ПРОКЛЯТЬЕ СТАРОЙ КОКОРИХИ.
Часть 31
Алексей не обиделся на тещу за ее несправедливые выкрики, относительно его вины в болезни Кузьмы. Он отлично понимал, что обезумевшая от горя Матрена, была не в себе.
Сидя за рулем УАЗа, , он вдруг задумался о том, что в некоторой степени, виноват перед своей женой. Долгов был слишком ответственным и честным руководителем. Настоящим трудоголиком своего дела.
Он мог сорваться, в свой единственный в недели выходной, и уйти в свою контору. Только затем, чтобы перепроверить составленные днем заявки на цемент и прочие стройматериалы. Не задумываясь, в нерабочее время, мог отправиться на проверку состояния зимних, районных дорог.
Иногда, Алексей, мог невпопад ответить Василисе на ее вопросы. Или не ответить совсем. Лишь от того, что не слышал ее голоса, за обдумыванием очередных рабочих проблем.
Алексей любил свою семью, как далеко не каждый умеет любить. За жизнь своих близких, он готов был пожертвовать собой, если бы встал такой выбор.
Но его Васена, была слишком умной женой. Понятливой и терпеливой. Она всецело разделяла ту линию поведения, что избрал её муж, относительно работы.
Василиса никогда не высказывала своего недовольства его задержками на работе. Никогда не возмущалась, его отлучками в выходные дни. И Алексей, до сегодняшнего дня, воспринимал это, как должное.
Но после случая с Кузьмой, Алексей впервые за шесть лет их совместной жизни, словно прозрел.
Вращая баранку своего вездехода, он как озарение, вспомнил ту боль и немой укор в глазах жены, когда вернулся домой утром, после невольной ночевки в Озерках.
«Милая моя, она наверное, всю ночь не спала, тревожась обо мне, - с запоздалым раскаянием, думал он сейчас. – Бедняжка. Она и без того, напугана предстоящими родами. Наверное, я эгоист самый настоящий».
Возвратившись домой, после того, как отвез тестя в Ивняки, Алексей, первым делом, с жаром обнял свою Василису, мысленно поклявшись самому себе, что обязательно постарается измениться. Постарается стать лучшим мужем и хорошим, заботливым отцом для своих, самых родных на свете людей.
Ведь никакая работа не сможет заменить человеку личного счастья, радости отцовства, радости любить и быть любимым. И сама работа спорится и становится интересной лишь тогда, когда её могут оценить лишь самые родные на свете, люди.
Придя к такой мысли, Алексей честно постарался как можно больше уделять времени своим родным.
Но у него это получалось не всегда. Подходила новая весна, а с нею и новые заботы.
В районной больнице, куда со дня на день, должна была отправиться Василиса, начались ремонтные работы. Из города, наконец-то, завезли рентгеновскую установку для поликлиники района.
Забыв обо всем на свете, Алексей вновь, целыми днями, проводил на объектах. Прихватывая, как прежде, выходные дни.
Однажды, забежав домой в обеденный перерыв, он застал жену, корчившуюся от боли.
«Васенька, тебе же еще целую неделю ходить», - испугался Алексей, увидев, как Василиса мечется по квартире. Через час, он уже вводил её под руку в помещение больницы. Василиса, цепляясь за мужа, смотрела на него с мольбой, будто он мог ослабить её предродовые муки.
- «Не бойся, любимая. Потерпи, родная Я не уйду, пока не родишь. Буду тут в коридоре». – бормотал Алексей, в панике. Поддерживая жену словами, Алексей изо всех сил, пытался не показать ей, как сильно он сам боится за нее.
В этот миг, он позабыл обо всем. О работе, о сыне, которого пора было забирать из сада.
К счастью, Галина Ивановна, его мать, по какому-то, наитию, сама в этот день, решила забрать внука.
Увидев, что в квартире сына никого нет, Галина Ивановна отвела Мишеньку в свой дом. Оставив его со старшим Долговым, она побежала в больницу.
Мать Алексея пришла во время. Её сын, мечущийся по коридору, готов был уже ворваться в палату к роженицам.
-«Для начала, успокойся, - сердито осадила она, бросившегося к ней сына. - Женщины в этих вопросах, обычно, мужественнее самых смелых мужиков. Не впервой, родит. Не маячь, Алексей, иди к нам. Мишутка сейчас с дедом. Поужинай да отдыхай. Твое состояние, любящая жена на расстоянии почувствует. А дитё, тем более. Так что, без паники, товарищ председатель».
Галина Ивановна, едва ли не насильно, вытолкала сына во двор больницы. Сама она решила дождаться встречи с доктором, чтобы подробнее расспросить его о состоянии роженицы.
Через час, вернувшись домой, Галина Ивановна, еще раз, попыталась успокоить, мечущегося по кухне, Алексея.
-«Все идет, как надо. Нет никаких причин для беспокойства. К утру родит. Может быть и раньше. Это с первыми детьми, подолгу мучаются. А остальные, как из мешка посыплются».- нарочито грубовато, наговаривала мать сыну.
Не смотря на ее заверения, и просьбы остаться в их доме на ночь, Алексей отправился домой.
Проходя мимо больничного здания, постоял под окнами, пытаясь рассмотреть, что ни будь, сквозь замерзшие стекла окон.
По причине позднего времени, дверь больницы, была заперта изнутри.
Едва войдя в свою квартиру, Долгов сразу же, бросился к телефону.
К счастью, на другом конце провода, ему сразу же ответили. Невидимая собеседница, выслушав взволнованный вопрос «Как там моя жена, Василиса Долгова?» попыталась успокоить Алексея, уверяя в том, что с ней все нормально. – «Не волнуйтесь, папаша. Родит к утру. Все идет, как положено. Без отклонений».
Не раздеваясь, Долгов упал на холодный диван , обтянутый коричневым дерматином. Глядя в потолок, непривычно взмолился, -«Господи, если ты есть, то сначала прости мне моё неверие. Не приучили нас верить в тебя. Помоги моей Василине родить поскорее. И сохрани нашего ребенка. Второй потери, она не переживет»
Вспомнив, что в плательном шкафу, имеется початая бутылка «Московской», Долгов достал водку.
Налив себе половину граненого стакана, выпил залпом, как воду. Хотя, не очень любил это дело.
Долгов снова упал на диван, сняв с себя только рабочий пиджак. Вскоре он уснул, тревожным, не крепким сном.
Очнувшись от полу кошмарного, полного нелепых сновидений, сна, сразу же потянулся к телефону.
На этот раз, ему долго не отвечали и Алексей снова запаниковал.
Наконец сквозь легкий треск и шорохи в трубке, послышался недовольный хрипловатый голос –«Ну кто тут еще? До утра не могли подождать?»
Долгов взглянул на часы. Стрелки показывали половину пятого утра.
«Простите, у меня жена рожает. Я беспокоюсь, очень. Долгова Василиса. Как она?
-«Нормально ваша жена. – собеседница, видимо узнав председателя Райсовета, мгновенно подобрела, - Час назад девочку родила. Все очень хорошо. И мама, и ребенок в полном порядке. Простите, я вас сразу не узнала».
Не смотря на взрыв неуемной радости от приятной новости, Долгов внутренне воспротивился последним словам говорившей с ним женщины.
-«Не скоро наши люди, избавятся от рабских привычек, отождествлять «барина» от простого человека», - не во время, мелькнула секундная с мысль.
Но в тот же момент, Долгов не солидно закричал в трубку – «Спасибо, дорогая сестричка! С меня шампанское и конфеты! Передайте Васёнушке, что я её очень люблю и горжусь своей женушкой. Простите, что не вовремя, вас побеспокоил», - не дослушав слов благодарности, он опустил трубку на рычаг.
Сон мгновенно слетел с Долгова, не оставив и следа. Напевая что-то несуразное из области собственных сочинений, Алексей отправился в кухню, чтобы поставить чайник.
Василиса Долгова лежала на больничной койке. С побледневших губ женщины, не сходила счастливая улыбка. Она родила! Ее доченька, ее «богатырша» Машенька, весом ровно в 4 килограмма, лежала рядом с ней, укутанная в теплую пеленку.
Все ее недавние, родовые мучения, не шли ни в какое сравнение с той беспредельной радостью и гордостью, что испытывала сейчас Василиса.
Она смущенно усмехнулась, вспомнив свою панику и протест, когда акушерка хотела унести новорожденную в младенческую комнату.
Врачи, помня трагедию роженицы, с потерей первой дочки, пошли ей навстречу и оставили Машеньку рядом с матерью.
Разглядывая крохотное личико доченьки, Васена, не в силах сдержать счастливых слез, прошептала. - «Здравствуй, солнышко моё долгожданное».
Едва больничные двери, открылись для первых посетителей, в палату вошла санитарка с сумкой гостинцев для Василисы.
Лучась всеми своими морщинками, старая Глафира, весело сообщила Василисе: -«Там твой мужик, всех акушерок перецеловал. И мне, немного от молодого мужика досталось. Ух и рад! Прямо, пляшет».
Василиса счастливо рассмеялась. Жизнь продолжалась.
Через неделю, Алексей забрал из больницы, оправившуюся от родов жену.
Вместе с ним, встречать сноху с новорожденной внучкой, пришли Галина Ивановна с мужем. Сойдя к родным в санпропускник, Васена быстро осмотрелась. Её матери среди родных, не было.
Матрена, даже ради дочери, не оставила тяжело больного мужа.
Машенька оказалась, на удивление спокойной малышкой. Даже Миша, которого бабушка Галя, в свое время называла «непробиваемым», был менее спокойным во младенчистве.
Никогда еще, Василиса, сама себе, не казалась такой счастливой.
У нее было все, о чем могла мечтать женщина её времени. Любимый муж, которого она выстрадала , которого заслужила своей любовью и преданностью. И то обстоятельство, что ее Лёшенька, частенько «зарабатывался» в ущерб своему отдыху, только возвышало его в её глазах.
С Василисой рядом находились ее дети, дороже которых, ничего на свете, не существовало. У нее была хорошая, любимая работа. Но она прочно отступила на задний план.
Василиса любила возиться с чужими детьми. Любила наблюдать за ними, направлять их энергию в нужное русло. Воспитывать и развивать в чужих детях, доброту и другие хорошие качества.
Но и они, тоже ушли на задний план. Заботы о своих родных детях, о муже, с каждым разом, становились для нее все важнее.
Алексею пообещали очень скоро, предоставить свою, а не ведомственную квартиру. И это обстоятельство, тоже радовало Васену.
И только воспоминания о больном отце, временами, тяжело ложились на сердце Василисы Долговой.
В заботах и хлопотах, прошло пару месяцев.
В хозяйствах района, закончилась посевная страда. Алексей Долгов, вплотную занялся кирпичным заводом. Попутно, он контролировал преобразования в районном ЗАГСе.
Работы, как всегда, хватало. В конце мая, когда Машеньке пошел третий месяц, Василиса уговорила мужа, отвезти ее с детьми на недельку в Ивняки.
Матрена, так и не выкроила времени проведать семью дочери. Она посчитала, что мужу своему, дорогому Кузеньке, она нужна куда больше, чем здоровой дочери.
О состоянии отца, Василиса знала только со слов мужа. И эти вести, были очень неутешительными.
Алексей привез жену с детьми в дом ее матери. Для этой поездки, он выбрал ранее утро теплого, весеннего дня. От тещи, он планировал, сразу же отправиться на строящийся завод. Тем более, что он строился на землях, принадлежащих Ивняковскому колхозу.
Семью свою, Долгов привез в Ивняки на обкомовском УАЗе. Не дышать же, в самом деле, его любимым, пылью из под колес, мотоцикла.
Подъезжая к селу, Алексей увидел у реки, за пределами села, с десяток цыганских кибиток.
«Вот неугомонный народ, - весело воскликнул Алексей, показывая рукой на цыганское временное «поселение». - Ничего их не берет. Никакие законы на них, не действуют. Посмотри, Васена, какие у них лошади справные. А ведь не работают люди. Чем только живут? Как лошадей в таком хорошем состоянии содержат?»
Васена, выглянув в окошечко машины, поддержала мужа. Но ответила ему то, что интересовало Василису, более чем цыганские кони.- «Как они детей своих содержат? Не учат, наверное. Кормят тем, что у людей выпросят. Жаль ребятишек Грязные все, босые. Сами пусть что хотят, то и делают. Но детей надо учить. Неужели наше правительство, с этим никак справиться не может?»
За разговорами, они быстро доехали до двора Кузьмы Лозового.
Выйдя из машины, с Машенькой на руках, Василиса сразу же, увидела своего отца. Сердце ее больно сжалось. И она с трудом сдержала рвущиеся наружу слезы.
Кузьма сидел на топчане, застеленном толстым, ватным одеялом.
Василиса хорошо помнила это одеяло. Оно было лучшим, в постельном «гардеробе» её родителей.
Над головой Кузьмы, кто-то, устроил плотный, аккуратный навес. Видимо, постарался Иван, старший брат Василисы.
Отец Васены, еще больше похудел и ссутулился. На его бледном, безучастном лице, живыми казались только печальные, слезящиеся глаза.
Васене мгновенно вспомнилось архивное фото из местной газеты. Там были изображены изможденные военным пленом, евреи. Её папка, сидящий сейчас перед ней, ничем не был лучше, чем те, живые скелеты на фото.
Передав Машеньку мужу, Василиса шагнула к отцу. –«Папа», - стараясь не разрыдаться, негромко позвала она. Кузьма поднял на дочь полные боли глаза. Бескровные его губы тихо шевельнулись. Но он не произнес ни слова.
Позади Василисы, скрипнула дверь. Оглядываясь, Васена успела перехватить слегка оживший взгляд отца, устремленный мимо нее.
На крыльцо вышла Матрена. Василису больно поразил вид матери, с которой она не виделась с того дня, как Алексей привез Кузьму из городской больницы.
Выглядела Матрена не на много лучше своего мужа. Она постарела, похудела и вся, словно съежилась под тяжестью горя, свалившегося на ее плечи.
Увидев дочь с семьей, Василиса невесело усмехнулась.
-«Хорошо, что приехать догадались. А то сама я никак, не вырвусь на внучку посмотреть». Матрена прошла к Алексею и молча, взяла из его рук, спящую Машеньку. Равнодушно кивнув Алексею, внимательно осмотрела внучку.
-«Наша порода. На тебя, Васен, похожа», - она подошла к сидящему на топчане мужу. Опустившись рядом с ним, поверх одеяла, повернулась к Кузьме.
-«Внученька твоя, Кузя, смотри», - с такой проникновенной нежностью проговорила Матрена, что у Василисы зашлось сердце.
Алексей, осторожно тронув жену за плечо, шепнул ей, что ему пора отлучиться по рабочим делам. Кивнув в ответ, Василиса шагнула к топчану, где сидели рядышком её родители.
Мишутка, подбежав к матери, обхватил ее колени. Его пугал этот незнакомый. «страшный» дедушка. А вот бабушку, он помнил достаточно хорошо.
Василиса присев рядом с матерью, взяла из ее рук проснувшуюся Машутку.
Дочку пора было кормить. В этот момент, у ворот послышались громкие, гортанные голоса.
У калитки остановилась, молодая цыганка с младенцем, устроенном в завязанном через ее плечо, большом платке. Рядом с нею топталась девочка лет семи. Босоногая, со спутанными черными кольцами густых волос, она проворно бегала глазами по широкому двору Лозового. Увидев, копающихся в земле кур, засмеялась. Что- то быстро залопотав на своем языке, девчушка дернула мать за подол, указывая грязным пальцем на куриц.
Старшая цыганка, усмотрев ребенка на руках Василисы, привычно заговорила: - «Ой, золотая моя. Мать сама ты. Деток пожалей моих. Яичками угости. Всю правду скажу. Судьбу деткам твоим правдивую предскажу».
«В дом ступай, Васена. Детей уведи. Не люблю я этих ворожеек. Еще сглазит малых. Я сама тут с ней управлюсь».
Не возразив матери ни словом, Васена быстро ушла в дом, унося дочь и уводя с собой заупрямившегося сына. Она все еще, не справилась со своими страхами за новорожденную малышку.
Устроившись за плотно задернутыми занавесками открытого окна, Василиса дала грудь дочери.
Ей было интересно послушать, как Матрена будет «разбираться» с попрошайкой.
Мишутка, воспользовавшись тем, что мама его отвлеклась, тут же, завладел хвостом огромного старого кота, лежащего на лавке.
Мало кто из оседлых граждан, любил цыган, кочующих от села к селу, от города к городу, по всей стране.
Люди, зарабатывающие свой хлеб, не легким трудом, охотно делились последним с теми, у кого случалась беда.
Но праздные, ленивые попрошайки, напрягали людей . Вызывали в них чувство отторжения.
Завидев, снующих по дворам цыганок, люди запирали ворота, спускали с цепей собак. И сами старались таким попрошайкам поменьше показываться на глаза.
Колхозники, никогда не запиравшие дверей домов, на замки, в этих случаях изменяли своим привычкам.
Случаи воровства в дни наезда цыган, были в селах, не редкостью.
«Шла бы ты работать в колхоз, чем побираться ходить. Молодые, здоровые. Лодыри вы все. Дети у вас не прибраны, не обучены грамоте. Мужики под телегами в тенечке лежат. Брюшины отращивают. А вы им жранину носите. Не стыдно?» - стыдила цыганку Матрена.
«Ай, не стыди, яхонтовая, – «пела» в ответ цыганка. - Бабки наши ворожили и мы ворожбой зарабатываем. Дай деткам по яичечку. Всю правду тебе доложу. И про старика твоего болящего»
До Василисы не сразу дошло, отчего её, обычно бойкая мать, вдруг замолчала. Она положила, вновь уснувшую Машутку, на родительскую кровать.
Взяв за руку сына, вышла на крыльцо.
«Шла бы ты отсюда», - сердито прикрикнула Васена, с яростью глядя на цыганку. Но Матрена, обернув к Василисе, разгоряченное лицо, попросила ту помолчать.
Не смея спорить с матерью, Василиса ждала, что будет дальше.
«Стой там, где стоишь, - крикнула цыганке Матрена, отправляясь в сарай. Вернувшись, она подала той через забор пару свежих яиц.
Они тут же исчезли в бездонной сумке попрошайки.
«Дешево ценишь старика своего, - все больше наглея, вновь «запела» цыганка. - Хлебушка дай. И денежку, тогда все скажу».
-«Мама! – протестующе вскрикнула Василиса, пытаясь вразумить мать. Но та, словно загипнотизированная, прошла мимо нее в дом.
Тут же вернувшись, она вынесла большую, круглую булку и сунула в жадные руки молодой нахалки. Из кармана фартука, Матрена выудила смятую трехрублевую бумажку. Ловко выхватив из рук хозяйки, не малые, по тем временам, деньги, цыганка, быстро проговорила, кося на Василису тревожными, черными глазами
- «Старая Азиза сегодня уже пьяна. Завтра с утра, приведу ее тебе. Азиза поможет. Силу она большую имеет. Настоящую. Не то, что мы. Махорки пачку приготовь. Если есть свой табачок, то еще лучше. Водки пол литру. Можно и самогонки. Чем крепче, тем Азиза добрее будет. И сала соленого на закуску. Азиза сало любит. И яйца сырые. Плат дай. С себя сними».
Ловко сдернув с головы Матрены новый, ситцевый платок, цыганка быстро исчезла в переулке.
«Мама, - вновь опомнилась Василиса – что ты делаешь? Зачем слушаешь шарлатанку эту. Обвела тебя, как ребенка и сбежала. И я тоже, хороша. Стою, уши развесила».
«Помолчи, Василиса, - устало отозвалась мать. – Я кому угодно готова поверить. Хоть черту лысому. Доктора не вылечили Кузеньку моего, так может быть колдунья какая, поможет. А мне ни деньги, ни плат без Кузьмы не нужны. И жизнь моя тоже не нужна без него мне».
Вечером, когда Кузьма уже спал в супружеской спальне, приехал с работы, уставший и голодный Алексей.
Василиса накормив мужа, увела его в бывшую, свою комнату, где спали уже их дети.
Шепотом, чтобы не слышала мать, она с возмущением рассказала мужу о происшествии с цыганкой. И очень удивилась, когда муж посоветовал ей, не мешать матери. И не лишать ее последней надежды.
Рано утром, отправив мужа на работу, Василиса отправилась доить козу. Матрена давно уже сбыла корову, сдав её в колхоз. У Катерины было своих две кормилицы. А для её Кузеньки, козье молоко было гораздо полезнее коровьего. И ходить за коровой, Матрене становилось все труднее.
Каково же было удивление и возмущение Василисы, когда выйдя из сарая, она увидела сидящую в ограде, на лавочке, вчерашнюю попрошайку. На этот раз, рядом с нею, сидела не ее маленькая дочь.
Старая цыганка, пристроившаяся рядом с молодой, производила впечатление самой настоящей бабы Яги из страшной сказки.
Её коричневая, сморщенная кожа, напоминала пересохшую кору столетнего дерева. Загноившиеся, глубоко запавшие глазки старухи, равнодушно оглядывали оторопевшую Василису. Из черного, беззубого рта «бабы Яги», вырывались густые клубы дыма. Василиса, едва не потеряла сознание от страха. До нее, с трудом дошло, что старуха, попросту, курит длинную, черную трубку.
Не найдясь что сказать, Василиса быстро прошмыгнула мимо цыганок. Вбежав в дом, в сердцах выкрикнула матери, чтобы та вышла встретить «гостей».
Через несколько минут Матрена вернулась в дом.
«Василиса, помоги отца вывести. И пожалуйста, не суйся в мои дела со своим недовольным видом. Хуже, чем есть, уже не будет», - решительно попросила, вернее приказала Матрена. И Василиса, вновь почувствовала знакомую, внутреннюю уверенность и силу матери.
Убедившись в том, что дети спят, Васена помогла маме вывести во двор отца. Усадив его на кушетку, она присела на крыльцо ,готовясь к предстоящему «представлению».
Василиса готова была поверить кому угодно. Докторам, бабкам шептуньям, языческим шаманам, но только не цыганкам, которых не любила с детства.
Не сводя гнилых своих глаз с безучастного больного, старуха, что-то хрипло пробурчала своей спутнице.
Молодая цыганка, вскочив с места, без слов исчезла за воротами.
-«Водку дай», - не глядя на Матрену, приказала старуха. Матрена, быстро метнувшись в дом, вынесла приготовленную заранее бутылку «Московской»
Цыганка, поддев длинным черным когтем алюминиевую крышку, сдернула ее с горлышка бутылки.
-«Сало дай. Яиц свежих. Махру не забудь», - голос цыганки, похожий на воронье карканье, странным образом, ввинчивался в мозг Василисы. Она со страхом почувствовала, что ей самой, хочется вскочить с места, чтобы немедленно исполнить все приказания жуткой старухи.
Получив желаемое, старая цыганка, запрокинув голову, вылила в черный провал беззубого рта, полбутылки водки. Пробив черным ногтем скорлупу яйца, высосала его содержимое, громко чавкая и сморкаясь.
Переключив внимание на Кузьму, цыганка , прищурив и без того, заплывшие щелочки глаз, долго смотрела в переносицу больного. При этом она, что- то невнятно бормотала, едва шевеля тонкими сморщенными губами.
«В баню мужика водить будешь каждый день. Месяц от луны до луны. Парить будешь в бане веником. Долго, пока с него много потов не сойдет.
Потом во двор выводи и водой холодной прямо из колодца обливай. Снова в баню веди и снова парь. Так три раза. Обливай холодной водой и снова парь. В конце, щелоком, на березовой золе настоянным, обдавай. Но прежде, в щелоке сутки траву чистотела настаивай. Поняла, баба?
А как месяц пройдет, то начинай его на реку водить. Пусть купается в воде проточной И в баню снова води. Два раза в неделю, хватит. Но на реку води каждый день до самых холодов».
Слушая монотонный, скрипучий голос , Васена все сильнее поражалась тому, как грамотно звучит речь старушечьего «карканья».
«А может быть, она в прошлом, доктором была?» - подумала внезапно Василиса.
Цыганка допила водку и неторопливо, но так же не красиво, доела сало и выпила три яйца, высасывая их из скорлупы.
Васена, представив, что эти яйца, только что были в курином заду, почувствовала приступ тошноты.
Вскочив с места, она скрылась в доме. Когда, отдышавшись, Василиса вновь появилась на крыльце цыганки в ограде, уже не было.
Вместе со старухой, «ушло» ватное одеяло, вывешенное Матреной на забор для просушки. Но Матрена, кажется, даже не заметила пропажи одеяла.
«Сама наверное отдала», - решила Василиса. Что-то подсказывало ей, что в дела матери, дочери соваться не стоит.