И тогда бог создал Кубу... - 9
И тогда бог создал Кубу. . .
Настал момент вернуться к самому начало повествования, суть которого большинство уже забыли. Да, да в тот день, вернее утро, когда ваш покорный слуга проспал выход к автобусу, доставляющему нашу дружную и сплочённую группу советских специалистов на тепловую электростанцию ТЭС Мариэль. Несмотря на мой позорный косяк, автобус подкатил к проходной электростанции без опоздания. Тот день, кстати, для меня был юбилейным – ровно месяц на Кубе. Месяц этот для меня выдался нелёгким. В процессе реального производства приходилось втягиваться в жёсткий режим переводчика.
Первые дни были особо тяжкими – я изрядно плавал , и порой сами специалисты, проработавшие более года, подсказывали мне тот или иной термин. Но я видел, что с каждым днём медленно, но уверенно приобретаю опыт, расширяю технический словарный запас, набираюсь теми маленькими и большими профессиональными приёмами и хитростями, которыми в совершенстве владеют настоящие переводчики. И эта положительная динамика меня вдохновляла, внушала мне уверенность в том, что рано или поздно я выйду на уровень пусть не блестящего, но нормального переводчика.
Завёл словарь терминов и оборотов, часто используемых в технических совещаниях и консультациях. Слушал, как переводил совещания Саша Морозов и после переспрашивал его о неясных моментах. В первое время особенно тяжело мне приходилось, когда Саша по каким-то причинам не приезжал на станцию, и все вопросы перевода взваливались на меня, фактически ещё не готового для этого. Конец рабочего дня я тогда встречал изрядно измотанным. Но уже через пару месяцев я довольно сносно на кураже проходил такие горячие денёчки. Тем более, в декабре у Морозова срок контракта истёк, и я остался на группе один, благо, к тому времени я почти освоился в ипостаси переводчика испанского языка, хотя уровня Морозова пока не достиг. Но время работало на меня.
В общей комнате офисины группы в моё распоряжение предоставили большой стол без тумб и ящиков. Первое моё индивидуальное рабочее место – приятно было осознавать, что такой большой стол теперь мой, и я его законный хозяин. Привёз из Коронелы громадный русско-испанский словарь и чуть уступающий ему испанско-русский и водрузил их на «моём» столе. Никакой оргтехники на столе не было, если не считать упомянутых словарей, шариковой авторучки, острозаточенных простых карандашей, точилки и ластика для оных. И не могло быть, ведь «на дворе» мелькали дни 1977 года и всего лишь год назад два друга-товарища, два Стива – Возняк с Джобсом и еже с ними в гараже по сути «на коленках» сварганили первую коммерческую партию одного из чудес двадцатого века - настольных персональных компьютеров. В те дни о подобной оргтехнике я и мечтать не мог. И только двадцать два года спустя, в 1999 году впервые на моём рабочем столе появится мой персональный компьютер. Произойдёт это знаменательное для меня событие в стенах славной инжиниринговой компании «Атоммашэкспорт», в которой плодотворно проработаю 17 лет.
Здесь следовало бы пояснить, что наряду с участием переводчика в различных совещаниях, переговорах, консультациях, выхода со специалистами на конкретные технологические объекты, на которых ведутся работы – котёл, турбина, генератор, распредустройство, имелся ещё целый ряд различных аспектов работы переводчика в группе. Вторым по важности, если не первым, являлся письменный перевод множества документов технического и организационного характера как с русского на испанский так и наоборот, требующий времени и скрупулёзного внимания. Морозову эта работа ох как не нравилась, тем более его постоянно дергали на переводы. Потому, к моменту моего появления в группе на его столе скопилась солидная кипа требующих перевода бумаг. Он обрадовался моему появлению и эту кипу, не медля, переложил на мой стол, пояснив при этом, что необходимо переводить в первую очередь, а что может подождать и даже потерять актуальность. Ну что же, работа эта мне пришлась по вкусу. К тому же по ходу я пополнял свой словарь и память ходовыми техническими терминами. И вообще эта работа мне показалась интересной и даже творческой, ибо я старался, чтобы мои переводы были понятными, и человеку было бы приятно их читать. Более того, технические и организационные предложения наших специалистов, написанные обычно от руки, порой требовали, если хотите, литературной редакции, что я с удовольствием выполнял. За период работы переводчиком на ТЭС Мариэль мне пришлось перевести в обе стороны большой объём технических текстов, и я в этом деле, что называется, не только «съел пресловутую собаку», но и «набил руку». Этот бесценный опыт позволит мне впоследствии успешно работать какое-то время референтом Института научно-технической информации (ВИНИТИ) и публиковаться в его периодических журналах.
Поначалу стопу подлежащих переводу документов, на краю стола по левую от меня руку я пытался полностью свести к нулю, но вскоре осознал, что физически совершить этот подвиг невозможно. Да и Морозов, наблюдая мои стахановские потуги, как-то заметил, что для этого нужно создать целое бюро переводов. Но я ещё харахорился с неделю, даже брал работу на дом. Но однажды, почти такую же кипу документов, как и моя родная, руководитель группы привез из Гаванского оффиса и водрузил на мою, и я понял, что куча бумаг на краю моего стола бессмертна. На мой вопрос, к какому сроку перевести, мудро ответил, мол, когда сможешь. Понял я это так - работай, как положено, с отдыхом пятнадцать минут с часа и перерывом на обед, ибо конца этому нет. И ещё я уяснил себе такую важную вещь,что когда перевод требуется срочно, то приходят люди и вежливо просят сделать быстрее или называют конкретный срок. Тогда да - находишь в кипе эту бумагу и быстро переводишь. В ответ слова благодарности.
Как я уже рассказывал выше, наша офисина представляла из себя деревянное строение торцом смотрящее прямо на котёл второго энергоблока станции и состоящее из трёх проходных помещений. Первое - это довольно просторная комната с застеклёнными окнами, в которой вдоль всех сторон стояли рабочие столы специалистов. Следом находился кабинет руководителя, а за ним комната для "уединённых" переговоров. Там, кстати, находилось всё необходимое для застолий, включая холодильник, в глубинах которого не переводились прекрасные кубинские и советские спиртные напитки и, разумеется, закуска в виде консервов типа шпрот и сайры, а также советских кондитерских изысков. Частенько в этом кабинете руководитель группы угощал кубинских начальников ромом или русской водкой. Это было в порядке вещей, и никто не находил в этом ничего из ряда вон выходящего или запретного. С кубинцами дружили на всех уровнях. Так что, советско-кубинская дружба тех лет наряду с прочим была крепко спаяна русской водкой и кубинским ромом. Да и мы порой отмечали праздники и дни рождения в этом «секретном» кабинете.
В большой комнате, где ваш покорный слуга заимел личный рабочий стол располагались за своими столами большие и маленькие руководители трёх подгрупп специалистов энергоремонта. Котельщики - руководитель Бобчихин и два мастера Курицын Стас и Морозов ( не переводчик); турбинисты – руководитель, мастер и инженер по балансировке турбоагрегата, электрики – Руководитель Гожа и мастер. Бобчихин также исполнял обязанности заместителя руководителя группы. Все «итеэровцы» были москвичами из треста Мосэнергоремонт, только Гожа откуда-то из Украины. Москвичи – дружелюбные, вежливые и общительные люди, опытные специалисты. Гожа тоже был внешне интеллигентным и вежливым , но чувствовалась его отличие от остальных, хотя специалистом он был отменным. Кроме этого в нашу Гаванскую группу Энергоремонта входили конструкторы, технологи и др. специалисты, работавшие в главной офисине предприятия ЕМСЕ (Empresa de Mantenemiento Centrales Electricas) в Гаване.
Рабочие наши базировались вместе с кубинцами в их помещениях (раздевалки и душевые), но часто по разным вопросам появлялись в нашей офисине, и я вскоре со всеми перезнакомился. Они мне в подарок на день рождения изготовили великолепный трезубец для подводной охоты, как у Нептуна. С его помощью я ловил окуней и камбалу, плавая в маске с трубкой в Барловенто. К сожалению, мне пришлось расстаться с этим великолепным рыбацким приспособлением в чрезвычайной ситуации, о которой будет подробно рассказано позже.
Главным нашим объектом являлась электростанция ТЭС Мариэль, на которой с небольшими интервалами по времени проводились плановые ремонты на блоках станции. Потому руководитель советской группы технического содействия постоянно находился на Мариэле, часто выезжая на закреплённом за ним Форде Фалькон в Гавану на совещания и переговоры. Расстояние до Гаваны этот прекрасный автомобиль легко преодолевал за 15-20 минут, тем более трасса до Гаваны была превосходной.
В Гаване эксплуатировались ещё две допотопные американские электростанции, на которых также иногда приходилось работать нашим спецам. Находились эти станции в районе громадного гаванского морского порта. На одной из них, ТЭС "Регла", мне пришлось находиться пару недель вместе с нашими сварщиками во время ремонта экранных труб котла. ТЭС "Регла" располагалась в посёлке Регла на юго-восточном берегу залива "Гавана" неподалеку от старинной церкви "Нуэстра сеньора де Регла", которую я посетил и осмотрел. Словом, мне посчастливилось наблюдать воочию жизнь Гаванского порта и очень необычного старинного пригорода Гаваны Регла, а также любоваться видом Старой Гаваны с противоположного берега залива, отстоящего от её причалов и набережных на расстоянии около километра.
Но вернусь в офисину нашей группы на Мариэле. Посередине комнаты находился большой стол для проведения совещаний. В обеденный перерыв, прикончив привезённые из дома обеды, все устремлялись к этому столу, и начиналась азартная игра в домино. Играли в так называемую «колбасу», про которую до этого я и духом не ведал. Научили. Впрочем, с детства я не был охоч к таким играм, как и к картам. Играли на высадку – проигравшие, в печали уступив место очередным, с нетерпением ожидали реванша в сторонке. Я же, пользуясь этим прискорбным моментом, отправлялся обследовать окрестности. Любовался картиной строительства второго 100 мегаваттного энергоблока. Первая «сотка» с начала 1977 года уже вовсю выдавала электроэнергию в энергосистему Кубы. Спускался к морю и осматривал насосную охлаждающей воды на берегу моря. Если оставалось время, то заходил к однокашнику Петру Василенко в офис строителей. Там иногда встречался с Межековским, который живо интересовался моими делами – хороший мужик.
Когда я впервые зашёл к Петру Василенко, то, разумеется, начал спрашивать, как его найти, ведь офисина строителей была в разы больше нашей - к нам зашёл, и сразу все на виду. Попался мне как раз кубинец. Вначале он переспросил озадаченно: Пиотр? Традуктор? Потом, поняв, кого я спрашиваю, приветливо воскликнул: -«Ааа! Педро! Нуэво традуктор… Си-си! Кларо, кэ ло коноско!- и указав рукой, добавил, - Бускало пор ая.» (Да, да! Конечно, я его знаю! Ищи его вон там.) С тех пор Пётр у меня стал зваться Педро.
С Петром Василенко мы познакомились ещё на первом курсе. Зачислили нас на одну специальность «Гидроэнергетические установки», но в разные группы. Как и я, он поступил в институт после срочной службы, и это обстоятельно нас всех, прошедших армию и флот, как-то объединяло, ибо бывших школьников в начале учёбы мы считали за детей, ведь мы были на пять лет старше своих юных одногруппников. Девчонки вообще нас поначалу побаивались – пойди пойми, что на уме у этих «дядей». Со временем , разумеется, это прошло, и мы сами начали их побаиваться в смысле, чтобы не влипнуть и не увязнуть в семейной трясине раньше положенного.
Петр, родом со Смоленщины из города Сафоново, в то время был сухим , выше среднего роста блондинистым парнем. Немного флегматичный, рассудительный, с хорошим чувством юмора, компанейский он внушал окружающим симпатию. В период между службой и поступлением в ВУЗ, его угораздило жениться и даже родить сына. После окончания первого курса он привёз жену в Москву. Ребёнок остался у родителей Петра в Сафоново. Снял ей комнату, устроил на работу, но из общаги совсем не уходил. Жена его быстро оклемалась в столице, и была замечена в подозрительных связях с иностранными студентами, словом, попросту загуляла. С кем не бывает. Педро решительными действиями расторг брак, а сына отсудил себе. Она и не сопротивлялась, видимо, материнству предпочла полную свободу действий. Разумеется, спустя годы ей пришлось об этом горько пожалеть, она даже безуспешно пыталась отсудить сына.
Потому то Педро приехал на Кубу холостяком. Но он не унывал в одиночестве. Как то я зашёл к нему в его однокомнатную квартиру во Флоресе. Он представил мне не бомбу, но приятную мулатку лет тридцати словами: «Знакомься, моя «фронтовая жена». Кубинка сноровисто накрыла на стол, не забыв выставить бутылку рома. Я оглянулся по сторонам – кругом чистота и порядок, чувствовалось присутствие хорошей женской руки. По-русски она не понимала, но стойко сидела с нами за столом, с улыбкой смотрела то на меня, то на Педро. Мне были интересны их взаимоотношения. Ну секс это понятно, а остальные хозяйственно-договорные нюансы были для меня любопытны. На мой вопрос, который я постарался сформулировать как можно тоньше, Педро ответил без словесного камуфляжа, ведь, мы с ним уже давно были на доверительной ноге. «Я же тебе сказал, что фронтовая жена – живёт со мной постоянно, кормлю как себя, одеваю, ну и, разумеется подарки. Просит купить себе что-то – покупаю, если это в пределах моих возможностей. Но заметь это третья, но похоже, самая лучшая. Она себя не продаёт, просто служит и получает вознаграждение в такой форме. Конечно, она может в любой момент уйти, но и я, если что не так, могу попросить. Как говорится, без обид».
Многие холостяки, приезжавшие на Кубу по контракту, решали свои житейские проблемы похожим образом. Правда, Педро выбрал для себя предельный вариант «фронтовой жены», имевший свои плюсы и минусы , как, впрочем, и почти всё в нашей жизни. Больше в ходу был «приходящий» способ обслуживания. Наше руководство, да и кубинское , разумеется знали об этой деликатной стороне дружбы между нашими народами, но , как говорится, «негласно закрывали глаза». Педро мне сказал, что у них с кубинкой как бы договор, в случае чего, чтобы «без обид». Но как, известно, женщины ох как не любят такие договоры, и «чтобы без обид» не всегда получается.
Так и произошло, но слава всевышнему, не с Педро. Где-то в ноябре, а может бы раньше, не помню, до ТЭС Мариэль дошёл слух, что, якобы, у себя в номере отеля покончил с жизнью сотрудник какой-то советской представительской организации. Как, почему, что ему не хватало? – терялись все в догадках. Спустя неделю нас просветили официальной информацией на партийном собрании. Словом, сотрудник занимал, видимо, существенный пост, что позволяло ему фактически содержать очень красивую кубинку, но она, что называется, не зная границ своей алчности, требовала от него всё больше и больше. Он решил с ней расстаться - ну не потянул это удовольствие. Однако, не тут-то было. Красотка потребовала запредельную сумму отступных, угрожая предать огласке их отношения. Таких денег у него не было, к тому же бедняга был женат, но супруга по каким-то причинам пока не могла приехать к нему. Рассказывали, что, якобы, советский посол, выслушав доклад по этому ЧП, произнёс жестокие слова: «Собаке - собачья смерть». Уж не знаю, имело ли место после этого ЧП «закручивание гаек», ибо ко мне прилетела жена, и меня это никак не касалось.
А с Петром Василенко мы ещё долгие годы шли, что называется «плечо в плечо». А с 1980 года работали рядом на Потаповском переулке в Москве. Он в объединении «Загранэнергостроймонтаж» под началом уже вам известного Межековского, а я в ВСМО «Созатомэнергострой» в отделе монтажных и пусконаладочных работ под руководством впоследствии известного русского писателя Григория Медведева – автора знаменитой «Чернобыльской тетради». Почти одновременно вновь выехали на Кубу в 1986 году – он на строительство ТЭС «Гавана», я на АЭС «Хурагуа». И после этих командировок долгое время были на виду друг у друга.