Морская Дева Окончание

                Глава 6
                Морская Дева

В письмах к своей сестре Ирине Миша часто звал ее приехать на Камчатку, поскольку хорошо знал, как она по ней тоскует. Ее сын Олег в этом году окончил школу, и мог бы поступить в мореходное училище, если бы они приехали. Ближе к осени Ирина сообщила, что собирается приехать. Для начисления ей камчатской пенсии у нее не хватало двух лет стажа на Камчатке, и это стало решающим аргументом. Ее приезд очень обрадовал Мишу, и был как нельзя кстати. Теперь он мог продолжать работу более спокойно, зная, что Катя будет под присмотром. А вскоре должна была приехать Людмила Павловна на две недели.
Капитан Ершов ушел в отпуск в начале июля, его заменил капитан Костенко, который, в отличие от Ершова, трепетал перед начальством, был неуверен в себе, и, как выяснилось, оказался трусливым моряком. Поэтому на судне авторитетом не пользовался. Сменился также и старпом, вместо Дюжикова пришел Лосев, штурман лет тридцати пяти, невысокого роста, подвижный и язвительный. В том, что продукты на судне закончились задолго до окончания запланированного рейса в Охотское море по обеспечению работы землесоса «Камчатский», была его прямая вина. Тем более удивило экипаж его намерение вычесть из зарплаты моряков значительную сумму якобы для покрытия расходов на дополнительное питание. Моряки возмутились, и обратились к Стрельцову, который оставался председателем хозкомиссии, с просьбой провести ревизию судового продуктового склада - «артелки», как называли его моряки.
В следующий рейс в Усть-Камчатск «Зевс» ушел спустя трое суток. Михаил обратился к старпому за накладными на продукты, однако Лосев заявил, что сам будет решать, когда и как проводить ревизию.
Стрельцов отправился к капитану, однако Костенко сказал, что ревизию следует проводить в конце месяца, и он не видит необходимости проводить ее сейчас.
-В таком случае не рассчитывайте, что в ведомости старшего помощника на дополнительное питание будет стоять хоть одна подпись членов экипажа. – Сказал Стрельцов.
 Платить экипажу не пришлось, однако качество питания заметно ухудшилось. Озабоченному собственными проблемами Михаилу было не до питания, и он не очень настаивал на проведении ревизии.
«Зевс» вернулся из Усть-Камчатска третьего сентября, поздно ночью, а второго сентября Миша получил радиограмму от Людмилы Павловны, в которой она сообщила, что Катя благополучно родила девочку, и чувствует себя хорошо.
Весть о рождении дочери у Михаила мгновенно разнеслась по судну, моряки приходили его поздравлять, потом стихийно организовалось застолье в кают-компании, и капитан даже не высказал недовольства по этому поводу, а напротив, поздравил Михаила. Миша не ожидал, что его личная радость так откликнется в суровых душах моряков. Почти все они хорошо знали его жену, а те, кто не знал, просили показать ее фотографию.
На утро по приходу в порт Миша едва дождался, когда его сменят с вахты, и сразу поехал домой. Дома его ждала Людмила Павловна, которую Мише не удалось встретить в аэропорту и на этот раз. Они поехали в роддом, но видели Катю лишь в окно на третьем этаже.

«Миленькая, родная моя Катенька! Я так счастлив! Я не мог усидеть на вахте, утром приехал домой, и мама мне все рассказала, все, что знала сама. Я так рад, что нас теперь много, я в тебя верил, и я не ошибся. Ты у меня идеал, я знал это всегда. Катюшка, я люблю уже вас обоих. У меня никогда не было такого состояния. Ужасно хочу тебя видеть. Ничего умного написать не в состоянии. Мы едем к тебе с мамой, и ты все сможешь прочитать в моих глазах. Будьте здоровы, до встречи, ваш муж и папа нежно целует вас».

«Котеночек, мой дорогой, любимый. Как я рада сейчас! Поздравляю тебя с дочуркой. Я так и знала, так и хотела, знаю, и твой папа, и Аленка, и Миша тоже, все хотели девочку, так что ты выполнила все наши пожелания.
Знаю, что все наши запорожцы вместе с нами разделяют нашу радость. Желаю тебе здоровья, и малышке нашей тоже. Расти ее здоровенькой, умненькой, доброй.
Вчера пришла домой, и так мне было одиноко без тебя, нет слов. В пол-десятого вечера пошла позвонить в роддом, и мне сказали, что ты уже родила девочку, и чувствуешь себя хорошо. Я так обрадовалась, я знала, что все будет хорошо. Как ты себя чувствуешь, мое солнышко? Не приносили ли тебе маленькую? Что тебе принести?
Мы с Мишей ждем тебя, если можешь, выгляни в окошко».

На следующий день Миша с Людмилой Павловной снова общались с Катей через окно. Естественно, больше жестами и мимикой, поскольку окно было закрыто. Таких людей, как они, много стояло под окнами роддома, и молодых женских лиц за окнами тоже было много, однако информация доходила до адресатов без всякой путаницы.

«Катенька, очень хочу тебя увидеть, хотя бы в окно, я тебе так благодарен за доченьку, и за то, что ты оказалась такой терпеливой и выносливой, и что сама здоровая. Мы с мамой много говорили о тебе, предполагали, как все было. Катюшка, я перед тобой в огромном долгу. Когда я буду на выходных, ты будешь пользоваться мной, как веником, и я обещаю быть таким же безотказным и послушным. От избытка чувств я мог бы заплакать, если бы умел.
                До следующей встречи, моя любимая, целую тебя и благодарю». 

Однако следующая встреча с Катей состоялась много дней спустя. «Зевс» отправился в Приморье, и долго петлял по дальневосточным портам. Мишу не отпустили на выходные, как он надеялся, и ему пришлось пережить и этот ненавистный рейс. Капитан Ершов всегда требовал точных маршрутов для своего судна, и неоправданных передвижений не допускал, за что его в Камчатском морском пароходстве побаивались, и недолюбливали за то, что с ним приходится считаться.
Капитан Костенко был совсем другим человеком, считающим, что его начальник всегда прав, независимо от результата. У Михаила этот человек вызывал сильную неприязнь, перешедшую со временем в презрение, когда Михаил убедился, что капитан еще и вороватый.

«Милая Катенька, я по тебе так соскучился, как будто сижу за решеткой многие годы. Тебе сейчас наверно так трудно, а я приду еще не скоро. Моя хорошая, я так виноват перед тобой, мне будет вечным упреком то, что не я забрал тебя и дочь из больницы.
Этим летом  у меня не рейсы, а сплошная пытка. Сейчас мне все сочувствуют, но от этого не легче. Мне так хочется увидеть нашу доченьку, посмотреть, как ты ее кормишь. Надеюсь, вы вполне здоровы, за ваше здоровье было столько тостов, что было бы странно, если бы это было не так. Меня все поздравляли, и я выпил очень много, но даже не опьянел, и все помню. Парни смотрели твою фотографию, говорили, что ты очень красивая, завидовали мне.
Сергей говорит, что ему очень понравилось, как экипаж отнесся к этому событию в моей жизни.
Ну а меня немного утешает только то, что в самый ответственный момент ты была с мамой.
Никак не могу привыкнуть к мысли, что у нас теперь есть дочь и ты стала мамой. Как будто вчера я встретил юную нежную невинную девочку, и вот уже она превратилась в женщину-мать, мудрую и уверенную в себе. Катенька, ты была такая гордая, когда смотрела из окна роддома. Я тоже тобой горжусь. Пришел на пароход, как петух, принимал поздравления с таким видом, как будто не ты, а я родил. Даже капитан меня поздравил, хотя меня не любит.
Сегодня уже шестнадцатое число, наверно мама уже улетела, а я так хотел ее проводить. И встретить очень хотел.
Что-то у нас, Катенька, разладилось. Времени нет, денег нет, лето прошло мимо, мы с тобой не встречаемся почти. Надоела такая жизнь, дальше некуда. Что-то нужно менять. У меня уже давным-давно не было хорошего настроения. Вот только когда тебя вижу. Ты меня не разлюбила? С такого мужа мало толку. Вот даже письмо не могу написать, как следует, даже здесь я что-то утратил. Меня угнетают эти дурацкие рейсы, от них тупеешь. А рейс у нас был такой: из Петропавловска буксировали баржу в Моржовую бухту, потом пошли на Сахалин, но по пути вернулись на Курилы, потому что где-то на полюсе ожидали тайфун, и капитан, естественно, струсил. Шторма не дождались, пошли на Сахалин, отдали топливо «Изыльметьеву», как будто он не мог взять его в Корсакове, и пошли во Владивосток. Зря простояли двое суток, и пошли в Находку. Трое суток простояли в Находке, и вот мы снова во Владивостоке. В итоге единственное полезное дело за этот месяц – буксировка паршивой баржи. Извини, Катенька, что я тебе жалуюсь, но ты единственная, кому я могу признаться в своих слабостях, и не упасть при этом в твоих глазах.
Продержись, моя хорошая женушка, еще немного, и потом мы будем долго вместе. Целую тебя, твой Миша».

Старший помощник Лосев сильно раздражал Стрельцова своим вызывающе наглым поведением. Лично Михаила это не касалось, если не считать недоброжелательных взглядов старпома, которые Миша иногда ловил на себе. Но с матросами Лосев обращался крайне пренебрежительно, отпускал обидные шуточки, и при каждом удобном случае старался их унизить.
Во Владивостоке Лосев загрузил неимоверное количество минеральной воды, и лимонада. Ящики с бутылками закрепили на корме, и каждый член экипажа мог пить эту воду, сколько влезет. Михаил пересчитал ящики, их оказалось 80 штук, больше, чем по три ящика на человека. Если бы стояла жара, это еще можно было бы объяснить, но было прохладно. Тем более что продуктов было получено очень мало. Миша пришел к выводу, что Лосев придумал гениальную по своей простоте махинацию. Во-первых, стоимость пустых бутылок была сопоставима с месячным окладом комсостава. Во-вторых, теперь у него появилась реальная возможность всю партию воды представить, как дополнительное питание, и собрать с экипажа наличными всю стоимость. Наконец, всю эту воду экипаж все равно не сможет выпить до прихода в Петропавловск, и не выпитые бутылки перекочуют в продовольственный склад, откуда в будущем воду понемногу разберут, оплатив эту воду в третий раз. Простой подсчет показывал, что старпом на этой воде за счет экипажа заработает больше четырех своих окладов.
 Ревизия в августе так и не проводилась.
Не желая вступать в переговоры со старпомом, Михаил отправился к капитану.
-Вадим Петрович, экипаж выражает недовольство по поводу питания. Такого никогда на «Зевсе» не было. Рацион скудный, несмотря на то, что в Приморье продукты гораздо дешевле, и на те же деньги можно было получить здесь продуктов больше и качественней. Вместо продуктов судно загружено водой. Ревизия так и не проводилась, и я начинаю сомневаться в честности старпома.
-А не много ли вы на себя берете, Стрельцов? Кто вы такой на судне, чтобы ставить под сомнение честность старшего помощника? Вы слышали такое слово, как субординация? Идите, и занимайтесь своими обязанностями. Все.
Тон капитана не очень удивил Михаила, внутренне он был готов к чему-то подобному. Он решил провести расследование, начиная с другого конца.
После дневной вахты он зашел на камбуз.
-Верочка, у меня выдалось свободное время, и я пришел проверить твои плиты, и всю твою технику.
-О, Миша, спасибо, у меня как раз две плиты едва греются, и вентилятор перестал включаться. Вентилятор черт с ним, я иллюминаторами обхожусь, а без плит плохо.
-Что же ты молчала? Сказала бы мне или Сашке, давно бы сделали.
-Не хотела беспокоить, меня последнее время и так все только ругают.
-Верочка, ругают не тебя, причем ты, если тебе не дают продуктов.
-Этого никто не хочет слышать, я крайняя.
-Да, это верно, прости ты их, ты же понимаешь, что недовольство направлено не против тебя. Скажи мне, ты ведешь камбузный журнал?
-Уже две недели не веду. Лось взял что-то посмотреть, и не вернул, хоть я и просила.
-Вот как? Ты знаешь, сегодня я обратился к капитану, сказал, что нужно снять остатки, так он меня вышвырнул. Я уверен, что они воруют на пару со старпомом. Я хочу провести проверку без накладных. Ты мне поможешь, Вера?
-Но как я могу тебе помочь? Да и боюсь я.
-Верочка, если мне удастся что-то раскопать, я подключу ОБХСС, они такую работу любят, у меня был случай убедиться. Твоя роль будет совсем маленькая. Больше не проси у старпома камбузный журнал, а заведи тетрадку, и вписывай туда ежедневно все продукты, которые получаешь в артелке. И не нужно, чтобы артельщик об этом знал. В девять утра я или Серега будем заходить к тебе, и подписывать каждую страницу в соответствии с наличием продуктов. Вот и все. А по приходу отдашь мне эту тетрадь. Если она дойдет до ОБХСС, тебе, естественно, будут задавать вопросы. Отвечай все как есть, не исключая и того, о чем мы сейчас говорим. 
-Страшновато как-то.
-Вера, я председатель хозкомиссии, и как я должен проводить проверки, нигде не написано, но такие полномочия у меня есть. Ты просто подчинилась. Ну вот, твои плиты готовы, принимай работу, а я пока посмотрю, что с вентилятором. Это его пускатель?
После разговора с поваром Миша отправился к заведующему складом, которых в пароходстве называли словом «артельщик», словом, которое пришло с тех давних времен, когда Российский флот состоял из парусных судов.
Артельщиком был матрос Славик, который недолюбливал Михаила за въедливые ревизии, а еще больше за то, что ему мешают украсть больше, чем ему бы хотелось. Впрочем, заменить его было некем, потому что мало кто хотел заниматься этим неблагодарным делом, и Миша не старался уличить его в воровстве продуктов.
Славик был далеко не дурак, и перед разговором с ним Миша знал, что ставку нужно делать именно на это. Знал он также и то, что сам рискует быть раскрытым раньше времени, потому что если его подозрения верны, то махинации старпома отлично известны артельщику, и если он молчит, то значит сам входит в долю.
-Славик, есть разговор, который, я думаю, будет полезен и для тебя. Давай уединимся, и потолкуем.
-Догадываюсь, о чем – не дружелюбно заметил артельщик.
-Вот потому, что ты такой догадливый, я к тебе и пришел. Мы оба знаем, что старпом крупно ворует. Кое-что перепадает и тебе, поэтому то, что я к тебе пришел,  со стороны может показаться глупостью, но если бы я считал тебя не очень умным, я бы не пришел. Сегодня я выяснил, что в долю со старпомом входит еще один человек, а это значит, что тебе перепадает совсем немного. У меня есть кое-какая информация, например, что свиного мяса во Владивостоке было получено 62 килограмма, ассорти овощного 84 банки, зеленого горошка 46 банок, чая грузинского 12 килограмм, я думаю, тебе эти цифры отлично известны, и тебе нет необходимости заглядывать в свои бумаги. 
-Назови еще какие-нибудь цифры.
-Зря ты торгуешься, и я тебе позже скажу, почему. Информации у меня больше, чем я сказал, но признаю, что далеко не вся.
-И ты пришел, чтобы получить всю – усмехнулся Славик.
-Странно, что ты считаешь меня таким примитивным, у тебя было время хорошо меня рассмотреть.
-Извини, Миша, я не считаю тебя примитивным, но я не покупаю котов в мешках.
-Увы, ты их уже купил. Тебе не приходило в голову, что случится, если на судне вдруг обнаружится крупная недостача, или большие излишки, что еще хуже.
-Будут излишки неприятностей, но тебя это не касается.
-Неприятностей у кого?
-В том числе и у меня – с вызовом ответил Слава.
-Нет, Славик. Только у тебя. Накладные ты видел, но их у тебя нет, они у старпома. Как ты думаешь, если бы ты взялся самостоятельно снимать остатки, и попросил у старпома эти накладные, он бы тебе их дал? Он сказал бы примерно следующее: произведи учет всего, что находится в артелке, и результат принеси мне.
-Чего ты хочешь?
-Я хочу, чтобы излишки неприятностей были у тех, кто этого заслужил. А прямым текстом это значит, что я не хочу, чтобы тебя подставили.
-А с чего такая забота обо мне?
-Причем здесь ты! Ты человек подневольный, понемногу воруешь, ну и черт с ним, я тебя когда-нибудь ловил?
-А кстати, почему не ловил, возможности вроде были, и мы с тобой не друзья, кажется.
-Были, и, кажется, не друзья. Но при этом я знаю, что ты хороший артельщик, а их я видел немало, поэтому ты вроде как заслужил право на некоторые слабости.
-Понятно. И что я должен сделать?
-Произвести учет всего, что находится в артелке, и результат принести мне.
-Юморист. А старпом?
-А старпом не должен ничего знать до поры до времени. Ты это сделаешь?
-Боюсь, что нет.
-Ты боишься не того, чего действительно стоит бояться. Я вижу, ты еще не понял, в какую переделку тебя втянули. Попробуем еще раз. Как ты думаешь, зачем Лось загрузил водой всю корму?
-Интересно послушать твою версию.
-Старпом продаст нам эту воду трижды, и получит навар рублей на восемьсот. Объяснить схему?
-Дай подумать… Понял. Слушай, ты случайно не мент? Как ты догадался? Я только сейчас врубился. Я то думал, его лишь пустые бутылки интересуют.
-Я не мент и не сексот, у меня работа такая, что в голове одни схемы и комбинации. И я тебе еще не все сказал. Но если ты продолжаешь засовывать свою голову в петлю, то я пошел.
-Подожди. Сниму я остатки. Но вдруг старпом заявится, у него свои ключи.
-Я и этому должен тебя учить?
-А почему ты не просишь результаты ревизий за июнь, июль и август?
-Хотел проверить, насколько ты готов сотрудничать. Пиши результат сразу в двух экземплярах, один мне, один себе оставь, пригодится, храни его. Примерно сколько излишков уже набежало?
-По моим прикидкам рублей на триста-четыреста.
-Странно, я думал больше. Так вот почему ты упирался.
-Я не упирался, я смотрел, хватит ли у тебя соображалки.
-Наверно он делает ставку на эту воду. Мы с тобой еще поговорим в конце рейса, но этого разговора, как ты понимаешь, не было.
-Подожди. А что ты собираешься с этим делать?
-Наверно, без ОБХСС не обойтись.
-А ты не думал, что после этого тебя вышвырнут из пароходства, независимо от результатов?
-Знаю. Но на этот случай постараюсь подстраховаться. В крайнем случае работу я себе найду, хотя не хотелось бы вылетать с треском. Но принести такие бумаги пароходским клеркам было бы смешно.

«Милая Катенька. Я все больше чувствую свою вину перед тобой. Почему я не ушел с парохода, как-нибудь потом бы выкрутился. Зато тебе сейчас было бы гораздо легче. Бедненькая, ты наверно почти не спишь, ведь тебя некому заменить ни днем, ни ночью. Впервые я тебе так сильно понадобился, и то не смог быть рядом. Никогда себе этого не прощу. Ты наверно сейчас обо мне плохо думаешь, обижаешься и сердишься на меня. И так мне и надо, я не сумел выполнить свой прямой долг, и нечего мне рассчитывать на твои нежные чувства. Я даже не знаю, здоровы ли вы с Маринкой, и даже – стыдно признаться! – Не уверен, что ты ее зовешь Маринкой, возможно, ты ее назвала иначе. Бывают ли на свете еще такие мужья и отцы? Поэтому мне даже неловко говорить тебе о своих неистовых чувствах к тебе. Больше всего я боюсь показаться тебе чужим при встрече. Сейчас все твои заботы, чувства и хлопоты обращены к дочери, а раз я их не разделял с тобой, то и остался в стороне от семейной жизни. Как это страшно! Только благодаря тебе я почувствовал вкус жизни, смысл ее и истину, и если бы я потерял тебя, то потерял бы не только это, но и вообще все.
Тупость начальства приводит в отчаяние. Я уже писал, что с Владивостока мы пошли в Находку, потом снова во Владивосток, и стояли там больше недели. Потом взяли на буксир военный док, и пошли в Петропавловск со скоростью четыре узла, хотя могли бы двигаться почти вдвое быстрее. Не прошли и ста миль, как вернулись обратно в Находку. Оказывается, до капитана дошел слух, что погода может немного испортиться. На третьи сутки подул небольшой ветерок. Но мы так и стоим на рейде. Полмесяца стояла прекрасная погода, но вот дождались периода штормов, и взялись за работу. Теперь погоду можно ждать до Нового года. А с этой колымагой до Петропавловска идти две недели. Так что встретимся мы не раньше этого срока, а скорее позже, потому что наш отважный капитан будет заходить по пути в каждую дыру. Мне уже кажется, что он затягивает рейс с определенной целью.
Мы с Сергеем раза три ходили в кино, несколько раз купались, потом резко похолодало, и уже вряд ли станет тепло. Мне очень хотелось купить тебе что-нибудь, ходили по магазинам, но оба ничего не нашли. Здесь только полно паласов, дорожек и ковров по 760 рублей и по 1300.  Ковры японские, с красивым рисунком. Но у меня было 22 рубля, и я решил не тратить их на такие мелочи. Купил зеленых яблок 10 кг. Сейчас они уже поспели, но не портятся. Хоть бы довести.
Этот рейс до самого Владивостока вызывал у меня тихую ярость. Потом стало известно, что домой пойдем не скоро, я впал в депрессию, тупо стоял вахту, и больше ничем не занимался. Но тупость капитана, наглость старпома, в последнее время вывели меня из этого состояния, и появилась надежда, что они получат по заслугам.
И все же, Катенька, как бы я не проклинал себя за то, что оставил тебя в такой тяжелый момент, сейчас мне все же легче, чем тогда, в Усть-Большерецке, когда я не знал ничего определенного о тебе, и такие ужасные мысли лезли в голову, что волосы дыбом. Сейчас я хоть знаю, что ты в безопасности. У меня такая гора с плеч свалилась, когда я узнал, что все обошлось без операции. Поверь мне, Катенька, таких бурных чувств я никогда в жизни не испытывал. А в день рождения дочери радость, облегчение, гордость, нежность к тебе. Все у меня с тобой, Катенька, впервые в жизни, потому что и жизнь моя началась всего четыре года назад.
Сейчас я отстоял свою вечернюю вахту, и дописываю письмо. Завтра утром Саня улетает в Петропавловск, потому что умерла его теща. Просил его зайти к тебе, но не уверен, что он сможет. Но хоть письмо бросит в городе. Больше ничего не  передаю с ним, сама понимаешь, не тот случай. Вахту будем стоять вдвоем с Тищенко. Хоть время пойдет быстрее.
Катенька, у меня к тебе столько вопросов, но нет смысла задавать их. Но от одного вопроса я не удержусь: ты меня не разлюбила?
Мысленно я уже столько раз с тобой разговаривал, и столько раз был дома, но Маринку представить себе так и не смог. Один раз только вы мне снились, Маринка была уже постарше, но сон был расплывчатый, и я ничего не разглядел. Ты наверно похудела немного, я почему-то так тебя представляю. Так хочется тебя видеть, моя любимая, что как-то даже внутри больно.
Сергей несколько раз пытался дозвониться своей жене, я тоже с ним ходил, надеялся узнать что-нибудь о тебе, но он так и не дозвонился.
Хоть бы Ира была здорова, когда я пришел, и уходил, она была в больнице.  Но что я мог сделать за сутки? Привет ей огромный. 
Катенька, моя хорошая, не думай обо мне очень плохо, если можешь. Продержись еще немного, уже мало осталось до встречи. Береги себя, будь умницей. Я каждую минуту думаю о тебе и о своей незнакомой дочери. Хорошо, она еще не умеет говорить, а то назвала бы меня в первую же встречу дядей.
Целую тебя нежно, и люблю без памяти. Поцелуй за меня Маринку, Иру, привет Олегу. Ваш бестолковый муж и отец». 

Документацию артельщик вел аккуратно. Спустя три дня после разговора с ним, в распоряжении Михаила оказались все документы по приходу и расходу продуктов за четыре месяца. Миша провел их анализ по своему разумению, и пришел к выводу, что Лосев получает продуктов едва ли не вдвое меньше, чем получал их Дюжиков за один и тот же период, к тому же было заметно, что Лосев получает наиболее дешевые продукты, в основном крупы и вермишель. Это казалось нелогичным: ведь чем больше на судне продуктов, тем больше их можно украсть, а крупы и воровать нет смысла. Излишков после скрупулезного подсчета набежало всего на 362 рубля. До конца рейса их можно было легко погасить, и тогда придраться будет не к чему, ведь по поводу ящиков с водой у Михаила были только предположения, и как поступит с ними старпом, было не ясно. Тем не менее, Миша чувствовал, что он на верном пути.
Ясно, что основное воровство стоит за этой нелогичной экономией на собственном желудке. Как это может происходить? Предположим, старпом приходит в Мортранс с продуктовой заявкой на сумму 8000 рублей. Получает продукты, половину везет на судно, вторая половина уходит в неизвестном направлении. Маловероятно. Их нужно умудриться вывести через проходную, а потом еще реализовать. К тому же вместе со старпомом находятся матросы. А вот если существует сговор, тогда Лосев имеет возможность закрыть заявку на 8000 рублей, а продуктов взять на 4 тысячи. Получает 2 тысячи рублей наличными, а половина продуктов остается на складе. Такое вполне вероятно. Тогда все его продуктовые отчеты, которые он сдает в бухгалтерию, липовые. Теперь, если сравнить эту документацию с продуктовыми отчетами, станет очевидно, сколько продуктов недополучено на судно.
«Ну а если я ошибаюсь? Придут серьезные люди с погонами, начнут копать, ничего не найдут у честнейшего Лосева, принесут ему извинения, и уйдут восвояси. Нет, я не ошибся, и великий потоп на корме это подтверждает».
За сутки до прихода в порт Миша написал заявление в ОБХСС, в котором подробно изложил все свои соображения. Вместе с тетрадью, которую он взял у Веры, и с документацией по артелке, оно выглядело довольно внушительно.
В этот же день он снова поговорил со Славиком, и попросил его намекнуть старпому, что Стрельцов неуклюже пытается что-то вынюхивать в артелке.
-Зачем тебе это?
-Во-первых, старпом насторожится, и постарается провернуть дела с бутылками как можно быстрее. А во-вторых, ты докажешь ему свою лояльность. Можешь попросить у него банку кофе, уверяю, ты ее получишь.
-Ну, комбинатор. Глядишь, так ты себя и уважать заставишь. Слушай, а если бы я не согласился снимать остатки, что ты стал бы делать?
-Я немного перестраховался, теперь тебе можно сказать. Повариха вела тетрадь, которую я подписывал каждый день.
-Шпион. Хочешь, я подкину тебе продуктов немного?
-Слава, мы с тобой разные люди. Для меня самоуважение важнее банки компота.
Славик с ненавистью посмотрел на Михаила.
-Уйду к черту с этой собачьей должности! Каждый на тебя косится!
-А при Дюжикове тоже косились? У артельщика много соблазнов. Мне кажется, если бы не этот вечный дефицит, в котором нас вынуждают жить, тогда бы и соблазнов не было. Ты ведь не очень-то боялся этих небольших излишков, но помогать стал, потому что тебе воровство тоже не по душе. Да и порядок у тебя, что на полках, что в бумагах, ты думаешь, этого никто не видит? Кстати, тебя не насторожило то обстоятельство, что Лось привозил продуктов вдвое меньше, чем Дюжиков?
-Да заметил я, как не заметить. А что это значит?
-Похоже на сговор, и если нам удастся эту систему сломать, выиграет весь флот.


«Зевс» выбрал большую часть буксира, и встал на якорь в Авачинской бухте.
В Вилючинск док будет буксировать военный буксир, который должен был подойти в течение часа. Эту информацию Миша получил от второго штурмана Кирилла, у которого они с Сергеем пили кофе после вахты. Кроме того, Кирилл сообщил им очень хорошую новость, что еще сегодня экипаж может получить деньги, если успеет добраться до кассы.
Миша вышел на палубу. К правому борту подходил небольшой военный катер, который привез молоденького морского офицера. Лейтенант поднялся в рубку, а Миша подошел к катеру.
-Привет военному флоту, - подмигнул он двум матросам.
-Здорово, с приходом вас.
-Спасибо. А не подкинете до мыса Сигнального, вам, кажется, по пути?
-Сейчас спрошу мичмана – сказал один из матросов.
-Выглянул пожилой мичман, одетый явно не по форме.
-Здравствуйте. Хочу попроситься к вам на борт.
-Заходи, мы гостям рады. Куда тебе?
-На мыс Сигнальный. В конторе зарплату нам сегодня обещают.
-Отвезем, сейчас лейтенант вернется, и пойдем.
Миша взял в каюте сумку, и спрыгнул на катер.
-Можно я спущусь в кубрик, чтобы старпом не орал?
-Будь как дома.
Через пятнадцать минут Миша уже подходил к старому танкеру «Сахалин», служившему причалом. На палубе танкера стоял капитан Ершов.
-Михаил, что же ты пароход бросил? - Вместо приветствия спросил капитан, приветливо улыбаясь.
-Алексей Иванович, как я рад, что встретил вас! У меня вахта через шесть часов, а просочились сведения, что сегодня можно получить зарплату.
-И у кассы как раз никого нет. Иди, получай, а я тебя здесь подожду.
Миша получил деньги, и спустился на палубу.
-Как там твоя Катя, все ли у нее в порядке? Я слышал, что она родила тебе девочку?
Миша в очередной раз подивился осведомленности капитана.
-Да, дочь мы были намерены назвать Маринкой, однако я не уверен, что ее так зовут, и совсем не знаю, как она выглядит.
-Зная все обстоятельства вашего знакомства, учитывая твою профессию, и координаты вашего дома, я полагаю, что другого имени у вашей дочери и быть не может. Все, что предшествовало ее появлению на свет, связано с морем, поэтому она Морская Дева, даже по гороскопу. Я представляю, как ты чувствовал себя в море, когда Катя лежала в роддоме. Ты, естественно, домой торопишься, пойдем, мне тоже в ту сторону. Как рейс?
-Кошмарный, мы вас каждый день вспоминали. А этот Костенко… Алексей Иванович, у меня здесь взрывоопасная информация, и мне бы хотелось, чтобы вы с ней ознакомились.
-Что случилось?
-Рассказывать долго, а в моем заявлении написано все сжато, и понятно, мне кажется. Могли бы мы где-нибудь расположиться?
-Тогда пойдем к диспетчеру, там есть пустой кабинет.
Ершов прочитал заявление, полистал тетради, потом поднял глаза.
-Алексей Иванович, я намеревался, как вы видите, обратиться в милицию, но когда вас так неожиданно встретил, то подумал, что это не совсем разумно.
-Пойдем, поговорим по дороге.
-Ты знаешь, что жена Костенко работает в Мортрансе? – спросил Ершов, когда они сошли на берег.
-Конечно, я этого не знал.
-Получается, что ты это вычислил.
-Я больше грешил на Лосева, хотя не исключал и Костенко. Выходит, организатор он и есть.
-Субординация.
-Недавно я слышал это слово от Костенко, - усмехнулся Миша, - когда он вышвыривал меня из каюты.
-В натуральном смысле?
-В переносном. Я хотел провести ревизию.
-А ты не возражаешь, если я займусь твоими бумагами?
-Как раз этого я и хочу, но мне не хотелось бы, чтобы у вас были какие либо неприятности.
-Об этом не беспокойся. Но ты мне веришь?
-Уж если вам не верить, тогда не верить ни во что.
-Тогда договорились, а я потом все расскажу тебе лично.
-Когда заканчивается ваш отпуск?
-Завтра принимаю дела, так что у меня есть все основания разобраться во всем досконально. Ты наверно захочешь уйти на выходные?
-Да, я просил замену.
-Проблем не будет, вместо тебя выходит Чиликин.
Алексей Иванович помолчал, а затем сказал:
-Я хочу ответить на один твой незаданный вопрос. Ведь я понимаю, что ты удивился, когда я пригласил вас с Катей в гости. Дело вот в чем. Чем-то неуловимо ты похож на моего сына, который погиб во время шторма на военном катере в акватории Владивостока. Однажды я проговорился об этом своей жене, и она все просила пригласить тебя в гости. Мне тоже этого хотелось, и, казалось бы, чего проще: вызвал в каюту, да пригласил. Но это лишь так кажется, на самом деле повод для такого приглашения не так-то просто было найти, особенно, когда я к тебе присмотрелся, и оказалось, что ты интересный человек и сам по себе. Однако, вот мы уже и пришли, мне нужно к капитану порта. Передай привет Кате, - сказал капитан, пожимая Михаилу руку.
-Спасибо, Алексей Иванович, вы также передайте привет Таисии Николаевне, и спасибо вам за то, что я вас встретил, и вообще за все.


                Глава 7
                Знакомство с дочерью.

Миша подходил к дому в радостном волнении, и с легкой тревогой, опасаясь встретить обиженные глаза жены, или обнаружить какие-либо неурядицы. Однако когда он увидел сияющие Катины глаза, все его тревоги разом исчезли. Катя была такая домашняя, теплая, нежная и счастливая, так ласково его обнимала, что Миша с легкостью простил себе все те упреки, которыми мучил себя весь рейс.
-Где моя дочь?
-Она спит, идем смотреть, только тихо.
-Она такая крошка, а уже красивая.
-О, да. Все так говорят. Правда, она на тебя похожа?
-Увы, Катенька, это заблуждение, младенцы похожи только на себя и друг на друга, но теперь я смог бы отличить ее от тысяч других.
-Но все говорят, что она похожа на тебя, и я сама это вижу.
-Ты видишь то, что хочешь видеть. И хоть она похожа на всех в мире младенцев, я ее люблю так же сильно, как и ее маму. И мне хочется ее разбудить, и сказать ей об этом, и поговорить с ней.
-Не нужно будить, пойдем, уж потерпи, она сама проснется.
-А ее зовут Маринка?
-О, господи, как же еще! Маринка, морская.
-Морская Дева, как сказал Ершов.
-Ершов? Ты его видел?
-Видел и разговаривал, привет тебе от него, потом расскажу. А пока дай на себя посмотреть. Немножко ты похудела, но стала еще красивее, твоя красота слепит глаза. Как же я по тебе соскучился, Катюша.
-И я по тебе. Вот только Маринка немного отвлекает, когда не спит. Я часто плакала от тоски по тебе, я стала такая плакса. Саша Власенко приходил, принес твое письмо, все мне рассказал, так я и над письмом твоим плакала. Мне с Маринкой не тяжело, мы с ней хорошо дружим, вот только без тебя очень плохо.
-Все, Катенька, я ухожу на выходные, в следующий рейс не иду.
-Ура! Мишенька, я так счастлива! Сколько у тебя выходных?
-Почти два месяца, а потом навигация закончится, рейсов будет мало, так что до весны буду с тобой почти неотлучно.
Из спальни послышалось негромкое кряхтение.
-Проснулась.
Из колыбели на Мишу уставились ясные глазки, как будто ребенок и не спал. На мгновение личико сморщилось, Маринка хотела заплакать, но передумала. Посмотрела на маму, и зашевелилась. Катя взяла ее на руки.
-Маришка, узнаешь своего папу? Посмотри, какой красивый у нас папа. Пойдешь к нему?
Миша с опаской взял дочь.
-Она тебе нравится?
-Я скажу откровенно, и буду так же объективен, как и категоричен. Череп у нее не деформирован, лицо не морщинистое, не красное, глаза не мутные, черты лица правильные, и хоть она ни на кого из нас не похожа, она мне нравится. Тебе интересно про себя слушать, Маринка? У нее такой внимательный взгляд! Кем же ты будешь, когда вырастешь? Катенька, спасибо тебе за это чудо! Она так хороша, что имеет право орать, когда ей вздумается, и крик этой девы не будет меня раздражать. (Тут Миша слегка преувеличил, потому что когда хорошее настроение Маринку покидало, она умела устроить такой концерт, что на третий день он записал на магнитофон ее крик, и давал ей его послушать, что ее удивляло настолько, что она умолкала).
Но сейчас Маринка была в хорошем расположении духа, новое лицо ее явно интересовало, и в результате Миша удостоился ее беззубой улыбки.
-О, да у тебя еще и неплохое чувство юмора, - восхитился Михаил, ну-ка расскажи нам, что тебя так насмешило?
Катя была наверху блаженства, и с чувством гордости смотрела на эту идиллию, радуясь, что отец и дочь так хорошо поладили.
Миша и опомниться не успел, как пролетело три часа.
-Катенька, милая, прости, но мне нужно позвонить диспетчеру, и если «Зевс» уже у причала, то мне придется заступить на вахту. Тищенко тоже домой хочет попасть, нас ведь двое.

«Зевс» пришвартовался в торговом порту. На судне остались только те, кого включили в состав  пожарной вахты. Миша едва не опоздал на свою вахту, однако старший электромеханик Тищенко, которого Миша собирался сменить, сказал, что его семья уехала на материк, так что ему нечего делать в пустой квартире, и отпустил Михаила домой.
-Катенька, меня отпустили до утра!
-Т-с-с, Маринка спит, не шуми. Как я рада, что ты сегодня будешь со мной! Идем, я буду тебя кормить, а хочешь выпить? Мама привезла вино, и даже забыла тебе предложить, а еще я купила коньяк.
-Нам с мамой было тогда не до вина, мы только о тебе и говорили. А вот сегодня имеем право выпить, давай будем пить вино, я не хочу захмелеть, ведь впереди нас ждет восхитительная ночь.
-О, Миша, у меня даже сердце вздрогнуло, когда ты так сказал. Ты такой соблазнительный, еще минуту назад я все себе представила, и горько сожалела, что это будет не сегодня ночью. А сейчас каждая минута, проведенная с тобой, будет наполнена предвкушением твоих ласк.
-Моя сладкая Катенька, если ты будешь так говорить, ночь наступит немедленно.
-Не торопи ее, милый, нам еще предстоит кормить и купать Маринку. Ты поможешь мне ее искупать?
-Еще как, хотя с трудом представляю свою роль в этом ритуале.
-Она любит купаться, хотя начинается эта процедура с крика. Ты знаешь, у нее с рождения не заживает пупок. Он затянут тонкой пленкой. В роддоме мне сказали, что такое случается не редко у новорожденных. Ей больно, когда она кричит, поэтому унять ее крик сложно. Мы с ней ходим к педиатру каждую неделю, которая, кстати, обожает Маринку, и тискает ее, как свое дитя. Она выписала нам направление к хирургу, тот посмотрел, и сказал, что если через год не зарастет, сделает Маринке операцию. Посоветовал заклеивать пупок пластырем, и менять его каждый день. Вот тут-то и начинается крик, когда приходится менять этот пластырь. Ей больно, когда я начинаю его отрывать. Я уже на себе экспериментировала, как отрывать пластырь, чтобы не было больно, но он такой липучий. Ира говорит, что нужно искать бабку, которая занимается врачеванием, говорит, бабки умеют это лечить, хотя я не очень-то верю. Да и где ее искать? Я у многих спрашивала по поводу этой болячки, говорят, что это со временем проходит само собой.   
-Бедное дитя, мне ее жалко. Как там Ира, Олег?
-Ира приедет послезавтра, она всегда приезжает на выходные, и у меня тогда праздник.

Сестра Ирина приехала в Петропавловск в июле. Прежде она жила на Камчатке десять лет, но была вынуждена уехать по рекомендации врачей, поскольку из-за местного климата у нее стало хронически болеть горло. Она обменяла квартиру, и таким образом оказалась в Запорожье. Вызов у нее был временный, поэтому прописать ее в доме Миша не мог. А без прописки ее не брали на работу. Она воспринимала это очень болезненно, и через месяц бесплодных поисков работы у нее опять заболело горло. Ее положили в больницу. Кто-то из больных посоветовал ей поехать в поселок Термальный, расположенный недалеко от города, и попытать удачу там. По выходу из больницы Ирина решила предпринять последнюю попытку.
В Термальном ее с радостью приняли на работу секретарем, с перспективой перейти в отдел кадров. Ей выделили комнату в общежитии, и обещали в течение года дать квартиру. Эта неожиданная удача вернула присущий ей оптимизм, утраченный за этот месяц бесплодных поисков работы. Ее сын Олег благополучно поступил в мореходное училище, дисциплина которого была очень полезна для такого легкомысленного парня.

Утром Миша прибыл на судно. Там уже находился почти весь экипаж, приехали также электромеханики Саша Власенко, и Валера Чиликин, который прибыл на «Зевс» уже с направлением. Это означало, что Миша может сдавать ему дела, и спокойно уходить на выходные. Валера давно работал на «Зевсе», так что передача дел состоялась в каюте, где трое электромехаников дружно распили бутылку водки.
На вахту заступил Валера, и, потолкавшись на пароходе до обеда, Миша собрался идти домой.
-Мне тоже здесь делать нечего, - сказал Саша Власенко, - так что поехали вместе, я на машине.
Они вышли через проходную, Саша запустил мотор, и сказал, что капитан Костенко просил его подвести до дома, так что придется подождать. Они стояли возле машины, когда минуту спустя из проходной вышел Костенко. Он прошел половину пути, потом круто развернулся, и бегом побежал обратно.
-Мы здесь, - закричал Саша, однако капитан даже не оглянулся.
-Не понял, - удивился Саша, - он просил отвезти ему мешок картошки домой, а теперь и сам убежал.
Миша все сразу понял, и расхохотался.
-Сейчас он придет, а ты его спроси, где же картошка.   
-Конечно, спрошу, а что тебя так насмешило?
-Потом объясню.
Костенко вышел из проходной, и направился к автомобилю.
-А где же ваша картошка? - Наивно спросил Саша.
-Поехали, - буркнул Костенко.
-Объясняю, Саша, - сказал Михаил, когда машина тронулась. Если бы я с тобой не стоял, то украденный капитаном на судне мешок картошки сейчас лежал бы в твоем багажнике. Но командиру пришлось вернуть матроса, который его тащил, потому что он мне не доверяет.
В машине воцарилось напряженное молчание, потому что Саша смутился, и не знал что сказать, Костенко сгорал от стыда и ярости, а Миша давился смехом. Его подмывало желание невинно спросить:
-Командир, я не нарушил субординацию?

В субботу Катя приготовила праздничный обед, и когда приехала Ирина с Олегом, которого она забрала из училища, сели за стол. Ирина буквально расцвела за это время, и когда  Олег ушел, поскольку его отпустили только на два часа, Миша спросил сестру, не появился ли у нее любовник. Ирина слегка смутилась, и сказала, что до любовных отношений еще не дошло, но поклонник появился.  Выглядела она счастливой и совершенно здоровой, бурно радовалась своему приезду на любимую Камчатку, А Маринку почти не выпускала из рук.
-Миша, я Катеньке говорила, что нужно найти бабку-врачевателя, чтобы она полечила Мариночку, как ты к этому относишься?
-Мне Катя говорила, и отнесся я к этому скептически, но когда сам увидел, как дитя мучается, то готов теперь довериться даже бабке, только как ее искать?
-Ну, так я ее нашла. Я все выяснила, я говорила с теми, кто к ней обращался, и у меня нет оснований им не верить. Кстати, сама она из Петропавловска, а в Термальный приехала к своей дочери, которая работает у нас в совхозе, и я эту женщину знаю лично. Поэтому предлагаю вам ехать со мной, заодно посмотрите, как я живу.
-Ира, умеешь ты убеждать брата, но поскольку каждый раз оказываешься права, то нам ничего не остается, как согласиться. Поедем, Катя?
-Я с удовольствием, но я надеюсь, что вы не сегодня собрались ехать?
-Мне не терпится сегодня.
-Ира, куда нам спешить, побудь у нас, я всегда так радуюсь, когда ты в нашем доме.
-Спасибо, Катенька, я обожаю у вас бывать, а нетерпение вызвано желанием поскорее вылечить Мариночку, потому что бабке я верю. Поедем завтра.

Во второй половине дня в воскресенье они втроем отправились на автовокзал. Миша тащил увесистую сумку, потому что предполагалось задержаться в Термальном на несколько дней.
По пути в общежитие Ирина показала дом и подъезд, в котором жила врачевательница. На следующее утро Катя с Мишей понесли дочь на лечение, в которое Миша в глубине души не верил. Им открыла женщина, еще совсем не старая.
Миша сбивчиво объяснил ей цель визита, и она пригласила их войти.
-Что с ребенком? – Строго спросила она.
 Катя рассказала.
-Посидите на диване, - сказала она, забирая Маринку у Кати.
Миша неохотно подчинился, однако когда увидел, что дверь в соседнюю комнату, куда зашла женщина, осталась открытой, успокоился. Он слышал звуки, которые долетали из этой комнаты, и ничего подозрительно в них не было, более того, он явственно услышал короткий смех Маринки, и они с Катей только переглянулись.
Через три-четыре минуты женщина сказала:
-Пусть мать зайдет.
Миша слышал короткий разговор, хотя слов не разобрал. Потом Катя с Маринкой появилась в дверях.
-Вам нужно будет принести девочку через три дня, и потом через неделю, но на следующей неделе я уезжаю в город, так что вам придется найти меня там, я дам вам адрес.
Миша неуверенно поблагодарил, и они вышли из квартиры.
-Расскажи, что ты видела, - попросил Миша.
-Когда я вошла, Маринка лежала распеленатая, и во весь рот улыбалась бабке. Но самое главное, пластыря на месте не было! Я так удивилась. Как она умудрилась его удалить, что при этом Маринка даже не пискнула? Такого не случалось ни разу! Вот когда я поверила этой женщине.
-Раз так, тогда я тоже начинаю верить. А что она тебе сказала?
-Она сказала простую и замечательную вещь, она сказала, что приклеивать пластырь нужно, но если под него подкладывать пуговицу, то Маринке будет не так больно, когда придется его удалять. Представляешь?
-Гениально! Никогда не любил врачей, а теперь начинаю их ненавидеть. За своим апломбом они прячут свою ограниченность и полное равнодушие к собственной работе, тем более, к пациентам! Почему вот такая простая вещь известна малограмотной женщине, и неизвестна тем, кто занимается этим профессионально? – Кипятился Миша.
Вечером он уехал домой, потому что для четверых в комнате Ирины места было маловато. На третий день домой вернулись Катя с Маринкой. Катя рассказала, что вторая процедура лечения была такой же, как и первая. А пупок у Маринки стал затягиваться. Еще через три дня он стал таким же, как у всех. Ни Катя, ни Миша не надеялись на такое успешное и быстрое лечение, которое было больше похоже на волшебство, и были преисполнены благодарности к этой женщине-волшебнице.
Ира предупредила их, что денег целительница не берет, а от каких-нибудь продуктов, возможно, и не откажется. Поэтому на последнюю процедуру они отправились с пакетом. Квартира у Тамары Дмитриевны, как звали женщину, находилась в микрорайоне «Горизонт». Она осмотрела Маринку, и сказала, что пластырь больше не нужен, и что девочка совершенно здорова. 
Маринка стала гораздо веселее, хорошо стала спать, и почти не плакала. Она очень радовалась, когда ее выносили на прогулки, которые они теперь совершали втроем.
                Глава 8
                В разлуке.

В ноябре выпал первый снег, да так и остался лежать. Катя находилась в академическом отпуске, Миша тоже отдыхал. Поэтому они много читали, совершали прогулки по городу, часто Катя садилась за пианино, и дом наполнялся звуками живой музыки. Иногда они с Мишей играли вместе, и Маринка таращила глазки, тянулась ручками к блестящей трубе, и всячески высказывала свое одобрение. Так незаметно прошли осенние месяцы.
Миша вышел на работу, и с удовлетворением узнал, что у капитана Костенко, и у старшего помощника Лосева были крупные неприятности, и что и того и другого уволили из пароходства.
В тот же день его вызвал к себе капитан Ершов.
-Здравствуйте, Алексей Иванович. Вы меня вызывали?
-Здравствуй, Михаил, садись. Выпьешь рюмочку?
-Спасибо, Алексей Иванович, я ведь на вахте.
-Рюмка тебе не повредит. Как поживает твоя семья, как дочь?
-Все в порядке, мы часто с Катей говорим о вас, а вот на подходе новогодние праздники, и мы хотим пригласить вас с Таисией Николаевной к нам на встречу Нового года.
-Спасибо, Миша, но Новый год мы всегда встречаем дома с женой, это у нас традиция. Ты не обижайся. А вызвал я тебя вот для чего. Я обещал тебе, что расскажу о результатах расследования, которые начал ты. – Сказал капитан:
«Первое, что я сделал, когда принял дела, это изъял ключи от каюты старпома и от артелки, и опечатал эти помещения. Старпома на судне не было, и те бутылки, о которых ты говорил, он вывез с судна в первый же день.
Я вызвал на судно наших бухгалтеров, мы вскрыли каюту старпома, изъяли все документы, провели полную ревизию продуктов, и вот какую картину обнаружили: В июле в Петропавловске Лосев получил продуктов на сумму четыре тысячи рублей, но на стол экипажа попало всего продуктов на сумму 800 рублей.
 Также произошло и во Владивостоке: продуктов было получено на сумму 2800, на столах оказалось всего на 900 рублей, я округляю. Таким  образом, за два с половиной месяца было украдено пять тысяч рублей. Такие масштабы заинтересовали начальника пароходства, он подключил своих бухгалтеров, произвели ревизию в продуктовом складе Торгмортранса. Выяснилось, что Лосев получил в этом складе продуктов на две тысячи, остальное получил деньгами, которые разделил с работником этого же склада, женой капитана Костенко. На 1200 рублей он получил дефицитных продуктов, которые частично были съедены этой парочкой в рейсе, частично просто украдены. Во Владивостоке у Лосева такой номер не прошел, и тогда он получил вместо продуктов лимонад и минеральную воду, расписал все это на экипаж, с намерением вычесть ее стоимость из зарплаты экипажа, причем по Камчатской цене, которая на девять процентов выше Владивостокской. Ведомость уже была подготовлена. Кстати, двенадцать ящиков экипаж не смог выпить, и эти ящики оказались в артелке, будучи уже списанными, то есть теперь старпом мог продать их экипажу во второй раз, кроме того, всю стоимость пустых бутылок старпом положил в карман. Но и это еще не все. На судно было получено десять блоков сигарет «Столичные». Однако в документах старпома значилось сто блоков. Лишний ноль в накладной был дописан позже, поскольку паста слегка отличалась. Все это хищение немного не дотягивало до уголовной статьи «Хищение в крупных размерах», но и за это каждый из этих троих мог получить немалый срок, если бы дело дошло до прокуратуры. Но до прокуратуры не дошло. Деньги им пришлось вернуть в кассу, с работы их выгнали по такой статье, что во флоте им больше не работать. Кроме того, их выдворили с Камчатки. Но это не значит, что украденные у экипажа продукты когда-либо вернутся на «Зевс». Что ты об этом скажешь?»
-Алексей Иванович, я скажу, что лично я полностью удовлетворен, и черт с ними, с этими продуктами, и с деньгами, то, что с Камчатки вышвырнули троих гнусных воров, полностью компенсирует наши потери. Спасибо вам.
-Возможно, я бы и сам наткнулся на это воровство, потому что Костенко не доверял, но время было бы упущено, и концы спрятаны. Вот поэтому дай мне пожать твою руку, и давай выпьем за всех честных моряков.

Новый, 1983 год решено было провести с Ирой и с друзьями.
Неожиданно для всех Коля Ботов тайно женился, и пропал для всех своих старых друзей. Однажды Миша с Катей случайно встретили в городе эту пару, и потом часто удивлялись, как такой любимец женщин решился выбрать в жены такую особу. У нее было жесткое лицо, недоброжелательный взгляд, властная манера поведения, и все это при очень заурядной внешности, если не сказать больше. Николай рядом с ней выглядел типичным подкаблучником, казался подавленным, и чувствовалось, что эта случайная встреча со старыми друзьями особой радости ему не доставляет.            
В десять часов вечера пришли Маркевичи и Рекуновы, и вся компания села за стол, чтобы достойно проводить этот замечательный год. Миша включил телевизор, в надежде, что может быть хоть на этот раз глава государства начнет поздравлять страну с Новым годом не с Владивостока, а с Петропавловска. Его надежды, как всегда, не оправдались. Он слегка ослабил самоконтроль, и к двенадцати часам немного захмелел. У него было несколько сигнальных ракет и фальшфейеров, и, когда все вышли во двор, чтобы встретить наступающий год под открытым небом, наступил момент, когда их можно было пустить в дело. Игорь наливал всем в бокалы шампанское, все кричали «Ура!», Миша запускал ракеты. Когда ракеты закончились, он вручил мужчинам фальшфейеры, и все вокруг озарилось ярким красноватым светом.
  Миша также взял фальшфейер, дернул кольцо, и струя яркого пламени ударила ему прямо в широкий рукав меховой куртки. В первый момент Миша не понял, что случилось, потом воткнул свой горящий факел в сугроб. Он сделал ошибку: после запуска ракет перевернул фальшфейер таким же образом, как и ракету. Боль от ожога была не очень сильной, поскольку термитная смесь сгорает при очень высокой температуре, но он знал, что ожог получил значительный. Он незаметно заглянул в рукав – рука была черная, а подкладка куртки сгорела.
Когда все снова уселись за стол, он позвал Ирину в кухню. Ирина ахнула, когда он показал ей руку. Но она быстро опомнилась.
-Как это случилось?
Миша объяснил.
-Я знаю, что делать, - сказала она, открывая холодильник. Она достала два яйца, приготовила кусок пергаментной бумаги, марлю. Потом разбила яйца, и размазала их содержимое по обгоревшей руке. Затем накрыла это место бумагой, и забинтовала руку марлей.
-Вот и все. Завтра проделаем то же самое, и я думаю, что скоро все заживет.
-Впервые вижу такой способ лечения ожогов.
-Однажды маленький Олег обварил себе ноги кипятком. Я побежала к старушке соседке, бывшей фронтовой медсестре. Вот она мне это посоветовала, а потом объяснила, что свежее яйцо само по себе стерильно, и имеет стерилизующие  вещества, кроме того, оно включает все вещества, необходимые для регенерации тканей организма, кожного покрова. Поэтому твой кошмарный ожог, скорее всего, заживет так, что на руке не останется никаких следов. Болит?
-Боль почти прошла. Спасибо, Ира. Как только у меня в жизни возникают сложности, ты тут как тут, и сложности исчезают, как по волшебству. Ты мой ангел-хранитель.
Ирина лишь улыбнулась в ответ.

Зимой «Зевс» почти не покидал порт, лишь изредка судно выходило в короткие рейсы. Миша стоял суточную вахту на стоянках, и такой режим работы нравился и ему, и Кате. Однако весной ожидалось много рейсов на побережье.
Но в один прекрасный день Михаила вызвал к себе начальник отдела кадров Карташов, и предложил ему временно перейти на берег. У Карташова появилась вакансия на береговой базе. Миша посоветовался с Катей, и они решили, что такое предложение следует принять, потому что уйти на берег Мише все равно придется, ведь Кате нужно закончить учебу.
Он стал работать на береговой базе АСПТР. За два года база значительно расширилась, на берегу построили три здания: трехэтажный административный корпус, здание столовой и ремонтные мастерские. Все три здания пока стояли пустыми, потому что ни отопления, ни воды в них пока не было. Проводились сантехнические и электромонтажные работы. Увеличился и штат работников, особенно работников конторы. Для проведения электромонтажных работ и потребовались электрики. На танкере «Сахалин» в штате числилось трое электромехаников, теперь штат пополнился тремя электромонтажниками, и Михаил стал одним из них. Работы было много, тем более что старые электромеханики, двое из которых были пенсионерами, из мастерской практически не выходили, и занимались в основном личными делами. В ежедневной напряженной работе время летело быстро, наступил март.
Камчатская весна – не лучшее время года. Скрепя сердце, Миша решил отправить Катю с Маринкой к родителям. В начале марта Миша проводил своих девочек в аэропорт, и вернулся в опустевший дом.

«Здравствуйте, дорогие мои Катенька, Маринка, папа, мама, и Аленка!
Я поздравляю всех женщин и девочек с праздником 8 марта, и желаю вам всегда быть такими же радостными, как в этот день. Ведь у вас сейчас двойная радость: радость встречи, и хороший праздник.
Катенька, а мне придется начать с жалоб: в доме стало так пусто после вашего отъезда, и он сразу же потерял жилой вид. Ты была душой этого дома, его доброй феей, а теперь душу из него вынули, из меня тоже. Мы с ним осиротели. У меня из рук все валится, слоняюсь по комнатам, включаю по очереди все радио- и электроприборы, так и они тоскливо воют. Пытался играть на трубе, так она возмутилась.
Сутки я здорово волновался, потому, что ты сразу исчезла из моего поля зрения, и мне не удалось увидеть, как ты села в самолет. Я не увидел ни одного светлого пальто. В конце садились военные моряки, а тебя я так и не увидел. Может, ты летела в шинели?
Теперь я успокоился, потому что получил телеграмму. И даже повеселел, и с завистью представил вашу встречу. Я тоже хочу всех увидеть. Вот пойду, сдам бутылки, и тоже приеду.
Ходил сегодня на работу. Такая скучная фраза: «ходил на работу». Ходил в рейс – совсем другое дело. За этой фразой всегда стоит много каких-то событий, переживаний, воспоминаний.
Ходил на работу, ничего не произошло, - такая проза!
Ты просила писать обо всем, что я раньше рассказывал на словах. Ну, так вот, Косте у нас в доме не очень понравилось, я понял, что ему показалось очень просторно. Зато Гена был в восторге, и энергично доказывал преимущество просторных комнат и высоких потолков. Я с ним согласен, но только если ты дома.
Надеюсь, твое письмо уже в пути, и жду его с нетерпением. Я желаю вам ранней весны, чтобы вы могли насладиться солнцем в полной мере.
От меня очень многословно, убедительно и наглядно передай всем привет, и уверения в моем уважении и любви. Целую нежно, ваш отец муж и друг».






«Здравствуй, наш дорогой папочка-Мишенька! Вот мы и в Запорожье, и уже соскучились по тебе. Как ты там без нас? Перелет у нас прошел хорошо. Занести вещи в самолет нам помог какой-то военный, до самого кресла донес. После набора высоты нам дали люльку, плед. Маринка вела себя по-взрослому, не шумела, в основном спала или играла. Даже парни рядом со мной потом сказали, что обреченно приготовились слушать весь рейс «соло младенца», и почти разочарованы. Наговорили нам комплиментов. Я умудрилась почти выспаться до Москвы.
В Москве нас встретила мама. И только на перелете в Запорожье Маринка стала капризничать. Еще бы, я и то устала, что о ней говорить. Встречал нас папа на машине, а Аленка встретила нас возле дома. Она даже расплакалась. У нее совсем взрослое лицо, сама вся тоненькая, изящная, просто не узнать, но приставала ко мне, как в детстве. Она приготовила нам ужин, и все было так вкусно, что я теперь собираюсь брать у нее уроки кулинарии. Попробовал бы ты ее торт! На нем была надпись: «Дом, здравствуй!»
Маринка была возбуждена, а тут еще полный дом гостей набежало, так что она трудом уснула даже после купания.
Мы с Аленкой сдвинули кровати, и болтали, пока Маринка не проснулась.
Как ты там без нас? Ты скучаешь? Приезжала ли Ира на 8 марта?
Мишенька, я умираю, спать хочу, извини. Все запорожцы шлют тебе привет.
Пиши мне, и жди меня, как я тебя ждала. Целую крепко, твоя Катя».   

«Катюша, я сегодня получил твое письмо, и праздную это событие.   Рад за вас, и разделяю вашу радость. Но без вас, конечно, плохо. Все, что ты делала в доме шутя, не для моих худых плеч, мне приходится постигать науку домоводства, начиная с азов. Вот вчера пропылесосил (боюсь, Брокгауз и Эфрон перевернулись на другой бок в своих уютных могилах) весь дом, а сегодня, чтобы оживить воспоминания о вас, с утра замочил белье, как ты учила, и стираю, а заодно пишу письмо во время пауз. 
Мы с Ирой на днях были в кино, посмотрели хороший фильм «Смерть среди айсбергов». А еще смотрели фильм «Троих надо убрать», но сидели на третьем ряду, и кровь с экрана брызгала прямо на нас.
Сегодня утром я доел борщ, который ты для меня сварила. Последние ложки я глотал со своими слезами, так мне было жалко с ним расставаться, и такой он был вкусный.
Но своим острым глазом Ира заметила пустую кастрюлю, и сварила мне еще борща. Правда, честно призналась в твоем превосходстве. Я еще не пробовал, но его запах внушает уважение, и вселяет надежду. Ну вот, белье постирано, письмо, написано. Я желаю вам теплой погоды, много солнца и тепла. Целую, люблю, всегда ваш Миша».

«Дорогой мой Мишенька! Ты сейчас собираешься на работу, а мы укладываемся спать. И я подумала, как хорошо было бы сейчас лечь в постель, и прижаться к тебе, мой любимый. Тогда я села писать тебе письмо.
Погода у нас сейчас такая же, как на Камчатке: идет летний дождик со снегом, еще и с ветром. Ходили два раза гулять с Маринкой, получили много впечатлений от погоды, но минимум удовольствия. Папа с мамой подарили нам детскую складную коляску, почти такая же, как у нас дома, но Маринку я ношу на руках, потому что в этой шуге коляска буксует.
Маринка кушает хорошо, стала спокойная, как дома, вот только когда купается, почему-то нервничает. Может, вспоминает, как у нее болел животик до того, как его вылечили, я уже думаю, может она чувствует кожей, что здесь другая вода? После камчатской воды мне здесь вода совсем не нравится.
Я уже видела много знакомых, своих одноклассниц, они мне все рассказали, кто где, и мне все это было очень интересно. Жаль, что ты не мой одноклассник, тогда я написала бы тебе кучу новостей, а так они тебе не интересны.
К нам почти каждый день кто-нибудь приходит, и мне приходится рассказывать одно и то же по много раз. Наверно я изложу все на бумаге, и повешу на стенку, пусть читают, потому что меня уже смешит, когда я в десятый раз слышу один и тот же вопрос.
Ну, все, иду спать с мечтой о том, чтобы ты пришел ко мне во сне, и был таким, каким ты всегда бываешь. И тебе желаю посмотреть такой сон.
Привет Ире и Олегу от всех наших. Нежно целую тебя, твоя Катя».


У Миши случился на работе конфликт. Время от времени электромонтажников посылали ремонтировать светильники, или просто менять лампы на старый танкер «Сахалин». К тому времени вся контора перебралась в административное здание на берегу. На танкере остались лишь три диспетчера, три кочегара, и трое электромехаников, которые и должны были обслуживать этот танкер. Однако электромеханики были так заняты собственными делами, которые заключались в ремонте своих автомобилей, изготовлении блесен для рыбалки, ремонтом бытовой техники, для себя и для начальства, что на обслуживание танкера времени не оставалось. Тем более что можно было подать заявку на проведение электротехнических работ мастеру ремонтного участка. Все это было отлично известно электромонтажникам, и ходили они на танкер с большой неохотой.
Однажды в середине дня мастер ремонтного участка Шехунов нашел Мишу на водолазном боте, который требовалось подготовить к сдаче регистру, и сообщил, что нужно восстановить освещение в машинном отделении танкера. Миша вяло возражал, дескать, водолазный бот важнее, но, в конце концов, пошел на танкер.
По пути он зашел в мастерскую электромехаников. Двое из них с азартом играли в шашки, третий с интересом наблюдал за игрой, прихлебывая чай. Миша возмутился, но виду не подал.
-Приветствую электрическую силу. Генеральное сражение? Играю с победителем.
 -Ты иди лампочки вкручивай, в машине уже совсем темно. – Ответил Михаил Александрович Мишин, старший по возрасту, и признанный лидер в этой тройке, не прерывая игры.
-Вот как? Я понимаю, что вы заняты важным делом, но лампочки могли бы и сами вкрутить.
-Мы уже старые, чтобы лазить по переборкам, а «молодым везде у нас дорога».
-Михаил Александрович, вы же знаете, что на нашей шее все водолазные боты, два этажа ремонтных мастерских, все оборудование столовой, административное здание, откуда мы почти не вылезаем, а еще склад, и освещение всей территории базы. А нас только трое, вас тоже трое, и свое судно вы могли бы обслужить без труда.
-Я понял так, Стрельцов, что ты отказываешься делать то, что тебе сказали? В этом случае я сделаю так, что тебя лишат премии. Как тебе такая перспектива?
-А я понял так, что вы хотите конфронтации. Спасибо, что развязали мне руки, теперь не обижайтесь, я тоже не плохо играю в шашки, и теперь мой ход.
Вернувшись к себе в мастерскую, он, полный негодования, быстро настрочил текст, который озаглавил «Предложение по оптимальной организации труда». Предложение сводилось к тому, что трое электромонтажников согласны взять на себя обязательство по полному обслуживанию танкера «Сахалин» с прибавкой к зарплате в пять процентов. О трех электромеханиках в нем не было ни слова, однако из предложения вытекало, что поскольку их обязанности берут на себя электромонтажники, то они остаются без работы.
Миша позвал Костю и Гену, своих коллег, и предложил им прочитать свою бумагу. Оба были в восторге, и с радостью подписали предложение. Тогда Миша отнес документ мастеру Шехунову. В конце рабочего дня Мишу вызвала Ксения Георгиевна, начальник экономического отдела, чей сын Костя работал вместе с Михаилом.
-Садитесь, Михаил Николаевич. Я прочитала ваше предложение, и нахожу его своевременным и выгодным для предприятия. Однако, такой вопрос не в моей компетенции, поскольку возникает необходимость в изменении штатного расписания работников предприятия. Со своей стороны я буду настойчиво добиваться реализации вашего предложения, но чтобы документ стал более весомым, я предлагаю вам отказаться от авторства. Было бы убедительней, если бы документ исходил от мастера ремонтного участка. Вас не обижает мой чисто прагматичный подход?
-Ксения Георгиевна, как вы понимаете, эта бумажка сама по себе не имеет никакого значения. Нам важен результат, и если вы считаете, что такой ход поможет реализовать предложение, то мне остается только поблагодарить вас за поддержку.
На следующее утро Шехунов позвал Мишу в свою конторку, и прямо спросил, не будет ли Миша возражать, если он подаст предложение от своего имени. Миша заверил мастера, что будет только рад, и они расстались, довольные друг другом.
На этой же неделе мастер сообщил Мише, что предложение будет реализовано, но иначе: должности троих электромехаников сокращают, и им предложили перейти на должности электромонтажников, они уже согласны. Всем шестерым электромонтажникам повысят разряд. Михаил торжествовал, но, предвидя некоторые трения, попросил мастера лично назначать объекты для работы каждому электромонтажнику.
Утром в понедельник в мастерскую пришли трое бывших электромехаников, во главе с Михаилом Александровичем Мишиным.
-Принимайте пополнение, сказал Мишин, фальшиво улыбаясь.
Костя и Гена переглянулись, и вдруг расхохотались во все горло.
Мишин стойко перенес унизительный смех, Лагоша и Шаталов были смущены до крайности. Стрельцов старался сохранять невозмутимое выражение лица, и понимал, что имеет отныне, по крайней мере, одного врага, с которым стоит считаться, и враждебный взгляд, который метнул на него Мишин, убедительно это доказывал.
Впрочем, работать теперь стало легче. Электромонтажники работали парами: Лагоша с Шаталовым, Костя с Геной, а Миша предпочитал работать один. Мишин работал в мастерской, занимаясь ремонтом демонтированных агрегатов, которые приносили в мастерскую.
У Миши сложились дружеские отношения с мастером участка Александром Шехуновым, и когда у электромонтажников выпадали минуты затишья, Шехунов приходил к ним поболтать.
Задолго до этих событий у Михаила появилась идея записывать все электромонтажные и ремонтные работы в журнал по образцу электротехнического вахтенного журнала, который электромеханики вели на «Зевсе». Это было очень удобно, поскольку давало возможность классифицировать неисправности, и приходить на объект с готовым решением. Сначала Миша вел журнал один, потом коллеги оценили удобство таких записей, и записывали свои работы сами.


«Здравствуйте, мои любимые Катя, Маринка, и вся семья.
Катенька, я уже так соскучился, что хочу ехать в Запорожье, и жениться на тебе во второй раз. А этот ненавистный календарь так медленно худеет! У нас дома все в порядке, единственный его обитатель относительно сытый, и относительно живой. Олег иногда приходит, но меня редко застает дома. Сжигает нагреватель, пишет объяснительную записку, и уходит. Я нашел побочную работу в магазине, и теперь прихожу домой поздно. Думаю, месяц буду наводить порядок в электрооборудовании этого магазина, а потом можно будет не ходить туда каждый день.
Катенька, меня беспокоит твоя практика. Нельзя тебе терять этот год, нужно покончить с техникумом. С нашей предприимчивостью няньку нам вряд ли удастся найти. Как смотрит семья на то, чтобы Аленке приехать к нам? Если Аленка согласится провести у нас лето, все вопросы решились бы довольно просто.
Катенька, деньги не экономь, скоро я вышлю тебе еще, купи себе что-нибудь нарядное с таким расчетом, чтобы брюнет в новом костюме был в тон к твоему наряду. Всем привет, поцелуй Маринку за меня. Целую тебя так, как будто мы наедине, твой Миша».


«Наш дорогой любимый Мишенька! Вчера получили от тебя письмо. Ты молодец, держишься, шутишь. А что, бутылок не хватило на проезд? Наверно не в той компании ты время коротал. Придется тебе дожидаться нас дома, а, учитывая весну, которая к нам пришла благодаря твоим пожеланиям, это случится не так скоро, хотя я очень соскучилась по тебе.
Последние дни все время светит солнце, на балконе до 20 градусов тепла. Маринка так радуется, как будто никогда не видела солнца, а может так и есть? Камчатка солнцем не часто радует. Мы слышали, что у вас там был тайфун. Как там наш домик, не пострадал?
Теперь мы с Маринкой ходим гулять каждый день, я вожу ее в коляске, купила ей красивую курточку и брючки, теперь она как взрослая, и с чувством превосходства посматривает на прохожих. Последнее время стала капризничать, наверно скоро у нее будут зубки резаться. Я уже не дождусь.
Миша, твой костюм уже готов? Очень мне хочется посмотреть на тебя в новом костюме, я тебе к нему галстук подобрала, тебе понравится. Смотри, не соблазняй девушек, в гневе я опасна.
Что слышно по поводу квартиры, которую Ира ждет? Как у тебя с продуктами, чем питаешься?  Пиши мне, я скучаю без твоих писем.
Любим, скучаем, ждем встречи».


«Здравствуйте, мои милые девочки, и вся семья!
Катенька, я очень тебе благодарен за то, что ты не забываешь своего старичка-мужа. Мне очень приятно получать твои теплые письма, они помогают мне представлять все, что у вас происходит. Я стараюсь тщательно выполнять твои наказы и рекомендации. В доме у нас чисто, грязной посуды не бывает. Правда, я еще ни разу себе не готовил, но каждый день вечером читаю, как приготовить пюре. Но ты не волнуйся, голодным я не бываю. Обедаю в столовой, а вечером и есть не хочется: это такое скучное занятие – ужинать в одиночестве.
В воскресенье у нас была свирепая пурга, ураган. Ветер 35-45 метров в секунду. Всю ночь дом гудел и чем-то хлопал. Я думал, что придется утром собирать его по соседским дворам. Школу отменили, и я очень пожалел, что я не школьник. Особых причин на работу не идти не было. Транспорт не ходил, свет отключили. Мне удалось чудом втиснуться в какой-то автобус, идущий в неизвестном направлении. К счастью, он привез меня в центр. А в основном весь народ бежал пешком со скоростью ветра по улице Набережной. У нас половина народу на работу не пришли, а кто пришел, не работал с досады.
С кинотеатра и с драмтеатра сорвало всю кровлю, и жесть весело кружила над городом с грохотом и жутким смехом. На театральной площади сломались два металлических столба, в общем, разрушения были. А наш дом совсем не пострадал, даже флюгер торчит, лишь погнулся немного. Сарай занесло мелким льдом сквозь щели, пришлось откапывать. Ночью мне спать было как-то неуютно, оказалось, что ветром открыло дверь, поэтому стало немного прохладно, так что снег, который намело ночью в комнату, не таял.
Костюм мой готов, и его действие мне не терпится испытать на тебе. Пришлось к нему купить еще и туфли, и все это мы обмыли с Толиком, который наконец-то появился с коньяком и кучей книг. Сейчас ходил за почтой, а там письмо от мамы. Такая хорошая суббота сегодня.
Вы не беспокойтесь обо мне. Без Катеньки, конечно плохо, но меня радует, что она окружена теперь вашей заботой, и отдыхает теперь от тишины. Что касается Маринки, то я не сомневался, что она всем понравится. Только вы ее не закармливайте, я по себе знаю, как вы красноречивы, когда хотите кого-нибудь накормить. Я хоть мог схитрить и уклониться от лишнего вкусного кусочка, а она же беззащитна, подумает, что так и надо. Я мечтаю, чтобы она во всем была похожа на Катю. Чем больше она будет похожа на нее, тем ближе она будет к идеалу.
Я закругляюсь. Всем привет. Катюша, а ты не учишь Маринку плавать? Страстно целую тебя, Миша».
«Мишенька, здравствуй! Очень соскучилась по тебе и по твоим письмам, долго не было письма от тебя, но вот оно пришло, такое интересное и смешное, прелесть. Я читала его, и представляла себе все. Мне здесь, конечно, очень хорошо, но я уже очень соскучилась по тебе, по нашему домику, по Камчатке.
У Маринки прорезалось два зубика! Утром я давала ей попить, слышу, что-то звякнуло. Открыла ей ротик, а там два зубика, совсем крошечные. Наверно они ее беспокоили, потому она и капризничала.
Маринка стала очень похожа на тебя, все это говорят. Она уже научилась целоваться, стоит в кроватке, и даже ходит, когда я ее поддерживаю. Любит купаться, но плавать не пытается, наверно природный инстинкт уже не действует. Аппетит у нее хороший, но ест мало, демонстративно сожмет губки, и все.
Родители ездят на дачу, сажают картошку, овощи. Все террасы уже готовы, теперь там так красиво, приедешь, не узнаешь. Вся эта местность изменилась неузнаваемо, папа говорит, что через два года вся эта местность превратится в сплошной сад. Теперь они достают строительные материалы для домика.
У нас уже очень тепло, пробивается травка, на деревьях распускаются листики. Скоро и у нас на Камчатке станет тепло, и тогда мы приедем, и будем долго вместе с тобой.
Миша, хорошо, что тебе нравится костюм, только меня пугает, что тебе придет в голову испытать его действие на ком-нибудь кроме меня. Ты же знаешь, что в полной мере оценить костюм и его содержимое могу только я. И не строй глазки продавщицам в своем магазине.
Посылаем вам часть нашего тепла, целуем нежно, всегда твоя Катя и Маринка».

 «Милые девочки! Осталось чуть больше месяца до нашей встречи, и жду я ее с таким же нетерпением, как когда-то ждал нашей свадьбы.
Катенька, спасибо тебе за такое хорошее письмо, мне приятно знать, что ты скучаешь и по мне, и по Камчатке. Маринка тоже радует отца своими успехами. Наверно, пока придет это письмо, у нее еще зубки появятся. Они у нее ровные? Так хочется, чтобы она была такая же жизнерадостная, как ее мама.
Вы уже наверно все загорели. Катя, твой бледнолицый муж хочет видеть твой загар, смотри, не прячься от солнца.
Мои дни проходят скучно и однообразно, если от тебя долго не приходит письмо. Последнее я получил в субботу, и все выходные у меня было отличное настроение, так что я даже решил увенчать конец воскресенья большой стиркой. Правда, мой энтузиазм быстро иссяк, и все белье лежит не глаженное, и лежать ему, наверно, до следующего письма.
Катенька, может, ты уже решила приехать раньше? Через месяц у нас уже будет тепло, а тебе за это время надоест жара. Мне вас так не хватает!
Вчера я ремонтировал интересные часы, которые появились у нас в доме. В половине каждого часа из них выглядывает кукушка Катя, говорит один раз ку-ку, и прячется. Иногда кукует невпопад: в девять часов кукует раз двенадцать, но скоро я научу ее. Будет тебе подарок к приезду.
Есть замечательная новость: Ире дали квартиру. Второй этаж, окна выходят прямо в лес. Я ее еще не видел, потому что мы ее еще не обмывали, потому что она еще не переехала, потому что квартира еще не освободилась. Ира надеется переехать на этой неделе, или на следующей, сообщит мне телеграммой. Вот такие радости иногда посещают наш дом.
Продавщицы не обращают на меня внимания, потому что я витаю высоко под потолком. Я же смотрю на них свысока. Так что мне ничто не грозит, тем более что в целом мире нет женщины, красивее моей жены.
Всем привет, люблю, целую нежно, твой муж».

 «Дорогой любимый Миша! Ужасно скучаю по тебе, больше никогда не будем ездить в отпуск отдельно. Ты хочешь, чтобы мы приехали раньше? Я тоже ужасно хочу этого, и готова ехать немедленно, только я думаю, что ради Маринки мне еще нужно побыть здесь. Если бы ты видел, как она изменилась за этот месяц! Она стала такая интересная. Вчера взяли на прокат детский манеж, она сидит в нем, встает сама, а вечером так бесится, прыгает. Наверно чувствует силу в ножках, и использует ее вовсю. Научилась спать на животе, сама переворачивается. Вот-вот появится клубника, всякая зелень, ведь дома этого нет, а ребенку это необходимо. Ты уж потерпи, миленький, ради Маринки.
Родители согласны отпустить Аленку к нам, но как ей сделать вызов? Может купить для нее туристическую путевку? Зайди в туристическое агентство, узнай все по этому поводу. Аленка, когда узнала, что существует такая вероятность, была на седьмом небе. Вот такие у нас дела. Целую тебя нежно, твоя Катя».

«Здравствуйте, мои милые девочки и семья! Катюша, я получил телеграмму от тебя, и мне стало стыдно, за то, что я пишу письма тебе не так уж часто, и заставляю тебя скучать и волноваться. Мне хочется писать каждый день, и времени, в общем-то, хватило бы, но ни одной оригинальной мысли в голове нет. Романтика закончилась в тот самый день, когда Стрельцов очутился на берегу, и поэтому я едва наскребаю два десятка слов в неделю, чтобы со стыдом отослать эту «жиденькую струйку дохлых мыслишек» любимой жене. Ведь ты заметила, что раньше мои письма были куда длиннее, и интересней. Вот если бы мой интеллектуальный уровень сейчас соответствовал эмоциональному, то мне бы, наверно, не хватало тетрадки для одного письма. Мне так хочется заглянуть в твои ясные глазки, услышать твой смех, погладить твои волосы, говорить тебе ласковые слова, носить тебя на руках. Я часто смотрю твои фотографии, ты такая красивая, и я теперь опять так остро это чувствую. Вчера ночью я думал о нас с тобой, Катенька, и мне было так странно, что совсем недавно еще ты была такой привычной для меня, такой доступной, а сейчас ты снова кажешься мне юной девушкой Катей, которую мне хочется завоевать снова, балансируя между надеждой и отчаянием, между восторгом и страхом. Помнишь, мы когда-то говорили, что если мы сумеем прожить три года в мире и согласии, то значит наш брак счастливый, и нам не страшны никакие потрясения. Конечно, три года – маленький срок, но все равно уже можно делать выводы, а главный итог нашей жизни – наша хорошая маленькая дочурка – дитя любви, папа которой бесконечно благодарен нашей милой мамочке за такой подарок.
Ты меня не разлюбила, Катенька? Я уже забыл, как ты разговариваешь, вот приедешь, и будешь читать мне вслух, я так люблю слушать твой голос. Только приезжайте быстрее.
У нас уже снег совсем растаял, только на сопках кое-где остался. Сегодня был такой солнечный теплый денек, и мне хотелось гулять с вами. Чем тебя еще соблазнить? Я достал индийского чая, в буфете лежит полкилограмма хороших шоколадных конфет, и халвы полно, так вкусно!
Когда Аленка закончит школу? Мне так хочется ее увидеть. Я заранее радуюсь, представляя нашу встречу. В честь вашего приезда я устрою салют с фейерверком, все уже готово.
Катенька, ты еще не купалась в Днепре? Вода уже наверно теплая. Сегодня с утра я делал генеральную приборку, даже пол помыл, и прополол домашние растения. Они тоже захирели в разлуке с тобой. А потом скатил двор со шланга, потому что снег был очень грязный после пурги и во дворе много пыли. Так что мы готовы к приезду наших хозяек.
Целую вас, люблю, скучаю».


«Милый наш Мишенька, здравствуй! Так долго не было от тебя писем, целых десять дней, и у меня никакого настроения не было, а еще Маринка немного приболела. У нее болело горло и ушки, был насморк. Несколько дней ничего не ела, только чай пила. Похудела сразу. Но сейчас поправляется, стала кушать понемногу. У нас было похолодание, иногда шел холодный дождь, но без снега, как заведено на Камчатке. А после твоего письма все наладилось, Маринка выздоравливает, погода снова теплая, иногда даже жарко, и настроение поднялось, хотя я очень скучаю по тебе, не могу дождаться нашей встречи.
У Маринки скоро будут еще зубки. А еще она уже научилась вставать самостоятельно, и ходит в манеже, если держится за него ручками. Умеет кричать ба-ба, папа, а меня называет ме-ме. С ней теперь еще интересней, я думаю, ей есть чем удивить своего папочку.
Мои родители настаивают, чтобы я оставила Маринку у них, но я не соглашаюсь. Как-нибудь мы с тобой выкрутимся, может, найдем няню. Аленка учится до первого июня, а потом у нее еще практика. Мама пытается договориться с директором школы, но шансов мало.
На даче фундамент для домика уже готов, перед выходными завезли цементные блоки, из которых родители будут строить дом, и все выходные они таскали эти блоки. Я тоже помогала, хотя папа и ругался по этому поводу. Маринка также носила по парочке штук. В этот раз все здорово устали.
 В минуты затишья мне удается немного почитать, сейчас читаю «Осуждение Паганини» Виноградова. Что ты читаешь сейчас? Достал ли ты остальные книги Дрюона? Как там Ира, что у нее с квартирой? Приходят ли наши друзья?
Всегда с нетерпением жду твоих писем, мой любимый. Нежно и долго целую тебя, всегда твоя, Катя».
 

«Здравствуйте, мои милые девочки, и вся семья. Катенька, последнее твое письмо мне показалось грустным, наверно ты сильно переживала за Маринку. Что делать, маленькие дети иногда болеют, а у нее и смена часового пояса, и смена климата. Даже у меня иногда появляется насморк на материке, правда, ушки не болят. Пусть наша любимая мамочка не переживает, мы постараемся больше не болеть, и ей желаем крепкого здоровья.
У нас выпадает снег каждый день, превращается в грязь, и падает снова. Таким образом, хоть я ежедневно и вою от тоски, я вынужден признать, что после южного солнышка вам будет неуютно дома, и лучше вам не видеть в этом году здешнюю весну.
Я тут одичал, и Ира находит, что похудел. Видела бы ты, как я сейчас выгляжу: волосатый, взъерошенный, мне бы в шкуре ходить, но на этом троглодите твой подарок – модная куртка, поэтому меня не сажают в клетку. Вот кроме этого явления сейчас на Камчатке ничего примечательного нет.
Сегодня с утра было солнце, немного подсохло, и я ходил по двору, искал признаки весны. Нашел две зеленые былинки.
Я две ночи дома не ночевал, а когда пришел домой, обнаружил три твоих письма. В доме холодно, как на морском дне, но твои письма меня отогрели. Эти две ночи (испугалась?) я провел у Иры, с которой мы договорились о переезде в новую квартиру. Заодно отметить новоселье и пасху. В субботу я проснулся с петухами, но, как оказалось, зря. Один автобус исчез: из Елизово вышел, и так никуда и не пришел. Таким образом, я два часа развлекался в Елизово на автостанции, телепатируя вслед ушедшему автобусу ласковые слова, и нагуливая аппетит. Ира уже ждала меня с машиной. Потом притащился подвыпивший Иванов, и мы загрузили бортовой УАЗ с верхом, а заодно погрузили и меня, чтобы я венчал эту кучу домашнего хлама. Как оказалось, добродушный вид автомобиля был только маской, под которой скрывалась резвая и буйная металлическая душа. Под стать автомобилю был и его водитель. УАЗ весело заржал, и рванул галопом, причем в противоположную сторону. Вникать в смысл таких маневров я не стал, было не до того. В элитном районе поселка жил начальник снабжения, которого требовалось забрать. Когда мы въехали в элитную лужу, и машина обо что-то там споткнулась, я оказался под панцирной сеткой от кровати. А когда мы с трудом выбрались задним ходом, и поехали в обход, на меня ловко оделась женская ночная сорочка, потому что я следил за этой коварной сеткой позади, и поздно заметил бельевую веревку. Еще до этого я горько сожалел, что меня не раскрепили в кузове четырьмя тросами, а когда мой врожденный хватательный рефлекс сковала кокетливая ночная сорочка, появилась мысль, что в следующей луже вскоре появится морская русалка мужского рода. Мне удалось выпростать одну руку, и предотвратить этот позор. Однако в каждом окне я видел счастливые лица, и не был уверен, что мне удалось предотвратить его полностью.
Когда я втащил на второй этаж последний узел, как раз заканчивалась последняя калория, которую я получил в пятницу на обед. Тут меня стали поить совсем другими калориями, и в придачу весь вечер бубнил Иванов, так что мне даже захотелось посмотреть, что у него внутри. Вечером прибыл Олег, и гостей мы разогнали, а я занялся точной настройкой унитаза. Потом мы отправились к начальнику снабжения, где опять наслаждались обществом Иванова, правда, он уже не бубнил, а дремал. А я у начальника встрепенулся и воспрял, так что мы в тот же день еще играли в покер, и я выиграл себе место ночлега на полу. В воскресенье мы пошли в гости, и я увидел еще один лик Иванова – мрачный и молчаливый. Его жена, женщина приветливая и ироничная, подтрунивала над ним, а он сопел.
Ира просила и ей повесить бельевую веревку, на которую она могла бы вешать свою ночную сорочку. Напротив ее балкона стоял могучий столб, метрах в двадцати.
На скорую руку я сварил на работе из арматуры монтажные когти, запасся роликами, веревкой, и всем необходимым, и на следующие выходные снова приехал в Термальный.
Я закрепил ролик на балконе, продел веревку, и полез на столб. Он был весь исколот металлическими когтями, наподобие моих, и был похож на дикобраза, поэтому передвигался я с осторожностью.
Поднялся я благополучно, закрепил ролик, продел веревку, и стал спускаться. И вдруг мой коготь соскальзывает с правой ноги, и падает на землю. Я понимаю, что спуститься по этому колючему кактусу я не смогу. Перед этим Ира выходила на балкон, и спрашивала, не нужна ли мне помощь. Тогда она была не нужна, и Ира ушла в магазин. Можно было подождать ее возвращения, но ноге уже было больно стоять на узкой перекладине, а руки быстро коченели, потому, что на этой семи метровой высоте дул холодный ветер, а столб был холодный, как сталагмит.
Я решил эвакуироваться по веревке, заодно проверить прочность всей конструкции. Поскольку ролик на столбе был выше балкона метра на три, то веревка должна была доставить меня прямо на балкон. Однако простые вычисления показали, что путь будет несколько иным, и приведет меня прямо в окно соседки с первого этажа, а скорости моего спуска будет вполне достаточно, чтобы предстать перед ней с ее оконной рамой на шее.
Пришлось мне развязывать узел на веревке, чтобы она провисла еще больше, и доставила меня на землю, по которой я уже здорово соскучился. Без заинтересованных взглядов не обошлось и на этот раз. Я приземлился почти удачно, ничего не сломал, а куст, в который я метко попал, и который оказался еще более колючим, чем проклятый столб, к осени залечит свои раны.
Смотрел прогноз погоды, сказали, что вскоре на Камчатке потеплеет, а это для меня лишний повод немного поныть и повздыхать по поводу твоего отсутствия. Мне не терпится посмотреть на Маринку, поиграть с ней, и на тебя посмотреть, и тоже поиграть.
Кажется, письмо получилось не вполне серьезное, наверно потому, что мы с тобой скоро увидимся, и я предвкушаю эту радость.
Жду с нетерпением и трепетом, целую нежно, твой Миша».
            
                Глава 9
                Командировка.

Родители уговорили Катю оставить Маринку у них, подкрепив это предложение множеством аргументов, и после долгих колебаний Катя согласилась, с условием, что в конце лета сестра Алена привезет ее в Петропавловск.
В аэропорту Мише пришлось ожидать прибытия рейса четыре часа, которые показались ему вечностью. Наконец, самолет приземлился, и подрулил к зданию аэропорта. Усталые пассажиры потянулись к выходу, где на них набрасывались с объятиями и поцелуями близкие и знакомые. Завидев Катю, Миша проскользнул мимо дежурной, и устремился ей навстречу, стараясь оценить ее с максимальной объективностью, и с восхищением сознавая, что она, как всегда, отличается от того образа, который сложился в его истосковавшейся памяти. После каждой разлуки Катя казалась ему красивее, изящнее, тоньше. Легкий налет усталости на ее лице сменился радостной улыбкой, от которой у Михаила возникло желание броситься перед ней на колени. Она была живая, теплая, доступная, и последнее легко читалось  в ее огромных синих глазах.
Он обнимал ее, целовал ее лицо и губы, в голове мелькали обрывки фраз, наконец, он осознал, что не сказал еще ни слова.
-Ты видишь, как я одичал, забыл все слова, которые принято говорить в таких случаях.
-Ты нашел им убедительную замену, против которой мне нечего возразить.
-Идем на свет, Катенька, я хочу тебя рассмотреть, как следует.
-Дома я предоставлю тебе такую возможность.
-Если ты будешь так говорить, я начну искать укромное местечко.
-Потерпи еще часок, я тоже очень агрессивно настроена, и со стыдом признаюсь, что весь полет об этом думала.
-Я обожаю, когда ты сознательно преодолеваешь свой стыд, и хочу, чтобы это настроение не покинуло тебя до утра.
-Я пока живу по московскому времени, так что сна ни в одном глазу, и тебе не дам уснуть.
-И правильно, не давай Стрельцову спать всеми изощренными средствами, которые ты изобретала в полете. Тем более, что завтра суббота, и мы сможем валяться в постели двое суток.
-Миша, как там Ира? Она приедет завтра?
-Еще как приедет! У нее появился мужчина в городе, так что ее теперь привлекают три фактора, а с твоим приездом четыре. Ты сильно проголодалась?
-Нет, Мишенька, нас кормили, хотя, пока доедем домой, наверно проголодаюсь. А ты сам голоден? Когда ты приехал в аэропорт?
-Больше четырех часов назад, но я заходил в кафетерий, хотя желудок уже смутно это помнит.
-Мой хороший, я думала, что ты недавно приехал. Но у меня в багаже есть вкусные вещи, уж мама позаботилась, так что ночью у нас пир.
-А если от пира что-нибудь останется, то утром будет завтрак, а если что-нибудь останется и от завтрака, то вечером опять пир.
-Студенческий фольклор. Какими путями к тебе пришла эта фраза?
-Очень просто. Эта мудрость была начертана в древнеегипетской гробнице, которую обнаружили археологи.
-Скользкий муж мне достался. Я уж подозреваю, что наш дом посетили мои подружки из техникума.
-Даже если бы посетили, твоему мужу ничего бы не угрожало, а им и подавно, я же их видел.
-В жизни не видела таких честных глаз! Ладно, верю, что твоя радость не фальшивая. Идем получать багаж, там толпа оживилась.
-Впервые заметил признаки ревности у своей Катеньки. Но я столько пережил, прежде чем смог называть тебя своей, что ты можешь быть совершенно спокойна на этот счет.
-Не сердись, милый. Просто ты очень привлекательный мужчина, и это вижу не только я.
 
Вскоре у Кати началась практика, ее определили в одну из столовых города, где она работала поваром. Работа ей нравилась, а старые опытные повара полюбили старательную и умелую девушку, и относились к ней дружески. На работе Катя уставала, и по приходу домой отдыхала полчаса, если не было срочных дел. Миша настоял, чтобы ужин Катя дома не готовила, а покупала его в своей столовой. Это экономило много времени, которым они умели воспользоваться с большим удовольствием. Иногда играли дуэтом, либо ходили в кино, или же наслаждались друг другом в постели.

На работе у Миши теперь, после увеличения штата, иногда стало появляться свободное время.
В мастерской кроме трех верстаков и нескольких стульев ничего не было, и Миша взялся оснащать мастерскую оборудованием: Нашел подходящий силовой трансформатор, и превратил его в сварочный аппарат. С помощью этого аппарата он сварил из старых труб просторный стеллаж, и углы мастерской освободились от всякого электрического хлама. Двигатель от вентилятора с танкера превратился в наждачный станок, в гараже нашелся старый не рабочий сверлильный станок, который ему удалось привести в рабочее состояние. Списанный с водолазного бота воздушный компрессор оснастил электродвигателем, и в мастерской появился сжатый воздух. На танкере было два токарных станка, которые уже давно не использовались, Миша облюбовал один из них, и уговорил Шехунова, чтобы тот получил разрешение у главного механика Криволапа на перемещение станка в электромастерскую. Криволап разрешил, и станок притащили общими усилиями. Обычно Михаил обходился без помощи, хотя иногда и просил помочь кого-либо из коллег. Ему никогда не отказывали, и не мешали работать, лишь Мишин в самом начале этой деятельности пытался давать советы, пока не убедился, что в советах Стрельцов не нуждается. В мастерской было четыре помещения, напротив гардеробной находилось помещение бойлерной с канализационным люком. Михаил вместо люка поставил деревянную решетку, повесил шторы из брезента, а над решеткой установил распылитель душа, благо, в бойлерной была и горячая и холодная вода.
Однажды Михаил сверлил в бетонной стене отверстия для прокладки кабельной трассы по длинному коридору на втором этаже здания ремонтных мастерских. Трасса проходила под потолком, где было жарко и пыльно. Последнее отверстие он просверлил, когда до конца рабочего дня оставалось около получаса. Пыльный и потный, он пришел в мастерскую, и сразу направился в душ. В мастерской никого не было, когда он вошел, но не прошло и пяти минут, как его окликнули. По голосу он узнал Мишина. Он выглянул, и увидел, что Мишин был не один, рядом стоял Шехунов.
-Полюбуйтесь, - говорил Мишин, - до конца работы еще полчаса, а он душ принимает. Я буду вынужден написать на ваше имя докладную записку, а принимать меры придется вам.
-Донос, Михаил Александрович, такая бумага называется донос, как бы вы ее не озаглавили. – Отозвался Стрельцов из-за шторы. - Это будет ваш ход, и довольно слабый, а я сейчас закончу процедуру, и приду делать свой ход. Вы ведь убедились, п-ф-ф, что я не плохо играю.
Михаил демонстративно надел чистую одежду, убрал робу в шкаф, и вошел в мастерскую. Мишин был один.
-Написали свой донос, Михаил Александрович? – вежливо осведомился он.
-Написал, и отдал мастеру, молодой человек, теперь ждите неприятностей. – С вызовом ответил Мишин.
-Я уважаю ваш возраст, но отнюдь не вашу личность, авторитет которой ныне упал в моих глазах до абсолютного нуля. А ваша личность требует того, чтобы поставить ее на место, как я однажды уже сделал. Есть одно обстоятельство, которое не известно ни мастеру, ни другому начальству. Это письменный документ, в который мы вписываем все наши работы, и в котором вы также писали. Однажды я проанализировал этот журнал, и пришел к выводу, что ваш вклад в работу нашей группы настолько мизерный, что получать свою зарплату вы не имеете права. Я намерен предъявить этот документ сначала нормировщице, а потом, по этапу, начальнику отряда. А поскольку вам я не доверяю, то сегодня этот документ будет ночевать у меня дома. Все работы, записанные в этот журнал, легко поддаются проверке, в том числе и ваши мизерные усилия. У меня в запасе еще один ход, но пока достаточно и этого.
-Михаил Николаевич, мы работаем в одном коллективе, не ссоримся, и мне бы хотелось, чтобы так было и впредь. Поэтому я сказал Шехунову, чтобы он никому не отдавал эту бумагу, и сейчас я ее заберу. – Сказал Мишин, направляясь к двери. Вернулся он с листом бумаги.
-Вот эта бумага, и я уничтожаю ее у вас на глазах. Все, мы можем пожать друг другу руки.
-К рукопожатию с вами я пока не готов, и журнал поедет ко мне домой, где я сниму с него копию. И этим я пока ограничусь.

Спасатель «Зевс» встал на ремонт у причала судоремонтного завода ПСРЗ. Однажды ночью на стоянке у причала на судне произошло короткое замыкание в силовом трансформаторе берегового питания. Трансформатор загорелся, огонь перекинулся на главный распределительный щит, с которым трансформатор соединялся короткими кабелями, и в короткое время три секции ГРЩ уже горели. Пожарной вахте удалось потушить пожар своими силами, однако ГРЩ вышел из строя.
Главный механик АСПТР Криволап вызвал Стрельцова в свой кабинет, и сказал, что двоих электромонтажников намерен отправить на «Зевс» для восстановления главного распределительного щита.
-Вашей задачей будет замена всех управляющих цепей и соединений, а силовые кабеля и коммутационную аппаратуру будет менять ремонтная бригада завода. Вы можете взять себе в помощники любого электромонтажника по вашему выбору.
-Владимир Николаевич, я не могу делать эту работу.
-Как это не можете, почему?
-Это работа электромонтажника 5 – 6 разряда. А у меня только четвертый.
-Так, умеете вы брать за горло. И все-таки, вы могли бы справиться с такой работой?
-С четвертым разрядом нет.
-Да понял я ваше требование, даю вам один день на подготовку, и завтра буду принимать у вас экзамен. Какая вам литература нужна для подготовки?
-Спасибо, нужные книги у меня есть. Владимир Николаевич, какой срок выполнения этой работы, я ведь не видел последствий пожара, но примерно представляю, там ведь тысячи проводов и перемычек, которые нужно не просто заменить, их еще нужно вызвонить.
-Срок, который предлагают специалисты завода меня не устраивает, поэтому я и поручаю эту работу вам. Завтра с утра езжайте прямо на завод, определитесь, сколько вам потребуется времени на эту работу, а после обеда поговорим.
-Можно мне взять с собой на завод Иванцова?
-Хорошо, Шехунова я предупрежу.

На следующий день Михаил постучался в кабинет главного механика. Он сообщил Криволапу, что работу можно выполнить за три недели при наличии всех материалов и необходимого инструмента, перечисленных в перечне, который он составил.
-Хорошо. Закончите за три недели, получите хорошую премию, закончите позже, премии не получите. К экзамену подготовились?
-Читал кое-что.
-Безопасность я спрашивать не буду, ну вот у меня электрическая схема судового автоматического котла КОАВ-68. Расскажите мне ее работу.
Михаил стал рассказывать.
-Достаточно. Я подготовил приказ о присвоении вам пятого разряда судового электромонтажника. С завтрашнего дня приступаете к работе, а сейчас идите на склад, и подберите все, что вам  для этой работы нужно.
Необходимость закончить работы в короткий срок была продиктована тем обстоятельством, что другой спасатель, «Алмаз», уже месяц стоял в ремонте в порту г. Находка, и таким образом пароходство осталось без спасательных судов, если не считать старенького «Изыльметьева», который собирались списывать.
Михаилу было легко работать с Геннадием, который все понимал с полуслова. Все электрические цепи были восстановлены ими за две недели, и на полученную премию Миша купил в подарок Кате золотые сережки, и намеревался преподнести ей этот подарок на день ее рождения.

Виктор Иванович Шаталов уехал в командировку в г. Находку. Он был отправлен на один месяц в состав экипажа спасательного судна «Алмаз». Следующим должен был ехать Стрельцов. Предстоящая новая разлука с Катей на целый месяц сблизила их еще больше. Быстро промелькнули три недели, и Миша улетел в Находку.

«Здравствуй, милая Катенька! Я вторые сутки на «Алмазе», вчера написать письмо не мог, потому что мы праздновали прием и сдачу дел. Шаталова проводили как героя, и он так расчувствовался, что бросился ко мне в объятия, и облобызал трижды. Обещал зайти к тебе, и рассказать какая тут обстановка.
Долетел я нормально, в полете заметил Грачева, ты его знаешь, работал вторым механиком на «Зевсе». Так что добирались до Находки вместе, и попали на судно в восьмом часу утра. Здесь у меня большая отдельная каюта. Шаталова кто-то убедил, что его под видом командировки прислали в штат до конца ремонта. Поэтому он месяц страдал и боялся, зато уехал счастливый. Экипаж здесь зарабатывает мизерные деньги: северные надбавки не платят, к тому же начисляют только 90 % зарплаты, так что нам еще повезло.
Погода мрачная, пасмурно и холодно, поэтому сижу на судне и скучаю по тебе. Мы даже не успели насладиться друг другом после такой длительной разлуки, и вот опять расстались.
Я даже не знал, что Ершова сослали так же, как и меня, и очень удивился, когда мы с ним встретились на борту. На «Зевсе» его не было, и я подумал, что он на выходных. А он здесь, и такой же мрачный, как здешняя погода. Расспрашивал о тебе, и передавал привет. Мне неудобно было спрашивать, почему он не на «Зевсе», а сам он ничего не говорил. Боюсь, после истории с Костенко он попал в немилость, и я чувствую свою вину. Даже не знаю как себя с ним вести.
Я представляю, как тебе скучно одной в пустом доме. Аня часто приходит?
Привет ей и Ире. Нежно целую тебя и люблю, моя хорошая Катя».

«Здравствуй, мой милый Миша! Вот уже неделя как ты уехал, а писем все нет. Я каждый вечер спешу домой, и надеюсь, что меня ждет твое письмецо, а его все нет и нет. Мне так скучно без тебя, так тоскливо. Хоть на работе время быстро проходит. Я прихожу домой часов в 6-7, каждый день приходится задерживаться. Моя напарница была неделю на больничном, а с понедельника ушла в другую столовую. Мне в помощь дали Таню Цареву, вдвоем мы справляемся.
В воскресенье я получила письмо от мамы. У Мариночки вырос еще зубик, и еще она научилась махать ручкой «до свидания», машет из окна всему проезжающему транспорту.
Аня ночевала у меня три ночи подряд в выходные. А Ира не приезжала.
В понедельник я, наконец, попала в парикмахерскую, и сделала химическую завивку. Девчонки наши издеваются: «отправила мужа в командировку, и стала прихорашиваться». Я отшучиваюсь.
Рассказывай мне все подробно, как ты там, чем занимаешься, ходишь ли купаться? И пиши, часто, я жду с нетерпением.
Целую тебя нежно, всегда твоя Катя».


«Родная моя Катенька, здравствуй! Я уже неделю нахожусь на «Алмазе», а письма от тебя все нет. Наверно письма и здесь долго идут, и на сегодняшний день ты тоже не получила моих писем. Вчера вечером я тоже долго и подробно вспоминал Алушту. Тоже, потому что и ты о ней думала накануне моего отъезда. Эти воспоминания самые светлые, самые чистые и самые дорогие в моей жизни. С тех пор было очень много счастливых дней, но все они связаны с тобой, с твоим присутствием, а без тебя мне всегда скучно и грустно, вот как сейчас. Мы уже привыкли друг к другу, наши отношения потеряли прелесть новизны, но взамен у меня появилась необходимость видеть тебя рядом постоянно. Только тогда я спокоен и уверен в себе, могу заниматься чем угодно, и о чем угодно размышлять. Могу даже позволить себе смотреть на других женщин. А вот когда тебя нет, мысли постоянно вертятся вокруг тебя, так язык постоянно прикасается к больному зубу, причиняя ему боль. Работаю через силу, постоянное беспокойство, неудовлетворенность и пустота. А когда вижу женщину, ловлю себя на том, что невольно сравниваю ее с тобой. И я уж не знаю, какое это должно быть чудо, чтобы у меня затеплился к ней интерес. Так что изменить тебе я просто не в состоянии ни морально, ни, тем более, физически. Я пишу это потому, что перед отъездом ты на меня подозрительно посматривала, а я легкомысленно к этому отнесся, и не убедил тебя в том, что это невозможно. Ты не волнуйся, Катенька, я не такая уж свинья, чтобы отплатить тебе предательством за то огромное счастье, которое ты мне принесла.
У меня хорошие отношения со вторым штурманом, с которым мы когда-то работали на одном судне. Его зовут Толик. Мы часто болтаем у него или у меня, пьем кофе, иногда ходим вместе в город. Но настроение угрюмое и у него и у меня. Наверно такое же и у Ершова: его не видно и не слышно.
Тебе наверно тоже грустно одной, у меня еще свежи впечатления, как одиноко я чувствовал себя в пустом доме, особенно первое время. Но не падай духом, моя хорошая, скоро моя ссылка закончится, и я привезу тебе свою нежность и любовь.
Милая моя Катенька, скоро твой день рождения, мне так хочется быть рядом с тобой в этот день, и хочется, чтобы у тебя был праздник. Давай отметим этот день 30 июля, когда мы будем вместе, ладно?
О себе мне даже нечего написать. Работы у меня немного, почти все время сижу в каюте, читаю роман Лескова «Некуда». Вчера была суббота и довольно тепло. Я сел на автобус, и проехал всю Находку из конца в конец, чтобы определить ее границы. Посмотрел, где находится касса аэрофлота, ходил на рынок, ничего не купил. А сегодня идет дождь, холодный ветер, и я нос не высовываю. Вот вечером пойду, отправлю тебе это письмо.
Ты приучила меня есть много и вкусно, и первое время я здесь ходил постоянно голодный. Мы с Толиком купили колбасы и халвы, и устраиваем себе полдники. А еще четвертый день пьем одну бутылку водки, никак не можем прикончить.
Что пишет мама о нашей доченьке? Я собираюсь письмо им написать. Как у тебя на работе, что нового? Пиши, не забывай меня. Всем привет. Нежно целую тебя много раз, скучай и жди меня, твой любящий и верный муж».

«Милая Катенька, поздравляю тебя с днем рождения! Желаю, чтобы жизнь твоя была приятной и счастливой, как птичий полет, пусть семейные хлопоты не будут тебе в тягость, не лишат тебя радостей жизни, желания петь и смеяться.
Хочу, чтобы доченька наша стала похожей на тебя, и еще раз принесла в наш дом радость, красоту, нежность и счастье.
На звуковой колонке ты найдешь мой подарок. Нежно целую, твой Миша».

«Здравствуй, мой милый родной Мишенька! Получила от тебя второе письмо, и мне сразу так хорошо стало, как будто поговорила с тобой. Сегодня воскресенье, и  нашей встречи еще так долго ждать! Так мне скучно без тебя, так плохо. Всегда считала себя терпеливой, теперь вижу, что это заблуждение.
Недавно пришло письмо от мамы, она пишет, что Маринка растет, и передает большой привет папе. У нее уже четыре зубика, мама пишет, что дала ей яблоко, так она съела его полностью. Наверно скоро будут еще зубки, она все тянет в ротик. Аленка написала, что дала ей свою меховую шапку. Маринка как увидела, стала ее трогать, шапка отодвинется, она хохочет, и снова ее трогает. Веселая девочка, поет часто, а если ее хвалят, она еще больше старается. Все соседи ее любят.
Мама ставит ее возле дивана, а через пару минут она уже в кухне. Держится за стенку, стулья, и приходит сама.
Мишенька, самая моя большая мечта сейчас – чтобы мы все были вместе: я, ты, и Мариночка. Я так хочу, чтобы мы забрали ее осенью. Аня говорит, что с яслями у нас ничего не получится, и это злит меня. Завтра я буду в правлении, и зайду в местком, узнаю, может и Маринке дадут место в яслях.
Начальство на работе у нас грубое и несправедливое. Повышают голос на подчиненных, и не просто кричат, а ты бы слышал, какими словами! На поваров, правда, еще не кричали, а посудомойщицам достается. Я молчать не буду, пусть только что-нибудь скажут. Крикливая заведующая перед начальством ходит на задних лапках, противно смотреть, как она пресмыкается. Извини, что я пишу о работе, но большая часть моего времени уходит на работу. 
Дома у меня кое-что разладилось, и мне пришлось самой починить нагреватель, зарядить аккумулятор сигнализации, приспособить шланг для полива. Долго возилась, но сделала сама, представляла, как бы ты стал это делать, и поэтому все получилось.
Сегодня помыла все окна, воспользовалась хорошей погодой.
Миша, посмотри там грампластинки хорошие. Я купила несколько штук, одна называется «Играй еще» Там есть очень хорошая пьеса для трубы с оркестром. Мне очень нравится эта музыка. Я представляю, что это ты играешь для меня. Разучим ее, когда ты приедешь?
Милый мой Мишенька, спасибо тебе за твои прекрасные пожелания, пусть они все сбудутся. А какой подарок я обнаружила по твоему указанию! Колечко и сережки прелесть! Когда ты успел их купить? Спасибо, мой родной, я люблю тебя.
На день рождения мне пришло много телеграмм и открыток. Аня подарила мне красивое бра со светорегулятором. Я повесила его над кроватью, тебе понравится.
Мама написала еще одно письмо. Пишет, что Маринка немного поправилась, но до толстушки ей далеко, не переживай. Она ест сейчас много овощей и фруктов. Уже отлично стоит, а в честь моего дня рождения сделала три самостоятельных шага. Это ее подарок для меня. Вот какая умница.
На ясли я действительно зря рассчитывала. Зато я нашла нянечку. Бабушке 74 года, но она крепкая еще, и давно нянчит детей. И живет она почти рядом, в пяти минутах ходьбы. Она нянчит детей по нескольку лет, и родители довольны.
День рождения никак не отмечала, устроила стирку. А вечером поставила на стол фотографии, достала наши письма, и перечитывала их. А сегодня придет Аня, и мы будем печь новый торт. Ага, ты тоже хочешь? А еще мы будем пить коньяк и сухое вино. Только ты плохо не думай, мы понемножечку, символически. А по-настоящему отметим день рождения 30 июля, как ты предложил.
Неделя у меня была сумасшедшая, сначала на работе нас осталось трое вместо шести, потом у Тани заболел сынишка, и остались мы вдвоем. Первые дни уставала смертельно, а сейчас уже втянулась. По-моему, я похудела даже. Понравлюсь ли я тебе с таким весом?
У нас сейчас тепло. В выходные все люди разбежались по сопкам. Я днем ходила в магазин, народу совсем нигде не было, даже масло и квас продавали без очередей. Еще я пыталась распустить твой старый свитер, промучилась два часа, но он не распускается, тогда я нашла свою старую кофту, и утешилась.
Привет тебе от родителей, от дочери, и от Маркевичей. Привет Ершову.
Люблю и жду тебя, твоя Катя».


«Здравствуй, моя хорошая, нежная любимая жена! У меня сегодня такой хороший день, я получил от тебя два письма, которые ждал больше двух недель. И сразу же воспрял духом, стал порхать по пароходу, как в прежние времена. Ходил к Толику, и поднимал ему настроение до своего уровня.
Утром мы с боцманом пошли в торговый порт договариваться насчет снабжения, прождали почти до обеда, и без всяких результатов. На обратном пути зашли на почту, а там для меня такой сюрприз. Оказывается, все в порядке, только письма долго сюда идут. У меня уже всякие мысли лезли в голову, и ревновать тебя уже стал. Катенька, ты не обижайся, я доверяю тебе больше, чем самому себе, но от тоски чего только не придет в голову.
Вчера Ершов подошел, говорит, что у него во Владивостоке есть женщина, а в квартире у нее очень сыро и холодно, просил сделать маленький нагреватель. Сегодня я отнес ему заказ, он был доволен, сказал, что это будет отличный подарок.
Я много читаю, времени свободного много. Вот только книг хороших нет, прочитаешь, а через два дня и не вспомнишь, о чем была книга. Сейчас, опять же с отвращением, читаю какого-то армянина. Здесь туго с умными мыслями, как и везде у нас.
Целую неделю я тебе не писал. Не мог заставить себя сесть за письмо, тоскливо было. Да и писать нечего, жизнь здесь такая неповоротливая. Правда, я маме письмо написал, как раз в день твоего рождения. Очень по тебе скучаю, моя Катенька, так хочется тебя погладить, почувствовать восхитительный запах твоих волос. Но уже немного осталось, почти полторы недели.  Ответ на это письмо не отправляй, а написать можешь, я и дома с радостью его прочитаю.
Так значит, наша доченька уже песни распевает и сверкает ослепительными улыбками? Мне так хочется смотреть на маму с доченькой, и радоваться, что они у меня такие хорошие. В день твоего рождения у меня в каюте стоял букетик жасмина.
В воскресенье я ходил на сопку (она здесь прямо в порту, и мой иллюминатор выходит прямо на нее) и сорвал несколько веточек. Он так хорошо пахнет, я тебе его подарил.
Получил еще одно письмо от тебя, из которого узнал, что наша Маринка сделала свой первый шаг самостоятельно. Поздравляю тебя, себя и ее с этим событием. Пусть все шаги в ее жизни будут правильными, твердыми и разумными.
Катенька, до нашей встречи в идеальном случае осталась ровно неделя, а я уже давно «сижу на чемоданах» (в кавычках потому, что мой багаж можно превратить в кисель таким обращением, к тому же его еще нет, он пока на рынке). Я хочу взять с собой ведро клубники. Больше никаких фруктов нет, и одежды на Маринку никакой не попадалось, хуже, чем у нас. Погода здесь наладилась, вчера мы с Толиком ходили в город, забрели на стадион, и посмотрели концерт.
Катенька, как тебе не повезло с этим моим свитером! Наверно ты так страдала! В следующий раз, прежде чем купить свитер, я хорошенько проверю, как он распускается. А этот, раз его невозможно превратить в такие желанные нитки, ждет аутодафе.
Катенька, а твоя прическа сохранится до моего приезда? Так хочу тебя видеть и приставать к тебе. Я все время думаю о тебе очень нежными словами, и хочу тебе их говорить. Почему-то получается, что мы с тобой летом редко видимся. А я так люблю наше камчатское лето, и когда ты рядом, мне больше ничего не нужно. Но у нас есть еще полтора месяца лета, а если повезет, то и немного хорошей осени.
Ане я очень благодарен за светильник, ведь при его свете я буду любоваться тобой. Это письмо, наверно, уже последнее. Думаю, ты получишь нас одновременно.
Катенька, береги себя, будь осторожной на работе, не перегружай себя. И не разрешай на себя кричать ни в коем случае. Скажи, что еще неизвестно, кто кем будет командовать через год.
Сейчас на Камчатке 23 часа. Ты наверно уже в постели, или собираешься ложиться, я думаю, с хорошим настроением, ведь завтра выходной. И я думаю, последний в одиночестве. Хочу, чтобы следующий выходной мы провели вместе.
До скорой встречи, Катенька, привет тебе от Ершова. Крепко тебя обнимаю и страстно целую, твой Миша».


«Милый мой Мишенька! Мне пришлось ждать письмо целую неделю, еле дождалась. Я почти физически чувствую, как мое тело пытается раздвоиться: одна часть меня тянется к тебе, другая к Маринке. Почему нам так не везет, все время в разлуках. Когда уже мы вместе будем! Если бы тебя послали в командировку весной, мы сэкономили бы целый месяц разлуки. Обидно.
И все же, осталась всего лишь неделька, и мы будем вместе, мой любимый.
На работе сейчас стало легче, дали новую девочку с нашего техникума, и парня в мясной цех. Сразу стало легче работать, и домой прихожу почти вовремя.
Начальству не позволяю на себя кричать, да и повода пока не было.
В это воскресенье поедем с Аней в Термальный, уже картошку пропалывают, нужно Ире помочь.
Я прочитала всю серию Мориса Дрюона, теперь Аня читает. Жаль, что у тебя нет хороших книг.
Олег сдает сессию, дома редко появляется.
Надеюсь получить от тебя еще одно письмо, так люблю получать твои письма, пиши мне. Спасибо тебе за букет жасмина, я почти почувствовала его запах, когда читала об этом.
До свидания, целую тебя нежно, и обнимаю крепко-крепко. Люблю и жду тебя. Твоя Катя».

                Глава 10
                Вьетнам.

За три дня до окончания своей командировки Стрельцов обратился с вопросом к старшему механику судна, может ли он приобрести билет на самолет заблаговременно. Старший механик не возражал. В субботу Михаил простился с членами экипажа, зашел и к капитану.
-Алексей Иванович, закончилась моя командировка, собираюсь улетать, если вы не возражаете. Может, хотите что-нибудь передать своей жене?
-Да, месяц ты отработал день в день, жене ничего передавать не нужно, но есть одна просьба. Вот смотри, пришла телеграмма с отдела кадров, я получил ее вчера на почте.
Миша прочитал, и с досады едва не выругался. За подписью начальника отдела кадров в телеграмме значилось: «Стрельцова задержать на судне на десять суток до прибытия замены»
-Похожая реакция была и у меня. Но поскольку почту я получаю сам, то я мог получить телеграмму и сегодня, поэтому причин тебя задерживать у меня не было. А просьба моя такая: телеграмму ты не видел, а я отвечу, что задержать тебя не имел возможности, поскольку телеграмму получил после твоего отъезда.
-Алексей Иванович, у вас и так от меня одни неприятности. Может, я лучше останусь?
-Выбрось из головы свои ошибочные догадки, а что касается твоего присутствия, то кроме тебя на судне два электромеханика, которые слоняются по пароходу, как тени, и не знают, куда себя приткнуть. Можешь ехать с чистой совестью. Присядь на дорожку, и давай по рюмочке. Ну, все.  Передай привет Кате, будь здоров.
-Спасибо, Алексей Иванович, желаю вам удачи.

Катя не ожидала приезда Миши, потому что за два дня до его приезда позвонила начальнику отдела кадров Карташову, который сказал, что задержит Стрельцова в Находке еще на десять дней. Возможно, ее звонок напомнил начальнику об окончании срока командировки, поэтому и телеграмма ушла так поздно.
-Мишенька! Мой родной, что произошло? Я сегодня все утро плакала от жалости к себе, из-за того, что мне придется ждать тебя еще десять дней. Я так счастлива!
-Ну что ты, моя хорошая, давай вытрем слезы. Я уже с тобой, и никуда не собираюсь.
-Это совсем другие слезы, не обращай внимания, это моя радость. Ну, Карташов, паразит, так меня расстроил, наверно специально.
-Нет, Катенька, не специально, сейчас расскажу.
Когда страсти немного улеглись, Миша рассказал Кате о разговоре с Ершовым.
-Нужно будет клубники отвезти его жене. – Сказала Катя. - Да и Ире тоже. Поедем завтра в Термальный?
-Да, Катенька, иди ко мне, так давно ты не сидела у меня на коленях.
               
Катя рассказала Мише, что Маринку привезет домой ее сестра Алена, которая приедет на Камчатку по туристической путевке. Мама проводит их до Москвы. Так что через три недели семья, наконец, будет в полном составе.
Карташов вызвал Михаила в кабинет, и отчитал за самовольный приезд.
-Анатолий Иванович, какой же это самовольный приезд, если в командировочном удостоверении указана дата окончания командировки. Если бы я приехал позже, у вас были бы все основания спросить с пристрастием, чем я занимался в Находке после окончания срока. Тем более что администрация судна подтвердила необходимость моего отъезда.
-Прямо таки необходимость. И кто же эту «необходимость» подтверждал?
-Старший механик, а потом и капитан.
-Ну и как они теперь будут без электрика, с меня же и спросят.
-Уверен, что не спросят. Честно говоря, я там больше отдыхал, и если бы не молодая жена, я бы сам просил вас продлить мне командировку.
-Ладно, как там ремонт, движется?
-Как обычно. Видел двоих дизелистов, копались в машине, пару раз сварщики блуждали по судну. Так что темпы не впечатляют.
-Хорошо, иди, работай.

Вскоре Миша с Катей встречали в аэропорту Алену и свою дочь.
Маринка подросла за два месяца, знала уже много слов, с ней уже можно было разговаривать. Она уверенно держалась на ногах, и немного научилась ходить. Катю она узнала сразу, на Мишу поначалу смотрела с недоверием.
Алена взахлеб рассказывала, какой восторг испытывала, когда самолет совершал два круга над Петропавловском, и его окрестностями перед посадкой.
-Эти величественные вулканы, озера, ярко-зеленые леса, холмы, а потом море, и снова горы, и вулканы, и во все это великолепие вписан город. У меня навсегда врезалась в память вся эта красота, закрою глаза, и все это встает перед глазами. Я видела бухту, и в ней кораблики. Кажется, всю жизнь висела бы над вашим городом, и это зрелище не надоело бы.
-Ты еще не видела всего этого вблизи. Обещаем тебе экскурсии по городу и окрестностям. Надеюсь, ты не пойдешь в этот туристический поход, останешься у нас?
-Ну что ты, Миша, я мечтала побывать на Камчатке четыре года, а весной так надеялась, что в этом году побываю здесь, прямо до слез. И вот я увидела с высоты, как выглядит этот край, и теперь мне просто необходимо совершить этот поход. Я себе никогда не прощу, если упущу такую возможность.
Алена погостила три дня, и ушла в туристический поход.
Няня, которую Катя нашла, когда Миша был в Находке, согласилась взять на воспитание Маринку, и быстро полюбила ее.
По утрам Катя относила Маринку к няне, и к девяти часам ехала на работу. А вечером Миша дочь забирал. Няня жила недалеко от их дома. Возвращаясь с Маринкой домой, Миша предвкушал встречу с Катей, и торопился на эту встречу, однако Маринка требовала, чтобы ей предоставили возможность идти самостоятельно. Приходилось подчиняться законному требованию дочери, и ковылять как она, подстраивая свои шаги к ее мелким и неуверенным шажкам. Прохожие, особенно женщины, смотрели на эту пару с умилением, тем более что Маринка была чудо, как хороша. А Миша грелся в лучах ее обаяния, и был горд даже больше, чем когда ходил по городу с Катей, которая всегда привлекала взгляды прохожих. Во время таких прогулок Миша часто думал о том, как он счастлив, и какую комфортную и приятную семейную жизнь им с Катей удалось построить. Он любил своих девочек, свой дом, любил весь мир, в котором возможно такое счастье. И это счастье казалось прочным, долговечным и безоблачным.
В душе Миша чувствовал себя моряком, мысли о море, о других портах, о судовой размеренной жизни, навевали грусть, и он твердо знал, что в его жизни все это еще будет, но пока эта пауза его не тяготила, меньше всего сейчас его привлекала перспектива разлуки с семьей. Каждый день начинался для него ощущением радости и удовлетворения, и заканчивался удовольствием и нежностью. Катя также вся светилась радостью, была необычайно нежна,  весела и игрива. Иногда хватала Маринку и начинала осыпать ее поцелуями, иногда набрасывалась на Михаила с той же целью. 
 На работе Михаил также чувствовал себя вполне комфортно и уверенно, безо всяких видимых усилий с его стороны у него появился авторитет в спасательном отряде, и даже Михаил Александрович Мишин стал проявлять к нему признаки уважения, а мастер ремонтного участка Шехунов стал его другом.
Осенью Катя приступила к учебе в техникуме. Училась она всерьез и с удовольствием, сдавала все зачеты на «отлично». После Нового года она стала готовиться к получению диплома, и занималась теперь иногда до поздней ночи. От усиленных занятий она даже немного похудела. Миша ничем не мог помочь, и лишь просил ее не перенапрягаться. В феврале Катя получила красный диплом. Ей предложили место преподавателя в техникуме, но склонности к педагогической деятельности у Кати не было. Она прошла медицинскую комиссию, и стала подыскивать работу, вопреки просьбам Михаила отдохнуть после напряженной учебы, поскольку он стал замечать у нее некоторую вялость.
Неожиданно Михаилу предложили совершить рейс во Вьетнам на спасателе «Алмаз». Предполагаемая продолжительность рейса была полтора-два месяца. На взгляд Михаила, предложение было очень своевременным, поскольку Катю с Маринкой можно было отправить на отдых к родителям, и спокойно идти в рейс. Катя также была рада повидать родителей, тем более что после этого рейса Миша собирался приехать к ним в Запорожье в отпуск.
8 марта Миша проводил своих девочек в аэропорт, и спустя два дня ушел в рейс в отличном настроении: уходить далеко на юг из заснеженного холодного Петропавловска навстречу лету было очень приятно для всего экипажа. А для Михаила и тем более, поскольку он знал, что его девочки также находятся в тепле, и окружены вниманием родителей.
В городе Хошимине, бывшем Сайгоне, «Алмаз» поджидал мощный буксир «Барс» с большим доком, который им предстояло совместно буксировать до Петропавловска.
Через два дня после выхода из порта на судне возникла аварийная ситуация. Утром, во время обхода машинного отделения перед своей вахтой, четвертый механик обнаружил в помещении гребного электродвигателя большое количество забортной воды. Ход немедленно застопорили, судно легло в дрейф. Нижняя часть почти трехметрового электродвигателя была затоплена водой, и если вода попала внутрь могучего двигателя, это означало окончание едва начавшегося рейса, и возвращение в порт на буксире.
В помещении находилось больше двадцати тонн воды, которую необходимо было срочно откатать. Осушительным насосом откатывать такое количество воды пришлось бы очень долго, поэтому в колодец гребного электродвигателя был опущен 50-кубовый погружной насос. Пока Михаил подключал насос, мотористы вывели толстый шланг насоса по трапу на палубу, и закрепили его в штормовом портике. Миша включил насос, и толстая струя не очень чистой воды полилась за борт. Вода под двигателем стала заметно убывать. Пока Михаил настраивал насос, электромеханики измеряли сопротивление изоляции ГЭУ от ГРЩ. К большому облегчению всей машинной команды, сопротивление изоляции не упало, но требовалось вскрыть смотровые окна ГЭУ, чтобы убедиться в отсутствии влаги в корпусе двигателя. Вскоре уровень воды понизился настолько, что нижняя часть ГЭУ оказалась над ее поверхностью в десяти сантиметрах, и Михаил стал вскрывать смотровые окна, и тщательно осматривать внутреннюю поверхность двигателя. Внутри двигатель сверкал темно-красными поверхностями, которые были совершенно сухими.
 Прибежал моторист, и сказал, что погружной насос остановился.
-Иди пока доложи старшему механику, а я закрою окна, потом займусь насосом. – Сказал Миша.
Старший механик спустился в машину, и спросил Стрельцова, что с насосом.
-Виталий Иванович, боюсь оставлять смотровые окна открытыми, вдруг водой плеснет, нас ведь покачивает. Сейчас закрою, и разберусь.
-Внутри нет воды?
-Вот кусок сухой ветоши, которой я протер нижнюю поверхность двигателя, куда сумел достать. Как видите, совершенно сухая.
-Хорошо. А вы не стойте, - обратился он к мотористам, - берите ведра, и черпайте воду, все быстрее будет.
Миша автоматически произвел подсчет, и про себя усмехнулся: за час вдвоем  они едва ли вычерпают тонну, а в помещении воды еще, по меньшей мере, тонн двенадцать.
Оказалось, что насос работает, но во всасывающие отверстия попал воздух, поскольку они осушились. Он выключил насос, протолкнул его на самое дно колодца, и шланг снова наполнился водой.
-Бросайте ведра, все в порядке.
Один из мотористов поставил ведро, и полез за сигаретами, второй молча продолжал носить воду на палубу.
-Андрей, ты увлекся. Насос откатает воду через десять минут, а тебе пришлось бы носить ее ведром сорок часов подряд.
-Стармех же сказал носить – невозмутимо ответил Андрей, деловито зачерпывая очередное ведро.

Когда «Алмаз» проходил японский остров Кюсю, судно встретило надвигающееся с юга лето. Эта явление было так явственно, что действительно напоминало встречу. Еще вчера на палубе было зябко и неуютно, а утром волна теплого воздуха просушила палубу и такелаж, приветливое солнце звало моряков на палубу, а яркая сине-зеленая вода за бортом приглашала искупаться.
Стрельцов отправился к старшему помощнику за разрешением построить бассейн на корме.
-Зачем нам бассейн? – Удивился старпом. - Настроим пожарный шланг, и будем купаться.   
Однако на второй день стало жарко не только в каютах, но и на палубе. Старпом сам подошел к Михаилу.
-Пожалуй, ты был прав. Давай прикинем, как нам его разместить.
Брезентовый бассейн на судне в теплых широтах – всегда веселый источник удовольствий для моряков, особенно когда в бассейне оказываются судовые женщины. Их было четверо на «Алмазе», и любовников среди членов экипажа у них не было. Особенно хороши были буфетчица и дневальная, и это стало очевидно всем, когда они появились на палубе в купальниках. Они весело постреливали глазками, повышая настроение морякам. Немало взглядов досталось и Михаилу, и он с удовлетворением подумал, что шансы у него, пожалуй, что и есть. Дальше легкого флирта он не пошел, и при этом с фальшивым сожалением думал о том, что его хваленая верность на самом деле блеф перед самим собой. И если бы обстоятельства сложились благоприятно, или, черт возьми, неблагоприятно (какое же слово больше подходит к этой ситуации?), как тогда с Виолеттой, то мало шансов, что он бы устоял.
Тем не менее, предпринимать он ничего не собирался, хотя шансы имел, и это вскоре подтвердилось. Однажды после вечернего чая двое матросов затеяли борьбу на руках, то, что американцы называют словом «армрестлинг». Победитель с вызовом посмотрел на Михаила, и сказал:
-Давай, Миша, с тобой.
Никаких причин отказываться у Миши не было, тем более что за схваткой наблюдала дневальная Наташа.
К собственному удивлению, Мише удалось положить руку противника довольно легко.
-У меня правая устала еще раньше, давай левой, - предложил противник.
Однако и левую руку Миша положил так же успешно.
В столовой был еще один матрос, которого звали Дима. Дима недавно вернулся из армии, он серьезно занимался спортом, был штангистом, и ежедневно таскал судовую штангу. И хоть был он почти на голову ниже Михаила, в плечах был едва ли не вдвое шире, с хорошо развитой мускулатурой.
-А ну, давай-ка со мной, - сказал Дима.
Миша выразительно посмотрел на его плечи, и со вздохом предложил свою руку. Дима плавно надавил, и у Миши на лбу вздулись вены. Однако он выдержал первую атаку. Дима сделал рывок, руки качнулись, и остались в вертикальном положении. Миша посмотрел в лицо противника, и выдавил:
-Блефуешь, Дима.
Дима снова сделал рывок, и снова руки остались в исходном положении. Миша почувствовал, что начинает задыхаться от напряжения, и сам сделал рывок, вкладывая всю силу, и тоже безрезультатно.
-Дима, это похоже на ничью, - сказал один из зрителей, - Миша уже пыхтит как паровоз, потому что курящий, а силы равны.
-Согласен, - сказал Дима.
Они расцепили руки, Миша поднял глаза, и заметил напряженный взгляд Наташи. Она состроила одобрительную гримаску, а Миша сказал:
-Теперь, парни, несите Стрельцова в лазарет. Наташа, будешь лечить мои переломанные кости?

При выходе «Алмаза»  из порта произошла одна заминка. Инспектор портнадзора потребовал продемонстрировать работу тифона. Как назло, судовой тифон издал лишь слабое шипение. Инспектор заявил, что без исправного тифона судно в рейс не выпустит, сел на катер, и был таков. Капитан Романьков договорился с руководством, что для «Алмаза» снимут тифон с дока на ПСРЗ. Вся операция заняла каких-нибудь два часа, тифон погрузили на судно, сообщили об этом в портнадзор, и добро на выход было получено. Тифон находился в трюме, и когда однажды на переходе матросы открыли трюм для проветривания, Миша решил испытать этот тифон. Он не нуждался в сжатом воздухе, требовалось лишь подать питание на встроенный компрессор. Миша деловито подключил провода, спустился в трюм, и включил пускатель устройства, призванного предупреждать встречные суда о своем присутствии за много миль. У него возникло впечатление, что внутри у него взорвалась бомба. В замкнутом пространстве трюма прозвучал басовый вибрирующий звук такой силы, что Миша едва не потерял сознание. Все его тело колебалось в унисон с мощной металлической мембраной в недрах тифона, и ему понадобилось несколько секунд, чтобы сообразить, как прекратить эту пытку. Тифон замолчал, но теперь его вид внушал инстинктивный страх, как будто действительно превратился в ужасное мифическое животное, от которого произошло его название. Миша проворно выскочил из трюма, и увидел на шлюпочной палубе озабоченного вахтенного штурмана, который пристально всматривался в горизонт.
-Это я тифон проверял, - пролепетал Миша, продолжая вибрировать с заданной частотой.
-Предупреждать нужно, - успокоился встревоженный штурман. – Голос-то незнакомый, я бегаю, ищу судно, с которым мы вроде бы сближаемся, а это Миша шалит.
На всех судах имелись узкопленочные киноаппараты, а должность штатного киномеханика по традиции принадлежала судовому электрику. За это полагалась небольшая доплата, хотя фильмы обычно крутили все, кому не лень. Смотреть кинофильмы в столовой команды стало жарко, и Миша решил крутить их на кормовой палубе. Киноаппарат он надежно закрепил на кормовом швартовом шпиле, экран повесил на мощных буксировочных кнехтах, матросы изготовили несколько скамеек, и теперь по вечерам весь экипаж с удовольствием и в полном комфорте дымил сигаретами, и смотрел выученные наизусть фильмы.      
На «Алмазе» был штатный кондиционер, который не включали, вероятно, со времени перегона судна на Дальний Восток. Теперь он был бы очень кстати. Механики попытались его запустить, однако холода он не производил. Кондиционером занялся механик-наставник из пароходства, который находился на судне в этом рейсе. Он провозился с ним три дня, но добиться полной мощности от кондиционера ему так и не удалось. Из вентиляционных сопел в каютах шел воздух почти такой же температуры, какая была за бортом. Каюта Михаила находилась над машинным отделением, в котором жара достигала 70 градусов, и палуба была всегда горячей. Спать, обливаясь потом, было очень не комфортно, и Миша решил оборудовать себе ложе в спасательной шлюпке, поскольку на открытой палубе была вероятность попасть под дождь, который часто шел по ночам. Он перенес в бот свою постель, натянул шкертики, с помощью которых можно было открывать и закрывать круглые носовой и кормовой люки, не вставая с постели. Встречный ветерок продувал бот насквозь, если люки были открыты, и иногда Мише бывало даже холодно под утро, поэтому дистанционное управление люками было очень удобно. Еще он протянул в бот кабель, и повесил маленькую лампочку, чтобы можно было читать перед сном, как он обычно всегда делал.
Переход подходил к концу, и однажды утром судно вошло в устье реки Сайгон. Это была большая река с желтоватой водой. На борт поднялся маленький сухой вьетнамец-лоцман, который уверенно вел судно по извилистому фарватеру добрых шесть часов. На ближнем берегу стояли деревни и отдельные хижины, хорошо были видны их жители, которые приветствовали экипаж. Наконец показался город. Сайгон была рекой большой и полноводной, и до противоположного берега была добрая миля.
«Алмаз» пришвартовали к плавучему причалу, на борт поднялись представители местных властей, и полицейские с огромными кобурами на щуплых маленьких телах. Один из них поселился на судне, хотя в судовую жизнь не вмешивался.
Огромный док, который предстояло буксировать, находился где-то в устье реки, а океанский красавец-буксир «Барс» стоял у соседнего причала. Моряки двух судов быстро познакомились, ходили в гости, в основном на «Барс», в помещениях которого стояла приятная прохлада. В первый же день коллеги рекомендовали экипажу «Алмаза» поменять капроновые швартовые канаты на стальные тросы, поскольку капрон пользуется во Вьетнаме большим спросом, и по ночам аборигены обрезают швартовые концы, рискуя жизнью. «Рискуя жизнью» в полном смысле слова, впоследствии полицейский, который жил на судне, невозмутимо сообщил, что если обнаружит попытку воровства судового имущества местными жителями, будет стрелять на поражение. И глядя на его невозмутимое лицо, никто из моряков не усомнился в этом.
Ежедневно по утрам к судну подходили лодки с целыми семьями, которые были готовы взять все, что им предлагали: конфеты, печенье, чай, мыло, старую робу, буквально все. Когда поток подарков стал иссякать, аборигены предложили торговлю. Они привозили местные лекарства, сушеный Женьшень, изделия из керамики, фрукты, и прочее. Взамен просили сигареты, которые, как выяснилось, приравнивались к денежным купюрам.
Вьетнамцы в лодках вызывали симпатию у всех моряков. Они были смешливые, общительные, и довольно симпатичные. Их разговор очень напоминал птичий щебет, тонкие голоса не умолкали ни на минуту. Большой интерес вызывал способ управления лодками. У лодок было одно или два весла, которые аборигены не вынимали из воды, а разворачивали лопасть весла параллельно течению после каждого гребка. На конце весла была перекладина, которая позволяла им делать это очень ловко. Причем, если руки у них были заняты, они совершенно естественным движением перехватывали весло пальцами ноги, и продолжали грести, как ни в чем не бывало. Это было похоже на фокус, тем более что течение реки было довольно быстрым, и удерживать лодку неподвижно было трудно. Тем не менее, лодки стояли, как на якоре. Моряки предлагали закрепить швартовые концы на судне, чтобы не грести весь день, но вероятно на это существовал строгий запрет, потому что никто никогда не поднимался на борт судна, и не подавал швартовый конец.
В город русских моряков не пускали, советские порядки попали в благодатную вьетнамскую почву, и дали тут свои плоды, присущие всем тоталитарным режимам – железный занавес, неограниченные права полиции, всеобщая подозрительность и «враги народа». И еще крайняя нищета, которую и призвана защищать народная армия и полиция.   
Между тем, эта веселая торговля нравилась обеим сторонам, и продолжалась целыми днями до пяти часов вечера. В пять часов все лодчонки, как по команде, покидали акваторию. Спросили полицейского, в чем дело, он объяснил, что таков порядок.
-А если кто-либо останется?
-Буду стрелять.
-В воздух?
-Нет.
Полицейского звали Хон Джи, и он не скрывал своего удовольствия, насколько полицейские вьетнамцы умеют его проявлять,  тем фактом, что ему оказано высокое доверие, и поручен такой важный и ответственный пост. А также тем, что русские моряки предлагают ему так много вкусной еды. Иногда его приглашали в каюту, где угощали вином или водкой, и тогда он стал ежедневно ненадолго отлучаться, и приносил каждый раз бутылку местной водки, настоянной, по-видимому, на травах. Водка была скверная, но моряки не роптали.
Из керамических изделий вьетнамцы привозили больше всего керамических слонов, всевозможных размеров и форм. Но однажды Михаил увидел в одной из лодок красивую напольную вазу. Он подумал, что такая ваза была бы замечательным подарком для сестры Ирины, да и Катя будет рада, если в доме появится такая большая и красивая ваза. За вазу маленькая вьетнамка просила десять пачек сигарет. Накануне Миша обратился к артельщику за сигаретами, и тот сказал, что капитан запретил выдавать сигареты из артелки до выхода в рейс, поскольку эта торговля  приведет к тому, что экипаж останется без сигарет. Один блок «Явы» он все же выдал Михаилу, и теперь у него было пачек двенадцать, менять их на вазу – значило бы остаться без сигарет до выхода из Вьетнама. Тогда он решил экономить сигареты, и если удастся, обменять оставшиеся сигареты в последний день перед выходом. К вечеру ему пришла идея спросить артельщика, нет ли у него других, менее популярных сигарет.
-Слушай, у меня же валяется не распакованный ящик сигарет «Новость», которые никто и никогда курить не станет. Бери, сколько хочешь.
-Давай шестьдесят пачек.
С тремя большими блоками «Новости» Миша вышел на палубу, когда до пяти часов оставалось минут двадцать. Он подозвал вьетнамку с вазами, и показал ей сигареты. Она подумала, и сказала, что вазу отдаст за десять больших пачек, или за пятнадцать маленьких. Миша отдал ей сорок пачек, сказал, что это презент, получил две большие вазы, и в придачу керамическую пепельницу в виде льва, а за третий блок выменял у другого вьетнамца большой пакет сушеного Женьшеня для многочисленных бабушек и дедушек Кати.
Когда его коллеги увидели, чем он расплатился, все ринулись в артелку, и за короткий срок разобрали почти две тысячи пачек сигарет, всю «Новость», которая хранилась там уже несколько лет. Однако торговать в этот день им уже не пришлось, поскольку время торговли закончилось.
Утром все, кому досталась вожделенная «Новость», вышли на палубу с десятками блоков уникальной валюты. Однако вьетнамцы впервые встретили предлагаемый товар не улыбками, а сердитыми восклицаниями и отрицательными жестами, и отказались брать эти сигареты даже даром. Вся «Новость» так и осталась во Вьетнаме, в мусорном баке на берегу.

                Глава 11
                Катастрофа.

В городе, который местные жители продолжали называть Сайгоном, игнорируя официальное название, экипаж все же побывал. До него оказалось довольно далеко, экипаж везли на стареньком автобусе ПАЗ, советского производства.  Показали музей боевой славы, где Мишу поразили средневековые орудия пыток, которые применялись во вьетнамской войне, вероятно, обеими сторонами. При виде этих чудовищных изобретений, его богатое воображение содрогалось от омерзения и протеста. И пришла мысль о том, что пытки начинаются там, где начинается религия. Сначала кровавые жертвы язычников, потом дьявольская жестокость инквизиции, и лишь потом застенки НКВД и гестапо.
Музей испортил ему настроение, может, поэтому город показался ему унылым и жалким.   
Судно простояло в порту неделю. На прощание власти подарили каждому члену экипажа местные изделия: рядовому составу по керамической вазе, комсоставу – большие керамические слоны. Потом «Барс», а за ним и «Алмаз» отправились в дельту Сайгона, где стоял на якорях док. «Барс» подал буксир, и вывел док в Южно-Китайское море. «Алмаз», в свою очередь, подал свой буксир на «Барс», и пошел в авангарде каравана.
Миша отправил Кате несколько радиограмм во время перехода на юг, и получил две ответных. Во время стоянки в Сайгоне радиограммы не отправлялись и не принимались, и по выходу Миша сообщил Кате, что возвращается, хотя переход затянется больше чем на месяц. На второй день после выхода из Сайгона по трансляции Стрельцова вызвали в рубку. Услышав это объявление, Миша внутренне вздрогнул, и ощутил неосознанную тревогу. Старший помощник вручил ему радиограмму, и по лицу старпома Миша догадался, что радиограмма не из приятных.
Со все возрастающей тревогой Миша развернул стандартный бланк, и прочитал: «Катя почувствовала себя плохо, положили в больницу». Никаких объяснений в радиограмме не было, и это тревожило больше всего. Сообщение отправлял Павел Кириллович, и это также было не совсем обычно, потому что раньше письма и телеграммы всегда отправляла Людмила Павловна.
Миша спустился в каюту в полной растерянности. Катя ни разу ничем не болела, кроме легкого насморка, и он знал, что не болела она и в детстве. Он десятки раз прочитал сообщение, надеясь найти в нем то, чего там не было. Было ясно, что речь идет именно о болезни, а не о какой-то травме. Но не прошло еще и месяца, как он видел Катю совершенно здоровой, и вдруг больница.
Он отправил радиограмму с просьбой сообщить, что случилось.
На душе у него было очень тяжело, он старался найти причину своей сильнейшей тревоги, которая казалась ему чрезмерной, но мысль вращалась вокруг этой зловещей радиограммы, и угнетала его все сильней.
На ужин он не ходил, вместо этого залез в свой бот, и попытался читать. Взгляд проваливался сквозь книгу, устремляясь в бесконечность, и вдруг он вспомнил свои давние мысли о некой скрытой опасности, которую он однажды не то почувствовал, не то придумал. Эта мрачная мысль пришла к нему совершенно неожиданно, едва ли не накануне свадьбы, когда он находился в апогее своего счастья. Сейчас эта мысль вызвала в нем ярость, от которой он заскрежетал зубами. «Да что же ты накликаешь беду!» - прошептал он.
Усилием воли он таки заставил себя читать, и гнал от себя всякие мысли, но и книга была отнюдь не веселая, это был «Идиот» Достоевского. Он читал до глубокой ночи, боясь отложить книгу, зная, что его кошмарные мысли немедленно хлынут в его сознание. Так с книгой он и уснул, утомленный этой жестокой борьбой с собственным сознанием.
Весь следующий день он ждал сообщения, но оно не пришло. Отправить свою радиограмму Миша не решился, хотя если бы его спросили, что его удерживало, он не смог бы ответить. Весь день он лихорадочно работал, придумывая для себя все новые дела, причем в машинном отделении, где стояла жара, грохот дизелей и запахи горючего. Вечером он снова забрался в свою шлюпку, к своему «Идиоту».
Перед обедом пришла радиограмма: «Кате сделали операцию, состояние тяжелое, находится в реанимации».
Михаил метался по судну, не зная, что предпринять. Он взял себя в руки, зашел к капитану, и попросил при первой же возможности пересадить его на судно, которое идет во Владивосток. Романьков уже все знал, и сказал, что проследит за этим, но вероятность слишком мала, поскольку караван идет в стороне от морских путей. С этой же просьбой Миша подходил ко всем штурманам, и все они обещали немедленно доложить капитану, если заметят попутное судно.
Он снова спустился в машину, чтобы занять свои руки, а главное голову, но на этот раз у него все валилось из рук. Он ушел в шлюпку, и не показывался из нее весь день. Кто-то из матросов принес ему еду, но она так и осталась нетронутой. Михаил думал о том, что если бы он находился рядом с Катей, он смог бы поделиться с ней своей кровью, он отдал бы ей всю свою кровь, и Катя немедленно пошла бы на поправку. Он представлял себе две вплотную стоящие кушетки, на которых они с Катей лежат неподвижно, соединенные трубкой, по которой течет его кровь. А еще они смотрят в глаза друг другу, и его здоровье и сила вливаются и по этому каналу в больное Катино тело. И это тело наполняется силой, болезнь уходит, Катя слабо улыбается, берет его за руку, у нее появляется румянец, и снова расцветает ее неземная красота. Он безмолвно обращался к жене, просил ждать его, просил взять его силу, и опереться на нее, обращался к телепатии и к волшебству. Он вспомнил давно прочитанную книгу Джека Лондона «Межзвездный путешественник», в которой главный герой научился покидать свое тело, и перемещаться во времени и в пространстве. Он пытался покинуть свое тело, и витать в скорбной палате, где лежала любимая жена, которая смогла бы обнаружить его присутствие, и тогда он опустился бы в ее больное тело, и изгнал бы из него неведомую болезнь.
Бесконечная карусель скорбных мыслей незаметно перешла в спасительный сон без сновидений. Разбудил его какой-то звук на палубе, часы показывали девять часов восьмого апреля.
Он быстро умылся, и побежал в радиорубку. Сообщений для него не было.
Сообщение пришло вечером. Из него Михаил узнал, что Кати не стало.
Он стоял у фальшборта в густых сумерках, и его сердце разрывалось от тяжкой печали. Печаль была, но ощущение того, что Кати больше нет, не могла проникнуть в сознание. Он видел ее лицо и улыбку, она была совсем рядом, и только прикоснуться к ней было нельзя.
Он очнулся от прикосновения. Рядом стоял третий электромеханик Женя.
-Миша, что ты тут стоишь?
Напряженный голос парня Миша понял так, что его подозревают в мыслях о суициде.
-Не беспокойся, Женя, у меня теперь много дел, так что не до глупостей. Пойду в шлюпку.
Три дня он почти не выходил из шлюпки, его мысль путешествовала по  закоулкам памяти, и все три дня перед глазами стояли орудия пытки, которые он видел в музее полторы недели назад. Он в деталях видел тиски для головы, костоломную машину, «испанский сапог», гильотину, весь дьявольский инвентарь, а также способы его применения. Ему невыносимо было все это видеть, но эти видения становились все отчетливей и ярче. Наяву и во сне они стояли перед глазами, и грань между этими состояниями стала исчезать. В голову пришла мысль, что именно так люди сходит с ума. Он выбрался из бота, собрал посуду с едой, которой оказалось немало – оказывается, ему приносили еду, спустился в каюту, привел себя в порядок. Не хотелось ничего делать. Сел на свою койку, но тут же встал, и спустился в машину. Стал наводить порядок в своей мастерской.
Так потянулись дни и недели. Тело автоматически выполняло заданную программу, даже отвечало на вопросы, но в мыслях царило полное безразличие.
Караван двигался со скоростью шесть-семь узлов, горизонт был чист, ни попутных, ни встречных судов не попадалось до самой Японии. 10 мая караван вошел в бухту «Золотой Рог» для таможенного досмотра и пополнения всех судовых припасов.    
В тот же день Миша прилетел в Москву, а утром следующего дня вошел в квартиру Катиных родителей.
Людмила Павловна рассказывала, как все произошло, сдерживая слезы.
Она встретила Катю с Маринкой в Москве, и все вместе они отправились домой. Катя выглядела усталой, что вполне естественно для такого перелета. Однако шли дни, а усталость не проходила. Она была вялой и бледной, хотя ни на что не жаловалась. Состояние ухудшалось. Вызвали «скорую помощь». Врач ничего не обнаружил, прописал постельный режим и глюкозу, еще какие-то лекарства. Но Катя продолжала таять. Ее положили в больницу с диагнозом  легочного заболевания, которое и пытались лечить. Дело дошло до операции, и только тогда выяснилось, что у Кати болезнь крови, «апластическая анемия», - как назвали это врачи. Эта операция и убила Катю. Миша вспомнил, что перед отъездом Катя и ему показалась вялой, и он тогда решил, что эта вялость – последствия усиленных занятий. Оказывается, она уже была больна. Но откуда могла у нее появиться такая болезнь, если ни у кого из ее родственников ни по линии матери, ни по линии отца, такой болезни никто и не слышал. Кто-то высказал мысль, что это радиоактивное облучение. И тогда Миша вспомнил, что незадолго до отъезда Катя проходила медкомиссию, которая включала и рентген. На древних рентгеновских аппаратах могла зависнуть кнопка или реле, и доза облучения оказалась смертельной. Эту версию нельзя было ни доказать, ни опровергнуть.
Маринка показалась Михаилу худенькой и бледной. Она уже хорошо разговаривала, но про маму не задавала вопросов, и не упоминала о ней. Впоследствии Миша заподозрил, что ее детский ум воспринял исчезновение матери, как личную обиду, которая осталась у нее на уровне подсознания на всю жизнь. Теперь все свое внимание Миша сосредоточил на маленькой дочери, и всегда был с ней.
После посещения кладбища Миша задумал поставить гранитный памятник на ее могилу. На кладбище стояли однотипные памятники, как хрущевские пятиэтажки, или как шкафы в каждой квартире, или как жильцы этих квартир.
На окраине города был большой карьер, из которого еще недавно добывали гранит. Миша спустился в карьер, и долго блуждал по нему, пока не наткнулся на глыбу, которая сразу привлекла его внимание. Глыба напоминала взметнувшуюся волну. И он понял, что хочет сам ее обработать, хотя понятия не имел, как обрабатывают гранит, и какие для этого нужны инструменты. Но не сомневался, что сумеет ее обработать. В ближайшие выходные они приехали к карьеру с Павлом Кирилловичем, который предложил перевезти глыбу к дому его матери. Они нашли автокран и грузовик, и в этот же день глыба была доставлена к воротам частного дома бабушки Любы.               
С помощью тали глыбу затащили во двор, в котором пять лет назад проходила свадьба. Теперь сюда ежедневно Миша приезжал для того, чтобы в этой скорбной работе растворить свою горечь и тоску. Целыми днями он долбил неподатливый камень сначала зубилом, потом Павел Кириллович принес ему с работы крупные старые развертки из высокопрочной стали, которые Миша затачивал на наждачном круге во дворе. Потом знакомый архитектор Ирины раздобыл для него бучарду – инструмент, которым пользуются скульпторы, и работа стала двигаться быстрее.
Маринку он всегда приводил с собой, и она играла во дворе, приходила к нему с вопросами, но никогда не спрашивала, что он делает. Вероятно, она понимала, над чем трудится отец, но эта тема была табу для нее. Жизнь на свежем воздухе укрепила ее здоровье, она стала гораздо веселее и подвижней. С бабушкой Любой жил ее младший сын Валерий с женой Валентиной и с двумя детьми, поэтому Маринке было с кем поиграть. Людмила Павловна  склоняла Михаила к тому, чтобы он оставил Маринку в Запорожье, и приводила много убедительных доводов. Он и сам понимал, что ребенку в неполных два года не сможет оказать необходимый уход. И хотя ему очень хотелось, чтобы Маринка была с ним, вынужден был согласиться.
 Кладбище располагалось недалеко от дома бабушки Любы, и Миша часто ходил проведать могилу Кати, иногда с бабушкой Любой, с которой они подружились.

К концу его отпуска памятник был готов. В глыбу была глубоко врезана полированная площадка, на которой были вырезаны имя и фамилия Кати, и подготовлено место для барельефа. Сбоку была еще одна площадка, на которой Миша предполагал расположить металлическую плиту с эпитафией. Устанавливать памятник предполагалось в следующем году.


Михаил вернулся в свой опустевший дом, в котором пахло сыростью и запустением. Сырость быстро ушла, запустение осталось.
«Алмаза» в порту не оказалось, а две вазы, которые Миша выменял во Вьетнаме, дожидались его в электромастерской, куда их принесли моряки.
Миша стал работать на прежнем месте, а в тусклые и безрадостные вечера лепил барельеф Кати по ее фотографиям. Никакой склонности к подобному творчеству он не имел, поэтому сходства никак не мог добиться. Да и возможно ли воспроизвести в бездушном материале живую и слепящую красоту этого лица!
Над барельефом Миша трудился всю осень, и остановился только тогда, когда добился отдаленного сходства.
С таким же трудом он пытался найти слова для эпитафии. Он ходил в библиотеку, где перечитал столько стихов и поэм, сколько не прочитал за всю свою жизнь, и ничего не смог обнаружить. Однажды где-то у Некрасова промелькнули слова: «Мала слеза, но в ней избыток чувства…» Они долго крутились в его мозгу, и эпитафия сложилась сама собой.




                Эпилог.
 
Каждый год Михаил приезжал в отпуск к Маринке, а когда она пошла в первый класс, почувствовал, что теряет дочь. Людмила Павловна не хотела расставаться с Маринкой, а забрать ее силой, значило нанести психическую травму девочке. А Маринка стала замкнутой и впечатлительной, к тому же Миша понял, что своей любовью и авторитетом Людмила Павловна подавляет ее, и у Маринки развивается комплекс неполноценности. Ей срочно нужна была полная свобода, поэтому он твердо решил забрать ее следующим летом.
В очередной отпуск он летел, имея на руках два обратных билета, на себя и на Маринку. Вероятно, Людмила Павловна стала ревновать Маринку к отцу, потому что даже в Крым отпускала ее с неохотой. Мише пришлось настаивать достаточно настойчиво, и в Крым они поехали.
В последний день перед отлетом он позвонил в Запорожье, и сказал Людмиле Павловне, что увозит Маринку на Камчатку. Она рассердилась очень сильно, и Мише пришлось выслушать много неприятных слов. Он это предвидел, а поступил именно так потому, что знал, что если расскажет о своем намерении в доме бабушки, первое, что она сделает, это спросит Маринку: «Маринка, ты хочешь лететь с папой?» И испуганная Маринка ответит «нет».
После отдыха в Алуште они с Маринкой приехали в симферопольский аэропорт. Над выходом на взлетное поле горела большая надпись «Петропавловск-Камчатский». Маринка спросила:
-Папа, куда мы летим?
-Мы летим домой, - ответил папа.
И лишь в самолете Михаил объяснил дочери, что летят они на Камчатку, где она родилась, и где находится ее дом.
-А что скажет бабушка?

Отношения с Людмилой Павловной у Михаила наладились довольно быстро, и через три года Михаил отправил Маринку к бабушке без опасений. Вероятно, и она поняла, что детей должны воспитывать родители, и не сердилась на Михаила. Сам он посетил родителей Кати лишь много лет спустя, когда Маринка уже заканчивала в Москве второй институт. И выросла она такой же красивой, как мама. Сбылось то, о чем Михаил написал на эпитафии:



                Тебя природа щедро одарила:
                Умна, красива, женственна, чиста.               
                Как рано жизнь твою похитила могила!
                Как тяжела могильная плита!

                Мала слеза, но много в ней печали
                У тех, кому ты счастье, и любовь, и жизнь
                успела подарить.
                Ты юной умерла,               
                Воскресни в той, кому ты жизнь дала!