Коллекторский привет

Дмитрий Спиридонов 3
                (из цикла "Госпожа Журавлёва")



Подобного кошмара Любовь Петровна за свою 37-летнюю жизнь не испытывала ни разу.
 
Крепко связанная, женщина беспомощно лежит кверху задом на обшарпанной школьной парте в тёмном загаженном подвале, освещённом мутной сорокаватткой. Её голова задрана кверху и насажена ртом на укреплённый в стене пластмассовый фаллос из магазина интимных игрушек.
 
Фаллос остроумно заменяет пленнице кляп. Опустить лицо, отодвинуться, соскользнуть ртом с пластикового штыря Любовь Петровна не может. Чем оттолкнёшься от стены, если согнутые ноги и руки за спиной крепко привязаны ремнями к свисающему с потолка металлическому кольцу?

Выгнутая, неестественная поза не позволяет арестантке шевелиться. Натянутые под потолок ремни держат Любовь Петровну в полуподвешенном состоянии, из-за чего она касается липкой парты лишь грудью и животом. Спереди закинутую голову фиксирует торчащий фаллос-кляп, а сзади светло-пепельные волосы собраны в хвост резиновым жгутом, один конец которого обмотан вокруг связанных лодыжек, а другой пропущен через промежность и закольцован на полной талии.

Вся эта сложная садистская система удерживает пленницу-должницу подобно бабочке, пришпиленной булавкой к картонке. Любое невинное движение корпусом, или связанными за спину руками, или подвешенными к кольцу ногами, заставляет Любовь Петровну хрипеть от изуверской боли. Фаллос-кляп раздирает ей рот, розовый медицинский жгут тянет одним концом за волосы, а другим – глубоко въедается в дамский пах, прессует половые губы, неумолимо жжёт натёртый задний проход, словно туда плеснули йодом.
 
Перед связыванием пленницу раздели практически догола. Из скудного гардероба на Любови Петровне уцелели голубые трусики и бюстгалтер, да чёрные облегающие сапоги до середины бедра. Потные ляжки в капроновых колготках цвета ясеневой коры блестят, словно ламинированные. Прочую одежду у женщины отняли и бросили в угол. Колготки и голубые трусики не защищают распухшее, мокрое интимное место пышнотелой заложницы от безобразных проделок жгута.
 
Проходящие вдоль стены ржавые железные трубы отопления противно булькают и дышат сырым жаром, заставляя Любовь Петровну захлёбываться собственным потом. Голубые трусики переполнились пахучими сексуальными выделениями. Воняют слежавшиеся подмышки, из голенищ высоких лакированных сапог смердят пальцы ног, обтянутые влажными несвежими колготками.
 
Женщина не видит перед собой ничего, кроме грязно-бурой кирпичной стены в лохмотьях плесени и основания мерзкого фаллоимитатора, а все её ощущения свелись к скользкому пластиковому стержню во рту и мозжащей, рваной боли в мышцах, суставах, сухожилиях, перехлёстнутых ремнями. Океан горячей лавы кипит в скрученных локтях и щиколотках, в раскроенной жгутом промежности, в заломленных шейных позвонках.
 
Корням крашеных светло-пепельных волос, грубо стянутых в клубок, тоже больно. Едва Любовь Петровна пытается изменить наклон головы, как зафиксированный на затылке жгут грозит содрать с неё половину белокурой причёски вместе со скальпом. Фаллос, прибитый к кирпичной стене, пружинит, распирает залитый слюной рот, давит на нёбо и на язык. Отвратительно и безвыходно. С нижней губы женщины на парту падают капли белёсой пены.
 
Глаза пленницы остекленели. Ей осталось только тупо терпеть пытку болью и неподвижностью, да молиться о скорейшей потере сознания. Бёдра в синтетических ясеневых колготках преют от удушающей влаги. Жгут в паху бесстыдно раздвинул интимные губы под трусиками, впился между ними, разделил напряжённые женские детородные органы надвое, как «козье копытце». Особенно чутко на чужеродное вторжение отреагировал трепетный гребешок возбуждённого клитора. Он «поднимает голову» и недовольно топорщится под тесной уздечкой.

***
 
Незадачливая должница стала жертвой неизвестной коллекторской фирмы. Её бесцеремонно похитили средь бела дня с порога собственной квартиры, заткнули рот, надели наручники. Приволокли в подвал, обнажили до колготок и нижнего белья. Распластали по столу, загнули за спину руки и ноги, надвинули распахнутым ртом на горизонтально торчащий фаллоимитатор. Привязали руки и ноги к кольцу наверху, а волосы соединили с пахом тугим резиновым жгутом по принципу «тяни-толкай» - на разрыв.
 
Впрочем, надо бы начать с самого начала.

Чуть больше месяца назад Любовь Петровна разбила своей скромной «пятёркой» соседский «мицубиси паджеро». Свободных денег у виновницы ДТП не было, но и затягивать с оплатой ремонта иномарки не хотелось. Сосед Рафис Хаджиев занимался частным извозом, и каждый день простоя оборачивался ему прямым убытком.
 
На следующий день женщина забежала в ларёк экстренных «займов по паспорту» и срочно попросила в кредит 20 тысяч рублей. В ларьке за стойкой сидел бесцветный парнишка, похожий на голенастого исхудавшего богомола. Богомола звали Амин. Имя показалось Любовь Петровне забавным. Она хихикнула про себя. Почти «аминь». Тогда ей ещё было весело.
 
Ростовщик Аминь плотоядно осмотрел нарядную и пышную посетительницу. Бюст под стильной красной курткой Любовь Петровны не уступал по величине планетам-близнецам Марса, крутые бёдра облегала короткая кожаная юбка выше колен. Пряничные коленки и икры в колготках сияли, будто облитые шоколадной глазурью.
 
На ягодицах женщины под искусственной кожей юбки рельефно выпирали резинки трусиков, похожие на «птичку», начерченную карандашом. Таких птичек рисуют детишки в садике – в виде тонкой галочки. Когда Любовь Петровна мерно переваливала ягодицами при ходьбе, крылья «птички» прыгали вверх-вниз, образуя две косые сексуальные складки на полусферах огромного зада.
 
Оформляя документы, богомол Аминь неотрывно наблюдал за нервной посетительницей, колышущей марсианским бюстом, за её пряничными коленками в колготках.
 
- Напоминаю, что мы не благотворительная организация, - скрипучим голосом говорил Аминь. – Ровно через тридцать дней ждём полного расчёта по кредиту.
 
Любовь Петровна подмахнула бумаги, оставив для связи домашний адрес и номер мобильного телефона, получила деньги и вышла. Богомол Аминь жадным взглядом проводил пляшущую «птичку» трусиков на ягодицах в облегающей юбке.
 
Дома Любовь Петровна наконец-то прочитала подписанный договор и остолбенела. Процент микрокредитной лавочки был просто грабительским. Через месяц вместо двадцати тысяч она должна отдать богомолу Аминю сорок! Вдвое больше. Но делать было нечего, Любовь Петровна понадеялась на удачу. Расплатилась с Хаджиевым за побитый «паджеро» и урезала расходы.
 
К сожалению, удача оказалась не на стороне заёмщицы. На работе бухгалтерше Журавлёвой задержали зарплату. Сроки поджимали. Любовь Петровна слушала от подруг рассказы о зверствах коллекторов, считала дни до возвращения кредита и начинала тихо паниковать. А подруги как нарочно вспоминали самые криминальные сплетни о коллекторских бригадах.
 
- Одной бабе за долги машину во дворе сожгли и бутылку бензина на лоджию закинули! – говорила Людка Болотова.

- Машина – фигня, я почище случай знаю! – кудахтала Альфинур Заянова. – Увезли должницу на кладбище, привязали голой к чьему-то кресту, набросали хворост и грозили поджечь!
 
- Знакомую моих знакомых вообще заковали в наручники, изнасиловали и за ноги в парке повесили, как Буратино! – захлёбывалась Кира Матецкая. – А всего-то пятнадцать тысяч должна была!

***

Любовь Петровна не могла спокойно слушать досужий трёп. У неё пропал сон. Она ещё надеялась, что зарплата не задержится надолго, однако за три дня до выплаты кредита грянул гром: раньше следующего месяца денег на работе не будет.
 
Три дня Любовь Журавлёва металась по городу, занимала и перехватывала деньги. Заложила в ломбард серёжки и три кольца. Даже хозяин побитого «паджеро» Рафис Хаджиев одолжил ей несколько тысяч.
 
- Ты что, Любовь Петровна, у «микрозаймов» на мой ремонт деньги взяла? – сочувствовал сосед, цокая языком. – Глупая женщина! Сама в петлю шею сунула. Это нехорошие ребята. Сказала бы мне, что позже отдашь, выкрутился бы как-нибудь…

К условленному дню в активе Любовь Петровны наскреблось лишь 30 тысяч наличными. Где взять ещё десять, она не знала. Все кнопки были нажаты, все денежные источники исчерпаны. Тысяч двадцать, много двадцать пять, можно выручить за «Ладу-пятёрку» с битым передком, хотя сдавать верные «колёса» за бесценок не хотелось.

«Попрошу отсрочки на недельку-другую, - думала Журавлёва, направляя свои стопы к киоску микрозаймов. – Может, подождут? Что им десять тысяч? Ведь целых три четверти займа сейчас отдам».

Женщина помнила, какими глазами смотрел на неё богомол Аминь. Проверила, ладно ли на ней сидят колготки цвета ясеневой коры и кожаная юбка, достаточно ли выразительны круглые капроновые колени? Эротично ли выкатываются из куртки марсианские планеты-груди?

Всё было тип-топ. Если пококетничать перед этим кредитным сухарём, поиграть ляжками, трусиками-«птичкой» на заду, он смилуется, наивно решила Любовь Петровна.

План не сработал. Вместо богомола Аминя за стойкой киоска женщину приняла размалёванная под проститутку девица. Жуя клубничную жвачку, она подняла документы, сверила сумму и поморщилась:
 
- По договору вы обязаны сегодня отдать сорок тысяч.
 
Играть перед клубничной девицей коленями и трусиками было бесполезно. Любовь Петровна начала лебезить, лепетать и умолять продлить срок проклятого кредита.

- Я не уполномочена решать такие вопросы, - отбоярилась девица. От неё несло не только клубникой, но и пивным перегаром. – Так и быть, давайте свою тридцатку и приходите завтра. Здесь будет менеджер Амин, разговаривайте с ним.

Вечером того же дня, когда Любовь Петровна слегка успокоилась и сидела дома, у неё зазвонил мобильный.

- Любовь Петровна Журавлёва? – проскрипел Амин. – На провалы в памяти не жалуетесь? Сегодня вас ждали с сорока тысячами рублей. Вы недобросовестная заёмщица.
 
Нервно оглаживая свои крупные ляжки в лосинах, Любовь Петровна поспешно объяснила, что тридцать тысяч она сегодня отдала клубничной размалёванной девчонке, а на оставшиеся десять просит недельку-другую отсрочки.
 
И тут Аминь её как монтировкой по голове огрел:
 
- Любовь Петровна, в кассу от вас не поступало ни копейки. Эта девушка уволилась вчерашним числом. Ищите её, если хотите, требуйте деньги назад, но вы по-прежнему должны нам сорок тысяч рублей. А к концу недели набежит сорок пять.

- Что за дикая организация! – взвилась Любовь Петровна, бегая по комнате. – Никакого порядка! Я сама бухгалтер, у нас такая ответственность, такая дотошность, а у вас тридцать тысяч пропало и хоть бы хны!...

- Не кричите, - оборвал скрипучий богомол Аминь. – Любовь Петровна, это не наша организация пришла к вам за кредитом, а наоборот. То есть, либо вы завтра приносите сорок тысяч рублей, либо через неделю, во вторник, – сорок пять.
 
Женщина чуть не швырнула телефон об стену. Её трясло от ярости. Сдобное тело в шёлковом пеньюаре и лосинах бултыхалось, будто свежий холодец в полиэтиленовом кульке.
 
- Какие сорок тысяч? Тридцать я уже отдала, с меня осталось десять! Я в прокуратуру напишу! В полицию на вас заявлю, кровососы! Все стёкла в киоске кирпичом перебью!
 
- Поаккуратнее с выражениями, Любовь Петровна, - вежливо и холодно сказал Аминь, позволив заёмщице выкричаться. – Кстати, сколько вы весите?

- Девяносто килограммов, - машинально сказала Любовь Журавлёва, замирая перед зеркалом.

Она плавно повернулась вокруг оси, любуясь обильными формами собственного тела. Формы походили на виолончель, затянутую в комбинацию и тугие нейлоновые лосины. Две планеты грудей сдобно бугрились в кружевном вырезе.

- Девяносто килограммов, - со смаком повторил богомол. – Теперь представьте, что вам за спиной надели наручники и стали поднимать за вывернутые руки к потолку. Плечевым суставам под вашим весом придётся очень несладко…

- Какие на фиг наручники? – громыхнула Любовь Петровна. – Через неделю отдам ещё десять тысяч – и проехали! Отвяньте!
 
- Мама, всё нормально? – спросила дочь Ленка, заглядывая в комнату. Она тогда ещё не была замужем, жила вдвоём с Любовью Петровной.
 
- Звонят тут всякие … вымогатели! – сдавленно буркнула Любовь Петровна, разрывая соединение. Прошла на кухню, выпила стаканчик припрятанного вина ради возвращения в норму.
 
На незнакомые номера Журавлёва отвечать перестала, но злопамятный Аминь не угомонился. Той же ночью Любовь Петровне на телефон упала фотография толстой обнажённой мулатки.
 
Мулатка в одних белых чулочках стояла на коленях, прикованная цепями за икры и лодыжки к кольцам, вбитым в деревянный пол. Черногубый рот афроевропейки распят проволочным кляпом-бабочкой. В зияющем отверстии видны оскаленные зубы и болтающийся тряпкой красный язык.
 
Любовь Петровна знала, что подобные кляпы предназначены для принудительных занятий с пленником оральным сексом. Проволочная распорка не позволяет невольнице сомкнуть челюсти, и ей без опаски суют в глотку всё, что велит больная фантазия.
 
Руки кофейной красотки были связаны за спину, бюст и промежность опутаны ремнями. Ремни тянули темнокожую пленницу вверх, к потолку, но пристёгнутые цепями колени не давали ей встать на ноги. Гротескно раздутые груди, опоясанные ремнями, вздёрнулись почти до подбородка, вот-вот оторвутся от голого тела. Ремень в паху заставил мулатку беззащитно выпятить живот, туго впился в чисто выбритую промежность. Набрякшие половые губы лепестками вывернулись наружу по обе стороны от вклинившейся уздечки.
 
В довершение пытки буйную кучерявую причёску связанной мулатки смотали «конским хвостом» и тоже приподняли к потолку третьим ремнём. Коленопреклонённая туша пленницы висела над полом за счёт собственных волос, грудей и паховой стропы. Сосуды в белках глаз афроевропейки полопались от боли, проволочный кляп врезался в рот, словно строгий собачий намордник.
 
Под картинкой было написано:
 
«Рада бы взлететь, да долги не пускают!»

Чувствуя озноб, Любовь Петровна с гадливостью разглядывала фотографию неведомой жирной мулатки. Сексуальные пытки, кляпы и наручники Любовь Петровна когда-то неоднократно испробовала на личном опыте. Болтаться подвешенной за патлы и груди, когда ноги прикованы к полу, её совсем не манило.
 
- На испуг берут, жулики, - пробормотала заёмщица, удаляя из телефона жуткую картинку. – Сажают в киоск всяких клубничных шлюх, потом деньги теряются. «Уволилась вчерашним числом»! Верну я ваши десять тысяч, не плачьте. Но сорок пять – это наглость неслыханная. Машину продашь, и то не хватит.
 
Утром взвинченной должнице Журавлёвой прислали ещё один шедевр женского садомазохизма. Мордастая блондинка в виниловом корсете и гольфах томится на четвереньках на специальной подставке из хромированных труб. Живот подпёрт мягким валиком, запястья и лодыжки прикованы к трубам кандалами. Кандалы заперты на замки. Ногти бессильно скоблят по холодному металлу.
 
Во рту мордастой блондинки сидит упругий жёлтый кляп. Пленница истерично смотрит через плечо на обтянутую винилом задницу. К заднице привязан работающий вибратор. К соскам женщины зажимами прицеплены серебряные гирьки. На голых ляжках – яркие полосы. Вероятно, блондинку только что высекли кнутом.
 
Внизу была приписка:
 
«На каждую хитрую жопу у нас найдётся своя насадка».
 
Обе фотографии отправили с незнакомых «билайновских» номеров, а когда Любовь Петровна по очереди перезвонила по ним, то услышала: «набранный вами номер не существует».

- Конспираторы вонючие! Рэкетиры! Отморозки!
 
Задыхаясь от злобы, Любовь Петровна накрасилась, оделась и побежала в киоск микрозаймов. Ей хотелось размазать тщедушного богомола Аминя по офисной стойке. Но размазывать было некого. Киоск оказался закрыт «по техническим причинам».
 
Зачем-то заглянув в зарешёченное окно, женщина набрала в телефоне вчерашний номер, с которого звонил Аминь. Трубку взяли не сразу, только после четвёртого гудка.
 
- Меня нет в городе, я в командировке, Любовь Петровна, - почти дружественно сказал скрипучий ростовщик. – Вы принесли наши сорок тысяч?

- Я за вашу проститутку не ответчица! – выпалила Любовь Петровна, меряя шагами тротуар. На её пышные пряничные ноги в сияющей глазури колготок оборачивались все мужики. – Вчера я отдала ей тридцать тысяч. Через неделю отдам ещё десять, раньше не могу.
 
Аминь скучающе зевнул.
 
- У вас есть квитанция о вчерашнем платеже?
 
Любовь Петровна схватилась за голову. Никакой квитанции клубничная шлюха ей не дала. Как же она прокололась, а ещё бухгалтер со стажем!

- Я лично вручила ей тридцать тысяч рублей! – крикнула женщина в трубку, едва не плача. – Что за бардак в вашем кредитном бюро, почему вы кидаете клиентов? И перестаньте присылать мне порнографию с девками в наручниках!

- Я не рассылаю клиентам порнографию, - нагло соврал недосягаемый Аминь. – Это ваши проблемы. Меня интересует только одно: вы вернёте нам сорок тысяч сегодня или сорок пять тысяч во вторник?

Журавлёва с трудом удержалась, чтобы не бросить трубку. Конечно, подлый богомол Аминь ни в чём не сознается. Со вчерашней уволенной кассиршей она бездарно облажалась, спору нет. Даже квиток не потребовала. Рассылка устрашающих фотографий с подставных номеров – всего лишь метод психологического давления на недобросовестных заёмщиков.
 
Но… мать их за ногу! Выходит, она до сих пор должна этим уродам из микрозайма сорок тысяч рублей, несмотря на то что обвешалась долгами?
 
Хочешь не хочешь, а битую «пятёрку» придётся срочно продавать.
 
- Дайте мне неделю, до вторника, - покорно согласилась Любовь Петровна. От нездорового возбуждения и стресса у неё зачесался пах под сырыми пряничными колготками. Надо спрятаться за киоском, задрать мини-юбку и навести порядок в трусиках.
 
- Значит, до вторника, госпожа Журавлёва, - охотно поддакнул кредитный маньяк Аминь. – Вы приносите ровно сорок пять тысяч рублей, мы принимаем их по-честному, по квитанции, и расстаёмся.
 
- Живодёры, - процедила Любовь Петровна. Нужная сумма не набиралась даже после продажи «Лады-пятёрки».
 
В это время у Аминя на заднем плане раздался дикий женский крик, от которого кровь стыла в жилах.
 
- Что там у вас происходит? – напряглась Любовь Петровна, вспомнив мулатку, подвешенную за груди с бабочкой-кляпом во рту.
 
Фотка явно была скачана из интернета, с сайта для каких-нибудь извращенцев, но крик за плечом богомола-ростовщика женщине совсем не понравился.
 
- Рабочие моменты, Любовь Петровна, которые к вам пока не относятся, - издевательски пропел в телефоне Аминь. – Меня вызвали в служебную командировку по взысканию задолженностей. Сейчас мы тепло общаемся со злостной неплательщицей по имени Рената. Она почему-то забыла, что брала кредит, но наручники и электрические провода в трусах расположили её к диалогу…

- А-а-а! Больно!... – снова заорала таинственная Рената. – Только не в жопу!
 
Любовь Петровна торопливо нажала отбой, зашла за киоск и сунула руку под подол юбочки. Колготки и трусики до нитки промокли от пота.

- Артисток нанимают, народ пугать, - не очень уверенно сказала она себе, подтягивая на бёдрах пряничный капрон. – Посадили к телефону бабу, заставили орать, на меня страх наводить. Провода, кандалы, электричество… шутники, блин! И мои тридцать тысяч тихой сапой закроили, суки!

Женщина выложила в сеть объявление о продаже машины и с утра до вечера ломала голову, где взять вторую половину денег. А садистские картинки шли и шли на её телефон днём и ночью. Любовь Петровна уже устала удалять из мобильного бесконечные изображения полуголых дев: связанных, распятых, висящих, прикованных. В чулках, колготках, латексных костюмах и нагишом. На дыбах, крестах, в клетках и деревянных колодках.
 
Девчонок на фото разнообразно пытали, мучили и насиловали. В дело употреблялись плётки, утюги, вибраторы, удавки, слесарные тисы, секс-игрушки, паяльники и другие бытовые приборы.
 
Обратные номера отправителя никогда не повторялись. Можно было лишь догадываться, откуда у микрокредитного извращенца Аминя столько телефонных сим-карт и столько денег на отправку ММS-сообщений. Всё – ради одной должницы, Любовь Петровны?

К воскресенью на «пятёрку» удалось-таки найти покупателя за двадцать семь тысяч. А в понедельник Любовь Петровну похитили.

В понедельник Журавлёва пришла домой в четвёртом часу дня. Поднялась на третий этаж, сунула ключ в замок. На лестничной площадке не было ни души. Все мысли измотанной женщины крутились вокруг завтрашнего дня, богомола Аминя и недостающих 18 тысяч рублей для расчёта с кредитными бандитами.
 
Откуда на лестнице взялись двое горилл, Любовь Петровна даже не поняла.
 
- Журавлёва – это вы? – спросила одна горилла.
 
Любовь Петровна только кивнула, а в следующую секунду ей профессионально ударили в подвздошную кость, сунули в рот кляп и заломили руки назад. Гориллы потащили женщину вниз, не дожидаясь лифта. На запястьях пленницы щёлкнули наручники, на голову опустился плотный чёрный мешок.

Захваченная врасплох, Любовь Петровна еле поспевала перебирать ногами в высоких сапогах до середины бедра. Ляжки в колготках цвета ясеневой коры ламинированно мерцали из-под короткой юбки с «птичкой» трусиков.

***
 
Женщину в наручниках и мешке водворили в загаженный подвал, раздели, насадили ртом на фаллос в стене и прикрутили за руки и ноги к висящему кольцу. Волосы и промежность стянули розовым медицинским жгутом. Пленница превратилась в бессловесный батон колбасы. После этого несчастная Любовь Петровна пришла к выводу, что подобного ужаса за свою 37-летнюю жизнь не испытывала ни разу.

- Но ведь сегодня ещё понедельник! – хотелось досадливо закричать в лицо гориллам. Однако пластиковый фаллос-кляп пропускал наружу лишь шамканье и фырканье: «афу-фефо-фефик…»
 
Как будто за последние сутки накануне вторника Любовь Петровна действительно наколдует из воздуха ещё восемнадцать тысяч!
 
Убедившись, что полуголая должница на парте надёжно подвешена, связана и насажена на кляп, одна из горилл похлопала её роскошную задницу в ясеневых колготках и голубом островке трусиков.
 
- Полежи, девочка. Выстрел предупредительный, чтобы завтра всё было чики-чики. А теперь - фото на память, в нашу галерею с неплатёжеспособными бабами…
 
Гориллы сфотографировали связанную Любовь Петровну на парте возле душных булькающих труб: с фаллоимитатором во рту, задранным хвостом волос и с резиновым жгутом в промежности.
 
После съёмки гориллы просто ушли из подвала. Даже не попрощались. Даже оставили включенной лампочку-сорокаваттку. Только рук и ног, увы, не распутали.
 
Арестантка немного поворочалась, но быстро поняла, что освободиться из такой позы невозможно. Гориллы не забыли ничего, они туго связали Любовь Петровне все конечности, причёску и промежность. Помимо жестокой боли жгут в паху причинял женщине грубое половое наслаждение. Журавлёва никому не признавалась, что любит весь день напролёт ощущать, как крепкие тесные трусики облегают её лобок, а колготки плотно сжимают бёдра и попу, как любит вечером отдохнуть от забот, трогая себя под одеялом за тайные места. Но сейчас медицинский жгут терзал её гораздо чувствительней и жёстче. В голубые трусики бежал ручеёк сладкой влаги.
 
Не хотелось ни есть, ни пить, ни в туалет. Пленнице оставалось полуобморочно посасывать пластмассовый кляп (всё равно никуда не выплюнешь!) и смиренно ждать неизбежного конца.
 
«Значит, фотографии баб были настоящими?» - равнодушно думала Любовь Петровна, глядя на стену сквозь полуопущенные ресницы. – «Надо же, сколько женщин замучила микрокредитная шайка! Вот и мою фотку кому-нибудь пришлют… Очень скоро».
 
Умереть от вони, духоты, верёвок и полового возбуждения Любовь Петровне не дали. В подвал пришёл бомжеватый мужичок, громко выругался и мигом распилил на пленнице ремни и жгуты.
 
- Вот суки, чо делают! – возмущался бомж, стыдливо отвернувшись, пока жирная должница в колготках и трусиках подбирала с пола одежду. – Подошли, дали двести рублей. Сказали: через полчасика иди в подвал, там девка лежит. Делай с ней, что хочешь, только потом отпусти, нехай валит на все четыре стороны. Она нам завтра живая нужна.
 
Любовь Петровна лихорадочно надевала юбку, кофточку, застёгивала куртку на марсианских планетах-грудях, и умильно слушала спасителя, плохо вникая в суть. Она жива и свободна! До завтра – точно свободна! Ура!
 
- Я же не Чикатило какой-нибудь, связанной бабой пользоваться! – бухтел мужичок. – Знал бы, что тебя тут за космы подвесили – раньше бы прибежал. Я-то думал – в подвале лахудра пьяная спит, или ещё что… А тут – вон что!... Не, я не Чикатило!
 
Справедливо рассуждая, мужичок вряд ли смог бы изнасиловать связанную пленницу, поскольку её рот был занят кляпом, пах спрятан под ясеневыми колготками, перетянут жгутом – не подступишься. И всё же Любовь Петровна была от всего сердца благодарна отзывчивому поддатому бомжу за участие и помощь. С тем они и разошлись.

***
 
Дома Журавлёва около часа отмокала в пенистой ванне, смывала подвальную плесень и грязь, потом ласкала свои женские прелести, натёртые жгутом, пока тело не взорвалось фонтаном сексуального удовольствия. Чуть не завизжала на всю квартиру! А что ещё делать безмужней 37-летней бухгалтерше, дважды вдове, которой сегодня сделали в подвале строгое внушение, а завтра за долги отправят в расход? Восемнадцать тысяч до необходимой суммы Любовь Петровна так и не нашла.
 
Надо было предупредить дочь. Выйдя из ванной в тюрбане из полотенца, Любовь Петровна подозвала к себе Ленку.
 
- Готовься, твою мамочку завтра грохнут. А сегодня я напьюсь вдребезги! – и рассказала дочери всё как есть: про микрокредит, клубничную шлюху, исчезнувшие 30 тысяч, садомазохистские снимки, про Аминя и про подвал с партой, лампочкой и фаллосом в стене.
 
- Не расклеивайся, мама, - сказала Ленка, девушка очень практичная. - Зря ты раньше молчала. Я уверена: мой парень что-нибудь придумает.
 
- Ага, ещё расскажи ему, как я в подвале с искусственным хером во рту лежала, и бомж меня развязывал! - Любовь Петровна налила себе вина и расселась на кухне. – Нет, голубушка. Мне кранты. Это мафия.
 
Ленкиного дружка Любовь Петровна ни разу не видела, но дочь уверяла, что между ними всё серьёзно. Как и всякая мать, Любовь Петровна полагала, что в девятнадцать лет ничего серьёзного быть не может. Сама она вышла замуж и родила Ленку в восемнадцать, но разве это счастье? Муж Степан, чтоб ему в гробу перевернуться, оказался алкашом и насильником. Работа, хозяйство, скандалы, огород, ни единого просвета.
 
Ленка позвонила приятелю и умчалась, а Любовь Петровна допила вино, повздыхала и удалилась на боковую.
 
Завтра ей уже не отделаться сорока минутами связывания в подвале, и бескорыстный бомж, который «не Чикатило», не придёт на выручку. Богомол Аминь пустит должницу на фарш, но сначала заставит съесть собственные голубые трусики и капроновые колготки цвета ламинированной ясеневой коры. Неизвестно, какую казнь придумает микрокредитный дохляк. Надо бы девчонок с работы оповестить, если что – пускай заявляют в полицию на розыск.
 
Ночевать Ленка не пришла, видимо, спала у друга. Любовь Петровна ожидала, что богомол позвонит во вторник с самого утра. На работу не пошла, взяла выходной и выпила ещё бутылку вина.
 
Голенастый Аминь почему-то упорно не звонил и не присылал фотографий садомазохистского содержания. Даже к обеду кредиторы ни разу не потревожили должницу.
 
Слегка опьяневшая Любовь Петровна нехотя снарядилась в последний земной путь – к киоску экспресс-займов. Несколько раз пересчитала деньги, полученные за битую «пятёрку». Больше их не становилось, хоть режь, хоть на кол заёмщицу сажай! Только двадцать семь тысяч вместо сорока пяти.

Любовь Журавлёва натянула колготки цвета шоколадной пряничной глазури, кожаную юбчонку и привычную марсианскую красную куртку. Обула высоченные каблукастые сапоги, в которых лежала вчера на школьной парте. Всплакнула перед зеркалом и губной помадой стала писать на нём завещание Ленке.
 
Что написать дочери? «Если не вернусь – ищи в подвалах и на свалках труп замученной матери? Особые приметы: внешность сногсшибательная, фигура – сексуальная, вес девяносто килограммов. Трусики и бюстгальтер шёлковые, размер груди – каждая с планету Марс, колготки пряничные, юбка короткая, судьба несчастливая».
 
Внезапно в дом вбежала Ленка и повисла на шее обречённой Любовь Петровны.
 
- Мам, я собиралась тебе звонить, но мы всё равно мимо ехали. Зашла. Куда ты намылилась? В микрокредитную лавку к Амину? Забудь, мы только что оттуда. Ты уже ничего не должна.
 
Дочь торжественно выложила на стол тридцать тысяч.
 
- Вот! Это то, что ты им отдала в прошлый раз. А сам кредит в двадцать тысяч прощён на веки вечные в качестве компенсации за вчерашнее недоразумение с подвалом и похищением. Мой парень с ними разобрался. Амин дико извиняется перед тобой за ошибку, но говорить покуда не может: у него большая проблема с зубами. Он выплюнул их на тротуар.
 
Любовь Петровна прослезилась от радости. Господи, как легко всё решилось! Рано, рано себя хоронить.
 
- Вот это да! Кто твой друг, Ленка? ФСБшник, что ли? Полковник полиции? Мастер смешанных единоборств?

- Он просто мой любимый человек с серьёзными намерениями, - уклончиво сказала дочь.
 
Любовь Петровне было достаточно и такого объяснения. Лишь бы не Аминь и не гориллы, а там пропади всё пропадом. Да здравствуют Ленкины друзья!
 
- Чего же ты не приглашаешь гостя в дом? – закричала она, сверкнув помолодевшими глазами. – Почему я до сих пор его не видела? Дай мне пять минут на макияж и марш за другом! Будем пить и гулять. Немедленно лечу за шампанским! – и помахала в воздухе тридцатью сказочно вернувшимися тысячами.

***
   
Окрылённая душевным подъёмом, Любовь Петровна ещё не знала, что в скором времени Ленка действительно выскочит замуж за своего парня и введёт его в дом в качестве супруга. Кстати, этим парнем окажусь я.
 
Любовь Петровна не знала также, что сама впоследствии уляжется со мной в постель тайком от дочери, и позволит сделать с собой массу запретных вещей, но сейчас мать с дочерью праздновали маленькую победу над гадским богомолом Амином и ни о чём не подозревали. С тем мы их и оставим.