…Тоннель открылся внезапно, и сердце забилось так, как никогда прежде, но Дина не сделала к ней ни шагу, не рванулась к ней со всех ног. Боль и радость ожидания мешались теперь с тревогой. Кто это? Друг? Она не чувствует ауры Ди. И почему пахнуло смятением, неуверенностью и страхом? Может быть, враг? Но она не чувствует враждебных излучений. Кто же? Может ли так случиться, что…
Она отвела Дина в детский домик и велела ожидать её там. Потом, продолжая сдерживать нетерпение, медленно сошла по ажурным ступенькам и направилась сквозь детский городок - Диноград, сквозь цветущие розовые арки, по витиеватой, выложенной мозаичной плиткой, дорожке. Мимо детского бассейна, мимо Детской аллейки, на которой было уже пять юных деревцев, мимо еловой Календарной Аллеи, отсчитывающей года, через внутренний двор - к калитке в каменной стене. Там её уже ждали.
В проёме стоял Женька с двумя огромными баулами в обеих руках. За спиной его колыхался рюкзак. Женька был по-прежнему худ и пошатывался от тяжести грузов. А может, не от этого? Дине показалось, или нет, что Женька выпил для храбрости чуть больше, чем надо?
Он осунулся и побледнел – а чего ещё ждать после столь долгого отлучения от источников? Он снова отрастил волосы, но теперь от девичьих локонов не осталось следа. Волосы стали какие-то пёстрые, тёмно-русые с пепельным, и торчали во все стороны. На щеке появился шрамик, в брови – колечко с зелёной бусиной, в ухе – кольцо совсем уж великое. Только глаза остались такими же – весёлыми, озорными, бесшабашными. Он ухмылялся виновато, глаза его прятались, словно боялись на неё глянуть.
Из одного баула высовывалось горлышко бутылки с шампанским, из другого доносился странный сдавленный звук – не то всхлип, не то писк.
- Ну вот, а это я! – Женька шлёпнул на землю один баул и осторожненько поставил другой, спеша, с наслаждением снял рюкзак, словно боясь, что сейчас Дина бросится к нему на шею, и он тогда точно рухнет. – Давненько я тут не был…
Дина открыла рот, хотела что-то сказать, снова закрыла. Слова умерли, не родившись. Что это – причуды Мира, злые козни пространственных течений, пожелания Далаянцев, или её собственная несчастливая звезда? Почему Мир не открывался для Ди, почему Женька так запросто сюда проник? «Мир создан только для одного Избранного мужчины», - снова услышала Дина голос Моолы. Так кто же из них – Избранный?
Женька тем временем с нежностью высвободил из баула корзинку с маленьким пушистым шариком.
- Английская голубая! – с гордостью сообщил он. – Порода! На выставке купил. Это тебе подружка в подарок. А как Мома? Жива, курилка? Ну, привет, что ли!
- Женька, милый! – выдохнула, наконец, Дина. – Ты жив! С тобой всё в порядке! – она рванулась, было, к нему, запнулась о баул, остановилась.
- Да живой! – Женька смущённо хихикнул. – У меня тут был такой шок, Динка! – начал он, пыхтя, рассказывать свою историю, пока они шли к дому. Дина несла корзинку с безмятежным лежебокой, поглаживая бархатный бок и приговаривая тихонько: - Ну, разве она не фифочка! Ах, какая фифочка!
- Я сразу пить завязал – не веришь? Вот те крест! Что? Ну да, есть немножко, для храбрости, чуточку, вдруг что… Но вообще ни-ни! – клятвенно заверил он, все еще смущаясь глянуть ей в глаза. - Вообрази, вышвыривает меня в какое-то захолустье, хряп – башкой обо что-то твёрдое, поднимаюсь еле-еле с карачек, в глазах ещё не протрезвело, и тут на меня с визгом какая-то девица прыгает, и ну целовать – на китаянку похожа, только чёрная, курчавая и – представляешь, голубоглазая!
Женька подождал, но Дина не засмеялась.
- Кхе-кхе… да, вот такой финт.
Они вошли в дом, и Женька застыл на пороге.– Эх, хорошо-то как! Узнаю дух и вкус бытия! – Женька с удовольствием втянул в себя забытый запах. - Ну вот, я сразу не разобрал, думаю, или крыша поехала - неужто это моя Динка так на солнце почернела? А эта краля опять визжит и отскакивает, так странно смотрит – и давай меня трясти, точно грушу, и кричит что-то неразборчивое и пронзительное, а у меня в башке и без того шумит и стукает, будто дизель. Глянул вокруг – вот блин! Какая-то красная пустыня – прямо кинопавильон, где смоделирован Марс, и белые резные башни понатыканы на ровном месте – торчат, как фурункулы, небо буравят. Но, правда, красиво. И знаешь, какую чушь в этот момент думаю? Нет, чтобы: «Куда меня занесло? Кто я? Где я? Покажите дорожку назад…» «Нет», - думаю. – «Хорошо бы тут клип снять». – Он хихикнул и продолжал.
- К счастью, оказалось, что у них технология отработана - через день местные умельцы пробили переход и меня вышвырнули назад, пришлось выпивку им оставить, как оплату. Я даже пожалел, что так быстро вытурили – в этих белых башнях у них что-то вроде борделей, и договор с нашей секс-индустрией. И народу там, скажу тебе… Среди иномирцев попадаются экземплярчики – хоть стой, хоть падай! Уроды по нашим меркам… оказывается, уроды сейчас еще как востребованы! В почёте!
Дина наконец-то улыбнулась.
Ободренный Женька с трудом перевёл дух, покосился на Дину: - А если порыться, такие лица выкопаешь из наших, из землян, такие компроматы! Что им, своих африканцев мало – туда за тем же самым ломиться? Или – уродов позарез требуется для поднятия тонуса?
Дина смеялась и плакала одновременно.
- Женя, ты так и не стал серьёзным!
- Да уж куда серьёзней! Закончил музучилище. Диплом защитил. Дипломированный гитарист собственной персоной. Могу и в оркестре лабать, и в школе гуру изображать… Но это между делом. – Женька поморщился. - Ох, и долбался я в твою сраную Дверь! Каждый день долбался! Два года! Чуть не поседел! – Женька вздохнул, помолчал, спросил тревожно: - А ты что, не рада?
- Я… тебя… не узнала. Ты… почему то на панка похож - Дина говорила каким-то чужим голосом, и сама себя не узнавала. – Ты… повзрослел, изменился….
- Постарел, то есть? Ну, ещё бы, пять лет прошло! Динка, а я по тебе соскучился, - сказал он тихо-тихо жалобным голосом. Дина всхлипнула, и Женька наконец-то бросился к ней.
Дина рыдала у него на груди. Женька гладил её по голове, пытаясь утешить, и шептал ей, что он же вот он, живой, здоровый, что всё хорошо, он вернулся, и теперь уже ничего плохого не случится, потому что закон мировых подлостей не может сработать два раза подряд, и вообще, надо ей начать вместе с ним выбираться домой, привыкать к нему, хоть ненадолго, чтобы не закиснуть тут, он непременно хочет повести её на свой собственный супер-концерт…
- Я к тебе надолго, на целый отпуск аж! Мы все разбежались по отпускам, кто куда, охренели друг от друга, пусть люди своими проектами займутся, да и новые идеи надо нарабатывать: они имеются, но должны обрасти. После начнём всё заново – это я так решил, засядем в студии, заточим себя, запасёмся выпивкой – новый проект, меняем стилистику! Слушай, а ты сумки-то разбери! – спохватился он. – Накрой на стол – там закус имеется, и сладенькое, и выпивка. Небось и забыла про то, что это значит, выпивка? У тебя тут головка всегда трезвая?
Женька болтал и не мог остановиться, маскируя внезапный страх, потому что Дина вела себя странно, не так, как обычно. Наконец он не выдержал и, схватив её лицо ладонями, притянул к себе и стал целовать, всё так же, как и прежде, жадно, со стоном, порывисто, взахлёб, приговаривая: - Динка, поверишь? Я просто офигел, когда увидел тебя снова! Ты – супер! Ты – лучше всех!
Дина не отворачивалась, но когда его руки стали требовательны, губы – горячи и настойчивы, хмельное дыхание – жарким и прерывистым, Дина с усилием отстранилась и слегка оттолкнула его ладонями.
«Не надо!» - хотела сказать она.
«Ты что?» - хотел спросить удивлённый Женька.
Но тут дверь вздохнула, скрипнула, и топот маленьких ножек заставил их вздрогнуть и отстраниться друг от друга. Они одновременно обернулись. В дверном проёме, очень тихо и настороженно, приоткрыв рот, стоял загорелый темноволосый мальчуган. Казалось, он изучает их. Это обиженный Дин заскучал без мамы и пошёл её искать. В следующее мгновение, испустив радостный вопль и не обращая никакого внимания на чужого дядю, он вприпрыжку подскочил к матери и уткнулся в её ногу. Дина схватила малыша в охапку, засмеялась, прижала к себе. Дин переводил лукавый взгляд с одного лица на другое. Женька смешался, глупо захлопал глазами.
- Это… кто? – Только и мог он вымолвить.
- Мой сын.
- А… понятно. Как его зовут?
- Дин.
- Просто Дин?
- Просто Дин. Просто сын своей матери.
- Откуда он? – спросил Женька, почему-то краснея.
- Ну, откуда дети берутся, - Дина усмехнулась. – Рождаются.
Дин тоже засмеялся, и смело уставился на Женьку, и Женьке его глаза показались не по возрасту проницательными и насмешливыми. Так они и смотрели друг на друга: Дин – вопросительно и выжидающе, Женька – ошарашено и остолбенело.
- Ну что же, ребята, идёмте в гостиную. Отметим твоё возвращение, Женя, - и Дина не спеша отправилась разбирать сумки, которые лаконка уже отнесла на кухню.
Женька стоял в дверях и смотрел на неё. Дин наблюдал за лаконкой и весь ушел в этот процесс.
- А если бы меня здесь не было, что бы ты здесь делал один?
- Наверное, ждал бы… - он смущённо глянул на неё и надолго замолчал.
- Рискованно, – заметила она, пока украшала в кухне блюда с салатами. – Мало ли что могло здесь произойти. Пираты, пространственные катаклизмы, война. Я могла переехать отсюда. Могла вообще уйти в другие Миры. Вернуться домой…
- Не надо упрекать. Я же не по собственной воле опоздал.
- Прости, я не хотела обидеть.
- Ничего, я рад, что не ошибся, и ты дождалась на прежнем месте. Ведь целая вечность проскочила! Хоть ты не скучала – и то ладно.
Дина вздрогнула и поспешила перевести разговор.
- Лучше расскажи о себе, Женя. Такой огромный срок. Это у меня всё тихо-ровно, - Дина поёжилась от собственной лжи. – А у тебя, наверное, такой калейдоскоп провернулся!
- А! – Женька махнул рукой. – Знаешь, по большому счёту мы почти всё это время валяли дурака. Ездили со старой программой и тому подобное. Эта клубная жизнь – просто заработок и практика. В смысле, заработок денег и новых слушателей. А вот когда мы засели за альбом по-настоящему и залезли в долги, это оказалось уже серьёзно. Саныч нас выручил – он как раз свои проценты получил, но играть в группе не смог: бизнес засосал, семья там, и всё такое. У него второй родился, он и завязал с музыкой – много ли ею заработаешь, если только-только раскручиваться стал? Начал дачу строить. А зря. Мы взяли нового клавишника – Валеру-холеру – намучились, приходил частенько под кайфом и с кайфом, как говорится, в кармане. А потом Марат простудился и совсем петь не мог – хрипел, сипел и булькал, как паровоз. Короче, никак не шло. А потом – фестиваль. Это, скажу я, было что-то! Море… нет, океан народу, волнуется, приплясывает, руками машет, подпевает, свистит, пьёт пиво. Цвета и света столько, такая энергетика шибанула с поля, так попёрло – захотелось из кожи вылезти! Я едва голос не сорвал, ребята просто в экстазе тащились, безо всяких там «экстази» и ускорителей…
Женька увлёкся. Пока Дина возилась у плиты и не смотрела на него, он чувствовал себя куда уютней.
Но вот она поставила блюда на поднос, Женька их подхватил, и они наконец-то уселись за стол.
Дина расставила блюда, села сама, подперев подбородок ладонью, и уставилась на него. Он поспешно откупорил бутылку и разлил шампанское. Дина задумчиво повертела бокал в руке. Шампанское не лезло в них, разговор плохо клеился.
Женька совсем сник, чувствуя себя потерянным и несчастным. Он никак не мог решиться задать простой вопрос, и Дин пришёл на помощь. Он забрался к Женьке на колени, обхватил за шею и чмокнул в одну и другую щёку. От неожиданности Женька схватился за щёку и почесал её.
- Дин чувствует хороших людей, - засмеялась Дина. – Ты вовремя. Через два месяца, в день рождения, как стукнет три, ему предстоит посвящение, затем – учёба по далаянской методике. Я чёрт знает как волнуюсь… - она протянула через стол руку и схватила маленькую ручонку, сжала её. – Эй, шалун, не мучай дядю Женю, ему тяжело, он и так попал с корабля на бал и не в своей тарелке.
- Нет, нет, - запротестовал Женька, - я замечательно себя чувствую. Тарелка как раз по мне. Пацан легче пёрышка, да на твоих овощах тяжелее и не станешь. Тут, кстати, у меня в бауле колбаска гнёздышко свила, - забеспокоился вдруг он. – Что ж ты её не порезала?
- Ты же знаешь, Женя. Давай я на завтрак тебе порежу, ладно? А пока – фасолевое рагу с орехами и твои любимые картофельные оладьи. Только хлебцы далаянские.
- Да ладно, ладно, шучу. Далаянские хлебцы – самое то! Так зачем тебе волноваться? Пацан в школу пойдёт, всё путём. В нулевой наверное, да? Маловат ведь.
- Нет, Женя, не в нулевой. Его увезут на шесть лет, и я не смогу с ним видеться первое время. Жестоко, да? Но я сама согласилась. Он станет совсем иным. Не знаю, радует ли это меня, или печалит. Иногда мне бывает так тревожно, и хочется уйти с ним к его соплеменникам. Только, боюсь, он уже не сможет быть… на Земле.
- Ты сама так решила, да, - грустно подтвердил Женька, покачивая Дина на коленях. – А зачем – теперь и сама не знаешь. Заварила, называется, кашу. А я кашу терпеть не могу. Никогда не ел.
- Дин, ну дай же дяде Жене поесть! Взгляни лучше, какая киса!
Киса была мгновенно извлечена из корзинки осторожными, ласковыми ручонками, и теперь покоилась между Женей и мальчиком, не желающим расставаться с «дядей Женей».
- Ну, Дин, как ты её назовёшь? – поинтересовался Женя.
- Но мамочка уже назвала кису! – удивлённо ответил мальчик. – Это Фифочка!
Женя опешил и натянуто выдавил: - Ну да, я и забыл, конечно же, Фифочка!
Дина отвернулась, скрывая улыбку.
После обеда, с трудом успокоив расшалившегося Дина, который совсем задёргал Женьку, требуя немедленно поиграть с ним в мяч, Дина смогла уложить его спать лишь вместе с новоприбывшей киской, что привело мальца в неописуемый восторг. Он обнял её пухлыми ручонками, шепча ласковые слова, и Фифочка не возражала.
Дина отнесла в бывшую Женькину комнату на первом этаже букет последних летних цветов, поставила вазочку на низкий столик, отодвинула штору. С неё слетело облачко пыли. В комнате ничего не изменилось. Даже покрывало на кровати было тем же самым, синим в белую ромашку. Сначала Дина поселила тут Ди, но впоследствии он перебрался в Динину спальню, и комната приобрела холодный, отчуждённый вид.
Женька разбирал сумку.
- Тут тебе ещё один подарок. – Он выудил из баула коробку с новёхоньким плеером «SONY».
- Вот это здорово! – искренне обрадовалась Дина.
- И ещё – не сочти за нескромность. Это наш второй альбом. Но он всё равно как первый. И посвящён тебе. И ещё – журнал с критикой. Вернее, с отзывом, почти положительным. Почти всем понравилось, кроме Тарасика Савского. Ну, ему вообще мало что нравится, ты же знаешь.
Женька открыл шкаф, стал раскладывать вещи. Дина на цыпочках подошла к нему сзади, положила подбородок на плечо, чмокнула в шею.
- Я очень благодарна тебе, Женя. Я очень рада тебя видеть, очень-очень, – сказала она так, как увещевают маленького ребёнка, и ласково потёрлась щекой. – Ты настоящий друг, спасибо за всё…
- Какой я друг! – вдруг зло сказал Женька. – Я же не за этим к тебе ломился.
- Погоди немного, – тихо попросила Дина. – Не сразу. Совсем чуть-чуть подожди.
- Да уж, чего ждать, - Женька сжал кулаки. – Видно, как прежде уже не будет. А я хотел… позвать тебя назад и сделать предложение. Значит, опоздал. Кто он, хотя бы? Местный? Хотя по сыну не похоже. Он бы тогда рыжим был.
- Узнаешь, - Дину мысль об отце-Далаянце позабавила.
- Век бы не знал! – в сердцах бросил Женька и зашвырнул на верхнюю полку пакет с бельём. – То-то ты так прибралась в моей комнате!
На верхней полке оставалась стопка черновых набросков и эскизов – Дина давно написала с них картины и забыла. От броска на пол слетел верхний листок. Женька поднял его, вгляделся… Вроде лицо знакомое? Да нет, откуда? И всё же… Знакомое лицо почему-то мешалось с чертами маленького Дина. Женька долго напрягался – и вдруг вспомнил. Это же Джи Ди! Только он не помнил, чтобы Динка фанатела от «Крокодилов». Тогда что он здесь делает?
- Зачем он тут у тебя? – спросил изумлённый Женька, вскинул голову. – Откуда… Он здесь был? - спросил он тихо, ожидая и страшась очевидного ответа.
Дина молча кивнула.
- Ну, разумеется, был. И сын – его. Но как он сюда попал?
- Так же, как и ты. Через Дверь.
- Значит, ты была с ним знакома? Вы вместе… путешествовали? Чёрт, какую чушь я несу!
- Нет, Женя, нет, поверь, это случайность.
- Случайность? И ты так просто с ним…
- Совсем не просто. Пойми, он жил здесь целых два года, и не мог уйти.
- Значит, это он сюда вместо меня попал?
- Да, ты всё понял правильно. Ты попал в бордель вместо него, а он вместо тебя – ко мне. Только ему повезло меньше, он сильно пострадал при переходе, едва не погиб.
- Зато тебе с ним повезло больше, чем со мной, - Женька сел на кровать, сгорбился, словно разом постарев. – Целых два года… И за эти два года ты меня забыла, а следующие три и не вспоминала. Тогда всё понятно. Твоя… твердокаменность. А я дурак! – Женька хлопнул себя ладонью по лбу. – Круглый идиот. Лох по жизни! Думал, ты с ума сходишь, все деньги на хакеров ухлопал, альбом из-за этого запорол, ребята разбежались… Жил, как девственник… почти.
- Почти? – Дина скептически подняла бровь, но Женька в запале не почувствовал несообразности своих слов.
- Ну да. Почти. Но это же не в счёт. Не думаешь же ты, что я буду пять лет трахаться с подушкой или закажу резиновую куклу, похожую на тебя?
- Женя, прекрати истерику. Оправдание не принимается, «почти» не засчитывается, - резко оборвала Дина.
Женька открыл рот, закрыл, и они невесело рассмеялись. Смех был вымученным.
- Вот как в жизни случается. Чудеса. – Женька пожал плечами, снова и снова удивляясь этим чудесам. – Значит, ты его любила?
- Я и сейчас его люблю, Женя.
- Сука-любовь… Интересно, каково это – любить суперзвезду? Чем он таким особенным отличается от простых смертных? Самомнением? Блин…
- Это уже не имеет значения. Ведь вернулся ты. Со мною ты, Женя.
- Я. А ждали не меня.
- Пять лет назад я ждала тебя. А пришёл он.
- Судьба, стало быть. Рок. Фатальная неизбежность:
«Чья-то злая воля водит нас по кругу, не даёт приблизиться друг к другу…
Чей-то чёрный глаз наводит порчу, и застит мои больные очи…
На песке следы мои стирает, и чужой твою любовь познает…
Дверь захлопнулась, отбила руки. Кто захочет возместить разлуку?
Кто прав, кто виноват – не знаю. Сезам закрыт. Я просто исчезаю…»
Я исчез из твоей судьбы. Вылинял. Точка.
- Ты злишься? – Дина подошла и хотела взять его за руку, но Женька отвёл её, отвернулся.
- Не надо, Дина. Не дотрагивайся. Не сейчас. Я очень хотел тебя. Когда просиживал за компьютером. Когда сочинял песни. Я хотел тебя, каждый день, заново собирая вещи. Делая первый шаг в Тоннель – спасибо ребятам. Динка, знаешь, я подушку изгрыз в клочья, ни на одну девчонку не глядел, как на тебя. Они сами лезли, я имел их и бросал, а после каялся. В музыке каялся. Я сейчас хочу тебя, и могу не выдержать. Но я боюсь. Не получить ответа.
- Оставайся, - просто сказала Дина.