Александр Зельцер 2
Облик «его императорского величества Политехнического института» произвел на меня, деревенского паренька большое впечатление. Чувствовался имперский дух и традиции Большой науки. Комплекс великолепных здании начала 20-го века, высокие потолки в корпусах, добротные вместительные дубового дерева шкафы-стенды в химлаборатории, помнившие еще Д.И.Менделеева, здание институтской церкви, в колокольне которой была замаскирована учебная зенитная пушка. Все корпуса, в том числе жилые, были расположены в красивейшем бору, в институте имелась богатая техническая библиотека. В Доме ученых меня провинциала поразила вращающаяся люстра с горящими лампочками. Еще там была хорошая библиотека с уютными креслами и атмосфера демократизма—мы проходили туда свободно на любое мероприятие.
Первый год из-за отсутствия общежития.., мы с Левой Левиным жили на квартире в семье Уткиных на территории института. Глава семейства ( кажется, водопроводчик ) крепко прикладывался, мать-уборщица, сдавая комнату, поправляла бюджет. Имени ее не запомнил, но осталось чувство благодарности за приют и заботы о нас. Колоритной фигурой являлся сын «Шуров» (Алексанр), с модной прической и всегдашним загаром от поездок в горы, любитель и любимец женщин, он увлекался прыжками с трамплина, не помню учился ли он или только числился. Рядом ним всегда был его друг Спевак (или Спивак?)—с хорошо накаченной мускулатурой—особенно красиво выглядели плечи. От многочисленных падений с трамплина у него был привычный вывих плеча. Плечо часто вылетало, он легко вправлял его легким ударом левой руки. Этот фокус сопровождался звонким щелчком.
Со второго курса мы получили общежитие в факультетском комплексе на ул .1-я Муринская. Третьим к нам присоединился наш земляк Володя Быстров. Годы студенческой молодости-лучшее, что можно вспомнить. Быт был более чем скромный, верхом блаженства было полакомиться «со стипы» сосисками с капустой и стаканом томатного сока в общежитском буфете..,все остальное время питались в студенческой столовой напротив корпуса, где покупали абонемент на месяц. Стоимость 3-х разового питания составляла, помню 1руб. в день. В вуз ездили на трамвае «девяточке». Одевались все очень скромно, ходить на занятия в кедах было не зазорно. Учебники и прочее все носили в черных чемоданчиках из фанеры, они были обтянуты дермантином. Стипендия составляла 42руб. изредка брали в магазине на Муринской дешевый портвейн, реже- водку. Настоящего пьянства не помню, большинство увлекались спортом, наиболее популярными были бокс и вольная борьба. Соседний парк Лесотехнической Академии был идеальным местом для кросса. С первого курса я привык заниматься в удобном зале технической библиотеки вуза. Впрочем в течении семестра было не до этого—все время занимали занятия, тренировки, чтение и насыщение великим городом. Жили мы дружно, по ребячьей привычке тех лет я носил часы на ремешке циферблатом во внутрь (чтобы не разбить в драке). Запомнился дружеский шарж Володьки на меня: Похожий на меня очкарик близко наклонился над циферблатом и надпись: «Магазин еще не закрыт, успеем..» Смысл понятен—в ходе легкой пирушки «не хватило»—кто пойдет за «Клинским?» (в магазинчик на Муринском).
Примерно с третьего курса в комнате появился новенький магнитофон "Днепр"-предмет зависти соседей,его подарил Вовке брат-знатный доменщик горновой Георгий Быстров. Теперь к нам собирались соседи слушать хриплый голос раннего Владимира Высоцкого.
Описание сокурсников начну со старосты и несомненно го лидера группы Николае Владимирове. Высокий, крепко сколоченный, широкое открытое чисто русское лицо. Высокий лоб, спокойный уверенный взгляд , но без наглости—таков беглый портрет нашего «Коки». Спокоен. рассудителен, родом из районного центра Ленинградской области, любил повторять пушкинское: «Есть на свете город Луга петербургского округа..», племянник известной артистки театра и кино…. Мне он чаще вспоминается с гитарой в общаге:
Во только вечер в Багдаде наступает
Все турки пьяные вповалочку лежат...
Али-баба сосисками рыгает
И по турецки все пьяные кричат:
"Али -баба, смотри какая женщина,
Она танцует, флиртует, смеется и поет!"
и т.д.
Ах, зачем ты меня целовала
Без отрыва четыреста раз,
Ненаглядным меня называла
(Хор) Дура!
И клялась я твоя , я твоя!
Аж терзают меня злые муки,
Успокой ты меня как нибудь:
Положи свои белые руки
На мою волосатую грудь!
В итоге Николай Федорович- выдающий металлург- оборонщик в области судостроения, обладатель многих званий и наград, жена- сокурсница Галина.
Владимир Михайлович Быстров (в то время Вовка) коренной череповчанин, брат знатного доменщика, Героя Социалистического Труда Георгия Михайловича Быстрова, оба всю жизнь связаны с доменным производством. Володя всерьез увлекался футболом, играл за институтскую сборную., в общаге- мой главный партнер в шахматах. Среди продвинутых студентов ценилась игра в преферанс. Кока и Володька были его ярыми приверженцами. В Череповце мы встречались на каникулах в первые годы работы, я был знаком с его родителями и семьей Георгия (Геры, как его звали друзья). С Володей как и с Юрием Васильевым, институтские связи ослабли из-за мои ограничений по спиртному: с моими сосудами было только два варианта- не пить совсем или стать инвалидом и обузой семье. С 1972год (после травмы) на моем иждивении было трое детей. У друзей юности этих проблем, к счастью, не было, да и гены были другие (о генах в другом месте). Никого не осуждаю. И может быть в глубине души завидую им—они изведали полноту жизни.
По складу характера и волевым качествам они лучше подходили к роли организаторов текущего производств (особенно Ю.Васильев), а это огромные нервные нагрузки и умение налаживать контакты в том числе..
Лев Львович Левин- сводный сын главного доменщика завода- спокойный, русский, ироничный. С открытым взглядом серых глаз, кажется потом отстал от курса и закончил вуз на год позднее, остался в аспирантуре, защитил кандидатскую, преподавал. Рано умер одновременно со своим коллегой по кафедре Шкодиным от энцефалита.
Очень колоритная фигура- Виктор Сухарев из Златоуста по кличке «Серый волк». Высокий поджарый. с привлекавшем женщин мужским «лицом пехотинца», он пошел в секцию бокса после меня и выступал за факультет в полутяже. У него был страстный роман с одной из педиатров, с которыми металлурги традиционно дружили из- за близости общежитий. После вуза Виктор вернулся в свой Златоуст, по слухам в годы перестройки был замдиректора завода по коммерческой части.
Юрий Иванов из г. Иванова(?) – высокий скромный, хороший товарищ. По распределению попал на «Амурсталь», где вырос до начальника ЦЛК.
Валерий Галкин—в неизменных очках, коротенький полненький. Не спортиный, рассудительный –наш «Карлсон», политически подкованный. Место распределения не помню, кажется в Брянск, защитил кандидатскую. Рано умер…
Лев Луговской, наш Левушка- небольшого роста, крепыш и умница из Петрозаводска, 1-й разряд по вольной борьбе, лучший математик курса. Спокойный, рассудительный, более 30-ти лет проработал мастером- технологом в доменном цехе ЧерМК, от нервных нагрузок заработал язву желудка, не пил, поэтому выглядел среди коллег обособленно. Он один из немногих, кто избежал развода, с супругой Зинаидой вырастил двоих дочерей, и них трое внуков, мирно живет на пенсии, без малого 15 лет на даче в деревне Четвериково Шекснинского района
Геннадий Гордеев—умница математик, шахматист, отличный товарищ, к сожалению, ушел «из-за пристрастия…
Иван Третьяк, высокий, плечистый, грудь колесом, деревенского склада, постарше нас, немного заторможенный. , прижимистый, хозяйственный. Над ним слегка беззлобно подтрунивали.
Георгий (Жора) Бобков –наш «дед», возраст –за 30. Скромный, со всеми ладил, на лидерство не претендовал. К нашим петушиным выпедриваниям и гусарским выпадам относительно женщин относился снисходительно
Миша Каневский—невысокий неспортивный, умный, коммуникабельный.
Исключение составлял ленинградец Павел Баташев- красавец, спортсмен, прыгун с трамплин, сын профессора, любимец женщин…
Ленинградцы держались особняком, среди них было много евреев. От нас провинциалов, они отличались столичной «насвистанностью», их реплики о жизни сейчас я бы назвал дессидентскими, в вопросах нравственности их от нас отличал некоторый цинизм, бравада. В их жизненные планы входило остаться в НИИ, защитить кандидатскую, удачно жениться- выйти замуж)
В воздухе чувствовалось обострение еврейского вопроса, в последствии часть из них станут «отказниками» и мы станем еще более далекими. Запомнились из группы цветных металлов Иосиф Мнужкин, Таня Гиндина, Анатолий Бердичевский, Валерий(?) Гулько, Яков Россомахо «малыш» Глоба………… .Я тогда питал платонические чувства к Валечке Блинчевской, у неё было живой умное личико и она лихо отплясывал чарльстон, мы мило беседовали, но она по-видимому всерьез на меня не рассчитывала, позднее вышла замуж за Анатолия Бердичевского. Среди перечисленных было немало хороших ребят, в обществе , как мне кажется было немало сочувствия к пострадавшим в 50-гг. От центра до института ходил знаменитый трамвай «девяточка», сразу после общежития он делает крутой поворот. «Вот на этом повороте в начале 50-х выкинули из трамвая студента –еврея» рассказывали ленинградцы, аналогичный случай в Москве описан в мемуарах М.С. Горбачева.
Объектом для шуток и приставаний на факультете служил для нас- оболтусов некий ленинградец Арий Мараканов—золотушного вида парень с ватой в ушах, баптист, не помню . по какому поводу к нему приставали (оскорблений не было), он что-то отвечал, брызгая слюной. Чаще всего слышалось: А ты кто такой, сволочь ты такая? Что он был за человек, что его томило, чем он жил, похоже никого не интересовало. Сейчас мне стыдно за того балбеса, каким был я.
К счастью, алкоголь появлялся на нашем столе редко. Видимо, сказались правильные устои семьи и здоровый, спортивный образ жизни, скромный бюджет (за прогулы можно было легко лишиться «стипы» а то и вылететь легко) Редкие, более чем скромные застолья запомнились неизменным винегретом на газетке, соленой килькой в банке. Дешевый портвейн, водка. Пьяных разборок не помню, чаще пирушка заканчивалась засыпанием. Болтаться по коридору в пьяном виде было не принято, можно было засветится и иметь неприятности от деканата.
Студенческий быт невозможно представить без отношения полов.Конечно и это было,но не у всех и без похабства и излишек. Среди провинциалов из общаги я никогда не слышал что-либо похабное в адрес наших подруг. Да, изредка приводили девушек, предварительно договорившись с соседями по комнате.Это было редко.
Большинство парней заканчивали институт холостыми, немногие женились на сокурсницах, немногие-на землячках во время каникул. Очень редким исключение был на курсе Сашка Г.-плотный блондин среднего роста, он боксировал в первом полусреднем. У него случайные связи стали как бы делом спорта. Помню как он деловито доставал записную книжечку и деловито записывал: "Так. 201-я". Его подходы к девицам напоминали ухватки поручика Ржевского. После первого танца он сортировал их по принципу "Даст или не даст". Обычно он задавал как бы невзначай пробный вопрос: "Девушка, у вас какого цвета лифчик?". Если ошеломленная нахальством девушка машинально отвечала "Голубой", мгновенно следовало "А трусики?". Но такой монстр был кажется один навесь курс. а м.б. на факультет...
Каюсь и я кажется на 4-м курсе привел в комнату девицу. Она работала на первом этаже в гардеробе, немного прихрамывала и откровенно поглядывала на парней. Выпив кагора мы пытались заняться "этим". Я перевозбудился и кончил позорно рано.Девица встретила это факт спокойно. "Ты не дротик?"-спросила она,потом оделась и ушла.
Танцы в общаге на первом этаже под радиолу разрешали один раз в неделю, чаще всего в пятницу. Приходили девушки из педиатрического или кто-то приводил со стороны. Девушек всегда не хватало. Для куража принимали стакан портвейна, не больше. Танцевали фокстрот, танго, позднее буги-вуги, твист появился позднее, непременный атрибут-вырубание света, чтобы влюбленные были смелее. Далее всегда возникала проблема удаления дам после 23-х часов.
Ярким пятном осталась в памяти поездка после первого курса по комсомольской путевке на реку Вуокса ( Карелия) на заготовку торфа. Какой -то шутник влил в наш отряд выпускниц Педиатрического института. Все получилось. Технология была не хитрой: сперва безжалостно вырубали молодые сосенки высотой под 2 метра, удаляли боковые ветки, верхушку и комель, получали шест для сушки торфа на воздухе, эти шесты силой загоняли в торфянистую почву на определенном расстоянии друг от друга. Торф предварительно резали лопатой на квадраты. Затем, поддев той же лопатой, отделяли квадрат торфа и нанизывали один за одним на шест как шашлык. Работа с топором мне была известна. Я вызвался на эту работу. Работа в лесу на свежем воздухе шла споро, появился какой-то азарт. Меня хвалили и по окончании сезона наградили грамотой райкома ВЛКСМ. Мой рекорд, помнится, был 1000 кольев за смену. В целом прожили месяц отлично, кормежка была нормальной, мы флиртовали, кто постарше крутили любовь всерьез. Еще вспоминаю карельскую жемчужину реку Вуоксу—от тамошнего ила она кажется черной, вода исключительно чистая ,прозрачная, холодная. От того времени осталась платоническая влюбленность в рыженькую педиатрицу (еврейку) , мы встретились пару раз, она познакомила меня с мамой. Но дальше не пошло. Ее звали Аллой. У меня, слава Богу, еще несколько лет не было мужского опыта.
Ушибленный страстью к чтению я в первый же месяц двинулся искать ближайшую библиотеку, таковой оказалось библиотека им. Серафимовича. С юношеским максимализмом я решил прочитать самое лучшее из отечественного и зарубежного. Все было всерьез и я начал с Тредиаковского. С большим трудом одолел этот пласт, и даже почувствовал некоторый интерес. В этом возрасте часто прельщает чувство вселенской тоски и разочарования. В стиле прочитанного родилось:
-Очень грустно.
Скука злая.
Словно старая карга
Злобно маки обрывает с пожелтевшего листа.
С того времени в душу запали блоковские «Незнакомка», «Балаганчик», «Клеопатра», «Двенадцать» и др.
Какое –то время я ходил в свое тихое убежище, затем появились другие интересы. В центре города я открыл для себя музей музыки. Главным сокровищем там было собрании звукозаписей. Там мне несказанно повезло: я попал на лекции известного музыковеда Леонида Арнольдовича Энтелиса. Подробнее о нем я смог узнать только при написании этих строк из интернета. До 1963г. он преподавал в Ленинградском художественном училище, фронтовик, уволенный с работы в 50-х как «космополит», автор многих публикаций. Неотразимая прелесть его рассказов состояла не только в энциклопедических познаниях, блестящей манере, но самое главное— в комплексном одновременном показе эпох, общества, времени, в котором творил композитор. Он увлекательно рассказывал о живописи музыке , истории и нравах. Для меня, приехавшего из глубокой глубинки, это открывало окно в мир культуры, в мир прекрасного. Билет стоил копейки. Я облазил все крупные музеи. Ездил в пригороды насколько позволяли время и финансы. О финансах. Не голодал, но и не шиковал. Родители мне высылали ежемесячно по 40 р.. эти деньги предназначались на мелочи и культурное времяпровождение. Кстати в общаге никто не ложился спать голодным—выручало студенческая солидарность: нередко после 22-х можно было услышать в коридоре: «Братцы..! Не найдется ли чего пожрать?» и знакомая физиономия появлялась в дверях. Конечно делились, чем можно. Опытные и расчетливые имели про запас сальце, но об этом просить было не этично—сало было не от богатства а от умения жить на малые деньги. Посещение театра сделалось моей страстью. Билетные кассы были в учебном корпусе. Покупали, естественно на галерку повыше. Чаще бывал в Мариинке и в Пушкинском, в оперетте- реже.
Привычка к тренировкам требовала нагрузки. Я устраивал утренние пробежки в парке Лесной Академии, кажется, пробовал ходить в лыжную секцию. Там меня заметил тренер по боксу, пригласил на занятия.
Подспудно, вероятно, меня подтолкнуло к этому решению образ из весьма популярного в то время романа Эрнста Хэмингуэя: герой- американский еврей владеет боксом и на антисемитские выпады одного чувака отвечает классным ударом. Силовыми видами спота (бокс, самбо, вольная борьба) на курсе увлекались многие, среди них почему-то было много евреев. Вероятно многим хотелось избавиться от комплекса неполноценности, уйти от образа сутулого низкорослого очкарика, не способного себя защитить. Как сказал самбист Толя Бердичевский: «Скучно прожить жизнь, не уложив никого на асфальт». Наконец быть спортивным было престижно. Их уважали парни и предпочитали девушки. Кумиром факультета был старшекурсник боксер Яша Шабун- красивый парень с мощным ударом . Я занимался старательно, бегал кроссы, отжимался, таскал в кармане для развития кисти теннисный мячик и т.п. Как всякий новичок .пропускал много ударов от более опытных соперников. Но я не терялся, не подавал виду. Отвечал ударом на удар. Тренеру это видимо импонировало(«Держал удар»). Тогда по неопытности я еще не знал чем это грозит для мозга и даже слегка бравировал. Он часто ставил нас в спарринге с партнерами разного веса и квалификации. Я тогда выступал в первом полусреднем- до 63,5 кг. Моя боксерская история была не долгой , за 2-2.5 года провел 12 боев из них проиграл 1. Занятые учебой, мы как спортсмены начальных разрядов «варились в вузовском соку», наш ринг ограничивался первенством факультета и института, первенство факультета я выиграл, за меня бурно болело полкурса. На первенстве института мне попался умный соперник с энергомаша, внешне послабее, но выше меня ростом. Подсмотрел ли он у меня заранее или ему подсказал его тренер- не важно; он использовал мою техническую слабость—при атаке я иногда забывался и опускал левое плечо, открывая противнику подбородок. Чувак с энергетического факультета умело применил встречный прямой справа через мое плечо и вырубил меня в легкий нокдаун. Я сразу же вскочил, но рефери уже начал счет. Нокдаун приносит сопернику много очков. После гонга я ринулся в атаку, проводил серии, но акцентированного точного удара не получалось. Группа поддержки взорвалась криками ободрения : « Саня, давай! Добивай! Дави энергомаш!» Я прижал его к канату, но и здесь все удары он парировал защитой. Прозвучал гонг и победу по очкам присудили сопернику, я занял треть место по институту.
Еще запомнилась подготовка и поездка командой в ЛИИЖТ, там мы разделись, размялись и долго ждали выхода, но боя не последовало. Причины не знаю. То-ли на нас по каким –то причинам сняли, то- ли мы должны были инкогнито выступить за кого-то , но номер не прошел, наше выступление не состоялось. Летом 1960-го я приезжал летом домой на каникулы и зашел на тренировки боксеров. По тем коротким встречам запомнился Володя Гунбин- невысокий крепыш с поврежденными зубами и полулутяж С. Журавлев. Тогда город готовился к спортивному празднику в честь дня металлургов на новом стадионе на ул. Ленина. Посреди зеленого поля прямо на траве положили брезент для ринга. Меня поставили в паре с В.Гунбиным на показательный бой в два раунда. Володя был в легкой категории, мы боксировали осторожно, но внешне агрессивно. Публике понравилось. Володя был фанат бокса. Работал азартно, несмотря на удары, позднее он получил мастера.
Увлечение этим красивым и мужественным спортом было вытеснено к третьему курсу тем, что приходит неизбежно—я встретил свою будущую жену. Воспоминаниия и волнения на ринге, скрип канифоли под кожей боксерок, и всплеск андрелина после удара гонга, когда мгновенно забываешь все согревают мою душу до сих пор. С глубокой благодарностью я вспоминаю своего тренера Николая(?) Ивановича(?) Иванова, он относился к нам по – отечески. До сих пор передо мной стоит его мужественное лицо, рот с щербинкой, объясняя прием он перемеживал рассказ показом серии в воздух (.та-та-ТА!). Он был перворазрядник, чемпион Ленинграда. Из более и опытных в секции запомнились Валерий Осташков и Юрий Морозов. Валера (кажется из города Осташков) был слегка рябоват с хорошим слегка монгольским лицом. Он работал во втором полулегком и отличался удивительной выносливостью и упорством., ставя его против сильного противника тренер говорил: «Все будет нормально, Валера сядет на него и будет грызть все три раунда, зарабатывая очки». Любимец секции «мухач» Юрий Морозов имел первый спортивный заряд, несколько раз Иванович ставил меня против Юры в спарринге, один раз он послал меня нокдаун, несмотря на разницу в весе поймал меня на точный и резкий удар. Запомнилась хорошая товарищеская атмосфера в секции, старшие опекали новичков, ни какой звездной болезни или дедовщины не было и в помине. Применять в жизни не бог какие профессиональные навыки боксера мне практически не пришлось. В памяти осталось два-три воспоминания, от которых краснеет лицо. Однажды вечером коридор в общаге огласили истошные крики «малыша» Глобы: «Боксеры, самбисты, выходи!» Мы вывалили в коридор. Пацаны плотной толпой окружили щуплого парнишку с испуганной рожей—поймали вора. Воровать не хорошо, у студентов –тем более. Суда не было, кто -то завопил: «Бей!». Стали лупить, чтоб запомнил, я тоже провел на нем недавно освоенную серию- два прямых и третий( боковой-) в голову. Он не сопротивлялся, хотя его никто не держал, только от ударов дергалась голова. Расправа была короткой, его вытолкали вон. Прохожу по коридору—Витя Сухарев- поджарый верзила(боксер) с мучительно искаженным лицом кричит что-то вроде: «Слабаки, если придется, себя, свою рожу не смогут защитить, бьют впятером одного,..Что это за люди?» До меня вдруг дошло…
Другой случай был связан с неожиданной вспышкой гнева в состоянии легкого подпития. В кабаки мы по безденежью не ходили. Очень редко удавалось заглянуть с девушкой в кафе- мороженое на Невском, которое прозвали «Лягушатником» за зеленый интерьер. А тут случился непредвиденный случай: земляк Эдик З. (работал на «Электросиле») пригласил погулять по Невскому, шли мимо ресторана, он предложил заскочить. Пересчитав наличность, зашли. В отличии от Э. я был в ресторане впервые: с удивлением неофита разглядывал шикарную по моим понятиям обстановку и ярких женщин с выразительным взглядом. «Эти дамы, Саша- не про нас, сразу разъяснил Э. «Они ждут капитана дальнего плавания». Меню не помню, все было дорого, сидели недолго. Эдик был здесь свой, мы спускались к выходу, на этаже ниже плясали твист, друга не утерпел и сплясал с какой то девицей один танец. На выходе к нам привязался какой- слюнявый прилипчивый поддатый тип. Он настойчиво несколько раз пытался узнать, как нас зовут и «из какого мы колледжа», Мы вежливо несколько раз послали его куда надо, он не отставал. Мне показалось, что это какая-то провокация, и рожа его из неприятной вмиг сделалась ненавистной. Я провел ему пару серий, он только вяло мотал головой. Первым опомнился Э. «Бежим!»-завопил он. Мы рванули к Московскому вокзалу. «Беги налево, я- направо, потом созвонимся!»- скомандовал Э. За драку в кабаке могли и попереть из вуза. Другой случай необузданного не адекватного гнева случился много позднее в поезде в командировке.
1960-й год. Третий курс. О первой (ознакомительной) практике в Днепродзержинске на Украине в памяти почти ничего не осталось. Я тщательно, насколько позволяли знания описал цех и бессемеровский процесс. Инженерного восхищения, что перед тобой последний агрегат, сооруженный до революции, а тем более предчувствия, что донная продувка возродится в мировой практике снова с заменой воздуха кислородом, не было.
В 1960-м на 62-м (?) году жизни тихо умерла мамина мать Марфа (Матрона) Даниловна Малыхина. На единственной любительской фотографии она рано постаревшая, склонилась в полудреме, словно прислушивается к чему-то внутри себя. Овдовев на 22-м году жизни в тревожном 1918-м, она осталась на холодном ветру жизни с тремя детьми на руках в маленьком воронежском городке Валуйки –в эпицентре гражданской войны. ..Оба сына и дочь выросли, обзавелись семьями, достойно прожили жизнь. О ее нелегкой жизни я расскажу в другом месте. После защиты диплома (1935) моя мать забрала ее к себе в город Сталинск и с тех пор они не расставались. Соседи по дому отмечали, что она подолгу сидела на балконе. Мать работала, бабушка Марфа вырастила нас с Таней, пережила песковскую ссылку. Кстати об имени. По паспорту она была Матрона , а звали ее все Марфой. Я сверился по святцам : действительно день ее рождения-19-е декабря совпадает с днем святой Матроны. Видимо она посчитала второе имя более благозвучным. На похороны приехали оба сына- Иван Иванович из Воронежа(старший) и Владимир Иванович., еще приехала тетушка Поля Малыхина- жена дяди Ивана и тетя Фрида Старченко Зельцер)—сестра отца. Помню глубокое чувство потери чего- важного, что скрепляло нашу родню в единый род. На меня, 20- летнего это чувство подействовало в тот миг особенно горько. Я помню что всерьез пришло решение уйти из вуза, чтобы быть с матерью. Дядя Володя меня отговорил. Такого чувства единения родных я потом не вспомню. Когда сели за стол. Помянули и немного выпили мама вдруг сказала: «Моя мама всегда любила, чтобы за столом было весело, давайте споем. В этой простоте и искренности не было как я сейчас понимаю, кощунства- мертвое- мертвым, живое- живым. Увы православные традиции в то время были утрачены, хотя и бабушка и мама были, несомненно крещены. Только в 2000-ные я укрепил на ее скромном памятнике из нержавейки православный крест, каждое посещение читаю на могиле литию. В последний раз мне помогал прибираться старший сын Андрей, я рассказал ему его прабабушке, чтобы помнил.
*** Вторая (производственная) практика в череповецком мартене
¬¬Алик Вихарев.
Он понравился мне с первого взгляда. Сталевар второй печи встретил меня-практиканта приветливо. На дворе был 1961 год, в космосе побывал Гагарин, я после 3-го курса физмета* приехал в родной город на практику, в мартен как практиканта взяли на месяц третьим подручным сталевара. Альберт был уже опытный специалист, он был в цехе с… Работал с огоньком, но без надрыва, все он успевал, успевал видеть все проблемы вокруг себя и наперед, подручными руководил легко и почти незаметно. Внешне он не был суперменом: не атлет, суховат, роста среднего. А и руководить ими не было особой нужды: каждый знал свое дело и все работали как маленький сыгранный квартет.
Альберт был великолепный рассказчик-остроумный, с тонким юмором, не озлобленный. Запомнился его рассказ о пуске второй печи в …году.
Пуск в работу каждой новой мартеновской печи было событие. Это был праздник для строителей. монтажников и металлургов. Вокруг стояла толпа любопытных, были и женщины и местные жители. Как водится был митинг с речами, парторгом и т.д.
Руководил (?) наваркой подины** новой печи сталевар с Юга Леонид N. В тот день (будут снимать) он пришел на площадку в белоснежном полувере. Молодые подручные с совковыми лопатами были отобраны заранее с других печей, на площадке возвышались свежие кучи магнезита (крупный и мелкий отдельно) и прокатной окалины. По команде старшего они ловко забрасывали на раскаленную поверхность футеровки ванны*** эти материалы, потом отдыхали, пока наварки запечется и закрепится на откосах**** подины.
В те часы Леонид был в ударе. На него сегодня смотрит весь завод, весь город! Голову он держал высоко, азартно подбадривал молоденьких ребят, вчерашних фезеушников. Делая бросок магнезита никто не отворачивался от языков пламени из полуоткрытого окна, вглядываясь сквозь синие очки на место, куда падала кучка магнезита, срываясь в конца лопаты. Но Лене нужно было покрасоваться перед толпой: «Ага, боитесь!»- весело покрикивал он молодым, подзадоривая их. Толпа зевак внимательно наблюдала необычное действо: величественную панораму громадного цеха, перспективу стройки…, горячим жаром пышущую печь, огненные языки пламени из-под завалочных крышек окон, гул мазутных горелок, шум от движения крана.
Больше всех притягивала взоры картинная фигура Леонида: после работы лопатой он подбегал к бачку с газированной водой, залпом выпивал кружку , предварительно бросив туда кусок сахара. Толпа ахала: «Сталевар!...»
4. Невеста.
Сослуживица родителей из планового отдела затеяла познакомить меня с ленинградской племянницей Тамарой. Кажется это было на втором курсе. Я приехал по адресу кажется с цветами, был представлен родителям, Тамара была действительно русская красавица с большими глазами и красивыми волосами, вела она себя очень скромно и сдержано. Общение за столом протекало чопорно, было вино, атмосферу оживляла только её подружка-развязная и некрасивая Соня. Когда настало время уходить, выяснилось что я слегка пьян и нам с Соней по пути. Помню только что в подъезде мы принялись жадно целоваться и обниматься и только моя неготовность к такому повороту удержало нас от романа. Про дороге к метро Соня указала
мне на парочки на скамейках ("Вот так принято у нас заниматься любовью под шубой".-просвещала она провинциала. На дворе был мороз, одет я был легко, да и мелочи в кармане осталось только на трамвай-я сделал вид, что не расслышал намека. На этом кончилось знакомство с красавицей Тамарой и её семейством.
5. Лимитчицы.
Однажды на танцы в общагу откуда-то привалили лимитчицы (так я их определил). Мы были хорошо поддаты, девахи были "в теле" и раскованные, ребята и я с ними пошли их провожать до электрички, потом увлеклись разговором и поехали с ними. Куда приехали-не помню. Помню только что шли куда-то в темноте, прижавшись тело к телу и целовались. Вдруг падаем в какую-то яму (как только ноги не переломали") и я оказываюсь в яме тесно прижатый к её горячему телу, начинаю шарить ниже пояса и она орет на всю улицу: "Не порти мне жизнь!", мы выскакиваем из ямы,хмель у меня улетучивается и мы уезжаем с парнями на электричке к себе. Я не запомнил даже её имени. Через несколько дне вдруг получаю от неё неграмотное письмо. Коряво она пишет что-то про жизнь и т.д. Как она узнала мою фамилию-не знаю, наверное от друзей.
6. Женитьба.
Ведь жена-не рукавица,
с белой ручки не стряхнешь
да за пояс не заткешь (пословица)
«Она по проволоке ходила,
махала белою ногой,
и страсть Морозова схватила
своей мозолистой рукой.."
(Булат Окуджава)..
На каникулах в Череповце какой-то кампании я познакомился с череповчанкой студенткой ЛИКИ (Лениградского института кино инженеров) Аллой Следниковой. Мы стали встречаться в ее съемной комнате на Невском (кроме повышенной стипендии ей материально тогда помогали отец и отчим). Наш роман быстро закончился браком. Алла была немного старше меня и училась двумя курсами старше. Среднюю школу она закончила с золотой медалью, была умна, оригинальна, развита, неплохо владела английским, писала стихи, в частности увлекалась французским поэтом XIX -го века Альфредом де Мюссе. Я заглянул в тетрадку с стихами (они были свободно разбросаны где попало), это были страстные признания в любви к… N и память об ушедшем чувстве. Тетради с ее стихами были свободно разбросаны по комнате ( более года она проживала с моими родителями, пока я заканчивал вуз) Содержание тетрадей взволновало мать, она была в шоке. Умная и любящая, о не сказала ни одного плохого слова о будущей невестке. Говорила об ее опыте, о разнице в возрасте (А. была на год старше) , и то, что это с годами скажется на крепости брака. Меня это не волновало—что было до меня, то было, мы строили свою семью. Свадьбу справляли в квартире моих родителей, деньгами помогли те и другие. Как часто бывает, торжество было нужно для порядка и чтобы познакомить новую родню, ничем друг от друга не похожую. Отца А. на свадьбе не было, отчим Михаил Федорович Родин—плотный капитан в отставке, участник ВОВ и мать—череповчанка Мария Павловна, ее сестры Жанна и Белла и мои родные. Когда в одной кампании собираются незнакомые, единственным спасением являются незамысловатые тосты, в них недостатка не было. Стояла удушающая жара, всей кампанией мы двинулись за реку искупаться. Реку переехали на пароме напротив улицы Горького, искупались на том берегу, по жаре потащились домой. Со стороны молодых не было ни малейшей попытки как-то развеять обстановку. Мы воспринимали эту процедуру как неизбежный долг родителям и традициям... Запомнился нелепый эпизод от той невеселой свадьбы.Когда гости после прогулки снова сели за стол,меняя после жары потянуло напиться.Открыв машинально дверь на кухню увидел на полу початую бутылку с наклейкой ситро и залпом сделал большой глоток. Это оказался нашатырный спирт.(!)
Выплюнув сколько смог я зашел в гостиную и спокойно сообщил о случившемся. Подвыпившие гости, в т.ч. и молодая жена восприняли это равнодушно. Я двинул в соседнюю поликлинику,где меня вооружили ведром с водой и кружкой, велели больше пить и опоражнивать желудок с помощью двух пальцев. После промывки желудка я пришел домой, ости моего прихода не заметили.
В 1963- году в апреле родился первенец—мой первый сын Андрей (Следников). Неслабый инженер-химик-органик, А.А. сравнительно легко освоила качественный анализ металлов и сплавов, после работы в методической группе ЦХЛ перешла в экспресс-лабораторию доменного цеха, которую возглавляла 30 (?) лет. Прожив два года без меня у моих родителей (я приезжал на каникулы и на праздники) Алла быстро вошла в круг «продвинутых» холостых заводских специалистов , среди них помню переводчицу с английского Надежду Алову, инженеров ЦЛК доменщиков Владимира Улаховича, Евгения…. Мы прожили вместе 5 лет. По Толстому каждая несчастливая семья несчастлива по-своему. Говорят сходятся противоположности. Ее отличали женская опытность, раскованность, ум, образованность.., экстравагантность и эпатажность ( немыслимые шляпы, обилие косметики, неизменная сигарета в зубах и романс «Очи черные» из репертуара П.Лещенко в кампании низким прокуренным («цыганским») голосом). К спорту и здоровому образу жизни она была подчеркнуто равнодушна. Я в то время (1963) был озабочен вживанием в мартен: год тянул лямку подручного сталевара, естественно уставал, по выходным выезжали с коляской за город, редкие «вечерушки» состояли из сухого вина (тогда этого добра было много хорошего и разного), танцев под радиолу и песен. Кажется на этот период пришлось мое увлечение Э.Ремарком и Э Хемингуэем. У первого нас привлекала правда жизни, смелость и независимость вчерашних окопников. Напомню что это были 60-е, до «Проклятые и убитые» А.Астафьеа было еще 30 лет. Хемингуей покорил меня своим мужественным стариком, о нравах богемной тусовки в советском издании в то время можно было прочитать только у него. Мы разошлись в 1966г после пяти лет брака. Не буду разбирать здесь причины развода. К моменту женитьбы я был неопытен как мужчина и личность. А главное -не было твердых устоев. Наше поколение твердо усвоило что перебирая спутников жизни наконец обретешь что надо. О детях старались не думать (все устроится). Замуж она потом не выходила, сына воспитала правильно, в ЦЗЛ быстро завоевала репутацию толкового специалиста, 30 лет возглавляла экспресс-лабораторию доменного цеха. Думаю что серьезных причин для развода не было, семью можно было сохранить. В случившемся виноват больше я.
***
Спад в учебе на третьем курсе, о чем красноречиво свидетельствует письмо декана Тумарева к моему отцу (приложить). Влюбленный в Аллу я начал пропускать занятия.
Лекции мы посещали исправно, за посещаемостью четко следил деканат, поэтому у большинства конспектов были свои, но они отличались почерком и полнотой. Конспект хороших лекций ценился высоко, на них занимали очередь, ни о какой плате не было и речи. К экзаменам начинали готовиться только в сессию. Зубрили днем и ночью, сейчас удивляет, сколько могла вместить наша память. Местом подготовки служили комната общаги или комната отдыха, институтская библиотека. Когда мозги заклинивало, я садился на метро и выходил на безлюдной станции со скамейками. Чистый , вентилируемый воздух и новая обстановка, мелькание лиц слегка будоражит нервы. Но не отвлекало. Приходили силы читать и запоминать прочитанное. Далее по мере накопления усталости, я переезжал на другую станцию и сидел там пока не закроют метро.
Преддипломная практика и полгода на Ижоре запомнились спокойной творческой работой.. Ушла горячка последних экзаменов. Меня консультировали спокойные грамотные производственники, было очень интересно делать первые выводы на СВОЕМ материале. Здесь я впервые ощутил прелесть работы исследователя, белая зависть к которым меня не покидала всю жизнь. Практика на кислой мартеновской печи. После гремящего и грохочущего череповецкого мартена 60-тонная кислая печь без кислорода кажется уютной и домашней. Впечатление дополняет балкончик снаружи, с которого открывается вид на речку Ижору с травянистыми берегами. Мульдочки с ломом спокойно ползут по кругу по монорельсу. Их тихо ставят на стенд, оттуда не спешно их берет шаржирный кран с хоботом (Он поворачивается вокруг оси на 360 градусов). Число подручных сталевара –больше чем в Череповце. Кислая футеровка изнашивается намного скорее основной, поэтому и ремонты –чаще.. Запомнилась наварка кислой подины вручную кварцевым песком. На порог среднего окна положили толстенную доску, мы—несколько подручных ходим c лопатами по кругу от кучи с чистейшим белым кварцевым песочком до печи и обратно. Мы бросаем песок на подину, сталевар руководит наваркой подины. «Под руки, под руки!» – кричит мне он издалека. Я -в недоумении, так как не знаю этого термина. Мне объясняют, что это означают бросать песок на передний откос подины.
Сбор материалов для диплома. Моим руководителем от ЛПИ был Абдурашид Хусаинович Уразгильдиев с кафедры сталеплавильного производства, от цеха…(не помню), из других работников Ижоры заполнил Эдика Колпишона.
Военному делу нас учили шесть лет. Мы слушали теорию, в бывшей церковной колокольне знакомились с зенитной пушкой малого калибра (75-пяткой), перед дипломом нас повезли в военные лагеря в Прибалтику недалеко от известного курорта Паланги на балтийском берегу. Время было веселое и интересное, после напряга защиты дипломов (?) мы радовались свежему морскому воздуху, жили в палатках , спорили, говорили обо всем, строили планы. С удовольствием грохали сапогами на плацу и орали на мотив «Славянки»:
« Прощай, не горюй,
напрасно слез не лей.
Лишь крепче поцелуй,
когда придем из лагерей!»
Но мне не повезло: в свободное время я решил размяться и пробежать кросс (в сапогах), не заметил ямки в траве и сильно подвернул ногу, получил разрыв связок голеностопа с отрывом какого-то сегмента… Вместо стрельб, которых все ждали, я провалялся 2-3 недели в госпитале. Где-то сохранилась фото тех времен. Тем не менее присягу я уже дал и мне как и остальным, присвоили звание младшего лейтенанта запаса зенитных войск малого калибра.
***
Учеба. Учился не ровно. Некоторые предметы. Например физхимия вызывали повышенный интерес из-за замысловатых задач, поиск решений и многовариантные расчеты доставляли мне удовольствие.. по физхимии я имел заслуженное «отл.». Политэкономия отдавала догматикой, которую мы чувствовали инстинктивно. Помню мое неумное «бодание» с преподавателем на экзамене по курсу «Технология стали» (оценка шла в диплом): Вообразив себя «специалистом» после двух производственных практик (подручный сталевара с лопатой) я стал спорить с преподавателем кажется о практике обессеривания стали ( «А вот как у нас в Череповце») и получил трояк в зачетку. Уже тогда сказался мой недостаток, который я не изжил до конца дней --неумение придержать язык и ненужное простодушие.
Школа танцев. Я записался в школу танцев Владимира Хавского.Где проходили занятия теперь не вспомнить. Запомнился пожары гибкий еврей-метр Хавский с блондинкой -партнершей. Я научился вальсировать и даже танцевать танго. Запомнилось , что точка касания партнеров д.б. в районе лобка.
Примечания.
1. Физмет-физико-металлургический факультет ЛПИ им. М.И.Калинина.
2. ФЗУ-фабрично-заводское училище.
3. Подина (под)-ванна, ложе из спеченного магнезита, в котором происходит расплавление металла в сталеплавильной печи.
4. Откосы- наклонные элементы ванны.
5. ЦЗЛ- центральная лаборатория завода.
***