ПРОКЛЯТЬЕ СТАРОЙ КОКОРИХИ
Часть 17
Прошло почти два месяца со дня похорон Татьяны Кокориной. Жизнь в селе постепенно входила в свое, обычное русло.
Старая поговорка «Чужую беду, руками разведу», не совсем оказалась права. Ивняковцы, долго еще, со вздохами, бывало со слезами, вспоминали безвременно погибшую, молодую женщину.
Но все, со временем, проходит. Вновь в домах колхозников зазвучал смех.
И только двое в Ивняках, переживали смерть Тани, так же остро, как и вчера и месяцем раньше. И если Агафья, Танина мать, еще как-то, держалась, то на Николая без слез, невозможно было смотреть.
Он похудел, ссутулился. Даже ростом стал казаться меньше.
В его речи, вновь стало проскальзывать, заикание.
Не так сильно, как прежде, но иногда, достаточно, заметно.
С раннего утра до позднего вечера, Кокорин проводил в конюшне. Ухаживая за лошадьми, запрягая и распрягая выделенных для работы коней, Николай, немного забывался. Но ночи для него сделались настоящей пыткой. Умаявшись за день в конюшне, он с вечера, вроде бы засыпал.
Но в самый разгар ночи, будто кто-то, невидимый, толкал его в бок.
Просыпаясь, Николай сразу же попадал в безжалостные тиски невыносимой, сердечной боли и непроглядной тоски.
В коротких, тревожных снах, к нему постоянно приходила жена. Она почему-то, сердилась на него и что-то выговаривала. Но, Николай, просыпаясь, сразу же забывал то, о чем говорила ему Таня. Хорошо помнил ее печальные глаза, ее укоряющий голос, а слов не помнил.
Ворочаясь и вздыхая, Кокорин, с нетерпением поджидал утра, чтобы пойти на работу. Там ему было легче.
Бессонница сделала его раздражительным и угрюмым. Он постоянно думал о Татьяне, почти не вспоминая о детях. А если и вспоминал, то с раздражением и недоумением. Почему живы они, а не его любимая женщина. Кокорин вполне серьезно считал, что новорожденные двойняшки, виновны в гибели его Тани.
Односельчане, видя, как он мучается, старались с лишними вопросами к нему не лезть.
От Агафьи Степановны, люди знали, что детей Николаю, пока не отдают. Двойняшки, без материнской ласки и заботы, плохо набирали вес. Поначалу, младенцев кормили из бутылочки лишним молоком, сцеженным роженицами.
Но, даже новорожденных телят, опытные поярки, поили молозивом от родной матери. Что уж, тут говорить о детях.
У двойняшек часто болели животики. Они беспокоились, плохо спали и часто плакали.
Положение спасла молодая, одинокая санитарка родильного отделения. Она стала приносить для малышей прокипяченное молоко, от своей козы.
Еще в детстве, женщина перенесла травму и не могла иметь собственных детей. Наверное, поэтому, она решила посвятить свою жизнь работе в родильном отделении.
Естественно, что порядки и законы во всех сферах государственных учреждений, были совершенно другими, чем в наше время.
В обыкновенной, районной больнице, где не было даже отдельного родильного дома, к таким вольностям, относились спокойно.
«Бесхозные» новорожденные, лежали в общей палате со всеми остальными младенцами. Рядовой акушер, наблюдавший младенцев, в определенные дни взвешивал и выслушивал двойняшек. Он знал, что кормят их как надо, по часам, а кто и чем, доктора не волновало.
Частенько, в больницу заходила Галина Ивановна Долгова. Расспросив акушера, беседовала с кормившей детей санитаркой.
После этого, звонила в контору Ивняков сыну и сообщала ему все, что нужно.
Как бы то ни было, но дети по немного поправлялись, набирая нужный вес. Козье молоко и искренняя забота санитарки, давали свой положительный результат. Малышей готовили к выписке, ближе к Новому Году.
И вот этот день наступил. Накануне вечером, Галина Ивановна позвонила сыну и предупредила, что завтра, нужно будет забирать из роддома, маленьких Кокориных.
Звонок в контору Ивняков, прозвучал в вечернее время, когда в кабинете оставались трое. Как обычно, это были Алексей с Василисой и Алтунин.
Выслушав мать, Алексей успокоил её и положил трубку.
-«Мама звонила . Детишек Кокорина завтра забрать надо. К Агафье Степановне мы с Весёной прогуляемся сейчас. Надо решить, кто кроме Николая, поедет. Не думаю, что бабушка мальчишек должна ехать. Ей, скорей всего, не по силам это будет».
Алексей взглянул на жену и шутливо погрозил ей пальцем. - «Вижу, дорогая, что ты уже готова. Но, я против. Нельзя тебе на морозе долго находиться».
Перехватив сердитый взгляд Алтунина, Василиса со вздохом, прижала ладони к округлившемуся животу. Она и сама понимала, что ехать за малышами, должен кто-то другой.
«Решим с Кокориным» - подытожил Алексей, застегивая пуговицы на полушубке жены.
Они отправились по хрустящему снегу к Кузякиной Агафье. Алексей, предупреждая каждый шаг своей любимой Васеньки, цепко держал ее под руку, обходя любой бугорок или ямку.
Николай не пожелал уйти от тещи в свой дом. Они так и жили под одной крышей. Агафья, потеряв дочь, всю заботу перенесла на зятя. Как ни странно, но от любви к скандалам, у нее не осталось и следа.
Если бы односельчане не знали той «Гапки», что порой доводила их до «белого каления», можно было бы подумать, что добрей ее, едва ли кого встретишь в Ивняках.
Несчастная женщина, потерявшая единственную дочь, в самом расцвете сил и молодости, словно переродилась.
При встрече с людьми, она смотрела на каждого виновато, словно прося прощения. И люди, всем сердцем, сопереживая её горю, раз и навсегда, забывали о прошлых, нелицеприятных выходках женщины.
Слово «Гапка», полностью исчезло из разговоров сельчан. Кузякину, отныне, в глаза и за глаза, в Ивняках называли только по имени или фамилии. Сельские жители, не очень дружили с отчествами друг друга. Отчества людей, озвучивались лишь в официальных сводках и бумагах.
И конечно, все те, кто руководил простыми сельчанами, не позволяли себе, называть людей, просто по имени. Отчество добавлялось, обязательно. Этим самым, руководство колхозом , учителя и прочая интеллигенция сел, подчеркивали свое уважительное отношение к людям труда.
Супруги Долговы вошли в ограду Кузякиной. Поднявшись по обледенелым ступеням крыльца, Алексей подал руку жене. И только , убедившись, что она не поскользнется, постучал в низенькую дверь. Войдя в дом, супруги остановились.
В кухне было тепло и тихо. За накрытым столом сидел Николай. Перед ним остывал не тронутый ужин. Увидев вошедших, он сделал попытку подняться. В глазах его промелькнуло что-то живое. Но они тут же потухли и Кокорин, отвернувшись к окну, буркнул, что «мать в бане».
Василиса, шагнув вперед, присела за стол напротив Николая.
- «Щи остыли, Коля. Ешь, давай. Ты много работаешь. – Васёна постаралась придать голосу нотки беспечности, но это ей плохо удалось. Рассердившись на себя, сказала уже более твердо.
. – Хватит раскисать, Кокорин. Вспомни, как меня утешал. Опомнись, Николай. Почернел весь. У тебя двое мальчишек. Им отец нужен, а не тень. Завтра тебе предстоит забрать из больницы своих сыновей, Коля. Вы встретитесь впервые. Не думай, что они крохи. Они все чувствуют, Николай. Ты должен любить их за двоих. За себя и за Таню. Поверь мне, Коля, Тане не очень бы понравилось, если бы ты, при первой встрече с собственными детками, смотрел на них букой».
Чем дольше говорила Василиса, тем мучительнее становилось выражение лица Кокорина.
«Таня. Она все время приходит. Говорит что-то… - Кокорин помолчал и перевел на Василису удивленный взгляд. – Я вспомнил. Она мне тоже велит, чтобы я маленьких любил. Танечка…- Николай затрясся, и слезы рекой хлынули из его, пересушенных горем, глаз.
Со двора, тихо вошла Агафья Степановна. Увидев гостей, кажется, не удивилась.
Стянув теплый платок с мокрой (после бани), головы, тихо прошептала Алексею - «Пусть поплачет, бедный. А то все молчком. Страшно даже».
Узнав о том, что внуки готовы к выписке, заметно оживилась: – «Господь услышал мою молитву. Не беспокойтесь, Алексей Михайлович. Я фельдшерицу попрошу, за детками съездить. Тулупы соберем. И сама поеду с ними. А дом натоплю с утра хорошо. Для деточек у меня все давно готово. Люди добрые всего нанесли. И пеленки, и одеялки. Даже люльку для двойняшек, привезли из района».
Николай, решительно освободив свою руку из руки Василисы, крепко растер горящие от слез щеки.
«Спасибо Василиса Кузминишна. Я справлюсь. Спасибо и вам, Алексей Михайлович за добрую весть. Завтра с матерью за мальчишками отправимся».
Долговы тихо брели по темной улице села. На душе Василисы было тепло и радостно, хотя и душили слезы от воспоминания того, что довелось им пережить в доме Николая и его тещи.
«Васенька, - нарушил её мысли муж, - надо бы как-то, Николая в льготную очередь на дом поставить. Тесно у них. Окна маленькие. Как ты думаешь?»
- «Точно так же, как и ты, муж мой заботливый»,- отозвалась Василиса, радуясь тому, что муж у нее, действительно заботливый.
Она знала, что Алексей, ждет последнего, годового отчета Райсовета по расходованию Гос. средств на строительство по району.
Все отчеты, лягут на стол председателя Горсовета, хорошо знакомого Алексею. И только после этого, имеет смысл начать «выбивать», дополнительные средства на частное строительство в селе. На сегодняшний день, Сельсовет Ивняков, имел лишь небольшой фонд, на ремонт и перепланировку старой школы под детский садик.
Село разрасталось. Создавались новые семьи, рождались дети. Из соседних, небольших поселков, участились случаи переездов людей. Ивняки, под умелым руководством двух председателей, достаточно быстро, обрели в районе, хорошую славу.
На следующий день, в районный поселок, выехала повозка о двух лошадях, запряженных в председательскую кошевку. Николай, оглядев белоснежные просторы полей, с удовлетворением отметил про себя, что день намечается ясным, хоть и морозным. Но, спасением от стужи, служили пара длинных до пят, овчинных тулупов, в которые были закутаны Агафья с фельдшером Зоей Петровной.
Женщины, заранее, распределили свои роли в безопасной доставке младенцев до Ивняков. Каждая из них, собиралась согревать под тулупом по младенцу.
В свертке, спрятанном под сидение кошевки, ждало своего почетного часа, «приданное», для новорожденных мальчишек.
Перед смертью, мама младенцев, успела озвучить имена, что собиралась дать детям: «Леша и Саша».
Татьяна с Николаем, ожидая рождения детей, давно уже обговорили их имена. Оба, отчего-то, были уверенны, что родятся девочка с мальчиком. И имена их будут звучать, как имена уважаемых односельчан. Василиса и Алексей.
Но судьба распорядилась по своему. И Таня назвала одного из сыновей Сашей. В честь своего родного брата, погибшего на войне, совсем в юном возрасте.
Сани резво скользили по наезженной дороге. В последнее время, погода баловала сибиряков. За весь декабрь не было почти ни одного серьезного бурана.
Как обычно, настоящие вьюги и снегопады, придут с ослаблением январских морозов. В безветренную погоду, даже тридцати градусный мороз, кажется слабым, если в безоблачной синеве небес, сияет солнце.
Отмахав 20 километров ровного, санного пути, заиндевевшие лошади, остановились у одноэтажного здания, районной больницы.
И только сейчас, Николай по настоящему, разволновался. Вчерашнее его «прозрение» далось Кокорину нелегко.
Вчера, весь долгий вечер, пока не уснул, Николай мысленно просил прощения у своей Тани. Он долго «беседовал» с ней, клятвенно заверяя в том, что сделает все для того, чтобы их дети росли в заботе и радости.
Но о самих детях, о том, как он собирается выполнять свое обещание, Кокорин не думал.
И вот сейчас, стоя перед воротами больницы, он с замиранием думал о том, как поведет себя, что скажет. А главное, что почувствует, при виде малышей. Пока что, Кокорин чувствовал только робость.
«Идите, мамаша. Я сейчас. Только коней обихожу», - пробормотал он в спины теще с фельдшером.
Женщины скрылись за дверью стационара, а Николай все возился с лошадьми. Он очистил их ноздри от намерзших за дорогу, кусочков льда. Надел полотняные торбы с овсом на их морды. Разровнял солому в кошевке.
И наконец, глубоко вздохнув, заставил себя успокоиться. «Идти надо»
Потянув на себя тяжелую дверь, Николай вошел в душное тепло больничного «санпропускника».
Теща с Зоей Петровной, молча, стояли рядышком. Обе женщины не спускали глаз с открытой двери, ведущей в коридор больницы.
Они сняли тяжелые тулупы и прислонили их к батарее отопления. У больницы была своя, маленькая котельная, отапливающая лишь «лежачий» корпус.
«Принесут сейчас» - взволнованно прошептала Агафья. Ее руки заметно подрагивали.
В глубине коридора послышались шаги и в проеме открытой двери, возникла женщина. Одетая в чистый, но сильно застиранный медицинский халат, она бережно прижимала к груди маленький сверток, укутанный в детское, стёганое одеяло.
«А где второй!?» - мелькнула паническая мысль в голове Кокорина. Словно предупреждая его страх, женщина хрипловато произнесла, -«Сейчас, Сашеньку принесу»
Не смотря, на охватившее его волнение, Николай обратил внимание на то, что молодая санитарка была чем-то расстроена. Ее покрасневшие, влажные глаза, говорили о том, что она недавно плакала.
На мгновение, крепко прижав ребенка к груди, санитарка подала его Николаю, признав в нем главного.
С бешено колотящимся сердцем, Кокорин стоял среди комнаты, неловко держи младенца на вытянутых руках.
«Дай сюда, уронишь еще» - ревниво проворчала Агафья, забирая внука. Опустившись на кушетку, она откинула угол одеяла с личика младенца
.-«Какой мы важный», - со слезами зашептала она, с любовью рассматривая спящего внука. Зоя Петровна склонившись над малышом, спросила, неизвестно к кому обращаясь –«А почему не он Саша, а другой? Бедные сиротки».
Последние слова фельдшера, ножом резанули по сердцу отца.
Он вдруг, разозлился, - «Какие они вам, сиротки?»
-«Правильно, сынок, - оторвав взгляд от внука, одобрила Кузякина. – И отец есть, и бабушка. Василису Кузминишну в крестинные мамы возьмем. Никакие мы не сиротки, не выдумывай, Петровна. Дохтурша эта, поди, с Танечкой была… - Агафья с трудом подавила слезы. – Вот она и знает лучше, кого как называть».
Между тем, «дохтурша», принесла второго ребенка.
И Николай, уже более уверенно, принял сына на руки.
-« Возьмите вот.- санитарка протянула Зое Петровне холщевую сумку. – Здесь бутылочки с молоком. Поите, пожалуйста, мальчиков, только козьим молочком. Обязательно грейте. Сами пробуйте, чтобы не горячо было. И запомните, пожалуйста. Тот, что крупнее- Лёша. У него волосики светлые. Сашенька чуточку темнее и меньше ».
В «санпропускник», стремительно вошел пожилой доктор.- «За двойнятами прибыли, товарищи, - громко осведомился он, оглядывая всех троих поверх круглых очков.
- Я понимаю, что отец и две бабки? - Не дожидаясь ответа, так же громогласно продолжал, - Дети спокойные. Вес, в последнее время, набирают хорошо.
- Доктор оглянулся на подозрительно сникшую санитарку. – Нину нашу благодарите. Сутками за ними ходила. Из своего дома, козье молоко мальчонкам носила».
И тут случилось вовсе непонятное. Нина, громко всхлипнув, прижала к глазам ладони. Прежде, чем она скрылась в коридоре, Алексей успел заметить, следы ожогов на ее руках.
- « Вы её простите, товарищи, - смутился доктор. – Одинокая она и бездетная. В детстве, пьяный папашка ошпарил девочку кипятком. Не то, нарочно, не то, нечаянно. Своих нет детишек, вот она, к вашим и прикипела».
Доктор долго и подробно напутствовал Николая с «бабками», как ухаживать за детьми, чем кормить, как купать… Не выдержав, Агафья перебила, проворчав, что сама дважды мать и не хуже его знает, как обходиться с новорожденными.
Каждая из женщин, спрятала «своего» ребенка под полу тулупа, который одела на себя, поверх полушубка.
-«Мать, они у вас там, не задохнутся?» - встревожился Николай, глядя, как бабушки, кутают малышей.
-« Я скорей сама задохнусь, сынок, чем внуки мои» - усмехнулась Агафья, устраиваясь в кошевке, рядом с фельдшером.
Всю обратную дорогу, Николай гнал лошадей, почти вскачь. Он торопился доставить своих сыновей, как можно быстрее, в тепло. Впервые, со дня смерти Тани, Николай почувствовал желание жить. Он отныне, был не просто Кокориным Колькой. Он стал отцом двух мальчишек двойняшек. Николай Антонович Кокорин!
Николай знал, что отчество ему, как и фамилия, даны по деду, давно умершему мужу бабушки Даши. «Кокорихи», как называли ее все в селе.
Ни имени, ни фамилии настоящего своего отца, бандита и убийцы, Кокорин не знал. И никогда не стремился узнать.
Проезжая мимо сельского кладбища, расположенного неподалеку от Ивняков, Николай, повернув голову, попытался рассмотреть занесенную снегом, могилу Татьяны. Ее похоронили рядом с Дарьей Федотовной, бабушкой Николая.
Пригорюнившаяся Агафья, тоже смотрела в сторону, едва видимых под снегом, крестов.- «Царствие тебе, Небесное, донюшка моя» - смахивая слезу, прошептала Агафья.
-« Спи спокойно, милая Танюша моя. Я сохраню наших сыновей в добром здоровье».- вздохнул Николай, с трудом отводя взгляд от кладбища.
Первыми, кто встретился на пути повозки, были дети младших классов, выпорхнувшие из ворот школы.
У них начинались новогодние каникулы. И радостные малыши, разбегались по домам и квартирам, приютивших их ивняковцев.
Николай вспомнил, что сегодня к вечеру, он должен будет развезти детей по их поселкам. Тех, кто пожелает остаться на «ёлку, он повезет домой, утром следующего дня.
Первый детский утренник, организованный для младших классов, должен был начаться совсем скоро.
«Хотя бы все они до завтра остались», - Николай устал и замерз. Кроме того, ему очень хотелось остаток дня, провести со своими сыновьями.
Каково же было его удивление, когда подъезжая к дому , он увидел за его оградой, несколько женщин. Снег в ограде был аккуратно вычищен и выброшен в огород. Над трубой баньки, вился голубоватый дымок.
Сердце Кокорина, горячо повернулось в груди. Слезы благодарности к своим односельчанам, защекотали глаза. Николай, мельком подумал о том, что он стал, в последнее время, слишком уж чувствительным.
- «Спасибо вам за заботу, люди добрые» - Агафья, проворно соскочив с повозки, распахнула тулуп и на несколько секунд, люди увидели то сокровище, что прятала она под тяжелой одеждой.
-«Внуков в дом внесем с Зоей, да на поклон к вам выйду. Надо же! И баня уж готова!» - восторженно запричитала Кузякина.
Никто из односельчан не сделал попытки, пройти вслед за хозяевами в дом. Женщины, сами неоднократно, матери, прекрасно понимали, что такое новорожденные дети.
Развернув малышей, Агафья сменила им мокрые пеленки. Уложив детей в теплую люльку, вышла к односельчанкам, чтобы еще раз поблагодарить их за внимание и заботу.
Николай, укоряя себя за бездействия последних дней, погнал лошадей в конюшню. Пребывая в состоянии горя от тяжелой потери, он ни разу не почистил снег в ограде.
И сейчас, ему было стыдно, что это сделали женские руки его односельчанок. А бесхитростные люди, радовались тому, что наконец-то, увидели улыбку, на лице безутешного вдовца.
-«Простите, бабоньки, родимые, что в дом не приглашаю. Сами понимаете. Мальчонки еще совсем, крохи. Дай вам Господь здоровьичка за вашу доброту и ласку», - с дрожью в голосе, благодарила односельчан, бывшая «Гапка».
В эти минуты, она едва не плакала от проявления не навязчивой, не показушной доброты своих односельчан. И от презрения к самой себе, за прошлые скандалы и сплетни.
Николай, проезжая мимо клуба, увидел, стоящую на крыльце Василису. Она, кажется, встречала ребятню, спешащую на ёлку.
«Николай, как дети, как съездил?- Василиса подняла руку, приветствуя Кокорина.
-«Нормально, Василиса Кузминишна, - смущенно улыбаясь, Николай натянул вожжи. – Привезли сыночков домой» - Кокорин сообразив, что слова его прозвучали немного хвастливо, еще сильнее смутился.
-«Я рада, Коля. Вы отдыхайте. Поправляйтесь, спите, кушайте. Что надо будет, говори, не стесняйся. Пусть детки подрастут. Через недельку, забегу знакомиться с новыми ивняковцами, - улыбнулась Васёна. Словно вспомнив что-то, добавила, - Алексей сам отвезет детей по домам. Тебе велел отдыхать»
-«Вот спасибо!»- обрадовался Кокорин.
Возвратившись домой, Николай увидел картину, от которой зашлось сердце. Его мальчики, розовые после купания, довольные и сытые, лежа в широченной люльке, резво «колесили» в воздухе крепенькими ножками, пуская белые пузыри. Его теща, которую, он с первых дней жизни в ее доме, стал называть матерью, сидела рядом с ними на стуле.
Глядя на внуков, она тихо плакала. Мутные слезы, сбегая по ее , еще не старому лицу, крупными каплями падали на фотографию, Татьяны, лежащую на коленях матери.