ПРОКЛЯТЬЕ СТАРОЙ КОКОРИХИ
Часть 16
Молодожены проснулись поздно. Красноватое (на мороз), солнце, стыдливо заглядывало за край накрахмаленных, оконных задергушек, в дом молодых.
Несколько мгновений, они лежали, нежась, в объятиях друг друга.
Жарко потопленная с вечера печь, заметно остыла. В доме чувствовалась прохлада.
- «Лёшенька, мы кажется, проспали?» - прошептала Васёна , сладко потягиваясь и выгибаясь под ласковыми прикосновениями молодого мужа.
Алексей поднялся с постели и велев Василисе «Спокойно спать и ни о чем не думать», набил печь приготовленными с вечера дровами.
«У нас с тобой, женушка, три законных выходных. Кроме праздника. Давай спокойно воспользуемся, хотя бы одним». Молодой хозяин поставил на плиту тяжелый, чугунный чайник и снова влез под одеяло.
-»Кошечка моя, можно мне тебя погладить. Вот так! Есть я тебя, раздумал. Ты мне не съеденная нужна лет так на семьдесят» - Алексей, казалось, и сам готов был замурлыкать как сытый, довольный кот.
В окно негромко постучали. – «Нет, Лёша. Покою нам с тобой не дадут, - не скрывая разочарования, вздохнула Василиса. – Второй день свадьбы. Наши матери, наверное, уж с ног сбились, накрывая столы. Потерпим до полудня. Люди у нас совестливые. С утра идут только чуточку похмелиться да остатки пиршества подъесть. Но мы, как радушные хозяева, должны с достоинством, встретить и проводить каждого гостя».
Алексей со вздохом поднялся с постели и одевшись, вышел в сени, встретить посетителя.
В дом вошла тепло одетая Галина Ивановна. «С пробуждением, дети наши родные. Хорош морозец сегодня. -С глубоким поклоном проворковала женщина. – Пришла косоньку невестушке заплесть, да на пир честной молодых пригласить. Самые ранние гостеньки ждут уж вас. А мы со сватьюшкой, пока дым из трубы не увидели, тревожить вас не стали».
Алексей, прикрыв дверь комнаты, увел мать на кухню. Василиса быстро оделась и вышла к ним. Втроем они попили чаю с принесенными Галиной «гостинцами» и отправились в клуб.
Во второй день свадьбы, в селах, обычно много пели и плясали. Иногда, не стесняясь в выражениях, выдавали недвусмысленные частушки . Считалось, что молодая, став в брачную ночь «бабой», имеет право слышать не совсем пристойные припевки.
Но на свадьбе Алексея и Василисы, люди таких вольностей себе не позволяли.
Как бы ни был прост в обращении с односельчанами Долгов, он был
Главой их поселка.
Да и Василиса, строгая их агрономша, такого бы не потерпела.
Василиса, в этот день, одета была с голубое платье из тонкой шерсти. Одно из тех, что купил ей Алексей при их совместной поездке в город.
«Во всех нарядах, хороша моя зазнобушка любимая» - думал Алексей, не отводя восхищенного взгляда от молодой жены.
Куржаков дождавшись товарища, быстро позавтракал куском разогретого, вчерашнего гуся. От предложенной стопки, он вежливо отказался. Владимиру Викторовичу, предстояла более, чем часовая поездка за рулем УАЗа.
Проводить уважаемого гостя, вышли многие из ивняковцев.
Когда Куржаков сидел уже в машине, Матрена, подала в открытую дверь УАЗА, большой, упакованный в старые плакаты , сверток, перевязанный бечевой..
-«Не побрезгуйте, гость дорогой, подарком от всего сердца. Рыжики там соленые в туеске. По моему, они вам понравились. Иван, сынок, в дальнем ельнике собрал. Добрый нынче урожай был. И на грибы, и на ягоду. А главное, на хлебушек наш Советский. Я вам свежий каравай завернула с собой. . И половинку гуся печеного. Своих родных угостите».
Куржаков, смутившись, поблагодарил хозяйку. Действительно, он на вчерашнем торжестве никак не мог оторваться от удивительно вкусных рыжиков.
Взглянув на Алексея, стоявшего позади тещи, по выражению его лица, понял, что отказываться от подарка не стоит. Этим он мог всерьез обидеть хозяйку.
Попрощавшись с городским гостем, колхозники скрылись в клубе. Куржаков остался наедине с Алексеем.-
«До встречи, друг. Выберусь, как ни будь, к тебе. Про задумку мою с заводом кирпичным, с Первым переговори. Прямая выгода не только для села, но и городу кирпич нужен. Куда больше, чем селам».- Алексей крепко сжал руку Куржакова.
«Переговорю, Алексей. Не стой раздетым на морозе. Иди к жене красавице. Отдыхайте, гуляйте. Хороший у вас народ. Душевные, гостеприимные люди. Теще еще раз, «спасибо» за подарок передай. Ничего, вкуснее ваших грибочков, есть не приходилось. Про гуся, так вообще молчу!»
Куржаков тронул с места УАЗ. К счастью, снега в последние сутки не было. Алексей проводил товарища, полный уверенности в том, что доедет он до главной городской трассы, без осложнений.
К крыльцу конторы, подъехал Кокорин. Сытых, «свадебных» коней, он заменил одним «рядовым» жеребцом тружеником, запряженным в простые сани. Входя с Алексеем в одну дверь, Николай поделился с председателем, что прямо сейчас, он собирается отправиться в районную больницу к жене. – «Демьяну Федоровичу доложусь и поеду».
Алтунин, с утра успевший обойти колхозные коровники, сидел за столом, с аппетитом хлебая наваристые щи.
Во второй половине дня, свадебное торжество пошло на убыль. Люди, понимая, что завтра надо быть в «форме», разошлись по домам. Более молодые, оставшись в клубе, устроили танцы под гармонь.
Василиса с Алексеем, любители потанцевать, активно присоединились к танцующим. Их матери с добровольными помощниками, принялись наводить порядок в общественном помещении.
Натанцевавшись всласть, молодожены, распрощавшись с односельчанами, отправились в свое уютное гнездышко.
А молодежь, оставшаяся в клубе, вздохнула свободнее. Всем хороши были их дорогие молодожены, но крепко выразиться, вольготно спеть что-нибудь из полулегального, при них было неловко..
А душа просила выхода! Когда еще так славно отдохнешь, если не в Великий Советский праздник. Да еще на свадьбе своих односельчан.
Завтра с утра, безо всяких «опохмелок» и недовольства, люди добросовестно вольются в свой привычный рабочий ритм.
А сегодня они гуляют! Широко, по русски, так же, как делают все остальное.
Второй день двойного, для села, праздника, клонился к закату. Клуб наконец-то, опустел. Разошлись по домам все, даже самые стойкие, «гулёны».
Сельский гармонист Иван Конюшин, по совместительству с основной работой, исполнял обязанности заведующего клубом.
Днями Иван трудился на «подхвате» в кузнице. Махать здоровенным молотом, у мужика не хватало силенок. И навыка тоже. Он раздувал горн, носил в кузню дрова или уголь. Очищал от ржавчины старый металл и выполнял еще десятки мелких обязанностей и поручений старого кузнеца.
Ключ от навесного клубного замка, Иван всегда носил при себе. Второй такой же ключ находился у уборщицы Пелагеи.
Освободившись от основной и домашней работы, Иван, в любое время года и по любой погоде, шел в клуб. Отперев замок, брал в руки гармонь.
И под ее звуками, клуб оживал. Станцевать вальс или кадриль заходили не только молодые, но и пожилые люди.
Клуб служил для ивняковцев, не столько местом для танцев, сколько для вечерних посиделок. Особенно, для мужского населения. Занятые детьми и домашними заботами женщины, выбирались в клуб, гораздо реже. А мужики от молодого, до старика, любили посудачить о политике , делах колхоза и сельских новостях.
После танцев, участники небольшой самодеятельности репетировали песни и сценки будущих выступлений. Художественным руководителем импровизированного хора, был все тот же, Конюшин.
Танцев не было только в те дни, когда в Иваняки привозили «кино».
Так коротко и ясно, все сельские люди, называли небольшую кинопередвижку и катушки с кинолентами.
Своего киномеханика в селе, пока еще, не было. Выбор фильмов, что привозил один на три села киномеханик, был, так же, очень невеликим.
Но на любой кинофильм, люди шли, как на праздник, всем селом. Если даже, этот фильм, уже завозился в прошлом месяце.
Проводив последних любителей танцев, Конюшин запер клуб и отправился в дом к Лозовому. Уходя домой, Матрена просила занести ей ключ от клуба. Вместе со сватьей и старшей дочерью Катериной, Лозовая собиралась провести в клубе последнюю после пиршества, тщательную уборку с мытьем полов.
Оставив мужчин управляться с домашним хозяйством, три женщины отправились в клуб. Наблюдая за тем, как её старшая дочь, ловко управляется с половой тряпкой, Василиса не раз ловила себя на мысли о том, что, не смотря на покладистость Катерины, никак не может забыть о том, кто ее настоящий отец.
Время стерло боль, притупило воспоминания о страшных событиях, предшествующих рождению первой дочери.
Благодаря любви и бережному отношению к ней мужа, ни разу не напомнившему ей о пережитом ужасе, Матрена постепенно расцвела и успокоилась. Но полюбить Катю так, как она любила остальных детей, рожденных от мужа, она не сумела.
Когда, после первых родов, Матрена смотрела на веселую возню Кузьмы и маленькой дочки, сердце ее заходилось от нежности к мужу и ревности.
Она, ничего не могла с собой поделать, ревнуя мужа к ребенку, который был чужим ему по крови.
А Кузьма, чувствуя прохладу жены к дочке, ни чего Матрене не говорил. Но не одобряя ее чувств к невинному ребенку, как мог, баловал дочку, покупая ей то, чем можно было, в те годы, порадовать малышку.
К счастью, для всех, Катерина ничего не переняла от кровного отца насильника. Чем старше она становилась, тем больше походила на свою мать. Но любила она больше, своего папку, Кузьму Лозового. Как бы тщательно не скрывала Матрена своего отношения к дочери, Катерина чувствовала, что мать не очень ее жалует. Но Катя относила это за счет своего старшинства в семье.
«Чем младше ребенок, тем сильнее его любят родители», - считала она. Но обиды на мать, Катя не держала.
Она и сама больше других, любила младшую сестру Васёну.
Когда уборка была почти закончена, в клуб стремительно ворвался председатель колхоза.
Едва взглянув в бледное, растерянное лицо Алтунина, Матрена поняла, «Что-то, случилось». С немым вопросом глядя на Алтунина, Матрена приблизилась к нему - «Что это на вас лица нет, Демьян Федорович?»
Алтунин опустившись на ближайший стул, прохрипел –«Из района звонили..Из больницы… Татьяна Кокорина… Она умерла ночью».
«Что!? - В унисон вскрикнули Матрона с дочерью.
«Домой к Николаю заходил. Не был он дома еще. Как уехал в больницу, так и нет его. Агафье ничего не стал говорить. А вдруг, ошибка какая.-
-Глядя в закипающие слезами глаза женщин, жалобно попросил -Девоньки , пожалуйста, попросите своих мужиков, чтобы навстречу Кокорину выехали. Пусть моего жеребца берут. И кошевку. Она легкая. Неизвестно, что с Николаем может статься. Совсем недавно перестал заикаться мужик. А тут такое… Поторопитесь, бабоньки милые. Вьюга поднялась».
- «Ох, горюшко то, какое, - заплакала Матрена, обнимая дочь. – Может быть, ошиблись все же? – И тут же поторопила, - Катенька, за Петром беги. Сама детей собирай и к нам с ночевкой. Васёне с Алексеем, пока, ничего не сообщайте. Завтра все узнают. Пусть еще хоть немного без печали понежатся».
По бесконечному, белому простору, среди заснеженных полей, медленно плелся, запряженный в сани, старый жеребец. Возница, лежа на спине, безотрывно смотрел в темнеющее небо сухим, ненормально горящим взглядом.
Небрежно брошенные, веревочные вожжи, запутавшись в задних ногах коняги, тормозили его ход.
Перед глазами Николая отчетливо встал образ красивой, бледной девушки с русой косой. Её наполненные ужасом глаза и расплывающееся на груди, красное пятно. В самые горькие минуты жизни, перед ним, нередко всплывали картины гибели его молоденькой мамы. И в такие минуты, Кокорин испытывал всплеск животного страха, с которым трудно было бороться. И сейчас, прилив ужаса, заставил его быстро сесть в санях.
Кажется, до него только в эти минуты, стал доходить смысл сказанных доктором слов: -. «Мы сделали все, что могли. У вашей жены были больны почки. Ей нельзя было рожать. А тут сразу двое. Дети живы и мы постараемся выходить их».
«Таня умерла? Но почему? Я не хочу» - Николай, не замечая того, что окончательно запутавшийся конь, остановился, упал лицом в солому, что сам накидал в сани для тепла.
Над пустым белым полем, пронесся тоскливый вой, смешиваясь с воем, поднявшейся к вечеру, вьюги.
Любил ли Кокорин Татьяну так, как любил совсем недавно, Василису? Николай об этом, никогда не задумывался. Он рос тихим и пугливым мальчиком, на глазах которого, бандитский отпрыск, застрелил его красивую маму.
Он навсегда вытравил из головы ту мысль, что негодяй тот, был его родным отцом.
Николая вырастила бабушка. Мать его мамы. Она была единственным человеком, который по настоящему, любил и оберегал паренька от жизненных невзгод. Ради покоя и здоровья внука, бабушка пустилась в неизведанный путь, убегая от возможного мщения убийцы своей дочери.
Она одна, одним только прикосновением руки, могла успокоить заикавшегося внука. И только в ней, он чувствовал ту силу, что дана матерям, защищающим своих детей от любой опасности.
Совсем еще молодым парнем, Коля влюбился в красивую, гордую односельчанку Василису Лозовую.
Но он был слишком робок и неопытен. К тому же, дефект речи, еще больше придавал ему нерешительности.
Понимая, что первая в Ивняках, красавица, не принимает его всерьез, Николай страдал . И бабушка, видя его переживания, страдала вместе с внуком.
А потом началась война. Только любовь к Василисе и слабая, тайная надежда на благосклонность девушки, помогли Кокорину, справиться с тяжелой контузией. Он возвратился в Ивняки. Но надежде его, не дано было сбыться.
После последнего разговора с Василисой, Николай, в состоянии глубокого отчаяния, попытался закончить свою никчемную жизнь.
Но и тут, благодаря предчувствию бабушки, он избежал смерти.
Фельдшер, приведя Николая в сознание, отправила его домой, наказав Кокориной, внимательно следить за внуком.
Николай лежал в доме бабушки, отказываясь от еды. Жить ему не хотелось и он ничуть не радовался своему возвращению с «того света»
А потом, появилась Таня. Она и раньше, постоянно мелькала перед глазами Николая, не вызывая в нем ничего, кроме досады. Крупная, по деревенски , сбитая девушка. О таких раньше говорили. «Кровь с молоком»
После покушения Николая на собственную жизнь, Татьяна , казалось, поселилась в их доме.
Бабушка стала куда-то пропадать из дома, постоянно оставляя их с соседкой, наедине.
Таня готовила для Николая картофельные драники, пекла гречневые оладьи. Если Кокорин отказывался есть, девушка грозилась насильно впихнуть в него все свои, сельские деликатесы того времени.
Подсаживаясь к Кокорину на постель, Таня низко склонившись к его лицу, шепотом рассказывала ему разные, занимательные истории и сказки.
С каждым днем, Николай оживал все сильнее. И вскоре, стал поджидать по утрам девушку, уже с явным нетерпением.
Он не забыл Василису. Но, привыкший, за свою небольшую жизнь к потерям и невзгодам, смирился с очередной, достаточно тяжелой потерей.
А однажды, случилось то, что резко изменило жизнь Николая. Как-то, когда они были одни, Татьяна решительно сняла с себя всю одежду. Николай, задохнувшись от неожиданности, смятения и возбуждения, смотрел на ее белое, сбитое тело, не в силах отвести взгляда.
Вдоволь насладившись его смущением, девушка подошла к постели парня и отбросив край одеяла, с шепотом, «Я тебя люблю», - забралась под одеяло.
После этого случая, Николай почувствовал в себе прилив, неизведанной до того, силы.
Он поднялся с постели и вскоре, устроился на работу. Его взяли конюхом без упреков и напоминаний о его бездействии после возвращения из госпиталя.
Бабушка умерла спустя неделю после того, как ее внук объявил ей о том, что жениться на Тане.
И только Татьяна спасла его от нового приступа безысходности.
Таня стала у Николая, первой в жизни женщиной. Она вытащила его из жесткой депрессии . Заставила поверить в радость жизни. Обогрела и приласкала сильно заикающегося парня, открыла ему радость супружества.
Только, благодаря ей и конечно, бабушке, Николай нашел в себе силы, стать уважаемым членом колхоза. Как конюху, ему в поселке, не было равных.
Николай не любил спиртное, не курил самосада. Каждый вечер, он спешил к Тане. С ворчливой и языкатой тещей, у Кокорина, завязались достаточно, хорошие отношения. Рождения первенцев, он ждал как самого огромного в его жизни, чуда.
Образ Василисы, потускнел в глазах Николая, отступая в тень.
С того дня, как Николай узнал о беременности жены, только она, стала для Николая единственной и любимой женщиной на свете.
О Василисе, он вспоминал со светлым чувством благодарности и нежности. Но любил он жену.
Николай заплакал, завыл, как умирающий пес, дергаясь всем телом и глотая летящий в лицо снег.
Он только что заметил, что стало совсем темно. И что конь его, стоит неподвижно, понуро опустив голову. Пошарив в передке саней и не найдя вожжей, Кокорин поднялся и освободил ноги жеребца, спутанные вожжами.
«К черту все. Отпущу коня и в снег головой. К утру занесет. Маму убили, бабушка умерла. А теперь еще и Танюша моя меня покинула. Не надо мне жизни такой».
Закрепив вожжи за передок саней, Николай, пошарив рукой под соломой, вытащил на свет тонкий хлыст. Он никогда без надобности, не применял его на животных. Если возникала необходимость разогнать упряжку, обычно, крутил хлыст над головой. Этого было достаточно, чтобы умные кони, пустились вскачь.
«Прости, дружище. И прощай!» - конюх хлестнул жеребца по крупу. – Пошел, родной».
Проследив глазами за мгновенно скрывшейся в снежной пелене повозкой, Николай шагнул в снег. Он шел, согнувшись, навстречу секущему лицо ветру, пока не выбился из сил.
Откуда-то, сквозь вой ветра, до него донесся увязающий в снежной мгле крик,---- «Олллаааай».
«Ищут меня, или кажется. Прислушавшись и не -услышав ничего, решил. - Показалось. Люди на свадьбе гуляют. Ни к чему им горевать вместе со мной. Пусть подольше ни о чем не знают». Он присел в небольшой, мягкий сугроб и закрыл глаза.
«Коля, - мягко, но требовательно, прозвучал рядом голос Тани. – Ты что удумал? А кто детей поднимать будет?»
Николай резво подхватился с места. Поднявшись на ноги, осмотрелся. - «Танечка, где ты? – закричал он, рыдая как обиженный ребенок. - Я не хочу без тебя жить!»
«У нас дети, Коленька. Саша и Леша. Кто их растить будет? Я буду всегда с вами, - голос жены ясно и четко звучал рядом, будто его Таня стояла за плечом. – Иди туда, Коленька. Детей береги, - что-то мягко, но чувствительно подтолкнуло в плечо.
«У нас же дети есть. Двойня. Но почему Саша и Леша?» - Николай снова побрел по снегу, моля невидимую жену, чтобы она указала ему верный в путь в гудящей, снежной кутерьме.
«Олллааай! – раздалось совсем рядом и впереди, замаячила едва уловимая темная фигура. - Кокорин. Черт бы тебя побрал». - Вынырнувший из снежной стены, Кузьма Лозовой, обхватив Николая за плечи, затряс его, окончательно приводя в себя.
«Ты как это умудрился, в снег вывалиться? Хорошо, что мы сани твои встретили. Петро с лошадьми остался, а я тебя искать пошел. Хотели уж возвращаться и все село поднимать».
«Таня моя …» - не договорив , Николай застонал сквозь сжатые зубы.
«Прости, Николай. Слов нет у меня, чтобы утешить тебя. Говорят, два мальчонки у тебя народились. Придется тебе, брат, и за себя, и за Татьяну жить. Отныне, ты им отец и мать. Так что, кончай дурить Жить надо». – Каким то, шестым чувством, Кузьма догадался, что не случайно, оказался Кокорин так далеко от дороги.
В село, они возвращались втроем в одной «кошевке». Позади, привязанный за краешек их повозки, бежал жеребец Николая.
А на следующий день, ближе к полудню, когда горькая весть облетела село, люди в скорбном молчании, потянулись к дому Агафьи Кузякиной.
Ни один из них, не вспомнил в эту минуту, о тех неприятностях, что доставляла им скандальная «Гапка», своими склоками.
Справедливости ради, надо признать, что после замужество Татьяны, сплетни Агафьи почти полностью, сошли на «нет».
Кузякина лежала на кровати с мокрым полотенцем на голове. Рядом с несчастной женщиной сидела сельская фельдшер, держа Агафью за руку. Лицо ее было заплаканным, и несчастным. Сколько раз она уговаривала Татьяну заранее лечь в районную больницу.
Нездоровая полнота и отечность беременной женщины, не могла сулить ей ничего хорошего. Фельдшер корила себя за то, что не настояла, не убедила упрямицу, прислушаться к ее совету.
Посетители, входя в дом покойной односельчанки, тихо здоровались, клали на стол свои подношения и , постояв несколько минут, уходили, уступая место другим односельчанам.
Каждый из посетителей считал необходимым, принести в дом покойника пару яиц, кусочек сала или пол каравая хлеба.
Впереди предстояло самое тяжелое. С утра муж несчастной роженицы , с двумя помощниками выехали за телом умершей.
В небольшой плотницкой, рядом с кузней, наводя тоску, «вжикал» рубанок. Председатель колхоза, сам строгал доски, взятые из колхозных запасов, на гроб для Кокориной Тани.
Алексей попробовал было, отговорить молодую жену, от посещения скорбного дома Кузякиной. Но Василиса сквозь слезы, с упреком посмотрев в глаза мужа, твердо отвергла его просьбу.
Не желая отпустить беременную жену одну, Алексей отправился вместе с ней.
У дома Кузякиной, стояло с десяток сельчан. Они, молча расступились перед молодоженами, освобождая им проход к распахнутой калитке дома.
В доме Агафьи, сидели и стояли еще несколько человек. Разговоров почти не было слышно. Люди молчали.
Агафья, лежавшая на кровати, с трудом повернула, распухшее от слёз лицо, в сторону вошедших.
Увидев Василису с мужем, она сделала попытку подняться.
«Лежите, тетка Агафья» - Васёна, опустившись рядом с хозяйкой на краешек постели, едва сдерживая слезы, погладила женщину по спутанным, седым волосам
-«Василисушка, прости ты меня за ради Бога, дуру языкатую, – заголосила Кузякина. – Господь наказал меня, за поганый мой язык. Дочушка ты моя!» - несчастная женщина забилась в истерике.
Фельдшер с помощью Василисы и других , плачущих женщин, принялись успокаивать несчастную мать.
«Что вы, Агафья Степановна. Да как же я могу на вас сердиться? Успокойтесь. У вас внуки. Крепитесь, дорогая».
Не в силах выдержать такого тяжелого зрелища, Алексей вывел Васену во двор.
-«Васенька, родная - прошептал он тихо, чтобы не могли слышать люди, находившиеся за воротами. - Пойми, любимая моя, переживания тебе противопоказаны. Я все понимаю. Но очень прошу, успокойся. Пожалей себя и нашего ребенка. Клянусь тебе, что мы сделаем все возможное для облегчения жизни Агафьи Степановны и Николая с детьми. Васенька, не смотри на меня так. Мене тоже очень жаль Татьяну. Но я боюсь за тебя»
Кто то взял Василису за руку. Обернувшись, она увидела мать. «Василиса, в твоем положении, лучше дома побыть. Уведите ее, Алекс ей из ограды».
Понимая, что муж с матерью, отчасти правы, Василиса отправилась вслед за мужем в сторону дома.
Ей, отчего-то, вдруг снова, уже не в первый раз, припомнился шипящий голос старой Кокорихи, - «Будя тебе любовь. За жизнь, не расхлебаешь…»
«Странно, - мелькнула вялая мысль, - при чем тут, моя любовь, которую я расхлебывать должна? И при чем тут, несчастный Коля и его покойная жена?»