Депутат городского Совета Леня Колосков вышел из состояния приятных экзотических сновидений примерно за полчаса до полудня.
«Нас ждут великие дела», – потянулся он, как сытый кот Васька, и, стянув с тумбочки мобильник, перевел его в рабочий режим. Телефон сразу же начал оповещать о пропущенных вызовах. Лене льстило, что в последнее время его, молодого депутата, буквально закидали всякими предложениями, новостями и сплетнями. Его «заряжали» «возбуждать» кого следует против очередной точечной застройки, чинить препятствия «чужим» дорожным компаниям или просто «срать» конкурентам. Не всякий депутат мог устроить публичный скандал, красноречиво протестуя на сессии. Для этого нужно было уметь не только молоть языком, но и оперативно кооперироваться с имеющими вес коллегами, которых в околовластных кругах называли «сильными полевыми игроками» «Сколько ему нужно, чтоб заткнулся?» - интересовались через посредников «опрокинутые» коммерсанты. Но Леня никогда не говорил, сколько ему нужно. Он не хотел размениваться по мелочам, задавшись целью переквалифицироваться в короткий срок из скромного депутата в градоначальника, и даже, чем черт не шутит, в губернатора. Для раскрутки у него имелся «козырной туз» – тертый и талантливый литератор Чижов, который немного не дотянув до пенсии, ощущал одиночество невостребованного таланта. Леня пристроил Чижова в свой штаб и с того времени любой, порой даже совершенно незначительный, поступок молодого депутата, будь то посаженный на субботнике куст акации или подкрашенный забор детского сада, не проходил мимо внимания избирателей. За несколько месяцев Колосков стал известен в кругах пожилых защитников придомовых территорий и заядлых потребителей аптечного товара как нашедший затерянную среди торосов экспедицию летчик Севрюгов.
Сполоснув лицо и взъерошив ежик черных волос, Колосков направился в кухню, прихватив свежий номер газеты, название которой – «На городских помойках» – придумал он сам.
Порция бисквита ушла под благодарственное письмо, подписанное пенсионеркой Клавдией Кузьминичной, отредактированное и умело подслащенное Чижовым.
Зазвонил телефон.
- Нашли тетрадку помощника, – радостно прозвучал голос Соловьева.
- Какую тетрадку? – недоуменно спросил Леня.
- Ту самую, где он записывал, сколько от кого поступило, – несколько раздраженно отреагировал профессор. – Я буду сегодня в Шоколаднице, в наше время.
- Такой скандал может повлечь досрочные выборы, – не сдержал эмоций Леня.
- Давай не спеши с выводами, – осадил его профессор, у меня есть к тебе предложение.
Леня понимал, что от предложений профессора всегда дурно пахнет, но никогда не отказывал ему в общении. Тем боле встречи с всезнающим дамским угодником проходили в «Шоколаднице», где можно было поупражняться в ухаживаниях за всеми обожаемой официанткой Катенькой.
«Брать деньги – прошлый век, – рассуждал Леня, пересчитывая каблуками стильных башмаков ступени. – Безопасней натурой принимать расчеты. Коттеджами, участками, магазинами … »
Свистнула сигнализация, и голубой «Лексус» мигнул подфарниками.
Не успел Леня вырулить со двора, как ожил за пазухой мобильник.
- Утро доброе, Леонид Васильевич, – деловито начал депутат, бывший коммунист, Арбузов. – Не забыли речь подготовить? Хе-хе. Как насчет того, чтоб согласовать некоторые моменты, пропердеться заодно на морозце?
- Я выступления заранее не готовлю, – похвастался Леня. – У меня в голове все речи. А встретиться готов, если дело стоящее.
- Разве я тебя когда-нибудь беспокоил по пустякам? – поддел его Арбузов.
- Ладушки...
Не успел Леня проехать ста метров, как телефон принял очередной сигнал, на этот раз от председателя Совета.
- Выступать сегодня будешь?
- Еще не решил, – уклончиво ответил Леня.
- Заскочи ко мне в кабинет до собрания, разговор есть.
- Понял.
Мобильник закрутился на пассажирском сиденье и высветил номер журналиста Петухова.
- Леонид Васильич, слышали, сегодня большевики на пикет выйдут?
- Против новых тарифов?
- Нет, они не хотят, чтоб улицу Тартарары переименовывали.
- Они уже из ума выжили. Никто, кроме них, не знает, кто такой Тартарара. Спасибо дорогой, держи меня в курсе...
«Гм… Интересно… Кто же заряжает старичков сопли морозить?» – задумался Леня, сразу сообразив, что такой пикет пойдет в минус мэру.
Затормозив у городской администрации, Леня открыл бардачок и отыскал миниатюрный цифровой фотоаппарат, который приобрел по рекомендации Арбузова для отчетов по тайному волеизъявлению.
На проходной маялся правозащитник Лопухин с допотопным кейсом в руке и неизменно озабоченным выражением уставшего, с мешками под глазами лица.
- Леонид Васильевич! – оживился Лопухин. – На ловца и зверь бежит. Я тут бумаги по тарифам подготовил.
- Не сегодня, – вильнул хвостом Колосков. – Не сегодня!
***
Ближе к обеду в кафе «Шоколадница» стали поступать звонки от постоянных клиентов с просьбой забронировать столик. Администратор Анна Леопольдовна, молодая яркая шатенка с привлекательными, затянутыми в черное платье формами, приняв очередной заказ, произносила интимно-интригующим контральто: «Ждем вас»
Невысокий кругленький мужчина, как у Карлсона» с седой лохматой головой, облаченный в ярко-красный пуховик и потертые джинсы, вошел в «Шоколадницу» и, бегло оценив обстановку, направился к столу, за которым, как всегда в этот час, трапезничал депутат Колосков – персона популярная. Проходя мимо рабочего уголка Анны Леопольдовны, он мимоходом отпустил какую-то шутку, отчего лицо администраторши ненадолго озарилось таинственной полуулыбкой.
-- Еще раз здравствуйте, господин Колосков, – подчеркнуто любезно произнес толстячок.
-- Добрый день, профессор, – пробубнил набитым ртом Леня.
-- Стасик имитировал в изоляторе сердечный приступ, – начал толстяк, раздумывая над тем, куда пристроить пуховик, – а его помощник проглотил в кабинете у следователя самую важную страницу своей рукописи. Теперь контролируют его стул.
-- Как? Для чего? – растерялся Колосков, с опаской поглядывая на два мобильника, которые толстяк выложил на стол.
-- Что тут непонятного? Чтобы снова не слопал. Я предупреждал Стасика: не иди против меня. А он вообразил себя самым крутым. Вот пусть теперь на нарах попарится с годик-другой.
-- Хорошая обстановка для того, чтоб переосмыслить свое поведение.
-- Ну а теперь о главном, – понизил голос Карлсон. – Я договорился с Москвой, чтоб политсовет партии рекомендовал тебя в градоначальники.
Леня, едва не подавившись куском пражского торта, округлил глаза.
Подошла официантка Катенька и проворковала:
- Что-нибудь желаете, господа?
-- Прекрасно выглядишь, – многозначительно прищурился профессор. – Принеси мне моего чаю и блинчиков с красной икрой.
Девушка, обнажив стянутые пластиной кроличьи зубки, направилась в кухню.
-- Умница девка. Ноги и все прочее, – облизнулся толстяк. – Тут на днях обедали мои люди из Москвы и обратили внимание на ее задницу. Задница нынче главный козырь при приеме на высокооплачиваемую должность. В общем, они готовы были взять ее в свою фирму, и платить для начала, – профессор взял ручку и вывел на салфетке «50000». – Я ей передал. А она отказалась. Сказала, что будет работать только у меня.
Тем временем кафе начали прибывать гости, рассаживаясь мелкими и большими группами. Зал «Шоколадницы» заиграл яркими цветами галстуков, засветился лучиками бриллиантов, золотых браслетов и часов. Никто не удивлялся такому неожиданному собранию. Как это вдруг они, сливки местного общества, от которых зависела исправность городского водопровода и канализации, подача тепла в родильные дома и школы, оказались в одном месте и в один час.
-- Га! – гаркнул кто-то.
--Лимон зелени?! – донеслось из другой компании.
Коммунисты в ботинках с длинными мысами, с толстыми, как сундучки, борсетками внимательно изучали меню, посмеиваясь и глупо озираясь, как сыщики МУРа в ресторане «Астория».
Официантки порхали как бабочки, разнося икорочку, мандаринчики, графинчики.
В вестибюле, у гардероба, послышался смех, какие-то крики, и тотчас в зал решительно вошел депутат Караваев со свитой. Обведя присутствующих надменным взглядом, он остановился и вырвал из рук охранника дипломат.
Публика замерла в ожидании.
-- Господа! – объявил он, приподняв дипломат. – Я забираю место градоначальника.
-- На каком основании? – задиристо встрепенулся молодой коммунист Степан Железняков. – В самом деле, что вы себе позволяете?! – разом вышли из оцепенения его товарищи.
-- А как вы хотели, – скривил рот Караваев. – У меня в каждом дворе по триста душ!
-- Что вы их считаете как крепостных или, хуже того, мертвых, – возмутился Железняков.
-- Цыц, голь перекатная!
– А какая программа у вас? – не унимался Железняков.
– Программа, – усмехнулся Караваев... – Нет у меня ни хрена никакой программы. Да и если говорить по чесноку: моему электорату и не нужны программы. Ему бы цены на жратву не задирали.
-- Ценю откровенность! – одобрительно воскликнул профессор. – Мы вас поддержим, но при условии.
-- Банкуй.
-- Моих инвесторов интересует кинотеатр «Октябрь» и земли под строительство гипермаркетов в пределах малого кольца.
-- «Октябрь» не дадим! – хором возмутились коммунисты. – Народ выведем на митинг!
-- Что? – прищурил глаз Караваев. – Народ, говорите? А что, если я этому народу расскажу, как ваши секретари жируют на казенном обеспечении!
- У меня вопрос, позвольте задать вопрос, – постучал ложкой по чашке профессор – Правильно ли я понимаю, что вы прогнозируете хроническую бедность населения, и она гарантирует несменяемость вашей власти. А, как же прогресс, развитие?
-- Какое там на х.. развитие. Люди в баню перестали ходить, белье в одной воде полощут.
-- Кстати, бани нас тоже интересуют, – оживился профессор.
-- Я вот так скажу, господа депутаты, – спокойным уже тоном произнес Караваев. – Наш народ последние десятилетия экономит на всем, а некоторые буквально выживают. Жизнь для них – наказание.
– За чьи же грехи наказание? – рассмеялся профессор.
– За наши, разумеется.
-- А Караваев ведь прав, господа, – раздался чей-то голос.
Колосков наблюдая за происходящим, чувствовал, как в груди его начинается пожар. На его глазах подвыпивший «купец», с семью классами образования, переступает ему дорогу, лишает его заветной мечты.
Тихо! – закричал кто-то в зале, – губернатор звонит. Да-да, слушаю вас...Москва рекомендует всенародные выборы не проводить…решить все в узком кругу.
-- Сударыня, будьте любезны, принесите нам водки, – нежно взял за локоток профессор официантку.
-- Какую желаете? – оживилась девушка.
-- Самую дорогую, естественно, – вновь игриво прищурился профессор. – И не забудь написать свой номер телефона.
Колосков заерзал, словно оплеванный и спешно откланялся. Засуетились, приглаживая ранние залысины, другие гости. У раскрасневшегося Арбузова заела молния, и он, выпятив живот, делал знаки смущенной официантке.
– Господин Петухов! – окликнул профессор озирающегося по сторонам мужчину затрапезного вида. – Милости просим к нашему столу!
Петухов не заставил себя долго ждать.
На столе «заземлился» запотевший от холода графинчик.
Петухов сосредоточено глядя на графин, облизнулся.
Профессор разлил прозрачную, как слеза, жидкость по рюмкам и, произнеся «будем здоровы», потянул к себе ближнюю.
Петухов, тряхнув обвисшим рукавом свалявшегося пуловера, одним глотком опрокинул стопку.
-- Эти придурки надеялись избраться за деньги. Я разговаривал с Москвой и был в курсе отмены выборов.
Петухов захлопал глазами, как Шура Балаганов перед командором.
Насчет нашего проекта, – развалился профессор. – Будем запускать. От тебя потребуется убойный материал по председателю. Копни его прошлое, когда он земли направо и налево южанам раздавал. Расходы на судебные издержки мы компенсируем.
-- А скоро проект запустится? – поинтересовался Петухов. – А то я уже с работы уволился.
-- На днях я буду встречаться с нужными людьми – обещали отдать одну газету. Коля, не смотри на меня так! Под тебя газету принимаю. Мне приходится продавливать буквально все мелочи.
-- Тогда за успех нашего дела, – жадно потянулся Петухов к стеклянному сосуду, из которого еще можно было накапать «лекарства».
-- Допивай, не стесняйся, – великодушно разрешил толстяк, – мне уже хватит.
-- Благодарствую.
-- Я тут пообщался с Колосковым и понял, что он никакой. У него ничего нет кроме помоек. Он думает, если Чижов красиво пишет, то этого будет достаточно для получения мэрских полномочий. Такое раньше прокатывало. Нынче даже Караваев со своими пайками для пенсионеров может пролететь. На сегодняшний день, – профессор напустил на себя еще больше важности, – на город имеют виды люди с огромным ресурсом, – профессор развернул салфетку и ловко нарисовал трех человечков. – У этих людей влияние на политсовет «Счастливой России» и выход на администрацию президента. – Толстяк очертил два круга и соединил их стрелками с человечками. – Я уполномочен этими людьми вести здесь переговоры. – Профессор нарисовал смешную рожицу и соединил ее с человечками. – Если пойдет все гладко, то в скором времени начнут реализовываться наши проекты по строительству двух гипермаркетов. – Художник набросал на салфетке два одинаковых домика и отвел от них стрелки к рожице. – Через два года я задавлю всю мелкую и среднюю торговлю.
Петухов некоторое время завороженно молчал, словно ощутил во рту стопку медовухи, потом, набравшись смелости, начал робко возражать:
-- Но у нас и так каждый третий не имеет постоянного места работы.
-- В новой России, а прошлое мы уже не вернемся, работа будет только для молодых, в основном для девушек с красивыми, как у Катеньки, задницами – профессор набросал на салфетке выпуклый зад официантки. – А ты, Коля, думай, куда свою старую развалину пристроить. Обещаниям, что всем без исключения будут ежемесячно выплачивать по десять тысяч, не верь. Слишком примитивно. На пенсию не надейся – в лучшем случае будешь получать ее после смерти.