя сложные места, вроде небольших островков придорожной заросли с не высокими побегами деревьев. Один раз я с Гешей проезжал по ней на "Газике", в котором мы везли картон для обивки внутренних стен дома. Водителю заплатили и он совсем не интересовался нашими делами: откуда много картона?, куда едем?, что это за посёлок?
Сейчас, изучая историю Томска и его окрестностей, узнаю, что действительно главным был 86 квартал (в настоящее время посёлок с одноимённым названием), где лесоразработки шли аж с 20-х годов прошлого века, потому что здесь был огромный сосновый массив. Здесь проходили практику студенты лесотехнического техникума. С 30-х годов 86 квартал, с основной производственной базой в Тимирязевское (ранее Новая Эушта, Городок), стал составной частью Сиблага (подразделение ГУЛАГа). От 86 квартала была проложена сеть узкоколейных железных дорог к лесосекам, где трудились заключённые. По узкоколейке лес на специальных платформах собирался в Тимирязево, и доставлялся через перегрузку в Томск и далее отправлялся по всей территории СССР.
Когда мы впервые появились в районе 25 квартала основная сырьевая база (сосна, лиственница, кедр) была исчерпана и из района 86-го квартала вывозили второсортную корявую берёзу, осину, и то только на нескольких платформах один раз в сутки. Тем не менее узкоколейка работала. На её 10 километре, я называю это место полустанок, люди жили, дома топились. Жили конечно только старики и старушки, которые не хотели переезжать к детям в Тимирязево и в Томск. А появились здесь жители в далёкие двадцатые годы ХХ века — обходчики, охранники. Вот на этом полустанке Олег с Гешей присмотрели, стоявший на отшибе, небольшой домик — маленькая кухонька, печь посередине, за ней одна комната.
Сговорились с хозяйкой и купили домик за двадцать пять рублей. Никаких документов и расписок не было. Местные же жители были в курсе — студенты поселились. Теперь ребята, позднее и я, могли отдыхать в лесу по воскресеньям, в период отпусков или студенческих каникул на собственной даче: ни от кого не быть зависимыми.
В свои молодые годы мне очень нравилось проводить свободное время за городом, ходить в походы с друзьями и одноклассниками. Сбывалось это, и довольно часто, родителями, которые часто заставляли ездить на мичуринский участок в шесть соток, располагавшийся за Южным районом Кемерова. Здесь был их основной жизненный интерес, хобби. Даже дома разговоры были о саде и огороде: какие семена и удобрения купить, что сперва делать — удалять усы у виктории или вырезать малину и так далее и далее. Когда я был маленьким, меня, само собой, просто брали в сад, но, когда я подрос и мои интересы мало брались в расчёт я стал бунтовать. Почему жизнь должна проходить только на грядках? Договорились, аккордно делаю сельхозработы и свободен. Тогда с друзьями и посвящал время походам в лес, на озеро Суховское, но котором изучали водную жизнь. Всего не упомнишь, однако осталось основное — проводить как можно больше времени вне города. Рыбалка, грибы, просто лесные экскурсии — это по мне.
В Томске, приобретённый дом в лесу, пришёлся и мне по нутру. Сада и огорода там не было, незачем, да и некогда. Тогда у нас были свои молодецкие интересы. После освоения своего загородного дома или, если хотите, дачи мы стали приглашать туда не только близких знакомых, но и студентов одногруппников. Вован Старостин свою группу, Геша девчонок и парней из своей, позднее и я приглашал студентов со своего курса. Конечно все не могли разместиться в нашем маленьком доме и тогда мы напрашивались к деду Гольцу, который с удовольствием пускал за стакан водки. Выпивал её залпом, запивал стаканом молока! и спал беспробудно пока мы были у него. Позднее я узнал, что дед Голец умер, ударившись по пьянке о железный угол печки. Дом деда Гольца родственники разобрали и перевезли в Тимирязево.
Напротив Гольца, через узкоколейку, жила баба Настасья. Она тоже пускала нас в свой большой дом, но просто так, за общение. Её сын работал машинистом мотовоза, жил в Тимирязево. Звал свою мать (бабу Настасью) к себе, но она всегда на отрез отказывалась. Говорят, что она однажды пошла за грибами и не вернулась. Искали, но не нашли. Жалко, хорошая была бабушка.
Забегая вперёд, расскажу, что когда я был на 2-м или 3-м курсе мы, уже без бабушки использовали, с разрешения сына, её дом. Однажды, дело было зимой, в комнату общежития на Нахимова, где я жил в то время вбежал запыхавшийся и очень озабоченный Саша Захарченко. Оказалось — он спалил дом бабы Настасьи и теперь ему надо было разбираться с её сыном. Саша сильно переживал. Конечно, не каждый студент дом сжигает и не каждый день. У него транс. Однако, всё для Захарченко кончилось благополучно. Сын бабушки не стал предъявлять претензий. Дом старый, колосники печки не выдержали времени и провалились. От этого и начался пожар. А печка была большая, наподобие русской.
Так постепенно исчезают в сибирской глубинке деревушки, полустанки...
Приезд на дачу обычно начинался с того, что парни ходили за дровами, топили печь для комфортного климата в избушке; девчата разогревали или готовили еду. После небольшой трапезы с естественным подогревом внутренностей спиртным. Далее развлекались кто как мог. Женя Гольдшмидт, на скинувшиеся деньги, купил для общего пользования проигрыватель, который работал на батарейках. Электричества на полустанке не было. Жили все при свечах. Для нас это было интересно и романтично. Под проигрыватель устраивали танцы. Тесно, но если хочется, то всегда можно приспособиться... Спать укладывались тоже кто как мог, чаще вповалку. Сейчас, да и тогда, наша дача воспринималась единым целым, включающим: и наш дом, и дома деда Гольца, бабы Настасьи и даже казённый дом биостанции.
Встречать праздники в городе, в общежитии, отмечать в них дни рождения или просто интересно проводить время можно, конечно, и там, но на природе гораздо интереснее. Произнесли спич, тост — выпили, закусили и на природу. Фото, представленное выше, сделано в домашних условиях. Спиртное было увезено на Новый Год в избушку и там приговорено... Летом можно побродить по лесу, пособирать шишки; зимой поиграть в снежки, поваляться, подурачиться. Интересное время было, все с удовольствием ездили на нашу дачу — романтики было через край.
Как-то, вспоминая свои молодые годы и времена, проведённые в Томске, я достал фотографии тех лет и когда рассматривал их конечно вспомнил, как и при каких обстоятельствах они были сделаны. Вспомнил и как однажды шёл ночью в мороз по шпалам узкоколейки, как было холодно и одиноко. У меня с собой было ружьё и иногда, чтобы взбодриться, я стрелял в воздух. Выстрел в морозном воздухе звучал очень громко, хлёстко. Чувство одиночества пропадало, появлялось второе дыхание, и я шёл, шёл, думая о том, что где-то впереди есть тёплая избушка, друзья. И вот родились такие строки:
Дистанция пути
Уж Томск далёк — он за рекой остался,
И Тимирязевский давно за лесом скрылся.
Лишь шпалы поперёк и в очередь идут,
И рельсы вдаль бегут. Они меня зовут.
Туда, где тёплая изба с горячей печью,
Иду туда один морозной светлой ночью.
Я сильно опоздал к отходу мотовоза,
Поэтому бреду пешком от леспромхоза.
Вокруг меня темнеет лес: берёзы и сосна,
И кедры можно встретить. Здесь всего сполна.
Поляны иногда. И всё в снегу, а он искрится.
Над головою полная луна и небо всё звездится.
Да! Колейка узкая и тоненькие рельсы,
И насыпь не ж\д. Но делают же рейсы
Мотовозы. Здесь паровозов шумных нет.
Нет стрелочников и проводников, конечно, нет.
Но я б сидел в теплушке, что с мотовозом скреплена.
Буржуйку бы топил. Сейчас же жизнь обделена.
Колени мёрзлые стучат, — не чувствуют штанин,
И уши хочется убрать в воображаемый ватин.
Да! Морозец хоть куда, — под тридцать с лишним,
А километровые столбы не дарятся всевышним.
Пройти всего-то надо десять, и вот очаг, друзья.
Звук разговоров разных, — там почти моя семья.
Ну, наконец, мерцает свет за поворотом.
Наверное, из окна.
Ещё один рывок и кончится дорога.
Вон, уже дымит труба.
Ура! Пришёл я к дружескому стану,
где бесконечна толкотня,
Где шум и гам, рассказы, студенческие песни,
короче — суетня.
2 Апреля 2019 года. Владимир Кривохижин
P.S. Дистанция пути — участок железнодорожного полотна. В моём случае это первые 10 километров ж\д ветки от Тимирязево до полустанка.
В настоящее время этой узкоколейки нет. Первые 8 километров разобраны. Осталась лишь пешеходная тропа. Эти сведения из интернета. Полустанка на 10-м километре (25-й квартал) нет. Но посёлок — 86-й квартал существует. Однако, в нём осталось чуть больше сотни жителей.
На полустанок приезжали не только мы. Приезжали экстремалы (не помню кто они). Их привлекала пожарная вышка, высившаяся над лесом, с которой был изумительный вид на вершины деревьев. Однако, экстремалов интересовала, в большей степени, возможность залезть на неё и спустится с помощью альпинистского снаряжения. На фотографиях видны экстремалы с большими мотками верёвки. Одно дело залазить по скобам, другое — по верёвке. Честно сказать: я на эту вышку не поднимался и не спускался, тем более по верёвке. Не царское это дело... Это подойдёт для промышленных альпинистов, хотя, экстрима у них и по работе хватает. А для чего вообще соорудили вышку? Для обзора леса на предмет возгорания. А кто это осуществляет? Наверное лесник. Я один раз был у дома лесника, расположенного не далеко от вышек. Дом бревенчатый хороший, но не огорожен. Лошадь в стойле под навесом, собака. Это сейчас лесоохрана имеет возможность пользоваться самолётом, вертолётом, вести наблюдения с помощью коптеров или даже космических аппаратов. А во время 30-х, 40-х годов, да и 50-х — лезь на вышку, осматривай лес. Лес — это богатство. Лес надо беречь. В моей коллекции спичечных этикеток есть несколько листов с призывами о бережном отношении к лесу. К сведению: цена на деловую древесину доходит от 9 тыс. рублей (сосна) до 11 тыс. (лиственница) за кубометр. Цены 2020 года.
Рядом с высокой пожарной вышкой сооружена была ещё одна, по ниже и по шире, с несколькими этажами. На каждый этаж вела удобная деревянная лестница. Она тоже возвышалась над лесом, но не так высоко, как одно столбовая вышка. Уж на эту вышку я и другие залазили легко и просто.
Особенно запомнилось одно из празднований Нового Года на полустанке. Встретили Новый Год как положено... Вышли на воздух. Красота ночная, тишина и вдруг, в стороне биостанции, громкие возгласы, крики. В небе всполохи, конечно, не петард, хлопушек, ракетниц. Пошли по узкоколейке к месту события. Конечно, на биостанции отмечают Новый Год научные сотрудники. Весёлый гомон, конфетти, серпантин, бенгальские огни, застолье, разговоры... Да! мы не одни любители встречать Новый Год в лесу. Многие в праздничных масках, на девушках короны, на плечах мишура. Одинокую, естественно растущую ёлку, украсили ёлочными игрушками и другими новогодними аксессуарами, большей частью самодельными. Водили вокруг этой ёлки хоровод, пели песни. Встретили они нас радостно, тем более что появился повод: вернуться под крышу, сесть за стол, налить, выпить, закусить. Немного разговоров о том, кто есть кто и откуда. Познакомились, выпили и опять на природу...
Следует отметить, что о еде мы, во времена молодости, мало заботились. Даже в праздники закуска состояла большей частью из хлеба, консервов из кильки или такой "народной" консервированной продукцией как "Завтрак туриста", в которой скрывалась обычная перловая каша, слегка чем-то сдобренная. Однако никто не унывал и претензий к своему вкусу и вкусу соседа по столу не предъявлял. Например, Женя Гольдшмидт мог есть огромную, сырую луковицу заедая её хлебом и запивая чаем. Запах лука стоял в комнате такой, что все, кто был ростом меньше человека, его не выдерживал...
Ноябрь — Декабрь 2020 года. Владимир Кривохижин
28 Января 2021 года — исправлено и дополнено
На фото слева автор
На других фото:
парни — студенты томского университета,
девчонки — студентки томского
политехнического института.
1971 год. Томск. Тимирязевский лесхоз.