ПРОКЛЯТЬЕ СТАРОЙ КОКОРИХИ.
Часть 46
Весь день, Маша с Лидой помогали пожилой поварихе Полине Сидоровне. Девушки чистили вялую, прошлогоднюю картошку, перебирали рис, носили воду из огромной металлической бочки на колесах.
Больше всего, Машу поразило топливо, которым топилась печь. Она с детства привыкла к тому, что печи в селах топят дровами, хворостом, реже углем. Но то, непонятное, что заставила подносить к печи Полина, было похоже на коричневые неровные кирпичики, из которых щетинилась солома и обломки сухого камыша.
«Что это такое, тетя Поля?» - поинтересовалась Маша, высыпая из мешка очередную «порцию» кирпичиков.
«Кизяк не видела? Г…но это скотское высушенное. И с рубленой соломой перемешанное. У нас тут дров нет свободных. Вот и топимся г…ном. Его у нас тут, целые залежи. Прямо, как угля.
В поселке кизяк сейчас, мало применяют. Люди к культуре тянутся. Углем топят. А раньше, в каждом дворе, свой «завод» по изготовлению кизяка имелся. Коровье и овечье г….но, ногами месят вместе с рубленной соломой, травой и сухим камышом. Лопатами в формы, типа хлебных, фасуют и на солнышко укладывают. А как схватятся кирпичики, в пирамидки укладывают. Так все лето сушат. А зимой ими топят. Для полевых станов да для других разных нужд, рабочие в совхозах, специально кизяк готовят».
«Век живи, век учись…- глубокомысленно изрекла Лида, принюхиваясь к кизяку.- Почти не пахнет».
«Так с чего бы ему пахнуть? С прошлого года лежит. Весь запах солнце с ветром унесло. По мне, так лучше кизяка , топлива нет. Горит долго, хоть и не так жарко, как дрова. Вот уж что воняет нестерпимо, так это уголь. А от кизяка дух здоровый идет. Натуральный, и угару от него нет», – охотно отозвалась повариха.
Чем ближе подходил вечер, тем нетерпеливей становилась Маша. Раскладывая по чашкам перловку с тушенкой за ужином, девушка всякий раз , вздрагивала от рокота подходящих к стану машин и тракторов.
Но это, пока что, собирались к ужину, рабочие седьмой бригады.
Над степью опускался вечер. Солнце, умерив пыл, медленно скатывалось к горизонту. Перемыв посуду и начистив к утру картошки, девушки отправились в душ, сооруженный из старой металлической лейки, подвешенной над деревянной будочкой.
Из-за дефицита воды, такие души позволялись рабочим, лишь раз в неделю. Но для девушек, было сделано исключение.
Умывались рабочие у привозной бочки с водой. Воду расходовали экономно. Привозить ее приходилось едва ли не за сорок километров из Степногорска. Во всех близлежащих поселках, воду, так же, экономили.
К будке приставлялась простая лестница, сколоченная из жердин. Вода, подогретая на печи, заливалась в лейку из ведра. Тот, кто находился в будке, тянул на себя бечевку, закрепленную на носочке лейки.
Желающие помыться основательно, ездили в поселок за пять километров, в общественную баню.
Во всем стане, вместе с пожилой поварихой, находились всего три женщины. И двое из них, были Маша с подругой. Далеко не все оставшиеся вагоны, были заняты жильцами. Большинство мужчин, имели семьи и постоянно проживали в поселке, которому принадлежали земли, на которых они работали.
Повариха с мужем, занимали отдельный вагон. Они редко покидали полевой стан, предпочитая лето проводить в поле.
Ближе к осени, когда начиналась уборка урожая, численность рабочих на полевых станах, увеличивалась в разы.
Маша сидела за опустевшим столом под навесом. Ее густые, распущенные по плечам волосы, никак не желали поскорее просохнуть после мытья. Лида ушла в вагон, куда тут же, проскользнул один из холостых трактористов. Беспокоясь за подругу, Маша не сводила глаз с двери вагона. Одновременно она прислушивалась к звукам окрестностей, надеясь услышать рокот трактора. Девушка почему-то, была уверена, что Саша приедет на стан, на своем тракторе.
Не прошло и пяти минут, как из резко распахнувшейся двери их вагона, пулей вылетел неудачливый ухажер. Парень почесывал щеку и что-то недовольно бормотал, торопливо уходя прочь.
«Один получил по заслугам, Молодей Лида» - усмехнулась Маша. На сердце сделалось невыносимо тоскливо и обидно .
«Машуня, можно поскучать с вами рядом?» -Маша обернулась на вкрадчивый, мужской голос.
«Вот прилипалы. Надо тете Поле пожаловаться, чтобы она их по воспитывала», - недовольно подумала девушка, рассматривая не нужного ей, партнера по «скуке».
Молодой механизатор, довольно приятной наружности, приблизившись к девушке, картинно остановился перед ней, давая той возможность, оценить его внешность.
Высокий, чернобровый, с отличными физическими данными парень, видимо привык к легким победам. Снисходительно улыбаясь, он присел рядом с Машей.
«Я вам не давала разрешения скучать со мною рядом. Если для вас не нашлось другого места, то я не гордая. Пересяду».
С этими словами, Маша поднялась со скамьи и отправилась к своему вагону.
- «Если Сашка приедет, то мимо не пройдет. Отыщет меня. А сидеть на виду у всех мужчин, не выход. Подумают еще, что ради их внимания я там сижу».
Не слушая просьбы «красавчика», не уходить, Маша вошла в вагон.
На нее тут же накинулась разозленная подруга. «Какого черта ты вызвалась кашеварить? Тебе с нашими не сиделось? Коров ты умеешь доить, я знаю. Ради чего соврала? Чтобы с этим мужицким сбродом, рядом быть? Тут одни самцы похотливые. Нет! Ты представляешь, едва вошел , сразу про мою грудь.
У вас, говорит, грудь красивая. Ну, я и влепила ему от души».
Маша невесело засмеялась.
«Лида, у тебя действительно красивая грудь. Поставила одного на место, остальные поймут. Моя бабушка Матрена , помню, говорила: «Дело рыбака, закинуть удочку с приманкой. А клевать или нет, рыбка сама решит». Ты же не «клюнула», вот рыбак и не станет больше удочки свои зря забрасывать. Чего расстроилась? Все нормально. Ребята здесь не плохие. Комсомольцы. Они быстро поймут, что мы порядочные девушки. И запор у нас в вагоне вон какой, мощный».
Маша шагнула к двери, с намерением задвинуть в скобу кованый засов. Дверь резко распахнулась и девушка, потеряв равновесие, упала на грудь того, кто возник на пороге.
«Маришка! Классно ты меня встречаешь, сестрёнка!» - сильные руки прижали Машу в себе.
«Саша! Сашенька! - все напряжение вызванное ожиданием их встречи, тревоги, долгое ожидание весточки от него, неопределенность их отношений, - все это вложила девушка в свой вопль.
Подняв залитой слезами лицо к нему навстречу, и ничего не видя сквозь слезы, Маша продолжала твердить, как заведенная «Саша, Сашенька!»
«Маришка, что с тобой? Успокойся. Тебя кто ни будь, обидел?»- Саша провел девушку к столу и силой усадил на откидную полку, на которой лежал Машин матрас.
Лида, придя в себя от неожиданности и изумления, бесшумно выскользнула за дверь.
Опустившись на корточки перед низкой полкой, Саша носовым платком вытер лицо девушки. «Ты меня напугала, сестренка. Или обиде кто? Ты мне его покажи только! Прибью и глазом не моргну. Чего ревешь -то?»
«Действительно! Чего реву?» - Маша судорожно всхлипнула и попыталась взять себя в руки.
«Все нормально. Просто переволновалась. Ждала тебя долго» - Она чувствуя, что говорит не то, смолкла. Жадно рассматривая Сашу, отметила про себя, что парень вытянулся и похудел. Над верхней губой, у Сашки росли густые усики, придавая ему вид бравого казака. Волнистый, темный чуб, еще больше подчеркивал это сходство.
«Сашка, милый, неужели ты не видишь, как я люблю тебя», - мысленно прокричала Маша. Но вслух только тихонько пробормотала. «Я очень соскучилась по тебе, Кокорин».
«Маш, и я соскучился. И по тебе, и по родителям По Танюхе скучаю очень. Лёшка с женой приехали недавно. Так мы, раз только и виделись. Они в самом Степногорске тормознули. Лёха на химкомбинат пошел. Рая, поваром устроилась. Им сразу комнату в общаге дали. А я тут в совхозе. Тоже в общаге. Вот так, сестренка».
«Саша, пожалуйста, не называй меня «сестренкой», - совсем тихо прошептала девушка.
«Но почему? -искренне удивился Кокорин. – Ты мне сестренка и есть. Помнишь, как я плавать тебя учил? Ты такая смешная была. Малюсенькая и худюсенькая. А волосы, как у русалки, по воде струились. Совсем крохой была. Без майки еще бегала. А сейчас!» – Сашка взглядом показал на грудь Маши.
Густо краснея от этого совершенно «не мужского» взгляда, Маша смущенно опустила глаза.
«Выросла я Саша. А ты и не заметил. Вот поэтому и не зови меня «сестренкой»».
«Странная ты какая-то, Маришка. То ревешь без причины, то почему-то сердишься, то «сестренка» тебе не нравится. Капризуля. Пойдем на улицу. Душно у вас. Сейчас в степи хорошо, вечером».- Саша за руку поднял Марию с постели, где она сидела.
На улице заметно стемнело. Лида сидя на ступеньке крыльца их вагона, поднялась навстречу Маше.
«Ты надолго, подруга? А то я ведь, закроюсь. Боюсь я без тебя. Вдруг запрется какой- ни будь самец».
«Вас тут обижают?»-повысил голос Кокорин. Но девушки быстро успокоили парня, уверив, что они просто опасаются спать в незапертом вагоне. Но никто их не обижал.
«Саша, а ты на чем приехал? Где твой трактор?» - Маша посмотрела на пустынную дорогу.
«Зачем его гонять каждый раз? Зря только соляру жечь? Я на велике привык», - Саша указал девушке на лежащий прямо на земле, велосипед. Они присели на лавку под навесом, где недавно сидела, Маша поджидая Кокорина.
«Машунь, а на кухне поесть ничего не осталось. А то без ужина, не очень как-то», - спросил Сашка, слегка сжимая руку девушки.
«Ой, прости, не догадалась. Сейчас я», - Маша бегом кинулась к вагону. Там укрытый теплым куском ткани, стоял котелок с кашей, сдобренной говяжьей тушенкой.
Правда, не накормлен был еще один, задержавшийся в поле тракторист. Но каши оставалось прилично. «Хватит и ему», откладывая еще не совсем остывшую кашу в алюминиевую чашку, решила девушка.
Лида, наблюдавшая за действиями подруги, подала голос:
- «Машка, ты тихушница. Вот отчего, ты сюда рвалась. Ничего, красивый парень! Сроду не знала, что любовь у тебя с кем-то!»
«Он тоже, пока об этом не знает», - грустно отозвалась Маша, выходя из вагона. Поставив чашку перед Кокориным, она только сейчас вспомнила об окороке, что передала для сыновей Нина Николаевна.
Пока Саша с удовольствием уплетал мясную кашу, Маша сидя рядом, рассказывала ему о то, как отвоевывала у сокурсников в поезде, окорок, посланный матерью для своих сыновей.
«Маришка, не смеши, а то подавлюсь еще, - весело расхохотался Саша. Он подал ей основательно подчищенную тарелку. – Не жаль было тебе бедных студентов? Пусть бы ели за мое здоровье. Кстати, принеси кусочек. У меня в желудке чуточку места еще осталось».
Саша говорил и вел себя настолько непринужденно, что и Мария глядя на него, развеселилась. Напряжение ее спало. Она вынесла из вагона весь оставшийся окорок и обе банки варения.
Но Саша запротестовал.
- «Куда мне столько? Лешка далеко. Пока встретимся, копченина пропадет. Возьму начатый кусок и одну банку. Мамино варение я обожаю. А это пусть ваши студенты кушают. Что? Их здесь нет? Ну тогда считайте, что вам с Лидой повезло. И я к вам в гости на чаек, буду заглядывать, когда смогу».
Несмотря на отчаянный протест Маши, Саша решительно отодвинул от себя не тронутый окорок, завернутый в кусок вощеной бумаги.
«Не спорь, Маришка. Я старше тебя. Отнеси это в вагон. И пойдем, проводишь меня. Пора мне, сестренка».
И снова, «сестренка» резануло по сердцу девушки.
«Он совершенно не принимает меня всерьез», - тоскливо продумала она, уходя в вагон. Бросив на стол окорок, Маша протянула Лиде банку с варением «Открывай и ешь. Ты же так хотела варенья клубничного».
Не отвечая на удивленные реплики подруги, Маша выбежала из вагона.
Над степью стояла полная темнота, освещаемая лишь мерцанием далеких звезд. Саша стоял неподалеку от дороги, поддерживая поднятый с земли велосипед.
« Давай прощаться Маришка. Ни к чему тебе удаляться от стана. Люди здесь, конечно хорошие. Комсомольцы добровольцы. Но если глубже копнуть, то все же, сброд ото всюду. В хорошем смысле этого слова. Но сама знаешь, что береженного и Бог бережет. Хоть я и не верю во всю эту божественную чепуху. Но ты, сестренка, будь осторожней».
Саша медленно двинулся к пролегающей рядом со станом, дороге. Маша, молча проглотив обиду по поводу «сестренки», пошла рядом.
Они медленно шли меж двумя , пока еще не высокими, стенами пшеницы, постепенно удаляясь от стана.
«Ну все, Маришка, назад ступай. А то придется мне тебя провожать. Так и будем всю ночь, туда - сюда топтаться», - останавливаясь, проговорил Кокорин.
Они стояли почти вплотную друг к другу. Высокая девушка не на много уступала Саше в росте. Маша напряженно смотрела в лицо парня. В глазах Сашки дрожали далекие звезды. «Ну все, сестренка, иди!»
Маша ожидавшая чего-то другого, не выдержав напряжения, крикнула ему в лицо.- « Я же просила, не называть меня «сестренкой». Не сестра я тебе, понял, болван», - в словах ее явно почувствовались, долго сдерживаемые слезы.
Развернувшись, она бросилась бежать. А он продолжал стоять, глядя ей вслед. В тишине ночи, до слуха парня долетел стук захлопнувшейся двери вагончика.
И тогда, словно обессилев, он медленно опустился на край дороги.
Маша ошибалась. Не был Сашка «болваном» и состояние ее, угадал почти сразу же, едва она «выпала» из вагона, прямо ему в руки.
Стоило взглянуть в ее плавящиеся нежностью глаза, услышать ее, прерывающийся от слез голос, произносивший его имя. И он понял все.
Хотя понял он это, еще перед армией, когда Маша приехала на его проводины. Она была еще совсем маленькой школьницей, не то , не то шестого, не то седьмого класса. Но та взрослая нежность и боль, с которой смотрела она на Сашку, слегка смутили парня.
Он , естественно, быстро забыл о «взрослых» взглядах «сестренки», но она напомнила о себе вновь, когда Сашка вернулся из армии.
При первой их встрече, Маша покраснела до слез и убежала, прижав к лицу ладони.
А потом, она готовилась к экзаменам, поступала в институт. Виделись они мало. Но каждый раз, Сашка ловил на себе красноречивые взгляды девчонки, которую продолжал считать младшей сестренкой.
О том, что «Машка неровно дышит к Сашке», Кокорин не единожды слышал и от Танюшки, младшей своей сестры.
Но это его, скорее забавляло, чем смущало. Трудно ему было перестроить свое мышление о девчонке, которую совсем недавно учил плавать. До сегодняшнего дня, Кокорин продолжал относиться к Маше, как к младшей сестре, подопечной своего детства.
И вдруг эта их, сегодняшняя встреча.
Как наитие, как внезапный удар молнии. Он увидел ее совсем другими глазами. Необыкновенно красивую, женственную, такую желанную но.. недоступную.
«Какой же я идиот! Правильно мне Леха сказал, что я козел блудливый» - простонал Сашка, с тоской глядя на далекие, молчаливые звезды.
С Людмилой, Сашка встретился почти год назад. Она принесла в его комнату постельное бельё. Светловолосая, с короткой модной стрижкой, она поначалу, показалась парню спокойной и рассудительной девушкой. На вид, Людмиле было лет 25, возможно, чуточку больше. Девушка заботливо спросила нового жильца, не нужно ли ему еще чего ни будь. Как бы, мимоходом, она назвала свое имя и рассказала, что работает бухгалтером в совхозе. А по вечерам и выходным, помогает матери. Ее мать работала в общежитие кем-то, типа коменданта.
Люда стала достаточно частой гостьей в комнате, где с двумя товарищами поселился Кокорин.
Она приносила ему почту, поступающую на его имя, меняла постельное белье и вроде бы не навязчиво, выполняла еще десятки маленьких услуг. По простоте душевной, Сашка считал, что девушка поступает так со всеми. Но вскоре он стал замечать, что его она выделяет изо всех, особенно заметно.
Нельзя сказать, что Людмила совершенно не интересовала Сашку.
Она была вежливой, исполнительной. Вскоре он стал замечать, что привыкает к ее опеке, как привыкают дети к заботе своих родителей.
Однажды, Сашку остановил малознакомый товарищ по работе.
«Слух ходит, что наша бухгалтерша тебя приручает? Людка на новую охоту вышла. Смотри, пацан. Она такая. Раз, два и в дамках. Я ее хорошо знаю. Муж год назад, сбежал от неё, куда-то на БАМ, говорят. Тебе жить, конечно. Но баба эта, держала мужа в черном теле. Сколько не пахал, мужик, а Людке все мало было. Чуть что не по ней, сразу кляузы в Райком Комсомола писала на него. Бежал он от Людки едва ли, не в чём мать родила. Все бросил. Квартиру хорошую. «Москвича» ей оставил. Лишь бы не доставала его больше. Она как «Москвич « на себя оформила, сразу успокоилась. И на развод согласилась. А ты, парень, я смотрю, телковатый немного. Так что смотри, засосет и не вынырнешь».
Саша посмеялся тогда над предупреждением знакомого механизатора. Но, как оказалось, зря.
Людмила оставалась все такой же. Заботливой и не надоедливой. Но Сашка иногда ловил на себе, ее оценивающие, цепкие взгляды и парню становилось неуютно. Однажды он, улучшив момент, спросил девушку, отчего она так выделяет его из числа других обитателей общежития.
Он ожидал, что девушка смутится и пролепечет что ни будь о любви. Но Люда ответила совершенно спокойно.
-« Ты работящий, здоровый парень. Хороший тракторист. Не пьешь, не куришь. Не бабник и не мот. Значит, каждую копеечку в дом принесешь. Красивый, к тому же. А у меня дом свой, машина легковая есть. Почти новенькая. Саша, ты обдумай хорошо. Я бы с радостью замуж за тебя пошла. Я тебя не тороплю, конечно. Но ты за мной как за каменной стеной будешь. У меня ни сестер, ни братьев. Так что, в будущем, мне материн дом достанется. Как раз, детям нашим пригодится. А то, что ты на пару лет меня моложе, так это ерунда. Женщина может быть старше мужчины. Потому, что женщины умнее и хозяйственнее».
Саша хорошо помнил, как он опешил в тот раз, от такого, ничем не прикрытого практицизма Людмилы.
«А как же, любовь? – пробормотал он, - как же чувства обоюдные?».
«А с чего ты решил, что я тебя не люблю? И ты привыкнешь. Тебе же нравится, что я за тобой ухаживаю», - усмехнулась Люда.
С того дня, Саша стал избегать Людмилу. Приходя с работы, уходил то в читальный зал, то в кино. В выходные дни, Саша уезжал в Степногорск и бродил там целыми днями, знакомясь с достопримечательностями молодого города.
Людмилу, казалось, ничуть не смущало охлаждение ее избранника. И она продолжала держать уверенную осаду. В канун Первомая, Сашка вернувшись с работы в комнату общежития, застал там небольшую пирушку.
Стол был щедро заставлен домашней снедью. Выпечка, соления, исходящие аппетитным паром, голубцы и котлеты, манили к себе голодного механизатора.
Зная Людмилину скупость, Саша сразу же отмел мысль о том, что это она, расщедрилась на такой стол.
Но все же, спросил у выпивающих товарищей по комнате, не Людмилина ли эта затея.
«Нет. К Сереге бабка приезжала. Серега сегодня спонсирует банкет» - отозвался один из них.
Серега не очень нравился Кокорину. Он недавно вышел из заключения, где отсидел три года за драку.
Бравирую своим уголовным прошлым, Сергей постоянно набивался на скандалы и конфликты. Саше пришлось пару раз, хорошо осадить мелкого, разукрашенного наколками, бывшего уголовника.
Он даже не предполагал, что мстительный «товарищ» затаил на него злобу.
«Садись, не стесняйся. Налегай на котлеты»- Сергей, широко улыбаясь Саше, как лучшему другу, придвинул к столу свободный табурет.
Перевернув вверх дном поставленный перед ним стакан, Саша присел к столу, намереваясь немного утолить голод. Он очень устал и в столовую идти не хотелось. Кроме того, отказываться от приглашения товарищей по комнате, было как-то не очень удобно.
«Все ясно с тобой, трезвенник чертов, - пробурчал Сергей. - А вот у меня, бабкина наливочка есть. Слабенькая, как раз для таких маминых деток, как ты».
В руках у Сергея появилась пол литровая банка с розовой жидкостью. Мужчина щедро плеснул в свободный стакан тягучей жидкости. – «Понюхай, как пахнет. Не выламывайся, как красна девка. Давай за Первомай».
Саша взял в руки стакан , наполовину наполненный домашней наливкой. Он не любил спиртного. Не только потому, что был воспитан в непьющей семье. Кокорину не нравился сам вид пьяных, неадекватных людей.
От стакана с вином, исходил приятный запах спелой малины. Не желая обострять взаимоотношений с товарищами по общежитию, Саша залпом, опрокинул в себя содержимое стакана.
Вкус вина, горький, отдающий какой-то тухлятиной, неприятно поразил Кокорина. Он ожидал ощутить вкус сладкой наливки, но то что он выпил, скорее походило на неудачный, неочищенный самогон.
«Что за гадость?» - воскликнул Сашка с яростью оглянувшись на Серегу. Он увидел довольное, ухмыляющееся лицо мужчины.
-«Нормально – заржал тот, - Как раз то, что тебе нужно».
Саша почувствовал, как к горлу его подступает тошнота. Аппетит пропал. С трудом поднявшись на резко, ослабевшие ноги, Кокорин шагнул к своей койке.
То, что было дальше, он помнил смутно. Кто-то раздевал его, приговаривая что-то женским голосом. Сашка попытался оттолкнуть чьи-то руки, трогающие его там, где не надо. Но не было сил. Дальше наступила полная темнота.
Утром следующего дня, он проснулся от невыносимой, головной боли. Казалось, что под его черепом, завелись живые существа, раздирающие мозг, острыми когтями.
Во рту было сухо и очень мерзко, словно он только что проглотил что-то протухшее. Едва пошевелившись, Саша тут же застонал от нового всплеска головной боли.
«Лежи, милый, лежи не шевелись. Как же ты так, перебрал вчера. Вот тебе и непьющий! Я тебе чай заварила травяной. Сейчас напою», - Саша сразу узнал этот голос, не смотря на жуткое самочувствие.
«Что ты тут делаешь? – прохрипел Саша, скосив глаза.
Люда стояла перед ним в коротенькой, прозрачной комбинации, под которой ничего не было.
«Ну ты, шутник. Вчера в любви клялся, жениться обещал, пока в кровать тащил. А сегодня «что ты тут делаешь»? Все вы, мужики, одинаковы. Да ладно, я не обидчива». – Людмила присела рядом с неподвижным Кокориным. Приподняв его голову, принялась поить его теплым, душистым чаем. Сашке не хотелось сейчас ни о чем думать. Жуткая, головная боль лишала его возможности анализировать происходящее.
«Сейчас я тебе «но- шпу» дам и аспиринчику. И все пройдет, - ворковала Людмила, вливая в его горло растворенные в воде лекарства.
Когда Кокорин вновь проснулся, на настенных часах стрелки приближались к трем часам дня.
В голове немного прояснилась. Боль из невыносимой, сделалась тупой и глубокой. Он лежал в кровати не один. Рядом, уютно устроившись на его плече, спала Людмила.
В комнате больше никого не было.
«Что это было? Неужели я с Людкой…? Но зачем? Я же не люблю ее».
Сашке сделалось невыносимо стыдно и неприятно. Почувствовав горячую руку женщины, расслабленно лежащую ниже его живота, Сашка заерзал в постели, пытаясь освободиться от руки Люды.
«Людмила, проснись Что это еще за фокус ты со мной сотворила?. Встань немедленно с моей кровати» - Саша отодвинулся к самой стене, стараясь оградить свое тело от соприкосновения с телом женщины.
Людмила, распахнув сонные глаза, сладко, как кошка, потянулась в постели.
«Проголодался, милый? Я голубцы вниз унесла. Мама разогреет и принесет нам. Надеюсь, тебе легче? Может быть , продолжим наши ночные развлечения?. Сашка, ты прелесть! Из тебя хороший муж получится»
«Какой муж? Какие развлечения. Уходи отсюда. Если раньше я тебя просто не любил, то после твоей выходки, ты мне неприятна вдвойне стала. Уходи, Людмила. Хорошо, что ты замужем была и не сможешь упрекнуть меня в том, что я лишил тебя девственности. Поиграла и будет».
«Вот ты как заговорил. Серега свидетель того, как ты меня уговаривал переспать с тобой. И замуж обещал взять. Нагадил и в кусты? Не выйдет, голубчик. Я тебя на весь район ославлю. Попробуй только от своих слов отказаться».
Людмила откинув одеяло, встала с постели. Набросив поверх комбинации, легкий халатик, принялась, как ни в чем не бывая, хозяйничать в комнате. Она собрала посуду и выскользнула за дверь. Сашка с трудом поднявшись следом, обнаружил, что он совершенно голый. Его трусы и майка, в беспорядке валялись под кроватью.
Натянув на себя одежду, Кокорин заперся на ключ и снова упал в постель. Его разрывала злость.
Саша отлично понимал, что Серега отравил его чем-то. И скорее всего, с подачи Людки. Было противно, мерзко, неуютно на душе. И еще, очень сильно болела голова.
Но Людмилиных угроз, по поводу «позора», Саша не испугался. Его успокаивало то, что репутация Людмилы, в поселке, была не из лучших.
Кроме того, сейчас были не пятидесятые годы. И мода, на навешивание комсомольцам ярлыков, типа «аморалок», заметно пошла на убыль.
В крайнем случае, трактористы требовались во все целинные хозяйства Казахстана. И если уж, его начнут травить, можно будет перебраться в другой колхоз.
В запертую дверь настойчиво постучали. Но Саша не тронулся с места. У каждого из жителей этой комнаты, имелся свой ключ. А посторонним делать здесь было нечего.
Стук в дверь стих, стих и цокот Людмилиных каблучков. Но не прошло и пол часа, как в двери послышался скрежет ключа.
В комнату вернулся второй ее житель Максим . Он был совсем еще молодым пареньком, только что вернувшимся из армии. Смущенно поздоровавшись с Сашей, Максим присел на свою постель.
«Рассказывай!» - зло приказал Кокорин.
«А я чо? Я ни чо. Мне сказали «выметайся». И я ушел сразу же, как ты отрубился. Видел лишь, как твоя Людка в комнату вошла. А я в другой комнате спал у товарища. Серега, он бешеный. А мне, оно надо, с ним связываться?» - забубнил Максим.
«Эх, ты, трус. А еще, солдат. Как же ты служил, сопляк, если пляшешь под дудку уголовника», - Саша презрительно отвернулся от мямлившего «солдата».
Вспомнив о чем –то, спросил, не поворачивая головы:-«А Сереге действительно, бабка продукты привезла?»
«А я знаю? Серега уж на стол приготовил, когда я с работы пришел» - с готовностью отозвался Максим.
Для Саши все стало ясным, как белый день. «Ну и дрянь, баба. Может быть, ничего у нас и не было? Я же как бревно был».
«Дай листок бумаги и ручку или карандаш», - распорядился Саша, обращаясь к Максиму.
Пересев к столу, чиркнул несколько строк:
. «Людмила Викторовна, предлагаю отстать от меня и никогда в нашей комнате более не появляться В противном случае, я на вас в суд подам за попытку группового отравления и шантаж».
Свернув записку треугольником, наподобие солдатского письма, подал ее Максиму. «Людке отнеси немедленно. Да смотри мне, если что, я тебя по стенке разотру. Ясно?»
На следующий же день, Кокорин, собрав необходимые вещи, перебрался на летний стан.
Больше месяца Людмила не подавала о себе вестей. И Саша окончательно успокоился.
Но как оказалось, зря.