Прабабушка и муралисты Дальше - больше

Елена Албул
Продолжение повести "Прабабушка и муралисты"

Из дома вышел неопрятный дед, совершенно не похожий на художника. Правда Павлик живых художников никогда не видел. У Владимира Михайловича в кабинете рисования висели какие-то усатые и бородатые портреты, так и по этому признаку дед в художники не проходил – он был просто небритым. Ну и вообще, видок у него, конечно… Павлик скосил глаза на ребят, но те ничего, стояли, смотрели. Когда Пра сказала, что они приехали в гости, дед даже попятился от неожиданности.
– Какие ещё гости? Я никого не звал.
– Это да, я понимаю. Вы уж извините, что без приглашения, но тут такое дело – сверхважное просто! Только вы можете помочь. Больше никто.
– Что значит – помочь? С какой это стати только я? – затряс головой дед, отступив ещё на шажок.
– Ну как же! Ведь вы – прославленный анималист Андрей Невашев, – проворковала Пра, – ваша знаменитая серия «Портреты из зоопарка» у нас в кабинете зоологии висит! Кстати, позвольте представиться: Прасковья Фёдоровна, директор школы. В прошлом. А сейчас… э-э, член городского совета по культуре. Мы гордимся, что такой выдающийся художник поселился рядом с нашим городом. Изображать животных – это особое искусство. Я думаю, в живописи это вообще самый трудный жанр.
– Да уж, это не всякому дано, – приосанился дед и сделал полшага вперёд.
– Вот-вот, и я об этом! Только человек такого могучего таланта может нам помочь!
– Ну насчёт помочь не знаю… Занят я, минуты свободной нет…
Ага, занят он – вроде как Петрович на пристани, подумал Павлик.
– А в чём дело-то у вас? – спросил дед недовольно. – Говорите толком!
– Дело самое простое! То есть простое для вас, а для других невыполнимое. Надо научить этих молодых людей рисовать. За неделю, – обольстительно улыбнулась пиратка-прабабушка, и Павлик явственно увидел, как она наполовину вынула саблю из ножен. Блеснула полированная сталь, и он зажмурился. Открыл глаза – Пра поправляла салфетку на корзине.
– Научить рисовать? Да вы что? С какого перепугу я буду этим заниматься?
– Потому что у вас рука, глаз, школа! А у меня этого нет, – она сокрушённо вздохнула и задвинула саблю обратно. – Я в безвыходном положении, одна надежда на вас. Эти талантливые юноши должны принять участие в конкурсе рисунков, а рисовать они не умеют. А конкурс этот – важнейшее дело! Мы хотим превратить город в музей под открытым небом. Вы только представьте себе…   
– Я детей терпеть не могу, – отрезал художник и отступил ещё на шаг.
– Как директор школы, хорошо вас понимаю, – тонко улыбнулась Пра. – Но это не дети. Это подмастерья. У всех великих мастеров были подмастерья. Смешивали краски, мыли кисти…
– Полы в мастерской мыли… – хищно прищурился художник.
– Да, и полы, если надо. И заодно набирались знаний у гениев кисти.
– Да я-то тут причём? – заорал гений кисти. – Какой-то город, какой-то конкурс. Я приехал за тишиной и за этим…
– За вдохновением, – спокойно подсказала Пра. – Как это при чём тут вы? Такие люди всегда при чём. Вы почётный гость нашего конкурса, будете вручать награды победителям.
– Я?!
Дед попятился ещё немного и упёрся спиной в дверь избы. Дальше отступать было некуда.
– Вы.
– Ух ты какая! Глянь, Кость! Породистая! – раздался восторженный голос Васьки.
С высокого штабеля дров мягко спрыгнула красивая кошка. Она медленно прошла мимо ребят и остановилась около прабабушки. Подняла на неё бледно-голубые глаза, некоторое время поизучала и, видимо, приняв какое-то решение, замурлыкала и стала тереться о её ноги.
– Нурка! Предательница! – задохнулся художник от негодования.
Прабабушка присела, запустила пальцы в короткую густую шерсть у кошки на шее. Та тыкалась головой ей в руку, подставляла то одно ухо, то другое – всячески выражала симпатию.
– Ах, какая красавица!
Ребята столпились вокруг.
– Это сиамская, да?
– Не, такие, кажется, тайскими называются.
– Сиамская! Видишь, морда чёрная и хвост. И лапы.
– Изменницами такие называются, – страдал анималист. – Кормишь её, холишь, лелеешь, а она… Нурка! Не стыдно тебе?
– Вы называете её Нурка? – Пра подняла бровь. – Великолепно! Так может назвать кошку только настоящий художник. Это ведь в честь карандашей «Кохинор»? Вот смотрите, – обратилась она к ребятам, – кошка исключительно элегантного окраса – только тёмно-коричневый и бежевый. Её можно нарисовать простым карандашом! А самые знаменитые простые карандаши делает знаете какая фирма? «Кохинор»! Ну, правильнее, конечно, говорить «кохинур» – это переводится как «гора света». Нурка, Кохинурка!
Точно, вспомнил Павлик, кохинор, у папы такие карандаши есть.
– Ничего не в честь карандашей, – хмуро отозвался художник. – Её Нур Джахан зовут, Свет Мира, только никакой она теперь не свет в окошке, и печёнки больше не получит.
– Ну что вы, Андрей Антонович, не сердитесь! Она просто гостеприимная хозяйка и рада пришедшим. Наверное, вы написали уже сотню портретов этой красотки?
Кошка при этих словах повернулась к художнику и уставилась на него своими ледяными глазищами. Заслуженный деятель культуры шарахнул кулаком по двери.
– Да что ж этот такое! Сговорились вы, что ли? Ничего я… Никуда я… И ни за что, понятно? – Он воинственно задрал небритый подбородок. – Кто вы вообще такая, чтобы… чтобы гладить чужих кошек и указывать, что я должен делать?
Сейчас Пра саблю достанет, подумал Павлик.
Прабабушка поднялась. Кошка по имени Свет Мира уселась у её ног.
– Не узнали? Я – ваша муза.
– Что? Муза? – хрипло расхохотался анималист. – И какая же? Талия? Или может, Грация? – спросил он с издёвкой.
– Эти дамы уже не работают, они давно на пенсии. Я муза современная – Мотивация. Слыхали? – Она сощурилась. – Ну так что, слабо научить парней рисовать?
Достойно ответить у обескураженного художника не получилось. 
– А они правда способные? – промямлил он.
– Очень. Способны буквально на всё.
Анималист отлепился от двери. Вытер вспотевший лоб.
– Ладно. Раз способные, пусть… забор вон пусть сначала покрасят. Мне позавтракать надо.
Нур Джахан требовательно мяукнула.
– Да, и тебя покормлю… И вас тоже приглашаю на чай.
– Спасибо, с удовольствием! Это к чаю.
Пра вручила художнику корзинку. Подмигнула мальчишкам.
– Вперёд! Все великие художники начинали с рисования на заборах. И писатели, кстати, тоже.
– Прямо все? – спросил Васька.
– Почти. Просто у некоторых забора подходящего не было. 
 
Продолжение следует.