Неприглядная, в грязных лужицах улица, закольцевавшая вторые, пятые и даже седьмые Баррикадные переулки была совершенно безлюдной и вряд ли вызвала бы в это хмурое утро даже небольшое любопытство у какого-нибудь прохожего. Я отметил, что шиферные крыши возведенных по европейским проектам коттеджей-скворечников порядком позеленели, фасады, сложенные из силикатного кирпича, потемнели, а круглые чердачные стекла в деревянной «оправе» утратили блеск, как старые бабушкины очки. Похоже, жизнь за легкими, невысокими заграждениями иссякла, как родничок, или вовсе провалилась, как сквозь землю.
Впрочем, у спуска к оврагам, где когда-то густо росла черемуха, картина была совершенно иная. Частные территории, не по советским меркам обширные, были огорожены высокими кирпичными, тона «Сахара», заборами на мощных, «противотанковых» бетонных фундаментах. Вдоль заграждений, оборудованных видеокамерами, прижились ели или кипарисы, теснившие случайных прохожих дополнительными чугунными декоративными заборчиками на добротно заасфальтированную проезжую часть. У автоматических ворот некоторых особняков имелись КПП и флагштоки.
Закатанная в бетон и асфальт полоса таинственных новостроек завершалась глиняным распутьем, открывавшим вид на бараки и прочую нелепую инфраструктуру Большой улицы: пустынные складские территории, закрытые от глаз собранными из бетонных плит заборами, от времени накренившимися от собственной тяжести, старую котельную и крематорий для подопытных собак. Обойдя развезенную колесами грязь, я спустился по ступеням к роднику и подставил под холодную струю пластиковую емкость, отметив, что на плите, которая отошла от прежнего места, варварски соскоблена фамилия и имя депутата, годами раньше оказавшего посильную помощь в «реконструкции» источника. Я был знаком с этим человеком, не поскупившимся на бетонные ступени, деревянный крест и попа для освящения источника. Он скоропостижно скончался в день своего пятидесятилетия на рабочем месте.