Содержание: http://proza.ru/2023/11/15/43
Предыдущая глава: http://proza.ru/2023/11/17/78
Глава 10 – Отец и сын
Рассказ ведётся от лица Ни’Фоуэра
Каждый день записан на пластинку. Мы подходим к граммофону, чтобы заменить её, но каждый раз что-то случается. И всё идёт наперекосяк. Вещи, которые не меняются. И, кажется, не изменятся никогда. Каждый день будто бы уже был однажды прожит, но мы не помним этого. А пластинка всё ещё крутится.
Серые слоисто-кучевые облака над головой. Они говорят, что будет слабый, моросящий дождь, и я помню об этом. Такое происходит в каждом году. Отец давно уже встал — сегодня он собирался уйти даже раньше, чем обычно, и это вполне в его духе. Я всю ночь не мог заснуть. Размышляя о том, что жизнь не стоит на месте, но отчего-то стремится к повторению одних и тех же событий. И это странное чувство, когда ты думаешь, что всё предопределено. Всё решено заранее — нет смысла сопротивляться судьбе. Ведь прошлым вечером отец остался жив благодаря нам с Иэном.
Тот чёрный безумный медведь упал не сразу. Он выдерживал одно попадание за другим — наши ружья словно были бессильны. Быть может, не будь там меня — и выстрелов Иэна не хватило бы, чтобы уложить его на землю. Он бы сильно ослаб, но остался бы жив. Хорошо это или плохо — я судить не берусь, но знаю одно: тогда ни мой отец, ни мистер Синклер не смогли бы выжить. В этой стычке на счету была каждая секунда, и нельзя было медлить. И хотя мы не знаем, что стало причиной этого зверства, очевидного отрицать больше нельзя. Судьба существует, ведь мой отец ещё дышит. Он по-прежнему собирается в лес, чтобы закончить начатое, потому что потом будет поздно. Он не может бросить своё дело, когда его единственный напарник разбит и едва ли сможет встать с кровати в ближайшее время. А их труды не должны пропасть даром.
Они живы, потому что вчера мы все были там. Никто не знает, чем бы всё закончилось, если бы я не увидел тот силуэт в окне повесившегося лесничего или если бы мы с Иэном не наткнулись на того оленя. Ведь тогда некому было бы беспокоиться, никто бы не предупредил наших отцов об опасности. Мы не были бы готовы. И что ещё важнее, меня бы вовсе там не было, если бы мама не переубедила прошлой ночью отца, который наотрез отказывался брать меня с собой и не желал, чтобы я вовсе ходил в лес после того, что мы видели с Форзи.
Отец собирает вещи. Он уже готов выходить из дома на улицу, где уже начался этот мелкий моросящий дождь. Пасмурное небо, силуэты которого выглядят также как и год назад. Также как и два года назад. Как и каждый раз в середине августа. В детстве я и не вглядывался в небо, но со временем стал замечать странности.
Будто бы есть кто-то, кто рисует картинки и выставляет их на фон каждый раз, стоит лишь поднять глаза. Всё те же силуэты. Отец снял своё осеннее пальто с крючка и натянул его на тоненькую клетчатую рубашку красного цвета. Он наказывал Форзи помочь нашей маме с прополкой огорода, когда дождь прекратится, а сам бросил в мою сторону сомневающийся, хотя и строгий взгляд. Он посмотрел так, будто бы знал, что я решу пойти с ним, и предоставлял этот выбор мне. Он намеренно сказал про огород, чтобы я подумал, кому из них больше нужна моя помощь. Чтобы я усомнился в решении пойти за ним. Но отец знал, что я буду непреклонен. Я должен был пойти с ним после всего, что уже произошло.
Сидеть бы нам всем сейчас дома за маленьким столиком у окна и пить горячий чай, наблюдая за тем, как его пар поднимается перед стеклом, за которым льёт холодный августовский дождь. Попросить бы отца остаться сегодня дома, хоть раз. Но так уж вышло, что все в нашей семье привыкли стоять на своём.
Дождь был совсем слабым, когда мы подошли к калитке. Закрывая дверь, Форзи махал нам рукой, а мама приглушала свечу в фонаре, что висит на выходе. Солнце, скрываясь за тучами, поднималось выше угрюмых деревьев. Со стороны соседних домов слышался детский смех. Ребятишки семьи Соловьёвых резвились — им этот маленький дождик приносил только радость. И это был всё тот же смех, что и прежде. Мы слышим его почти каждый день, так что сложно представить своё утро иначе. Их смех, он как ветер — без него даже солнечные дни перестали бы быть такими яркими. Ведь всегда важно знать, что у кого-то всё хорошо. И было бы прекрасно, если бы так оставалось всегда. Может, я даже хочу слышать этот смех по утрам — меня он не раздражает. Может, мне будет грустно его слышать, а может и нет — всё зависит от настроения, но это не меняет того, что он стал частью меня. Форзи знает некоторых из них, тех ребятишек, и порой грустит, когда его не отпускают с ними погулять. Он чувствует их радость на расстоянии и хочет быть частью этого. И я его понимаю. Но, может, это тоже важно.
Скрип отцовских сапог о слякотную землю всё такой же протяжный и резкий. Он давно уже въелся в подкорку — стал частью чего-то, что принято называть нашей жизнью. Как и капли дождя, касающиеся ладони — это что-то настолько же очевидное и обыденное, что даже думать об этом было бы странно. Желтеющие листья клёна качаются и перекатываются на ветру прямо перед нами. Забор уже давно позади, а дома, что идут рядком вдоль тропинки, всё такие же, как и прежде. На улице почти никого нет — кто-то до сих пор спит, кто-то только проснулся. А кто-то уже вышел на огород, игнорируя наступающий ливень. Отец молчал — он лишь смотрел на дорогу перед собой, думая о чём-то своём, и шёл дальше.
Мы проходили мимо дома Димии, которая выбежала оттуда, но на сей раз одна, прикрываясь тоненьким зонтиком. Её младшая сестрёнка, Зара, сидела на пороге их дома, опустив взгляд на землю. Капли спадали со светлых волос маленькой девочки вниз, пока родители не увели её домой. Они помахали нам рукой и сразу ушли.
Димия бежала, сломя голову, дальше, и едва ли заметила нас из-за своего неуклюжего поломанного зонтика с заплатками, который казался в этой ситуации совсем неуместным. Дождь по-прежнему слабый, а она бежит по кочкам и слякоти, не замечая луж, в которые уже не раз успели попасть её маленькие ножки, и пытаясь вправить чёртовы спицы туда, где им самое место. Мы поздоровались с ней, и она на секунду остановилась, чтобы сделать то же самое. Я помог ей со спицами в зонтике, и, проронив неловкое «спасибо», она продолжила свой путь. А мы с отцом свой.
Форзи наверняка сейчас сидит на подоконнике и с грустью поглядывает в окно. Мама вряд ли отпустит его на улицу, пока идёт даже маленький дождик, ведь с наступлением холодов он сразу же хватает простуду. Но, смотря в окно, он увидит лишь своё отражение и яркую вспышку молний на небе, где-то за лесом. Муравьи разбегаются по сторонам, прячутся в кусты и траву. А моросящий ветер всё так же покачивает деревья.
С момента восхода солнца стало ясно, что этот день мы проведём наедине с отцом. И он был хмур не потому, что не желал помощи, а скорее из-за страха. Всё те же сомнения, что и раньше. Всё тот же страх, что с нами что-то случится, ведь мы — всё, что у него есть. Но отец не всегда был таким. Я это знаю, и я это чувствую. Было время, когда он был совсем одинок. А страх до сих пор его единственный постоянный спутник.
Придя на место, мы тут же схватили топоры. Оставалось несколько сосен, которые нужно было срубить до полудня, чтобы всё успеть. Отец негодовал, ведь уже вчера это всё должно было быть сделано. Они с Панкратом договаривались, что тот подготовит для перевозки брёвен трактор, но медведь вмешался в их планы и всё испортил.
— Как думаешь, сынок, мы управимся до полудня? — спросил меня отец.
— Конечно! Я тебя не подведу.
— Приятный настрой. Так держать! — не повёл он и бровью, продолжая рубить дерево.
— А какой план после? — спросил я.
— Срубим с брёвен все излишки и подготовим к перевозке, а там уж дело за Панкратом!
В полдень мы сделали небольшой перерыв, оставалось срубить всего одно дерево. Дождь к этому времени прекратился, хотя небо всё ещё было пасмурным. Трава была мокрой, так что мы постелили туда небольшое покрывало. Отец взял с собой на обед лишь бутерброды, но большего он и не хотел. Он задумчиво посмотрел на меня, будто что-то оценивая или прикидывая, а после сообщил:
— Знаешь, а ведь ты парень — не промах! — сказал он. — Но, кроме Иэна и брата, друзей у тебя я не припомню. Как же так вышло?
— Не знаю, отец. — сказал я. — Быть может, мне просто ни с кем больше не интересно общаться. Я и не жалуюсь, мне всего хватает.
— Это хорошо, что хватает. Я и сам раньше был не очень-то близок с людьми. Ты знаешь, я жил не лучшей жизнью, и было надёжнее оставаться одному.
— Да, я помню твои рассказы.
— Но ты не думал, что что-то пропускаешь? Что-то теряешь? — спрашивал отец.
— То, что произошло с нами вчера… я благодарен судьбе за то, что оказался рядом. Без нас с Иэном вы бы оба пропали.
— Ну… это как посмотреть. Я горжусь тобой, Фоуэр. Твоя решительность похвальна. А мы с Аланом… повели себя неразумно. Мне очень жаль, что я позволил ему запаниковать. И что я вовремя не послушал тебя.
— Как ты себя чувствуешь, папа?
— Лучше. Гораздо лучше. Многие бы позавидовали тому, чему я научился много лет назад. Эти возможности… они скрыты в каждом из нас, в нашем сознании. Однажды ты сможешь почувствовать это так же чётко и ясно, как дуновение ветра или тепло моей руки. Нужно лишь поверить и вслушаться в ритм жизни.
— А ты веришь, что я смогу?
— Ты мой сын. Я верю во всё, что ты делаешь. Во всё, к чему ты стремишься. — наклонившись ко мне, говорил отец. — Я лишь боюсь, что ты можешь столкнуться с тем же одиночеством, что и я в юности.
— Не волнуйся обо мне. Всё образуется.
— Помнишь, как Димия выбежала сегодня из дома?
— Такое не забудешь. И куда она так спешила?
— Поддержать своего друга. — с небольшой улыбкой сказал он. — Да, они с Иэном в последнее время стали часто общаться. Вчера вечером, когда возвращался домой от лекарей, встретил её. Девчонка и в лес ступить уже не боится, как остальные.
— А родители про это знают?
— Знают, что навещает Иэна. Но, как она говорит, даже не знают, где он живёт. Все же свои — чего бояться? А друг твой за отца сейчас переживает. Нам бы стоит сегодня ещё навестить Алана.
— А почему ты заговорил про Димию?
— Мне думается, что ей нравится Иэн. — предположил отец, откладывая второй бутерброд в сторону. — Знаю, не моё это дело, но у неё наверняка есть подруги. Может, она бы с кем и познакомила тебя, как думаешь?
— А мне… нравилась Димия. Но раз ей приглянулся Иэн, то я уж тем более не стану им мешать. Надеюсь, им повезёт друг с другом.
— Это ничего. — утешающе сказал он, взяв термос. — Тебе просто нужно знакомиться с людьми. Всё же никто не знает, когда придёт его судьба. Но что, если сейчас самое лучшее время?
— Что ты имеешь в виду? — вздохнув, спросил я.
— Наступает такое время, когда никто не знает, чего ожидать от завтрашнего дня. Понимаю, что проще жить сегодняшним днём, но… поверь, я знаю, что такое одиночество. И никому бы этого не пожелал. Знаешь почему?
— И почему же?
— Ты помнишь, чему я тебя учил. Различные приёмы самообороны, тренировки, которые, надеюсь, никогда тебе не пригодятся. Даже то, что мы называем обращением к жизненной энергии — часть всего этого. Ещё до твоего рождения мы с мамой всеми силами пытались отгородить тебя и Форзи от того зла, что есть в этом мире. От всего, что мы не способны или не хотим понять. А природа зла чертовски коварна. — рассуждал отец. Он выпил ещё не успевший остыть в термосе чай и передал оставшийся мне. — Всё, что я могу дать тебе — это свои знания. Опыт своих ошибок. Но никто не способен уберечь тебя от главной ошибки человечества. Люди разрозненны. Они по природе своей никому не доверяют и словно стремятся к одиночеству. А оставшись один, человек не способен противостоять тому, что ему уготовит судьба.
— Хочешь сказать, что в мире слишком много зла? Но какой смысл отгораживаться от него? Оно уже здесь! Эти странности, эти видения…
— Поверь, Фоуэр, что это не главное. Главное, что в мире есть и добро. Иначе как объяснить то, что много лет назад один великий колдун даровал простым людям те знания, с помощью которых вчера и была спасена жизнь Алана?
Я молча допил чай, и мы сложили вещи, после чего принялись за работу. Мы быстро срубили последнюю сосну, но затем было нужно спилить все лишние ветки и перетащить брёвна в одно место, откуда позднее их нужно будет увезти с помощью трактора деда Панкрата. Работы было много.
Возможно, я был слегка груб с отцом, ведь вовсе не желал говорить про свою личную жизнь. Тем не менее, всё то время, что мы работали в лесу, мы почти не разговаривали. Пару раз он спросил о том, что я думаю о количестве срубленных деревьев — хватит ли их? Я отвечал, что этого более, чем достаточно, но отец говорил, что зима в этом году может оказаться холоднее, чем обычно.
Я думал о том, что он сказал про окружающее нас зло, но по-прежнему был далёк от понимания того, что это значило. Что бы он ни пережил — всё это осталось позади. А то, что происходит сейчас, вовсе не поддаётся логическому объяснению. Надеюсь, Иэн хоть что-нибудь узнал о той металлической сфере.
Ближе к вечеру, когда мы уже заканчивали, отец вытер рукавом пот с лица и присел на одно из брёвен, попросив меня сесть рядом с ним. Он словно что-то предчувствовал и хотел закончить наш разговор.
— Ты сам видел, что вчера произошло, сын. — вновь напомнил он. — Я не хочу, чтобы ты сталкивался с подобным, однако понимаю, что оградить человека от всех опасностей невозможно. Поэтому-то я и хотел, чтобы ты был ко всему готов. Но я не предвидел, что такая «готовность» лишит тебя радости. Возможно, наши тренировки совсем вытеснили твою личную жизнь, и я виноват перед тобой.
— Отец, ты не должен винить себя…
— Дослушай, что я хочу сказать. У тебя не было ни минуты свободного времени, а я старался дать тебе всё, что мог. Конечно, я хочу верить, что эти годы не прошли даром. В будущем ты обязательно будешь счастлив и найдёшь своё предназначение. Но прошу тебя лишь об одном. Что бы ни случилось, всегда оставайся собой. Делай то, что умеешь. И делай это так, как умеешь.
— О чём ты сейчас говоришь?
— Ты видел, на что я способен. — сказал отец, после чего неловко кашлянул. — Я уже не так молод, как ты, но тот медведь не сумел бы меня убить.
— Но если бы мы не пришли, то твой друг, отец Иэна мог умереть!
— Да, такое тоже могло произойти. Я хочу сказать, что жизнь очень жестока и непредсказуема. Мне лишь нужно знать, что ты сумеешь постоять за себя, и что наши тренировки действительно не прошли даром. Что ты никогда не будешь уступать мне по силе…
— Я постараюсь не подвести тебя, отец. Но и ты не должен подводить нас. Ты вовсе не думаешь о себе. Готов в лепёшку разбиться, и ради чего?
— Никто не сделает за нас нашу работу, Фоуэр. Эта древесина нужна людям, чтобы пережить зиму.
— Но они все — лентяи и трусы, которые просто используют тебя! Они прикрывают свою слабость россказнями о неведомых существах, якобы наблюдающих за ними, но всё, что произошло в этих лесах за те долгие годы, пока ты работаешь здесь за десятерых, это одно нападение чёртового медведя! Может, мы и не были правы, осуждая их, но вряд ли кто-то по-настоящему сталкивался с тем, что видели мы.
— Не говори так, Фоуэр. Мы можем потакать жителям ради общего блага, ведь в конечном счёте любое добро к нам вернётся сполна, а можем сеять ненависть и боль. И тогда они лишь приумножатся. Нам самим решать, что выбирать. Я знаю, на что способен и когда мне следует остановиться.
— Ты знаешь. — кивнул головой я. — Но ты никогда не останавливаешься! Я лишь хочу, чтобы мы все были счастливы! И я вижу, как ты несчастен. Где-то там, в глубине души, ты зовёшь на помощь, но никто этого не видит.
— Фоуэр, ты всегда был очень проницательным, но, я прошу тебя, не вводи самого себя в заблуждение. — сдвинув брови, продолжал отец. — Я бы давно бросил эту работу, если бы понимал, что больше не могу с ней справляться.
— Но ты не бросаешь, хотя очевидно, что твои силы уже на пределе.
— Послушай, у этих людей тоже есть свои семьи, обязанности, работа — ты ведь сам всё это понимаешь! Так живут все. Ты думаешь, что я несчастен, но на самом деле… несчастен ты. И в этом есть моя вина.
— Перестань, отец. У меня есть всё, чего можно желать…
— Но тебе этого недостаточно. — встал с бревна отец. — Ты завидуешь собственному брату, ведь он достигает больших успехов, чем ты. А зависть — это порок. Зависть порождает гнев, а гнев порождает злобу.
— Нет, отец, меня радуют его успехи… — следом за ним, встал с бревна я.
— Тогда скажи, в чём дело? — взглянул мне в глаза он.
— Скорее, меня досаждают мои неудачи. Возможно, я чувствую себя недостойным всего этого.
— Не говори так. Нет ничего, про что ты бы мог так сказать. Я очень горжусь тобой, сын.
— Но я так и не научился слышать окружающий меня мир! Если я не могу делать то, чему вы с мамой всю жизнь меня учили, значит я попросту недостоин этого?
— Всё не так, Фоуэр. Сдаваться нельзя. Ты слышишь окружающий мир. Лучше, чем кто-либо. Но ты ищешь своего предназначения и не находишь его, потому что ты не слышишь себя. Прекрати так много думать о других людях, в частности обо мне, и о том, что тебя окружает, и сфокусируйся на себе. На том, что нужно тебе.
— Знаешь, я оглядываюсь на свою пока ещё короткую жизнь и не понимаю, в чём смысл. — раскидывая руками, высказывал я. — Каждый день, когда я выхожу из дома, я встречаю всё то же, что видел вчера! Один шаблон за другим, и всё повторяется. Отец, я хочу чего-то большего, чем всё это, и как раз поэтому не слышу себя. Мой голос — он как будто теряется на фоне этой простой и размеренной жизни. Я не чувствую, что мне нужно быть здесь. Не чувствую, что я вообще нужен здесь. Ведь что бы я ни делал — это может сделать и кто-то другой. Быть может, даже лучше, чем я.
— Фоуэр, сын мой, ты нужен. — обняв меня и постучав ладонью по спине, сказал отец. — И ты нужен там, где ты есть, понимаешь? Да, для тебя такая жизнь слишком проста, и во многом это моя вина, поскольку я всегда… готовил тебя к чему-то невозможному. Но, поверь мне, пускай ты и стремишься к большему, оно тебе не нужно. Чего бы ты ни достиг в этой жизни — ничего не будет иметь значения, если ты при этом несчастен.
Я взглянул на небо и крепче обнял отца. Вечерело. В пасмурном небе виднелись тусклые звёзды. И на мгновение мы оба замолкли. С ранних лет я всегда стремился быть лучше всех. Делать больше всех, достигать больших вершин, чем остальные. Но что, если отец прав? Ради чего всё это было, если я по-прежнему не нахожу себе места? Если вся моя гонка до сих пор была… лишь с самим собой?
Я отпустил отца и присел обратно на то бревно, скрепив ладони в замок рядом с губами. Отец с тоской посмотрел в сторону леса, оставив ладони на поясе. И в этот момент он что-то увидел. Я попытался понять, куда он смотрит, и тоже заметил это.
— Фоуэр, ты тоже это видишь?
— Да, отец…
— Там, вдалеке! Кто-то едет сюда…
— Надо же, но ведь… сюда никто не приезжал целыми десятилетиями!
— Пойдём, нужно расспросить их. — заявил отец.
Вдали виднелась небольшая карета с серебряной гравировкой, которую вели за собой пятеро чёрных коней с роскошными гривами. На карете сидел конюх, который направлял их сюда. В воздухе почувствовался резкий холодок. И где-то вверху, на ветвях деревьев закаркал ворон.
Следующая глава: http://proza.ru/2023/11/17/1243
Предыдущая глава: http://proza.ru/2023/11/17/78
Содержание: http://proza.ru/2023/11/15/43