Часть 48.
Едва бухгалтер совхоза, Людмила Викторовна, появилась в своем поселке, как ей тут же, доложили о том, что «её Сашка, крутит любовь с молоденькой поварешкой с седьмого стана».
Честно говоря, бесплодная охота за новым мужем, порядком поднадоела Людмиле. Тем более, что на отдыхе она познакомилась с разведенным холостяком.
Мужчина оказался денежным вахтовиком с какого-то, северного края. Оттуда, где добывают нефть.
Их более, чем тесное общение, открыло алчной бухгалтерше, что вахтовик подходит ей в мужья, куда больше, чем «теленок» Сашка.
Их ограниченные интересы, крутящиеся вокруг достатка и денег, полностью совпадали. К тому же, вахтовик имел кооперативную квартиру в большом городе. Людмила ему понравилась. Он угадал в ней родственную душу. Перед тем, как уехать, он дал ей свой адрес и позвал к себе, в качестве жены. И Людмила поняв, что вахтовик это, тот, кто ей нужен, сказала свое «да».
Естественно, что никакого ребенка от Кокорина, бухгалтерша не носила. По той, простой причине, что дети у людей, получаются только при определенных контактах. А такого контакта у Людмилы с Сашей не было. Перестаралась Люда с дозой растительного дурмана, которым намеревалась усыпить парня.
Вместо этого, она чуть было не отправила Сашку на тот свет. Спас его здоровый , молодой организм и крепкие почки с печенью.
Узнав о том, что у «её» Сашки, появилась девушка, Люда повела себя предсказуемо. Решила, как издыхающая гадюка, укусить напоследок свою жертву как можно больнее.
Вечером, она выгнала из гаража свой «Москвич» и отправилась в поле. Туда, где находился седьмой стан. Бухгалтерша, хоть и не имела водительских прав, но машину водила вполне сносно.
Ни женской привязанности, ни чрезмерной обиды на своего несостоявшегося «мужа», Людмила не испытывала.
Но она привыкла, оставлять за собой последнее слово, всегда и во всем. То, что она задумала, представлялось ей, очередным приключением, своеобразной театральной постановкой. В ней, она должна была быть и режиссером, и актрисой - примой.
Остальным в ее игре, отводилась роль послушных марионеток, пляшущих под ее дудочку.
Иначе, вся прелесть жизни, для Людмилы, потерялась бы в серости будней.
Ей не было никакого дела до того, что чувствовали ее невольные «актеры» в разыгранной ей пьесе абсурда.
Главное, чтобы последний выход, всегда оставался за ней.
Подъезжая к полевому стану седьмой тракторной бригады, Людмила сбросила скорость и впилась взглядом в ряд вагонов.
Под навесом, у ряда столов, хлопотали две молоденькие девушки. Никого, кроме них, во всем стане, видно не было.
Люда взглянула на часы. Время приближалось к семи вечера. Скоро на ужин, начнут собираться механизаторы.
Немного отъехав от стана, Людмила вышла из машины, прихватив с сидения маленькую, плоскую подушечку. Ее она положила на водительское сидение, для личного комфорта.
Окинув взглядом пустынную дорогу, она подняла подол свободного платья и быстренько примотала подушечку к животу. В качестве веревки, Людмила использовала свою шелковую косынку.
Отряхнувшись, как перекупавшаяся в песке курица, женщина прошлась вокруг машины. Подушечка держалась плотно. «Живот» бросался в глаза неназойливо, но заметно.
Навесив на лицо маску «несчастной брошенки», Людмила села за руль своего «Москвича».
Подъехав к вагонам, Людмила заглушила мотор и вышла из машины.
Слегка откинувшись назад, чтобы «живот» был лучше виден, она направилась к девушкам. Ей надо было успеть совершить задуманное до приезда трактористов.
Любой, знающий ее совхозник, мог испортить бухгалтерше, представление.
Обе девушки, оторвавшись от своего занятия, с удивлением рассматривали незнакомку. Непонятно от чего, но Марии стало вдруг, тревожно.
«Привет, девочки! Не подскажите, на каком стане Саша Кокорин ужинает?» - Люда смотрела на девушек, едва сдерживая слезы. Губы ее кривились в подступающих рыданиях. Глаза смотрели на растерянных студенток так жалобно, что могли бы расплакаться даже деревянные скамьи.
–«Отправил меня отдохнуть перед свадьбой на курорт. Приехала вот. А мне прямо с поезда люди такое рассказывают…Ужас!»
Маша, сраженная страшной вестью, прохрипела что-то неразборчивое.
Лидочка , с неприязнью глядя на странную «невесту», неожиданно для Маши, спросила: - «Вас Людмилой зовут? Это про вас мужики говорят, что если вас вытолкнуть из двери, вы в окно влезете?»
Лида сжала дрожащую ладонь Маши, словно желая успокоить.
Людмила, не ожидавшая такой прыти от молоденькой студентки, мгновенно изменилась в лице:
-«Так, это к тебе, мой Сашка бегает? Тогда все ясно. Я ведь беременна, мне мужа ублажать нельзя. Вредно для ребенка. А тебе можно, не убудет. Только знай, потаскушка, я Сашку прощу. Мужики все кобели. Но тебя отсюда выживу в два счета. И отца ребенка, я никому не отдам».
Из горла Маши вырвался короткий, задушенный вопль. Теряя опору, девушка повалилась на руки, успевшей подхватить ее подруге.
«Ого! Да это другая, оказывается, моего мужа охаживает. Совсем еще сопливая, а туда же. Короче, я вас предупредила. А с мужем своим, я сама разберусь»,- не совсем довольная результатами игры, Людмила направилась к машине.
Нужно было во время уйти со сцены, пока какой ни будь зритель, не заметил фальши в ее игре. И не запустил ей в лицо, гнилым овощем.
Но Людмилу остановил женский крик. - «Ты чего сюда приперлась , аферистка?» - оглянувшись, она увидела третью участницу конфликта. Ей оказалась знакомая по работе, повариха Дарья Сидоровна.
Зная крутой нрав пожилой поварихи, Людмила торопливо юркнула за руль.
Набирая скорость, оглянулась. В стекло заднего вида, Людмила заметила, как пожилая повариха, прижимая к себе вторую девушку, грозит кулаком вслед её «Москвичу».
Своей игрой, женщина осталась не совсем довольной. Такие «соплячки», как эти студентки, больше ведутся на жалость. Напрасно она сорвалась до угроз. Надо было до конца, разыгрывать из себя «хорошую девушку», бесчестно обманутую коварным женихом.
Вот с самим Сашей и его братом, сцены получались отличными! Правда, это не помогло ей «захомутать» Кокорина. Ну да, ладно! Как смогла, так и сыграла. Главное, что разлад между Сашей и его девушкой, наверняка был обеспечен!
Хлебные поля закончились. «Москвич, вырвавшись на выжженную солнцем, каменистую равнину, прибавил скорости. Впереди показались поселковые строения.
У самого въезда в поселок, лежал длинный узкий овраг, прозванный Сухим Логом.
Когда-то по его дну, бежал мелкий, мутный ручеек. С весны, он превращался в серьезное препятствие для транспорта. К осени, пересыхал полностью. И тогда, дно оврага покрывалось трещинами в рассохшейся глине.
С тех пор, как начали осваивать целинные земли, вокруг поселка, Через «Сухой Лог» насыпали прочную, высокую дамбу.
Со стороны течения ручья, образовалось небольшое, чуточку солоноватое озеро, вполне пригодное для водопоя скота. К осени оно почти полностью пересыхало. Но в летние месяцы, здорово выручало работников животноводства. Местная ребятня, тоже не брезговала застойной, теплой водичкой. Пока было возможно, дети с утра до вечера, бултыхались в мутной луже.
Перед самой дамбой, прямо под колеса «Москвича», от куда –то, выскочил серый, длинноногий заяц.
От неожиданности, Людмила что есть силы, вывернула баранку автомобиля, в сторону. Не снижая скорости, «Москвич» подпрыгнул на придорожных неровностях. Проскочив несколько метров, машина влетела в овраг, туда, где пересохшая глина на его стенах, была тверже кирпича.
Подушечка, все еще спрятанная на животе Людмилы, не смогла хотя бы немного, смягчить жесткого удара.
Непереносимая, ослепляющая вспышка короткой боли, пронзила Людмилу от копчика до самого затылка.
В глазах ее полыхнула жгучая молния и тут же померкли все звуки и собственные ощущения.
Ребятишки, купавшиеся по другую сторону дамбы, с визгом выскочили из воды. Побросав на берегу обувь, штанишки и платьица, вся их орущая стая бросилась в поселок.
Завершив свою смену, Кокорин умылся у бочки с водой и собрался отправиться к своему стану на неразлучном велосипеде. Остальные рабочие его бригады, будут еще целый час дожидаться грузовика, что после смен, развозил их по станам.
Саша спешил. Сегодня он планировал, сначала принять душ, потом поужинать и умчаться к своей любимой.
К механизаторам подкатил «запорожец» их бригадира. Обычно он появлялся на тракторной стоянке, утром, чтобы провести разнарядку на предстоящие работы. Оглядевшись, бригадир увидел Кокорина и направился к нему.
«Привет, Александр. Как отработал?» - Встретившись с тревожным взглядом бригадира, Саша с удивлением пожал плечами: -
«Как всегда. Норму перевыполнил. Солярой на завтра, заправился. Что-то вид у вас какой-то, странный Что ни будь, случилось?»
«Ты Людмилу Громилову сегодня видел?» - вопросом на вопрос ответил бригадир.
«Я ее давно не видел. Слышал, будто на отдыхе она, где то? А вам, зачем это нужно?»
«Видишь ли, парень. Час назад, бухгалтерша разбилась на своем «москвиченке». А у вас с ней, вроде как, завязки какие-то. Я не любитель сплетен. Но разговоры ходят, что зол ты на Людмилу. Я все к тому, чтобы ты готов был к возможным допросам».
Саша почувствовал, как по спине его пробежал неприятный ледяной холодок: - «Как разбилась? Насмерть?»
«Нет. Жива. Но говорят, что позвоночник сильно повредила. При мне Зав. Кадрами, звонила в больницу. Громилову должны вертолетом в Степногорск отправить».
И словно, подтверждая слова бригадира, над их головами, показалась стрекочущая машина. Низко летящий вертолет опустился где-то впереди, у края поселка. Там, где его уже поджидала «Скорая» с тяжело раненной женщиной.
Едва Саша появился на стане своей бригады, ему тут же, доложили все подробности, произошедшие на седьмом стане.
Самое быстрое в мире «сарафанное радио», безотказно сработало и в этот раз.
В этот вечер, Кокорин не поехал на свидание с Машенькой. Не хватило сил и смелости. Кроме того, ему необходимо было выяснить, беременна ли , на самом деле, Людмила.
.
Не только страх перед объяснением с Машей, удержал Сашу от встречи с ней.
Его точило непонятное чувство вины перед взбалмошной бухгалтершей . Но еще в большей степени, он чувствовал вину перед ее доброй и несчастной матерью.
Это было глупо, неоправданно. Но Кокорин чувствовал себя виноватым. Надо было во время обратиться в те инстанции, что помогли бы безудержной лгунье Людмиле, остановиться.
Но Александр напоминал своего отца не только внешностью, но и характером. В отличие от прямолинейного, решительного Леши, Саша был слишком добр, Любому конфликту, он предпочитал «полюбовное» решение дел. Если обстоятельства понуждали Сашку к решительным словам и действиям, то он потом мучился и переживал. Не любил он ни словом, ни делом обидеть человека. Даже того, кто этого заслуживал.
«Досюсюкался я с этой дурой. Она в больнице, я в полном дерьме. А что , если она действительно беременна от меня? Вздор конечно. Но вдруг? Господи, моя милая Машенька. А если ей преподнесли все так, как пыталась все это, преподнести Людка? Что будет с моей Маришкой?»
Стояла глубокая ночь, когда Кокорин отворив дверь вагона, тихонько шагнул в темноту. Оседлав велосипед, он помчался в сторону седьмого стана.
Но побродив вокруг темного вагона, где жили девушки, Сашка так и не осмелился постучать в их дверь.
«Девчонки спят, уработавшись. А я тут, как дурень, вагон их подпираю. Завтра все обсудим тихо, мирно. Уговорю Маришку в общежитие съездить. Познакомлю с уборщицей. Вся обслуга общежития было против Людки. Но что делать, если, все таки, Людмила беременна?»
Кокорин вернулся в свой вагон под утро.
На следующий день, после получения разнарядки, Саша подошел к бригадиру.
Отозвав того в сторону, как на духу, рассказал ему обо всем, что мучило сердце, не давая сна и покоя.
«Я уверен, что Люда врет про беременность. Скорей всего, там вообще ничего не было. Но ведь, в больнице смогут сказать, беременна она или нет. Насколько знаю, ваша жена медсестра? Попросите ее узнать все подробнее. Мне надо вывод сделать и решение принять. Я девушку одну люблю. Понимаете?»
«А какой дурак не знает, что ты практиканточку повариху обхаживаешь?» - усмехнулся бригадир.
«Не обхаживаю, а люблю!» - обиделся Кокорин.
«Не кипятись. К вечеру доложу обо всем, что сумею разузнать» - примирительно хмыкнул бригадир, садясь в «запорожец».
Никогда еще рабочий день, не тянулся для Сашки так долго, как этот. . Бригадир их тракторной группы, как и обещал, подъехал к концу рабочего дня.
Не успев умыться, Саша, сверкая белками глаз на запыленном лице, бросился к подошедшему к стоянке, «запорожцу».
То что он узнал, его еще больше, запутало. Оказывается, раздевая Людмилу для оказания первой помощи, врачи скорой, обнаружили у женщины подушечку, примотанную к животу.
Но зачем? Она пыталась защитить живот от возможных толчков?
«Моя говорит, что Людка твоя, скорей всего, симулировала беременность», - внес ясность в мысли Саши бригадир.
И тут Кокорин, кажется, все понял. «Людмила ездила на седьмой стан, чтобы продемонстрировать перед Машенькой мнимую беременность? Вот змеища!»
Кое как, смыв с себя дневную пыль, Саша сел на велосипед и вскоре подъезжал к столовой седьмого стана.
Девушки в это время, должны быть на своем рабочем месте. Но у столов Кокорин увидел только Лиду. Старшая повариха хлопотала у печи. А Лида, как всегда, накрывала столы к ужину.
Увидев подошедшего к ней Сашу, Лида сердито сверкнув глазами, крикнула ему прямо в лицо:
- «Допрыгался, кобель несчастный. Не мог заранее со своей идиоткой разобраться? Ну чего вылупился? Уехала Машка. Тоже, дура истеричная. Стала бы я так из-за мужиков убиваться! За такое своеволие, из института попереть могут» - Лидочка выкрикивала ругательства, в сердцах швыряя на стол пустые чашки.
«Как уехала? Куда? – Сашка в трудом сглотнул колючий ком, застрявший в горле. Голос его мгновенно осел и по коже пробежал холодок.
«Домой. К маме под крылышко. Вот ведь, два сапога – пара, - Саша повернулся на ворчливый голос, прозвучавший позади.
У стола стояла Полина Сидоровна. – Что же вы за мужики такие? Мямли, прости Господи! Ничего мужицкого в вас не осталось, кроме штанов».
«Где Маша?» – глупо переспросил Кокорин, обращаясь к старшей поварихе.
–Тебе ж сказано, уехала. Ночь я с ней отваживалась. Пришлось в свой вагон насильно увести. А утречком, покидала она тряпчешки в чемодан и на попутке к поезду подалась. Ни на какие не повелась уговоры».
Саша бессильно опустился на скамью. К столам потянулись механизаторы. Они, молча, рассаживались поодаль, сочувственно поглядывая на Кокорина.
«Лида, сама управишься тут? - Повариха , как маленького дитя, взяла Сашку за руку и повела к вагону, в котором жила.
- Весточку Маня тебе оставила. Пошли, отдам. Да уму разуму поучу, коль своего не нажил».
В вагончике, где жила повариха с мужем, Сашка присел на табурет и замер, как соляной столб.
-«Об чем ты думал, когда девке голову дурил? Почему про Людкины выкрутасы не рассказал, как на духу? Я все присматривалась к тебе, все думала, ждала, что объяснишь ты все Маруське своей. А ты все, как телок безвольный. Я б, давно уж всунулась промеж вами, да мужик мой, мне запретил.
Эта курва Людка, чуть было, Диночку мою, дочку старшую, на тот свет не спровадила. У Диночки с Петром свадьба уж намечалась, когда Людка жениха у нее увела. Вот ведь, старвятница! Свободных парней ей мало было. Надо обязательно подгадить кому. Петро таким же телком оказался, как и ты. Даже хуже. Диночку я, почитай, из петли вынула».
Слова поварихи, доходили до Кокорина туго, как сквозь толстые заглушки.
Он вяло подумал о том, что уже слышал от кого-то что-то подобное.
О том, что Людмила откровенно женила на себе бывшего мужа, интригами уведя его едва ли, не от свадебного стола.
Подавая Саше запечатанное, не подписанное письмо, женщина спросила, враз изменившимся, построжевшим голосом:
« Хорошо, что Маруся уехала, ничего не зная об аварии с Людкой. А то, такая девочка чистая, всю жизнь себя бы поедом ела. Винила бы себя, голубонька. Ты уж, Санька, не пиши ей, про Людкину беду Изворачивайся как хошь. А лучше сам поезжай к Маруське. Но все же, что там с Людкиной беременностью? Неужто, правда?»
«Потому я и не решался никак с Машей объясниться, что не знал точно ничего до сегодняшнего дня. Людка на животе подушку носила. Меня она траванула так, что я сутки ничего не помнил. Ну и держала все это время на поводке, уверяя меня в том, что беременна, якобы от меня». – опустошенно пробормотал Кокорин.
«Так я и думала! Вот ведь гадюка какая! Мало ей двух сломанных судеб. За новых взялась, подлюка. Я еще, по доброте душевной пожалела её, когда мне про аварию сказали. Ребеночек, то ни при чем. А она и тут концерт устроила. Говорят, что позвоночник сломала. И может даже, лежачей на всю жизнь остаться. Так я на это, вот что скажу. Бог видит все грехи наши. Поделом, суке. А ты как хошь, но Маруську уговаривай».
Выпроваживая Сашу из вагона, Полина Сидоровна добавила подобревшим тоном: - «А Петька-то, пишет и пишет Диночке. Она поначалу, рвала письма, не читая. А сейчас читать стала. Посветлела донюшка, ожила маненько. Может и сладится у них? Петро мужик хороший. Только такой же, теленок, как и ты. Ты Санька, вывод сделай себе на всю жизнь».
Отъехав подальше от стана, Саша остановил велосипед и присев у края поля, торопливо вскрыл конверт. Он ожидал п встретить в Машином письме упреки и обвинения. Но на половинке тетрадной странички, было написано всего несколько коротких строчек.
« Кокорин, я уезжаю, чтобы помочь тебе избежать очередного вранья. Не смей бросать беременную жену. Мне ты не нужен. Справлюсь, как ни будь. Предашь одну, значит так же, сможешь предать меня. Я, конечно, постараюсь тебя забыть. У меня все будет прекрасно. А ты о ребенке подумай, Дон Жуан. Прощай навсегда. Не пиши, зря бумагу не переводи. Не отвечу ни на одно письмо.
Мария Алексеевна Долгова».
Сашка завыл, падая на спину. Душу его разрывала невыносимая боль и обида. Пусть бы Маша упрекала его, высказывая свои обиды. Лучше бы проклинала, обзывая любыми словами. Но эти безжалостные и несправедливые строчки, ясно дали понять Кокорину, что завоевать доверие девушки, вернуть назад свою любимую, ему будет очень нелегко.
Обратной дороги домой, Мария почти не запомнила. Двое суток, она пролежала, отвернувшись к стене и ни с кем не разговаривая. Багажно - пассажирский поезд, на который удалось без проблем, взять билет, тащился, как уставший ишак. Останавливаясь чуть ли не у каждого встречного столба, он без конца, пропускал встречные, более скоростные поезда.
Но, не смотря на все неудобства тесного вагона, Маша не замечала ни духоты, ни черепашьей скорости поезда. Ей хотелось только одного. Уснуть и не проснуться, чтобы больше не чувствовать всего того, что бушевало в сердце. Не испытывать адской боли разочарования и свалившегося на нее, горя.
В Омске девушка пересела на рейсовый автобус. Спустя час, Маша входила в ворота родительского дома
В разгар рабочего дня, дома никого не оказалось. Маша вынула ключ из условного места и отперла замок. Войдя в прохладу родного дома, девушка, оставив у порога чемодан, кинулась на свою кровать. Горячие, долго сдерживаемые слезы, целым потоком хлынули на ее девичью подушку.
Наплакавшись до изнеможения, Маша уснула неспокойным сном. В таком положении, ее застала Василиса, ранее других, вернувшаяся домой.
Она ожидала возвращения дочери с «практики» не ранее, чем через десять дней.
Сердце матери подсказало ей, что не напрасно ее старшенькая, раньше времени заявилась из Казахстана.
Присев у постели спящей дочери, Василиса с тревогой отметила, что раскрасневшееся во сне лицо дочери, носило следы недавних слез.
Почувствовав на себе взгляд матери, Маша открыла глаза.
«Что с тобой, Машенька? Почему ты так рано вернулась с «практики»? Ты плакала, доченька моя?».
- Ласковые руки матери, поглаживающие растрепанную косу Маши, ее тревожный, любящий взгляд, нотки нежности и волнения в голосе, вызвали у дочери новую волну слез.
- «Мамочка, милая, за что он так со мной? Мамочка, я жить не хочуууууу»
«Машенька, тебя кто-то обидел?» - самые худшие предположения ледяным ужасом захлестнули материнское сердце Василисы.
Напряженно вслушиваясь в беспорядочные откровения дочери, Васена, постепенно успокоилась. Её поразило то, что она мать, до последнего дня, не подозревала о таких сильных чувствах ее донюшки к сыну своей подруги.
«Как же так? Я все время считала, что Саша просто очень хороший друг Машеньке. А оно, вон что получилось. Но о какой беременной жене Сашки, толкует ее дочь?»
С Ниной Кокориной, Василиса виделась не более недели назад. Подруга рассказывала о сыновьях. Но ни о какой жене Саши, не было и речи. Тем более, о беременной.
«Доченька, успокойся и расскажи все по порядку. - Васена, положила голову дочери на колени. Низко склонившись к ее зареванному лицу, ласково погладила Машу по щекам. – Не реви, моя глупышка. Расскажи мне все. И мы вместе придумаем, что делать дальше».
Выслушав сбивчивый рассказ дочери, Васена с удивлением проговорила:
- «Да! Дела! Никогда не думала, что твое детское увлечение Сашей, перерастет в такое большое чувство. Вот беда-то. Мало нам беды от одной Кокориной. Вторая беда намечается. Машенька, а ты уверенна в том, что любишь Сашку? Ты же совсем еще ребенок».
«Мамочка! Мне девятнадцатый год! Я давно уже не ребенок. Я Сашку с детства люблю. Понимаешь!? С детства! Я в целинный поселок поехала только ради того, чтобы с ним встретиться. А он…».
Приподнявшись в кровати, Маша обхватила Василису руками и припала к ее груди. Горячие слезы дочери мгновенно промочили насквозь блузку на груди Василисы. Сердце матери сжалось.
«Что же это за проклятие на моих детей, - простонала Василиса.- Сначала Мишенька из-за Татьяны целый год с ума сходил. Теперь на дочь такая же напасть. Хоть и подругам мне Нина лучшая, но не ладно как-то у нас. Будто, лихо какое наслали на птенчиков моих, эти Кокорины».
Из потаенных уголков памяти, выплыло морщинистое, коричневое лицо старухи. «Любови тебе захотелось? Будя тебе любовь. И тебе, и детям твоим»
Василиса вздрогнула, усилием воли, прогоняя неприятное воспоминание. «Глупости это все» - твердо сказала она про себя.
#П