- В Ленинке она была… Могла бы и сказать по телефону! А я тут сижу, понимаешь, переживаю, голову ломаю...
- А вот зря ты её ломаешь. Голова у тебя одна, Наталья Есина.
Мы сидели в нашем чайном домике, за окнами которого тихо засыпал апрельский день. Занятия кончились, здание опустевало, Татка, как верная подруга, дождалась меня и даже видимость ужина приготовила из всяких остатков. Похоже, со всех кафедр насобирала: сыр, соленый зеленый помидор, которому я особенно обрадовалась. К чаю был кусок домашнего пирога с морковкой, который мы разделили по-братски.
- Ещё издевается, - не унималась Татка. - А что мне делать? У тебя то истерика, то эйфория. То куда-то делась. Вот что мне думать? Ты хоть с этой девицей разобралась?
- С какой девицей? – с аппетитом жуя, спросила я.
- Как с какой? Которая в гостях у него была. Из-за которой весь тарарам.
- А-а… Нет.
- Так что ж вы там делали на улице до утра? – изумилась Татка.
- Просто гуляли… Я радовалась, что он пришёл. Он радовался, что я пошла с ним. Ты знаешь, с ним сложно что-то выяснять, он вечно отшучивается.
- То есть, ты так не выяснила, что это было?
- Ну… девочка одна у них там в группе. Она сама пришла. Вообще, по его словам, дело не в девочке, а во мне, которая, видите ли, придаёт всему этому слишком большое значение.
- И тебя такой ответ устраивает? - Татка уставилась на меня. - Ты простила?
- А ты бы не простила?
- Я бы убила.
Я засмеялась.
- Да мы как-то оба были убиты. Мы всего часа два и были-то вместе. И, честно, не было сил выясняться, препираться. И главное было не это. Главным было то, что он снова встретил того, в кепке.
- Да ты что?! – ахнула Татка и даже руки к груди приложила. – Да что ты?! Точно? Прямо его? Опять? Он не перепутал?
- Говорит, нет. Мы с ним вышли от ювелира, распрощались, и тут эта Кепка подошла прикурить.
- Очуметь!.. Она что же, получается, следит? Кепка эта?
- Ну вот об этом-то мы и говорили. Как-то не до девочки было.
- Да, дела…Невероятное что-то, - Татка смотрела на меня во все глаза. - Слушай, я начинаю верить, что эта кепка всё и подстроила. Они как-то связаны с этим перстнем. Или с этим камнем. В общем, это одна цепочка.
- У нас тоже была такая версия, - кивнула я. - И я решила её проверить. Помнишь, он сказал: «организация».
- Помню. И за этим ты поехала в Ленинку?
- А куда? У нас я всё пересмотрела. В МГУ у историков вообще не про то.
- Ну и что? Всё, получается, зря?
- Нет, нельзя сказать, что зря. Какие-то крупинки насобирала. Но ты сама знаешь: много крупинок дают гору.
- В Ленинке тоже вряд ли, - сказала Татка с сомнением. – Ленинка на то и Ленинка, чтобы показывать не всё.
- Там очень много материала, - возразила я. - Это просто всё надо суммировать. Читать между строк. Причём, в основном, нужна периодика последних лет. То есть, то, чего в нашем институтском архиве меньше всего.
- Тут ты права, - сказала Татка. – Но думаю, надо ещё и по-другому. Надо выходить на специального человека. Вот так, как вы вышли на ювелира. Кстати, когда ты к нему пойдёшь? Или вы вместе хотели?
- Он сказал: позванивайте. Завтра или послезавтра позвоню.
- Надо до праздников. А то он вдруг куда-нибудь уедет. Сейчас все на дачи ринутся. Погода хорошая. Слушай, а можно я с вами?
- Ну, конечно!
- Ура! – обрадовалась Татка. - Договорись к вечеру. Ну хотя бы, часов на пять. А то нам нежелательно вместе исчезать.
- Попробую. Но не всё ж от меня зависит.
- Ну, это понятно. А сейчас-то зачем приехала? Почему не домой? Я ж тебя на весь день отмазала.
- Ну, во-первых, ехать удобно по прямой без пересадок, а во-вторых… - я сделала интригующую паузу, допила чай и поставила чашку на стол, - А во-вторых, мы с тобой сейчас поедем в одно место.
- Куда? – немедленно спросила Татка.
- Угадай с трёх нот.
Я забрала обе чашки и пошла к раковине.
- Теряюсь в догадках, - Татка принялась помогать убираться. – Но я с тобой согласна идти хоть на край света. Потому что в такую погоду сидеть дома – преступление.
- Вот и пошли, - я опрокинула чашки на полотенце. – Одевайся. Мы едем в Трубниковский!
- Да ты что? Ты же хотела с князем! – ахнула Татка.
- Хотела, но мы с ним договорились на завтра, я позвонила ему от археологов. А сегодня с тобой.
- Ой, ура! Как интересно! А почему так?
- Что-то мне подсказывает, что с одного раза мы там не разберёмся, - сказала я.
- А вот это я одобряю! Вот это настоящий научный подход! – похвалила Татка воодушевлённо. - Дистанцирование от личных чувств. А я-то вообще могу, как в прошлый раз, за воротами постоять. Тем более, сейчас тепло.
- Там посмотрим, - сказала я.
- Я Поленова с собой заберу, - спохватилась Татка, кидаясь к шкафам. – Как раз и проверим, откуда он там рисовал! Ой, ура, ура! - от избытка чувств она изобразила несколько танцевальных па. –А то я уже прямо соскучилась по приключениям. Сидишь тут, как серая мышь. На улице весна, душа поёт, а ты только и слышишь: реорганизация, реформация, деформация…
- Инвентаризация, - добавила я, причёсываясь перед зеркалом.
- Вот именно, - сказала Татка. – Электрификация.
Она всунула свою умильную мордочку рядом с моей и посмотрела на меня через зеркало.
- А ты всё правильно придумала, - сказала она. – Сначала мы с тобой одни, а потом все вместе – чтобы свежий взгляд был. А тебя не тошнит?
Я прислушалась к себе. Вообще-то, я изменилась. Какое-то предвкушение звенело во мне. Словно я одна знала что-то, чего никто не знал. И мне уютно и тепло было в этом чувстве. И оно делало меня сильной. И не хотелось его терять.
- Не тошнит, - сказала я. – Поскакали быстрей, пока светло.
Мы прискакали в Трубниковский в хорошее время: народ собирался домой после рабочего дня - значит, большинство квартир будут уже с хозяевами.
По дороге мы с Таткой уточнили нашу легенду, в которой даже фантазировать сильно не пришлось: мы – сотрудники Историко-архивного института, ищем материалы к пятидесятилетию начала войны. Нас интересуют бывшие жители этого дома, у нас сведения, что… И так далее.
Мне же ещё хотелось поприглядываться к этим зданиям и постараться выяснить, чем они могут быть знакомы. Надо было проверить свои зимние впечатления, которые нахлынули на меня, когда я приближалась к дому и ходила там по двору.
И ещё мне хотелось понять загадку Карманицкого переулка, который зимой показался мне волшебно знакомым.
Но на этот раз никакого чуда в Карманицком переулке не случилось. Напрасно я топталась перед стеной длинного дома, вглядываясь с надеждой в номер над головой. Ничего впечатляющего не произошло, улица, как улица, стена, как стена...
- Нет, ничего не вспоминается, - пожаловалась я. – Зимой было, а сейчас ничего. Улица и улица…
- Зимой была зима, - сказала Татка. – Да ещё вечер. Темно, шёл снег. Что-то сказочное было. Наверное, это всё в сумме сработало. Детям всегда сказочное запоминается, а обыденное нет. День – это обыденное. А зима, снег, Новый год – вот это сказка.
Версия была интересная и даже правдоподобная, можно было считать её рабочей, и я кивнула.
- Ладно, значит, сегодня я буду просто расследователем, а не вспоминателем, - сказала я решительно.
И с этим решением мы вышли к дому.
Дом при свете дня был тоже вполне обычным. Простые здания старомосковской застройки.
Историю их постройки мы с Таткой проштудировали капитально: подняли все документы, что нашлись в архиве по градостроительству.
Всё было типично с этим домом для того времени. Сначала выстроили один дом, на углу Трубниковского и Каменной Слободы. Тот самый, адрес которого дала Белка. Был он одноэтажным и строили его для церковно-приходской школы. Потом к нему прилепили длинное здание по Каменной Слободе. А чуть позже к длинному дому пристроили ещё и трёхэтажный. Получилось три дома, слепленных в одно целое. В советское время оба крайних дома надстроили. В итоге дом на углу Трубниковского стал трёхэтажным, а трёхэтажный – пятиэтажкой.
Длинненькое строение между ними осталось одноэтажным, и вот его-то и подозревали тем самым, из окна которого Поленов рисовал свой знаменитый «Московский дворик». Дотошная Татка немедленно полезла разбираться с Поленовым досконально, но не нашла ни строгого подтверждения, ни строгого опровержения. И теперь она несла с собой репродукцию и первая помчалась через улицу - смотреть на окружающий мир глазами художника.
Став спиной к одноэтажному строению, она вытащила из сумки открытку и подняла её до уровня глаз.
- Ну, что? - спросила я, подходя.
- Ну, скорее всего, отсюда, - объявила Татка. – Деревья мешают, но судя по всему, расстояние именно это. Потому что масштаб ощущается такой, как на картинке. Вот если бы на крышу залезть… – она деловито подняла голову и мечтательно прищурилась. - С крыши точно стало бы всё ясно. Строение, между прочим, низкое, вполне можно залезть.
- Мы на крышу сегодня не полезем? – осведомилась я не без опаски.
- Нет, в другой раз, - сказала Татка серьёзно. – Может, с князем вместе. Князь бы залез.
- Даже не сомневаюсь, - сказала я.
- Завтра подумаем, - решила Татка. – А сейчас надо дело делать. Иди, давай. Первая заходи во двор и смотри там всё внимательно, а я попозже за тобой.
И я медленно вошла во двор.
Да, ощущения были не такими сильными, как зимой, когда мне хотелось плакать в этом дворе навзрыд – и я и плакала, невидяще блуждая по двору, оскальзываясь на обледенелых тропинках и вытирая слёзы. Сейчас было всё проще, обыкновеннее, но всё равно – ощущение какого-то далёкого детства нахлынуло нежно и неумолимо.
Всё я тут знала. Стены эти, дверь эту – даже две старые каменные ступеньки к крыльцу - мне кажется, я знала на них каждую выбоинку.
Я медленно обошла двор, заглядывая во все уголки. Сощуривала глаза, чтобы впечатление было не детальным, а общим. Вдыхала воздух. Пахло весной. Пахло подсыхающей землёй, старой, пригретой на солнышке травой, старыми досками сарая, кирпичной пылью… Здесь, под стеной сарая, на сухой дощатой скамеечке, сажали кукол. Старые кирпичи нужно было потереть друг о друга, получалась красная кирпичная пыль. Мы разводили её с водой в кукольных чашечках – это был чай. Бабочка-красавица, кушайте варенье, или вам не нравится наше угощенье? Бабочкой-красавицей была самая красивая кукла во дворе, у девочки… как же её звали, эту девочку… Надя, Женя? Она жила над нами, окна выходили во двор, её бабушка открывала окно и приглядывала за нами... Я оглянулась на дом – посмотреть, где жила эта девочка. Дверь в дом открыта, мама стоит на ступеньке в белом платье. Девочки, идите пить какао!..
Я резко оглянулась. Никакого сарая, никакой лавочки. И конечно, никаких кукол. Кирпичи были, старые, побитые, валялись под самым забором. И старые деревья в глубине. Я подошла поближе. От коры пахло жизнью, почки вот-вот готовы были брызнуть зелёным...
Медленно я развернулась, прошла к воротам и махнула Татке рукой, чтобы подходила.
- Ну, что? - кинулась она ко мне? Вспомнила что-нибудь?
- Потом расскажу, - кивнула я. - Пошли в дом.
Мы прошли одноэтажное здание теперь уже с внутренней стороны и остановились перед дверью, спрятанной в самом уголке. Я посмотрела под ноги: две каменные ступени.
И я их помню.
Я поднялась первой и взялась за ручку двери.
продолжение следует.
на фото: дом на углу Трубниковского и Каменной слободы - каким он был в описываемое время.
Низкое жёлтое строение слева - то самое, на крышу которого собралась влезать Татка. Из окна которого Поленов предположительно наблюдал вид своего "Московского дворика".