Проклятие старой кокорихи. часть 49

Сараева
ПРОКЛЯТЬЕ СТАРОЙ КОКОРИХИ
                ЧАСТЬ 49
Вскоре пришел с работы Алексей. Увидев у порога чемодан дочери, спросил  вышедшую ему навстречу жену, что за гости у них в доме.
 Узнав, что  приехала с «практики» старшая дочь, нахмурился:
 - «Что это еще за самоуправство? Девочка еще  две недели должна быть  на практике. Она  сбежала что ли? Не выдержала трудностей?»
Василиса, успокоив мужа, увела его в летнюю кухню. Надо было  осторожно и очень бережно просветить его. А заодно и покормить.
Алексей, как и Василиса, был крайне удивлен тем, что их  старшенькая Машутка, повторяет судьбу своего брата.
«Действительно! Превратности судьбы, да и только. Мишка не успел отстрадать, дочкина очередь подоспела. И что они так на Кокориных западают? Мало у Маши в институте ребят достойных?
 Может быть, обойдется все. Поплачет   девочка, да и успокоится. Первая любовь, как правило, последней не бывает. Первая, она чаще всего, слепая. Осмотрится,  сравнит с другими и со временем сама смеяться будет. Нелепо это все, как-то.  Маше учиться надо.  Профессию осваивать. Санька Кокорин, парень хороший, дочери нашей, вполне достоин. Но вот, дальше трактора, ничего видеть не желает.  А уж, если  женщина у него есть беременная, то не думаю, что Александр способен бросить ее, Даже, ради нашей Машеньки.  – Глядя в расстроенное лицо жены, Алексей добавил, - Не переживай , Васенька. Мишка справился и Маша  справится».
«Что-то от сына весточки нет, - отозвалась Василиса. –Обещал с дороги   телеграмму дать. И нет уж двое суток ничего».
Миша, получив на работе, очередной  отпуск, отправился в Иркутск к Лене.
«Мишка мужик взрослый. И   опыт общения с бандюгами имеет. Ничего с ним не  станется. Меньше себя изводи».
После ужина, отец отправился поздороваться с дочкой. Жене он пообещал не тревожить Машу, не напоминать ей лишний раз о ее печали.

От ужина Маша отказалась. Появившись мельком на кухне, спросила лишь, где брат и младшая сестренка. Узнав, что Нина у бабушки в Ивняках, а Миша уехал к Леночке, вяло порадовалась за брата. Попросив у матери стакан молока, Маша  заперлась в свой комнате.
Вечером Алексей попросил жену собрать ему  чемоданчик с необходимыми вещами на три – четыре дня. В области намечалось партийное заседание глав районов. Подходило время очередной уборки урожая.  Кроме совещания, Долгов собирался «утрясти» в  городе  другие, не менее важные  дела, связанные с работой. 
Выслушав Алексея, Василиса лишь  вздохнула. Она  привыкла к его  постоянным задержкам  и командировкам.

Не смотря, на немалые уже годы, Алексея недавно, снова выдвинули на пост председателя Райсовета.
Не нашлось в районе другого, достойного кандидата, который смог бы заменить Долгова на его посту.
Гордилась Василиса своим мужем. Но и переживала  за него нешуточно. Поседел совсем её Лёшенька, поизносился немного.  Но молодого задора, в нем не иссякало ничуть. Такой работоспособностью, какой он обладал, мог бы похвалиться,  далеко не каждый из его молодых замов.

Привычно собрав мужа в завтрашнюю дорогу, Васена постучала к дочери. Но та ответила ей через дверь, что у нее все нормально. «Все хорошо, мама. Не переживай. Я спать легла. Устала очень с дороги».
Над  Сибирью опустилась очередная, августовская ночь.  Спасли уставшие за день колхозы и совхозы. И  только   влюбленные парочки, радуясь пригожей погоде, бродили в своих излюбленных местечках. Целовались в тени деревьев, шептались на лавочках у  темных окон.
Вскоре и влюбленные распрощавшись, разошлись по домам. Честные люди, труженики   Страны Советов, мирно отдыхали перед новым трудовым днем.  Не спали   кое где, лишь  те, кто замышлял зло.
 Но и те, кто охранял покой Советских граждан, тоже не дремали.

Николай Кокорин  в эту ночь,  метался в нездоровом, тревожном сне, не в силах  проснуться. Ему снова снилась давно умершая бабушка. Николай, понимая, что  это лишь сон, усилием воли, пытался вырваться из его крепких оков. Но проснуться не получалось. И Кокорин,  метался в постели, постанывая и скрипя зубами.
Бабушка снова упрекая его не понятно в чем, бормотала о грехе и прощении.
А Николай, безъязыко пытался крикнуть ей, чтобы она оставила в покое их семью. Вырвавшись, наконец, из одуряющего плена сна, Кокорин сел в кровати.
Нина безмятежно спала рядом, спокойно посапывая носом. Жена никак не желала расставаться с большим хозяйством.   По ее мнению, их взрослые дети,  нуждались в домашнем питании.
Едва предоставлялась возможность, Нина срывалась в город к дочери, с набитыми  продуктами сумками.
Таня прочно обосновалась в Новосибирске. И домой не приезжала даже на каникулы. Списывала это тем, что много занимается дополнительно, надеясь после института, остаться на научной работе.
Нина многое прощала дочери. Хотя бы за то, что Таня, опомнившись, снова принялась отращивать свои  прекрасные, природные локоны. А уж о том, что их доченька, едва ли не лучшая студентка института, Нина знала не только от Тани.
Об этом ей сообщали преподаватели Медицинского института. Правда, присовокупив к этому, что лучшая студентка института, категорически отказалась, в летнее время, поработать     простой медсестрой в больнице для инвалидов.

Николай осторожно поправил одеяло  на плече жены. Его Ниночка успевала управляться не только с Детсадовскими детишками. В сарае их дома, жили два поросенка, целая стая кроликов, куры, козы и дойная корова.
Николай, естественно, старался взять на себя, большую часть домашней работы. Но и Нине доставалось не мало.
Надо настоять, чтобы коз хотя бы убрать. Дети выросли, пусть  сами о себе немного позаботятся», - в который раз подумал Кокорин. – Уработалась снова, бедняжка. Спит, как младенец».
 Но его мысли тут же перекинулись на  прерванный сон.
- «Что ей снова надо от нас?  Неужели, бабка   снова явилась, чтобы предупредить о каком ни будь несчастье?» - от таких мыслей, у  Кокорина  по спине потек холодный пот надвигающейся паники.
Он  снова прилег рядом с женой. Осторожно прижал ее к себе, вдыхая родной, неповторимый запах чистого женского тела.
«Куда ночь, туда и сон», -   шепотом   пробормотал Кокорин, вспомнив присказку Агафьи Степановны, бывшей тёщи.
Так бабушка учила своих внуков, бороться с детскими, ночными страхами.
Утром, все ночные кошмары, показались Николаю, действительно детскими страшилками, на которые не стоит обращать внимания
.
Днем,   привычно запрягая лошадей в конские волокуши, для  транспортировки сухой травы, Кокорин вновь вспомнил о ночных тревогах.
-«И все же, о каком грехе твердит его бабушка  на протяжении, вот уже, более двадцати лет? Почему она, в такие моменты, просит внука  снять с нее  грех. И как он должен это сделать?»
Отправляясь на покос, Николай решил выгадать часок и проведать могилу   старой Кокорихи сегодня же.
 Совхоз уже управился с общими покосами. Вдоль опушек березовых  рощ и колков,  высились добротные  зароды колхозного сена. До начала уборочных работ, оставалось еще немало времени. И председатель  совхоза, позволил   своим рабочим, заняться личными покосами.
Свой покос Николай убирал сам. По выходным к нему присоединялась Нина. Раньше   покосом занимались сыновья. Но они уехали на освоение целинных земель
. Вернее, это Сашка осваивал целину.
Женатый Леша, комсомольской романтике, предпочел заработок и семейный уют, устроившись работать в городе Степногорске.
Больше всего, Николай переживал за добродушного, доверчивого Сашку.  Даже за младшую дочь, Кокорин так сильно не тревожился. Таня проявила себя девушкой дерзкой, прямолинейной и  очень целеустремленной.  Она видела перед собой ясную цель.  И шла к ней, уверенно и решительно. Лёша тоже был  человеком    решительным.
 Но Сашка… Добрый, отзывчивый,  ласковый как котенок. И хотя парням исполнилось уже по 24 года, Николай все так же переживал за Сашу, как  в годы их детства.
Неприятный сон не ушел «туда, куда ушла ночь».  Он весь день назойливо напоминал о себе тревожными мыслями и предчувствиями.
Ближе к вечеру, разнуздав и стреножив лошадей, Николай отпустил их на вольный выпас. Домой он решил отправиться пешком.  До темноты было еще далеко. Кокорин свернул на тропинку, ведущую к кладбищу.
Сердце его, от чего то, тревожно заныло, когда он подходил к могилам, где рядком лежали его бабушка, жена Татьяна и бывшая  теща.
Так и есть. Могила бабушки снова заметно просела. Не так, как в те дни, когда рожала Нина. Но все же, заметно. Весной Николай самолично подсыпал грунт на все три могилы. И все они оставались в полном порядке.
«Что за ерунда тут творится, - подумал, поеживаясь Кокорин. – Может быть, плывун какой? Но отчего только на бабушкиной могиле?».
Ни сил, ни желания «ругаться» со старой Кокорихой, у него не было. Молча постояв у могил родных, Николай  медленно побрел в поселок. На душе было тяжко и  тревожно.
Сыновья писали часто. В последнем письме, полученном от Саши пару дней назад, сын сообщил, что скоро собирается  приехать к ним.  Как только уберут богатый урожай  в своем совхозе, так сразу же, в отпуск пойдет их  сын.
С Таней, тоже все было нормально. И Николай почти успокоился, надеясь, что  на этот раз, все обойдется.  «Надо в город съездить. Воды Святой в храме набрать.  Видимо, снова бабушку «покропить» надо, чтобы успокоилась, наконец» - решил Кокорин.
Жене о своем неприятном сне, Николай рассказывать не стал. Пожалел тревожить напрасно свою ,Ниночку.

А вот Алексей Долгов, вернувшись из трехдневной командировки, о своих тревогах, Василисе рассказал сразу же.
 
Все три дня, Алексей Михайлович, потратил на  решение рабочих вопросов . Он  переходил из отдела в отдел в Горисполкоме, в Горсовете и прочих организациях. «Утрясая и выбивая» то, что было крайне необходимо для его района.
Остановился он в Городской Гостинице.  Не потому, что больше негде было.
 Куржаков Владимир, его многолетний друг, с радостью принял бы Алексея у себя. Но Долгов настоял на Гостинице. Он слишком много тратил энергии и время, на беготню по инстанциям. За три дня командировки, сделать нужно было очень многое.  И к вечеру валясь с ног от усталости, он  мечтал поскорее добраться до постели. А у товарища в доме,  находились маленькие внуки.
К концу третьего дня, поставив точку в последнем «требовании» на новые парты для школы, Долгов вернулся в гостиничный номер.

При хорошем ходе на своей «Волге», Алексей мог бы добраться до дома за час.
 Но Василиса просила раздобыть модные, нейлоновые курточки «дутыши»  для дочек.  В свободной продаже имелись лишь грубо пошитые, бесформенные  куртки, больше подходящие для «спецовок».
 Причем, все как на подбор, одного    безликого цвета. Красивую вещь можно было, по прежнему, «достать» только на рынке у перекупщиков.
Долгова до глубины души, возмущало подобное проявление, едва прикрытой спекуляции.  Происходи такое в его поселке,  председатель Райсовета, давно бы нашел способ, прикрыть ту лавочку.
 

Но в больших городах, на спекулянтов работали целые системы .  Частенько , «в доле» были представители власти. И достаточно  часто, спекулянты оставались безнаказанными. Долгов хоть и злился, но его дочки не были хуже других Советских девушек. И им очень хотелось обзавестись модными курточками.
Помывшись и побрившись, Алексей собрал чемоданчик, чтобы утром не терять лишнего времени.
На «толкучку» надо было ехать не позднее шести утра.  Нелицеприятные дела, не любят посторонних глаз.  К началу рабочего дня  всех честных людей,   «толкучки» пустели. И приобрести что либо, дефицитное, после девяти, уже было невозможно.
Рано утром, Долгов завел «Волгу» и выехал за город. Там  на пустыре, обычно происходил обмен вещей на удвоенную  их стоимость в Советских рублях.
Опытному глазу не предоставляло труда, отличить покупателя от продавца.  Покупатели бегали, суетились, крепко прижимая к себе сумочки и сумки. «Продавцы» же, прикрывая глаза солнечными очками, натянув на лоб шляпы и косынки, медленно бродили по пустырю, свысока поглядывая на суетливых покупателей.
Тут же шныряла, всякого рода, мелкая «шушера». Типа карманных воров, ушлых цыганок и попрошаек.
Внутренне морщась от подобного соседства, Алексей   прошелся вдоль   импровизированных прилавков. Кроме незаконной торговли дефицитом,  старики и опустившиеся типы, предлагали покупателям все, что только можно и нельзя.
Бородатые «художники»,  со стойким запахом перегара, предлагали свою, невообразимую мазню. Среди которой, изредка, встречались, действительно талантливые работы.  Старьевщики трясли перед людьми  ношеными вещами, нередко  поднятыми с помоек.
Старички интеллигентного вида, предлагали предметы старины. Не редко, не подозревая об их действительной стоимости.
«Что ищем, товарищ?» вкрадчиво прозвучало над ухом Долгова.
«Товарищ ищет  нейлоновые куртки для дочек. Две штуки 44 и 46 размеров»,   - полуобернувшись, ответил Алексей тому, кто стоял позади него.
«Какой цвет и фасон вас интересует?»
 «Девочек интересуют поперечные дутыши с капюшонами. Желательно, яркие.. Можно красного,   сиреневого  или розового цвета», -   Алексей припомнил и перечислил  все  то, что говорила ему  перед отъездом жена.
Ему было неприятно  участвовать в этом вынужденном спектакле. Но ради дочек, он решил потерпеть.
Велев  Долгову оставаться на месте,  посредник куда-то скрылся.
Через  несколько минут, он вновь появился за спиной у Долгова. «Идите за мной, товарищ» -Алексей повернулся и двинулся вслед за высоким, худым человеком в низко надвинутой на глаза кепке.

Они отошли за угол   общественного туалета, стоящего на краю  пустыря. Там находился еще один «товарищ» с  большой брезентовой сумкой.  Нагнувшись,   он быстро выхватил из сумки ярко голубую курточку. Ловко развернув ее перед лицом Алексея, хрипло изрек:
 –«Сорок четвертый размер. Самый  дефицитный фасончик. Держи, товарищ. Без обмана. Сам смотри, качество -  высший класс».
Тут же, Алексею на руки упала вторая куртка.  Светло вишневого цвета, она была действительно безупречно добротной и красивой.
«Доволен, папаша?      Маде ин Польша. Смотри на этикетке  Четыреста  монет и вещи твои».
Алексей задохнулся от возмущения. Василиса  говорила ему, что самые модные и  качественные куртки могут стоить в магазине, от силы, пятьдесят рублей. У спекулянтов, даже самых наглых, цена могла возрасти до 120. Но 200 руб. за пятидесятирублевую куртку! Это было уже слишком!
«Обнаглел, сволочь спекулянтская? – не помня себя, закричал Долгов. – Так я тебя сейчас упрячу туда, где твое место, мразь».
Схватив   за ворот   пиджака того, кто был с сумкой, Алексей не заметил, как из двери мужского туалета, выскочил еще один участник не правомерной сделки. Мгновенно оценив обстановку, он  щелкнул кнопкой  выкидного ножа.
«Отпусти человечка,  мужик, – просипел он в ухо Долгова, приставив к его боку лезвие ножа. –  Заткни пасть и  быстро пошел вон.  Иначе я тебе печень продырявлю». -  Бандит  достаточно чувствительно ткнул Алексея в бок.
Сделав вид, что испуган, Алексей выпустил ворот   спекулянта. Слегка отступив в сторону, делая вид, что уходит, он резко лягнул ногой, стоящего позади него. 
В ту же секунду,  на развороте, он перехватил руку бандита с ножом и  рванул ее вниз на излом.  Ни один из двоих спекулянтов, не бросился на помощь упавшему на землю,  вопящему от боли бандиту.  Мгновенно растворившись в толпе, они  исчезли из вида.
Неторопливо  нагнувшись к брошенной сумке, Алексей   всунул в нее брошенные поверх  неё куртки. «Пошел вперед, гнида.  Сумку я в милицию сдам, вместе с тобой».
Алексей схватил за ворот  напавшего на него с ножом спекулянта. Приподняв его от земли, заглянул в лицо. И тут же, вскрикнув от неожиданности, выпустил его из рук.


«Китаев? Олег Викторович? Ах ты, сволочь».
И тут случилось то, за что Алексей никак не смог потом, простить себя. Поверженный на землю, немолодой уже  бывший зоотехник,  пружинисто подскочив, скрылся в толпе. 
Подхватив сумку, Алексей бросился следом. Но дорогу ему перегородили несколько подозрительных типов, среди которых, он узнал длинного  спекулянта, приведшего его к туалету.  Пока Алексей разбрасывал их в стороны, Китаев бесследно исчез.  Исчезли и    остальные участники потасовки, сумев вырвать  из рук Долгова, сумку с куртками.
Целый час, подобно разъяренному зверю, Долгов метался  среди толпы продавцов и покупателей. Но никого из Китаевской шайки, обнаружить ему не удалось.
 До полудня, Алексей провел в отделении милиции,  куда пришел  по собственной инициативе.
Долгов собственноручно, написал заявление, с описанием всех произошедших на рынке событий.
Прорвавшись в кабинет к старшему следователю, он  раздраженно выговорил тому, упрекая милицию города в  некачественной работе.
«Два года, Китаев во всесоюзном розыске. Он организатор незаконного отстрела и сбыта диких животных.  И вдруг, я встречаю его, открыто торгующего спекулятивным товаром! На глазах всего города! Безобразие. Я буду сигнализировать в Обком Партии и лично Прокурору Области.
 Люди не могут приобрести нормального товара для себя. Я дочкам куртки вынужден был искать  среди нечестных торгашей. Зато у вас здесь, целая корпорация.  Спекулянты в открытую жируют.  Простой работяга, вынужден платить  четыре цены за вещь, которая должна быть в свободной продаже». - бушевал Алексей.
«Но вы же, не простой работяга. Обратились бы в торговую сеть. Я уверен, вам бы пошли навстречу. Нашлись бы для ваших дочек подходящие куртки», - откликнулся следователь, чем еще больше рассердил Долгова.
 «Чем, по вашему, я отличаюсь от других людей?  Вот поэтому, у нас спекуляция процветает. Если  руководство правопорядка, считает, что  те, кто ближе к власти, имеют  право на особое обслуживание с заднего крыльца».

Домой Алексей явился, в самом скверном расположении духа. –
«Никогда в дальнейшем, не проси меня, Васёна, поступаться честью коммуниста. Как не хотел я   покупать вещи у   спекулянтов, так оно и получилось.  Ничего с нашими девочками не случится. Пусть, как большинство, ходят в драповых пальто. Но переплачивать преступникам, свои честно заработанные, я  не стану сам. И запрещаю это делать тебе» .
 О том, что опальный зоотехник, грозил ему ножом, Алексей промолчал. Знал, что жена станет корить себя еще сильнее.
Прошло несколько дней.  Маша, немного придя в себя после поездки в Казахстан, засобиралась в Омск. Она твердо решила перевестись из Педагогического Института в Сельскохозяйственный. Девушка окончательно остановила свой выбор на растениеводстве.  В семидесятых годах   тепличное производство,  мало еще было развито.  Свежие овощи зимой, можно было приобрести только в самых больших городах. И то, очень редко.  И как часто это было, по блату. А Марии хотелось, чтобы простые люди, имели возможность покупать зимой огурчики - помидорчики, без всякого блата.
  Быть учителем, это не по ней , так решила Маша.
А вот выращивать ранние овощи, тем более цветы зимой, это да. Это то, что  было интересно девушке. Даже сейчас, когда сердечко ее болело и томилось от обиды на «неверного»  Сашку Кокорина.
Родителям о решении перевестись в другой институт, Маша говорить, пока не стала.  Решила сделать это потом, когда  точно переведется.

Вскоре, из Иркутска приехал  счастливый и немного взвинченный Михаил.  Он был без очков  Леночка посодействовала любимому. Она провела его по  докторам. И Михаилу поставили специальные линзы для   улучшения качества зрения. Линзы, что в наши дни, может позволить себе любой желающий, в те годы были новинкой. Леночка научила Мишу правильно пользоваться   этой удобной новинкой.

 Даже  самому не внимательному, было видно, что Мишка непомерно счастлив и доволен жизнью. Удивительная девушка Лена, сумела своей любовью и заботой, помочь забыть ему коварную Татьяну.
"Как только  Леночка закончит институт, будет в наш поселок направление просить. Заочникам идут навстречу. А не получится, я сначала женюсь на ней. Потом перевезу сюда, - не скрывая радости, сообщил родителям Михаил.

 
Приехавшая из Ивняков, сестренка Маши,   готовилась пойти в последний десятый класс. Вот уж кто бредил о  профессии учителя, так это Ниночка.
Решительная, неугомонная, но в то же время, справедливая девочка, безо всяких подсказок со стороны родителей,  заранее готовилась к будущей профессии.  Она за лето, прочла несколько книг по детской психологии и воспитании трудных подростков.  Эти темы по настоящему, интересовали девочку.
Чувствуя, что у старшей сестры, произошло что-то, не очень веселое, Ниночка,  не задала Маше ни одного бестактного вопроса. Хотя и сгорала от любопытства.
 И такое проявление такта,  удивлявшее всю семью, было почерпнуто девочкой из книг.
Письмо от Саши, пришло на имя Марии Долговой, спустя почти месяц, после возвращения Маши из  целинного поселка. Если бы, оно пришло раньше, возможно Маша прочла бы Сашкины оправдания. Но сейчас, когда она, уже отчаялась ждать его письма,  Маша   подержав конверт в дрожащих пальцах,   решительно бросила его в топку печи.
На вскрик матери: «Что ты делаешь, Машенька!», девушка простонала, не в силах сдержать слез:
-«Все правильно, мама.  Что он мне может написать? Я не желаю переписываться с чужим мужчиной. У него, скоро ребенок появится. Вот пусть о нем и беспокоится».
 Через пару дней, Маша уехала в Омск.
 В сельских районах области, начиналась  горячая, уборочная пора.