– Мама, мамочка, мамулька ты моя милая! Ну скажи, сколько тебе дать, чтобы ты не горбатилась зря, не ломалась на огороде? Я же кооператор, денег хватает.
– Вот и отдохни, сынок. Сходи на озеро, посиди с удочкой. А за меня не беспокойся. Не могу без дела сидеть. Руки сами работу ищут. Всю жизнь траву косила и вдруг брошу? Каждый год сено сдавала, а теперь не сдам? Нет, надо идти покосить, а то все бурьяном зарастет. Что люди-то скажут?
– Пусть говорят. Пусть зарастает, если кругом все равно бардак. Ты же, мать, всегда говорила: «Пойду на пенсию, буду книжки читать, телевизор смотреть». Вот и отдыхай. Что я, не прокормлю тебя, что ли!
– Спасибо, сынок! Но ты уж не серчай, трудно мне от привычек своих отвыкать. Поздно! Ты бы сходил на озеро, позагорал, поудил, а я, как роса высохнет, кучки разбросаю, поворошу, а вечером уберем вместе. Там немного и накошено-то...
– Ну, мать, ты даешь! Выходит, я на речку с удочкой, а ты с косой на покос? Нет, так не пойдет. Ты тут горбатишься, а я там прохлаждаюсь? Хороша рыбалка! Да и люди тыкать начнут! Им только дай повод. Ох, мать, сама не отдыхаешь, и мне не даешь. Зa жизнь не наработалась!
– Наработалась, сынок. Бывало, от зари до зари – в поле, не разгибая спины. А отец твой, царство ему небесное, рассказывал: «Поднимут в четыре часа утра (еще десять лет было), покажут, как косу держать, и косишь со взрослыми мужиками. Еще силенок нет косой по траве махать, а родной батька уже за любой огрех подзатыльник отвешивает. Да еще приговаривает: «Ровнее косу води, спину выпрями!»
– Это раньше! А сейчас кому такой энтузиазм нужен?
Пока мать готовила сыну завтрак, он вышел в огород, осмотрел завалившуюся изгородь, прикинул, какие доски заменить надо. Подошел к куче сена, ткнул ее вилами, оглянулся на окна: видит мать или нет? Торопливо, в два приема, зацепил сено вилами – и в сарай. Таскал и приговаривал: «Уже подсохло. Сколько можно сушить!» Таскал, но воровато оглядывался. Боялся, выйдет мать на крыльцо и, как бывало, заругается: «Куда ж ты торопишься, сынок, куда горячку-то порешь? Сено-то еще не просохло. Глянь, колобушки какие: сопреет, сгниет все а амбаре! Нe примут его у меня!»
– Сейчас любое примут, – усмехнулся, сын, насаживая на вилы остатки сена.