«хроники ржавой империи»
- К сожалению, она неисправима, - с уверенность сказала воспитатель Светлана.
- Не бывает неисправимых детей, - с не меньшей уверенностью заявила директор исправительного детсада Ольга Николаевна.
- А может у нее души нет? – предположила Светлана. – Исправлять уже нечего.
- Она крещенная?
- Клейма собственности церкви нет. Но говорит, крещенная.
- Значит, какая никакая душа завалялась, - Ольга Николаевна задумалась. – Если мы подберем правильные удобрения, она в итоге расцветет.
- Да я уже все перепробовала, - нахмурилась воспитатель. – Про то что мы ее от войны спасли, объяснила. Про то что ее новые родители уже заждались говорила. Рассказывала даже про счастливое детство и кисельные берега. А она все равно к маме проситься.
- Ты ей сказала, что некоторые матери - чудовища? Что они противны богу?
- А как же. Все по установленным правилам – тридцать три раза сказала и еще столько же задумала сказать. Но она все равно не верит.
- Выходит в ней сидит бес враждебности, - сделала вывод директор исправительного детсада. – Он не дает ее душе раскрыться в нужном направлении. Придется обратится к специалистам.
- Вы желаете устроить матрешкин экзорцизм? – разволновалась Светлана. – После того как мы Колю отматрешкали он до сих пор молчит.
- Ничего другого не остается, - развела руками Ольга Николаевна. – Добропорядочные семьи не любят брать нестабильных детей. Ответственности много. Включая уголовную. А Колю мы разговорим в конце концов. И не таких обламывали.
Тем же вечером шестилетнюю Аню завели в холодную комнату без окон. Девочка с давно не мытыми рыжими косичками, сразу почувствовала, что комната плохая. Почти как тот нетрезвый дядька, что подарил ей портрет Василисы Прекрасной верхом на броневике. Стены комнаты украшали детские рисунки и плакаты с марширующими в ряд счастливыми семьями. Из мебели был только стол, стул и жуткий щелкунчик в человеческий рост. Посреди комнаты, на каменном постаменте лежала воспитательная матрешка похожая то ли на гроб, то ли на колыбель. Сопровождающие Аню воспитательница Светлана и диакон-политрук в рясе военного образца с трудом сняли тяжелую крышку. Внутри матрешки оказалась красная жидкость. Как объяснил работник церкви – это была смесь святой воды с клюквенным компотом.
Пока Аню укладывали в матрешку прямо в одежде, она не плакала. Только смотрела испугано на воспитателя и дергала себя за косички. Но когда сверху опустили крышку, окунув все в мокрую темноту, Аня наконец разрыдалась.
- Теперь попрошу меня не беспокоить, - строго приказал диакон-политрук. – Мне предстоит трудная ночь.
- Не переживайте, до утра сюда никто не войдет, - пообещала Светлана, направляясь к выходу. У самого порога она остановилась нерешительно и тихо сказала:
- Вы уж полегче бейте ее словом. Ребенок все-таки.
- Идите с богом, - махнул рукой работник церкви. – От моего слова еще никто не умирал.
Оставшись один, диакон обошел «матрешку» несколько раз. Погладил ее борта ладонью, приложил ухо к крышке. Когда девочка успокоилась и даже, судя по звуку отхлебнула немного святой воды вместе с клюквенным компотом, политрук с облегчением зевнул и уселся рядом на стул. Зевнул еще раз и достал из сумки увесистую, потертую во многих местах книгу. Сборник русских народных сказок, прошедший несколько государственных редакций, поправок и экспертиз. Редакцию научного общества имени «Ивана-царевича», поправки литературного союза патриотических Емель, экспертизу педагогического совета вернувшихся с войны богатырей. Спустя минуту диакон-политрук начал читать сказки вслух хорошо поставленным голосом.