Иванушка

Глава 1 
И сказала ему бабушка:
- В общем, так, внучек, пора тебе жениться, больно много у тебя лишних силёнок, больно ты стал дёрганый.
- Ох, дорогая бабушка, не знаю, на ком жениться. Живём на поляне, вокруг одни ёлки, на девице я согласен, а на волчице не хочу, у неё толстый хвост и выражение лица такое… 
 
- Дак я тебя путём сосватаю. Пригласи к нам в гости Красную Шапочку, внучку Лизаветы. Сама давно не видела, врать не буду, но люди и звери бают, будто получилась из неё девка пальчики оближешь. Умненькая, приветливая, с титечками, ножки гладкие, губки бантиком, носик пуговкой, глазки ясные, прозрачные, на круглой попочке золотистые веснушки. В аккурат у ней скоро каникулы, она в медучилище обучается, вот и пригласи в гости, у меня кстати и коленка болит, а ейная бабка чудные пирожки печёт с опятами, ну просто слюнки, и накормишься, и поженишься. Иди, ступай, милый. Адрес тебе сейчас припомню - они там обитают за просекой, на краю болота. 
 
- А насчёт веснушек…
- Ну скажу, всё равно узнаешь от кого-нибудь, сплетники мать их в подойник. К ней сваталось медвежье семейство, сын у них созрел для такого действия, ну Шапочка и пришла к ним в самую лесную тьмущу, да только сыновей там созрело трое. Групповуху Шапочка наотрез отвергла и сбежала в окно. Так что они попользоваться не успели, но попу разглядели.
- Нет, бабушка. Мне такая невеста не нужна, шибко опытная да шустрая, мне чего-то не хочется. Мне бы попроще, понаивней.
- Это половая робость, она пройдёт, Шапочка быстро тебя приведёт в женильное состояние. Вспомнила адрес! На краю болота избушка пряничная под берёзой двуствольной. И корзинку возьми для пирожков.
- Да не буду я с корзинкой по лесу шастать, меня зайцы засмеют. Я что баба что ли!   
- Ну ладно, в пазушке выпечку принесёшь или они тебе короб дадут берестяной заплечный. А может сразу ты с невестой вернёшься, то-то мне радость будет! Ночи зимой долгие, вам делать будет нечего, только миловаться да тискаться – оно и мне приятно будет за печкой. Иди с Богом.
- А чего-й то вы, бабушка, так настаиваете? Может, вам внуков хочется?
- Да, милый, чего греха таить. Из этих малюток самые вкусные получаются холодцы, студни такие, да ежели с брусникой! Ты чего раскис? Ну не кормить же их годами, не выращивать на радость кладбищу! Иди с Богом. Шутка.

И пошёл Иванушка на край болота сватать милую, суженную, по крайней мере увидеть её. Природа творит чудеса. Иной человек и не помышлял про такое, но как увидит молодку ладную, игривую, так и восхощет её сразу, и все мысли в нём переменятся. А иначе природа опустела бы: она держится на соблазне. Был вроде бы приличный человек, а потом как взбесился. Давай свататься, плакать, страдать, писать стихи (не дай Боже), смеяться не к месту, и всё у него из рук валится. И думает не о том, как самого себя правильно выращивать на духовную похвалу, а про красные рубашки, ботиночки, лосьоны (лосины, кальсоны с узорами). Скучно. Однако пока ему всё впервой, пока молод и доверчив, не знает он про то, что всё его женихование – скучное, тоскливое дело. Но ему всё это в радость, ибо в диковинку. На том стоим.

Идёт он лесом к болоту, погоды разные наблюдает: то утреннюю зорьку суховатую, то полуденную морось, то звёзды ночные бисером. Устал, проголодался. Жениться не лёгкое дело. Видит, волк сидит на пне. Матёрый, шкура толстая, хвост как дым из трубы, морда наглая, носатая, клыки не умещаются внутри улыбки.
- Куда, Иванушка, держишь путь? Куда прокладываешь тропу?
- Бабка послала к девушке, Красной Шапочке, налаживать связи.
- Дело говоришь. Одобряю твой выбор. В лесу такой красавицы трудно сыскать. Ты по большому вопросу к ней или по малой пацанской нужде?
- Ой, да не знаю сам. За пирожками я, да познакомиться, да в гости пригласить.
- Ну ты вляпался, добрый молодец, по самое не могу. А пойдём вместе. По крайности, они тебя с крыльца не прогонят. Я буду сватом служить.
- А что, могут прогнать?
- Бабка веником знаешь как дерётся! И по ланитам, и по шее. Но со мной она сдержанная, не один раз я к ним хаживал. У меня такая против неё компромать! А пирожки пекёт и впрямь чудесные. Злые бабы хорошо готовят. И внучка такая, что не придерёшься, всё при ней и веснушки по телу рассыпаны.
Иванушка остановился.
- Не хочу. Хочу девственную, чистую, не залапанную.
- Ну ты даёшь! С такими потребностями тебе лучше в роддом обратиться.
- Дорогу покажешь?
Волк скривился, но помочь не отказался. На минутку войлочную морду в землю уткнул, в мох, чтобы не выдать своих волчьих чувств.      

Глава 2
Просквозили странное вкрапление липы в смешанный бор, вышли в золотистый сумрак сосны. Волк остановился. Сделал задумчивое лицо, лоб нахмурил. Масса идиотов желает себя показать житейскими мудрецами, но об этом Иванушка не знал, и всё воспринимал детским сознанием.
- Понимаешь, Ваня, у меня идей нету. Жизненных целей. Вот я всё умею, и рыбу поймать, и сложить избушку, аил, баню, а шагать мне некуда. Пути заветного не знаю. Вот ты решил с девушкой знакомство завести, так у тебя и шаг лёгкий и глаза горят, а я весь такой скучный.   
- Так ты ж охотник, поди.
- Да, люблю иногда кого-нибудь убить. Но лес уже весь мне известен. Скучно, Иванушка. Шерстяная моя жизнь.
– А если тебе тоже невесту искать?
- Да можно для здоровья… красная шапочка, красные трусики… но это приедается. Это не путь. Нужен долгий интерес. Длинная дорога. 
- Согласен.

- А если долгого интереса нет, его можно заменить переменой малых интересов. Смена развлечений. Давай мы на шапочке вдвоём женимся?
Иван отказался идти дальше. Он решил вернуться домой. Волк отворотил свою безрадостную башку и пошёл куда-то в лесной бок. По его тяжёлой фигуре, по грозному выражению затылка Иван понял, что от него отходит лукавый враг. Возможно, причиной вражды послужила Красная Шапочка, поскольку соперничество за самку вложено в глубину природы. Но возможно и что-то ещё. Вечерело. Волк впечатывал – глиняно, пластилиново - свою фигуру в сумрак между деревьями, какой-то малый свет прилип к его загривку, идти на задних лапах было ему неловко, но, видимо, он так пародировал человека – сказочный начальник идёт. Растворился. А запах беды остался - беды, мочи, давленных грибов, осиновой коры, помеченной опять же волчьей мочой. Сосну они любят царапать, а помечать хорошо гладкие стволы. Иванушка сдуру отдал волку спички, походный коробок, - тот попросил прикурить и не вернул. И ушёл. А вот это уже другая ночёвка. К ночи лес отсыревает, и стволы деревьев, если к стволу прижать спину, холодят.   

Перед расставанием волк раззадорил его по части пищеварения, когда про пирожки говорил, мечтатель. Успел даже рассказать, что правильно организованная жизнь - это еда и перекуры между приёмами пищи. А ночью к пищеварительному счастливому гражданину приходит красная шапочка. Философа Карла Хрумкиса припомнил. Вообще, волк мастер байки травить, но уж больно рассказы у него лютые: того съели, этого разорвали. Помещики съели крестьян. Фабричные рабочие сожрали фабрикантов. (И слышалось слюнявое похрустывание между волчьими челюстями.) Иванушке, когда он остался в лесу один, стало страшно за Красную Шапочку. Надо ступать в её сторону. И не туда ли серый волчара направился? Не хочет ли украсть невесту? Ах, зачем Иван своими планами поделился! А, впрочем, волк и прежде к ней заглядывал, если не врёт.

Где правда? Чиста Шапочка или правда за волком? Хочется верить в Шапочку, но здравый ум подвергает веру сомнению. Что есть правда? Ну допустим, местная маленькая правда в том, что волк ушёл под сень деревьев. А если не ушёл? Если спрятался и ждёт, чтобы выпрыгнуть и съесть жениха? Допустим, правда в том, что наступает ночь… но какая ночь? Если бы Иванушка не лишился коробка спичек, это была бы ночь с костром, а не под холодным ветром. В правде есть мера допущения, правда есть мирокартина, в которую Иванушка верит, которую видит и осмысливает. Это сложный и подвижный образ. Но главное – правда существует. Подвижность правды не отменяет её правдивости, смысловой прочности. Если Красная Шапочка чистая девушка – слухи не исказят её. Главное: она сама должна знать, что она чистая девушка. Вот к ней и шёл Иван, её не зная, но в неё веря. Однако волк пошёл раньше.   

Волки умеют пробираться в ночных дебрях. Но Иван так оцарапал лицо, что уже не знал, как ему быть. И тут серый вернулся. Нехотя, жуя спичку, подставил ему спину и велел садиться.
- Я думал, ты со мной в контрах, - сказал Иван, осёдлывая волка, погружаясь пальцами в очень глубокую грязную шкуру.
- И я так думал. Да что ж мы звери что ли!   

Но дело не в том, что волки видят в темноте, кажется ничего не видят, но темнота перестала быть темнотой. Они так ехали дружно, да не очень удобно - под Иваном ходили ходуном лопатки волка, спина волка то прогибалась, то вздыбливалась, порой он делал прыжки, хотя, оберегая человека, не очень дальнопрыткие.
- Главное в пути не обосраться, - у него на каждый случай были тихие присловья.

Волк видел проходы между стволами, и вдруг его седок тоже стал видеть всё вокруг. Иванушка видел ягоды, капли смолы на елях и соснах, на елях они ярче.   

Глава 3
- Тут передохнём, а то заездил ты меня. Ух. Кстати о гробах. Если ты меломан, ты не представляешь, какая в гробу акустика! Еловый или кедровый гроб – это филармония.
- Я не про то думал, тут грибы кругом, но у меня всё светится перед глазами, - произнёс он зачарованным голосом.

- Кладбище это покойники, покойники это фосфор. Сияй, крейзи даймонд!
- Но я пока не покойник.
- Это тебе кажется. Отдохнули? Поехали, не то уведут твою кралю или от бабкиных пирожков крохи останутся. Что хуже - не знаю. 
В шкуре волка ощущалась его мощь, это был зверь переросток, он весил больше человека и был неизмеримо сильней, и всё же сохранял в своих лапах лесное изящество.

- А знаешь, Ваня, что я подумал - давай обгоним нашу тень. Спорнём? Слабо?
Иванушка видел фосфор предметов, но всё же говорить о тени не приходилось, была ночь. Над верхушками леса едва мерцали звёзды, косая луна была закрыта мутным покрывалом, вроде аптечной маски, мрак и флуоресцентный полумрак между собой соревновались, но освещения всё-таки не было. Поэтому Иванушка сказал:
- Если мы её обгоним, где она останется?
- А вот это мы и выясним, - сказал волк, ощутив на себе вес наездника и как-то умяв его на своей спине.

Странный запах шерсти волка. Вот запах потной овчины неприятный, у волка запах почти собачий, но с барсучьим, лесным оттенком и не такой бьющий. И всё-таки литр дезодоранта не помешал бы. Но про что речь: как пахнет Иванушка, находящийся трое суток в лесу, это он оставил без выяснения. Женитьба – дело тонкое. Волк ничего ему не высказывал и не морщился, вот и он ничего не скажет волку. Поехали.   

Волк перестал жалеть всадника, набирал мах, его тело сокращалось и растягивалось чуть не вдвое. Иван уверился, что сейчас убьётся, и лишь некая гармоническая согласованность тел, которая складывается у хорошей пары в танце, подсказывала ему, где прижаться, где напрячь поясницу… начался ветер движения. Полетели, братцы.   

 Глава 4
Ветки летели мимо них, стволы мелькали, было непонятно, как в темноте видеть всё это, даже если оно светится. Если представить себе много будильников и поехать между ними на мотоцикле.

И вот они оказались возле красивой избушки на краю леса и той пустоши, которую условно называют болотом. Или безусловно. В качестве деревьев торчат в отдалении палки с боковыми палочками. Всё зачахло. Мало воды – плохо, избыток – плохо. Не угодишь землянам.

Тишина, избушка с резными наличниками… Иван от усталости валился с ног. Волк закурил папиросу и сел на крыльцо, словно мент с хвостом. Покашлял, сплюнул. Тишина. Где-то проснулся удод, откуда-то из-под юбки неба стало вылезать освещение. Тишина росла, от неё в сердце становилось тревожно.

Отошли, спрятались в рябинках, в лещине. И точно, отворяется дверь, выходит изнутри девица красная, вправду прекрасная, только нехорошая - такая шкодливая, повадливая, устами накрашенными ни к одному человеческому слову не пригодная, вся виляет и кого-то хочет ритмическими бёдрами совратить. А кого можно совратить в пять утра?!  Она ведь не знает, что возле дома у неё в кустарнике спрятались два мужика! Или ей даже ведать не надо об этом, а просто надо соблазнять всех подряд. Половая безадресная магия, великая природа и бедное мироздание.
Удалилась куда-то, обойдя дом. За пирожками? Так сильно виляла попой, что красная косынка, повязанная вокруг её белой шеи, затрясла ушками. Всё в ней было вычурно, с вызовом.
 
- Это… К-красная Шапочка? – прошептал в ужасе Иван, хотя был очарован ею.
- Навроде того. Я с ней встречался года полтора назад, а девки быстро оформляются, - оправдал свою неуверенность волк. 
- На кой ляд нужны такие вопросы, такие пирожки и всё прочее! – воскликнул Иван, хотя понимал, что против её наглой привлекательности вопросы не работают. - Пущусь я в обратный путь.
 
- А если девку подменили? Если это не Красная Шапка, а мошенница?! Как можно уйти, не решив такой вопрос. Может, у нас в лесу мафия завелась!
- Надо в дом заглянуть, бабушка подскажет.
- Ха! Наивный. Она так подскажет, что ты последний ум потеряешь.
- Ну значит ничего не надо. Пойду я домой.
- А вдруг милой шапочке нужна помощь? Ты подумал? Рыцарь.   
- Господи, как тяжело жениться! Бабушка меня предупреждала: мол дело это нужное, но очень легко вляпаться в какой-то навоз!   
- Легко. Тебе надо бы лучше понимать женщин.
- Зачем?

- Не зачем, а почему. Потому что они нас рожают. Ну, как правило.
- Тогда вообще нет смысла понимать, если уже родили. Поздно понимать.
- Жизнь есть приглашение в ум и в смерть, как сказала одна птица. Пора, брат, пора! Туда, где за тучей синеет гора, где снежное облако свило гнездо для тех, кто крылат и кому повезло. Отправимся в даль… - на этих словах волк отворил старую дверь из толстых досок, и вдвоём они, пригнувши голову, зашли внутрь.

Никак его стихи не помогли Ивану что-либо понять, но ведь на то и стихи, чтобы отвлечь от понимания. В доме стоял густой и приятный запах пудры, ванилина, одеколона, тёплой шерсти. В боковой светёлке был уголок девушки, ибо кругом тут были её фотки. В гостиной было меньше нарциссизма и больше архивной памяти, старинных предметов, добротного уюта. Белые слоники - такие же стояли на полке в доме Иванушкиной бабушки: мал мала меньше в ряд, и не сразу Иванушка осознал эту вереницу, но когда насмотрелся на кабанов, которые так друг за дружкой всем семейством идут, прям катятся паровозиком через лес, тогда понял, что слоников надо ставить гуськом и обращать в сторону утренней зари.

Куда ж бабушка делась? Может, она есть выдумка, или внучка отправила бабушку на пирожковую фабрику на заработки? Он снова заглянул в девичью светёлку и увидел под книжкой фотографию девушки в голом виде. Центром фотки была её попа, украшенная цепочкой. Девушка с удовольствием позировала, хвастаясь привлекательностью. И тут смущение и догадка проникли в него. Не личность невесты будет предметом его чувства, а попа, ибо она сделана природой со специальным эротическим мастерством. Иванушка подозвал волка.
- Это она?

- Несчастный, у них у всех, когда они молодые-гладкие, одинаковые попы! Не могу я тебе сказать! На пляже в Калифорнии сфоткали целый ряд поп, и никто не знал, какая кому принадлежит. Судили по купальникам.
- Слушай, а куда она шапочку надевает?
- Вязаная шапочка растягивается, куда хочешь надевай. Симпатичный портретик…
- Полагаю, семейная верность есть миф, - чётко понял Иванушка. – Невозможно любить исключительно одну такую попу и не реагировать на другую такую попу. Здесь ловушка.
- Да ты их что правда не видел?!
- Нет. …Будущую жену я буду одну любить-уважать, одну хотеть и ласкать, но как запретить своему вожделению любить другую такую же попу? Тем более что они кругом? В Калифорнии, говоришь?

- В любом посёлке. И на выселках, и на хуторе, и на заимке. Это работа природы, она повсеместная.
Замутило Иванушку. Душа его растерялась, он выбежал из дома на воздух. Все прежде приятные запахи показались ему душными.

А волк в одиночестве заглянул тем временем в просторную русскую печь, где пирожков не обнаружил, затем заглянул в холодильник и быстро допил какую-то жидкость из янтарной бутылки.
- Попки, говоришь? Держи хрен по ветру.
Иванушка и так уже обдувался ветром. Волк вышел к нему на крыльцо, вытирая губы шершавой лапой.
- Да не кисни ты! На твой век хватит и одной любимой попы и всяких других задниц.
Иванушка промолчал. Волк вспомнил свои первые чувства, которые нахлынули на него, когда он был подростком и увидел совокупление пары туристов.

- Да, девичья попа это оружие, - подвёл он промежуточный итог путешествия за пирожками.
- Против оружия должна найтись оборона, - возразил Иванушка, находящийся тем не менее под обаянием фотографии, которую продолжал держать в руке.
- Монастыри, творческие артели, отшельники, да хоть пасечники, да все, кто хотел жить на особицу, … - всё это попытки выйти из-под власти женского тела. А какие были секты, какие общины! Отдельные попытки – ничего себе, даже удачные, но в целом против зова собственной крови не убежишь. Но тебе двадцать лет, а мне всего тринадцать, так что это ты мне должен объяснять духовные пути.
- Я думаю, ты старше меня. Волчий год за пять можно посчитать. Ты каждый вечер со смертью встречаешься.
- Это так.   

Глава 5
- Слушай, волк, а если она скучает по сердечному, по духовному? Хочет, чтобы кто-то душу в ней отыскал, а?
- Чего ж она попой хвастается? Сама знает, где у неё козыри. Про душу лясы-балясы - хорошо, но лучше бы она сама в себе душу нашла, первая. Гляди, некая тень по лесу движется!   
- Шагов не слышу, - прислушался Иванушка.

- Вань, это наша тень отсталая к нам едет. Вот мы начудили! – вспомнил волк.   
Через миг на поляну к домику вышла из деревьев малая верховая группа: огромный волк и на нём седок. У них не было веса, у них не было зрения; они соображались, наверно, по смутной памяти, как бы на ощупь, напоминая слепцов Брейгеля.   
Увидев себя, сизого, прозрачного, Иванушка пришёл в трепет. Волку тоже не понравилась его пепельная фигура, влекомая по окрестностям в качестве пятна.

- Негоже нам от наших теней прятаться. Пусть они к нам снова прилепятся, - предложил Иван.
- Давай, - согласился серый, и они выдвинулись навстречу странному явлению.
Что ж, за поступки надо отвечать! А то решили оторваться, пошутили!   
Почти неслышно, почти бесчувственно произошло их воссоединение – как детское дуновение. Двое повертели головами, но никого рядом уже не оказалось.

- В мире происходят странные вещи, порой страшные, - заявил из глубины философского чувства озадаченный волк.
- Какие? – автоматически спросил Иванушка, пытаясь в памяти осознать воссоединение с тенью.
- Пару месяцев назад я потерял носок.
- Погоди, волк. Зачем тебе носки, у тебя другое строение…   
- Ты зануда. Я же в образе, у меня чтобы всё как у человека! Так вот, носок до сей поры не нашёлся. Я даже комнату подметал.
- Может, их и не было? Вовсе носков.
- Но второй-то остался! – взвился криком волк.
- Да уж, - впечатлился Иванушка.
- Проблема не в потере, мне не жалко, проблема в том, куда он мог деться в границах комнаты?
- В подполье упал?

- Да нет у меня подпола! – волк от досады крутанулся вокруг своей оси. - Или взять красную шапочку: это она сейчас была? Может, вместо неё вышла красная попочка? И где ейная… еёная, ихняя бабушка. Я от проблем сойду с ума. Надо кого-то съесть, успокоиться.
- Ты меня хочешь съесть? – воскликнул Иванушка.
- Да нет, не тебя. Я друзей не ем, - понуро признался волк.   
 
- Ну тогда иди на охоту, а я останусь тут, хочу разобраться с шапочками. И поспать надо хоть полчаса, а то мы с такой скоростью мчались, у меня кажется что-то внутри оторвалось.
- Ладно, оставайся.

Волк убежал на четырёх быстрых лапах, но сейчас не было в его фигуре угрозы, а была грусть расставания.   

Глава 6
Он расположился на вечер и ночлег в чужом доме. Растопил самовар, заварил в заварнике чай из индийской старой коробки, свет в горнице не стал затепливать, ибо не нашёл керосина для лампы, а свечка – вещь дорогая. Сел у окна, чтобы посмотреть старинную книгу с гравюрами, которые показались ему живей телесных людей и существ. Убедительные, страшные иллюстрации (для прострации, если не хуже). Окно медленно смеркалось. Образ голой невесты разгорался в его уме всё ярче. Невыносимо. Он отвлёк себя экскурсией по старому дому.

Иванушка был знаком с телефонами, но там, где он проживал со своей бабушкой, не было покрытия, поэтому он как-то обходился без, но здесь плоский, модный телефон обнаружился в коридоре на сундуке, и далее случилась находка: на экране, после оживления гаджета, появилась надпись «волк». Тронул неуверенным пальцем. На экране появился волк в живом состоянии.
- Привет, ты что делаешь? - спросил Иванушка с дружеской радостью.
- Только что набил брюхо мышами.
- Мышами?
- Ну да, ты думал я питаюсь лосями. С лисой сейчас перекинулся… наглая, вся морда в шрамах, решила меня прогнать с мышиной лужайки.
- А ты?
- Решил дать ей подзатыльник. Вот, наелся. А ты что делаешь, Иванушка?
- Листаю книгу с героями былин. Очень красивая, но читать уже темновато. Мечтаю про Красную Шапочку, брожу по чужому жилью. Мышь возится под сундуком. Тебе не слышно? Ты с бабушкой вообще знаком?
- А как же! Прибегал на запах пирожков с котятами.
- С котятами?!

- С опятами. Оговорился, прости. А бабушка ещё та штучка. Ты говорит меня изнасилуй, а я тебя пирожками закормлю. Задачка. Изнасиловать у меня не получилось, я обиделся и ушёл. Не было у бабушки обаятельной… нет, обонятельной течки, а без этого у меня желания нет.  Шапочка – другое дело, вкусная, непрестанно-течная, только, помню, ей всё время что-то было нужно: помочь при поступлении в медучилище, устроиться в общаге, у неё были растущие расходы на одежду, косметику - я устал от её желаний. Меня однажды чуть кондратий не хватил, когда она придумала желание, которого не было в списке. Захотела убрать нижние рёбра, чтобы подчеркнуть изгиб талии.

- Я слышал насчёт ребра Адама…
- Да муть это всё! – резко возразил волк. – Нет ни у кого лишних рёбер, и не было. А косметическая хирургия была. Шапочка попросила меня заложить мой хвост в ломбард. Ох, я с ними ругался-ругался, а затем она в город уехала на год, а бабку оставила на меня, просила навещать, но мне не сильно хотелось. Прежде я думал, что я непривередливый, была бы дырочка, а потом понял, что тут приходится учитывать разное-многое.
- Пожалуй так. 
 
- Ты пока одинок и счастлив, только не знаешь об этом. И побаловаться хорошо, но в женильное дышло не влезай. К тому же у тебя появится орда родственников. Знаешь какие бывают люди? Если кому не скажут обидного слова – считают, день пропал зря. У неё, кстати, брат семиюродный, Иван Гуревич - строитель, строит по лесам пункты денежного займа. А есть ещё какие-то Куйко, Хлопко и Цепко, живущие в часовне, про них Шапочка хвасталась, будто они её заступники.
- Понял, женитьба - не мирное мероприятие, - согласился Иванушка, но тем временем попа Красной Шапочки всё сильней жгла ему душу, невыносимо, и ради неё он уже готов был жениться, а там будь что будет. 

Они беседовали, как в древнем веке беседовали ведьмы с помощью зеркал. Видели и слышали друг друга; видели чуть лучше, чем слышали.
- Мне уже не так печально после беседы с тобой, - признался Иванушка и спросил, откуда у волка телефон.
- Бабка дала, буквально всучила: для связи сердец!
- Да где ж она сама?
- Найдётся. И нас переживёт, и похоронит. Ложись почивать, добрый молодец.

Иванушка ещё посидел у окна, положив на колени толстый старый фолиант; призакрыл глаза, в которые пока ещё лился бледный свет позднего неба. Одна картинка в этом фолианте вызвала в нём удивление. Толстые пейзане в полосатых трениках корчились под дождём, а вверху летел самолёт, из которого происходил этот веселящий дождь. Откуда в былине самолёт? И что из него такое проливалось на поля и на крестьян? Почему крестьяне все кривоногие, корявые? Снова звонить волку и обсудить изображение не решился. Всё когда-то найдёт свой ответ. Или не найдёт. Научные опылители с неба кого-то осеменяют или наоборот убивают в жанре «обработки сельских угодий». Когда ж такое было нарисовано? Восемнадцатый век. Но, если у кого дар провидения, время не так уж существенно.   

Мышь под сундуком раздухарилась, её задор и хвостик перестали умещаться там, она выбежала и стала бегать посреди комнаты. Это уже нарушение этикета. Он топнул ногой - порядок восстановился. Не то чтоб она сильно мешала ему, но в её движениях было много неожиданной суеты.

- Я не привередливый, была бы дырочка, - вспомнились откровенные слова серого товарища. – Женюсь.      

Иван стал по дому бродить, на углы натыкаться. Ему понравился дом, но он при этом частенько возвращался к фотографии девушки: образ её приворожил неискушённого Ивана. Свечку зажёг, оглядел её округлости в маленьком золотистом свете и вдруг вспомнил давние слова одной странницы, которая к ним за водой на родник пришла.
- Не тоскуй, паря. Всё образуется. Чем больше о девицах беспокоишься, тем больше вреда они тебе приносят. Красная Шапочка – девка загляденье. У неё сисечки из бюста выпрыгивают, фигуристая, ладная. Как же она может не знать, что она всем нравится! И, допустим, поедет она в райцентр за сахаром – чепуха, но это же страдание для мужа! И дело не в какой-то страшной измене, она может и не успеть, но она вся существует для флирта, а это уже не жена. Будешь изводиться, будешь в окно смотреть, телефон теребить (она тебе потом скажет, что у неё разрядился), это не жизнь. Жена должна быть простая, человечная, не озабоченная своим эффектом. Ты не рви сердце. Человек зреет, судьба зреет, жена зреет – всё придёт во благовременье.

Как точно старица ему сказала. Он вспомнил про мышь, нашёл ей несколько рисовых зёрен, подсунул под сундук. Телефон прямо ударил по ушам - волк.
- Ну как дела, Иванушка, печку топил? Зря, ночь может быть холодная. Иней может упасть утром.

Волк был нетрезвый, его голос играл и куда-то заносился в случайные интонации. Иван задул свечку и закрыл глаза. Хочется ему говорить – пусть говорит. Волк разговорился и признался, что это выходила из дома всё-таки не Красная Шапочка. Разобрался он в своей памяти, в своих чувствах.
- Та всё ж таки пониже ростом и не такая демонстративная. Только учти, она к тебе ночью придёт.
- Кто – Шапочка или вторая?
- Не знаю. Только есть вероятность, что кто-то из них придёт к тебе в полночь. Запрись.
 
- Да как же я в чужом доме буду от хозяев запираться?
- Думай как знаешь. А я так хорошо напился в трактире Иван-Гуревича. Прямо таблица Менделеева. Сорок мышей, сорок градусов, пирожки без селитры, сорок сантиметров талия у подавальщицы, не девка - яичко с глазами. Ик, бармен Тигран Шнапс так шейкер встряхивает, что прям перкуссия. Пока, друг, у меня сплошной пердикюль, тебе желаю того же. Нельзя всё время жить правильно. Давнюю знакомую тут встретил… решил я в детстве потерять невинность и трахнуть козу, да, потому что невтерпёж стало, зашёл в сарай, а та вертится, куда-то бежит, блеет. Соседка заглядывает: что за шум, в чём дело? Я говорю, подержи козу за рога, а то мне не пристроиться. Она говорит, зачем тебе коза, если я есть? Ну так мы с ней и подружились. Человечность - главное в женщине.   

Последнее тихое зарево померкло за окном. Небо стало сливаться с космосом, в космосе показались звёзды и созвездия, и такая сказка открылась Иванушке, что он забыл о тоске в чужом доме. Ладно шевелилась дурочка мышь, ладно где-то на чердаке устроились на ночь голуби. Ветки, послушные ветру, трогали дом. Он смежил веки в тихом блаженстве и услышал шаги. Сердце вмиг сжалось. Женские шаги на ступенях крыльца, на досках коридора - но не одна пара ног ступала, а две – бабушка и внучка. Он встал у окна, прикрылся занавеской. Пришла Красная Шапочка, вправду пониже ростом и поскромнее. Бабушка зажгла свечу и огляделась.

Глава 7
- Молодой человек, у тебя член через занавеску торчит. Влюбился? Доброе дело. Нет ничего важней и краше любви.
- Бабушка, не смущай гостя. Мы ведь в одном лесу живём. Будем поддерживать порядок отношений.
- Иванушка, - представился ей гость.
- Маша, - протянула ему тёплую руку девушка.
- Да знаем мы, знаем, что ты Иванушка, - пробормотала бабушка.
Когда она вышла на кухню, вероятно заняться пирожками, Маша припала к нему и быстрым шёпотом предложила сбежать.
- К тебе! Ты не знаешь, какая она похотливая да прожорливая. Твоя бабушка добрей. 
- Пошли, - сразу согласился Иванушка, желая поскорей остаться с ней вдвоём. И они рука в руке на цыпочках выбежали из дома в темноту.
- Я тут всё знаю. По берегу речки пойдём, там светлей, и скоро луна покажется. А пирожков я тебе сама напеку.    
- Я тебе помогу делать пирожки, буду учиться. 

Тема пирожков уподобилась рефрену в долгом стихотворении, когда стихотворцу уже нечего сказать, но остановиться (в тематическом трансе) не может.

Но бабушка заметила их исчезновение. Она позвонила волку, попросила помочь настигнуть беглецов. Тот отказался, ибо был пьян.
- Сука – бросила ему в телефон бабушка.
- Я кобель, - сказал волк.
Бабушка вспомнила юность - выкатила из гаража бочку, обмотанную старыми верёвками, схватила метлу, забралась в бочку по пояс, оттолкнулась метлой от земли и поплыла по воздуху.

Вскоре Маша забеспокоилась. Видишь, слышишь - летит она за нами. Вон серая тень на тёмном и звёздном небе - звёзды под нею скрываются. Быстро летит баба Лиза. Если б ты остался, она бы к тебе приставала, точно. 
- Так она сейчас нападёт сверху!
- Не успеет. В этих кустах стоит трактор, мы в него заберёмся, а бабуля об него ступу разобьёт.
- Старая магия против старой цивилизации, - прошептал юноша.

Они забрались во ржавую кабину трактора и затаились. По верхушкам деревьев пронеслось шуршание. По ветвям и всё ближе и вдруг прямо над их головами раздался железно-деревянный грохот. Затем вскрик. 

Иванушка выбрался наружу и оценил результат крушения. От бочки ничего не осталось, а бабушка лежала среди палок и держалась за колено. Видно было плохо, но картина была всё равно ясной.

- Бежим отсюда, теперь не догонит!
- Нет, Маша, мы не можем её так оставить. Надо оттащить её в дом.
- Да ты что?!
- Она сама вряд ли сможет идти. Пойдём, поможем ей передвигаться.

Да, бабушка сильно хромала, но, опираясь на Иванушку, всё-таки шла. В дом свой она вошла с радостью и только одно слово произнесла со вздохом:
- Отлеталась.
Затем наложила себе на колено повязку с запахом прополиса, а затем снова поковыляла на кухню. Тут нашлась и керосиновая лампа с ароматным запахом и газовая плита с баллоном. Бабушка подогрела уху, стоя на одной ноге.

Маша включила телевизор и предложила выпить – отметить помолвку. На краю болота работала только одна программа, которая почти вся состояла из рекламы. Выключили телевизор. Напились самогона под уху. В ушах настойчиво продолжал звучать ролик: ваш кот оценит сыпучий чистый наполнитель туалетного лотка, купи большой пакет – проблем надолго нет.

Разошлись по спальным местам. Бабушка уложила ногу повыше и быстро уснула, капитально себя обезболив. Иванушка и Маша этим воспользовались и устроили первую свою брачную ночь. То была первая близость в его жизни, и он утонул в нежности. За полночь они уснули, но под утро он проснулся. Его душило похмелье; почти детский, чистый его организм не мог выдержать самогона. Он не хотел никого будить и стал бродить по дому в поиске алкоголя. Его родная бабушка когда-то сказала ему, что если плохо после вечеринки, надо утром выпить одну-две рюмки. И он тут многое понял. Как страшно проснуться в четыре утра – ни бутылочки у тебя, ни денег, ни магазина поблизости, и только ночь и даль с перспективой никуда не прийти. Должна быть у бабки заначка, хотя бы сто миллилитров. Нашёл в буфете лафитник - запах чабреца и спирта. Иванушка не стал раздумывать, наполнил стопку и выпил. Вправду, полегчало. Рядом на столе нашлась банка из-под мёда, он поцарапал ложкой по стенкам и набрал чуть-чуть.
- Иди ко мне, милый, - протянула к нему руки из глубины сна Маша. – Ты мне снился, и во сне я поняла, что люблю тебя.
Это была краткая и невыносимо сладкая близость.

- Давай утром поедем на волке. У меня только на ласку силы остались.   

Но мысль о том, что волк заходил в тело Красной Шапочки стала ему ненавистна. Много сил и души он уже отдал ей, она стала храм его личной жизни, и не нужен тут кто-то другой. 
- Пойдём пешком. И будем по пути обжиматься. 

Ранним утром они тихонько собрались – корзинка с хлебом, спички, соль, платочек на Машину голову, прикрыли за собой дверь, оставляя бабушку Лизавету с её ногой… Птицы пели в ближних осинах, в этих голосах звенело счастье, воздух сам лился в грудь, ароматная опушка простиралась в нужную сторону – прочь от болота, в сторону холмов и сосен, и туда пролегала тропа. Всё казалось Иванушке связано с любовью, с вожделением, с Машей. Он прижался к ней между делом, но ничего прочного не получилось, пока она не присела пописать: от этого зрелища он словно впал в одержимость. Развернул попой к себе и взял уже не с нежностью, но с лютой страстью.
- Ты кончила?
- Нет, не до того было: я изнутри любовалась процессом. Никому тебя не отдам.

(А он с душевной болью рассмотрел её прославленные веснушки.)
- Твоя бабушка в нашу интимную жизнь  будет вмешиваться?
- Вряд ли, она стыдливая. Только подслушивать.
- За такую скромность я буду сама ей печь пирожки.

У неё было замечательное качество, она называла его ласковыми, благодарными словами, и вся жизнь из-за этого ощущалась как что-то ласковое. Шагать им предстояло дня два или три. Это смотря как идти, как вожделение будет замедлять их путь. Везде требуется терпение.
- Слушай, где твоя красная шапка?
- Выкинула, я ж не проститутка.
- У тебя в уме такие взрослые понятия, ты ведь почти ровесница мне. 
- Ну, во-первых, женщины взрослеют быстрей. Во-вторых, бабушка меня о таких вещах просвещала, что пересказать невозможно.
- Странно. Меня моя бабушка не просвещала.
- У женщин между собой стыда нет. Я всё детство мечтала быть мальчиком, а теперь я так рада что ты со мной, ты мой мальчик, моя душа, моя радость, тебе ведь нужна девочка?
- Да.
- Значит, я нужна.

- Маша, откуда взялась эта вторая? Зачем путаница? Она показалась мне неприятной особой.

Он вспомнил её накрашенное лицо и понял, что у девицы вместо лица красивая косметика. В этой косметике главным ужасом была двоичная тьма нарисованных глаз. Иванушка почувствовал, что вскоре от косметики его будет тошнить, как в детстве от мыслей о смерти. Как от курильщиков, от автобусов, от молодых людей в утиных кепках и капюшонах.
 
- Года полтора назад пришла и завела с бабкой дружбу. Нашли какое-то родство в седьмом колене.
- Чем она занимается?

- Продаёт курительные трубки и фалло-имитаторы. Где-то возле станции Блумберг токарный цех работает. Там эти предметы вырезают, шлифуют и вываривают в масле. Главное, чтоб древесина была не слоистая. Бабушке она подарила силиконовый, демо-версия.
- А ты себе не взяла?
- Нет, я мечтала своего мальчика дождаться. А ты чем хочешь заниматься в жизни?
- Сказочные картинки писать, игрушки делать, санки. Хочу в город поехать, в училище поступить. 
- Нет-нет, я знаю эти общаги, тебя там девки как лимон выжмут. Мне кажется, талант сам себя может учить.
- Да, только не может выдать себе диплом.

Про волка Иванушка не спросил, чтобы не вгонять её в стыд. У многих людей в их прошлом сидят секреты, о которых лучше не говорить, чтобы не разрушить всё хорошее в настоящем. 

День прошёл в пути. Хотелось есть. Немножко выручали ягоды и сыроежки. Закатная сторона неба окрасилась в густой розовый цвет. Цвет грустного вожделения.

Глава 8
- Я хорошо-то с ней не знакома, поскольку целый год провела в училище, но краткого знакомства мне хватило для неприязни. Она всё время врёт, чем-то хвалится, кого-то проклинает. Говорит, была в Москве помолвлена, любовь была неземная, а жених-подлец ей изменил, и она, проклиная Москву и мужчин, подалась в глухомань. Рассказ о неземной любви лживая баба неизменно завершает сообщением о своей ненависти к бывшему предмету любви. Ох, будь я мужчиной, я бы изменяла ей с чувством исполняемого долга, - весело произнесла Маша.
- Куда она ночью ходит? Мы с волком видели, как она, крашеная, ряженая, ушла в тёмный лес.
- У неё много странных поступков. Но мне это всё равно, поскольку надеюсь жить у тебя.
- Мы откроем пирожковую, Маша. Зимой для лыжников, летом для грибников.
- В наших местах мало народу.
- Мы будем делать мало пирожков.

Костёр тем временем разгорелся, по стволам ближних сосен побежали отсветы, всё дальнее погрузилось в дырявую темноту, где мерещились коридоры и галереи, словно лес там превратился в бескрайний замок или заколдованный дворец. Доев последние крошки хлеба, они приготовились уже соединить свои тела, ибо чувственно соскучились, но Иванушка случайно посмотрел вверх и увидел в лабиринте веток огромную птицу. Он глазами показал подруге, куда следует посмотреть, и она замерла от ужаса. Птицу они видели снизу и в тусклом свете костра, однако видели, что это ворон человеческого роста. Ворон был строг, он чего-то ждал и не выдавал себя никаким шумом.
- Он караулит нашу близость, - шепнул Иванушка, за эти два дня приобретший опыт ощущения и понимания.
- Не будем ночевать у костра, пойдём, - шепнула Маша в ответ.   
Иванушка помочился на костёр, дабы унять огонь, и Маша повела его на берег реки. Здесь было светлей и просторней, где-то на небесном отшибе висела кривая луна.
- Умница, ты ведь так и хотела изначально: идти.
- Да, но я всё-таки хотела, чтобы ты меня взял возле костра.
- Давай без костра.

Ветра не было, но всё вокруг шевелилось, будто они соединяются в кругу невидимых зрителей и завистников. После освобождения от страсти идти стало легче, ибо страсть связывает бёдра. Прибавили шагу. Иванушку стал мучить голод. Он принялся мечтать о любимых блюдах, но от этого стало ещё голодней. Блюда вызвали в нём голодную страсть. «Что-то я потерял покой», - заметил себе Иванушка, слыша в груди сердечный трепет.
- Слушай, Иванушка, а там, где мы будем, там есть такая «поляна погибших туристов»?
- Да, где-то есть, а что?

Она быстро вела его по берегу между ивами. И ему показалось, что в этом мире всё исполнено страсти. Маленькая речка, обросшая рогозом и тростником, показалась ему похожей на Машино женское местечко. Луна подсматривала за ними из-за облака. В речке всплеснула бессонная рыба, в лесу ухнул филин. В растопыренных растениях напряжённо тёк сок, и растения к этому прислушивались. И вдруг их обдало ветром: над рекой пронёсся огромный ворон - теперь он спешил в ту же сторону, куда шли молодые. Над землёю раскинулось небо, полное пламенных звёзд, чёрных дыр и вихрей. И всё тут было заряжено страстью – страстью в быстром действии, либо, напротив, страстью покоя, в котором накапливается добавочная страсть. Это было новое для него мировидение. Прежнее мировидение, детское, показалось ему дороже, и было бы очень жаль утерять его навсегда.   

Наконец они добрались до дома и рухнули спать. Когда он проснулся, проспав часов десять, услышал в кухне разговор.   

- У вас внучок – славный кобелёк, - со смешком сказала бабушке Маша.
Бабушка ответила что-то смешное, отчего обе засмеялись. Затем она принялась расспрашивать бабушку о поляне погибших туристов. Бабушка сообщила ей, что большая группа туристов, которые ищут безлюдные места и урочища, погибли там прошлой зимой от метанола - все тридцать человек. Их закопал водитель, который не пил, но всё же была зима, поэтому закопать их не удалось, а только прикопать. Они где-то возле поверхности, но я туда не пойду, ноги болят, щас нарисую путь на бумажке.

Иванушка быстро шмыгнул мимо них в сад и принялся по кругу бродить, у него было скверно на душе. Вскоре к нему выбежала Маша, понимая, что они своими хихиками и словами про внучка нанесли ему оскорбление. Правда, он мог ничего и не услышать. Мужчине вообще не следует слышать болтовню женщин - поймёт что-то не так. Мужчина понимает слова в корневом смысле, женщина – в театральном.
- Ты чего тут бродишь? Грустишь?
- Ничего, совершенно ничего, - ответил он и посмотрел ей в глаза, и увидел там нечто новое, а именно прозрачный холод.

Она поняла, что он всё слышал. Требовалось как-то выходить из неловкого положения.
- Мы тут болтали с твоей бабушкой всякую чепуху, не принимай близко к сердцу.
- У кобельков сердца-то нет. Я пошёл за грибами.
- Возьми меня с собой. Ну прости, я сказала какую-то глупость, но… так женщины самоутверждаются: насмешками, принижениями мужского достоинства. Ну, нет у нас другого способа!
- Это не мои проблемы. Я даже не уверен, что самоутверждение это хорошо, - в эту минуту он сожалел о своём походе за красной шапочкой и пирожками.

Тем не менее она за ним увязалась, нечто щебетала по пути, затем всё-таки возбудила его, сняв юбку и бросив её в траву. Они соединились. Во время сильного оргазма, когда соски у неё расплющились, а глаза наполнились слезами, она выдохнула из глубины себя:
- Прости, милый!

Напряжение в нём ослабло, и потом он смог поддерживать с ней беседу, а Маша всё поглядывала в бумажку и наконец передала бумажку ему, чтобы он привёл их на искомую поляну. Нарисовано было понятно: три дуба, мостик через ручей, могила лётчика… через два часа они оказались на месте.

На поляне росла жиденькая трава, смешанная с прошлогодними берёзовыми листьями – вон берёзовая роща рядом. Он оставил Машу и пошёл искать грибы под берёзами. Через полчаса, немного набрав подберёзовиков и белых, вернулся к ней и увидел нечто странное. Согнувшись пополам, девушка всматривалась в землю и пальцами расчёсывала траву.
- Есть! - закричала она.
- Что есть?
- Колечко. Пока ты ходил, смотри, сколько я набрала! - вытащила из юбочного кармана горсть обручальных колец и перстней.
Он с омерзением посмотрел на её богатство.
- Не злись, Иван. Я же их не раскапываю, хотя у них и в ушах что-нибудь есть. Беру с поверхности. Что так смотришь кисло! Женщины беспомощны перед ювелиркой.
- Зато я теперь не беспомощен перед женщинами.
Маша бегло ухмыльнулась, ибо легко соблазнила его простым снятием юбки. Правда, не знала, что это была их последняя близость. В следующий раз трюк с юбкой привёл бы лишь к охлаждению промежности внешним воздухом.

Иванушка посмотрел в траву и увидел пальцы, торчащие из земли; на одном скрюченном пальце блеснуло колечко. Его тут же вырвало. Она посмотрела на него, как на больного.
 
Он уже знал, что между ничего не будет. Вероятно, любви и не было, поскольку любовь Маши - это питание мужской страстью, которую она впитывает, точно губка. Стоит мужчине потерять силу - она быстро «полюбит» другого. Ему это стало вдруг очевидно. А почему он об этом не задумался раньше? Потому что был сексуально очарован.

День был ясен и свеж, на средней поднебесной высоте висели и плыли маленькие облака - незаметным ходом они сближались между собой и сливались в плотное облако. Ему так не хотелось видеть Машу, что он долго смотрел в переменчивое небо.

Как же от неё избавиться теперь?

Глава 9
Маша молча смотрела, как он ищет паспорт, спички, готовит походную кожаную сумку через плечо. Он обратился к ней с прощальным словом. 
- Совесть ты преодолела, Маша. Значит, у тебя меньше помех на пути к лучшей жизни. И с бабушкой вы уже подружки-хохотушки… куда ж тебя деть? Уйду лучше я. Пирожками не увлекайтесь: от них нездоровая полнота.

Маша стояла в дверном проёме. В ней происходила борьба, которую она не могла бы выразить словами. Ей было горько и стыдно, однако она радовалась, что он её не изгнал. А для него в этот день началась одиссея по родной неизвестной стране. Бабушка дала ему в дорогу блинов, смазанных вареньем и свёрнутых в трубочку. Иванушка двинулся в сторону бабы Лизы (и той второй, приблудной, внучки), поскольку оттуда он дозвонился волку. Точку связи Иванушка надеялся найти раньше, возможно где-то рядом. И надо спешить, пока телефон не разрядился.

Вот! Поднявшись на холм, он оказался в подходящей точке - с тремя палочками. Долго длилась череда гудков и наконец волк отозвался.
- Ну что, жених, не пошло дело? – спросил насмешливо.
- С чего ты взял?
- Иначе бы ты не звонил.
- Увы, я бомж.
- Ясно, была у лисы избушка ледяная. У зайчика лубяная.   
- Примерно так, только меня никто не выгонял, я сам ушёл.
- И что будешь делать?
- Хотел с тобой обсудить. У тебя зарядка есть для телефона?
- Где-то есть.
- Захвати.
- Хорошо.
Они договорились встретиться на правом берегу речки Весновки возле чёрного камня.

С радостью увидел Иванушка мехового друга - тот прыжками нёсся по тропе. Тело его было перехвачено ремнём, а на ремне крепилась белая сумочка с красным крестом.
- Уф, открывай, глянь, - подставил бок.
- В аптечке оказались деньги, две рюмки, бинт, средство от блох и зарядник.
- Мудро, - похвалил Иванушка такое походно-медицинское снаряжение.

- Значит, первый вопрос: насколько это всё серьёзно?
- Не знаю сам. Скорей всего серьёзно.
Долго не стал рассказывать, ибо волк всё понимал с полуслова и не нуждался в подробностях. Про поляну туристов Иванушка умолчал, чтобы не бросить на Машу тень. То есть получилось, что он просто обиделся на неуважительное слово. А почему нет? Этого достаточно для ухода из дому. 

- Значит, надо решить место твоего проживания, пока судьба не подскажет тебе путь. Или ты его уже знаешь?
- Пока нет.
- Хорошо, временное пристанище найдём. Но у меня есть предложение: для начала надо уйти в запой.
Иванушка задал ему вопрос молча, глазами.
- Ну, как для чего? Ты можешь это сделать один, но у тебя есть друг, поэтому лучше в запой уйти вдвоём.
Иванушка засмеялся впервые с тех пор как пошёл за пирожками. 
- Это не мелочь, это стратегический вопрос. Есть пограничная полоса между жизнью и смертью… там произойдёт твоё обновление через временное погружение в смерть. Если мы не умрём, то мы выживем с обновлённым воображением.   
- А если умрём?
- Не надо себя запугивать: будущее не бывает лёгким, но всё будет решаться по ходу времени. Тут есть кладбище, на кладбище погребальные теремки - выбирай любой.

Иванушка выбрал более-менее чистый кирпичный склеп и по совету волка стал засыпать пол травой. А волк отправился за водкой. Через час он прибежал с тяжёлой сумой на шее. Высунул язык.
- Когда ты сидел на моей спине, было легче. На шее сумку тащить - баланса нету.
Иванушка подтвердил, что нелегко притащить на шее десять бутылок водки и четыре пирожка.
 
Во время распития первых двух бутылок волк рассказывал байки.   
- Не только грибники – собиратели грибов, но также грибы – собиратели грибников. Однажды мухоморы (amanita virosa) запустили миф о своей исключительной полезности, если соблюдать рецепт. Надо есть их сырыми c горчичным порошком. И люди побежали к мухоморам - возле которых падали замертво.
   
После третьей бутылки волк решил немного повыть, размять голос. Близкое эхо от глухих стен ударило Иванушку по ушам, он закрыл уши ладонями и откинулся на пол. Лишь бы кирпичи не повалились. Не успел певец пройти три однообразных арии, посвящённых луне, как на пороге склепа вырос взъерошенный человек с маленькими горящими глазами.
- Что вы здесь делаете? Вы кто?
- Покойники мы, - приподнялся с пола Иван.
- Не мешай выть, - скверным голосом попросил волк.
Человек исчез.

После пятой бутылки Иванушка заплакал, потому что он сирота. Волк пил сурово и молча. После шестой от склепа стало исходить красноватое зарево, будто в склепе зарождался рассвет. От дальнейшего погружения в запой Иванушка отказался, ибо понял, что организм его отравлен. Хотя именно к этому волк и призывал, но Иванушке показалось, что он достаточно приблизился к смерти. По крайней мере, жить ему не хотелось. Как прошёл остаток ночи, он сказать не мог, только помнил, что его рвало и он периодически выползал наружу. Потом два дня пластом лежал в склепе, пил воду из 5-литровой баклажки, принесённой волком; напряжённо о чём-то думал. Его знобило, в сознании возникали странные фигуры. Чаще всех являлся тот знакомый чудовищный ворон. Они о чём-то говорили. Иванушка делился мыслями, извлечёнными из подвалов сознания; для них у него не было внятного описания. Эти были мысли-переживания. Он мычал, излагая их, однако ворон всё понимал, он кивал, держа в клюве красивую травинку.

На третий день вернулся волк.
- Мы выжили.
У него на шее висел пакет с минеральной водой. Иван хотел сказать волку «спасибо», но лишь кивнул головой. Видимо, для словесного общения пока ещё не имел сил.

Иванушка поднялся на ноги, его сильно качнуло, он едва успел упереться рукой в стену.
- Да, ты слишком юн для запоя. Организм тебя не пускает. Это была моя ошибка. Прости, двуногий брат, - прошептал осипший волк.
- Я всем всё простил, - ещё тише ответил Иванушка.
- Значит, всё в порядке. Значит, всё было не зря. Завтра мы отправимся в путешествие.

У Иванушки кружилась голова, но он уже успевал вылавливать слова в напряжённом потоке переживания. Да, это было переживание у самой границы смерти. Иванушка улыбнулся волку высохшими губами. Снова лёг. Завтра… слова обладают удивительными физиономиями. Завтра. Хорошо. Он смежил веки и уснул.   

Глава 10
Наутро Иванушка сделал из трёх веток веник, подмёл склеп, доел бабушкины блины, допил минералку и вышел на дорогу ждать волка. Где его носит? Мышкует?
По другую сторону дороги цвёл кипрей на большой площади, ярко-розовый – цвет неприятный, ибо захвачен гламуром. И когда Иван так подумал, весь кипрей поменял цвет на сиреневый. Иванушка потряс головой. Огляделся: всё ли в порядке в окружающей среде - не всё. Страшный ворон махал крыльями над опушкой по правую руку. По левую руку, над кладбищем, где Иванушка прожил пару-тройку дней, летала огромная стая крупных беззвучных летучих мышей. Почему днём? Непорядок. Иванушке стало прохладно. Где-то раздалась музыка – по нервам Иванушки заездил смычок и громыхнуло фортепиано под бодрыми бесноватыми пальцами. Эту музыку он слышал в каком-то кино… про ловца вампиров. Отёр пот со лба рукавом. Наверно, похмелье выходит ещё из него – холодным потом и миробоязнью. «Не надо верить себе, - сказал он себе, – ты сейчас ещё не в том состоянии, чтобы верить себе». Обратился направо – ворон крылато уходил в глубину воздуха над лесом, уменьшался. А чего ему надо, зачем он попадается на глаза?

Музыка продолжалась. Да, из того фильма. Как раз когда скрипка поднимала тон, переходя на визг, а ф-но убегало своими клавишами в глубь чердака, вампиры поймали своего ловца. Страшная сцена.

Волк наконец появился. Подбежал к человеку, прижался к его бедру плечом, дрожал.
- Что случилось, дружище? – с большой тревогой произнёс Иванушка, ибо ему была известна бесстрашность волка.
- Трактирщика убили.
- Кто?
- Посетители. На моих глазах. Я полез в драку, а меня электрошокером.
- За что убили?
- Кассу ограбили, водку вынесли.

Музыка продолжалась. Она сейчас относилась к тому эпизоду, когда похороненный ловец вылезал из своей могилы. Торжественный музон, хотя исполняется в миноре.
- Ты чего тут, радио включил?
- Нет, она сама звучит. Я ничего не понимаю. Вот эти цветы пять минут назад поменяли окраску, - Иванушка пальцем указал на луговину с иван-чаем по правую сторону от дороги.
- Н-да, - сказал волк. - Денёк!

Сказал и задрал морду, заметив некое движение в небесах. Иванушка тоже глянул туда. В небе во весь опор мчался всадник на белом коне. Чёрный плащ мотался на отлёте за его спиной. Скорость! Они проводили его до облака, в которое он быстро погрузился и в котором исчез. Где-то рядом, ибо на небе места хватает, показался батюшка в облачении, с большим наперсным крестом, бородатый, красиво причёсанный на обе стороны от центрального пробора.
Иванушка перекрестился.
- Это не поп, видишь, у него даже лицо не намолено. Актёр, тусовка... в общем, ряженый. Из этого я делаю вывод, что мы находимся внутри кино. Отсюда и музыка.
- Но как так?!

- Знаешь, я в прошлом году решил своровать овцу, но пастух помешал. Пастухи, они или дураки или философы. Мы разговорились. Помню, мы договорились до того, что живой мир больше природы, природа в нём – одна лишь грань в гранёном стакане. НЛО не относится к природе. И вся цивилизация. И религия. И поэзия. Демоны пещер и ручьёв, которых раньше именовали хранителями урочищ, – это не дети природы. Чуткому человеку порой снятся вещие сны – откуда они приходят? Не из природы. В живом мире много всего, только у нас названий для этого нет, поэтому знание не формируется. Вот этот неверующий актёр-поп дал мне понять, что мы сейчас в кино – без кинокамеры, оно идёт для игры живого пространства.   
- Интересная мысль, – согласился Иванушка.
Музыка стала громкой и наглой. На небе засияла радуга, под радугой на верёвке болтается банка с краской. «Лучшая краска для внутренних работ!» - объявил жизнерадостный голос.
- Вот видишь, кино прерывается на рекламу, - сделал примечание волк.
- Вижу.

В небе ковыляет старушка, остановилась, подняла костыль и весело потрясла им. «Костыли из ясеня – лучшая опора в старости!» - произнёс глубокий баритон. «Я этого достойна!» - пропищала вдогонку бабушка.

С правой стороны изменилась половина неба. Нету леса, нету голубого свечения между облаками над лесом. Пустыня. Огромная баржа – чёрная, просмолённая тащится по песку. Её тащит на верёвке маленьких Иисус. Ноги его порой разъезжаются в песке. Неимоверную тяжесть никто бы не смог тащить без Божьей помощи. Баржа полна евреев. Ребе с выдающимся профилем и кудрявыми висками учит ребят писать. Сара Соломоновна бранит мужа и развешивает на верёвке не стиранное бельё. Хайм сидит на ящике и предлагает валюту страны прибытия. На чёрной барже гвалт, смех, бытовая и флиртовая суета, и никто не бросит взгляд сочувствия на того, кто тащит их в будущее по песку. Рядом с Христом уныло топает ослик. Он устал от жары и хочет пить, но ему и всем остальным до воды ещё далеко.   

Иванушка и волк смотрели на эту картину заворожено. Долго смотрели, не веря своим глазам. Иванушка заплакал. Волк стал чихать в землю и трясти мордой.

Когда они подняли очи, пустыни уже не было в правом поднебесье; там по серым волнам океана мчался корвет, наполненный ветром.
- Что бы всё это значило, - подумал сквозь слёзы Иван.
- Хрен его знает, - сказал волк.
- Тогда мы пойдём по святым местам, - сказал Иванушка.
- Да, - сказал волк.
- Будем душу кормить, - сказал Иванушка.
- Я сначала заведу себе душу, а потом буду её кормить, - обещал волк.
- А как ты её заведёшь?
- Приму крещение.
- А тот актёр-поп, которого мы давеча видели, он бы окрестил тебя, ну, за деньги.
- Пускай сам себя крестит.
- Ясно.

Между тем никакого неба уже не было над ними – была везде глубокая прозрачная вода. Она стояли на дне морском или на дне огромного океанариума, глядя в брюхи акул и в глаза осьминогов. Касатка чуть не наехала них с бешеной скоростью, но незримая преграда всё же защитила человека и волка. Они осторожным шагом, озираясь на резвых акул и прочие живые торпеды, пошли наобум по воздушному коридору, окружённому водой и морскими тварями. Никакого признака людей в этой стихии не было. Глубина, водяные дали темны, однако вблизи их воздушного и светлого коридора, морские жители становились освещёнными. А что там наверху? Звёзды мерцают, отражаясь на воде, или солнце светит, превращая водную рябь в тысячи зеркал. Или там корабли плывут? Отсюда ничего такого не угадать.
Дельфин появился – стал показывать им акробатическую свою изворотливость и ловкость.   

- Да уж, как сказал бы пастух: живое пространство резвится.
- Ну и вода, ну и что. Мы сами себе хозяева. Начинаем путь, надо только сообразить в какую сторону.
- Сейчас для нас никаких сторон нету, - понял волк.
- А когда, интересно, это кино закончится? – вслух воспросил Иванушка.
- Ты прав. Самое интересное начинается, когда кино закачивается.   
- А давай спать. Вот ляжем тут и заснём. Они взяли нас на какой-то умственный зацеп.
- Давай.
Легли, закрыли плотно глаза, чтобы не отвлекаться на утробу океана, и уснули наконец.

Глава 11
Волк легко засыпает: у него нет ночного/дневного режима. Есть у него «волчий сон»: 20-30 минут в любой час по мере усталости или разочарования в жизни. Он первый заснул и первый проснулся. Разбудил товарища.
- Друг мой, - сказал он глубоким басом Ивану в ухо. – Кино кончилось.
Иван быстро повертел испуганными глазами и от счастья повалился опять на дорогу.

Вскоре они потопали в сторону ближайшего храма – по ту сторону погоста. Отец Варфоломей оказался на месте, в крестильной, давал указания прислужнице насчёт очистки подоконников от воска. Иванушка постучался и заглянул с извинениями.
 
- Зайдите, юноша, вы намерены креститься?
- Я крещёный. Надо окрестить моего друга.
- Да где ж он, чего мнётся?
- Понимаете, батюшка, он не совсем человек.
Иванушка приоткрыл внешнюю дверь, и батюшка увидел во дворе огромного волка. Тот сидел по-собачьи, глаза скромные, голову свесил.
Батюшка Варфоломей пошатнулся.
- Вы что, с ума сошли?!
- Он говорит, батюшка! Он всё понимает!
- Идите вон отсюда, не то вызову ветслужбу, чтобы его усыпили.
- Извините, мы лучше уйдём.

Батюшка вмиг стал красным от страха и гнева. У прислужницы было лицо младенца, круглыми своими глазами и круглой своей головой она постаралась выглянуть и понять, в чём проблема, но батюшка плотно затворил перед её носом дверь.
- Нос он тебе откусит, любопытная! Озверел народ, последние времена настали, скоро медведей будем крещать.   

Пошли они, грустные, куда глаза глядят.
- Мало шансов, что кто-то согласится, - выдохнул Иванушка.
- Понимаю. Быть мне нехристем. Слушай, а давай трактир себе заберём. Хозяина-то нет.
- Надо сходить туда, изучить положение, - поддержал Иван без воодушевления.

При подходе к трактиру волк насторожился. Некая барышня в кружевном белье стояла у входа на стремянке и меняла вывеску. «Трактир Выпь» был снят, на его крючки дамочка повесила вывеску «Дом ласки». Волк метнулся внутрь, Иванушка следом. В обеденном зале находилась группа пернатых дамочек и толстый мужчина, который раздавал указания. Он держал себя хозяином. Дамы завизжали при виде волка, мужчина открыл внутреннюю комнату и выпустил двух охотничьих собак. Первой собаке волк перекусил шею, вторая отчасти увернулась, но ему всё же удалось ухватить её за спину, после чего с разворота он шмякнул её об стену. Контуженная собака на животе поползла к выходу. Волк оставил её в покое, собака не виновата, что у неё хозяин идиот.
- Вы кто такие? – мужчина отступал к барной стойке.
- Теперь я понимаю… это твои дружки убили трактирщика… по твоему указанию, - медленно выговаривал волк.
- Я нет, я привёз группа девочек. Всё будет работать. Я уважаемый человек, я Штефан, - мужчина чувствовал себя с каждой секундой всё хуже, бледнее.

И настал пружинный момент - волк бросился на него, ухватил за плечо, повалил, потащил к выходу. Девицы уже стояли на столах и дружно визжали. И тут Иван заметил среди них «вторую красную шапочку», жиличку бабы Лизы, продавщицу фаллосов.
- Я подам на тебя жалобу в полицию, - обратилась она к нему.
- Подавай.

- Ты - безобразный, ты - мужчина, ты очень много о себе думаешь, и я тебя накажу, - у неё от злости тряслись губы.   
- Хорошо, я буду ждать. А ты пока заткни свой зловонный феминизм себе в зад, ему там самое место, и на выход. И вы, барышни, покиньте помещение. Добром прошу. Вероятно, Штефан сядет в тюрьму, если я докажу, что трактирщика убили его дружки. Кроме того, это место мужского отдыха, здесь пьют пиво, водку, играют в карты и даже в шахматы, обсуждают автомобильные дела. Ну, нечего вам тут делать. Если вы совратите местных мужиков, а это несложно, вы причините им большой вред. Своими дырками, ложью, кокетством, жадностью – вы заставите их жить иначе: не по их привычке, не по их желанию. Вы – ходячая отрава. Я хоть и молодой, но успел познакомиться с такой неприятностью. Прошу всех удалиться. И, девушка, пожалуйста, верните прежнюю вывеску на место.

Вышел за порог. Девушка снова забралась на стремянку и сняла вывеску «Дом ласки», отдала Ивану, а он подал ей прежнюю версию. «Ласка - это хищный зверёк», - подумал Иванушка.   

Чуть поодаль сидел на земле печальный Штефан. Полуголые курочки сбежались к нему с тихим кудахтаньем. Волк обратился к ним задом, покидал на них задними лапами землю и вернулся в трактир. Вскоре завёлся двигатель маленького автобуса, и гости уехали.

Растерянность. Где тело трактирщика Бори? Где документы на владение заведением? Как сделать новые и на каком основании? Волк отыскал в кладовке некогда затерянную бутылку рома, стёр липкую пыль, поставил ром на стол.

- О, нет, я не буду, я от запоя не отошёл.
Волк засмеялся. Налил ему в стакан совсем чуть-чуть, а себе на два пальца (человеческих). Чокнулись, выпили - ром оказался вкусным. Но день ещё не кончился.  Между столами валялась мёртвая собака.

….
Красная Шапочка Маша извелась в доме. С каждым часом ей становилось грустней и больней. Она поедом ела себя за глупое, циничное поведение. Какие были диалоги!
Когда Иванушка заметил ей, что она преодолела свою совесть, она ему ответила с надменной верхней губой:
- А что она дала мне хорошего, эта совесть?
Маша ясно вспомнила его растерянное дорогое лицо. Бедный Иванушка!

К тому же, оказалось, что она сильно скучает по нему, тоскует. А где его искать? Повязала голову платочком, взяла корзинку с пирожками, немного денег, студенческий билет, мобильный телефон, спички, кружку, ложку, несколько чайных пакетиков, аптечный пузырёк сахара... всё, пока, бабушка.
- Ну, куда идёшь! Он сам вернётся рано-поздно.
- Не могу ждать, сердце ноет.

Отсюда путь был только вниз, к Лизавете, оттуда можно было пройти в городок, а уж оттуда во все стороны. Хоть ворон великий появился бы, указал направление. Но по заказу чудеса не происходят - только по собственному их произволу. Она спросила у своего сердца, остановилась, прислушалась, но сердце молчало, тупо выполняя свою работу. Она пошла в сторону Лизаветы и городка, почему-то видя свою красивую и несчастную фигуру сзади, будто снимала себя в кино.

Глава 12
Иванушка и волк провели тщательный обыск двух комнат и двух чуланов. Документы были найдены: на право собственности, справка БТИ, налоги, коммуналка…
И призадумались. Убитый трактирщик имел по некоторым пунктам задолженность весьма приличную. Чтобы оформить новые документы собственника, нужна справка о его смерти, необходимо найти его наследника, привести наследника к получению наследства и оформить с ним договор аренды или купли/продажи. Для получения справки о смерти Бориса потребуется поиск места захоронения, эксгумация, медицинское заключение… и всё это надо проделать так, чтобы двоим друзьям не попасть в полицейскую мясорубку в качестве подозреваемых.

Они посчитали капитал, необходимый для всего названного, и поняли, что задумали невыполнимое. Нашли в чулане огромный навесной замок, вставили его дугу в петли и затворили большим ключом. Эта тропа судьбы, этот сюжет, эта надежда были заперты. В замке темнела пазушка - скважина и столбик - для поворота ключа… когда-нибудь. Глухая морда замка была выразительной.   

Тем временем Красная Шапочка шагала к бабе Лизавете, в прежний свой дом, спросила, как дела у Дианы, приёмной внучки, передала ей привет; взяла ещё пирожков, ибо неизвестна длина пути, и двинулась по лесу в сторону городка.
Баба Лиза провожала её взором от крыльца и почему-то покачивала головой - возможно потому, что разглядела в ней страдание любви, что вызывает жалость. Другое дело разврат Дианы, который жалости не вызывает, но приносит доход и уверенность в завтрашнем дне.

Маша грустная шла по тропинке, отвлеклась вбок под куст, пописала и с дикой тоской вспомнила, как это простое действие повлияло на Иванушку. С поздней завистью к самой себе. Ещё грустней пошла по тропе и вскоре боковым зрением увидела справа какое-то движение в лесу. Только бы не медведь! Из-за деревьев, из-за кустов на тропу вышел человек-бомж, обмотанный тряпками, он пересёк тропу никуда не глядя, словно влекомый большим замыслом или властным призывом. Маша загодя остановилась, чтобы его пропустить, и тут же следом за первой выдвинулась вторая фигура, женская с полотенцем-тюрбаном на голове - тоже невменяемая, никуда не глядящая. Маша испугалась. Оттуда же следом выступила третья нелепая фигура, вся в газовых шарфиках и косынках и устремилась за предыдущими. Затем четвёртая в банной простыне. После четвёртой фигуры Маша решила сделать перебежку вперёд – пересечь маршрут мертвяков, как она их назвала, но не успела набраться решимости. Фигура в домашнем халате помешала ей. И другие мертвяки следовали тем же поперечным курсом с интервалом в две-три секунды.  Вот появилась губастая девушка в пижаме с растрёпанными, словно намагниченными, волосами. Затем шагал одноногий на двух костылях. За ним двигался санитар в грязном сером халате, вероятно из дурдома, судя по зверскому лицу. Потом купец или банкир в блестящем костюме с оторванным рукавом. Потом шли женщины в чудовищных нарядах, включая две-три в стрингах. Однотипные мужчины среднего возраста в спортивных костюмах, заменивших мужество небритостью. Маша бросилась вперёд и успела юркнуть между зомби. Уф. Однако настроение стало ужасное – больнично-кладбищенское, какое-то прощальное. Вскоре она раззадорилась узнать, куда они идут. Ведь ей самой неважно куда идти, поскольку она не знает в какой стороне Иванушка.

За кустом простояла несколько минут, дождалась последнего и присоединилась к процессии. У неё тоже изменилась походка, и шея перестала поворачиваться. Через полчаса их путь склонился в овраг. Пошли по дну оврага вдоль чёрного, как тушь, ручейка. Глубина оврага постепенно уменьшалась, и они вышли на ровную землю, на поляну, где стояло старое красного кирпича здание с надписью «прачечная». Никогда Маша о таком не слыхивала. Зачем в лесу прачечная? Однако двери были распахнуты, и путники равномерно по одному исчезали в сумеречной глубине здания. Дошла и до Маши очередь - она последняя, за ней двери закрылись.

Больше никого не видела - ничьих спин; шла по узкому коридору сквозь туман, словно в бане. Наконец он стал таким густым, что она собственной руки не видела.
- Можешь сесть, - раздался тихий голос.
Она села на пол, ощупывая пространство.
- Можешь лечь, - сказал тот же спокойный тихий голос.
Она легла на пол, не чувствуя жёсткости. Она вдыхала пар, и ум её отдалялся от тела, потому что она перестала своё тело хоть как-то ощущать. Она обнаружила себя в школе.

Её подружка Нина пришла на уроки в дорогом светло-голубом платье. В школу не стоит надевать такие наряды, но так хотелось Нинке покрасоваться и похвастаться, что не выдержала. Маша огорчилась, увидев такое платье не на себе. Она придумала, как его испортить: у неё в портфеле всегда находился несмываемый красный фломастер, которым она рисовала на скучных уроках; так вот этот фломастер мог легко испортить Нинкино платье – слава Богу, Нину вызвали к завучу.   

Нинкин пример помог Маше понять себя. Нина хвасталась тем, что родилась девочкой. «Девчонки, это наше счастье, что мы женщины. Женщины – это земные ангелы!» И сама не замечала, что ангелы не играют в подлости. А Нинка послала письмо жене директора школы, где сообщила о тайных связях директора со школьницами. Что было! Нинку не разоблачили, потому что она попросила написать это письмо свою стороннюю подружку, и отправили они письмо бумажной почтой. Директор через день пришёл с синяком. Глаза мёртвые. Сидел в своём кабинете пьяный. Никакого предлога для такого письма директор никогда не давал, и Маша поняла, как женщинам легко вторгаться в чужие судьбы.

Нина решила третировать одноклассников. Подговорила девчонок так себя вести, как будто от Толика скверно пахнет. Он, красный, растерянный, убежал с уроков. (Наташа, дабы услужить мальчикам, выдала им девчачий заговор, но ребята, они странные, даже ничего не сказали Нине. Даже Толик ничего не сказал. Такое впечатление, что ничего хорошего они от девчонок не ждали и потому не удивились.)   

На примере Нины Маша поняла, что женщинам трудно оценивать себя честно. Вот Нина говорит об ангельской природе женщин, а ведёт себя, как стерва. Почему она не видит противоречия? Маша решила следить за собой, но как только в ней появлялась какая-то страсть, её честная самооценка исчезала. Самое обидное, что она подыгрывала Нине и в её каверзах участвовала.

Сама тоже не отставала. В классе был симпатичный парень Слава. На классных вечеринках Маша решила отбить его у Наташи. Многих усилий не потребовалось. На танцах она определённым образом обнимала его и прижималась к нему как доступная женщина. Слава стал смотреть на неё с вожделением, глазами ласкал её глаза и губы, он всё больше волновался и терял внимание на уроках. Наташа умоляла Машу оставить Славика в покое: у них любовь, он – её жених! Однако самолюбивое упрямство заставило Машу продолжить совратительную деятельность. На выпускном вечере она вывела его из школы, завела в ближний сквер и стала кружить ему голову и воспламенять его кровь дерзкими ласками. На ней белья уже не было, его одежда была уже расстёгнута, и вдруг ей пришло глубинное напоминание о том, что через несколько минут она станет беременной. Ведь они оба ничего не смыслят, не умеют ни предохраняться, ни управлять собой, Слава – просто мальчишка… и она оттолкнула его и убежала. Её забавы долго потом оплакивала Наташа.

Вне школы у неё чуть не случился роман с волком. Он вылизывал её, внюхивался в её тело, он влюбился в её аромат (как в отдельное от Маши явление), и это неизбежно привело бы к соитию, но ей хватило силы воли запретить себе походы в кусты и эти голые свиданья, где волчья лесть и сексуальное наслаждение были смешаны с отвращением к себе.   

Послешкольные годы явились в прачечной тёмным туманом, состоящим из двусмысленных слов, завистливых взоров, грубости (в адрес бабушки), подлых размышлений (о проститутской карьере), беглых романов с туристами, некрасивых поступков (кража косметики в колледже, попытка соблазнить преподавателя – при сохранении невинного облика, разумеется)… она не хотела этого помнить, но в прачечной вспомнила даже то, чего вроде бы и не знала.

Она рыдала, стонала, металась из стороны в сторону, словно желая чтобы очередное воспоминание пролетело мимо… но мимо не пролетало, а точно в сердце.

Глава 13
Оглянулась – посмотрела на кирпичное неказистое здание. Да, здесь она только что была. Обошла прачечную по кругу, пытаясь что-то разгадать. Из трубы под стеной вытекала чёрная вода - отсюда брал начало чёрный ручеёк. Должно быть, пар, насыщенный дыханием пришельцев, конденсировался на стенах, стекал в цементную канавку и оттуда удалялся через слив. 

Она встала на тропинку с той же корзинкой в руке, в том же платочке на голове, но по-другому ощущала себя и свою жизнь. Она стала лёгкая, отзывчивая, как пушинка. Она сделала шаг в сторону Иванушки и любовь пламенем вспыхнула в ней. Она не могла идти ровно, шаталась. Она смеялась и рыдала, скалилась, тёрла глаза, стонала. Она была чиста, и любовь воспламенилась в ней, все мысли-помыслы наполнились любовью, точно паруса мощным ветром. Она была счастлива и несчастна. Она была невыносимо счастлива. И тоска… какая тоска гореть в любви одной!

Она выправила походку и пошла в городок. На холме остановилась, отсюда видно далеко во все стороны. Где Иванушка? И тут случилось у неё дальновидение. Словно появилась перед глазом подзорная труба, и она увидела Иванушку, который сидел на пне и что-то писал на бумажке. Рядом с ним расположился волк и, прикусив язык, заглядывал в запись. За ними в качестве задника виднелся большой крепкий сарай с надписью «Трактир Выпь».

Маша возликовала, она узнала это место, ей даже в городок не надо идти: трактир ближе. Она побежала и как раз на пороге усталости оказалась на месте.
- Иванушка! – бросилась к нему в объятия.
Он обрадовался, но был растерян. Особенно его привело в смущение немедленное желание, которое схватило его. 
- Иванушка!
В эту минуту он понимал, что выбирает между Машей, с одной стороны, и всей землёй с её морями и небесами, с другой. Выбор трудный, поскольку обе стороны были ему дороги и драгоценны. Но в той стороне, где Маша, таился тупик. И унизительные, надменные слова, что она произнесла о нём, склоняли его избрать мироздание. Женщина – тоже мироздание: ограниченное телом, тёплое, нервное, приятное, оскорбительное, неверное, тупиковое.

- Мне надо идти в даль.
- И я с тобой!
- А как же бабушка?
Маша пожала плечами.
- Это твоя бабушка.
- Тебе надо ещё год учиться?
- Надо, последний.
- Тогда первого сентября я вернусь, проведу с бабушкой зиму: снег, дрова, вода из речки... А пока длятся твои каникулы, я поболтаюсь вдалеке. Ты ведь с бабушкой подружилась? 
- Ты не хочешь быть вместе со мной?! 
- Уже нет.
- А как же любовь? 
- Любовь - это матка. Совесть и честь - это всё.
- Нет, любовь – это всё. А совесть и честь - это гипоталамус.
- У нас не совпадают взгляды… 
- И что из этого?
- Мы расстаёмся, прямо сейчас.
- Ты отрекаешься от меня? Брезгуешь?
- К чему такие тяжёлые слова! Просто расстаёмся.

Её лицо исказилось, вмиг потеряв миловидность. Верхняя губа приподнялась, ноздри расширились, переносица напряглась, брови насупились, глаза остановились. Она подпрыгнула и повисла в воздухе, её волосы вытянулись назад и уподобились иглам дикобраза. Навострив когти, она бросилась на него, чтобы вцепиться в лицо - он увернулся. Разочарованная промахом, она опустилась на землю, подобрала камень и швырнула со всей силы. Если бы он не обернулся, камень попал бы ему в затылок, но он обернулся, и камень рассёк ему левую бровь. Маша застыла, расставив руки, не зная жалеть его или дальше ненавидеть. Волк быстро подставил ему спину, и они помчались прочь во всю прыть. Иванушка глядел вперёд правым глазом.

Наконец волк прекратил бег, они упали в траву отдышаться, волк два раза лизнул его лицо – убрал кровь и целебной слюной затянул рану.
- Теперь у тебя есть враг – Маша по имени Красная Шапочка, - сказал, жарко дыша.
- Не ожидал от неё такого.
- Думаю, она сама не ожидала от себя такого. Любовь умноженная на ненависть – сила пострашней паранойи.   
- Видишь, ссориться иногда полезно: вылезает суть характера.
- Драться ещё полезней. И что ты будешь делать? – спросил волк с товарищеским любопытством.
- Здесь – ничего: настроение испортилось. Хочу посмотреть мир, в который меня родили. 
- И я с тобой. Меня тоже родили.
- Только надо зайти к бабе Лизе – вернуть телефон. И навестить мою бабушку, проститься до первого сентября.
- Телефон… ты скажешь. Диана, поди, у клиентов натырила столько телефонов, что и не упомнит. А к твоей бабушке давай съездим.
- Нет, сходим. Время есть.
- А потом по святым местам, - мечтательным голосом сказал волк.
- Да, ты и без крещения будешь хорошим другом. Душа в тебе уже есть, как и во мне. Надо её растить.

Шли прогулочным шагом, отвлекались на землянику, на грибы – Иванушка снял рубашку и превратил в корзинку. Когда пришли услышали голоса в избушке, остановились у порога.

- Я научу тебя, как на него аркан накинуть. Скажи, что ты беременна.
- Бабушка, не учите! Я на самом деле беременная! А он подлец, - закричала Маша.
- Но почему подлец-то!
- Потому что бросил меня! 
- Больно быстро ты залетела, да быстро сообразила!
- Я чувствую!

Иванушка и волк обменялись выразительными взглядами. Волк шёпотом спросил:
- Ты предохранялся?
- Нет, и не хотел, я видел в ней свою жену.
- Значит, это возможно. 
- Возможно. Кто с одного раза… а кто-то пять лет старается…
- Но если она не беременна, она может сейчас начать трахаться направо-налево, это уже с ней бывало, а половая слава, то есть её беременность, достанется тебе.
- Но анализ ДНК…
- Это потом! А девять месяцев она будет манипулировать и бабкой, и тобой сколь душе угодно.
- Бабушка, а вы на какие средства живёте? - спросила Маша мирным голосом. 
- У нас квартира в городе, мы её сдаём, плюс моя пенсия, деньги с Иванушкой пополам делим.
- Ничего, и меня прокормите.
Иванушка закрыл глаза от ужаса.

- Слушай, Вань, с чего ты вообще к ней пошёл?
- Бабушка отправила меня, Бог мой! Я дескать вырос, я созрел, я слишком стал нервный, похотливый, она же всё видит, вот и отправила меня к ней: дескать женишься или подженишься, заодно пирожков нажрёшься.
- Не повезло, - сказал волк. - И я в старой сказке был счастлив, пока не встретил Красную Шапочку. 

Иван зашёл в дом, громко топая.
- Бабуль, привет. Я отправляюсь в путешествие по святым местам, вернусь первого сентября. Если отпустишь меня.
- Конечно, милый. Наоборот, беги, беги отсюда. К осени буду ждать. И уж прости меня, старую дуру.

Маша стояла посреди комнаты, руки в боки, окинула Иванушку таким взором, словно холодной водой окатила.
- Пирожки-то, пирожки в дорогу! Я напекла! – бабушка бросилась провожать его за порог, на ней лица не было.
Увидела волка и маленько успокоилась: внук будет не один.

Глава 14
Крупные капли били их по плечам. Началась гроза. Путники спрятались в одиноком сарае, где обедают косари, на краю одичавшего поля. На стене осталась висеть литовка. Возле входа набросано сено для отдыха; два товарища сели на сено и стали смотреть на грозу. С каждой минутой гроза набирала силу. Вода падала толстыми струями, уже не каплями. Небо вспыхивало сквозь тёмный воздух, смешанный с водопадом. Волк лежал на животе, левой лопаткой прижавшись к человеку. Иванушка придумал ему имя: Бас - без особого значения, согласно звуко-эмоциям.

В глубине дождя Иван увидел великанов, которые бросали друг в друга огромные камни. Камни встречно сталкивались, разламывались и порождали грохот. Небо служило экраном для страшных звуков, ибо там порождалось раскатистое эхо. Окрестности тряслись в долгом громе почти беспрерывно.   

- Ты видишь великанов?
- Вижу.
- Не знаю, где кончается природа и начинается фантазия пространства. Похоже, древние греки жили внутри такой фантазии безвылазно.
- Неужели? – автоматически спросил Бас, вовсе не думавший о Греции.
- Да, идеи кино ещё не было, но кино было.
- Интересно, эти великаны имеют вес? – включился в тему волк.
- Зависит от количества вложенной в них энергии. Если мало энергии – будет видимость. Если много – будет весомое тело.
 
Иванушка открыл свою походную сумку, вынул два пирожка, один положил перед носом волка, другой съел.
Гроза смещалась. Великаны плавно удалялись вдоль полосы тополей, уменьшаясь, но сохраняя равенство с деревьями.
Дождь уже тише лупил по крыше сарая. Волк попросил ещё пирожок.
- Ты не боишься грозы? – спросил, жуя.
- Не особо.
- А великанов?
- Они уже далеко, - отговорился Иванушка, не зная, что сказать; он их видел впервые.   
 
- Как мы будем питаться в походе? – спросил волк, скосив глаза на остатки пирожка в руке товарища.
- У меня банковская карта. Бабушка переводит на неё небольшую сумму каждый месяц.

Волк сел, облизнулся.
- Так не пойдёт, мы с тобой находимся в сказке, и только по этой причине видим великанов… а банковская карта из другого мира, она отрицает сказку.
- Что поделать.
- Найти клад. Ко мне в лесу подошла туристка с видеокамерой: «Вы так прекрасно только что разговаривали с пожилой женщиной! Я прям удивилась. Поговорите со мной, я запишу на камеру». Она нацелила на меня объектив, и я потерял способность говорить. Я онемел. Из-за чего? Из-за камеры. Каждый предмет тащит в этот перепутанный мир свою логику, свой порядок, и камера запретила мне говорить. Если бы я был сильней, если бы я заговорил, тогда сломалась бы камера.   
- Возможно.
- Банковская карта излучает финансы, рассудок, технологии... она отменяет сказку, живущую воображением.   
- А клад, где мы его найдём? – Иванушка удивился рассуждению волка.   
- Путей много. Например, после грозы может появиться шаровая молния. Если она исчезнет в дереве, надо искать в корнях дерева. Если уйдёт в землю, надо заметить - где. Она может зависнуть и дрожать над каким-то местом: так она обозначает особенные точки в земле и, возможно, клад.

Они оба смотрели из пустых ворот сарая на участок дикого поля, на лесополосу, на дальнюю речку и подъём берега, раскрашенный густыми цветами. Промытый воздух был вкусно-прозрачен, в небе раздвигались голубые просветы, отставшие маленькие облака поспешали за уходящей грозой, словно утята за матерью. Тут оба оглянулись на странный звук - посреди сарая висела шаровая молния, она вращалась, как мячик, и потрескивала, рождая маленькие искры. Она была яркая, но почти ничего не освещала. Иванушка с Басом двинулись наружу без резких движений, на четвереньках, с оглядкой. Хотели выбраться и побежать к тополям, но не успели. Шар настиг Ивана и коснулся его спины промеж лопаток. Иван вскочил, вскинул руки и упал без сознания. На рубашке остался ожог, словно от круглого утюга.

В новый миг он оглянулся, увидел себя, лежащего на полу на клочьях сена. Рядом волк вытянулся в напряжении - ждёт, сторожит. Шаровая молния ушла сквозь доски сарая. Но Иванушка жив! Он вышел на простор, огляделся. Потом посмотрел на свою руку – рука выглядела иначе – прозрачная, она неярко светилась. «Я стал призраком», – сообщил себе Иванушка. Впрочем, слабое слово «призрак» не передавало его чувств и полноты жизни в нём.   

Посмотрел на волка, тот встречно смотрел на Иванушку и склонял голову, не веря своим печальным глазам. Иван помахал ему ладошкой.
- Я сейчас, я недолго! Покарауль пока, - сказал, но кажется, кроме самого Иванушки эти слова не мог бы услышать никто.
 
Ему не терпелось подвигаться в новом образе. Подумал о бабушке и через миг оказался на крыльце. Деревья, окружающие дом, знакомые до малой веточки, тоже выглядели иначе. Они не стояли, они струились вверх, листья дрожали. Хвойные деревья светились, как будто иголочки выступали в роли светодиодов. Небо стало темней, чем обычно – уже не голубое, но синее. Лишь облака не изменились.

Он постучал в дверь, но отдёрнул бесплотную руку. В следующий миг он стоял по другую сторону двери. Также преодолел и внутреннюю дверь, после чего увидел бабушку с вязанием. Она смотрела телевизор – единственную программу, которую здесь принимал телек. Иванушка не смог смотреть на экран, потому что по экрану бежали полосы, и цельное изображение не складывалось. Подошёл к бабушке, поцеловал в щёку. Она подняла голову, тронула щёку, вернулась к вязанию. Гость вышел за порог и неспешно, прогулочно, отправился к своему телу и к волку.

Вскоре увидел группу туристов с рюкзаками, они рассматривали карту. Он приблизился к ним: шестеро мужчин и две женщины были как будто слеплены из разноцветного пластилина, их тела и лица были овеяны какими-то маленькими вихрями и течениями, особенно активными в области головы и живота. Из темечка троих торчали столбы света; у одного туриста он свернулся над головой в кольцо, сделав нимб; вместо глаз у него блестели слёзы, но он спокойно кивал товарищам.

Другой мужчина в этой группе был пижон: на лбу тату (паук), чубчик оранжевый, он тряс коленом от скуки и вдруг ткнул пальцем стоящего впереди мужчину с нимбом. Иванушка вмиг осознал, что это «групповой дурак», и даже догадался о его привычках. Дураки любят неожиданно испугать кого-нибудь и засмеяться; дураки любят устраивать сюрпризы; дураки любят сватать/сводить/случать; они обожают татуировки; они стараются отличаться от окружающих и поэтому придумывают себе причесоны, окраску и прочее… но, поскольку все ухищрения пижонов одинаковы, дураки выглядят как инкубаторское братство.

В группе показала себя взрослая семейная пара.
- Как ты мог забыть, что сегодня годовщина нашей третьей встречи! – прошептала она ему. - Именно в тот день я сказала тебе «да»!

Мужчина смутился, он принялся вспоминать. Усилие воспоминания вылезло из его головы и потекло по волосам жёлтым киселём. Женщина отвернулась от мужа; лицо у неё стало тёмным - темноту пробивали мелкие частые молнии. В лице мужа проступили черты мыши. Подкаблучник и язвенник, понял Иванушка. "Всякий приведший в свою жизнь язву, станет язвенником». Он также догадался, зачем властные женщины выходят замуж за трусливых мужчин. Чтобы командовать беспрепятственно и всегда. В этом кроется главный для них вид семейного удовольствия.    

Всё в людях стало иным и явным. Некоторые слова их речей отражались в уме Ивана разнообразными красивыми фигурами, сделанными из того бесплотного материала, что и сам он, – из «вещества» мысли.   
- Ну ты врёшь, как рыбак! – воскликнул турист, обращаясь к товарищу, который вёл по карте пальцем и повествовал о поиске клада (!).
Фраза была смешной, но Иванушка, лишённый дара смеха, получил эстетическое удовольствие, когда из разрозненных слов слепилась бирюзовая бабочка цельного смысла.

Коллектив имел также свою коллективную ауру, в которой светило солнце и текла тёмным потоком ночная метель. Так сила симпатии боролась против ревности и конкуренции.   

Иванушка обратил взор вбок и увидел, как по тропе приближаются к ним Диана и Маша. Одетые по-городскому, они остановились в двух шагах от группы.
- Здрасте.
Маша в красной шляпке и красной юбочке (для ансамбля), Диана с распущенными волосами и в ситцевом полупрозрачном платье. Туристы обратили к ним свои глаза и помыслы (смещение личной ауры) - мужчины с интересом, женщины с неприязнью.

Диана предложила себя в качестве проводника. Говорила она эротически-ласковым голосом и жеманилась. Иванушка понимал, что он сейчас видит то, чего другие не видят, а именно как из разных точек её лица выбегают небольшие глянцевые жуки и, пробежав некий малый путь, бесследно исчезают в другой точке: на щеке, на губе, возле уха. Странно, что сама Диана этого не ощущала и не отбивалась. «Ага, - подумал Иван, - так бегает ложь».
 
Маша не производила жуков, но, слушая Диану, реагировала локальным подёргиванием кожи. В ней, значит, ложь ещё не уплотнилась до насекомых. Маша стояла смирно, слегка обратив одну коленку к другой, в позе стеснительной девочки.

Интерес Иванушки к людям быстро иссяк, он устремился к волку, но не единым перескоком, а длинными шагами, ибо движение - это радость. Помчался не касаясь травы и земли, самовольно исполняя мечту балерины.   

Волк плакал тихими слезами. Он лежал вдоль тела Иванушки и ни во что хорошее не верил. Иван ворвался в сарай и закричал, запрыгал:
- Я здесь!
Волк не увидел его сквозь слёзы, и не услышал. Это тронуло Иванушку за сердце, которого не было, но которое билось в его памяти; он бросился на своё тело, раскинув руки, и в следующий миг поднял тяжёлую голову. Бас подпрыгнул, глаза его вспыхнули искрами.
- Вернулся!
- Ага. Спасибо что подежурил.

Он рассказал товарищу о своей прогулке, о новом опыте. Они съели по пирожку и отправились в паломничество, но прежде – найти клад. Иван признался Басу, что долго жить в тонком теле ему стало бы скучно.
- Слишком всё доходчиво. Мы в обычной жизни прикладываем усилия, ум, догадку, смелость, надежду, а в тонком теле оно само всё делается. Тебе не интересно было бы искать клад, если ты видишь на метр в глубину земли и сквозь кирпичную кладку, да и как-то не честно.
- Значит, идём по старинке, - с удовольствием произнёс волк.

Глава 15
Часовня стоит на пригорке. Креста на ней нет. Ниже пригорка смешанный лес и узорчатые поляны. Поманило туда паломников. Странное дело: подошед ближе, они услышали нерусские голоса и нерусский гвалт. Около часовни сидели на земле азиаты в тюбетейках и резались в карты, дверь в часовню подпёрта брёвнышком. Иван и Бас вышли из кустов, подошли к игрокам. При виде волка те вскочили, как ужаленные, бросились врассыпную. Иванушка отнял бревно от двери, отворил часовню. Перед ним стоял белый дедушка, смотрел в глаза Ивану маленькими светлыми глазами.
- Спасибо, юноша. А то уж думал погибну взаперти.
- Кто ж вас тут…
- Басурмане заперли.
- Откуда взялись?
- Сельхозрабочие с опийной плантации.
- Ничего не понимаю. А где полиция?
- Подкуплена.
Помолчали.

- Как ваше имя?
- Не помню, зови меня Русский Дух. Я пришёл их прогнать, но вот заглянул в часовню перекреститься, они меня и заперли.
Иванушка поинтересовался, где плантация.
- Недалеко, на южном склоне белого холма.
- И что надо сделать?
- Уничтожить плантацию, басурмане тогда сами разбегутся.
- Тут неподалёку есть сарай, а в том сарае висит на стене коса-литовка. Она поможет?
- Очень даже.

Иванушка с Басом съездили на рысях в знакомый сарай, забрали косу. Затем они втроём пошли к белому холму. Нашли плантацию, оставленную рабочими, поскольку волк был ими издали замечен. Русский Дух мастерски косил – широко, звонко. Через полтора часа полегла плантация. Машина где-то загудела…
- Ну вот, басурмане полицию вызвали. Прячься, парень, они тебя в тюрьму посодят.
- Мы же доброе дело сделали!
- Они теперь на стороне басурман.

Путники спешным шагом дёрнули прочь от плантации. Из окрестных кустов выглянули азиаты с надеждой на силовую поддержку, на месть, но полицейская машина по лесной чаще ездить не умеет, а пешком полиция бегает неважно; с ними, правда, была овчарка, но волк пометил дерево, и собака потянула законопродавцев обратно.

Русский Дух вёл новых товарищей по неприметной тропе в южном направлении, и так они вышли к деревне «Топорки». Здесь проживали две старушки и молодой художник. Остальные избы покосились, некоторые были разобраны мародёрами.
- Вот здесь я оставил полезную вещь, - белый дед всматривался в ландшафт. – Туда!
Они пересекли заросший полынью и татарником выгульный двор, и здесь дедушка показал на круглый камень: его надо перевернуть. Вправду! Под камнем в глубокой выемке притаился ларчик.
- Держи! – дедушка с поклоном передал клад Ивану.
- А что там?
- Без надобности не открывай. Ну вот, братцы, пора нам проститься. Я пойду в Москву, у меня для русских людей слово есть. Прощайте!

Двое молча смотрели, как удаляется белый дед, слегка опираясь на тонкую палку, опустив голову. Шагал он быстрым небольшим шагом, и ветер играл его шёлковой бородой, относя её вбок.   

Друзья двинулись к реке, потому что за рекой стоял белый храм. Он издали притягивал взор высокой сквозистой колокольней и сказочной лепкой стен, таящих тень в глубоких нишах.   

В сумке Ивана раздался телефонный звонок.
- Ох, у меня телефон оказывается работает! – опомнился он.
- Иванушка, это я - твоя Маша! Ты мне срочно нужен. Не могу по телефону, возвращайся быстрей. Мы в трактире. Если не вернёшься, будешь всю жизнь корить себя, что не помог бедной девушке.

Волк высунул язык и раздвинул уши, сделав дурацкое выражение морды.
- Слышал я, слышал. Тяжкая жизнь у бабников, заявляю со всей ответственностью.
 
Иван поник, пропало настроение: Маша сумела погасить его даже издали. И что делать? Храм, словно вырезанный из меловой скалы, скромно и прекрасно светился на том берегу. Но колючка поселилась внутри Иванушки, ёрзала там.   

- А вообще-то у нас гендерное равноправие. Ты бы призвал её выручать тебя если что? – ехидно спросил Бас.
- Нет, разумеется.
- Почему она тебя просит? Почему сама не решает свои проблемы? У них же всё лучше нашего получается!
Иванушка, ленясь объяснять, махнул рукой.
- Ну что, поедем обратно?
Иванушка не знал, в какую сторону двигаться. Он вмиг стал несчастным.

- Пойду в храм, - наконец решил он. - Ты обождёшь в теньке, а я сделаю снимок храма на телефон и зайду внутрь. Я молиться учусь, пока не получается: внутренней смелости не хватает. Постою перед иконой Николая Чудотворца, а потом уж решим, куда.
- Слушай, а что подарил тебе Русский Дух. Давай посмотрим.
- Я думал, надо открывать, когда нужда придёт.
- Мы только глянем и закроем.

Иванушка вынул из сумки кипарисовый ларец, открыл - и предстала их глазам белая ткань; развернули – скатерть. Положили на траву, на ней появилась горка аппетитных пирожков, и запах пошёл такой, что и сытый человек не удержится.
- Пирожки, - вслух заметил Иван.

Вздохнул, собрал их, переложил в сумку - на скатерти вновь появились пирожки.
- Скатерть-самобранка! – воскликнул Бас.

Они перешли реку по узкому, велосипедному мосту, зашли в церковный сад. Здесь Иван оставил волка, отдал ему сумку, а сам зашёл в церковь. Уже не было горящих свечей, бабушка собирала огарки, батюшка вышел из алтаря и, кивнув помощнице, направился к выходу. Иванушка заступил ему дорогу.
- Батюшка, хочу познакомиться с вами. Я тут впервые, - пролепетал смущённо.
- Вижу, ты не из прихожан. А крест на тебе есть?
Иван показал ему крестик на суровой нитке.
- Ну пойдём в трапезную, через двор, я тоже чаю хочу.

Сели в украшенную мозаикой старинную трапезную со сводчатым потолком и арочными окнами. Здесь пахло душицей и свежим хлебом.
- После первой ароматной чашки, батюшка посмотрел на него вопросительно из-под коротких бровей и большим носом выжидательно уставился.
 
- У меня тема такая… не церковная. На женскую тему хочу посоветоваться.
- А чего про неё советоваться! Если ты себе драму и трагедию не будешь выдумывать, так оно и не будет страшно. Мужчина либо женат, либо монах, либо вольный гуляка - этим ребятам я даже завидую. По секрету скажу, сюда приходит одна… прихожанка… такая аппетитная... служить мешает. Как в анекдоте: муж утром шлёпнул жену по заднице, а когда пришёл на обед, у неё попа ещё дрожит.

- Интересно, - растерянно сказал Иванушка.
- Очень! Природа – мастерица, милостью Божией. Все творения Творца – премудры суть. Дак чего ты конкретно спрашиваешь, отрок?
- Хочу избавиться от вожделения.
- Ты серьёзно? В земной жизни и так мало отрад, а ты ещё уменьшить хочешь?
- Из-за этих отрад я воли не вижу, одни проблемы.
- Ну тогда в послушники иди, в монастырь. Там хотя бы раздражителей нет.
- Пойду, когда созрею. Но мне охладеть сейчас надо, иначе попаду к женщине в плен.
- Здесь ты прав, юноша, - задумчиво и с уважением промолвил батюшка. – «Лучше под клобуком, чем под каблуком». Своему заступнику молись – да избавит тебя от похоти. Простыми словами, всем сердцем, со скорбью и надеждой.
- Благословите, отче!
Иванушка поднялся, сложил руки лодочкой и получил благословение.

Легче стало, легче. Однако слова и голос Маши не оставляли его в покое.
- Хорошая скатерть! – сказал ему навстречу Бас, поднимаясь во весь рост, нашёл тут же яблоко в траве под яблоней, хрустнул и проглотил. – Фрукты!
- Прости, Басушка, надо всё же съездить, иначе изведусь.
- Садись, кавалерист.

Нагруженный живот поначалу мешал волку быстро бежать, но так или иначе прибыли они к трактиру «Выпь». На дверях уже другой замок, тут значит побывал новый хозяин.
Иван припал ухом к дверной щели. Там ходили и разговаривали две девицы.
- Э-эй!
Подбежала Маша.
- Иванушка! Этот сутенёр, этот мордатый Штефан запер нас. Он требует, чтобы мы выплатили ему миллион.   
- За что?

Машу отстранила Диана.
- Он утверждает, что я стащила у него лям.
- Это не так?
- Да, я проникла в его кабинет, потому что он держал его на замке и не разрешил даже заглянуть туда, - затараторила Диана. – Но пойми, я ж его любовница, это нечестно, так с женщиной нельзя! Я поставила себе цель туда проникнуть. Я подсыпала ему в ужин снотворного, обыскала портфель, одежду, нашла ключи, открыла кабинет, пошарила там… но это ведь простое любопытство, я ведь женщина, зачем такие секреты?!

- Как он узнал, что ты там была?
- У него пропали деньги. Я стала спорить, а он снял у меня отпечатки пальцев, а также отпечатки с ключа. Пришлось признаться. Вот негодяй! Зачем запирать кабинет на замок?! Зачем прятать ключи?!   
- А миллион?
- Я не брала. Деньги вообще лежали в запертом столе. Пускай докажет!
- Ладно, это не моё дело. Только причём здесь Маша?
- Ну… я немного с ней поделилась. А он говорит, что мы обе его обманываем.
- Логично.
- Что логично? Ты тоже за него?!
- Я ни за кого. Я пошёл.
- Ты ещё пожалеешь, - встряла в диалог Маша злым взъерошенным голосом.
- Я тебе советую, Мария, пожалеть о своём выборе друзей. Никто не просил Диану открывать чужой кабинет, чужой стол...   
- Это просто любопытство, как ты не понимаешь?! – заверещала Маша в крайнем возмущении.
- Вот представь себе, не понимаю. Не понимаю и всё.
- Тогда чего припёрся?!
- Не думал, что речь пойдёт о воровстве, - отвернулся.
- Ты куда?
- Туда, где тебя нет.

Ушёл. Она ещё проклинала его через щель, ибо злоба подобна перегретому пару, и трактир в эту минуту уподобился скороварке.

«Святитель Николай, чудотворец Мир Ликийских, избавь меня от телесного огня, освободи меня от гнёта похоти! Пусть легко идут мои ноги, пусть ясно глядят мои глаза! Покоя прошу для сердца - помоги, святый отче! (Потом, утвердившись в молитве, он повторял её в свёрнутом виде: помоги, святый отче! Молитва помогала. Его душа просвещалась, он верил в свой свет и отвергал свою тьму.)

Из-под куста поднялся волк, лениво раскрыл сонные глаза.
- Всё в порядке?
- Бранят меня.
- Значит, порядок. Такой у них стервотип. Айда в столовую, у тебя же деньги на карточке.
- Айда, правда не очень это сказочно…
- Котлету хочу. Отбивную. Устал от пирожков.
- Ладно, ты возле меня посидишь. Если что, назову тебя собакой. У тебя даже все прививки сделаны, - бодро придумал Иван.
- Тебя вот назвали бы собакой, посмотрел бы я!
- Да и что ж, она хорошая.
- Хорошая, но собака.
- Извини, что-то придётся сказать в столовой.
- У них что, глаз нету?
- Знаешь сколько собачьих пород вывели, тут самый глазастый растеряется. И ты там ни слова по-человечьи! Понял? Отбивную съешь под столом.
- Уговорил.

Помаленьку становилось легче на душе. Где-то вдали из небольшого тёмного облака выпадал дождь, казавшийся тоже тёмным. Над головой летали птицы, где-то весело дребезжал жаворонок и словно катался на воздушных волнах. Друзья шли в городок.   

Глава 16
По дороге Иван припоминал общение с Машей и быстрые перемены в ней. То она верная внучка, то ненавистница бабушки. То приличная девушка, то гулящая девица, особенно в присутствии Дианы. Нету для неё долговременного определения. Ну, пожалуй, хитрая. В остальных областях определения придётся часто менять. Она добрая? Неизвестно; по ситуации, по настроению. Душой тёплая или холодная? Неизвестно. Она – друг? Неизвестно. Проблема в том, что Маша не знает, какая она. Даже не задаётся таким вопросом. А не задаётся, потому что ей это не важно, ей важен контакт - и не с собой, а с теми, кто дарит приятные ощущения, блага, возможности для самоутверждения. Она живёт внешней стороной жизни, поэтому как личность - определённая, стабильная - Маша не существует. Она – стихия.

Но не его это дело. Женщину воспитывать и Бог не возьмётся. А вон столовая! Стоп, она закрыта на санобработку. Бас приуныл. Иванушка предложил сходить в ближнее кафе «Жора». Пошли. Ах да, общественный порядок! Иван вытащил из брюк ремень, обмотал шею волка, застегнул на предпоследнюю дырочку и так, держа его как бы за ошейник, вошёл в кафе.
- Вы куда с такой собакой? – спросила подавальщица, округлив глаза.
- Я заплачу вам за неудобство. Мы на пять минут. У вас есть отбивные? Понимаете, я обещал ему отбивную, вкусную, с кровью. Простите, я всё оплачу.

Они забились в угол, официантка решительной походкой отправилась на кухню, виляя задом так, будто кого-то распихивала. Вернулась через десять минут с подносом и двумя тарелками. На каждой тарелке располагалась отбивная, рядом зелёный горошек, варёная морковка, палочки печёной картошки. Иван сразу попросил счёт и считывающее устройство, чтобы рассчитаться картой.
- Вы же хотели меня отблагодарить! – уловила его подавальщица.
- Ой, да! Давайте так: я оплачу вам картой шампанское или коньяк, сами решайте. У меня нет наличности.
- Мне не надо спиртного! – с вызовом бросила ему в лицо.
Иванушка достал волшебный ларец, разложил на столе самобранку, после чего подарил женщине много вкуснейших пирожков.
- Вы продадите их, и будет у вас наличность, - ласково посоветовал Иванушка.
Но она уже не слышала его слов, не понимала. Сам способ получения пирожков привёл её в шок.

- Где вы это взяли? Продайте аппарат!
- О, не продаётся, объяснять долго. Всего лучшего!   
Бас тем временем не только слопал отбивную, но и всё, что было на тарелке, включая горошек.
 
Они чинно вышли. Официантка убежала к директору, схватила его за руку, потащила на улицу… Тот просил её успокоиться, но она указывала рукой на молодого человека, что удалялся в сопровождении огромной собаки… или волка.

- Вон! Они! У них скатерть-самобранка. Я сама видела, она у них в коробке, надо отнять! Эдуард Михалыч, уйдут же! Это капитал!

Она уже вообразила: откроет она пирожковую, задавит конкурентов, станет со временем богачкой. Однако самой напасть на путников не решалась. Нужны мужчины, оружие… как досадно! Женщине всегда чего-то хочется, а заставить некого. И полицию звать бесполезно: те заберут скатёрку, потом нажрутся пирожков до заворота кишечника… она затопала в досаде ногами.

Эдуард Михайлович, не поверив ей, даже хотел вызвать по 112 психиатрическую неотложку.
- Нюточка, ты не нервничай. Попей водички, тебе показалось, - произнёс директор ласковым голосом, какого не было в нём никогда, не звучало.
- Да вот же их пирожки! – подвела его к столу с двумя пустыми тарелками и горкой пирожков.
- Это шутка, розыгрыш, - отмахнулся директор, но пирожок съел... потом покачал головой, - такого пекаря я бы сам пригласил на работу.   

Друзья шли по окраине городка, распугивая собак и удивляя прохожих. Может, кино снимают? Волк производил неизгладимое впечатление. Хотя о нём тут все слышали в режиме районных легенд, но вот он в полный (телячий) рост.

А подавальщица Нюта позвонила брату и спешно позвала приехать. Оценив пирожки и способ их получения, брат позвонил в охотничий клуб. Примерно через полчаса группа охотников отправилась по следу Иванушки и волка. Вела их старая мудрая бельгийская овчарка, малинуа. Стартовый запах они взяли в кафе. Несчастные. Когда берёшься за большое дело, за грабёж, надо сначала подумать. Но нет же, - азарт, показать себя! 

Про самобранку Нюта с её братом, разумеется, молчали. Официальная задача: узнать породу животного, которое посетило "Жору".

Волк предложил отдалиться от городка, ему хотелось пить, но не из грязной речки; надо бы найти родник. Иван обрадовался такому решению, потому что видел слева дубраву, а за нею – смешанный высокий лес. Его родником служила красота. Они пересекли промежуточные лужайки с кострищами и мусором, затем углубились в зеленоватый воздух дубравы, миновали равномерно расставленные дубы, углубились в смешанный сосново-еловый бор... нашли наконец родник. Напились воды, от который заломило зубы.
- Мне кажется нас кто-то стремится догнать, - заметил Бас.
Ивану стало интересно, кто бы это мог быть, поскольку ни с кем никаких дел не вёл. Может, у них какое-нибудь хорошее, доброе предложение? (Есть люди, никогда не предполагающие злого умысла в других людях.) Решили выйти на просеку высоковольтки, чтобы издали увидеть идущих. Вышли, тут было хорошо: ветрено и светло. Остановились возле мачтовой опоры. Вокруг было много маслят и мелких кустов ивы. Бас расположился перед Иваном, сел по-собачьи – его затылок против груди Ивана.

Охотники их рассмотрели в бинокль. Бельгийская овчарка принюхалась по ветру и встревожилась, поскольку поняла, что это особый волк и шансов у неё нет. Она посмотрела на своего ведущего и тихонько заскулила.
- Тихо, не позорься, вон сколько нас тут, у всех ружья!

Брат подавальщицы Нюты, загоревшийся раздобыть волшебный ларчик, имел не простую винтовку, но снайперскую. Он прицелился в голову Баса и нажал на спусковой крючок... да только в этот миг Бас метнулся за мышью, и пуля пробила Ивану грудь. Иван сделал невольный отступной шаг и повалился на бок.
- Тихо! – зашипел стрелок. – Я человека убил. Уходите, чтобы не стать соучастниками.
- А ты?
- Пойду закопаю. Вы ничего не знаете, поняли? Всё, расстаёмся. 

- А как так получилось?! Ты же умеешь стрелять! У тебя же прицел на винторезе! – зашумели охотники.
- Я целился в голову зверя, а тот уклонился. Уходите скорей. Собака не скажет, и вы не проболтайтесь. Никого мы в лесу не видели. Прогулялись, постреляли по банкам, как в прошлый раз.   
Так сказав, брат Нюты уже уверился в том, что без проблем и свидетелей заберёт самобранку. Загнал в патронник новый патрон, двинулся осторожно.

Волк тем временем оживлял Иванушку. Разорвал рубашку и вылизал рану на его груди, затем перевернул его и вылизал под лопаткой выходное отверстие. Иван вздохнул.
- Лежи смирно, я сейчас, - сказал Бас шёпотом.   
Он спрятался в низком густом ивняке.

Охотник подошёл к Ивану, оглянулся, встревожился, ибо не увидел волка. Приложил пальцы к артерии на горле жертвы и понял, что тот почему-то жив. Решил добить выстрелом в упор. Не успел он прижать приклад к плечу, как волк бросился на него и разоружил: схватил клыками винтовку и отбросил прочь. В следующий миг дошла очередь и до самого охотника. Бас повалил его, сбив грудью с ног, и схватил за голову. Вскоре послышался Ивану кокосовый хруст. Иван поднялся на колени, раскрыл широко глаза.
- Какой ужас!

- Ты так удивился покойнику, будто смерть – это небывалое событие на планете. Напротив, я полагаю, что человек рождается в том числе и ради смерти, ибо делают пирожки не только для красоты стола, но чтобы их съели.
- Ты прав, но мутит меня.
- Пошарь в карманах, у меня лапа не пролезет.
- Зачем? – содрогнулся Иванушка.
- Узнаем, кто это.
Иван, преодолев ужас, нашёл в одном из карманов охотника визитную карточку.
- Валдис Хряков. Разведение целебных собак, поставки собачьего жира.   

- Ясно, - отреагировал Бас. – У него собачья ферма с уклоном в садизм. Там собак морозят ради выработки целебного жира, желтоватого. С этой целью их перед холодами постригают и держат в открытых вольерах. Некоторые питомцы получают обморожения – таких отстреливают пораньше, но всё равно забирают жир, сколько бы ни получилось. А самых стойких морозят всю зиму и убивают к весне, когда жир сформируется под шкурой в достойном количестве и качестве. Желтоватый.
- Жестоко, - тихо произнёс Иван.   
- Да. Не от смерти – от жизни должно мутить.
Бас высказался чеканно, без приёма возражений. Потом добавил:
- Цивилизация – это определённое мышление. Корыстное, насильственное.
- Согласен с тобой, но разве можно её остановить?
- Нет. Она будет остановлена без участия людей. Этот мир – лишь видимость чего-то глубокого, живого. Душа мира терпит бесчинства лишь до поры, а потом всё это сбросит в область очистительной смерти.

- Ты философ, Бас?
- Нет, я вижу поучительные сны. Ты будешь видеть их тоже, надеюсь. Но пока ты ещё не здоров. Нам нужна вода живая и мёртвая.
- Где она?
- Садись, тихонько поедем. Авось, найдём.

Иванушка смотрел на всё пустыми, сонными глазами. В его груди было холодно, его сердце не билось. Он держал волка за уши и покачивал в такт его шагам головой, в которой не было мыслей, но эхом повторялись недавно услышанные слова, словно в пещере. Авось… авось найдём…   

глава 17
Смеркалось. Им пора было устраиваться на ночлег, вернулись к роднику, разожгли костёр, волк поел на ночь пирожков, Иванушка лёг между костром и волком, смежил веки.
 
- Утро вечера мудреней, Иванушка. Завтра найдём живую и мёртвую. А пока спи себе во благо. Вон звёздочки по небу рассыпались - глаза радуют. Костёр омывает тебя теплом, и я тебя грею. Хорошо жить на свете, когда горит костёр и рядом с тобой друг, - волк убаюкивал Иванушку тихой речью, и тот послушно спал, наблюдая во сне иной костёр: тот горел большими языками, и те порой отрывались от горящих дров и взлетали в ночь вослед искрам, как прощальные светоносные платочки…
 
Задремавший было волк очнулся от вздоха Иванушки, приподнял голову и тоже увидел, как от костра взмывают в сторону звёзд языки пламени, чего прежде не бывало. Значит, костры по обе стороны век Иванушки совпали. «Сказка приближается», - догадался волк и снова задремал, грея боком прохладную, мёртвую на ощупь спину товарища.

Утром они отправились искать раздвоенную берёзу. Поплутали и нашли. Волк отступил от комля подальше, дабы не упереться в корни, и принялся правой лапой копать яму под правым (от его позиции) стволом. Докопал до влаги, перешёл в другую сторону. Здесь он левой лапой долго копал и также достиг водоносного слоя. Когда на дне этих ям скопилась чистая вода, Иванушка правой ладонью зачерпнул «правую» воду и выпил. Постоял минуту, вслушался в организм. Затем левой ладонью зачерпнул воду из ямы под «левым» стволом - выпил. Постоял также минуту. Бас внимательно смотрел на него. Смотрел, смотрел и начал по-волчьи улыбаться – углами губ. 

Иванушка вначале ощутил будто его заморозили, но когда выпил из левой ладони, ощутил благостный бальзам в теле – словно в живой кувшин живого мёду налили. Сердце его стучало ускоренно, быть может, навёрстывало... Бас попросил его этот день провести в покое – подремать, кое-что обдумать с ленцой. Пирожки при нём, родник в двадцати метрах - осталось натаскать побольше дров. Рабочие движения Иванушка выполнял осторожно, тяжёлых веток не брал: ему казалось, что сердце вот-вот опять остановится. Волк помогал ему и на некоторые ветки, что цеплялись за всё вокруг, даже рычал сквозь зубы. 

Иванушка продумывал путь по святым местам. Заглянул в интернет… в конце концов, путь был выбран. Затем он погулял по окрестностям, тихонько, в больничном стиле. Поел пирожков, ещё пособирал хвороста... Хороший получился день, уютный. Иван с каждым часом уверялся в надёжности обновлённого организма и успокаивался. Бас где-то бегал по волчьим интересам.

Вечером в сумке зазвонил телефон. От неожиданности Иванушка испугался - кто? Маша. А кто бы ещё мог быть. Предложила помириться, всё прежнее забыть, начать отношения заново. Она готова быть всегда рядом с ним, и не будет знать никакой Дианы. 

- Благодарен за предложение, польщён, только я не хочу жениться… ну, или жить вместе.
- Почему?! Я тебе не нравлюсь?

- Нравишься, но вопрос о совместной жизни перевешивает это «нравишься». Мне не мил семейный режим, и это не связано лично с тобой. Я говорю вообще про семейный быт. Я не хочу, чтобы моя жена обшаривала мои карманы или изучала содержимое телефона, пока я принимаю душ. Не хочу оправдываться по ничтожным поводам, выслушивать замечания, наставления. Не хочу споров о том, что купить, надеть, что приготовить и съесть, куда поехать в субботу. Не хочу чужих родителей; у меня своих нет – и мне достаточно. Не хочу, чтобы мой путь познания - или мечтательства - кто-то перегораживал. Не хочу видеть, как жена искусно разделяет мои увлечения, творя со мной дружбу. Не хочу делать вид, будто не замечаю, как она мелкими перемещениями зада старается оседлать мою шею. Я вообще не готов ради вагины терпеть притеснения. Также не люблю цветы, духи, намотанное тюрбаном на мокрой голове огромное полотенце. Не люблю кругом видеть зеркала, ибо достаточно знаю свою внешность. Не хочу слышать всплески ужаса и радости, когда она говорит по телефону, или приглушённый голос, когда не хочет, чтобы я что-то слышал. Не хочу видеть, как она между приподнятым плечом и щекой держит мобильный, жаря картошку. Я вообще не люблю глупостей, а поскольку во мне их достаточно, добавочных глупостей добавочно не люблю.

- Ты так высказываешься, будто прожил двадцать лет в браке, - с досадой произнесла Маша.
- Я видел фильмы об этом. Умный учится на чужих ошибках.
- А ты умный?
- Нет, я только учусь. По крайней мере не хочу быть дураком. Больше мне не звони, не тревожь, я болею.
- Чем это?
- Чем-чем - воспоминаниями о тебе, стараюсь от них отделаться, - дал отбой. 

Иванушка умылся в родниковом ручье, смыл холодной водой какую-то оторопь с лица – паутину слов. Снова расположился перед костром; огонь – явно живая сущность. Вернулся Бас, немного в репьях. Он, оказывается, посетил бабу Лизу и там встретил Машу, передал привет от Иванушки, посоветовал не вставать на путь проституции, но достойно, с красный дипломом, завершить учёбу в медучилище.
- Прикинь, красная шапочка, красная юбочка, красные трусы и красный диплом! Да, Лизавета хотела мне дать в дорогу пирожков, - Бас веселился.   

Снова телефон… звонил, светился, дрожал и отключился: аккумулятор сел. Пора уж ему.   
- А у меня тут не было происшествий. Только сокол гонялся за голубем, да лось прошествовал, хрустя лесом, неподалёку.

В небе висела переменная облачность, на земле кто-то стрекотал без устали и везде. Но к минуте данных слов кузнечики и сверчки уснули. Что видят они во снах?

Громче заговорил костёр, и вдруг взлетел из него целый рой искр, а потом опять наступил относительный порядок. Нет, скорей беспорядок: языки пламени стали большими и голубыми, как лоскуты ясного неба.

Бас попросил обеспечить его на ночь пирожками. Иванушка проделал необходимую для этого процедуру и снова лёг на бочок, чтобы смотреть в огонь. Между лесными верхушками показалась луна. Селена… там обитают лунные селяне. Он закрыл глаза и увидел давно знакомую по космическим снимкам поверхность, огромную пемзу, очерченную чётким, графическим горизонтом. Рытвины, кратеры на равнине реголита, побитой космической оспой; между рытвинами и валунами виднеются бледные следы колёс, а также ног... да, ног. Селяне протопали к большому кратеру, взошли по оплавленным кускам стекла на гребень и спустились по ту сторону. Вон их толпа стоит на дне.

Иван осмотрел свои руки и ноги – на нём тяжёлый скафандр, могучая обувь. К его губам подходит рифлёная кислородная трубка. Плечи и спину обременяют баллоны. Не упасть бы, не порвать на острых камнях костюм, не продырявить шлем или баллон. Любая мелочь – каюк: вечный труп, вечная свежесть. А спускаться с крутого внутреннего склона в кратер было непросто. Удивительно, что его шаги со сдвигом камней, явно хрустящие, не производили ни звука. Он слышал только своё дыхание, потому что в скафандре была проводящая кислородная среда. А внешний мир был нем. 

Внизу его ждали селяне лунного цвета, нарисованные грязью. Они смотрели на него, а некоторые тянули к нему руки. Кем он им казался? Пришельцем? Спасителем? Спасателем?
 
Приблизившись к чётко ориентированной толпе, он помахал им рукой в жёлтой огромной перчатке. Они дружно сказали ему что-то, открыв рты, словно рыбы. И не только звуков им не хватало: они не моргали, не меняли выражения лиц - они были мёртвы.

Иванушка приблизился вплотную, дотронулся до ближнего селянина – тот открыл рот и отчётливо губами изобразил произносимое слово: пить! Иванушка ему кивнул, давая понять, что он разгадал, и тут они обступили его со всех сторон и раскрутили скафандр на монтажные части. От ужаса Иван проснулся. Губы у него пересохли, его знобило. Он подбросил дров и поплёлся к роднику. Долго пил, давая зубам отдых от холода. Вернулся на облёжанное место. Волка не было: он слишком быстро высыпается и скучает по движению. Бас, точно, взвыл где-то далеко-далеко. Луна сместилась и светила не сверху, а сбоку, она едва просвечивала белым ликом сквозь лесные кроны. Если бы его не разбудил страшный сон, костёр погас бы – и возись потом спросонок. Привет селянам, лунным признакам, земным покойникам, нашедшим там себе сомнительное упокоение! 

Потрескивание дров стало громким, он приоткрыл глаза, полюбовался живым пламенем, которое было в родстве с воображением (Иванушки или пространства?), посмотрел на обстоящий лес, и в лесной тьме увидел много прикрытых проходов - таинственных, потому что тут и там висели между стволами тонкие занавеси. Количество занавешенных проходов поразило его. Может, это намёк на то, что вокруг человека множество путей, которых не видит он днём?

глава 18
Когда ночь уверовала в себя и укрыла своим покрывалом облюбованную часть моря и суши, Иванушка поднялся с травяного одра и отправился в лесную сень, в тёмную лесную деберь. Возможно, была полночь или немного позже. Впрочем, земным часам в таких делах верить не следует.   

Древесные стволы плыли перед его взором, точно пальцы фокусника. Куда направиться? Отодвинув ближнюю занавеску - не ткань, а плотную паутину, он увидел тропу. Она сама собой освещалась, чистая, обрамлённая любкой, адонисом, ятрышником, вечерницей и крупным подорожником, будто нарисованным подробной рукой Альбрехта Дюрера. Все эти растения, потаённо подсвеченные, фактурные и ясные, здесь были посажены, очевидно, для красы.

Пройдя немного по тропе, он увидел огромное толстое существо на боковой поляне, оно сидело на земле, выставив Ивану короткие ноги с грязными ступнями; тёмно-зелёное, с человеческим (прибл.) лицом и прожорливым пузом. Редкие волосы торчали на его макушке, а буквальней сказать - аир-трава. Глаза маслянисто блестели, он что-то грыз и урчал: «Мня-мня-урр-хыррч». Рядом стояла корзина величиною с небольшую баржу. Вероятно, с припасом. Неподалёку, раздвинув деревья, пучилось оригинальное строение, по размеру и форме сходное с мельницей, однако ни текучей воды, ни ветряных крыльев тут не наблюдалось. Ближе подойдя к объекту любопытства, Иван увидел, что это есть отхожая будка с вырезанным на дверях крупным сердечком (законно, ибо здесь оголяются органы любви) и с признанием: «я люблю меня». Иван по-за стволами обошёл сторонкой обжорный комплекс и далее припустил по тропе, словно его где-то ждали.

Но что там, кто? Справа на тропу вышли босые ноги, пересекли тропу и углубились в тёмную чащу, то были ноги ниже колена. Других частей долго не было, пока тропу не пересекла рука, быстро перебирающая пальцами. С некоторым опозданием этот фокус повторила вторая. «Куда, в какой трёхмерный бред я шагаю?» - спросил он себя – и не стал отвечать, потому что скучный вопрос. Нестерпимое любопытство тащило его в незнакомую перспективу (потому что молодость неизбежно влияет на отношение к вопросу).

И вот ещё строение показалось прямо по курсу. На широком лесном прогале светился окнами терем... или не терем, а, пожалуй, особняк. Нехороший кто-то здесь обитает: вместо ворот хозяин вкопал два шеста, да на каждый шест водрузил оскаленную голову с выпученными глазами. (Такие головы, красиво раскрашенные, встречаются в монгольской религиозной живописи.) Глаза голов горели неоновым, ртутным светом.

Подошед ближе, Иван остановился перед богатым крыльцом и стал дожидаться, когда двери откроются (гостя, разумеется, видели изнутри, он даже ощутил, как липко, пытливо его разглядывали). И вот на крыльцо вышла очень старая, искусственно бодрая женщина в пошитом на заказ дорогом костюме, в дорогих замшевых туфельках, в тонких глянцевых чулках на кривых ногах, с копной уплотнённых шиньоном волос. В ушах у неё алмазные серьги, на маленьких злых глазах модные очки. Она вся была как демонстрация дорогого бутика или модной фирмы. Несколько пластических операций не придали ей красоты: она была страшна, как смерть. Вставные белоснежные зубы клацали у неё во рту во время речи. Тональный крем толстым кирпичным слоем покрывал её перетянутую пергаментную кожу. Накаченными губами старуха напоминала карпа. Всё у неё было элитно и дорого, словно готовое для стильных похорон.

- Здравствуйте, бабушка, - не подумавши брякнул Иван.
Она скривилась от неприязни к его обращению.
- Ты, гляжу, не знаток высокого этикета.
- Не знаю, как вас величать. Я путник. Брожу, гуляю. Иваном зовут.
- Чего бродишь?
- Бессонница.
- Ну тогда пришёл ты по адресу. Меня зовут сударыня Яга или просто Ягуся. Не нравится мне эта твоя «баба».               
- Простите великодушно.
- Это я могу, язык без костей. Простить... ладно. Однако и ты навстречу двинься. Оскоромь одинокую женщину, ублажи… я тогда может и не съем тебя.

Иванушка представил себе половой акт с Ягусей - и зажал рот ладонями.
- Ну что ж, - глянула с пониманием старуха. – Была бы я молодка, ты не брезговал бы. Кобель! Все вы - кобели.
- Хотите съесть – ешьте. Только я сопротивляться буду.
- Ох, ох, не таких едали! А, впрочем, иную службу можешь сослужить. Найдёшь мне флейту... малую дудочку.   
- Где?
- Не знаю. Иначе ждёт тебя лютая смерть. А насчёт убежать – даже не мечтай: отсюда выхода нет. Моё царство ограничено самозамкнутой, закрученной бесконечностью. Миллион световых лет пройди – не уйдёшь.
- Но я же как-то вошёл?!
- В чёрную дыру можно войти, а вот выйти… Один давеча рискнул по частям убежать, но голова и тулово остались всё-таки у меня в холодильнике. От холодца не уйдёшь.

Яга сошла с высоких ступенек. Тут же весь ровненький английский газон и дом осветились яркими прожекторами, развешенными по кругу на ближних лесных деревьях. Она рукой пригласила пройтись по дорожкам. Позади особняка обнаружились коровники или что-то подобное.
- Я решила стать фермером, - пояснила скрипучим голосом и пощёлкивая челюстями. - Буду разводить человечину, мясную породу, бройлеров. Хочу разумно вмешаться в стихийный процесс. Уже готовы постройки для случных и столовых служб: женильня, оплодотворильня, родильня, растильня, варильня, поминальня, забывальня уже построены. Осталось воду подвести. Не сомневайся в моих способностях. Загляни в курятник, - подвела его к сараю, приоткрыла дверку. – Видишь, курочки на жёрдочках спят? Они, между прочим, саблезубые. Моя наработка. Одна пеструшка намедни ястреба прикончила.

И правда, Иван разглядел, что клыки у них из клюва торчат, как у кабарги.
- Айда в терем, - предложила буднично.
-  Освещение на территории хорошее, - заметил перепуганный Иванушка.
- Аккумуляторное хозяйство, солнечные батареи, - инженерным тоном объяснила Яга.
- Прогресс, чудесно! – Иванушка спешил отвлечь хозяйку от своей съедобности. – Про Кощея расскажите: где он? кто он?
- Пойдём в хоромы, покажу кое-что великолепное и про этого хмыря скажу пару слов.   

В доме пахло воском, берёзовыми дровами, кошками и мышами. Дубовая мебель, ковры, французские картины куртуазно-эротического содержания, люстра электрическая, горящая многими лампами. Камин, комоды, резные буфеты, свечные канделябры, голые пастушки, пастушок с торчащим приапом, бронзовые драконы, серебряные рыцари...   
- Ты полюбуйся на Ягусю, каковская была я в юности! – она указала глазами в угол, где на стенах висели не фотки, но маленькие зеркала с давнишними отражениями.

Иванушка невольно залюбовался на голое тело безукоризненной красотки.
- Я тогда блеск была девка. Афродита и Елена Прекрасная померкли бы.
- Когда же случилась у вас юность? – наконец он сформулировал вопрос.
- Давно. Тогда ещё было две луны в небесах.
- Две? Куда вторая делась?
- Она была из платины, золота, иридия… марсиане прилетали и черпали богатство ковшами. Черпали, пока всю не разобрали. Попутно эти добытчики посещали Землю, где пользовали обезьянок, семя им впрыскивали… так человечество и зародилось, от мартышек.   
- А на вас лично зарились?
- Как же! Зарились! Деньги за интим предлагали, прям капиталы, а деньги-то у них на карточках марсианского банка – на кой мне ляд? Я стою на своём: только аналом! Но одному всё же уступила, всем хорош был, а смазливый! Звали его тогда Заах. Уж потом он стал Кощей Бессмертный. Я с ним на Марс не полетела, дак он со мной на Земле остался. Поначалу жили хорошо, но шибко он затосковал по родине – затосковал и запил горько. А в пьяном-то состоянии, сам понимаешь, начал мой дружок таскаться по девкам; уже расплодилось потомство марсиан и мартышек. Я столь часто его убивала, что он стал бессмертным. Да, убивала и воскрешала, чтобы совокупиться напоследок и снова убить. Он же, гад, приспособился. На косточки его разбирала, кости разбрасывала, так он опять собирался – потому и стал «Кощеем». Только вот косточку одну потерял: пястную. Черти из неё флейту сделали; звуки этой флейты пробуждают покойников… соображаешь почему?
- Н-ну…
- Правильно. Потому что она в себе несёт качества Кости Бессмертного.

Иванушка вмиг про себя предположил, что руки-ноги, идущие сами по себе, направлялись к той флейте; смертная тоска и чутьё спасения вели их, несчастных, через лес. Правда, подуть в дудочку эти фрагменты не смогут. Иванушка решил улизнуть от Яги и двинуться тем же путём.

Глава 19
По тропинке, по этому шедевру свето-ландшафтного дизайна, Иванушка мог бы идти сквозь непроглядную ночь, но сойдя с тропинки он идти не сможет. Ждать рассвет? 

Что ему требуется для обретения костяной флейты? Ему требуется друг, а также его нюх – в общем, Бас. Интересно, у волка сохранился ли телефон? Это не важно, ибо телефон Ивана разряжен. Благо скатерть-самобранка не должна «разрядиться» (по идее, по надежде).

Иванушка пожаловался Яге, де устал, валится с ног, и она отвела ему спаленку, ощупав его взором хирурга перед операцией или повара перед обвалкой тушки.   
- Отдыхай пока. Что в сумке-то, чай пистолет? 
- Я безоружный.
- Ну и спи. Я баньку истоплю, чтоб ты помылся перед завтраком. И не думай бежать: сам же вернёшься. У меня чародеи несут охранную службу. 
- Чего так на меня смотрите, будто съесть мечтаете! Мы ж договорились, Ягуся, я буду флейту искать.   
- Ничуть. Я вслух подумала и только. Другие искали – не нашли, и ты не найдёшь. Отговорки у тебя, чтобы жисть продлить.   
- А если найду? – вскипел Иванушка слабым голосом.
- Да не так уж нужна мне твоя музолистая дудоль! Пища главней музыки, - отвернулась,  удалила в коридор свой противный треугольный зад, колючие лопатки и копну злопротивных волос, будто с мертвеца.       

Иванушка дождался, когда за ней стихнет. Вроде бы стихло, но гром его сердца начал отдаваться по всему дому. Холодея членами, он выбрался в окошко, опустил ноги на отмостку, крадучись пересёк лужайку – и вот она, тропа! Надо спешить: он сердцем расслышал, как Бас тревожится о нём. Значит, не дудку надо искать, а торопиться к товарищу. Быстро сказка сказывается, да не быстро дело делается.

Не прошёл Иван по светозарной тропе и половины версты, как возникли перед ним рояль и пианист, который наяривал на клавишах разрушающий нервы музон. Рояль перекрыл всю тропу и маленько даже вылезал по бокам. Иван бросился в обход, но из-за куста выпрыгнул трубач и металлически взвыл. Иванушка схватился за солнечное сплетение, где произошёл спазм, этот спазм был подхвачен рвотной судорогой. Иван отползать, но рядом возникла скрипачка в стринговом купальнике, виртуозка немыслимых звуков и вертозадой пляски.

Виды поменялись. Вместо муравчатой лесной чащи раскинулась перед Иваном болотная топь с головами тонущих; над болотом висел миазмический пар. Губами и зубами несчастные хватали последний доступный им воздух; некоторые истошно кричали.

Иван протянул ближайшему руку, тот высунул свою, но когда Иван её схватил, не ощутил встречной руки: то был призрак. Ягусины охранники, заповедные чародеи! – опомнился он, и отправился по тропе, которой не видел, но она возникала под его ногами по мере шагания. Где-то необходимо верить, а где-то с не меньшим упорством – не верить. Неверие спасло его от бесовской музыки и болотной жижи. Морок, морок...

Дрянь! – кто-то громыхнул жестяными вёдрами в незримом отдалении.

Когда же рассвет? И вот показался Жрун, чья поляна так же, как и тропа, освещалась особым воздухом. Обжора глядел на него во все глаза.
- А ну-ка подходи сюда, я тебе дудочку дам, что из косточки бессмертного Кощея. Подь по-хорошему, странник, - произнёс голосом робота, у которого садятся батарейки.   
Иванушка приблизился к великану.
- Здрасте.
- Скучно мне, - сказал Жрун. - Удиви меня, и тогда я тебя не съем. Я тебе дудочку подарю. 

Иван почесал затылок, но вспомнил про пирожки. Открыл дарёный ларчик, расстелил самобранку.
- Удивляйся, аппетитный человек! – ласковой рукой указал на горку пирожков.
С большим сопением Жрун прожевал и проглотил пирожки.
- М-м-няка. Ещё!   
Иван повторил, а потом ещё раз.
- Ну что, удивил?

- Отпираться не буду – удивил так удивил! И даже накормил. Отродясь не доводилось мне такую вкуснятину жамкать. Продай скатёрку!   
- Не могу, подарок. А ты не забыл, что обещал? 
- Ладно, коли обещал… только дудка хранится в норе, а в норе той змеюка живёт - зубы ядовиты, язык раздвоен. Коли отымешь  у неё косточку – твоя.
- Так подарки не дарят, - возмутился Иванушка. – У Яги обучился подличать? 
- Она весь мир обучила. Хорошо, дам тебе совет. Вымани гадюку пирожками, а как она вылезет, руку быстро суй в нору – хвать и текать! Я-то неповоротливый, у меня и рука не пролезет, а ты ловкий. 
- И на том спасибо, дядя… Жора.      

Сказав так, Иван сморщился от неприязни ко всякого рода подлости, особенно его смущала подлость в мужчинах, поскольку совсем уж не мужское это дело, и вообще неразумное: вечную честь потерять ради временной выгоды. Кисло сожалея о человечестве, он заметил на верёвке некий свисток под горлом Жруна, словно тот подрабатывал судьёй на стадионе. Присмотрелся – а это была дудочка, флейта костяная.

- Она же у тебя на шее висит!   
- Где?!
- Вон там! – указал пальцем на то место, где горло Жруна переходило в надгрудные мясы и далее в безмолочные пухлые железы. 
- Снимай. Нехорошо бедного странника столь жестоко обманывать! Пирожки могут за это слипнуться у тебя в кишках. Они волшебные, они в людях разбираются. Мне эту самобранку святой старец подарил; если я, к примеру, продам её, она перестанет меня кормить или даже накажет. А ты знаешь, как происходит заворот кишок?
 
Жрун в панике сорвал с шеи крошечную дудку и бросил Ивану. 
- Эх ты, понадеялся, что змея убьёт меня? Она ещё может это сделать: мне тащиться ещё далёко…
- Прости, храбрый странник. Впредь не буду подличать.
- Постарайся. Бон апети! 

...
Волк извёлся, ожидая друга. Много раз обнюхал его травяную лёжку, чтобы выведывать нечто дальнейшее. Нет предпосылок. Пошёл по следу - остановился между двумя соснами: тут каверза притаилась. Иванушка доселе добрёл, и тут следы его пропали. Бас поглядел вверх: может, аки ангел вознёсся? Нет уж, не ангел он вовсе, тяжёлая мошонка не позволит ему вознестись. (Яйца у мужчины – слабое место: изнутри по ним бьёт похотливая кровь, а снаружи - баба обутой ногой. Нельзя подставляться! К волку это тоже относится, - догадался волк.)

И как быть? Он развернулся и пошёл вперёд хвостом …нет, не получается. Запах не открывался. Он понял, что началась колдовская территория со своими правилами. Вернулся к месту отдыха – тоска. Подобрал в траве крошки пирожков после вчерашнего ужина, тяжко вздохнул.

Рассвет. Ночь была прожита зря: ни мыслей, ни любви, ни дружеского слова, ни вещего сна. Так можно и жизнь разбазарить. Разве что поохотился на зайца – так ведь не голодный, а ради спорта. Не поймал, слава Богу. Инстинкты из любого доброго существа сделают мерзавца. И тут раздался выстрел - одновременно со звуком Бас получил удар слева в бок возле плечевого сустава. Ну вот и всё! - успел понять, отваливаясь на правый бок.

Далёкий выстрел Иван услышал, ощутил. Он словно получил пулю в душу. Бросился туда, откуда прилетела весть. Не разбирая пути, ломая ветки, рвя паутину, сплетённую в толстые верёвки и сети, не чуя себя… и наконец он увидел охотника, увидел Баса, лежащего на спине, раскинувши долгие лапы. Ему под бок охотник подоткнул рюкзак для прочности положения. В правой руке охотник держал широкий нож: готовился волка свежевать.

Охотник жмурился от своей славной охоты: никто прежде не добывал такого трофея. Он улыбался всеми морщинками крепкого, матёрого лица. Вовсю улыбнутый человек: мрачный, самодовольный, тщеславный. 

Иванушка схватил ружьё, приставленное к дереву, разломил, увидел в стволе один патрон. Снова защёлкнул двустволку и снял с предохранителя. Он оружия не чурался, поскольку отслужил в армии.
- Руки! 
Охотник повернулся, обратил к Ивану посеревшее лицо, не успев убрать паутинки удовольствия.
- Пять шагов в сторону, сесть на землю! 
Охотник подчинился.

Иванушка достал из кармана дудочку и начал в неё дуть. Какие закрывать дырочки? Закрывал наобум, творя жалобный тонкий вой, словно дудочке больно. Волк зашевелился, перевалился на бок. Охотник стал на заду отодвигаться от происходящего. Иван играл незнамо что и такое выдувал уныние, что впору было всем зарыдать. Но главное совершалось: волк встал на лапы, оглянулся на охотника.
- Я… - залепетал охотник, вмиг потерявший свою оправданную рассуждениями и самолюбием жестокость.   

Волк медленно, валко подошёл к нему, задрал заднюю лапу, помочился на убийцу, шатко стоя на трёх опорах. Свесил тяжёлую голову, подумал о недавней смерти и бросился обниматься с Иванушкой. 

И пошли они дальше по святым местам, по страшной и святой Руси.

Конец сказки