ПРОКЛЯТЬЕ СТАРОЙ КОКОРИХИ
Часть 56
До конца отпуска, Саша успел навестить семью брата, основавшуюся в Степногорске.
При встрече, братья немного выпили. Заметно округлившаяся Раиса, рано ушла спать. И братья, не видевшиеся три месяца, до полночи просидели за столом, вспоминая родителей, Ивняки и все, что с ними связано.
О преждевременной, трагической смерти председателя Райсовета, Леша уже знал из письма матери.
«Надеюсь, не долго побегает, сволочь, - угрюмо высказался Алексей, об убийце. – Под ногами такого нелюдя, земля гореть будет».
Рассказ брата о встрече Саши с сестрой, Леша выслушал с особым вниманием.
Но отреагировал на это, на удивление, спокойно-
«Я так думаю, брат. Пусть Танька сама свои шишки себе набивает. Большая уже девочка, чтобы не понимать, что творит. Ты свои дела разреши как надо. А то, как я посмотрю, хуже дурехи Танюхи, запутался. А сеструха, далеко не тихоня. Не думаю, что этому «Юрику» удастся ее под пятку сунуть. Письмо я ей, конечно, напишу. Но с кем жить, кого любить, это ей решать».
Весь следующий день, Саша посветил знакомству с молодым городом. Городок ему понравился. Но оставаться здесь, как уговаривал Лёша, Саша не захотел.
«Нет уж, братуха, вы семья, вам здесь вполне уютно.
Пополнения , смотрю, ждете.
А я, пока, птица вольная. Меня простор манит. И трактор на трамвай я не променяю», - отказался он от предложения брата, устроиться в автопарк городского транспорта.
Вернувшись в целинный поселок, Саша, на правах постоянного жильца, занял свою комнату в общежитие.
За время его нахождения на летнем, полевом стане, затем в отпуске, в общежитие, произошли приятные изменения.
Всех женатых, занимающих отдельные комнаты, переселили во вновь построенные, отдельные дома. Общежитие расселили, оставив в комнатах по два человека, вместо трех, а то и четырех.
Сашиным соседом по комнате, оказался такой же молодой механизатор, как и он сам.
Звали парня Матвеем. Был он родом из Уральского села. Добродушный, бесхитростный сосед, пришелся по вкусу Сашке. Ребята быстро подружились, став, в последствии, настоящими, надежными друзьями.
Кокорин, стосковавшись по технике и коллегам механизаторам, быстро втянулся в привычный , рабочий ритм.
Но в первый же день выхода на работу, его ожидал не приятный сюрприз. Он зашел в бухгалтерию, попросить авансом немного денег до зарплаты.
Нежелательной встречи с Людмилой, он не опасался. Знал, что она все еще, находится в больнице Степногорска. И что дела ее, похоже, очень неутешительны.
Саша написал заявление на внеочередной аванс в сумме пятидесяти рублей и положил перед главным бухгалтером, женщиной преклонного возраста.
Взглянув на заявление, бухгалтер постучала в стенку, за которой находилась касса.
«Наташа, - крикнула она. – сейчас к тебе Кокорин подойдет за деньгами, вычти с него 25 рублей для Громиловой».
«Не понял, - удивился Александр, - я Громиловой ничего не должен».
«А совесть у тебя есть? - поинтересовалась бухгалтер, неодобрительно глядя на Сашу. –Мы все тут, ничего ей не должны, но по десятке отстегнули. Человек без движения месяц уже лежит по твоей милости. Мать Людмилы уволилась с работы. С дочерью сидит. А ты, заварил кашу и в сторону?»
«Причем тут я? – Сашка почувствовал, как все закипает внутри него.- Если кто и заварил ту кашу, то это Громилова. Если вы хотите организовать материальную помощь человеку, то по моему, надо бы, и моего мнения спросить. Желаю ли я помогать женщине, что ни за что, ни про что, опозорила меня на весь совхоз. И почему, четвертак с меня, если вы сами говорите, что по десятке собираете?
Что вообще происходит? Громилова пустила дикую сплетню, рассорила меня с любимой девушкой, оклеветала. А виноват я? Мне на товарищеский суд подать, или сами успокоитесь?»
Сашку колотило. Ему было невыносимо стыдно и обидно. Неприятно было и то, что бухгалтер сама вынудила его, повысить на себя голос.
«Не знаю, не знаю. Но дыма без огня не бывает. Я Людмилу не оправдываю. Но деньги на ее поддержку, все сдают А вы, Кокорин, чем лучше? Кто там кашу заваривал, разбираться после будем. Если встанет Людмила», - непримиримо проворчала бухгалтер.
«Сдам десятку, как и все. Я лучше родителям своим, лишнюю полусотню отправлю. Они у меня вкалывают, как кони. А не портят жизнь другим людям. То, что Людмила себе жизнь испортила, так это её выбор. Но я –то, причем? Девушка моя причем? Людка же ее выжила из совхоза. Грязь и муть. Видимо, точно придется мне на суд подавать».
Получив в кассе сорок рублей, вместо подписанных, пятидесяти, Сашка выбежал из конторы.
«Бежать отсюда надо,- появилась в голове безрадостная мысль. – Жизни мне тут не дадут. Если, даже, сомневающихся будет два человека на сотню, все равно, доконают. Домой ехать надо. В Ивняки. Родители одни остались. Таньку надо спасать. А не Людке десятки отстегивать».
Не десятки жаль было Кокорину. К деньгам Саша относился спокойно. Он охотно вносил деньги на чьи-то свадьбы, покупки коляски для новорожденных, на траурные мероприятия. Дни рождения ветеранов и прочее.
Он и сейчас, спокойно сдал бы десятку и больше, для глупой Люды. Но не хаслуженные упреки от главного бухгалтера, разозлили его не на шутку.
Обида давила грудь, вызывая в нем раздражение и неприязнь к людям, не справедливо обвиняющих его, в Людмилиной беде.
Вечером, уютно устроившись перед настольной лампой, Саша написал письмо в Омск.
Письмо на имя его Маришки, получилось достаточно длинным.
Коротко коснувшись визита к сестре, Саша не стал вдаваться в подробности их встречи. Он ничего не сообщил любимой девушке о напыщенном Танином «Юрике». Саше, отчего-то, казалось, что отношения сестры с ее научным руководителем, это всего лишь, временное и несерьезное недоразумение.
По твердому убеждению парня, ни одна нормальная девушка, не смогла бы полюбить такого «Юрика». Уж слишком, неприятными и чуждыми для Сашки, показались высказывания «научного руководителя» сестры. Большую часть письма, Саша посветил нежным излиянием накипевших чувств к своей Маришке.
«Любимая моя девочка, наверное, преждевременно писать тебе о своей любви и постоянной тоске о тебе. Раны твоего сердечка, слишком глубоки. Но я сразу же, стал очень сильно о тебе скучать, едва ты скрылась с моих глаз. Постарайся справиться с собой, Маришка. Надеюсь, что Василиса Кузминишна, придет в себя. И найдет в себе силы, жить дальше.
Надеюсь, что все недоразумения, что нелепо возникли меж нами, навсегда уйдут в небытие. Я очень люблю тебя. И надеюсь на скорую встречу».
Саша, вложив письмо в конверт, подумал о том, что наверное, правильно сделал, ничего не упомянув о Людмиле. Зачем знать доброй и впечатлительной девушке о серьезных проблемах со здоровьем Людмилы? Мало у Машеньки своего горя?
«Выкинуть все из головы. Забыть! У меня есть любимая девушка, о покое и здоровье которой я должен беспокоиться. А бухгалтерша, мне никто. И всегда была никем. Жаль, конечно, что она так сильно пострадала. Но Машеньку мою, еще больше жаль».
Прихватив запечатанный конверт, Саша спустился вниз, к почтовому ящику. За столом вахтера, дремала сменная дежурная по общежитию.
Увидев Кокорина, спросила: «А, это ты, наш герой. Говорят, в отпуске был. А про Людмилу-то, хоть что ни будь, знаешь? Говорят, что ходить не будет, бедняжка».
Сашка застыл на месте.
Ни какого подтекста, ни упрека или насмешки в голосе дежурной не было. Женщина говорила спокойно, как о чем –то, само собой разумеющимся.
И это было куда неприятней, если бы она ерничала, насмехаясь над Сашкой.
Но женщина вела себя спокойно и буднично.
«Они тут, с ума все сошли? Или ослепли все разом? Неужели, никто не видел Людкиных выкрутас, по отношению ко мне?»
Не удостоив дежурную ответом, Кокорин выскочил за дверь. Добежав до ближайшего , почтового ящика, он опустил письмо в прорезь.
Не замечая ледяного ветра со снежной крупой, Саша медленно побрел обратно. Вся его радость от мысленного общения с Маришкой, пропала . Сашкой вновь завладела тоска и безысходность. «Что делать? Как жить дальше? Как доказать людям, вою полную невиновность в отношении бухгалтерши?»
Неожиданно он вспомнил о ворчливой поварихе с седьмого стана.
Полина Сидоровна жила на соседней улице. Сашке довелось весной, перевозить её, в тракторной тележке, в поле, со всеми ее кастрюлями.
Кокорин натянул поглубже на лоб, теплую кепку. Развернувшись в обратную сторону, он отправился к поварихе. Саша не знал, что он хочет получить от нее. Какую помощь, какой совет? Но чувствовал, что именно ей, ворчливой, но справедливой и мудрой женщине, он сможет довериться.
И именно сейчас, когда на душе не просто кошки скребли. А рвали его сердце, острыми когтями, с особой яростью.
На улице, уже достаточно стемнело. Но памятью Кокорин не страдал. Через десять минут, он входил в ограду аккуратного, типового дома, в котором жила повариха с семьей.
Окна дома, были ярко освещены За стеклами мелькали чьи- то тени. Даже сквозь двойные рамы, до ушей Кокорина, долетал приглушенный смех.
В чужом доме жила радость.
«Чего я сюда приперся? У людей свои заботы, свои радости?» - постояв в нерешительности на крыльце, Саша неохотно повернул назад.
Он так и ушел бы ни с чем. Но откуда-то, из за сарая, выскочил крупный пес. С лаем накинувшись на чужака, он загнал Сашку вновь на крыльцо.
Хозяйка, видимо, услышав лай собаки, отворив дверь, крикнула в темноту, вопрошая, кто тут бродит.
Не понимая еще, кто перед ней, Полина Сидоровна ,втащила Сашу за руку в дом.
«Заходи, гость. У нас сегодня, для всех двери открыты» - в голосе женщины слышалась радость. Уловив запах спиртного, исходящего от хозяйки, Коклорин еще больше смутился.
«Люди, праздник свой, семейный справляют. А я тут пожаловал со своими проблемами».
«О! Да кто это тут перед нами? – всплеснула руками повариха. – Ты, Шурка, прямо ко времени. Проходь в горницу. Гости у меня. –Женщина неожиданно обхватив Сашкину голову руками, с силой склонила ее ближе к своему лицу. – Петро приехал с севера. Мир да лад у них с Диночкой». – понизив голос, радостно сообщила она.
«Какой Петро?» - промелькнула вялая мысль в голове Саши. Но он тут же, взбодрился. «Петро, это же бывший муж Людмилы!»
Саша, подталкиваемый хозяйкой, вошел в зал. Там за богато накрытым столом, сидел хозяин дома, муж Полины Сидоровны.
Молодой мужчина, приятной наружности, обнимая сидящую рядом девушку, сидел с другого конца стола. Еще одна, совсем юная девушка, примостилась рядом с отцом.
Смущенно поздоровавшись с хозяевами дома, Саша присел на указанный хозяйкой стул.
Вначале ему было неловко в кругу чужих малознакомых людей.
Но очень скоро, неловкость его прошла без следа. И Петр, и вся семья поварихи, оказались добрейшими, приветливыми людьми.
Черноглазая Дина, не сводившая глаз с Петра, казалось, цвела от счастья.
«Вот Петька, еще один заяц, типа тебя. Попал, как и ты, лисе в зубы. Но выскребся во время» - пьяненько засмеялась повариха.
Видя, как насупился Петр, примирительно махнула рукой-«Да ладно, что уж там. Хорошо, что хорошо кончается. Динка счастлива. Ты смотрю, тоже. А что еще матери надо?»
Повернувшись к Саше, она спросила, все ли у него в порядке. Кокорину не хотелось нарушать идиллию застолья своими проблемами.
И он ответил, что хотел бы поговорить с хозяйкой с глазу на глаз.
«Если можно, я к вам завтра загляну?»
«Да хоть каждый день приходи! Чем смогу, тем и подсоблю», - беспечно ответила Полина Сидоровна.
В доме поварихи было тепло и уютно. Петр обнимал свою, едва не потерянную, по вине Людмилы, невесту. Младшая сестра ее, бросала на Сашу стеснительные, любопытные взгляды. Сердечность и простота всех обитателей дома, располагали к долгому застолью. Но Саша заторопился Завтра с утра, нужно было приступать к вывозу соломы с полей.
Распрощавшись с хозяевами, он вышел во двор.
Полина Сидоровна, выйдя с ним, чтобы придержать собаку, участливо спросила:
«Что ни будь не в порядке с Маруськой твоей, Шурик?»
-«Как вам сказать. Вроде бы примирились мы с Маришкой. Но вот смелости не хватило у меня, обо всем честно ей рассказать.
Горе огромное, у Машеньки моей. Отец у нее погиб».
Ах, ты беда какая! - заохала повариха.- Ты, Санька иди пока. Замерзла я. Завтра после работы, загляни. Поговорим. Все мне и расскажешь. Спасибо, парень за доверие» - Полина Сидоровна сжала руку Кокорину и легонько подтолкнула его с крыльца.
Шагая, по темным улицам поселка, Саша решил, что не пойдет за советом к доброй поварихе.
«Нечего людей своими проблемами загружать. Петр вон, поддался Людке. Жил с ней в браке не один год. И то Дина простила его. По всему видно, что любит она Петю здорово. А моя вина в чем? В том, что не сумел женщину на место поставить? Грубить не захотел. Но ведь ничего не было. Не буду я ничего Маришке писать о Людке. Она чужой для нас человек. А люди посудачат и успокоятся».
Но успокаиваться люди, никак не желали. Буквально утром следующего дня, уборщица общежития Валентина Павловна
, задала Саше примерно такой же вопрос, что и дежурная.
- «Саша, ты Люду, хотя бы, проведал? Как она там?»
Сашка не стал уклоняться от ответа, как в случае с дежурной. Он уважал пожилую уборщицу, помогавшую дочери содержать детей. Ответил бесхитростной уборщице, как можно мягче:
«Валентина Павловна, вы же мудрая женщина. Объясните мне, почему я должен проведать чужую женщину, к которой не имею и не имел никакого отношения. Вы же должны были это понять. Из жалости и сострадания?
Но я не могу заставить себя, жалеть человека, едва ли не погубившего меня.
Громилина пыталась отравила меня какой-то гадостью. Устроила на меня охоту, как на глупого кролика. Рассорила с моей любимой девушкой. Устроила дурацкое представление с накладным животом. В итоге, сама по своей дурости, разбилась, попала в больницу.
Укажите хотя бы процент моей вины в ее бедах. Мне жаль её, как человека, как глупую бабу. Но, она сама выбрала свою участь. Я ей в этом не помогал.
Мне Людмила неприятна до крайности. Она виновница многих моих бед.
Знаете, что я вам скажу: Еще раз кто ни будь, меня о Громилиной спросит, я просто вынужден буду бежать из совхоза».
Пожав плечами, уборщица ответила, что многие говорят о том, что виноват во всем именно он, Кокорин.
«Я не любопытна, Саша. Ты не обижайся. Но на чужой роток, не накинешь платок. А тебе я так скажу, если ты действительно, тут не причем, то смени место жительства. Целина большая. Людку хоть и недолюбливают люди, но она местная.
Люди у нас добрые. Пока Люда тут чудила, про неё молва не очень, добрая шла. А как беспомощной стала, так ее жалеть кинулись. А тебя заклюют. Уезжай-ка ты, парень, от беды подальше».
По настоящему, «клевать» Кокорина начали позже. Через пару недель, после его возвращения из отпуска, в поселок привезли Людмилу
Обездвиженную молодую женщину, привезли из городской больницы, на специально оборудованной машине. Доставили до ворот дома. Санитары внесли Людмилу в дом и оставили на попечение матери, приехавшей вместе с дочерью.
Единственное, что смогли сделать для несчастной женщины доктора, это подарить ей, хорошую, инвалидную коляску.
Вскоре, весь поселок гудел. К дому бедной бухгалтерши, потянулись люди.
Начальство и представители Месткома, где работала Людмила, хорошие знакомые их семьи. И просто любопытные, которых было абсолютное большинство.
Измученная свалившимся на нее горем и бессонными ночами, мать Людмилы, в дом впустила только начальство.
От них она ожидала, хоть какой ни будь, материальной поддержки.
Люди с их бестактным любопытством и неуместными расспросами, раздражали больную.
Кроме того, в Людмиле проснулась запоздалая совесть.
И она запретила матери, принимать в доме кого бы то ни было.
Двум женщинам, в будущем, предстояло существовать лишь на нищенское пособие по инвалидности Людмилы. Матери ее оставалось доработать до пенсии, совсем немного. Но этого «немного» она была лишена.
Через пару лет, когда подойдет ее год, матери Людмилы, будут выплачивать трудовую пенсию.
А пока, двум одиноким женщинам, предстояло « туже затянуть пояса»,
Нижняя часть тела бухгалтерши, была совершено неподвижна. Сложный перелом позвоночника, с частичным повреждением спинного мозга, навсегда усадил Людмилу в инвалидное кресло.
Даже те из односельчан, кто не любил раньше Людку, за ее высокомерие и неуравновешенный нрав, стали жалеть бухгалтершу.
Так бывает с попавшими в капканы, хищниками.
Лису, задравшую хозяйских кур, ненавидят, устраивая на нее облаву с собаками и стрельбой.
Но когда животное попадает в ловушку, люди, тронутые несчастным видом и беспомощностью животного, начинают дружно его жалеть.
Людмила не была животным. Она была человеком. Достаточно привлекательной женщиной, в одночасье потерявшей самое главное в жизни. Способность полноценно жить и работать.
Для Саши наступили тяжелые дни. Многие из тех, кто раньше был на его стороне, от Саши отвернулись.
Вся обслуга общежития, в котором он жил, демонстративно подчеркивала свое презрение к Кокорину.
Саша перестал заходить в контору, опасаясь неуместных расспросов и презрительных взглядов.
У него шептались за спиной, показывая на него пальцами, как на зачумленного.
Даже бригадир его тракторного отряда, разговаривать стал с Кокориным , пряча глаза.
К Новому Году, Сашу обошли награждением, не выплатив ему положенной премии. И это не смотря на его лучшие показатели в работе.
Он, конечно, мог поднять шум, мог устроить разборки с начальством. Но принципиально, не стал этого делать. Было противно и обидно. Но лезть на рожон, ради лишнего четвертного, Саша посчитал, ниже своего достоинства.
Ко всем этим бедам, добавилась еще одна, более серьезная забота.
От Маши не было писем.
Кокорин ломал голову над этой неприятностью. Возможно, кто ни будь, из недоброжелателей, мог написать девушке. При этом, извратив факты. Как извратили их люди, после возвращения из больницы, Людмилы?
Но никто, не мог знать Омского адреса Маши. Никто, кроме почтовых работников. Но зачем им это надо?
Саша совершенно забыл о Машиной подруге Лидочке, с которой она «поварила» прошедшим летом на седьмом стане.