Петр Алексеевич лежал на диване с сердечным приступом.
Он смотрел телевизор, по которому показывали фильм «Пассажир с «Экватора»» и иногда, не в силах сдержаться, стонал:
- О-о-о… о-о-о!..
В дверь заглянула супруга Зинаида и раздраженно сказала:
- Заткнись!
Она ушла, а Петр Алексеевич назло ей простонал:
- Господи! Сдохнуть бы поскорее!..
Сердце в его груди ныло, болело и мелко, вразнобой, частило.
Петр Алексеевич был сердечником со стажем, он страдал от сердца уже седьмой год.
Только сердечные больные знают, как это тяжело, иметь больное сердце, быть, так сказать, обрученным со смертью, или, говоря другими словами, быть со смертью на «ты».
Конечно, сейчас многие лезут в больные, но больной с язвой желудка или, допустим, с вырезанной щитовидкой, не думает всерьез о смерти. Она им кажется чем-то далеким, не имеющим к ним прямого отношения. И только сердечники ежеминутно ощущают всю эфемерность своего бытия, всю тонкость нити, на которой висит их жизнь, и когда мотор начинает барахлить, ложатся на диван и смиренно ожидают конца.
Правда, у Петра Алексеевича был еще не самый худший вариант – у него была всего лишь мерцательная аритмия, так, пустяк. В принципе, ее можно было вылечить, просто у него не было денег. Надо было ехать в Киев, в Институт Амосова, а там цены такие, что можно остаться без штанов.
- С вашей аритмией, батенька, до девяноста живут! – успокоил Петра Алексеевича доктор, узнав, что денег нет.
Петра Алексеевича это здорово поддержало. Он и сам так думал. Он уже столько раз собирался умирать, а сам не умер, что, мало-помалу, перестал бояться; перестали тревожиться и звонить родственники; перестала жалеть жена.
Правда, он немного похудел и побледнел, но от этого стал только интереснее. Плохо только, что пришлось бросить любимую работу кондуктора и пойти в ночные сторожа, а так ничего.
«В-общем, - думал Петр Алексеевич, - мы еще повоюем!». И, непонятно к кому обращаясь, добавлял: «Не дождётесь!».
«Пассажир с «Экватора»» закончился, начались «Акваланги на дне», тоже про шпионов. Петр Алексеевич в последнее время полюбил канал «Детский мир», а политику, которую раньше обожал, совсем забросил.
- О-о-о!.. – громко простонал он и, поглядывая на экран, стал думать свою неотступную горькую думу.
Давно уже беспокоило его здоровье жены, особенно это ее покашливание, сухое и, видимо, ставшее для нее привычным. А ведь ее мама, теща Петра Алексеевича, умерла от альвеолита. Так называется заболевание, когда легкие постепенно ссыхаются, удушая больного. Это долгая, мучительная смерть. Не передать, как горевал Петр Алексеевич на похоронах любимой тещи. Какие вареники она лепила! А какие пекла струделя – ой-ей-ей-ей!
На кладбище рабочие уронили гроб головой вниз и пришлось доставать его из могилы, раскручивать и заново укладывать в большом гробу маленькую, усохшую тещу. Петр Алексеевич плакал как ребенок, а жене и ее сестре Анжеле Евсеевне давали нюхать нашатырь.
Петр Алексеевич не решался обращаться к супруге со своими мыслями относительно ее кашля, зная ее характер, неблагодарный и мстительный. Что ж, чему быть, того не миновать, он готов ко всему – придется, видно, доживать свой век одиноким стариком, дряхлым и никому не нужным!
Петр Алексеевич так растравил себе душу, что начал шмыгать носом. Немного успокоившись, он продолжил смотреть фильм «Акваланги на дне», совершенно испорченный украинским дубляжем.
Время от времени он машинально стонал.
В маленькой комнате Зинаида Евсеевна перекладывала вещи в шкафу.
В коробке из-под гэдээровских сапог она нашла то, что искала – свадебные брюки Петра Алексеевича. Они были еще совсем новыми, он и надел-то их всего два или три раза – ему казалось, что в них у него большая задница. «Аполлон нашелся! – раздраженно подумала Зинаида Евсеевна. – Бельведерский! Зато сейчас – ни задницы, ни рожи!» На вешалке, одетые одна на другую, висели рубашки Петра Алексеевича. Была одна очень приличная кремовая тенниска, но с коротким рукавом было нельзя. Белая рубашка была тоже приличная, только чуть-чуть пожелтел воротник.
На ноги же она планировала бежевые полусандалии в дырочку, фирмы «Саламандра». Их она купила у фарцовщика за сорок пять рублей, тех, советских. Любила она этого вурдалака, этого засранца, Петьку, ох и любила, дура!.. Сандалии он тоже почти не носил, потому что кто-то сказал, что они бабские.
На дверке шкафа висел галстук Петра Алексеевича, постиранный и выглаженный. Зинаида Евсеевна сняла галстук с крючка, задумчиво покрутила в руках, представила его на белой груди лежащего в гробу Петра Алексеевича, и повесила галстук на место.